Текст книги "Выиграть жизнь"
Автор книги: Виталий Сандуков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Никого…
Боюсь ли я чего-то сегодня? Я побаиваюсь телеграмм, ранних междугородних звонков, уколов, стоматологических кресел и немало другой ерунды Но по-настоящему я боюсь не понять, ради чего человек проживает свою жизнь. Ради чего он стяжает материю и оплакивает потери, одерживает победы над своими страхами, накапливает грехи и добродетели, падает в бездну меркантильной суеты и поднимается к сияющим вершинам духа.
По всему миру я собираю буквы и слова "ИНСТРУКЦИИ ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ". И сегодня боюсь одного: не успеть прочесть ни единой законченной строчки из этого опуса, чтобы осознанно, ХОТЯ БЫ ОДИН ДЕНЬ, прожить достойно, мудро, красиво и полезно.
БОЛОТНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ 1991 год. Россия. Третий час мы тащим свои тела через твои вязкие топи. Черно-зеленая жижа заглатывает нас порой по пояс. Каждый шаг дается уже с трудом, но зеленая кромка леса уже рядом. Почти рядом. Через час-полтора мы должны выбраться на твердую почву.
Просто обязаны. А там еще час, и мы у пограничников. А значит, только через два с половиной часа их вертолет сможет вылететь, чтобы эвакуировать на материк заболевшую девочку, участвующую в моей экспедиции "Контрольная для Робинзона".
Мой спутник, известный тележурналист, настоявший на том, чтобы пойти со мной этим кратчайшим путем, совсем раскис. Мне уже трижды пришлось кричать и убеждать, заставляя его двигаться дальше. Отпустить его назад не имею права. Да и "рубикон" давно нами перейден, назад опаснее и дальше, чем вперед.
– Все, все, все, – заевшей пластинкой зашипел мой, еще недавно крутой, напарник, добровольно погрузившись, как яванский бегемот, в болотную жижу.
– Что передать твоему отцу и маме? – тихо спрашиваю сидящего по плечи в зловонной пасте болота, до донышка опустошенного партнера.
– Так, что передать? – отчетливо повторяю свой вопрос, глядя ему прямо в стеклянный зрачок.
Он наконец замолчал, дыша часто широко открытым ртом и размазывая по волосам грязную тину. Не отводя взгляда, укладываю на колышущуюся кочку свой березовый шест и медленно достаю из ножен вороненый широкий нож.
– Что? Зачем!? – вскрикивает он.
– Я облегчу твою смерть.
Эту паузу мы оба будем помнить всегда.
Через час он первым ступил на твердь и тут же упал на траву лицом вниз, всхлипывая и широко раскинув руки. Дальше я пошел один, и моими ориентирами на пути к заставе были уже тонкие осины, а не его извивающаяся спина…
До экспедиции мы успели стать приятелями. Но с того случая мы больше не виделись.
Сегодня, годы спустя, он вновь, уже второй раз звонит мне, и опять изрядно поддавши. Его мучает один вопрос: "Скажи, ты бы действительно сделал это?" И вновь, я отвечаю ему:
– Не знаю.
– Сволочь, – выдыхает он и бросает трубку.
Я потерял товарища, но зато сохранил ему его самого. И надеюсь, не только физически.
Мне хочется думать, что тогда я бы скорее умер сам, чем дал бы погибнуть ему. Но это не вся правда. Тогда я больше думал о жизни девочки, чем о наших с ним жизнях. А еще о том, как будут жить, если мы опоздаем с помощью: ее родители, а еще двадцать ее друзей, мальчишек и девчонок, участвующих в этой недетской детской экспедиции, и еще тысячи детей со всей России, участвующих в конкурсе на право быть одним из членов этой экспедиции. А еще я думал про своих сыновей, один из которых остался в базовом лагере… А еще… Много чего еще осталось в тех болотах. Интересно, а вспоминает ли об этой истории пилот вертолета, глядя на черненое лезвие подаренного ему мною ножа?
ТА-КЕМЕТ – ЧЕРНАЯ ЗЕМЛЯ
Плодородной, а значит живой, хотели видеть египтяне свою землю, а поэтому так и называли ее в противоположность красной, безжизненной земле пустыни, господствующей на основной территории их страны. Но какой бы ни была эта земля, она явила на свет величайшую цивилизацию. По сей день Египет для всего мира ассоциируется с побежденным временем, разрушительной силе которого оказались не подвластны творения древних зодчих и мистиков в обоих мирах материи и духа. Египет это столь же не Африка и не Азия, сколько не Европа. Это столь же далекое прошлое, сколько пульсирующее настоящее. Древний Египет верил в материальную вечную жизнь после смерти, самозабвенно готовился к ней и получил ее. Фараоны и искусные строители по сей день кормят своими прошлыми деяниями и трудом, людей ныне живущих на их земле. Символ древнего Египта – пирамида Хеопса, первое из семи чудес света, по неписаным вселенским законам (единственный – всегда лучший), остался не только первым, но и единственным зримым чудом.
Ты можешь сегодня запросто, как это делают многие, украсить свой заграничный паспорт чернильным орлом египетской визы, до головокружения натереть тело египетскими маслами, увенчать свое чело белоснежной «арафаткой» и стоптать башмаки на обзорных экскурсиях. Но при этом, ты так и не побываешь в Та-Кемет, в древнем Египте… Как те многие.
Потому что не многих, а избранных впускает сфинкс в невидимый мир своих повелителей.
Ни "красноморский" загар, ни "фотка" – "а это я на верблюде у пирамиды", ни даже папирус, в картуш которого вписали искусные каирские художники иероглифы твоего имени, не являются свидетельствами твоего сакрального знакомства с этим наиболее изученным и наименее познанным миром. В этот мир не войти в составе туристической группы…
Перед поездкой они спрашивают:
– Там действительно дешевое серебро?
– Сколько бутылок спиртного разрешается ввозить в страну?
В стране они заинтересованно вопрошают у экскурсовода:
– Сколько килограммов золота в этом саркофаге?
– А мы не опоздаем на обед?
Здравствуй, Сфинкс. Непогода для туристов, становится лучшей погодой для меня.
Я похож на военный корабль, отправляющийся в эпицентр шторма в то время, когда все гражданские суда спешно устремляются в тихую гавань Я один, и вновь привычно ощущаю себя искушенным охотником, чувствующим приближение достойной цели. Долго ищу место силы и, встав на него, испытываю, наверное, то, что испытывает человек, наступивший на мину-лягушку: сойти теперь с этой точки можно только иным или в мир иной. Туда я сейчас и собираюсь, проверяя и настраивая "работу своих механизмов и систем".
Приближаются сумерки – щель миров. Время магов и откровений. Слова древней формулы возрождают во мне пронзительные вибрации. Пора…
Задержав дыхание и прикрыв глаза, плавно выскальзываю из иллюзорного мира материи в невидимый мир реалий.
– Говори!
Я готовился к встрече с тобой, но не знаю готов ли? Мне 38 лет от роду. И я прожил в этой жизни лишь сотню часов. И я хочу знать, это мало или много?
– Когда ты думаешь, что жил?
– Когда немел от восторга откровений, приходящих изнутри; когда погибал, отчетливо, осознавая это*; а еще при виде величественных пейзажей, написанных Богом на холсте, называемом нами Земля…
– Еще…
– Когда осмысленно дрался за честь или справедливость, замешивая пыль на крови; когда переполненный чувствами, сбрасывал на палубе опустошенный акваланг; в ту минуту, когда растрескавшийся от жажды рот встречал живительную влагу; в ту секунду, когда мой автомобиль вновь обретал потерянное управление…
– Еще…
– Когда пылал от страсти или стыда; когда брал на руки своего новорожденного ребенка; когда бросал горсть земли в открытые могилы близких…
– Еще…
– Когда вынимал из тысячи книг десяток строк, потрясающих сознание;…когда внимал мудрости стариков и учился искренности у детей…
– Что еще возвращало тебя в реальную жизнь?
– Разное. Цветение Любви, недуги дорогих сердцу людей, собственное выздоровление, хлопья пены, сорванные рваным ветром с ноздрей моего коня, разряд молнии в десяти шагах, заслуженная пощечина от одноклассницы, прикосновение мамы, счастливый смех любимой, вся горечь ее обиды, поведанная горячей слезой, похищенной моими губами…
В разное время я случайно обнаруживал разные лекарства от иллюзорного проживания. Часто это была дорога. Но порою мне возвращали силы мои непроизнесенные слова, очистительный огонь горящих бумаг, дождь, искреннее покаяние, редкая возможность отблагодарить…
– Ты произнес немало и мертвых слов. Произнеси главные…
– Обретение Веры, возможность искренности ко всем, личная честность, внутренняя свобода, созидание, ясность…
– Довольно. Ты вполне жив. Ты еще можешь чувствовать и уже умеешь слушать и думать. Поэтому слушай сердцем, думай душой, доверяй случаю, ощупывай знаки, старайся говорить лишь тогда, когда нельзя молчать, не стремись быть понятым другими и не пытайся понять всех. Времени у рожденных людей осталось лишь на одну жизнь. А у тебя до главной встречи со мною гораздо меньше. А сейчас я должен впустить к богам, оставившего жизнь уже навсегда. Не мешай мертвому произносить живые слова. Слышишь, он уже начал свою оправдательную речь…
– О Усех-немтут, являющийся в Гелиополе, я не чинил зла людям!
– О Херет-седежет, являющийся в Хер-аха, я не крал!
– Я не завидовал!…я не грабил!
…я не мужеложествовал, я не убавлял от меры веса!
…я не ворчал попусту, …я не подслушивал, …я не пустословил, …я не ссорился из-за имущества…
– Боже! – подумал я, – кто сегодня готов произнести ЭТО, сполна ответив за искренность своих слов…
– …я не поднимал руку на слабого;
…я не был причиной слез;
…я не убивал и не приказывал убивать;
…я не сквернословил;
…я не преграждал путь бегущей воде…
Распахнувшаяся память безжалостно пролистывала перед моим внутренним взором отвратительные картинки из МОЕЙ жизни, воспламеняя предлог "НЕ" почти в каждой второй фразе, произносимой незримым послечеловеком.
– О Хериуру, являющийся в Имад, я не угрожал! – продолжал он.
– …о Нехен,…я не был глух к правой речи!
…я не был тороплив в сердце моем!
…я не был болтлив!…
…я не отличал себя от другого…
– Сфинкс! Я желаю назад! Как можно быстрее. оставляю у твоих ног единственную мольбу: ДАЙ МНЕ ВРЕМЯ, прежде чем я вновь и уже не по собственному желанию приду к вратам любого судилища.
Дождь – Небесный Нил – обрушился на землю, вырвав меня в мою настоящую жизнь.
Вернее, в жизнь, которую я теперь еще более чем прежде попытаюсь сделать настоящей.
ДОЖДЬ
"…в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились: И лился на землю дождь. Бытие, гл. 7.
7 октября, когда я родился, шел дождь. Но это не важно, говорят, он случался и до моего рождения. Проверить точно я этого не могу, зато точно знаю, что с тех пор дожди бывали часто. Хорошая погода стоит, а дождь, пока он есть, всегда идет. И в этом мы с ним похожи.
Шел дождь, когда я впервые понял, что влюблен.
Лужи пытались вернуться на небо лопающимися пузырями, когда я познакомился со своей будущей женой.
Короткий горячий ливень сообщил мне о рождении сына…
Шел дождь и в тот час, когда, очевидно, следуя его примеру, отважился впервые пойти и я. – Ну, теперь внук далеко потопает. – сказал дед, разрезав своим трофейным ножом невидимые путы на моих ногах и по славянскому обычаю символично бросив их в огонь.
Маршрут этого главного путешествия не был положен мною на "кроки" и занесен в путевые заметки. О нем сохранилась лишь короткая запись мамы в потрепанном фотоальбоме "Наш ребенок". Но я точно знаю:
– этот путь был самым трудным, а значит, самым прекрасным;
– самым осмысленным, а значит, самым нужным;
– и еще, мои первые шаги по планете были самыми безопасными в моей жизни, потому что стартом первого маршрута были руки моей бабушки, а финишем – руки деда.
Руки моей бабушки были сухими и горячими. Эти руки вынянчили пятерых детей. И еще пятерых внуков. Самым любимым внуком был я.
Эти руки держали военные похоронки и послевоенные свидетельства о том, что четверых ее детей больше нет в живых.
Когда умерла бабушка, не было рядом с нею и ее любимого внука. Я служил на Северном флоте. Военнослужащих на похороны бабушек не отпускали, а убежать к ней из сердца Северного ледовитого океана я не мог. Не умел тогда. Да и не знал о том, что бабуля уже уходит. В письме мама писала, что бабушка просила похоронить вместе с нею мое последнее письмо к ней, не распечатывая его. Шутила, что там и прочту вместе с детьми и дедом. И письмо от мамы не сохранилось, оно размокло. Его уничтожил дождь. Дождь вперемешку с забортной водой, заливавшей палубу корабля. Я выбежал туда прямо из строя, прочтя первые строчку: "Сынок, мужайся…" Я знал, что наверху меня не будут искать, был шторм, и поэтому выход членов экипажа на верхнюю палубу был запрещен. Но я должен был остаться один. На военном корабле это трудная задача. Даже в те минуты вместе со мною были соленый океан, черное небо, холодный штормовой ветер и… дождь. Мы кричали и плакали вместе. А потом я вспомнил…
Однажды дедушка сделал мне воздушного Змея. Из тонких полос фанеры и нежной папиросной бумаги. Я долго и старательно разрисовывал его акварельными красками.
– Чем красивее будет твой Змей, тем выше и дальше вы полетите, – сказал дед. А он никогда меня не обманывал. Я очень хотел лететь. Высоко-высоко. Далеко-далеко. И поэтому я стал рисовать на Змее самую красивую картину на свете. И я нарисовал ее! И очень устал и проголодался. Я поел "специальных", самых вкусных и "богатырски сонливых" на свете щей, секрет которых знала только моя бабушка, и уснул за столом. Руки деда перенесли меня на постель так осторожно, что я даже не слышал. Впрочем, не слышал я и грохота бурной весенней грозы и шума потоков воды, обрушившихся на нашу маленькую избу, на яблоневый сад и… на моего Змея, оставленного во дворе.
Я оглашал и орошал слезами окрестности значительно яростнее, чем это делала до меня стихия, убившая моего Змея. И тогда бабушка сказала: "Как же ты себя жалеешь".
– Я жалею Змея, – давясь горечью и обидой полного непонимания, завопил я.
– Змей не слышит тебя, его уже нет здесь, – сказала бабушка. Он улетел в невидимую волшебную страну Светлой Памяти. И ему там будет гораздо лучше, чем здесь.
– Но я мечтал отправиться с ним в далекое-раздалеко, – выдохнул я сквозь рыдания.
– Если нашей мечтой мы обязаны людям, вещам или событиям, ушедшим от нас в прекрасную страну Светлой Памяти, мечта обязательно сбудется. Они похлопочут там об этом. – А если они уйдут в другую, плохую страну, такая, наверное, тоже есть?
– Есть, внучек. Эта страна – Забвение.
– А как я узнаю, в какую страну попал мой Змей?
– Очень просто. Если ты с любовью думаешь о своей дорогой потере, то помогаешь ей этим найти страну Светлой Памяти. А слезами потерю не вернуть. Если ты просто разбрызгиваешь ресницами воду, то размоешь весь путь туда.
С тех самых пор, я сразу перестал плакать. А еще рисовать. Слезами потерю не вернуть.
Как и лучшей картины мне все равно никогда не нарисовать.
А в далекое-раздалеко я с тех пор отправляюсь все чаще и чаще. Мечта сбылась. Еще бы, ведь в стране Светлой Памяти за мою мечту хлопочет мой Змей, а главное, моя бабуля и мой дед.
МОНОЛОГ В ХРАМЕ Вхожу в Храм и покупаю свечи. В правой руке свечи во здравие здравствующих. В левой – за упокой душ ушедших. Слава Богу, в правой руке свечей… значительно больше…
Полон драгоценных я имен Блики позолотою икон Освещают трепетом огней Таинство без гимнов и речей Ставлю свечи, ритуал простой Я за здравье и за упокой Близких и родных, чьи имена Начинаются на букву… "А" Настя, Аурави, Алексей Анатолий, Афи и Андрей Не забыть бы только ни о ком В этот час, и день… да и потом…
Папуас, индеец, бедуин…
Сто богов у них, крещенный друг – один Правда, Абдулла-дружбан – казах Думаю, простит меня Аллах Сашка Громиев, Саня Иншаков Сайт Дмитриев и Сашка Мещенков Саня Панюшкин и Санька Гребенюк Незнакомый меж собою круг В круге этом годы. Нет – года Континенты, страны, города Рельсы, стюардессы, леера Хижины, дворцы и номера Три Андрюхи, три любимца муз, И сержант что спас меня в песках…
Я прошу, продли их жизнь, Иисус И сойти с пути не дай впотьмах Свечи – стрелы и ладонь как лук 134 С. ВИТАЛИЙ. «ВЫИГРАТЬ ЖИЗНЬ» Посылает их в горящий круг Память – тетива Мишень – алтарь Принимает стрелы в грудь как сталь Всем здоровья и любви. Пока…
Опустела правая рука Как колчан, как ножны от меча…
А теперь, за упокой свеча Бабушка, тебя давно уж нет Ты встречаешь там моих друзей?
Усади как прежде их за стол И налей своих волшебных щей…
…Полон драгоценных я имен Блики позолотою икон Освещают трепетом свечей Таинство без гимнов и речей Завершаю ритуал простой За здоровье и за упокой Близких и родных, чьи имена Начинаются на букву "А" Разгоняю пламенным лучом Я туман страны забвенья "мрак" Освещая памятью души В алфавите… следующий знак…
14 февраля 1998 г.
ЖЕНА Корр.:
– Как относится к вашей работе жена? Она должна быть волнуется, ведь когда вы отправляетесь в очередную авантюру, с вами может случиться все что угодно?
B.C.:
– Эля обладает уникальной профессией. Она профессиональная жена профессионального путешественника. Сама на подобные вопросы она отвечает: "А зачем мне муж, с которым может ЧТО-ТО случиться", – и такой ответ для меня прекрасный стимул.
Безусловно, она понимает, что мне порою бывает трудно, хотя я стараюсь не посвящать ее в малоприятные детали и "прелести" тесного и трепетного общения с дикой природой.
Но ни травм, ни приступов малярии, ни нагрузок на снаряжение от нее не спрячешь, и кто, как ни она приводит меня в порядок после трудных экспедиций.
Я ГУЛЯЮ ПО ПЛАНЕТЕ (посвящается жене Элеоноре) У меня одна забота, очень важная работа: Пробежаться по планете – как и что на белом свете?
Дегустирую туман, полевых цветов дурман, И под звездами лежу, за галактикой слежу.
Космос втягивать губами, измеряя день шагами. и вращать свою планету, веселее дела нету…
Я жене несу ТАКОЕ: вой пурги и каплю зноя, и золу из алтаря, и чешуйку пескаря.
И друзьям добыл подарки: тень дождя и клей от марки, льдинку за полярным кругом, и молитву от недугов, из Сахары по песчинке, и частушку из глубинки, фокус старого пройдохи, и потерянные вздохи, гладкий камешек с лимана, листик желтый из Бутана, слово мудрое с Тибета, и один… нет, два привета…
Посчитал я океаны горы степи и саванны заново назвал все тучи, (до чего же я могучий).
Повидав честной народ, сделав дел невпроворот докормлю вот комара и… домой, к жене… Пора Корр.:
– А волнуетесь ли Вы за свою жизнь, отправляясь в рискованную экспедицию?
B.C.:
– Конечно. Ведь я оставляю свою семью со своим бронзовым бюстом на столе. Кстати, и бюст лишь квартирант. Скульптор Григорий Потоцкий, по собственной инициативе породивший его, установил отливку мне на стол, со словами "пусть он поживет рядом с оригиналом".
Откровенно говоря, вы обнаружили на мне самую больную точку. Если я однажды не вернусь к семье, то она останется не только без кормильца и без финансовых сбережений, которых попросту не существует, но окажется и на улице, поскольку жилье я арендую. Уже только этот факт, увы, иллюстрирует мою несостоятельность в качестве надежного главы семейства и дает полное право журналистам характеризовать меня как беспечного авантю136 С. ВИТАЛИЙ. «ВЫИГРАТЬ ЖИЗНЬ» риста. Этот же факт сдерживает меня порой в ситуациях объективно рискованных, что, в свою очередь, иногда значительно усложняет достижение цели и мешает профессии.
ПУТЕШЕСТВИЕ В МИР АБСОЛЮТНОЙ МАГИИ Из информационного сообщения
Некоторые практики магического познания мира подробно описал американский писатель Карлос Кастанеда. Но сегодня, сенсацией даже для ученых стал факт того, что впервые за всю историю планеты иноземца из далекой России допустили к самым главным магическим таинствам древнейшего народа Мезоамерики.
…Боинг уверенно набирал высоту перед десятичасовым прыжком через океан. Стюардессы раздавали пледы, а экраны телевизоров демонстрировали предстоящую нитку маршрута от Мехико до Парижа. Все. Домой.
Я отказался от предложенных напитков, нацепил наушники и, пощелкав бессловесно шипящими радиоканалами, откинул спинку кресла и закрыл глаза. Спать. Но спать не давала песня. И на этот раз ее пел я:
– Кауюмари, Таматз Кауюмари, сердце Вирикуты, дождись меня у твоих озер Татей Матиньери, когда возвращаясь к тебе, я с песнями вновь приду к холму Эль Кэмадо…
Я повторял слова этой древнейшей как мир песни, восстанавливая в памяти события, произошедшие со мной, в точке, между мексиканским побережьем Великого Океана и горной цепью, разорванной узкими долинами и глубокими каньонами. Там, где запутанный лабиринт скал впускает лишь осмелившегося выиграть жизнь, в священную магическую пустыню Вирикута.
МЕКСИКА Современные американцы настойчиво ищут своих дальних предков на территории Европы или Новой Зеландии. Европейцы, скрупулезно выискивают свои родовые корни в Средневековье. Но я озабочен другими поисками, влекомый голосами предков, доносящимися прямо из сердца и крови. Я неустанно разыскиваю семейно-родовые сообщества, чьи территории расположены на пути великих миграций наших общих первопредков. Эти маленькие народности, с древнейших времен сохранив свою первозданность, необъяснимо пережили все природные, и социальные, и научные бури планеты. Думаю, не трудно понять, почему я вновь и вновь отправляюсь в наше прошлое. Да потому, что это наше общее прошлое – индейцев и американцев, россиян и европейцев, папуасов и японцев. И я хочу не прочесть, а увидеть, не услышать, а прожить со своими живыми предками хоть одно мгновение своего настоящего-прошлого. Но в непосредственной близости с современной цивилизацией не смогла выжить ни одна самобытная культура. Так прежде считал и я, к счастью, ошибочно. Однажды я обнаружил одно из таких мест. И не где-нибудь на островах Океании или в джунглях Ириан-Джаи, а в Центральной Америке, в самом сердце Мексики. Это была земля индейцев уичолей, живущих в полной изоляции от цивилизованного мира. Но обо всем по порядку…
Не так давно по миру прокатилась волна увлечения книгами Карлоса Кастанеды. Писатель искусственно объединил фрагменты самых различных направлений древней магии, в одну из якобы существующих традиций, талантливо обогатив ее собственными домыслами, терминологией и даже философией. С тех пор, люди часто стали спрашивать меня о мексиканских магах. Я уверял их, что настоящих магов я встречал лишь там, где роль неподкупных пограничников возложена Всевышним на стужу и зной, неприступные скалы и непроходимые джунгли. Вблизи от цивилизации ни одна самобытная культура не выжила. В Мехико и Акапулько, могут быть лишь такие же маги как в Москве, Лос-Анжелесе или Париже. Но однажды простой мальчишка ехидно спросил меня: "А вы лично, знакомы с мексиканскими магами?" Так, сам того не подозревая, он отправил меня в одно из самых важных для меня путешествий.
Солидный лайнер зашел на посадку и тяжело коснулся взлетной полосы.
Вскоре самое маленькое (из четырехколесных) такси резво катилось по улицам самого большого города мира. Мехико проглотил меня как песчинку. Бродя по его переулкам и проспектам, я наблюдал контрасты гигантского мегаполиса: дымы автомашин и заводских труб перемешивались с аппетитными дымами от мангалов, в которых готовились блюда национальной кухни; нищие кварталы перетекали в богатые; бой древних тамтамов подчинял своим ритмам современные музыкальные мелодии, льющиеся из окон ресторанов и из-за дверей дискотек.
Я на центральной площади столицы. 15 сентября 1810 года священник Идальго звоном колокола призвал мексиканцев к восстанию против испанского владычества. По сложившейся с тех пор традиции президент Мексиканских Соединенных Штатов в этот день выходит на балкон своего дворца и звонит в колокол. Ряженные в костюмы ацтеков девушки предложили мне за небольшую сумму стать на время древним воином и присоединиться к танцующим, облачившись в боевое оперение древнего воина. Нет, "жизнь понарошку" меня давно не привлекает. На всех площадях, в городах всего мира ничего кроме политических и театрализованных шоу уже не происходит.
ТЕОТИУАКАН
Вновь беру такси, и юркий фольцваген «жучок» за два часа переносит меня из Мехико в «место, где становишься обожествленным» – в Теотиуакан. Кстати, именно сюда, в древнюю столицу тольтекской империи прибыл на вертолете в 9.47 утра 3 июля 1989 года 14-й Далайлама Тенцин Джампо. Конечным пунктом его визита была пирамида Солнца.
Стою у основания каменной лестницы, триста ступеней которой выщерблены временем и испещрены надписями на древнем языке науатль. Когда-то могущественные жрецы исчезнувшей цивилизации торжественно спускались с вершины этого магического сооружения к мутному озеру, в зеленых водах которого отражались огни факелов и блики восходящего светила.
Именно здесь, у основания пирамиды Солнца, не выполняя никаких продолжительных и красочных церемоний, с той же естественностью, с какой обычно вставляют ключ в замочную скважину, поворачивают его и открывают дверь, Далай-лама сломал невидимую священную печать. Нескольких слов, тихо произнесенных в сопровождении быстрых движений его рук, оказалось достаточно для выполнения таинства. Энергия, излучаемая сердцем пирамиды, теперь начала движение к ее вершине.
Затем, позже, были вскрыты вторая и третья печати – это сделали восемь лам в 1990 и 1993 годах.
Так произошло в Мексике возрождение одного из главных энергетических центров планеты. Теперь мощные энергии космоса и земли, объединяясь в пирамиде солнца, производят поток незримого света. А это значит, что любой человек знания ныне может воспользоваться им для реализации возвышенной цели.
Поднимаясь по каменным ступеням к солнцу, я повторяю свою постоянную молитву: "Господи, сотвори мною то, что Ты хочешь, а не то, что я намереваюсь…"
…Бродя по улицам Мехико, восстанавливаю в памяти тексты, написанные ведущим экспертом по древним мексиканским традициям и ритуалам Виктором Бланко. Его книги о народностях тараумарас, лакан-донес, чамулес являются учебниками не только в университетах Мексики, Техаса и Буффало. Например, особую ценность для меня, представляют его исследования племени индейцев уичолес.
"Народность уичолей древнее ацтекской, но по сей день она одна из самых закрытых и малоизученных в мире. Общая численность этого народа, который в неизменности сохранил свой жизненный уклад со времен до колумбовой эпохи, составляет чуть более шести тысяч человек. Селения уичолей, в которых все индейцы связаны кровными узами, расположены на труднодоступных откосах горных хребтов. Даже контакты испанцев с уичолями в колониальную эпоху были минимальными. Исследования этих индейцев и ныне зияют пробелами. Доподлинно известно лишь одно: система взаимоотношения уичолей с окружающим миром основана на древней магии. Свидетельства немногих людей, оказавшихся скорее случайными наблюдателями, нежели учеными, подтверждают уникальные взаимодействия этих индейцев с силами природы. Они вызывают смерчи, читают мысли людей, общаются с животными, предсказывают будущее и исцеляют словом…"
Антропологический музей в столице был уже закрыт для посетителей.
Воспользовавшись своими академическими привилегиями, в одиночестве брожу по огромному кладбищу некогда могущественных вещей. Здесь и известный всему миру ацтекский календарь и огромные головы неизвестных ольмекских правителей. Безмолвно хранят память о древних магических культурах Мексики и жертвенники, обагренные кровью тысяч людей, и жестокие боги, и недремлющие каменные стражи храмов.
Магия – это далеко не безобидное увлечение. В законодательстве некоторых стран, любая ее практика считается преступлением. Существует даже статья уголовного кодекса, предусматривающая казнь за колдовство, приведшее к смертельному исходу. Но не в Мексике. Здесь, в магической столице мира, к магии причастен чуть ли не каждый.
Однажды я вывел правило: "Если хочешь понять страну, проведи день на ее главном рынке". Здесь все: история и культура, ремесла и народности, традиционная еда и искусство, и, конечно же, люди, – вся палитра красок, звуков, запахов, ритмов и типажей… Кроме того, рукотворные изделия всегда согревают душу особым теплом. Я неспешно брожу по оживленным торговым рядам, как по народному музею. Пропитавшись этой энергетикой, ты как бы внедряешь в себя своеобразный камертон, позволяющий в дальнейшем почти всегда безошибочно распознавать незримый отпечаток страны в людях, вещах, традициях…
Эта лавка привлекла меня, как привлекает ребенка отдел игрушек.
Картины, маски ягуара, тигра и украшения из бисера удивляли игрой красок и неповторимостью рисунков. Я рассмотрел уже все, но уходить не хотелось. Возможно, мне нравилось, что хозяева не приставали к покупателям. И тут я увидел маску койота, лежащую отдельно от остальных. Я решил почему-то именно ее купить для своего музея.
– Этот койот не продается, – неожиданно заявил индеец-продавец забрал у меня маску.
– Почему я не могу купить эту маску? Индеец ответил:
– Ответ на свой глупый вопрос, ты можешь получить только в четырнадцатой реальности.– А у вас что, из реальности в реальность автобус ходит? – не удержался я от ехидного вопроса.
И тогда индеец буквально заставил меня уйти от прилавка. Это было очень странно…
ВИКТОР БЛАНКО
…Пришла пора действовать целенаправленно. Позвонив Виктору Бланко, я представился и откровенно напросился на личную встречу. Неожиданно легко я получил приглашение.
– Есть в Мексике страна, которой нет ни на одной географической карте, – это страна индейцев уичолей, – говорил Виктор Бланко. – Ее территория совпадает с тропиком Рака, началом вулканического разлома, и с последним кольцом великих доколумбовых культур, так называемым поясом кукурузы. Основа социальной системы уичолей – кровное родство.
Государство Уичоль делится на районы, имеющие свои церемониальные центры. Вокруг них и формируются селения, в каждом из которых все члены связаны родственными узами. Как и тысячу лет назад, индейцы племени уичоль живут на отдаленных от любой цивилизации хуторах, находящихся на труднодоступных откосах горных хребтов. Их основное занятие – земледелие и зачатки животноводства.
Сами уичоли, называют себя Висррарика (буквальный перевод означает: "Люди, живущие в местах с колючими растениями, – "уисачаль". Народность уичолей древнее ацтекской, но по сей день их сообщество одно из самых закрытых и малоизученных. На земли этих индейцев и ныне под обоснованным страхом гибели не отваживаются войти чужеземцы, преследующие даже самые возвышенные цели. Даже в колониальную эпоху контакты испанцев с уичолями были минимальными. Ученые объясняют этот факт то якобы "труднодоступным ландшафтом" этой территории, то отсутствием на ней полезных ископаемых. И лишь изредка проскакивают в научных трудах современных исследователей робкие предположения, основанные на фактах "сильного культурного сопротивления уичолей".
