Текст книги "Моя Милена"
Автор книги: Виталий Сеньков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Виталий Сеньков
Моя Милена
Часть первая
Прелюдия
1
Моей невесте 33 года. Она живет в Москве, в престижном районе, в элитном доме. Ее папа – один из крупнейших отечественных капиталистов. Моя будущая супруга еще девственница. Она сама призналась в этом, когда предложила себя в жены. «У меня не было мужчин в интимном смысле, – написала Милена. – Вы могли бы жениться на мне. Только два условия – быть воспитанным человеком и верным мужем».
Я, конечно, согласился сделать ей предложение: сразу же написал и сделал. Пообещал старательно учиться манерам высшего общества, попросил быть снисходительным, если поначалу не все станет получаться. Что касается супружеской верности, то, простукивая клятву на клавиатуре, влепил аж три восклицательных знака.
Милена ответила, что, во-первых, благодарит меня за предложение, во-вторых – она согласна, в-третьих – совсем необязательно было ставить три восклицательных знака: точки хватило бы вполне.
Красива ли моя Милена? Она довольно мила. Во всяком случае, достаточно привлекательна, чтобы свататься к ней без особых раздумий. Но самое главное – Милена чертовски стройна и, хотя может показаться слегка неживой, влечет меня до безумия. Удивляюсь, почему она до сих пор не вышла замуж или не завела любовника. Что? Вы полагаете, она обманывает насчет своей невинности? Возможно. Но мне почему-то кажется, что Милена говорит правду.
В первый раз, когда я увидел ее в офисе господина Полянского, она не произвела на меня впечатления. Обыкновенная молодая женщина в строгом синем платье, которое прикрывало колени, но не могло скрыть точеную фигурку. Фигурку я оценил сразу. Сама же бабенка показалась мне мымрой.
– Итак, начнем работать, – сказала мымра таким тоном, будто я что-то нарушил уже одним своим существованием.
Она положила перед собой распечатку отредактированного… правильнее сказать, написанного мною заново отрывка создаваемой книги. Эту книгу моими пальцами и мозгами пишет Марат Маратович, Миленин папаша. Он кидает сырье, прямо скажем, не самое качественное, а я доказываю всему миру, что Марат Маратович является родственником стародавнего князя Ивана Ивановича Пристромова (кстати, я тоже Иван Иванович), славного государева мужа доекатерининских времен. Ну, и как бы следует само собой, что господин Полянский – тоже князь.
Я все-таки посягаю на толерантность своего характера: холодный прием, как мне почудилось вначале, надменной тетки меня не сильно взбесил. Это нельзя назвать высокомерием представителей высшего класса. К чашке кофе на причудливом столике, вровень с которой я себя позиционировал в тот день, нельзя относиться заносчиво. Просто пришел никто, сделал то, что должен был сделать, и ушел. А Милена… она так и сказала: «Меня зовут Милена. Обращайтесь ко мне только по имени», допьет свой кофе, как только уйдет никто.
– Неплохо, – сказала тетенька, после того как внимательно, сделав пару небесспорных правок, прочитала мою историческую вещицу. – В целом затея мне не нравится, но это уже не к вам. Вы справились блестяще.
– Благодарю вас, Милена Маратовна, – ляпнул я по неосторожности.
– Я же просила вас, – проговорила она с упреком.
– Простите. Больше этого не повторится.
Я собрался было восвояси; уже рот открыл, чтобы вежливо распрощаться с дочерью Марата Маратовича и ждать от него очередной отрывок… как вдруг услышал нечто невероятное.
– Вы не хотели бы сегодня вечером сходить со мной в оперу? Так вышло, что я вынуждена идти одна. Мне это не совсем по душе, но и премьеру не хотелось бы пропускать.
Вот тогда-то я и почувствовал в себе первые поползновения: а что, подумал я, было бы неплохо овладеть этой Миленой. В интимном смысле. Такого экземпляра в моей коллекции еще не было.
– Вы вправе отказаться. Ничего страшного.
– О, конечно, я пойду с вами в театр! С удовольствием! – сказал я правду и тут же солгал: – Я люблю оперу.
Милена пришла в Большой театр в чулках… О, конечно, это могли быть такие колготки… Но что-то мне подсказывало: рядом со мной в партере Государственного академического Большого театра России, локоток к локотку, сидит молодая женщина в нейлоновых чулках.
– Вам нравится? – слегка подалась она ко мне.
– Нравится ли мне? – таким же шепотом переспросил я. – Это не то слово, Милена! Я счастлив! Спасибо вам!
Она продолжила наслаждаться искусством. А я смотрел вперед – туда, где тоненько и нечленораздельно выводила свою партию великая оперная певица, – смотрел с одухотворением на лице и нерастраченной тяжестью где-то там внизу и думал: не слишком ли откровенный бросил взгляд на эти винтажные ножки со стрелками, когда подходил к Большому театру, и не сглотнул ли минуту назад с ощутимым дыханием, когда прошептал ей, что счастлив?
После спектакля Милена предложила пройтись. Она со знанием дела говорила об оперном искусстве – я легко превратился в благодарного слушателя и своими краткими, но ловкими репликами доставил спутнице удовольствие.
С каким тайным наслаждением шел я рядом с Миленой в тот упоительный московский вечер!
2
Человек я обыкновенный. Вполне себе заурядный. О, нет, я не преуменьшаю свои достоинства и на комплименты не набиваюсь. Вообще об этом мало задумываюсь – кто я, что я… Живу себе и живу. И, кстати, не буду спорить, если кто-то станет утверждать, что я помешан на интимных отношениях. Помешан, не помешан – для меня степень этого моего безумия не имеет никакого значения. Да, наверное, плотские утехи больше каких-либо иных сущностей тревожат мой разум, тело и, вполне вероятно, подсознание. Я думаю о женщинах очень часто. Постоянно. Всегда. В минуты жестокого томления плоти какие только похабные мысли в отношении известных мне представительниц слабого пола и прекрасных уличных незнакомок не приходят в голову! Знали бы они, эти девушки и молоденькие женщины, чего я с ними только не вытворял! особенно весной, когда города и веси милой Родины переполнены красавицами, а глаза приобретают способность видеть сквозь замечательные женские наряды.
Лапать чужое без спроса, хотя бы даже в буйном своем воображении, я надолго прекратил после знакомства с моей второй женщиной, которую… кажется, любил. В сердечном смысле. А точнее – в плане душевного беспокойства и вообще черт знает чего.
А что вы хотели! собственно говоря! Мне всего лишь двадцать шесть лет, и, я так полагаю, темперамент у меня среднестатистический. То есть вполне пригодный для беззаботного существования и полноценного восприятия вкусностей жизни.
Сказать вам по-честному, моя коллекция невелика. В интимном смысле у меня было всего шесть милых особ, в том числе две девственницы. Милена должна стать третьей, кто по моей милости потеряет невинность, и седьмой в общем зачете. Если, конечно, до нашей свадьбы не будут иметь место случайные встречи. Скорее всего, этого не произойдет. Милена завладела моим воображением полностью, и я мечтаю только об одном: вступить с нею в половую близость.
С документально-исторической прозой господина Полянского мы с Миленой Маратовной начали работать спустя несколько дней после моего расставания с Оксаной, славной молоденькой женщиной, последней по счету.
Мы с ней жили все те полгода, в течение которых я, так сказать, покорял Москву. Хотя на самом деле я не ставил себе целью кого-то или что-то покорить. В столицу приперся сам не знаю почему. Все в Москву едут – и я поехал. Снял недорогую однокомнатную квартирку, хозяйкой которой как раз и была Оксана. Сама она живет с мамой в другой квартире, в такой же двушке. При нашем знакомстве Оксана забрала мой паспорт, взяла деньги вперед и понимающе улыбнулась.
На следующий день черт меня попутал. Было воскресенье, я проделал гимнастические упражнения, навел в квартире порядок, приготовил неплохой ужин. Никого я не ждал и ничего не предчувствовал. Сам не понимаю, что на меня нашло. Но вечером явилась Оксана со своей понимающей улыбкой и в элегантном коротком платье.
– Пришла посмотреть, как ты тут обустроился.
– Хорошо обустроился, Оксана… Простите, как ваше отчество?
– Какое еще отчество? С ума сошел? Я настолько стара, по-твоему?
– Что вы, что вы, Оксана! Вы молодая и красивая женщина!
– Льстишь?
– Ни в коем случае! Зачем мне это надо?
– Наверное, зачем-то надо. Ну, что ж, вижу, что ты не замарашка. Любишь чистоту и уют. Это хорошо.
– Вы не хотите со мной поужинать? – спросил я совершенно без дальнего прицела, а вежливости ради.
– Ужинать даму в ресторан зовут, – сказала Оксана, приблизилась ко мне близко и погладила мое выбритое лицо. – Так я тебе понравилась?
– Да, Оксана, – со стесненным дыханием ответил я. – Вы мне… очень понравились….
– Ну так возьми меня, если хочешь, – сказала она просто, по-деловому. – Только выкать перестань.
Ее практический подход ко всем делам поначалу мне нравился.
– Хорошо… спасибо… я возьму вас… тебя… – бредил я.
Не спеша повернул женщину к себе спиной, опустил молнию. Коротенькое платьице скользнула вниз. Оксана повернулась, доверчиво заглянула мне в глаза. Теперь она казалась беспомощной, и в дальнейшем такое станет происходить нечасто: Оксана и в постели предпочитала доминировать, как хозяйка квартиры, жизни и меня самого.
– Сделай это… что ты… медлишь… – теперь уже сама как в бреду, произнесла она.
Я подхватил Оксаночку, понес куда-то, кажется, в сторону кровати, нашел ложе наших будущих любовных развлечений, опустил на спину. Аккуратно стащил с нее трусики, затем быстро снял с себя майку, скинул шорты вместе с трусами. Мой боевой друг весело и упруго вырвался на свободу.
Мы славно провели время в наш первый вечер и первую ночь. Утром она отказалась от кофе, по-деловому заявила, что будет жить со мной, а не с мамой, обстирывать меня не станет, а деньги за проживание и оплата мною коммунальных услуг – все как договаривались. Интимные отношения и бизнес – это все по отдельности.
Я не возражал. Мне пришлась по душе половая близость с Оксаной; особенно нравилось переводить ее в положение собачкой.
Нежный период в наших отношениях длился довольно долго. Подсознательно мы были благодарны друг другу за чудесное соприкосновение наших тел. В интимном смысле мы подходили друг другу едва ли не идеально. Но потом Оксана заявила, что, во-первых, я должен найти в Москве прибыльную работу, неважно какую, лишь бы было много денег; во-вторых – что я обязан жениться на ней; в-третьих – что я совсем не делаю ей дорогие подарки и не вожу ее в престижные рестораны, там еще куда-то, о чем я не имел ни малейшего представления. Хотя и Оксана не шибко преуспела в плане всяких там казино, ночных клубов… Ее третье требование поставило крест на нашем совместном будущем.
– Вряд ли смогу когда-либо заработать много денег на хорошую машину, новую квартиру, – признался честно и далее солгал: – Если я таким устраиваю тебя, то мы поженимся.
Оксана всплакнула, но быстро справилась с минутной слабостью.
– Спасибо за прямоту. Нет, таким, конечно, ты мне не нужен.
Я нашел другую дешевую квартирку, Оксана вернула мне паспорт, и мы провели с ней прощальную ночь. После интимной близости она лежала у меня на плече, и мы вели откровенный разговор.
– Ты будешь по мне скучать? – начал я первым.
Она не сразу ответила.
– В смысле секса мне будет тебя не хватать.
– Мне тоже – в интимном отношении. Но я еще буду и скучать по тебе.
– Ты всегда скучаешь по своим женщинам?
– Да, наверное… Как-то я прикипаю к людям не только телом.
– Советую найти богатую москвичку.
– Специально никого не буду искать. Между прочим, ты тоже могла бы выйти замуж за богатого человека. Это верный бизнес, пока ты в самом соку.
– Знаю. Пока не получается. Кстати. Прежде чем ты улизнешь, купи-ка мне хороший айфон. Завтра же.
– Почему я должен это сделать? – удивился я.
– По кочану, мой милый. Я давала тебе по полной программе. Разве я похожа на бесплатную давалку?
– Нет, Оксаночка. Не похожа.
Утром сгреб в кучу все свои сбережения, взял небольшой кредит и купил, как мне кажется, хороший айфон. Я вручил коробку Оксане, и она молча закрыла перед моим носом дверь.
3
Девственности я лишился по милости двоюродной сестры жены командарма. Сложно, да? Тогда по порядку.
Папа мой идеалист, мечтатель. Желая только добра, он подвигнул единственного сыночка на поступление в Московский государственный университет управления, один из самых престижных вузов страны. Затея не удалась, и я был призван в ряды доблестных Вооруженных Сил Российской Федерации. А после демобилизации окончил местный государственный университет, благодаря чему влился в бесконечные ряды историков и филологов.
Вы, конечно, скажете, мол, армейская служба пошла мне на пользу… А я вам отвечу: более чем! Войны обходили стороной; утренние пробежки в берцах и с обнаженным торсом, зарядки, турники, тренажерки, стадионы, легкоатлетические состязания на первенство округа укрепили мое тело, сделали его привлекательным, я так полагаю. Большую часть срочной я служил личным водителем командующего танковой армией. Много танков повидали мы с ним, объезжая наши владения. Но самое главное – я познакомился вначале с образцовой супругой товарища генерал-лейтенанта, а затем с ее легкомысленной кузиной, для командарма – Алиночкой, для меня – Алиной Сергеевной. Да, и еще со Светланой, дочерью Ивана Федоровича, доброй девицей на выданье, которая со временем обещала стать копией своей мамочки – идеальной во всех отношениях хранительницей семейного очага.
Я пришелся по душе Ивану Федоровичу. Не потому, что мы с ним тезки. Сам не знаю, почему. Ведь отличных водителей для командующего отыскалось бы в избытке. Но Иван Федорович выбрал почему-то меня – позвал в гараж к Андреичу (так все звали дембеля Андрея, у которого срок службы истекал через месяц) и велел обоим сделать так, чтобы я изучил служебный «ниссан» повышенной проходимости, как говорится, до последнего винтика.
С «японцем» подружился быстро. И после того как отвез Ивана Федоровича в Москву, в Министерство обороны, а затем доставил обратно в военный городок, участь моя в определенном смысле была решена.
Наилучшее мнение обо мне сложилось и у Татьяны Александровны, супруги Ивана Федоровича. Она хорошо разбиралась в танках и, как я подозреваю, имела сильное влияние на мужа. Любила давать мне множество мелких и необременительных поручений, называла меня Ванюшей. Вскоре я познакомился и со Светланой, которую за глаза называл Светкой, а в глаза – Светой. Нормальная она девчонка, ничего плохого о ней сказать не могу и не хочу. Бесстыжие помыслы место в моей голове поначалу имели, но как-то постепенно исчезли. Во-первых, кроме пары-тройки порнографических фильмов, ничего подобного в реальной жизни я тогда не видел и понятия не имел, с какого боку подступиться к этой Светке, как намекнуть и что вообще надо делать в таких случаях. Вот почему мечтания об интимной близости со Светкой из разряда маниакально-приятных быстро перешли в категорию тревожных и не подлежащих к исполнению. Во-вторых, не обладая достаточным житейским и прочим опытом, я все же понимал, что практическая реализация непристойного замысла могла обернуться какими-нибудь юридическими последствиями, из которых женитьба была бы наименее тяжким исходом. Мы стали друг другу хорошими товарищами. Мне это нравилось. Ездили вдвоем за покупками, ходили в кино, слушали музыку. Встречались по понятным причинам не часто, что тоже меня устраивало вполне.
И вот однажды к ним в гости приехала Алина Сергеевна. Иван Федорович без всякого подтекста сообщил мне, что наступил праздник, коим является ее приезд. Потому что «Алиночка и моя Танюша – лучшие подруги, не разлей вода». Ну, праздник и праздник – мне-то что! Так думал я сперва и, как вскоре выяснилось… заблуждался насчет своей непричастности к чужому семейному событию.
Мы с Иваном Федоровичем поехали встречать гостью на Казанский вокзал. Я уже знал, что Алина Сергеевна младше Татьяны Александровны на 5 лет. Значит, кузине жены командарма на тот момент должно было быть что-то около сорока. Между тем из вагона на перрон ступила молодая породистая женщина, которая в первый же миг обдала меня слишком явной энергией. Естество мое не просто оживилось, но издало никем не различимый стон. Хотя так ли уж никем? Пока Иван Федорович в искреннем радушии раскидывал руки, чтобы затем поцеловать по-брежневски даму, троекратно, не взасос, но по-братски, по-мужски, мы обменялись с ней взглядами… Губы Алины Сергеевны в помаде тронула то ли добродушная, прощающая мои природные проявления, то ли ироническая улыбка, призывающая мальчика знать свое место. По причине тогдашней моей юношеской робости я принял второй вариант и только позднее уразумел, что это была улыбка поощрения и радости. По дороге на вокзал Иван Федорович в числе прочего сообщил, что муж Алины Сергеевны – высокопоставленный армейский чин. И теперь я нес как пушинки два тяжеленных чемодана и, не чувствуя их тяжести, мечтал: вот бы наставить рога какому-нибудь генералу! Или полковнику, в крайнем случае.
У меня предстоял двухнедельный отпуск. Начало побывки каким-то загадочным образом совпало с отъездом Алины Сергеевны. На семейном совете Татьяна Александровна постановила, что временный водитель командарма отвезет ее кузину в Москву вместе со мной. Вначале служебный автомобиль заедет на Белорусский вокзал, откуда я отправлюсь в свой родной Смоленск, затем – на Казанский. За все то время, пока Алина Сергеевна гостила у Татьяны Александровны и Ивана Федоровича, виделся я с женщиной-вамп нечасто. Когда это происходило, рядом всегда находилась Светка. Мы с Иваном Федоровичем исправно несли службу, с утра до вечера объезжая наши с ним танки. Я вел машину и почти не прислушивался к тому, что говорил мой пассажир, поэтому, бывало, отвечал невпопад. Я думал, точнее мечтал об интимных отношениях с Алиной Сергеевной. Мне казалось, что во время редких и непродолжительных с ней встреч она прекрасно чувствует, как я живо откликаюсь на ее мощный энергетический посыл.
Наконец настал день отъезда. Я уже забрался на заднее сиденье и ждал появления дружного семейства. Я предвкушал праздник, пиршество жизни. А именно – беззаботные дни в родительском доме, рыбалку, вкусные мамины блюда и прочее ничегонеделание. Первой вышла Светка, махнула мне. Я вылез из машины.
– Ну, что, рад? – ехидно спросила девица.
– Не то слово! Весь горю в нетерпении.
Даже неопытный юнец, такой, как я в то время, заметил бы, какая мрачная тень легла на лицо девушки.
– Не поняла, – холодно произнесла генерал-лейтенантская дочка.
– Светочка! – воскликнул я.
Не буду лукавить: я мог предположить, что Светка приревновала к своей обольстительной родственнице. Но половая близость с Алиной Сергеевной казалась мне настолько нереальной, что пределом моих желаний были только все стандартные прелести солдатской побывки. Я был счастлив в ту минуту именно потому, что ехал домой, и на радостях впервые назвал Светку Светочкой.
– Светочка! Если бы ты знала, какую говядинку с жирком, тушенную с морковочкой, готовит моя мама! А рыбалка! Ты только представь: заросли, тишина, водная гладь – и никого вокруг. Татьяна Александровна тоже великий кулинар! Я, между прочим, вчера съел бы все ее пирожки, просто неприлично было предаваться чревоугодию.
Я говорил, почти не лукавя, и видел по Светкиному личику, какое огромное облегчение она переживает.
– Я бы тоже хотела попробовать говядинку в исполнении твоей мамы. Может, когда-нибудь доведется…
– Да, все может быть.
– А мамины пирожки ты в следующий раз съешь все до одного. Я прослежу.
– Вы очень добры ко мне. Твои родители – замечательные люди, – заметил я совершенно искренне.
– А эта Алинка… – вдруг перескочила Светка на другую тему. – Представляешь, у нее в Москве собственная квартира есть.
– Ух, ты! Я рад за нее.
– Так ты сейчас на Белорусский?
– Прямиком. И – домой, домой, домой.
– Я буду ждать тебя. Я сама пирожки напеку к твоему возвращению.
К счастью, появились взрослые, и я был избавлен от необходимости что-либо сказать в ответ.
4
В дороге разговор был слишком пристойным, чтобы его воспроизводить. Командармовский «ниссан» остановился у Белорусского вокзала, я поблагодарил водителя за благополучную доставку, Алину Сергеевну – за приятную компанию, подхватил свой армейский рюкзачок и направился к билетным кассам. Вскоре меня окликнули.
– Да, Алина Сергеевна?
Она подошла с улыбкой. Скорее доброжелательной, ободряющей, чем ироничной.
– Подожди меня здесь. На Казанском отпущу водителя, возьму такси и вернусь за тобой.
Пригласив к интимной близости, Алина Сергеевна повернулась и пошла. Я смотрел на ягодицы женщины, обтянутые тонкой материей, и чувствовал, как сильное волнение от встречи с неизведанным охватывает меня.
Спустя некоторое время мы ехали в такси на заднем сиденье. Захотелось вдруг поболтать со Светкой… Но Алина Сергеевна накрыла мою ладонь своею и приблизилась ко мне, чтобы что-то сказать. Я уверенно наклонился к ней, мол, перец я будь здоров какой!
– Все будет хорошо, – прошептали мне в ухо.
Не знаю, куда мы приехали. В какой-то непростой тишине, не глядя друг на друга, долго поднимались в лифте на высокий этаж.
– Ты голоден? – спросила Алина Сергеевна, после того как я вошел в квартиру вслед за ней и внес все те же большие чемоданы, тяжести которых не почувствовал.
– Да не особо, – пробормотал я.
– Ну и замечательно, – распоряжалась хозяйка. – Я успею тебя накормить.
Она велела мне принять ванну. Сама же вспенила в ней воду, опрокинув пару колпачков какой-то ароматной хрени. Вскоре принесла для меня махровое полотенце. Она еще оставалась в юбке, но тонкая блузка была полностью расстегнута. Я увидел ее бюстгальтер и поглубже утопил свое голое тело.
– У тебя это в первый раз?
«Нет, что вы!» – чуть было не вскричал я из пены.
– Да, – признался честно.
Алина Сергеевна наклонилась ко мне и поцеловала в губы. Прохладная влага ее губ была приятна, но смущение и неуверенность пока перевешивали.
– Полежи еще немного. Потом оботрись насухо и выходи ко мне. Форму не надевай.
– Алина Сергеевна, а как мне… – залепетал было я.
– В одежде Адама выходи.
– Может, все-таки штаны надену? – предположил робко.
– Лучше – свои черные семейные трусы, – теперь уже с иронией усмехнулась моя учительница.
Трусы у меня, может, и семейные, подумалось мне, но они армейские, правилами предусмотренные.
Она сняла блузку, бросила на эти самые трусы. Бюстгальтер был у нее кружевной, полупрозрачный. Не люблю говорить «лифчик». Бюстгальтер. Красивое слово.
– Не смей ничего надевать. Это приказ.
Она взялась за молнию юбки на пояснице, но передумала, глянула на меня с улыбкой и вышла.
Я выполнил приказ командира: не спеша обтерся, прошел в какую-то комнату и увидел на белоснежной постели полностью обнаженную Алину Сергеевну.
– Я уже приняла душ.
– Как это? Где? – промямлил я.
– Здесь две ванные комнаты. Подойти ко мне.
Она полулежала, подперев голову рукой и плотно сжав колени. Я подошел к ней близко. У нее было красивое тело. Нет, не модельное. Я видел перед собой просто ухоженную женщину, которая, гибко извиваясь на своем ложе бесстыдства, подалась ко мне. Мой отяжелевший боевой друг остался верен себе: ему всегда не было дела до моих размышлений и волнений, он жил своей жизнью и увлекал меня за собой. Когда же теплые женские руки прикоснулись к нему, он сей же час благодарно откликнулся и показал себя во всей красе…
Наше интимное обжорство продолжалось два дня. Моя дорогая, милая, хорошая Алина Сергеевна… Она угождала прежде всего своему чреву, но и мне грех жаловаться. Камасутра место не имела. Зачем нам с Алиной Сергеевной камасутра! Нам и без нее хватило переживаний. Когда я разглядывал довольно немалые, но симпатичные округлые ягодицы и далее – гимнастический изгиб поясницы, я думал о том, что толкаю чью-то высокопоставленную жену; а потом концентрировал внимание на ощущениях – на том, что испытываешь, когда вероломно вторгаешься в чужое лоно, по всем писаным и неписаным законам тебе не принадлежащее.
– Шлепай… Шлепай меня… – прерывисто дышала мастер.
– Как… шлепать… Алина Сергеевна? – уточнял я, потому что в самом деле не понимал назначения каких-то шлепков.
– Шлепай… ладошкой тоже… Жестче, солдат, жестче!
Чего – жестче? А ладошкой – это в смысле по голой попе надо хлопать?
А, все, я понял!
И я шлепал, работая интенсивно. И прихлопывал ладошкой то по левой ягодице Алины Сергеевны, то по правой. Кожа на них не краснела – не потому, что обворожительной попе супруги высокого армейского чина не было стыдно, а потому, что шлепки мои выходили слишком интеллигентными. Но тогда иначе я не мог: надо было все-таки почитать и возраст моей учительницы, и ее социальный статус. Зато мой боевой друг все эти гендерные и прочие неравенства имел в виду. Ему нравилось в хорошем темпе нырять и выныривать, нырять и выныривать и с каждым погружением пытаться нащупать дно.
Шлеп-шлеп-шлеп-шлеп… И хлопок… И еще один… И белоснежное колыхание больших нежных ягодиц – волнами, в прогнутую поясницу… И нарастающий пик, а вслед за ним – множественные выбросы лавы, отдающиеся разрядом во всех нервных окончаниях. И наводнение где-то в глубине Алины Сергеевны, настолько мощное, что затопляются берега… И много других подробностей, видимых, слышимых, осязаемых и ощущаемых мною впервые.
Вечером наставница съездила в супермаркет, привезла деликатесов быстрого приготовления. Одеваться мне запретила, дала только халат. Наверное, мужнин. Сама же явилась ко мне в пеньюаре, который ей шел и потому по умолчанию был соблазнительным. Я поел бы как следует, но мне не велели это делать – покормили с ложечки и дали немного вина. Думаю, вина хорошего; вскоре я почувствовал легкое брожение и в бесстыжей своей голове, и в изнасилованном окрепшем теле.
Первую половину ночи я лежал на Алине Сергеевне. Она мне казалась необъятной и ненасытной, но теплой и близкой. Я растворялся в ней, и мне хотелось ее придушить, но не от ненависти. Что вы! Я любил мою первую женщину! Больше, конечно, в переносном смысле, но и сердце мое не оставалось безучастным. Во вторую половину ночи Алина Сергеевна превратилась в казака – донского, кубанского, запорожского, не суть. Или в лихого бойца Первой конной армии Семена Михайловича Буденного. Или в гоголевскую ведьму. Алина Сергеевна скакала на мне до утра. Я не возражал. А хоть бы и воспротивился – что толку? Я, может, пошел бы на кухню, поел, выдул бы с удовольствием кружку пивка. Но Алина Сергеевна не позволила предаваться столь низменным инстинктам.
До полудня я восстанавливал силы. Во вторую половину дня мы повторяли пройденное. К вечеру я наконец кончился. Тогда меня накормили и выставили за дверь. Когда я шел по перрону к поезду, мне казалось, что я стал каким-то слишком облегченным. Вот подпрыгну сейчас – и зависну в воздухе. Еще и ловить придется, чтобы не улетел.
Второй год моей службы был у нас с Иваном Федоровичем крайне ответственным: наша с ним армия готовилась к серии важных, в том числе международных учений. Вот почему у командарма, а вслед за ним и у меня были на уме одни только танки. Хотя… воспоминания о боевом крещении нежным щекотанием отзывались в моем теле, вдохновляли его на нелегкий армейский труд и другие ратные свершения. Иван Федорович лично следил за моей физической подготовкой. Заставил обучиться вождению танка. У меня это здорово получалось. Однажды я пронесся с открытым люком мимо командующего и его замечательной дочери, пирожки которой еще вкуснее, чем доброй Татьяны Александровны. Когда я гнал танк, Иван Федорович смотрел с одобрением, а радостная Светка помахала рукой. Мне уже было известно, что близкое окружение командарма воспринимает ее моей невестой. Как выпутаться из этого положения, я не знал, и потому ни о чем не волновался. Как-нибудь да будет. Со Светкой вел себя доброжелательно, далеко от нее не отдалялся и близко не подходил. Татьяна Александровна нарадоваться на меня не могла. А с Алиной Сергеевной в течение этого года мы встречались аж целых три раза! Каким таким чудом возникала моя командировка в Москву, остается для меня загадкой. Ее ли это рук дело или счастливое стечение обстоятельств – не знаю. Во время наших встреч было все то же ненасытное обжорство, и после третьего раза я решил твердо: надо бежать. И от Светки, и от Алины Сергеевны, и от материнской заботы Татьяны Александровны, и от командармовских танков, при всем моем уважении к ним.
– Женись на Светке, – твердила Алина Сергеевна, прижимаясь голым и не худеньким телом к моим армейским подсушенным телесам. – В училище поступай. Четыре года будем жить в одном городе. И карьера тебе обеспечена, если сам не нагадишь.
Иван Федорович туда же. Возвращались однажды с танкодрома. Я беспечно вел машину и вдруг услышал:
– Как тебе моя Светка?
– Хорошая девушка.
– Ну так женись на ней. Чего ты ни мычишь, ни телишься?
Не то чтобы я был готов к такому повороту событий, но с ответом нашелся быстро:
– Иван Федорович! Почел бы за честь… но какой с меня жених? Ни гроша за душой, на свадьбу даже денег нет. Да и жить негде.
– Ну, это не твоя забота, что денег нет. А жить где? Тебе все равно в училище поступать. А потом – гарнизоны. Но и карьера конечно же. В Москву, все по-хорошему, со временем переберетесь.
– Какое училище, Иван Федорович?
– Что значит какое? Наше с тобой, бронетанковое!
Я и сам знал какое – расположенное в том самом городе, где проживает Алина Сергеевна.
– Один секрет тебе открою. Только не распространяйся. Назначают меня начальником этого училища. Вот и кумекай. Ну, и плюс мои связи в Москве.
– Это большая честь для меня, Иван Федорович!
– Да уж не маленькая, – рассмеялся командарм. – А что у Светки ноги кривые, так ты на это не смотри. Она девка хорошая.
– Очень хорошая, Иван Федорович. У вас достойная дочь. И ноги у нее вовсе не кривые, с чего вы взяли?
Светкины ножки в самом деле были не из худших. Просто они немного сходились в коленках, а потом расходились в стороны. Если бы только по ногам, так я бы женился на ней.
Ничего конкретного не сказал тогда добрейшему Ивану Федоровичу. Вроде бы да, но как бы и нет. К счастью, мои навыки водителя танка оказались на грани природного таланта, и сам командарм отправил меня в бой. Учебный, разумеется. Говорил, что это для карьеры необходимо. Называл сынком, просил не подвести. И я его не подвел. Воевал со своим полком на «отлично». А когда вернулся после учений на базу, был уже другой командующий. Иван Федорович со своим милым семейством уехал по новому месту службы. Мне секретарша передала кучу контактов: мобильные телефоны, почтовые и электронные адреса. А там уж и мой срок вышел.
