Текст книги "Выиграть жизнь"
Автор книги: Виталий Сандуков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Несколько месяцев отделяют меня от похожей сцены, произошедшей в амазонской сельве Латинской Америки. Индейцы яномами. встретившие нас подобным образом у истоков реки Ориноко в джунглях Амазонии, вскоре стали нашими друзьями. Чем закончится сегодняшняя встреча? Для многих наших современников, силой желания или волей случая оказавшихся в горах и джунглях Ириан-Джаи, подобная сцена была последней в театре их жизни…
Но удача не оставила нас и на этот раз. Видимо, глубоко искренне за нее, родимую, всякий раз произносили тост друзья, провожающие нас в очередную авантюру. Именно удачи желают мне сотни людей, с которыми я встречаюсь в коротких промежутках между путешествиями, и на нее, как на один из объективных факторов, уповают партнеры из фирмы BRM, снарядившие меня и в эту очередную авантюру и теперь, как обычно, с тревогой ожидающие ее результатов в заснеженной Москве, на противоположной стороне планеты.
Не знаю, что именно убедило папуасов не торопиться с крайне решительными действиями: то ли захлебывающаяся длинная речь нашего напуганного до смерти проводника, лежащего на земле под наконечниками их костяных стрел, обещанные ли им подарки, лежащие в наших туго набитых транспортировочных мешках, отсутствие ли агрессивности и животного страха в наших действиях, их интерес любого другого свойства или все вместе взятое, – сейчас важно другое: мы живы, мы дошли и нашли то, что искали, и должны теперь не только выжить и вернуться обратно, но и привезти достаточно исследовательского материала…
Из материалов Русского географического общества по экспедиции Сундакова
Джакарта – Джаяпура – Сентани – Вамена, Келли-ла, Дживика, Касановеджа, реки и джунгли Мамберамо, а главное, небольшие селения племен, живущих в каменном веке и даже не имеющих географических названий и имен, обозначили вехи маршрута этой уникальной экспедиции.
Самолетами государственных и частных авиакомпаний, на джипах, моторных катамаранах, пирогах, на бамбуковом плоту, а в основном в сопровождении проводников и носильщиков, преодолевая горы и густые джунгли, форсируя заболоченные русла и протоки ручьев, экспедиция прошла по неисследованным территориям Ириан-Джаи, вступив в контакт с кланами доисторических охотников.
"Дани", "лани", "асматы", "яли" и племена, называющие себя "люди Мамберамо", принимали исследователей, оказывая почести чужеземцам, ставшим их гостями, а не врагами или добычей.
Экспедиция вернулась с богатыми материалами, иллюстрирующими жизнь и кровавые ритуалы первобытных племен, а также с уникальной коллекцией предметов оружия, быта и оккультных отправлений, людей, живущих в каменном веке". Ириан-Джая-94 Времени, строго ограниченного индонезийской визой, оставалось все меньше, и поэтому уже на второй день я снял с себя всю одежду.
– Я хочу быть одним из вас, – как смог, объяснил я моим новым соплеменникам. – Я не хочу вас учить, удивлять и даже рассказывать о себе. Я хочу учиться у вас всему, что вы знаете, чтобы быть (как говорили директора советских школ) полезным членом общества.
Спустя час даже моя мама не смогла бы признать своего сына в "новоиспеченном" папуасе, раскрашенном золой и глиной, замешанной на животном жире. Я водрузил на причинное место холим, подаренный мне одним из охотников (чуть не сказал "со своего плеча"). Холим был огромный и неудобный, поскольку доходил мне почти до подбородка. На голову я натянул искусногрязный парик, предложенный другим воином, и на этом традиционные предметы одежды, исчерпав свой полный ассортимент, закончились. Научиться владеть каменным топором и копьем, добывать огонь различными способами, сбивать плоды, лазить на пальмы, готовить пишу и украшения и даже играть на лончике – музыкальном инструменте из тростника, было не только интересно, но и почти не трудно. Но вот поедать все то, что приготовлено другими, пользоваться боевым копьем по назначению и участвовать в отдельных ритуалах, не то чтобы не входило в мои планы, но, по понятным причинам, уж больно не хотелось.
Древние кровавые ритуалы и традиции каннибализма, являющиеся эффективным инструментом выживания, в целом оказали значительное влияние и на формирование культуры племен и народностей Папуа. К числу так называемых кровавых ритуалов, можно без сомнения отнести и ныне практикуемую в ряде папуасских племен традицию. Всякий раз, когда в роду у женщины умирает кто-либо из кровных родственников, она отсекает у себя одну из фаланг пальцев на руке или ноге. Осуществляется это при помощи специального каменного ножа в оплетке, напоминающего по форме обыкновенное слесарное зубило.
Аналогии "отнимания" пальцев на руках и ногах у женщин Ириана я обнаружил в других древнейших временах и культурах, и самое интересное, что на других континентах, например, этруски и баски сохраняли в течение тысячелетий древнейшую систему счета.
Баски и ныне пользуются двадцатеричной системой счисления. Этрусские числа образуются вычитанием от 20. Двадцать по-этруски звучит так: "зачром", "за чиром", т.е. за чертой. Так вот, в пещере Гаргас (во Франции) на стенах запечатлена целая коллекция отпечатков, где на них зачастую отсутствует различное количество пальцев (!)
Обоняние для женщины здесь один из важнейших инструментов коммуникабельности. Даже любой предмет зачастую нюхается перед его применением. Ребенок же и муж обнюхиваются регулярно. Зато парфюмерия папуасок буквально валит с ног. Ее основной ингредиент-прогорклый свиной жир. Именно им дамы натирают заднюю часть своей шеи и затылок. Кстати, своеобразным приглашением к тесному интимному общению является жест, которым прекрасная папуаска приподнимает свои волосы, обнажая "загривок".
Местные красотки не лишены и естественного для представительниц прекрасного пола желания выглядеть экзотично. Например, чтобы стать блондинкой они сплетают из растительных волокон парик, который будто вуаль скрывает и лицо дамы, предоставляя ухажеру возможность фантазировать по поводу сокрытого.
Ритуал свадьбы в племенах папуа различен в деталях, но повсеместно продолжителен и сложен. Основные этапы: церемониальное переодевание невесты (например, в тесный набедренный панцирь и ожерелья из собачьих зубов); затем следует церемония подношения подарков, вручают не в руки невесте, а складывают ей на голову. При этом родственники и гости, как говорится, от души, тщательно оплевывают невесту, жеванной, заговоренной на счастье массой. Старейшины, громко выкрикивая правила, по которым должна жить замужняя женщина, дергают при этом невесту за волосы, очевидно, для лучшего усвоения ею новых супружеских обязанностей.
Затем угощения и возлияния. При этом, если все мясное, как правило, готовят мужчины, то изготовление напитка – исключительная привилегия девочек. Они тщательно разжевывают плоды (например, бананы) и сплевывают образующуюся кашицу в большие емкости. Под воздействием слюны эта масса начинает бродить, превращаясь в хмельную брагу.
Почти в каждом племени есть женщины – воины. Они раскрашивают и украшают себя как мужчины, и не только владеют личным оружием, но и умеют им пользоваться весьма эффективно. Как правило, это многодетные женщины, потерявшие мужей. Взять в жены такую женщину, значит кормить ее многочисленное потомство. Это мало привлекательная перспектива для мужчины. Поэтому женщина вынуждена сама стать охотником и воином.
Этот шаг чрезвычайно труден и изменяет всю ее жизнь.
В селениях, расположенных рядом с цивилизацией, откуда иногда появляются "крутые" туристы, одна характерная черта особенно выдает в папуасских позерах женщин – они весьма охотно позируют перед камерой иноземца, придавая своим движениям и лицу воинственный и коварный вид.
– Мы – амазонки, – произносят они слово, которое магически действует на путешествующую братию, заставляя быть щедрыми на подарки в расчете на сенсационный кадр или журнальный материал. Затем театрализованная группа рассказывает и показывает якобы сцены из своего быта и жуткие истории, наслышанные ими о настоящих "амазонках", а то и попросту придуманные. Довольны все: проводник, приведший гостей, возбужденные гости, считающие себя отныне героями-первооткрывателями, увидевшими папуасских амазонок и оставшимися при этом "чудом в живых" и, конечно, хозяйки племени, возвращающиеся после очередного удачного спектакля к своим мужьям.
В неделе пути от того селения, где я был гостем, в глубине джунглей, вдалеке от троп и уж тем более от воды, по которой можно было до них добраться, действительно живет племя настоящих папуасских амазонок. Убив однажды всех своих мужчин, воинственные женщины создали новые семьи с однополыми подругами, пользуя изредка мужчин из соседних племен сугубо для продолжения рода. Если новорожденный ребенок имеет несчастье родиться мальчиком, мать подпускает к нему кобру. Настоящие "амазонки" свято чтут однажды принятый ими закон – мужчина пришелец должен быть мертв. Или это уже не папуасские амазонки.
В колыбельных цивилизациях, средой обитания которых являются джунгли Юго-Восточной Азии или латиноамериканская сельва существует ряд общих характерных традиций и правил. Например, женщина становится таковой с того момента, когда в ее организме впервые происходит известный физиологический процесс, называемый у нас "критическими днями". С этого момента она перестает быть ребенком и становится дееспособной женщиной. Это целое событие для племени. Девушку отгораживают от взоров и контактов с соплеменниками. Право на общение с нею имеет лишь женщина, которая приносит ей еду и воду. Кстати, отныне и впредь в подобные дни женщина должна быть предельно внимательна. Ей нельзя выходить за пределы коллективного жилища, участвовать в охоте или собирательстве и даже смотреть на мужчин. Последнее – связано с твердым убеждением, что взгляд женщины в ее "критические дни" обладает особой силой. Оружие становится неэффективным, яд теряет свои свойства, а мужчины свою защиту и силу. Тело такой женщины привлекает сонмища злых кровожадных духов и разгоняет, отпугивает духов добрых.
Украшают себя повелительницы джунглей цветами и искусно расписывают свое тело растительной краской "суру" (у яномами – "уруку"), замешанной на собственной слюне.
Цветы – это самое красивое украшение, созданное самим создателем для прекрасной половины человечества. Цветы джунглей яркие, неясные и благоухающие. Разве в состоянии даже искусный мастер сделать что-либо прекрасное? А краска позволяет в любой момент менять узоры, наносимые на тело, в зависимости от настроения и намерений женщины, которые, поверьте, не более предсказуемы, чем и у наших прекрасных соотечественниц…
К тому времени, когда нам едва удалось уговорить одного старика с парализованными ногами, знающего дорогу к "амазонкам", дать нам в проводники своего старшего сына, с досадой обнаружилось, что времени на этот рискованный, но стоящий того вояж, уже не осталось. Что ж, придется наведаться в эти края еще раз. За двумя зайцами не угонишься, а цель этой экспедиции – племена каннибалов…
Каннибализмъ или антропофагия, людоедство. Название «каннибалы» произошло оть «Каниба» – имени, которым называли Колумбу жители Багам-скихъ острововъ обитателей Гаити, страшных», будто бы, людоедов. Впоследствии название «каннибал!»» стало равнозначительнымъ антропофагу, хотя по Геррера, «canibal» значило собственно «храбрый»… Энциклопедический словарь. Издатели ФЛ.Брокгауэъ (Лейпциг), ИЛ.Ефронъ (С.-Петербургъ)!. – С.-Петербург, 1891. T.X1V, стр.296, С самого утра все племя было «при параде». Женщины расписали свои тела «в цветочек», мужчины нацепили на себя и вставили в носы все "прибамбасы, которые должны были придать им максимально ужасающий вид. Сегодня нам предстояло увидеть кровавый ритуал, впервые проделываемый по нашей просьбе членами этого племени не для своих собственных «души и тела», а лишь с целью демонстрации. А поскольку традиционный «материал» (например, мы) на этот раз будет участвовать «в забаве» лишь в качестве наблюдателей, роль жертвы, как и водится, без согласования с последней, выпала на долю кабана, отловленного накануне в горах.
Убивали кабана умело долго. Одна за другой впивались в его бока стрелы с тростниковыми наконечниками. А пока расковыривали раны пронзительно визжащего животного, рядом соорудили и разожгли большой очаг, на котором накалялись острые плоские камни…
По мнению папуасов, жертва должна испытать максимальное количество страха и боли, лишь тогда, съев ее, мучители обретут оставшиеся силу и мужество. Так говорят колдуны и старейшины, объясняя соплеменникам необходимость быть жестокими. Списав на волю богов и духов всю ответственность за чужие страдания, их дальновидные, по-своему мудрые патриархи вписали в языческий свод законов папуасов и этот, до вчерашнего дня неразгаданный европейцами: "Чтите закон веры, продиктованный древними. Верьте и делайте. Верьте, что за догмой закона стоит ваше благополучие, и не сомневайтесь в целесообразности жестокого ритуала. И по вере вашей воздается вам. Ибо не ведом вам ни тайный смысл, ни важные цели сего действа". Так можно перевести на русский язык "устное руководство для начинающего каннибала". По поводу смысла и целей этого ритуала в науке существует устойчивое мнение: "…нигде, ни у одного племени, даже где каннибализм существовал, он не составлял регулярного явления. Человеческое мясо ели лишь в редких случаях, во время голода. Там, где пищи, в особенности мясной, хватало, каннибализм обычно не был известен".
Другими и притом преобладающими мотивами каннибализма были религиозно-магические верования: иногда австралийцы поедали части тела убитых воинов, чтобы "усвоить" в себе их качества. Предпочитался при этом почечный жир и костный мозг.
Версию каннибализма, с которой познакомлю вас я, вы не найдете ни в научных трудах, ни в популярной литературе. Надеясь вызвать возмущение в среде научных работников, изучающих первобытный каннибализм в библиотеках и за письменными столами, я поделюсь моим пониманием этого явления у папуасов, утвердившемся во мне во время моего пребывания в горах и джунглях Ириан-Джаи. Каннибалы Папуа стали есть человека не потому, что это приятно или вкусно, а потому что это ужасно и отвратительно. Не потому, что это угодно их богам, а потому что свирепость и жестокость племени потрясет даже богов, выслушивающих рассказы души замученной и сожранной жертвы.
Нельзя не понять, что любое вмешательство в уравновешенную, выверенную столетиями жизнь этих людей, любое насилие по отношению к маленькому племени неизбежно приведет к гибели его членов. Напугать, предупредить, устрашить врагов реальных и потенциальных, на мой взгляд, главная цель культа каннибализма. Кровавые ритуалы и традиции, являющиеся эффективнейшим инструментом выживания, значительно повлияли на формирование их культуры. Даже то, что мы называем модой или имиджем, направлено, например, у мужчины папуаса не на то, чтобы сделать его внешность привлекательной, а на то, чтобы "на людях" он выглядел максимально устрашающе. А головы врагов, нанизанные на колья и точно расставленные на тропах, ведущих на территорию племени? Уж не думаете ли вы, что это проявление своеобразных эстетических пристрастий папуасов?
Известны и описаны случаи, когда одной из жертв кровожадных каннибалов удавалось бежать, прежде став свидетелем страшной гибели товарищей по несчастью. Неужели ктото всерьез может поверить, что любой пришелец вопреки желанию людей, рожденных и живущих в джунглях, может убежать от последних или спрятаться? Все дело в том, что если он не убежит, весь тайный смысл ритуала каннибализма станет бессмысленным фарсом. Как тогда мир узнает об опасности, угрожающей непрошеным гостям?
– Ну, по поводу врагов, – скажете вы, – допустим, все ясно, но почему же от рук страшных дикарей пали люди, приходившие к ним в разное время с гуманными целями?
Давайте вспомним. 18 ноября 1961 года Майкл Рокфеллер вместе с тремя друзьями выехал на моторной лодке из маленького порта Агатц.
Майкл, собирая коллекцию для организации в Америке Музея примитивного искусства, выменивал и покупал у папуасов тотемные деревянные фигурки, давая аборигенам взамен их богов табак и побрякушки. Майкл погиб. Его отец – Нельсон Рокфеллер, тогдашний губернатор Нью-Йорка и будущий вице-президент США, объявил о крупной награде тому, кто найдет его сына. Вероятно, молодой антрополог был казнен папуасами, и 20 лет больше никто не отваживался разделить его участь. Недавняя гибель двух миссионеров вновь повергла в ужас мировую общественность и территория, на которой это произошло, была объявлена национальным заповедником без права посещения.
Зачем шли "со своим уставом в чужой монастырь" миссионеры? Они несли папуасам новую, лучшую, по их мнению, религию. Еще есть желающие?
На мой взгляд, как никто был близок к разгадке ритуального каннибализма аборигенов британский колониальный служащий сэр Ульям Де Во, бывший губернатором Фиджи в 1880-1887 гг. Он писал: "Я склонен думать, что до появления белых на островах людоедство было сравнительной редкостью. Но введение ружей в такой степени повысило число жертв, что переход к постоянной практике каннибализма скоро создал стремление любой ценой удовлетворить эту потребность…" J.W.Burton. Brown and white in the South Pacific. – Sydney, 1994, стр. 13.
Ну и метод защиты придумали дикари, – скажет кто-то. – Это же додуматься надо.
Самое страшное из того, что можно придумать, по крайней мере, по мнению папуасов.
Я поневоле задумался, а может ли это напугать представителей нашей цивилизации, в руках у которых будут автоматические винтовки, а возможно и "напалм"?
При просмотре фрагментов видеоматериалов, отснятых мною в племени каннибалов, и видя кровавые внутренности ритуального кабана в руках дикарей, самые разные люди ужасаются кровожадности и жестокости папуасов. В то же время эти же господа вполне спокойно наблюдают с телеэкранов своих телевизоров, как представители нашей цивилизации собирают с исчерченного гусеницами бронетехники асфальта того или иного города внутренности людей. Что это, парадокс, фактор личной непричастности или привитая нашей цивилизацией степень безразличия к чужой крови, вернее, к крови чужих людей? Причем заметьте, животных почти всем жалко гораздо больше.
А теперь подумайте, для чего Советский Союз создал атомную бомбу, даже не нуждающуюся в транспортировке, поскольку ее взрыв в любом месте в состоянии погубить всю планету. Никита Сергеевич Хрущев назвал ее "залогом мира"!
Однажды на встрече со мной, организованной учеными атомщиками, я держал руку на пусковом устройстве этой бомбы и был не в состоянии осмыслить всю величину человеческого сумасшествия.
Чьи методы ужаснее, дикарей или цивилизованных политиков, наделенных властью?
Разве соизмеримы методы коллективного самосохранения у них п у нас?
– Но ведь известны случаи, – вправе спросить вы меня, – когда каннибалы убивали и съедали даже своих соплеменников, и, что самое непонятное, при пол-I юм смирении последних. Зачем? Во имя чего?
Когда я впервые подумал об этом, моя версия, казавшаяся еще пять минут назад стройной, затрещала по швам. Эта мысль целый день не давала мне покоя. Ночью, я вывалился из гамака и стал лихорадочно вытаскивать из мешка дневник и ручку. Эврика!!! При свете полной луны делаю короткую запись: "Я, Виталий Сундаков, согласен, чтобы меня съели живьем мои соотечественники, если это настолько всех потрясет, что моя кровь будет последней из осмыслению пролитых в сообществе так называющих себя цивилизованных людей".
И засыпая, я был бы вполне счастлив от своего открытия, если бы его не омрачало другое горькое понимание, что нас даже тысячи самых страшных человеческих смертей не потрясут, мы ведь, к сожалению, не дикари…
Из выступлений экспертов и специалистов
Виталий Сундаков и его товарищи по экспедиции совершили научный подвиг мирового значения, – считает академик Международной Академии информатизации и Академии 61 С. ВИТАЛИЙ. «ВЫИГРАТЬ ЖИЗНЬ» энергоинформационных наук. Действительный член Русского географического общества, профессор Александр Плужников. – Их пребывание в каменном веке в племени индейцев яномами в верховьях реки Ориноко, а спустя два месяца у папуасов-каннибалов в западной части Новой Гвинеи поставило их, на мой взгляд, в один ряд с великими путешественниками XIX века Давидом Ливингстоном и Николаем Миклухо-Маклаем.
Экспедиция "Ириан-Джая-94" – это высшая ступенька на пьедестале приключений, настоящая докторская работа для профессионального путешественника, здесь встреча человека с колыбелью цивилизации достигает своего апогея. Это незабываемый и неповторимый опыт, который познали немногие. В активе участников экспедиции трудные переходы, "неудобства сосуществования" с первобытными людьми и реальный риск, оправдываемый лишь полученными результатами.
ТАМ, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ ПЛАНЕТА
И порой казалось мне, Там, в пустыне Атакаме, Что брожу я по луне, Измеряя путь глотками…
Раскаленное до черноты солнце в зените, безжизненные песчаные барханы, мучительная жажда и тоскливая безысходность… Примерно такие ассоциации возникают у индустриализованного и стереотипизированного (выговорили?) горожанина при случайных размышлениях о пустыне.
– Зачем ты отправляешься чуть ли не в самую удаленную от Москвы часть планеты?
Почему? Где эта безжизненная земля? – мистически соблюдая последовательность этих вопросов, будто сговорившись, вновь и вновь пытали меня друзья и журналисты, узнав о моем намерении отправиться на этот раз в пустыню Атакама – самую безводную и протяженную (аридный участок) из всех пустынь мира. Последний вопрос был самым легким: край земли. На 4500 км, узкой полоской вытянулась здесь страна Чили, уютно расположив свое тело – самое стройное из всех стран мира – между заснеженными скалами Анд на востоке и Тихим океаном на западе. Расстояние между ними редко превышает 150 км. Ландшафты Чили настолько разные, как женское "да": на севере – мириадами солнц искрящаяся кристаллами солончаковая пустыня, усеченные конусы заснеженных вулканов, изумрудные долины, причудливо вылизанные ветром в камне волшебные замки невидимых гномов и красные величественные каньоны, дремучие леса и бездонные зеленые озера; а на юге – шхеры и фьорды, будто драгоценные камни, оправленные одетыми во льды скалами. Коегде десятилетиями не выпадает ни капли влаги, а рядом серое небо почти непрерывно плачет проливными дождями. Отчаянные модницы-розы укутывают порой свои тонкие шеи в снежные манто, а растерянные пингвины блуждают по пляжу среди купающихся…
Чили, будто маленькая модель мира. Здесь представлена создателем добрая половина созданных им на планете географических ландшафтов. Здесь все рядом: пустынные песчаные дюны и глубокие озера, "плюющиеся" кипятком гейзеры и вечные ледники, кондоры и колибри, пальмы и березы, соль и виноград.
Сахара. Кара-Кум, наконец, Гоби. Об этих пустынях худо-бедно слышало большинство даже "заоконных, торшеро-телевизионных" граждан. Почему на этот раз я выбрал из полутора сотен пустынь мира, занимающих треть суши на планете, именно эту? Уж не по принципу ли – чем дальше, тем лучше? Нет, не по этому. Две важных темы требовательно звали меня в очередную экспедицию: инки и жажда.
Но не жажда приключений, а жажда как естественная реакция организма на нехватку жидкости. А если говорить точнее, то полевые исследования этой проблемы, необходимые мне как эксперту по выживанию в условиях экстремальных климатических сред.
Этот чрезвычайно важный для человечества вопрос не уменьшил своей актуальности на протяжении всей мировой истории. Ведь неслучайно самые древнейшие молитвы, из числа дошедших до наших дней, – о воде.
Известно, что человеческий организм на 65-70 % состоит из воды. Потеря 10-15 % воды (не путать с общим весом) вызывает глубокие необратимые изменения в организме и может привести к гибели.
Без пищи человек может продержаться несколько недель, а то и больше месяца, без воды – лишь несколько суток, а то и часов. Жажда становится первейшей проблемой выживания, как правило, в двух случаях: если человек терпит бедствие на море или если он находится в пустыне.
Впрочем, несмотря на кажущийся переизбыток поды на голубой планете во многих местах, человеку се не хватает катастрофически. Существуют даже края, где родители не разрешают своим детям играть в подвижные игры, потому что ребенок потеет и затем хочет пить, а каждый глоток ценится на вес золота. Статистика жестока в своей откровенности.
Из года в год около 500 миллионов человек болеют от нехватки либо загрязненности воды.
Пять миллионов новорожденных ежегодно умирают от болезней, вызванных загрязненной водой, которую пьют их матери. Исследования, проведенные в Японии, Англии и в США, показали прямую зависимость сердечно-сосудистых заболеваний от содержания, к примеру, в воде кальция. Выяснилось, что чем вода мягче, тем больше таких заболеваний.
Определить содержание кальция в воде нетрудно. Например, если вода мягкая, мыло дает обильную пену и смыть его с рук довольно трудно; если же она жесткая – мыло почти не мылится, что свидетельствует о повышенном содержании кальция. Кстати, дистиллированная вода вымывает кальций из организма, но злоупотреблять ею не стоит, поскольку дефицит других минералов, возникающий при потреблении исключительно дистиллированной воды, порою не менее опасен.
Но настоящую цену воде не обозначить ни цифрами, ни формулами. Однажды я для себя сформулировал ее так: "булькающая во фляжке вода вселяет в тебя меру оптимизма равную ее объему". Нет ничего на свете вкуснее, чем вода в пустыне, всякий раз убеждаюсь в этом, прикладываясь к своей армейской алюминиевой фляжке.
Пока я бережно отвинчиваю ее колпачок, узкая полоса прибрежной пустыни высасывает влагу из каманчакос – густого тумана, по-товарищески оставляя его остатки прибрежным горам, задерживающим туман на полутора километровых высотах. Но там, где влага ценнее всего на свете, даже туман нужен людям. На склонах прибрежных хребтов устанавливают они специальные устройства – туманоуловители – цилиндры высотой 2,5 метра с нейлоновыми лентами, которые позволяют собирать до 18 литров "сладкой" воды в сутки. Не сочтите, что "сладкой" буквально. Любая пресная вода здесь, в Атакаме, называется сладкой.
Наполняю флягу водой из осадкомера, установленного на двухметровой высоте от земли.
Оставляю по этому поводу записку для метеорологов, установивших здесь этот свой немудреный прибор. Научные замеры от моей жажды не должны быть искажены.
Простите, кажется, я опять забыл сообщить, что уже почти неделю нахожусь в Чили.
Признаюсь, осуществить это было непросто. С организацией моего первого визита сюда помогли Геннадий Бурбулис, потомки Деникина и даже отчасти сам Пиночет.
И вот, спустя два года, я уже второй раз в "Гранд-Норте" – так называют чилийцы две северных провинции своей страны – Тарапаку и Антофагаст, охватывающие 90 тыс. кв. км, большая часть которых является наиболее аридной областью мира. Именно здесь расположен основной объект моей экспедиции – пустыня Атакама, наиболее крупная в зоне прибрежных пустынь южноамериканского континента. На этот раз я пересекаю пустыню в гордом одиночестве, как того требует чистота эксперимента. Два дня пути, и вот уже лавовопепловые склоны Анд переходят в плоскую солончаковую равнину Салар-де-Атакама.
Жажда и жара – два стрессора выживания, пожалуй, как никакие другие, наиболее взаимосвязаны здесь между собой причинно-следственной связью, имя которой – пустыня.
В сердце пустыни воздух лишен водяных паров, а земля быстро отдает дневное тепло.
Это значит, что человек, у которого и без того кровь едва течет по жилам, загустев от недостатка жидкости, начинает изнурительную борьбу не только с раскаленным светилом, но и с невыносимым ночным холодом. Ставлю палатку и, разместившись, открываю первую страницу еще чистого дневника: Анализ самонаблюдений в условиях автономного существования при дефиците влаги С самого начала устанавливаю жесткий режим водопотребления: первые сутки (как бы после аварии или происшествия) не пью вообще; в последующем потребляю лишь по 500-600 мл воды в сутки. Вода, выпитая за один раз в большом количестве, вызовет обильное потоотделение и усиленную работу почек, а следовательно, станет сразу же потерянной для организма. Поэтому пью небольшими глотками в течение всего дня.
Прошедшая неделя кажется вечностью. Ограничиваю до минимума переходы и физические нагрузки в жаркие часы. Слава Богу, что уже позади основные эксперименты по вододобыче и ориентированию, по возведению различных временных укрытий, испытанию технических средств, средств связи, а также экипировки и снаряжения…
Испытывая настоящую жажду, хочется только воды. Не думать об этом! Поправляю колышек растянутого над песком тента и плотнее закрываю глаза краем лежащего под головой шерстяного пончо. Все, пытаюсь заснуть… Вижу будто со стороны, как мы с братишкой Вадимом, распаленные играми и накаленные ярким алма-атинским солнцем, наперегонки взбегаем по лестничному маршу на свой четвертый этаж, врываемся в нашу квартиру и, наконец, в ванную комнату. Вот он долгожданный кран. Мы открываем его лишь настолько, чтобы струйка холодной, самой вкусной на свете воды, была не толще спички. Теперь берем самую маленькую рюмку и… состязание-истязание начинается. На этот раз он пьет первым, а я считаю. Первая, вторая, восьмая, двенадцатая рюмка. Брат выпивает ее маленькими глотками. До чего же медленно. Но сегодня, я закаляю свою волю жаждой и поэтому не тороплю его. Это и есть первая цель нашей игры. Вторая – кто больше выпьет. Зато сегодня спать под колючим одеялом без пододеяльника, закаляя волю неудобствами, будет он. А завтра мы оба будем закалять волю горчичниками на голое тело, и кто дольше вытерпит эту жгучую боль. Прошлый раз победил он, я пошевелился первым. До чего же медленно он пьет. Я протягиваю руку, чтобы открыть кран побольше и… просыпаюсь. Солнце ушло с зенита и пора двигаться дальше…
Оазис. Маленький, но прекрасный. Здесь есть даже небольшой прохладный грот. Пью, наполняю флягу, стираю просоленную потом и прокаленную солнцем одежду. Вода действительно кажется сладкой и, наверное, не только мне. Живой символ Атакамы – южноамериканский верблюд-лама, войдя в воду, прикрывает глаза от удовольствия. Таких чистокровных белых лам – символов королевской власти – держали у себя императоры инки. Как и его двугорбый брат, верблюд-лама может несколько суток обходиться без воды. Здесь лам издревле используют как вьючных животных, едят их мясо, из шерсти делают одежду, мешки и веревки, из сала изготавливают свечи, из шкур – обувь и другие предметы обихода. Инки часто приносили лам в жертву на ритуальных церемониях, по их внутренностям жрецы предсказывали будущее. Взрослое животное весит до 100 кг и может переносить груз до 60 кг, совершая с ним переходы по 30– 35 км в день. Ламы, как и другие животные, обитающие в пустынях, например, двугорбый верблюд, курдючные овцы, суслики, тушканчики, сравнительно долго могут обходиться без воды, превращая специально для этого накопленный жир в воду. И при этом получается довольно большой выход влаги: из 100 граммов жиров организм синтезирует 107 миллилитров воды. (Ловлю себя на том, что все мои мысли вновь вьются лишь вокруг воды.)
