Текст книги "Мореплавания Солнышкина"

Автор книги: Виталий Коржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

НЕ НАДО МОЛЧАТЬ!

Солнышкин просунул в дверь голову. На койке сидела тоненькая буфетчица Марина и быстрыми спицами вязала цветную варежку. Солнышкин прибавил баску и спросил:

– Можно?

– Можно, – ответила Марина и кивнула круглой, как кокосовый орех, причёской.

Солнышкин прошёл за Таей в каюту. Руки он спрятал за спину.

– В чём дело, Солнышкин? – удивилась Марина и подняла большие зелёные глаза.

Солнышкин покраснел, не зная, что ответить.

– А это он мне помогал убирать, – усмехнулась Тая. Она протянула Солнышкину кусок мыла и открыла кран с горячей водой.

Солнышкин мыл руки, а Тая тихо вздыхала:

– Вояка ты, вояка! И зачем с ним связываться, шума не оберёшься! Лучше его не трогать!

– Лучше не трогать, – подтвердила Марина, словно всё поняла, и опять склонилась над клубком.

– Как это – не трогать?

– Так, – вздохнула Марина, – а то он ведь жизни не даст!

– Вот и не даст, если будете молчать! – воскликнул Солнышкин.

– Ну ладно, – вздохнула Тая. – Ладно… Надо пойти вымыть палубу. – И глаза её смотрели тихо и устало.

– Не надо, – сказал Солнышкин. – Спокойной ночи! – И он решительно шагнул за дверь.

Кругом была тишина. Спокойно светили лампы. Внизу по-паровозному ухала машина. Все спали. Только радист Перчиков не снимал наушников в радиорубке. Перчиков никому не говорил, что мечтает стать космонавтом и поплавать по марсианским морям, и каждый день после работы он сидел и вслушивался в доносившиеся сигналы спутников. И сейчас он слышал их быстрый писк. За иллюминатором в темноте горели звезды, вокруг простирался чёрный океан, и Перчиков чувствовал себя почти на борту космического корабля. А внизу, в коридоре, его друг Солнышкин крепко сжимал швабру и натирал палубу. Ему было немного грустно. И потому, что из-за него обидели Таю, и потому, что где-то грустит его бабушка. И он тёр палубу так, как будто помогал им обеим.

И странно: чем сильнее двигал он руками, тем точнее стрелка компаса показывала на север.

ЗВЁЗДНАЯ НОЧЬ

Боцман Бурун никак не мог уснуть. Когда он проигрывал несколько партий в домино, то с грустью думал, что через год ему уходить на пенсию. А что он будет делать на берегу, Бурун никак не мог представить. Тогда он потихоньку отправлялся в подшкиперскую и перебирал своё хозяйство. В борт гулко стучали волны, и он под этот приятный для него шум рассматривал каждую тряпушку и каждый гвоздик. Бурун любил свой пароход.

В этот раз боцман, войдя в подшкиперскую, взял в руки почти новенький пульверизатор для окраски стен, наполнил бачок красной краской и вздохнул:

– Хоть напоследок поработаю по-новому… Он вытащил пару старых вёдер и стал их обрызгивать краской. Дверь была открыта, краска садилась на вёдра, а мелкая пыль при каждом толчке разлеталась с ветром по палубе.

В это самое время Солнышкин закончил уборку и собирался ложиться спать, но в коридоре столкнулся с Перчиковым.

– Солнышкин, Солнышкин! Ты только посмотри, какие сегодня звёзды!

Перчиков открыл дверь и потянул Солнышкина на палубу. От усталости у Солнышкина уже склеивались глаза, но морской ветер сразу взбодрил его. Небо было полно громадных звёзд – таких Солнышкин ещё и вправду никогда не видел, даже у себя в тайге. Большая Медведица, сверкая, садилась на самый нос парохода, созвездие Скорпиона угрожало ярко сверкающим голубым хвостом. И всё это отражалось в шумящем бесконечном море.

Солнышкин замер в восторге. А Перчиков не унимался:

– Смотри (через всё небо пролетал маленький розоватый спутник). Когда-нибудь мы с тобой тоже полетим на какую-нибудь планету, туда, в глубину космоса! – И Перчиков положил руку Солнышкину на плечо. Он в первый раз делился своей мечтой и ни капельки не стеснялся.

– Полетим! – сказал Солнышкин и добавил: – Если там будет море. – И вдруг Солнышкин грудью навалился на борт. – Смотри, смотри! – крикнул он и потянул Перчикова за руку.

Из морской глубины к самому носу парохода поднимались таинственные зелёные ракеты. За ними тянулось голубое пламя и мчались искры. Казалось, они сейчас поднимутся вверх и умчат к звёздам. Но они не отрывались от воды и уверенно парили впереди парохода.

– Это дельфины, – сказал Перчиков и мечтательно вздохнул: – Эх, Солнышкин, сколько интересного будет ещё на земле! Представляешь, человек договорится с дельфинами, человек войдёт в океан! Представляешь, мы с тобой плывём в глубине океана!

У Солнышкина по спине поползли мурашки.

– Как человек-амфибия? – спросил он.

– Человек-амфибия был одиночка, а нас двое, – сказал Перчиков и похлопал Солнышкина по плечу. – И понимал он только одного дельфина, а мы будем понимать всех. Во всех океанах.

Пароход шёл вперёд, поднимая нос к звёздам, взрезая волны. И Солнышкину казалось, что весь мир летит ему навстречу. В правую щёку ему бил ветер. Он повернул к нему лицо, и теперь прохладные брызги освежали и лоб, и губы, и нос.

И конечно же, ни Солнышкин, ни Перчиков не слышали, как боцман Бурун всё нажимал и нажимал на кнопку пульверизатора.

СНОВА КОРЬ!

Доктор Челкашкин заканчивал ночной обход. Он прислушивался к дыханию спящей команды и наконец дошёл до каюты Перчикова и Солнышкина. В каюте никого не было. Но тут отворилась дверь коридора, и Перчиков с Солнышкиным появились на пороге.

– Принимали воздушные ванны? – спросил Челкашкин. – Молодцы! Полезно!

И вдруг лицо его побледнело, нахмурилось: указательным пальцем доктор повернул голову Солнышкина налево, потом направо, внимательно посмотрел ему в глаза и воскликнул:

– Снова корь! Самая настоящая корь. Немедленно в изолятор!

Перчиков посмотрел на друга и грустно присвистнул: всё его лицо было покрыто мелкой красной сыпью.

– Да, угораздило! – вздохнул Перчиков. – Моряков, Солнышкин…

– Вы ещё стойте? – изумился Челкашкин. – Вы хотите, чтобы на всю команду распространилась эпидемия? – И он потащил Солнышкина в изолятор.

Солнышкин не успел опомниться, как за его спиной захлопнулась белая дверь с красным крестом.

Вокруг запахло лекарствами. Челкашкин включил свет и сказал:

– Вот койка, вот табуретка и всё остальное. До завтра спать. Иллюминатор не закрывать: свежий воздух полезен во всех случаях!

В это время раздался стук в дверь, и жалобным голосом Перчиков спросил:

– Доктор, а передачи приносить можно?

– Никаких передач! – энергично ответил Челкашкин, выходя ему навстречу, и захлопнул за собой дверь.

Солнышкин остался один. Он присел на жёсткую койку и опустил голову. Только что он с Перчиковым мечтал о море, о далёких планетах, только что перед ним летели дельфины… Он посмотрел в иллюминатор и вздохнул. Там, в нескольких метрах отсюда, их каюта, где, наверное, сейчас грустит Перчиков. Солнышкин представил попискивание приёмничка, уютный свет лампочек, и ему стало совсем горько. Вдруг ему показалось, что за иллюминатором кто-то царапает о переборку. И тотчас внизу раздался шёпот:

– Солнышкин!

Солнышкин вздохнул. Наверное, послышалось.

– Солнышкин! – раздалось снова. – Иди сюда!

Солнышкин мгновенно подскочил к иллюминатору и увидел Перчикова. Он стоял на поручнях над самым морем, в руках у него была подушка.

– Что ты делаешь? – ужаснулся Солнышкин.

Ведь один миг – и Перчиков полетит в воду! А Перчиков прошептал:

– Тихо… – И протянул подушку: – Держи, а то в лазарете твёрдая! Всё будет в порядке.

Перчиков спрыгнул на палубу и скрылся в темноте.

– Спасибо, Перчиков, спасибо! – крикнул Солнышкин. Он обхватил подушку руками и мгновенно уснул.

В это же время, лёжа в опустевшей каюте, Перчиков составлял план, по которому вся команда должна будет работать с Солнышкиным. Голова Перчикова подпрыгивала на жёстком матраце, но это совершенно не мешало ему думать.

Завтра с утра он, Перчиков, передаст по радио концерт для Солнышкина. Федькин будет заниматься покраской трюма напротив изолятора, чтобы Солнышкин видел, как правильно владеть кистью. Бурун покажет ему вязку морских узлов.

А если можно ускорить лечение и понадобится переливание крови, то он, Перчиков, завтра же первым пойдёт на помощь другу.

Как только солнце тронуло Перчикова за кончик носа и за бортом закричали чайки, он выбежал на палубу. Там уже Челкашкин делал зарядку, похрустывая упругими мышцами, а боцман возился с пульверизатором. Челкашкин занёс руки над головой и собирался делать стойку, но внезапно замер и с ужасом посмотрел на Перчикова: правая щека радиста прямо на глазах у доктора покрывалась сыпью.

– В изолятор! – произнёс Челкашкин, вытянув вперёд руку, но тут же глаза его сделались ещё шире: его собственная рука покрылась сыпью.

Челкашкин повёл усиками, удивлённо огляделся, посмотрел на боцмана, на ярко выкрашенное ведро, на шипящий пульверизатор и вдруг, схватившись за голову, с отчаянным хохотом закричал:

– В изолятор! В изолятор!

И Перчиков, забыв про все свои планы, бросился за ним, перелетая сразу через пять ступенек. Они открыли дверь и остановились у порога изолятора. Солнышкин спал, все ещё нежно обнимая принесённую Перчиковым подушку.

– Момент, – сказал Челкашкин, – спокойно!

Он взял клочок ваты, сунул её в спирт и смахнул со щеки Солнышкина всю краску.

– Медицина! – улыбнулся Челкашкин.

– Медицина, – засмеялся Перчиков.

И только Солнышкин ничего ещё не знал о своём удивительном выздоровлении.

А ВСЁ-ТАКИ АРГЕНТИНА БЫЛА В АМЕРИКЕ

Утром Федькин встал за штурвал, а Петькин с Солнышкиным начали уборку в рулевой рубке. Петькин разливал по палубе мыльную воду, а Солнышкин следом насухо вытирал палубу. Сперва Федькин стоял молча, а потом незаметно для себя начал напевать известную морскую песню «Бананы ел, пил кофе на Мартинике».

В это время в рубку вошёл Плавали-Знаем. Федькин примолк. Но Плавали-Знаем, наоборот, поощрительно кивнул головой: «Ничего, ничего». Песня как раз подходила к его великолепному настроению. Он выпил только что три чашки кофе «Африка» и испытывал прилив бодрости. Пароход бежал вперёд по ярким волнам. Ветер овевал мужественное капитанское лицо, и капитану захотелось поговорить о далёких плаваниях. Правда, дальше Камчатки он никогда не ходил, но о своих удивительных странствиях любил рассказывать. Он выглянул в окно, посмотрел вдаль и задумчиво произнёс:

– Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины…

Тут судно так тряхнуло, что Плавали-Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке!

Наверное, в другой раз Плавали-Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.

– Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины… – начал Плавали-Знаем снова.

– Но Аргентина находится в Америке, – сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.

Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него:

– Где-где?

– В Америке, – твердо ответил Солнышкин.

– Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.

Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: «Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке», но его опередил Федькин.

– Конечно, в Америке, – сказал он.

– Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! – закачал головой Плавали-Знаем. – Я никогда ничему не… – Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: – А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?

Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.

Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:

– А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.

– Ну хорошо, – многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем. – Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!

Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.

Солнышкин вытирал палубу и думал: «Ничего, хуже, чем с ним, не будет».

Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.

– В первом порту, в первом порту… – пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу.

Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе «Даёшь!» не произошли куда более важные события.

НЕВЕРОЯТНОЕ СОБЫТИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ

В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман за его спиной.

Как-то вечером Перчиков вышел понаблюдать за звёздами и помечтать о межпланетном путешествии. Он уселся на шлюпку и стал смотреть в тёмную высоту. Одни звёзды сверкали так близко, что их хотелось положить на ладонь, как снежок; другие мерцали так далеко, что при взгляде на них начинало тоскливо ныть сердце. Звёзд было множество. Они горели над трубой, мачтами…

И вдруг Перчиков увидел, что несколько звёзд пропали. Он вскочил. Звёзды появились опять. Он хотел было сесть, но звёзды снова пропали.

«Что за чушь? – подумал Перчиков. – Видимо, их заслоняет какой-то предмет». И тут он вспомнил, что как раз в этом направлении находится его антенна. Перчиков вспомнил угрозы боцмана, его улыбку и в волнении бросился по трапу наверх. На его любимой антенне висели боцманские тряпки и развевалась штанина от федькинских брюк!

Такого подвоха, такой подлой насмешки Перчиков не ожидал. От ярости кончик носа у него едва не засветился.

«Вот что значит доверять льстивым улыбкам! Вот что значит потерять бдительность», – думал Перчиков. Он собрался уже сорвать штанину, но тут ему в голову пришла такая мысль, что он подпрыгнул от удовольствия, засмеялся и бросился к себе в каюту.

«Вот так Перчиков! Вот это Перчиков! – нахваливал он сам себя. – Ну, держись, Бурун, я проучу тебя, боцман!»

Перчиков открыл ящик стола и стал лихорадочно перебирать мотки магнитофонных плёнок.

– Что ты ищешь? – спросил с верхней полки Солнышкин.

– Эх, Солнышкин, ну и дело мы с тобой проделаем сегодня! Вот так дело! – засмеялся Перчиков, продолжая выкладывать на стол множество разных мотков.

На них были десятки голосов и весёлых разговоров, которые Перчиков ухитрялся потихоньку записывать для собственного удовольствия. Стоило плёнкам завертеться, и с них в любую минуту мог захохотать знакомый матрос, крикнуть начальник, запищать штурманский сынишка.

Наконец Перчиков вытащил какую-то плёнку и шлёпнул ею об стол.

– Вот она! Ну, теперь держись, Бурун! Старый боцман спал за перегородкой и ничего не подозревал. Он видел уже десятый сон и выпускал тоненькие струйки храпа. Ему снились якоря, спасательные круги, штанина, которая болталась на антенне, и над всем этим кружились чайки.

Вдруг чайки разлетелись. Боцман вскочил и схватился за голову. Где-то рядом раздался знакомый крик:

«Ну-ка, где этот старый хрыч? Опять утащил у меня юбку на свои тряпки? Открывай каюту!»

И в дверь постучали. Боцман побледнел. Он узнал бы этот стук из десяти тысяч стуков. Но никак не мог сообразить, откуда в Тихом океане, посреди Охотского моря, объявилась его старуха. Бурун нащупал ногами тапочки и побежал к двери. Сперва он приоткрыл её только немного и поглядел в щёлку одним глазом. Потом открыл дверь пошире и высунул голову. Старухи не было!

– Фу-ты! – сказал боцман. – Вот так приснилось!

Он вытер пот и снова забрался на койку.

Но едва он задремал, как снова услышал самый настоящий стук и самый настоящий старухин голос закричал:

«Что, прячешься? Ну погоди, я до тебя доберусь!»

Сонный Бурун выскочил босиком в коридор, промчался из конца в конец. И вдруг остановился возле каюты Перчикова. Голос доносился оттуда. Боцман изо всей силы распахнул дверь и влетел в каюту. На койках давились от смеха Солнышкин и Перчиков. А на полу с магнитофонного диска продолжали слетать грозные старухины крики.

Растерянный Бурун замигал глазами, надулся. Но потом почесал за ухом и зевнул:

– Ладно, в расчёте!

Спать ему уже не хотелось. Он даже сам стал посмеиваться над собой и над своей старухой. Но тут Солнышкин вскочил с койки с горящими глазами и шёпотом выпалил:

– Слушайте, слушайте! А голос начальника пароходства есть?

– А как же! – сказал Перчиков. – Да ещё какой!

– Что я придумал! – произнёс Солнышкин.

Он прикрыл дверь и стал говорить что-то такое, отчего Бурун и Перчиков громко прыснули, приговаривая:

– Вот это да! Вот это здорово! Выдающаяся мысль!

СТРАШНЫЕ ВОЛНЕНИЯ ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ

В кают-компании парохода «Даёшь!» шёл обед. Было солнечно и свежо. Все иллюминаторы были распахнуты, и за ними сверкали вершины Курильских островов. Ножи и вилки на белой скатерти горели от солнца ярче всяких драгоценностей. Из тарелок поднимался пар. За столом слышалось весёлое похрустывание. У всех был замечательный аппетит. Марина едва успевала подавать добавку.

Плавали-Знаем с хрустом всадил длинные зубы в сардельку.

– Пятую ест, пятую! – раздался за дверью восторженный шёпот. Это Стёпка-артельщик, потирая руки, чуть не лопался от счастья: наконец-то ему удалось угодить начальнику!

Все сделали вид, что ничего не расслышали, и продолжали работать вилками. Напротив Плавали-Знаем сидел доктор Челкашкин и ловко резал сардельку, словно делал операцию. Он нарезал её на мелкие кусочки, по одному отправлял их в рот и тщательно пережёвывал.

– Аппетит у доктора как у комара! – сострил Плавали-Знаем.

– Чрезмерное увлечение едой нередко приводит к смертельному исходу, – ответил Челкашкин и отправил в рот кусок сардельки.

– Зато кое у кого небывалый аппетит на всё: на сардельки и на каюты, – сказал Перчиков.

Он уже доел свою порцию. Плавали-Знаем промолчал.

– А до начальства эта история с каютой обязательно дойдёт, – снова затеял разговор Перчиков.

– Чихали мы на начальство! – не вытерпел Плавали-Знаем. – Слышали! Чихали!..

Но тут в коридоре послышался странный окрик. Все переглянулись, а Плавали-Знаем вскочил и быстро одёрнул мундир. Где-то возмущался начальник пароходства.

«До каких пор будет этот беспорядок? – кричал он за стенкой. – Опять эти бочки на палубе?»

Но через секунду всё пропало, будто ничего и не было. Плавали-Знаем осторожно оглянулся, потом, усмехаясь, посмотрел на Челкашкина и сказал:

– Разыгрываете? Опять ваши фокусы, доктор?

– Чревовещанием не занимаюсь, – ответил Челкашкин и вытер губы салфеткой.

В это время на палубе начался такой шум, что и у Челкашкина лицо стало насторожённым.

«Опять грязь, опять эти бочки! – кричал начальник пароходства. – Немедленно вызвать капитана! И нечего меня уговаривать».

Плавали-Знаем побледнел, вытянулся и шагнул в коридор. Начальника не было. «Прячут», – подумал Плавали-Знаем. Он осторожно поднялся в рубку, обошёл все помещения, но начальника не обнаружил.

«А может быть, всё это померещилось? – подумал Плавали-Знаем и усмехнулся. – А может…»

Но тут он вспомнил громовые слова начальника, и сомнения снова навалились на него:

«А вдруг всё это на самом деле? Вдруг… – Неожиданная страшная мысль поразила его. – Может быть, это специально подстроено? Морякова вместо больницы – домой. Меня – сюда. А передо мной – незаметно – начальник пароходства для инспекции?»

Он заметался по коридору, но тут же взял себя в руки.

«Плавали! – подумал он. – Выкрутимся!»

И громко, так, чтобы все слышали, крикнул:

– Боцман, боцман!

Бурун словно вынырнул из-под ног. И тут же услышал громовой приказ:

– Бочки немедленно за борт!

Боцман крикнул:

– Солнышкин, за мной!

И они отправились выполнять приказ.

АРТЕЛЬЩИК ОТПРАВЛЯЕТСЯ В КОСМОС

Нужно сказать, что голос начальника пароходства Перчиков записал совсем на другом судне. Но так совпало, что и на пароходе «Даёшь!» стояли три никому не нужные бочки. Их оставили по особой просьбе артельщика, который уверял капитана, что они ему очень нужны. Так вот, самую большую ушлый артельщик приловчился использовать по своему усмотрению. После обеда, когда все шли снова работать, он с весёлой улыбочкой направлялся к бочке, приговаривая:

– Итак, отправляемся в ракету! Продолжаем наш космический рейс!

Он влезал в бочку, накрывался крышкой, и через минуту оттуда раздавалось еле уловимое посапывание. Все понимали, что артельщик трудится в каком-то уютном уголке, но про бочку никто не догадывался.

Когда Солнышкин и Бурун подошли к бочкам, артельщик уже занял своё излюбленное место.

– Ну-ка, взяли! – сказал Бурун и швырнул за борт первую бочку.

Она закувыркалась в воде.

– Есть! – крикнул Солнышкин. – Пошла! – И, подняв над собой, перекатил через борт вторую, от которой пахнуло вонючей селёдкой.

– Ну, последнюю! – крякнул Бурун. Бочка не поддавалась. – Ишь, отсырела!

– Может, там что-нибудь внутри? – спросил Солнышкин.

Но тут из рубки раздался крик Плавали-Знаем:

– Побыстрей, побыстрей!

– Пустая, – сказал Бурун. – Взяли!

– На старт! – крикнул Солнышкин. И, пыхтя, они перевалили бочку за борт. В это время артельщику приснилось, что его сажают в настоящую ракету и она с гулом поднимается в космос.

«Я не хочу в космос! – хотел крикнуть он. – Я не космонавт! Вы перепутали, пустите!» Но Солнышкин сказал:

– Старт! – И ракета взлетела.

И едва бочка плюхнулась в воду, все увидели, как из неё, растопырив руки, с криком: «Я не космонавт!» – вылетел ошалелый Стёпка-артельщик.

– Человек за бортом, человек за бортом! – закричал перепуганный Бурун.

А Солнышкин от неожиданности чуть сам не прыгнул за ним, но спохватился и с размаху швырнул вниз спасательный круг.

– Стойте! – вопил артельщик. – Спасите! – И хватался за круг, но круг переворачивался и шлёпал его по толстой спине.

Судно остановилось, Петькин вывалил за борт штормтрап, и мокрый Степан взобрался наверх. От испуга он дрожал, как толстый щенок, но мысли его, как злые собаки, уже кусали всех на свете, и больше всего Солнышкина.

«Я тебе запомню «старт»»! – думал он.

А на капитанском мостике стоял Плавали-Знаем и, сощурив глаз, думал:

«Позор! При начальнике пароходства! У кого же он прячется? Кто тут мой самый злой враг?»: