Текст книги "Бабло пожаловать! Или крик на суку"

Автор книги: Виталий Вир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Вы не можете ничего понимать, – проговорил сквозь зубы Рамсес, прервав ее. Этим, он сдержал желание закричать, чтобы не привлекать внимание жильцов, но нагнал жути малосимпатичной собеседнице, желая-таки добиться своего! «Выпустив пар», Рамсес поменял тон и, держа себя в руках, он произнес интонацией сглаживающей его истинное отношение к ней: – Ровным счетом Вы ничего не понимаете. Я хотел бы поблагодарить Вас и попросить еще кое о чем.

Вместе с тем, Рамсес, еле заметно, но достаточно, чтобы поняла дама, смотревшая в глазок, кивнул в сторону Алики.

Замки клацнули и она открыла дверь, но для начала, не сняв цепочку. В появившемся просвете дама нехотя полушепотом полюбопытствовала:

– Что Вы еще придумали?

– Вы бы не могли, – Рамсес говорил полушепотом, – указать мне на ту машину прямо сейчас из окон?

Дама посмотрела укоризненно, всем видом показывая, что знала – не о чем таком Рамсес не просил якобы соседа. Теперь же высокомерно сочувствуя, она сжалилась и открыла дверь с надменным видом.

– Понимаю. Пройдемте.

Они подошли к окну на кухне и дама сразу же указала, где стоит машина.

К сожалению, для Рамсеса, он никак не мог разобрать номер: было достаточно высоко и весьма хреново видно саму машину, которая стояла под плохим углом обзора.

Все же, испытывая ревность, нежели волнуясь за подругу, Рамсес, не сказав ни слова, поспешил из кухни.

Хозяйка квартиры засеменила следом.

– Молодой человек, она не стоит того, – прокомментировала дама, будто бы точно зная, что собирается делать Рамсес и чего стоит Алика.

Он и не думал покидать квартиру, а, выйдя из кухни, направился в зал. Пройдя его, он открыл балконную дверь.

Дама обомлела и остановилась с растерянным видом.

Выйдя из зала, Рамсес оказался на лоджии, которая, ему на радость, не была застеклена, соседствуя с квартирой Алики.

– У Вас есть зеркало? – не оборачиваясь, спросил Рамсес у подоспевшей хозяйки.

– В спальне, – сказала дама и спохватилась: – но, туда я Вас не пущу!

Рамсес невольно хмыкнул, но, когда обернулся к ней, выражение лица было серьезным.

– Принесите, пожалуйста, – обратился он и добавил уж совсем волшебное для нее: – Надо подсмотреть.

Дама так обмерла и настолько сильно задумалась, о том, что это – «подсмотреть» было так рядом, да все годы проходило мимо… Что Рамсес невольно озвучил, безусловно пришедшую на ум даме, мысль:

– Понимаю. Только что я открыл Вам весьма любопытную деталь досуга. Но, пожалуйста, принесите поскорей зеркало.

На что хозяйка не ответила и, лишь немного сердясь, тут же удалилась.

Дама не заставила себя ждать: принесла круглое достаточно большое двустороннее зеркало, где одно из отражений служило увеличением. Благодаря чему, она в деталях могла рассматривать самодовольство, которое непременно всегда присутствовало у нее на лице.

На вытянутой руке Рамсес удерживал зеркало, в котором пытался разглядеть комнату. В отличие от соседствующей дамы, Алика установила пластиковые окна на лоджии. Благодаря этому, она объединила небольшое пространство с залом и расположила тут зимний сад. У Алики окна были зашторены, но из-за растений (у перегородки двух лоджий) ни тюль, ни сама штора, как и обычно, не прилегали плотно, а лишь касались листьев.

– Ну, как? – нетерпеливой соучастницей, довольно громко, полюбопытствовала дама.

От такой неожиданности, находясь в напряженном состоянии, Рамсес дрогнул и чуть не выронил зеркало.

– Простите, юноша, что сказала под руку. Но все ж Вы с зеркальцем будьте поосторожней.

«Оно мне еще пригодится, – добавил он вместо нее»

Рамсесу впору было расхохотаться от такой дамы колоритной буквально во всем, если бы иное не было намерением. Он бросил попытки хоть что-то разглядеть и повернулся к хозяйке:

– Ничего и никого.

Видя разочарование на лице у дамы, ему было непонятно, толи она расстроена, что не будет продолжения событий, толи она не доверяет двум словам.

Он решил, что ему необходимо конкретизировать сказанное и таким родным для дамы образом, с ней подружиться, чтобы в дальнейшем воспользоваться ее любопытством.

– Ничего нового, интересного, в комнате нет, и там я не увидел и не обнаружил никого. Правда.

– Может они притаились? – вполне серьезно предположила дама, задумавшись и насупив брови.

– Возможно, – согласился он. Ему становилось тяжко, чтобы не рассмеяться, но и тут он сдержался и с серьезным видом протянул руку для знакомства. – Рамсес.

Дама подрастерлась – ей явно пришлось менять ход мыслей, в которых она пыталась представить, что происходит там, за стеной.

– Людмила. Но для многих я здесь просто Люся. Вы можете обращаться ко мне так же. Когда я слышу имя Люся, то я вспоминаю молодость и…

– Люся, – перебивая, все с тем же серьезным видом, обратился Рамсес, предполагая, что ее речь затянется, – может так статься, что, если Алика сейчас в квартире, то она будет меня избегать. Если Вам не будет так трудно, пожалуйста, дайте мне знать, – он протянул визитку, – позвоните, пожалуйста, когда увидите соседку.

Люся, забрав визитную карту, приложила правую руку к сердцу, на секунду закрыла глаза, отрицательно покачала головой и, подняв веки, наконец-то, заговорила на манер присяги-верности:

– Рамсес, не переживайте, я могу Вас заверить. Я все понимаю, – в то же время, Рамсес взял Люсю за локоть и они направились к выходу. – Если я вдруг что-то увижу, то непременно скажу Вам. И не убивайтесь Вы так сильно, я знаю, о чем говорю. Я столько уже повидала разных историй, что есть масса примеров…

– Люся, спасибо Вам, – мило поблагодарил Рамсес, уже привычно перебивая рассказчицу, когда они подошли к входной двери квартиры.

– И то, правда. Вы уже взрослый человек и сами разберетесь. Мне же главное – вовремя сообщать, – стараясь, чтобы Рамсес проникся словами, Люся продолжила намекать, при этом выражение лица выглядело хитро. – А то, ведь, можно и припоздниться, да и вообще оставаться в вечном неведении. А она и далее будет позволять себе, как вчера утром, да на глазах у многих! – она покачала головой. – А вот же, как бывает. Теперь ей предстоит плясать перед Вами, как вчера утром это делали Вы. Столько попыток Вами было предпринято, чтобы примериться с ней, это ж, как, а?!

«Н-да? – подумал Рамсес о Люсиной неисправимости, но больше его заинтересовало иное в ее словах».

– Алику, – обратился он и внутренне напрягся, – до вчерашнего вечера, кроме меня и белой машины, никто более не подвозил?

– Нет-нет! Что Вы! Я Вас уверяю! Можете и не переживать, – упражнялась Люся в науке жизнь: она искренне полагала, что словами обязательно вселит в Рамсеса уверенность о полной непорочности Алики, как до этой ночи, так и после. Уже зная наперед, что Алика точно провела ночь непременно с каким-то парнем, а не просто с подругой, у которой вполне может быть БеэМВе седьмой модели, она добавила: – Я бы заметила!

«Кто бы сомневался, – подтвердил он и (если честно) тому порадовался, но (предпочтительно) решил не говорить о чем-либо, чтобы не затянуть расставание с Люсей»

Когда Рамсес вышел из квартиры, а Люся закрыла за ним дверь, он не сразу направился к лифту – позвонил Алике и параллельно набрал ее номер телефона: ни на один вызов она так и не ответила.

Опускаясь вниз на лифте, Рамсес вспомнил Люсино выражение: «Вы взрослый человек и сами разберетесь», которое, к его сожалению, не отображало того, как поступать дальше, а главное с чего начать? Ситуация с подругой и обстоятельства в целом потихоньку сводили с ума. Он понимал, что еще немного подобных ребусов, и ему можно впадать в депрессию с нотками невозвратного отчаяния, после чего ему откроется перспектива полной беззаботности и прямая дорога в сумасшедший дом. Но не из-за безысходности, а оттого, что он бессилен и, оказывается, совершенно не готов что-либо предпринимать, когда неоткуда почерпнуть информацию, а вокруг сплошь обрушиваются загадки.

Рамсес понял, насколько он слаб, несмотря на образованность и весомую успешность в социуме. Он резонно подумал, что доля безысходности в отчаянии часто присутствует, и с ней нужно считаться и даже в первую очередь. Рамсес представил, как сейчас откроется дверь лифта, напротив будет стоять киллер-«Даун», а в руке пистолет с глушителем. И убийца, радуясь, откроет прицельный огонь ему в грудь с последующим контрольным выстрелом в голову.

«Надо было спускаться по лестнице, – обреченно проговорил он»

Изрядно напуган, Рамсес напрягся, когда двери лифта начали открываться: на его радость (или человека, который стоял бы на площадке первого этажа по случаю), лифт никто не поджидал.

Выйдя, он заметил, как мелькнула в дверях подъезда белая куртка, похожая на ту, что носила Алика.

Он моментально побежал следом и руками с грохотом угодил в закрытую дверь, с обратной стороны чем-то подпертую. Изо всех сил Рамсес плечом обрушился на, проклинаемую им, дверь: она была первой, за которой следовала еще одна и только потом можно было, наконец-то, выйти на улицу. После нескольких ударов, в плече сильно заныло. Рамсес вспомнил о вчерашнем падении на эту же часть тела и оставил попытки. Морщившись от боли, рукой он помассировал плечо.

Дверь открылась и на пороге остановился пожилой мужчина в пуховике с меховым капюшоном. В руке он держал швабру.

– Ну, молодой человек, сколько раз просить, не трогайте вы эту поломойку, – обратился он ко всем в лице Рамсеса, – потому что…

Не дослушав, Рамсес рванул с места, а мужчина еле успел увернуться – настолько быстро он пронесся мимо него и выскочил на улицу.

В этот момент белая БеэМВе повернула за угол дома.

– С-с-с… – собираясь мыслями, Рамсес, чтобы не ограничится одним высказыванием, хотел что-то предпринять, но только и смог, что от негодования возмущенно помотать головой, с силой хлопнуть ладонями себе по животу, да добавить: – С-сука!

«Это ты сейчас о ней? – задал вопрос Рамсес сам себе, вконец, будучи раздражен сплошными непонятками. – Или, это на ситуацию?»

– Определенно, – устало признался он вслух, – я начал с кем-то разговаривать, – и констатировал: – Это означает, что я, действительно, скоро сойду с ума…

Немного прейдя в себя, но с опозданием, Рамсес бросился к машине в надежде, что догонит их. А когда подбежал, он решил не делать этой глупости: погоня реально закончится, как только он выедет со двора на проспект в поисках какой-то одной белой БеэМВе среди всех остальных такого же цвета и той же модели.

Он вспомнил о даме и посмотрел на ее окна. Увидев Люсю, от волнения, что, наконец-то, ему удастся переговорить со свидетелем, из груди чуть не выпрыгнуло сердце. Из кармана Рамсес вытащил смартфон и указательным пальцем стал тыкать на кнопки, показывая ей, чтобы она ему позвонила. Не сразу, но Люся сообразила и указала жестом, что «мол, сейчас» и скрылась. Какое-то время ее не было, Рамсес начал думать, что она спускается вниз: настолько любопытство у нее было готово ко всему и, в частности, к этому.

Все же дама снова показалась в окне, удерживая телефонную трубку у уха. В этот момент у Рамсеса зазвонил смартфон и он тут же ответил:

– Кто это был? – протараторил он, совершенно не сдерживая радость. – Кто сел в эту чертову, белую машину?

– Рамсес, ты сейчас с кем разговариваешь? – в трубке раздался голос друга Богдана, который после вопроса расхохотался. – Какие черти и белые машины? А если и так, то техника должна быть черной! У тебя там что? Ты снимаешь пробу с героина?!

– Богданчик, слушай… м-м…пока не до тебя, – сумбурно заговорил и неожиданно закончил Рамсес.

– Понял, – без особой навязчивости ответил друг, иронизируя. – Не буду ломать тебе кайф. Как очухаешься, звони.

– Да-да, Богдан, конечно, – поспешил заверить Рамсес.

Он нервно отключил смартфон и снова посмотрел на окно. Люся держала трубку у уха и пальцем указывала в сторону Рамсеса.

Опять зазвонил смартфон и Рамсес теперь посмотрел на номер звонящего, но тот не определился.

– Да, – настороженно ответил он.

– Это звоню я, – сказала Люся вкрадчивым голосом.

Произошедшая заминка в разговоре с Богданом, немного охладила Рамсеса, что позволило ему заговорить менее эмоционально:

– Вы видели, кто сел в белую машину и сколько их было?

Последовала пауза.

– Алло, вы меня слышите?

– Да-да, – подтвердила она и только.

Рамсеса это насторожило и он уточнил:

– Алика, была не с одним, а с несколькими?

Рамсес не сразу сообразил, что подобный вопрос можно легко отнести к сексуальным партнерам. Он же, спрашивая, подразумевал то, что Алику из подъезда могли вывести насильно и взять с собой, в качестве заложницы. А похитителей могло оказаться, допустим, двое.

– Я имею в виду, что с ней могла быть подруга с парнем, – сделал Рамсес попытку выйти из ситуации, но понял, что и это выглядит, как «намек на групповой секс с подругой и парнем».

Люся продолжала молчать. Она казалась озадаченной. Рамсес только усугубил Люсино мнение об Алике и «возможностях» той в сексуальном плане.

Понимая, что без конкретного пояснения о похищении подруги можно зайти только в тупик, но, категорично не желая говорить с Люсей о похитителях, Рамсес спокойным тоном без намеков просто переспросил:

– Так Вы видели, кто сел в машину или нет?

– Рамсес, – начала Люся вновь вкрадчиво, – дело в том, что, когда Вы ушли из моей квартиры, я не смогла, ну, сразу что ли, – подбирала она слова, – отойти от двери. Вы же начали звонить Алике и я подумала…

«Что стану свидетелем веселых разборок, – уже привычно закончил он вместо нее»

– Ну, в общем, Вы уехали на лифте, а я еще какое-то время наблюдала за дверью Алики и…ну…с балкона, но очень коротко, я пыталась разглядеть, что там происходит в квартире… Вы же сами попросили меня позвонить, вот я и подумала, что, если они, – Люся осеклась и решила сказать по-другому. – Если она забегает в квартире или выйдет из нее после того, как Вы ушли, то я бы Вам сразу же позвонила, пока Вы не отошли далеко от подъезда. Это все исключительно потому, что Вы меня просили об этом! – торжественно, наконец-то, закончила она.

– Так Вы видели, кто сел в белую машину? – снова переспросил Рамсес, уже отчаявшись получить прямой ответ.

– Ой, нет! Я же, когда подошла к окну на кухне, эта БеэМВе уже отъезжала с места. Но это была та семерка, которая простояла здесь всю ночь. А потом выбежали Вы и больше я не видела никого.

Уныло, с подавленным настроением Рамсес смотрел на Люсю и не верил, что даже она не смогла стать свидетелем того, к чему непосредственно он никак не может прикоснуться. До этого, отдав визитку, Рамсес надеялся, что от ее взора никто не способен уйти, но жизнь, как и всегда, оказалась прозорливей.

Теперь молчала и Люся. Она удивленно разводила руками и так же стояла уныло с телефоном в руке, как и Рамсес.

– Собственно, – решила продолжить Люся, – я подумала, раз Вы в возбужденном состоянии выскочили, значит, Алика отправилась на лифте к себе в квартиру, а Вы побежали за ним. Или я не права и она тоже уехала с любовником? – изумилась соседка.

«Господи, эта дама способна свести с ума кого угодно», – отметил Рамсес.

– Нет, – сухо сказал он, – никого я не встретил.

– Рамсесик, Вы не отчаивайтесь. Как только я что-то узнаю, то сразу же наберу Ваш номер телефона!

«Хоть это, – поверил он в появившуюся надежду»

– Спасибо Вам, Люся.

– Да, нет еще пока за что.

После разговора, Рамсес понабирал номер подруги, но она, как и прежде, не отвечала.

Он сел в машину и перезвонил другу.

– Что, некачественный? – первым делом спросил Богдан, пребывая в хорошем расположении духа.

– Что, некачественный? – переспросил Рамсес, устало потирая лоб.

– Герыч! Раз тебя так быстро отпустило.

– Ой, Богдан, перестань. Не до того.

– Тогда давай, подъезжай до другого. Один клиент, за то, что я дал ему ценный совет по бумажным портфелям, помимо прочего, еще и коньяк мне определил – хороший, оч. хороший.

Рамсес неопределенно хмыкнул.

– А сколько это в цифрах «помимо прочего»?

– Ну, хоть туда или сюда округляй – все одно будет мнооого.

– Поздравляю, – вяло ответил Рамсес.

– Слушай, что с тобой происходит? Ты, то, словно бешеный, гоняешься за какой-то машиной, то писи-мистируешь?.. Чего твориться-то? Ты, правда, под кайфом, что ли? Вроде раньше, не замечал за тобой?

Рамсес, наконец-то, улыбнулся и ответил вопросом:

– Все сказал?

– Нет! Подтягивайся, пробу-с с коньячку-с надобно бы снять, а-н не с кем-с, с-сука! Кстати, поэтому и звонил-то я тебе несколькими минутами ранее!

– Ты один?

– Понял! Пока едешь – организую!

– Нет, никого не надо, – Рамсес снова занервничал. – Богдан, я вообще не по этому поводу тебе звоню и… – он вовсе запутался и добавил кратко: – Короче, я сейчас подъеду.

– Давай, – удивляясь настроению друга, тихо сказал Богдан.

Не откладывая, Рамсес поехал к единственно надежному другу.

Приятелей, которые называли Рамсеса другом, хватало. В том числе, и он водил с ними дружбу. Но вот в ком Рамсес мог быть уверен и при любых обстоятельствах, непременно оставался Богдан. И тому, уже было масса подтверждений – больших и маленьких бед, где он вел себя так, как и подобает другу. Они познакомились, когда еще были школьниками. Получая среднее образование в разных московских учебных заведениях, они встретились в финале по шахматам на первенстве Москвы, где победу над Богданом тогда одержал Рамсес. С тех пор они и начали дружить.

7. Богдан

Ты никто и ничто, если рядом нет того, за кого стоит умереть.

Родители назвали так сына потому, что – это модно, современно и, где-то, в чем-то даже статусно. К тому же, они прочитали, что обладатель такого имени, в том числе, наделен подвижным умом, будет достаточно изворотлив, а это в нынешних условиях дает возможность живого присутствия второго «я» – непременно скрытого от людских глаз, но весьма важного обладателю сего, чтобы не погибнуть в обществе.

В чем родители Богдана уловили основной смысл предназначения второго «я», так это – прекрасное приспособление к самым различным ситуациям. Что, на их взгляд, было довольно-таки неплохим качеством в весьма сложном современном мире.

В отличие от Рамсеса, Богдан провел детство и отрочество в административно-финансовой семье. Глава дома, наполовину скрытый и в большей мере угрюмый, более всего был мрачным, да еще и клерком, который занимал довольно «увесистые» должности во власти, стремительно меняя ступени, а затем и пролеты карьерной лестницы. Так, в настоящее время, он работал в команде президента страны. Мама же у Богдана, всю жизнь разделяя участь жен, чьи мужья твердо стоят во главе семейства, была к тому же наделена женской мудростью и умом, что позволило ей стать доктором экономических наук и успешно в последние годы возглавлять банк! К слову, ее новое элитарное назначение произошло сразу, как муж перераспределился в Кремле.

Помимо того, что Богдан всегда жил безбедно, он никогда не был обделен вниманием, как со стороны родителей, так и их друзей. Кто всенепременно с должным почтением относится к таким семьям – так, как и подобает к высоко «Богом поставленным» людям (именно этой фразой и лебезили вокруг родителей Богдана).

Ребенок у столь приподнято-возвышенной супружеской четы был один. Поначалу, как поженились, они посчитали, что обязаны родить такое количество детей, скольким смогут дать все необходимое для достойной жизни. Но, когда эту теорию можно было применить ко второму ребенку, а затем и еще к нескольким тысяч детей, то время было упущено. И, как посчитала семейная пара, они уже не в том возрасте, чтобы заводить хотя бы еще одного ребенка. Так и появились в семье две кошки и три собаки. Ровно столько родители Богдана могли себе позволить, чтобы животные не нуждались ни в чем, включая, специально взятую на работу няню, обученную для домашних питомцев.

К тому времени, что пришлось на питомцев, Богдан уже был подростком и его мало интересовали собаки, да кошки. Лишь поначалу Богдан немного, в свойственной возрасту манере, поволновался, что теперь родители могут и обделять его своим вниманием. Но этого не произошло. Включая и то, что постоянные гости в доме, как приходили каждый раз с подарками для единственного в семье дитя, так и продолжали это делать. А то, что гости дополнительно таскали собакам и кошкам, ему это, конечно, не нравилось и, стало быть, предмет ревности у Богдана сошел на, нет.

То, как себя начала чувствовать ново-домашняя живность, не особо отличалось от вседозволенности Богдана в детстве. Еще задолго до того, как появились кошки и собаки в доме, Богдан, в силу того, что был ребенком, мог позволить себе многое. Допустим, он так же (как теперь кошки и собаки) мог не покидать отцовский кабинет и оставаться вместе с папой, когда там присутствовали заинтересованные в каких-либо переговорах люди, где шло обсуждение вопросов подолгу и безвылазно. Последнее, к слову, никак не распространялось на сына: он покидал кабинет, когда ему становилось скучно или собравшиеся больно серьезно (так казалось Богдану) начинали говорить о финансах. Тогда он приходил к маме и жаловался, что она не так сердито говорит о деньгах, как это делает папа, с детской непосредственностью думая, что родители занимаются одним и тем же – лишь финансами. И это было резонно – отличий в разговорах папы с коллегами и в общении мамы с подчиненными, Богдан не видел.

Вся домашняя атмосфера благоволила тому, чтобы Богдан шагнул вслед за родителями и, наконец-то, сам занялся вопросами денег. Так и случилось. За исключением – как считали родители Богдана – маленького демарша у отпрыска, который мог себе это позволить. Дело в том, что, пока родители оставались при должностях, Богдан мог и дальше демонстрировать свою самостоятельность в финансовом плане, и не менее, как состоявшаяся личность. Ровно настолько Богдан думал, что он независим. И при всей широте того спектра, что открывалась перед ним после учебы в престижном университете Нью-Йорка, Богдан предпочел направление – трейдинг. Получив достойное образование, он не стал спешить с трудоустройством. Он (все в том же городе) выбрал компанию, где подготавливают и обучают трейдеров с уже университетским дипломом. По окончании и этой учебы, да с полностью оплаченными увесистыми американскими счетами, конечно, со стороны родителей, Богдан благополучно вернулся в Россию и, естественно, только в Москву.

После того, как родители (лишь) порекомендовали Богдану (чтобы никоим образом не задеть его независимость) успешную российскую инвестиционную компанию, он с удовольствием воспользовался предложением, да самостоятельно отправился устраиваться туда на работу. И – о, чудо! – прошел-таки собеседование, став сотрудником компании, в которой давно уже работал его друг Рамсес.

Потом Богдан еще долго хвастался перед Рамсесом, когда они хорошо выпивали, что он сам без протеже, как и Рамсес, благодаря знаниям, смог заполучить в престижной компании место, куда претендуют многие по окончании, цитата: «своих учеб в каких-то там университетах».

Перед тем, как въехать во двор к Богдану, Рамсес повернул с проспекта в переулок с односторонним движением. Тут он остановился у тротуара и пропустил три машины, которые тоже последовали вслед за ним с главной улицы. Когда они скрылись за углом, Рамсес постоял еще какое-то время. Не глуша двигатель, он наблюдал в зеркало заднего вида, но больше никто с проспекта сюда не завернул.

Быстро справляясь с рулевым колесом, Рамсес развернулся и направился к проспекту, нарушив знак с односторонним движением. К счастью, он не встретил машин и уже через пару минут, наконец-то, въехал во двор, где проживал его друг.

В воскресный день машин тут было немного, поэтому Рамсес удачно припарковался. Он осмотрелся внимательней и обнаружил, что здесь нет ни души. Только после этого он выключил двигатель, но все же продолжал скрываться за тонировкой в салоне. Кроме, возможно, пары бездомных собак, которые могли его видеть – они лежали на крыше домика на курьих ногах для детей и прямо напротив лобового стекла его машины.

Рамсес не покидал салон и приглядывал за аркой, где находился въездом во двор, будучи сам наготове ко всему экстремальному. Как и ранее, его никто не преследовал, да и во дворе так никто и не появлялся. Из всего, что перемещалось здесь – были листья. Некоторые из них еще трепыхались на деревьях, но теперь ветру не нужно было прилагать усилий, чтобы отправить их в последний путь, после чего они, наконец-то, станут приземленными. Вынужденным одиночеством из-за своей стойкости, листья, провисев до сего дня, по одному отрывались от веток и начинали на прощанье живописно кружить, всецело наслаждаясь коротким, но истинно свободным и индивидуальным полетом.

– Точно, это уже паранойя, – на выдохе, устало произнес Рамсес и добавил, как бы уточняя, только что поставленный себе, диагноз: – У меня начался системный, назойливый бред.

Он вышел из машины и отправился к подъезду, а по пути набрал телефонный номер Богдана. Между ними, для удобства, было принято – не звонить по домофону. Бывало так, что никому, кроме друга, не хотелось открывать дверь, соответственно, никто из них не подходил к домофонной трубке.

– Добрался? – первым делом спросил, веселясь, Богдан.

– Открывай, – ответил Рамсес, не реагируя на вопрос и настроение друга.

Подъезд был довольно уютным, несмотря на послевоенную постройку в центре города. К тому же по осени, как нельзя кстати, в нем было тепло.

На четвертый этаж Рамсес решил подняться по лестнице. Там находилась квартира Богдана, доставшаяся ему по наследству от бабушки. Поднимаясь, на лестничных площадках он обнаружил цветы, аккуратно рассаженные в специальных горшках, которых ранее не видел, поскольку всегда пользовался лифтом.

Наверху что-то упало. Рамсес осекся и замер в ожидании.

«Какого черта, я делаю? – вопросил он, не помня себя таким подозрительным. – Или все же мне сейчас прострелят голову в этом подъезде?..»

– Чего встал? – раздался голос Богдана сверху, отчего Рамсес вздрогнул. – Это ты, там, шагаешь по кривым «проспектам»? – уточнился он.

– Да я, я, – ответил Рамсес и с облегчением на сердце поспешил к другу, теперь точно понимая, что дойдет и без неожиданных сюрпризов.

– Я знаю, что ты, – продолжал радостно говорить Богдан. – Лифт молчит, лишь кто-то шоркает подошвами о ступеньки, но идет без отдышки!

– Слышь, заткнись, а?! – сказал Рамсес, приветливо улыбаясь, когда увидел друга.

Тот, как и обычно, выглядел прекрасно и пребывал в хорошем расположении духа, а регулярный загар в солярии, по-прежнему предавал телевизионно-классическим чертам лица большую выразительность.

Сойдясь, они пожали руки и обнялись, похлопав друг друга по спине.

– Проходи! – скомандовал Богдан и пропустил Рамсеса вперед.

В коридоре Богдан молчал до тех пор, пока Рамсес снимал пальто и определял лакированную черную обувь на отведенную для этого полку.

– Рамсес, чего-то я не припомню тебя таким, – говоря, Богдан старался интонацией развеселить друга.

– Принесешь кофе? – спросил Рамсес, когда, несмотря на усталость, совладал с обувью и верхней одеждой.

– Вам в постель и заказать девушку? – съерничал Богдан.

– Дурик.

– Понял. Кофе сейчас, девушки поз-з-же и иди я, куда захочу, – с этими словами он отправился на кухню.

Рамсес пошел следом и занял излюбленное место, – на высоком мини-кресле за стойкой бара, которая отделяла кухню от зала.

Богдан включил музыку, спрашивая:

– Может это поднимет тебе настроение?

На предложение Рамсес никак не отреагировал. Он начал с того, ради чего приехал:

– Перестанешь мельтешить, тогда поговорим.

Богдан сдержанно улыбнулся и уже молча, занялся приготовлением кофе, стараясь меньше двигаться. Было заметно, что он тоже от чего-то устал. И, скорее всего, это была затянувшаяся прошедшей ночью клубная жизнь с очередной девушкой под утро.

В динамиках, после скороговористых радио-предложений ведущего, с задором зазвучала песня «Пам, пам Американо».

– О! – воскликнул Богдан, не оборачиваясь. – Сделаю-ка я нам кофе по-американски. Не возражаешь?

– Нет, – буркнул Рамсес.

Только сейчас Рамсес обратил внимание, что Богдан выглядит непривычно и это его развеселило. На нем были объемные розовые комнатные тапочки-сланцы с милой плюшевой улыбающейся головой свиньи и Богдану они не приходили в пору. Плюс к этому, домашний атласный халат с черно-алыми (наверно) китайскими иероглифами и белая футболка с изображением (повязанного на шее) яркого галстука желтого цвета в крупный белый горошек.

Богдан никогда (ни по какому поводу) не комплексовал и не из-за чего не страдал. Он в любой ситуации чувствовал себя вполне в своей тарелке, по крайней мере, таким видел его Рамсес, где бы они не находились вместе. Эта черта характера в Богдане нравилась Рамсесу, и он многое почерпнул для себя, но до сих пор ему не удавалось раскрепоститься полностью – так, как это получалось у Богдана.

Не то, чтобы Рамсес был скован или же эмоционально забит, наоборот, он умел нормально общаться с людьми, а с коллегами, так вообще он был компанейским. Но дело в том, что Рамсес, без стеснений выражая естественные простые эмоции, совершенно не мог, допустим, нарочито засмеяться. И поэтому, когда Рамсес понимал, что будет выглядеть неестественно и ему предстоит подстраиваться, то он сразу становился заложником своего «зажатого» внутреннего самоощущения.

Помимо этого, были еще причины. Допустим. Он с детства не танцевал, да так и не научился этому, что, естественно, мешало ему подойти к девушке и пригласить на танец. А еще, ему не особенно легко давались знакомства с ними на одну ночь. Богдан же такое проделывал регулярно. И розовые тапки на нем, были куплены специально для такого случая – согревания ног и поднятия настроения «разовым» телкам: а чтобы теплая обувь подходила всем, Богдан их купил с наибольшим размером.

Порой Богдан предлагал Рамсесу как-нибудь внутренне собраться и, таки, шагнуть через проблемные моменты в поведении, чтобы они уже никогда не отравляли жизнь молодому человеку, полному сил и энергии. Но Рамсес не спешил. Он ясно понимал, то, что ему не подходит, он не сможет это прикрыть внешними проявлениями. Например, искусственно улыбнуться и (неловкими попытками) делать вид, что его не особо тяготит еще одна встреча с девушкой, когда после первой ночи на утро она спросит: ты позвонишь мне? К тому же, теперь у него была Алика.

И это вовсе не отражало решительность у одного и неуверенность в себе у другого – она-то как раз была у обоих – скорее, причина таилась в неодинаковом воспитании, и, повзрослев, каждый из них наглядно демонстрировал подсознательно скопированное отношение родителей к социуму.