Текст книги "Моя Милена"
Автор книги: Виталий Сеньков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
11
Было, черт побери, минус пятнадцать, и мне пришлось надеть под брюки термическое белье. Елена Владимировна притормозила рядом со мной, открыла правую переднюю дверцу, и я услышал ее неоднозначный призыв: «Скорее ко мне! Здесь тепло».
В салоне действительно было уютно. Елена Владимировна оказалась неплохим водителем, и все же я следил не только за нашей трепетной беседой, но и за шоссе, к счастью, не скользким.
– Я хочу поговорить с вами, Ванечка, – сказала Елена Владимировна, когда мы оставили Смоленск позади.
– О да, конечно!
– Только не о любви! Хорошо?
– Ваше слово для меня закон!
– Я буду счастлива, если это окажется так.
– Верьте мне! – темпераментно вскричал я.
– Я верю вам. Вы мой любимый студент. Я привязалась к вам. Но между нами не должно быть… ничего такого. Я уважаю своего мужа. Но и вас отпускать не хочу.
– Не отпускайте меня, Елена Владимировна! Я буду делать все так, как вы прикажете!
– Я взяла вас на эту конференцию, потому что она вас обогатит. В профессиональном смысле. И еще потому, что мне приятно общество с вами.
– А уж как мне приятно общаться с вами, Елена Владимировна! Жизнь моя наполнена смыслом!
– А эта девушка? Вы с ней…
– Мы просто дружим. Я никогда не был близок с ней в интимном отношении. И не буду.
– Я рада… Я просто счастлива это слышать.
– Елена Владимировна! Вы… Здесь аккуратнее! Просто на нейтральную… Спокойно катитесь… Все хорошо, не волнуйтесь.
В Брянске, пока не припарковались на стоянке отеля, я полностью переключился на штурманские дела, помогая пилоту советами. К вожделенной цели моего бренного существования меня вернул преогромный чемодан доцента Соболь. Сей чемоданище я вытащил из багажника сам и уже готов был переть его в наш совместный, как мне пригрезилось, номер, но подбежал гостиничный человек. Он же и донес этот мини-гардероб Елены Владимировны… до ее номера. У меня же оказался другой, тот, который сам себе и заказал; я пребывал в замешательстве, не зная, куда пойти со своей спортивной сумкой, после того как все процедуры с паспортами были закончены; Елена Владимировна… эта мудрая, тактичная, добрая молоденькая женщина!.. велела проводить ее. В прихожей я помог снять шубку.
– На плечики в шкаф, – бросила Елена Владимировна.
Вешая шубку, я вдруг услышал за спиной звук расстегиваемой молнии и обернулся чуть дыша…
Это была всего лишь молния гигантского чемодана, из чрева которого мое божество извлекло туфельки и ложечку.
Еще дважды тяжко вздохнула молния – Елена Владимировна сняла сапоги, обула туфельки и прошла в жилое помещение.
Я стоял со своей сумкой в руке и не знал, что мне делать дальше.
– Ну, ничего. Вполне, – сказала Елена Владимировна, возвращаясь ко мне. – Идите, Ванечка, к себе. Минут через сорок встретимся в ресторане. Поужинаем. Я вам позвоню, когда выходить. Добро?
Великая женщина! Умнейшая! Мудрейшая!
Наверное, я в тот момент выглядел глупым и мрачным; молча поцеловал ей руку и вышел.
В ресторан явилась другая Елена Соболь, куда как обворожительнее прежней… хотя, казалось бы, куда уж более!
Если это не соблазнение ею меня, то что тогда!
Ее новое платье не было вечерним; но оно было таким, что в нем не стыдно показаться хоть в ресторане, хоть на великосветском рауте или завтрашней межвузовской конференции.
Куда подевалась тазовая кость?! Более стройной и желанной женщины я в своей жизни еще не встречал. По крайней мере в том памятном декабре. Милена, конечно, стройнее, но от Милены веет строгим холодком; от Елены же Владимировны исходило нежное тепло величайшего творения природы – молоденькой женщины. Она преобразилась за эти сорок минут (на самом деле час-десять): уложила волосы, похудела, постройнела и похорошела до безумия. И на ножках (теперь это были именно ножки, а не ноги) – черные с блестками туфельки на толстейшей платформе, на тончайшей и высочайшей шпильке.
– Я вам нравлюсь? – сразу же спросила она.
– Это не то слово, – промолвил я с тяжеловатым дыханием. – Елена Владимировна…
– Тсс, – приложила она свой божественный пальчик к моим губам. – Давайте просто поужинаем.
И мы с ней просто поужинали. Я присмирел и только что не мурлыкал, как кот, которому чешут брюшко. Мы неспешно разговаривали, пили вино, ели что-то вкусное; моя маниакальная целеустремленность угомонилась под воздействием женской мудрости, и я вдруг обнаружил, что умею быть веселым, легким, остроумным.
Однако ночь приближалась неумолимо. Я повел себя неловко, пытаясь расплатиться за обоих. Елена Владимировна была категорична: она сама за себя заплатит. Еще осторожно переспросила, все ли у меня в порядке в финансовом отношении.
– Я вас провожу, – сказал я, когда мы вышли из-за стола.
– Разумеется, – раздался многообещающий ответ.
Я вошел в номер следом за Еленой Владимировной. Она включила в прихожей приглушенный свет и стремительно повернулась ко мне.
– Я благодарна вам, Ванечка, за этот вечер. Но сейчас вам надо идти к себе. Нам обоим следует хорошенько выспаться. Завтрашние темы сложны. Голова должна быть свежей.
– Да-да, конечно, – промямлил я. – Но послушайте…
– Ничего не желаю слушать, мой друг. Вы мой друг, Ванечка. Это будет нашим с вами секретом от всего мира. Мир неправильно понял бы нас. А мы с вами всего лишь близкие друзья. Близкие – в душевном отношении. И ничего более. Согласны?
Я сразу не нашелся с ответом.
– Послушайте… А можно наедине… я буду вас Леной… Еленой называть?
– Думаю, что не следует. Со временем – да. Но не сейчас.
– Елена Владимировна…
Я все-таки медленно поднял руки и осторожно коснулся ее плеч. Она так же аккуратно эти самые мои руки отвела от себя.
– Идите, – прошептала она. – Вы милый, хороший. Но все-таки идите к себе.
– Я пойду! – В моем неожиданно звонком голосе проснулась детская обида. – Я пойду и напьюсь в стельку! Вокруг столько девчонок! А мне никто не нужен! Мне нужна только вы! Во всех смыслах, какие только есть! Елена Владимировна! Если вы не вступите со мной в интимные отношения, я с ума сойду!
Я развернулся, решительно распахнул было дверь… но вдруг услышал теплое, почти материнское:
– Ну, подождите… Ой, ну что же вы так…
Тогда я бросился к ней назад, заключил в объятия, нежно, но крепко прижал к себе. «Люблю вас! Люблю больше жизни!» – бредил я в неистовстве своем.
Елена Владимировна уже не пыталась вырваться. Прошло какое-то время. Она приподняла голову и прошептала мне в ухо: «Послушайте, Ваня… У вас есть презерватив?»
Нечто огромное и радостное сей же миг заполонило всего меня внутри, тогда как снаружи, я так полагаю, отразились ужас и отчаяние, которые были слишком понятны. Как я мог так лохануться!
– Ну-ну, не переживайте. Все будет хорошо. Спокойной ночи. Я тоже вас люблю.
Елена Владимировна поцеловала онемевшего болвана в щеку и выставила его за дверь.
«Я всегда буду вас любить!!! Вы мое все!!! Вы – мой Пушкин!!!»
Таким было мое первое смс-сообщение, отправленное вскоре после расставания.
Ответ пришел не сразу.
«Простите, Ванечка! Принимала душ. Вы многое, очень многое для меня значите!»
«Какое счастье это услышать! Ради вас я готов на все!»
Возможно, если бы сейчас писал такие эсэмэски, Александра Сергеевича не стал бы приплетать. Но я рассказываю честно о том, как бредил женщиной и как ее любил.
«Я поступаю нехорошо. Меня это мучит. Для меня не все так просто, как для вас, Ванечка».
«Елена Владимировна! Умоляю, не терзайте себя! Простите меня, если я нарушил вашу спокойную жизнь! Но не тревожить вас я больше не в силах! И знайте: я буду добиваться интимной близости с вами хотя бы даже всю свою жизнь!»
Тут ответ пришлось ждать долго – целых пять минут.
«Я буду вашей в интимном смысле. Теперь я понимаю, что это неизбежно».
«Люблю вас, люблю, люблю, люблю!»
«Спокойной ночи, мой дорогой Ванечка!»
На следующее утро мы с Еленой Владимировной отправились в БГУ имени академика А. Г. Петровского на такси. Перед этим она велела мне заказать себе в номер завтрак. На заднем сиденье мы многозначительно меняли места наших ладошек: то моя сверху, то ее. Когда показался универ, Елена Владимировна попросила водителя притормозить и вытурила меня из машины.
При входе ко мне прицепился Саша Ольшанский, старшекурсник нашего универа. Пристроился рядом в просторной аудитории. Как только началась международная конференция, мы с Еленой Владимировной обменялись непростыми взглядами. Внутри моей грудной клетки мучительно томилось непостижимое варево. Как была хороша моя любимая женщина!
– А ты где ночевал? – спросил досужий Саша.
– У родственников.
– А мы в общежитии. А наша-то Соболь – красивая женщина! Вон девчонки сидят, видишь? Это белорусочки. Классные, правда же?
– Близость к ним можно объяснить таким явлением, как субстантивация в русском языке, – гундосил между тем докладчик.
Какой все-таки легкомысленный этот Саша! Мусор у него в голове, что тут говорить! Белорусочки… Ну, еще украиночки, татарочки и прочие прекрасные представительницы всех народов. Что мне до них! Я люблю только Елену Владимировну.
Хотя… Интересно, а сколько народов на планете? А ну-ка загуглю сейчас.
Вышло 440. Причем русская моя соотечественница, если в алфавитном порядке, заняла 289-е место. В большинстве названия непривычные, незнакомые. Но все равно – вот бы мне в день по одной девушке или молоденькой женщине из этого списка.
Теперь возьмем калькулятор. Воскресенье сделаем выходным. На 365 дней в году приходится 52 недели, то есть 52 воскресенья. Високосным годом пренебрежем для простоты подсчета. Мне сейчас 20 лет (ну, то есть было в момент международной конференции, когда я рисовал себе захватывающий дух картину). Из большого секса раньше 70-и уходить не намерен. Нет, раньше 80-и. Я, конечно, люблю жареное мясо, сладкое, сдобное, перченое и все такое, но ради… великих целей… можно перестроить систему питания. Итак, от 365 дней отнимаем 52 недели и умножаем на 60 лет – получаем 18780. Плюс Алина Сергеевна. 18781 молоденькая женщина и девушка всех народов, населяющих нашу планету, за период моего активного долголетия.
А если бы мне еще хорошие деньги за это платили… Ну, как зарплату. Допустим, 50 тысяч зеленых в месяц. А если 100 тысяч? Это когда повременная система оплаты. А если сдельная?.. А если 100 тысяч и два выходных в неделю? Интимных близостей вышло бы меньше, но все равно много. Можно пересчитать…
– Ты чем там озабочен? – склонился ко мне Саша.
– О проблемах изучения и преподавания русского языка как родного и как иностранного нам расскажет кандидат филологических наук Елена Соболь, – объявил ведущий.
Как видите, Елену Владимировну я тогда в мое перспективное планирование не включил. Она была для меня превыше земной прозы жизни.
12
Это были хорошие годы, хотя и беспокойные. Неукротимая энергия буйствовала в теле и кидала его во все стороны. Чисто внешне я оставался адекватным человеком. Успешно работал на имидж добросовестного студента, который явно надумал завоевать красный диплом. Но если бы Елена Владимировна приказала мне взобраться по балконам на крышу девятиэтажного дома или прыгнуть в Днепр с моста, я бы это сделал. С тех пор прошло несколько лет, и я успел полюбить спокойствие комфортного существования. Конечно, в материально-бытовом отношении я еще не мог похвастаться чем-то особенным, но и мои притязания, если не брать во внимание грезы определенного свойства, были по нынешним временам довольно скромные. Уже едва ли я бы кинулся в Москву-реку, если бы Милена Маратовна повелительно указала пальчиком… Хотя нет. Все равно кинулся бы.
Другое дело, что Милена Маратовна особенный человек. Эта замечательная молодая женщина, невинность которой не вызывает во мне ничего, кроме восхищения и уважения, ни за что не приказала бы рыцарю ее сердца совершить какую-нибудь глупость. Я влюблялся в Милену Маратовну все сильнее и сильнее, ничего не мог с собой поделать, и это меня беспокоило. Душевное неравновесие мне было вовсе ни к чему. Я уже это проходил.
Конечно, Елена Владимировна тоже не предложила в подтверждение моей безудержной к ней любви пробить головой брешь в железобетонной стене. Однако на этом ее сходство с Миленой Маратовной заканчивается. Да, Елена Владимировна тоже воспитанный человек, но, во-первых, она, насколько я мог судить, не носит чулки, а во-вторых, ее никак нельзя назвать рафинированной леди. А между тем холодная избранность Милены Маратовны сводила меня с ума. Зато Елена Владимировна, на каком бы расстоянии ни находилась, накрывала меня волной нежного тепла, и я грезил той минутой, когда она подарит мне саму себя. Сегодня у меня те же самые мечтания и предвкушения, но уже в отношении другой, совершенно другой женщины. Они очень разные. Я пока не вправе их сравнивать в плане чисто интимном, но уже могу предположить, что Милена Маратовна… чересчур спокойный человек. И все же, еще не ведая о том, что мне светит близкое родство с миллиардером, я бы предпочел вступить в интимную близость с Миленой Маратовной, а не с Еленой Владимировной. Потому что сегодня я любил Милену, а не Елену.
Но шесть лет назад… О-о! Шесть лет назад, как и сегодня, я был счастливым человеком. Наш смс-роман продолжался до конца февраля, потому что Елена Владимировна запретила мне побеспокоиться насчет квартиры на сутки. Она пришла в ужас, когда я завел об этом разговор.
«Милый Ванечка! Это ниже нашего достоинства! Потерпи, мой дорогой! Я буду твоей! Я обещала это и слово сдержу! Мы будем любить друг друга душой и телом очень долго! Всегда! Ты готов к этому?»
«Да, Леночка! Я буду ждать минуты наивысшего счастья столько, сколько потребуется! Но я уже счастлив! Я готов любить тебя и быть тебе преданным всю мою оставшуюся жизнь!»
Новый год встретил дома с родителями, хотя Божена предлагала отмечать вместе. После Рождества мы с Еленой Владимировной перешли на ты. Мы встретились, как обычно, на кафедре русского языка. Елена Владимировна преподнесла красиво упакованный новогодний подарок.
– Вот, Ванечка. Это термическое белье. У нас климат суровый. Береги себя, пожалуйста.
Я был растроган, долго целовал ей руки. А через неделю подарил Елене Владимировне хорошие перчатки, рассчитанные градусов на двадцать. Тогда же и договорились, что на людях – «Иван» и «Елена Владимировна», наедине – «Елена», «Лена» и даже «Леночка». Ванечкой она меня уже давно называла.
И вот наконец в одной из эсэмэсок Елена Владимировна внезапно сообщила мне адрес, по которому я должен был явиться на следующий день в назначенное время. Сообщение заканчивалось так: «Я люблю тебя, Ванечка! Завтра я буду твоей».
Я не волновался, как раньше, не спешил, не задавал себе идиотские вопросы, мол, с чего начинать и как подступиться. Я как будто плыл по течению спокойной глубоководной реки.
А вот Елена Владимировна немного тревожилась. Щеки у нее пылали. Я обнял ее, попросил успокоиться, уверил, что все будет хорошо. Откуда во мне такая сила духа взялась? Не знаю.
Это была однокомнатная квартира ее младшей незамужней сестры, высококлассного программиста, которая часто ездила в командировки, включая Ближнее и Дальнее Зарубежье. Со слов Елены Владимировны, никто так хорошо не понимал ее, как родная сестра.
Мы с Еленой Владимировной долго пили ритуальный чай. Шампанского или вина у нас на кухонном столе не было, потому что мы оба в этом не нуждались. Даже малая доза спиртного могла отвлекать друг от друга. Эйфории и без градусов хватало. Наконец Елена Владимировна… Нет, не так. Потом Елена Владимировна снова запылала легким румянцем и велела мне пойти в ванную, принять душ, затем лечь в постель и ждать ее.
Вот не помню сейчас, в чем была одета Елена Владимировна, когда мы чаевничали на кухне. К постели же подошла в белом пушистом халате, присела на край… не хочу употреблять слово «кровать»; «постель» – это всегда звучит двусмысленно и приятно… присела на край нашего с ней совместного ложа, и мы какое-то время смотрели друг другу в глаза. Падал приглушенный свет от бра, но Елена Владимировна попросила дозволения и его выключить. И поскольку мои глаза в первый миг не привыкли к темноте, я не мог разглядеть в деталях, как она скинула халат и легла под наше общее с ней легкое одеяло с другой стороны.
В широкой постели она лежала на некотором расстоянии от меня, на спине. Я приблизился, склонился над ней, прикоснулся к ее обнаженному плечу. Елена Владимировна была в кружевной ночной сорочке.
– Знаешь, Леночка… Не могу тебя разглядеть в темноте, – прошептал я и аккуратно поцеловал ее в губы.
Если мне не изменяет память, это был мой первый поцелуй в ее губы, краткий, но уже греховный.
– Я волнуюсь, Ванечка.
– Почему? Успокойся, все хорошо.
– Не все хорошо. Я никогда не изменяла мужу. А сейчас именно этим и занимаюсь. И вообще я не знаю, как это делать с другими мужчинами.
– Мы любим друг друга. Это главное. Считай, что у тебя два мужа. Значит – уже не измена.
– Два мужа? – тихо рассмеялась она.
– Ну, да. Отныне тебя будут любить два мужа. По очереди.
Мне не следовало так выражаться. Вышло слегка порнографично.
– Ой, Ванечка, что ты такое говоришь! Я сейчас убегу.
– Так я тебя и выпустил. Ты ведь не можешь развестись, чтобы выйти за меня?
– Нет, конечно. Нельзя.
– Но и расстаться со мной не хочешь.
– Ни в коем случае.
– И я не хочу с тобой расставаться.
Я стал целовать ее в губы, веки прикрытых глаз; прошелся рукой от коленей вверх по бедрам. Под тонкой шелковистой сорочкой у Елены Владимировны ничего не оказалось. Одно только молодое бархатистое женское тело. Меня торопили где-то там внизу, но сейчас инициативой владел только я. И я не торопился. Ах, как было приятно не спешить…
Всего лишь на миг отвлекся, чтобы ловко снять трусы и куда-то выкинуть из-под одеяла.
После чего как бы навис над Еленой Владимировной. Почему называю ее Еленой Владимировной, а не Леной или Леночкой? Да потому что в ту минуту, как и во многие другие, которые нам предстояли в течение двух лет, я вступал в интимную близость не с Леночкой… а с доцентом Еленой Соболь. Или просто – с Еленой Владимировной. Я буду часто называть ее и Леной, и Леночкой, но свою влажную теплую нежность, расслабляя сомкнутые ноги, мне дарила только Елена Владимировна.
Я навис над ней и попробовал отбросить далеко в сторону одеяло – она слабо запротестовала. Я приподнял повыше край сорочки. Ладонью накрыл жар бедер у самого входа… вначале с одной внутренней стороны, затем с другой… и впоследствии, вспоминая именно это прикосновение, понял, что нет для меня более желанного участка женского тела… коснулся ладонью нежной кожи в непосредственной близости и, преодолевая слабое сопротивление, развел ее ноги.
Вдруг вспомнил об одной важнейшей детали, но не подскочил как не в себе, а лишь приостановился.
– Леночка, – прошептал я. – Прости… Мне надо взять презерватив.
– Ах, милый! – простонала Елена Владимировна. – Ты помнишь… Какой ты внимательный… Я люблю тебя, Ванечка! Сегодня можно… Давай скорее полетим на звездочку…
Тогда я приноровился и медленно вошел в уютный тихий уголок, полностью, на всю глубину, отмеренную природой Елене Владимировне и мне.
– Я люблю тебя… Ванечка… Ванечка…
Он выходил и снова погружался в масляный грот; я чутко улавливал это погружение – то есть все то, что воспринимается осязанием, обонянием, слухом. Я слышал, как тихо бредит Елена Владимировна; я помню до сих пор ее особенный легкий запах и ее влажное тепло. Вначале он вел себя тактично или как гурман, который наслаждается лакомым кусочком, изысканным глотком; потом ускорил темп до непристойных толчков; но и сама Елена Владимировна позабыла о том, что должна оставаться леди в любой ситуации, и на каждое резкое погружение отвечала неинтеллигентными выкриками: «А!.. А!.. Э!.. Э!..»
Когда я понял, что наивысшая цель полета близка, он в очередной раз вошел до конца, до жесткого упора и назад уже не вышел; мы приземлились на звездочку вместе, одновременно, под громкий стон Елены Владимировны.
13
Сущность межпланетных сообщений я постиг благодаря моей второй женщине. Номер два в хронологическом порядке и номер один в отношении вселенской наполненности бытия просветила, откуда берутся дети. Вы думаете, что знаете, откуда? Какая самоуверенность! Все совсем не так, как вы себе это представляете. Вначале дети появляются на звездочках. Из ниоткуда. Была звездочка необитаемая, а потом раз – и на ней поселился маленький мальчик или девочка. Реже – два одинаковых мальчика или девочки; или одинаковые мальчик и девочка. Бывает даже, что и большее количество крохотных человечков появляются на одной звездочке. Темно, неуютно, одиноко; деточки смотрят сверху вниз, отыскивают взглядом своих родителей и начинают их жалобно звать: «Мама! Папа! Прилетайте скорее!» А мама с папой в Крым таскаются, бастардо там всякое попивают, массандровский портвейн… А потом – ой! Где же наш зайчик? И начинают вести себя степенно. Долго готовят корабль к полету: правильное питание, здоровый сон, положительные эмоции. И вот наконец в конкретный день и час межпланетный аппарат стартует с космодрома, который потом еще какое-то время используется по своему прямому предназначению, пока его не отвозят на дачу, где тоже ведь мягкая мебель нужна, – отрывается от поверхности земли этот самый аппарат и берет курс на конкретную звездочку. Ну вот и мы, сынок (доченька). Обратно корабль летит целых девять месяцев, потому что космическое пространство – это вам не шуточки. И приземляется снова уже на другой космодром – тот, который указан женской консультацией по месту жительства одного из членов экипажа.
В такие полеты космонавты отправляются нечасто. Как правило, люди гоняют туда-сюда свои корабли порожняком. Об этом мне подумалось, когда я слушал пояснения обнаженной Елены Владимировны, лежащей в постели у меня на плече. Мы как раз вернулись со звездочки. Одни, разумеется. Нас обоих переполняла нежность друг к другу после путешествия.
Елена не выпрыгивает из постели после приземления. Она в изнеможении, нуждается в моем тепле. Космическое топливо, должно быть, холодит ей внутреннюю часть бедер, но в первый раз она не обращала на это внимания. В дальнейшем, когда скафандр для меня не требовался, предусмотрительно захватывала с собой в полет небольшое полотенце, чтобы затем поместить у себя между ног.
Наивысший пик – то есть момент посадки на поверхность другой планеты – в первый раз у нас с Еленой Владимировной совпал. А потом такое случалось не всегда. Леночка уже завершала свое космическое путешествие, впадала в изнеможение и корректно ждала моего приземления.
Алине Сергеевне требовалась многократная посадка, поэтому я не спешил со своим собственным приземлением и ждал, пока моя учительница выключит наконец двигатель космолета. Оксана, как и я, между прочим, после непродолжительного отдыха нуждалась во вторичном полете и приземлении. Это было в наши обычные ночи, а в первую мы носились по вселенной четыре раза.
Моя Елена Владимировна всегда летала с чувством, с удовольствием, с толком и расстановкой, но делала это только один раз. После чего садилась ко мне в космолет чисто за компанию. Посадка у нее всегда протекала бурно. До тех пор, пока я был внимателен и ласков, шептал преподавателю в ушко, как люблю ее, называл Леночкой, бредил про то, как я обожаю ее плечики, грудь, животик, ножки и врата тропического рая, – до тех пор, пока кипела энергия, она отдавалась мне полностью и разрешала проделывать с ней разные штуки. Хотя далеко не все.
Весной я прошептал Леночке на ушко, что хотел бы слетать на звездочку еще раз, но только… прошу ее перевернуться и встать на колени.
– Как это? О чем ты, милый?
По ее голосу я мог догадаться, что она все поняла, но почувствовала приятную стыдливость. Я решил рискнуть:
– Ты полетишь на звездочку собачкой.
– Что ты такое говоришь, Ванечка? Нет, ни за что!
Я с легкостью приподнял и перевернул ее податливое тело.
– Мне стыдно, – только и прошептала Елена Владимировна, когда я заставил ее, стоящую ко мне спиной на коленях, опуститься на грудь, развести ноги и прогнуть гибкую поясницу.
– Тебе стыдно? Ах ты, распутница!
В самом деле! Вся прелесть ее обворожительного бесстыдства с прекрасными ягодицами была перед моими глазами. Пионер набросился на беззащитную женщину – погрузился в нее весь, вынырнул, очумелый и мокрый, и принялся яростно терзать. «Э! Э! Уэ! Уэ!» – только и могла произнести опозоренная Елена Владимировна. Что здесь осталось от доцента Соболь? Шлюха, которую имели раком… собачкой, простите. Я редко издаю стоны. Но в тот раз мне, наверное, удалось проникнуть в самые потаенные недра Елены Владимировны – там так было хорошо, что в момент приземления у меня как будто помутился рассудок.
– Ты стонал, милый, – сообщила Елена шепотом, когда отдыхала у меня на плече, а я нежился теплом ее тела.
– Я буду контролировать свои эмоции.
– Не надо. Все хорошо. Я люблю тебя, Ванечка. А я в самом деле распутная?
– Что ты, Леночка! Это я так… для красного словца.
– Наверное, я все-таки развратная женщина.
– Наоборот, ты слишком целомудренна. Я как раз хотел бы тебя немного развратить.
– Не надо. Нам и так хорошо. Разве нет?
– Ты права. Тысячу раз права. И я тебя очень люблю.
Да, мне хотелось проделывать с ней разные штуки, о которых имел представление из прошлых моих уроков и благодаря воображению, но тут я особо не продвинулся. Собачку Елена Владимировна освоила блестяще. Ножки закидывала тоже на «отлично». Неплохо скакала на мне. Ну вот, пожалуй, и все, если не брать во внимание незначительные вариации. А, собственно, что еще? Такой уж я знаток в этом деле, что держите меня самого! Конечно, я был бы не прочь поставить этого доцента на колени перед собой и сделать то, с чего начинал свое непосредственное знакомство с космосом. Но я постеснялся предложить ей такое. Скорее всего, Елена Владимировна не была бы в восторге от моих фантазий. Она и так позволяла многое, если учесть, что пуританства и стыдливости в ней было гораздо больше среднестатистической отметки.
