Текст книги "Эхо выстрелов в Далласе"

Автор книги: Виталий Петрусенко

Соавторы: Сергей Лосев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

* * *

В 13 час. 55 мин. последовал арест Освальда. В 14 час. 47 мин. самолет «ВВС-1» поднялся в воздух. Еще оставалось три часа до того, как Освальду предъявят обвинение в убийстве Типпита, и девять часов – до предъявления обвинения в убийстве Кеннеди. Но, опережая события, на борт самолета поступила радиотелеграмма из коммуникационного центра Белого дома (так называемая «ситуационная комната»), в ней говорилось, что Кеннеди пал жертвой не заговора, а убийцы-одиночки Освальда. Текст этой телеграммы попал в руки новоорлеанского прокурора Гаррисона. Он не смог при всем старании выяснить, кто автор этого текста. Гаррисон подозревал военных, так как «ситуационная комната» обслуживалась работниками высшего военного органа – комитета начальников штабов. «Либо комитет начальников штабов внезапно обрел чувство потрясающего предвидения, решив, что Освальд и никто иной был убийцей и притом убийцей-одиночкой, или же он заранее располагал копией сценария. Радиотелеграмма была не просто преждевременным сообщением. Ее содержание становилось официальной правительственной линией, от которой оно (правительство. – Прим. авт.) никогда уже не отступало, хотя в момент рождения этой версии оно не располагало никакими доказательствами». Так писал Гаррисон в своей книге «Каменное наследство», вышедшей в 1970 году. Спустя десять лет Лифтон рассказал американцам, что не только высокопоставленные военные медики, но и какие-то адмиралы, генералы армии и ВВС находились в Бетесде. И это прибавляет вес предположению Гаррисона, что военные в комитете начальников штабов вооруженных сил США «располагали заранее копией сценария».

В годы нашей работы в США много писалось и говорилось о пристрастии Джонсона к телефону. Он не мог жить без этого аппарата, у него была какая-то ненасытная жадность к отдаче приказов по телефону, к расспросам по телефону, к решению множества больших и мелких проблем по телефону, к дискуссиям и т. п.

При наличии на «ВВС-1» нескольких каналов связи можно смело предположить, что Джонсон «не слезал» с телефона, тем более что это были первые два часа его президентства. Несомненно, он стремился знать, находясь в воздухе, что происходит в Вашингтоне и Далласе.

Клифтон и Беркли работали уже на Джонсона, секретная служба была в его руках, у него были свои люди на руководящих постах в Пентагоне, ЦРУ, ФБР, не говоря уже про техасский Даллас. Президентская кабина на борту «ВВС-1» была пультом управления мощной правительственной машины. Но вместе с тем отдельные ее колеса могли вращаться на собственном заводе, автономно. К примеру, в Вашингтоне в это время отсутствовали не только президент и вице-президент, но и восемь министров, в том числе государственный секретарь, которые в момент покушения находились в самолете над Тихим океаном, направляясь в Токио на американо-японское межправительственное совещание.

Кто в эти короткие часы заправлял делами в Вашингтоне в такой мере, чтобы мгновенно принять решение свалить убийство президента на одиночку Освальда? И в Вашингтоне ли принималось решение? Или на «ВВС-1»? Или в Далласе? Или в Новом Орлеане? Или где-то еще? Ответов на эти вопросы американцы пока не получили.

Можно предположить, что версия с Освальдом была навязана Джонсону ходом событий, направляемых кем-то из-за кулис. Можно предположить и другое:

Джонсон с радостью ухватился за эту версию, позволяющую закрыть глаза на вероятность того, что он взошел на президентский трон в результате государственного переворота, пусть даже совершенного без его ведома и согласия.

Так или иначе, но есть два указания на то, что планы использования госпиталя Уолтера Рида вырабатывались не без участия Джонсона или его приближенных.

В июле 1980 года, когда Лифтон расспрашивал генерала Клифтона о полете «ВВС-1» из Далласа, тот ответил следующее: «…Когда я сказал им (секретной службе. – Прим. авт.), что мы направляемся в Уолтер Рид, то это было сделано со слов Джонсона или кого-то из его людей». Личный секретарь Джонсона Фемер вела на «ВВС-1» хронологические записи деятельности нового президента США. Она вынула листок бумаги из пишущей машинки перед посадкой и сделала последнюю запись: «17.58 приб. Эндрюс – тело с миссис К (Кеннеди. – Прим. авт.) в Уолтер Рид». В июле 1980 года бывшая личная секретарша Джонсона признала свой почерк и на вопрос, откуда появилась у нее такая информация, ответила: «Я уверена, что кто-то сказал мне, но – кто, я никак не могу вспомнить».

Мы подошли к одному из самых трудных мест во всей этой истории – доставке двух различных гробов в Бетесду, маскировке тайных действий и заметанию следов.

Расстояние между Эндрюсом и Уолтером Ридом – около 21 км. Преодолеть его быстрее всего можно на вертолете. Были ли вертолеты поблизости от «ВВС-1», подрулившего к толпе встречавших? Были. Несколько из них предназначалось для Джонсона и его свиты, решивших отправиться сразу же в Белый дом. Один армейский вертолет стоял у правого борта «Ангела», неподалеку от того запасного выхода, через который, как предполагает Лифтон, вынесли труп. Но и это не все. Лифтон приобрел магнитофонные пленки ведущих радиотелевизионных компаний и проанализировал с акустиками все шумы перед тем, как приземлился «ВВС-1». Вертолеты Джонсона – это известно – стояли с незаведенными моторами. И лишь один или два других вертолета «гоняли моторы» на полную мощность. Некоторые из встречавших видели, как один вертолет поднялся в воздух почти сразу же после того, как президентский самолет остановился.

При обычной скорости армейских вертолетов США того времени – 240 км/час – тело мертвого президента могло быть доставлено в Уолтер Рид из Эндрюса за 5–6 минут. От Уолтера Рида до Бетесды около 3,5 км. Этот путь, полагает Лифтон, мог быть проделан или на вертолете, или на автомобиле. В 1980 году Лифтон получил допуск к журналу центра погребальных операций Вашингтонского военного округа. В нем имеется запись, сделанная в 17 час. 30 мин., о передаче следующего приказа (судя по всему, он поступил с борта «ВВС-1») начальнику военно-морского медицинского центра в Бетесде адмиралу Гэллоуэю: «…обеспечьте усиленную охрану вокруг вертолетной площадки в военно-морском центре Бетесды в ожидании прибытия останков около 18.30».

Бронзовый гроб погрузили в серую «карету» скорой помощи ВМС. Однако военному эскорту, составленному из представителей всех видов вооруженных сил Вашингтонского военного округа, было приказано следовать не в одном из сопровождавших гроб автомобилей, а на армейском вертолете. На вертолетной площадке Бетесды эскорт посадили в грузовик и подвезли к центральному входу госпиталя ВМС США, где они увидели серую «карету» и возле нее генерала Макхью, беседовавшего с какими-то адмиралами. Известно, что это была не просто беседа, а перепалка. Макхью требовал, согласно пожеланиям Жаклин и Роберта Кеннеди, чтобы после вскрытия здесь же, в госпитале, было произведено бальзамирование тела. Адмиралы отказывались, ссылаясь на то, что у них нет специалистов. Макхью настоял на своем.

Затем один из адмиралов – им, согласно сообщению газеты «Вашингтон пост», был начальник военно-морского медицинского центра в Бетесде Кэлвин Гэллоуэй – сел за руль «кареты» с бронзовым гробом и отъехал. Грузовик с военным эскортом последовал за санитарной машиной, но та сразу же набрала большую скорость и была, как говорится, такова…

Грузовик сделал пару кругов по территории госпиталя и наконец «набрел» на нее. За рулем «кареты» был, судя по всему, какой-то шутник, ибо она все время будто хотела поиграть с грузовиком в «кошки-мышки». Все это хорошо помнят несколько членов военного эскорта. Губерт Кларк – единственный моряк в эскорте – и теперь повторяет, что готов под любо» присягой дать показания о происходивших событиях.

– В грузовике, – вспоминает Кларк, – мы гадали, что это за парень сидел за рулем «кареты». Мы не могли понять, с чего это он так жал на педаль. Почему он пытался оторваться от нас? Минут десять – пятнадцать мы гонялись за ним на скорости сорок или пятьдесят миль (72–80 км). Мы наконец потеряли его из виду. Затем еще минут пятнадцать мы разыскивали его, делая круг за кругом, затем заехали куда-то не гуда, потом начали «танцевать» опять от центрального подъезда.

Лифтон спросил у Кларка, была ли вертушка-мигалка на ускользавшей от них серой «карете». Тот ответил, что, возможно, она и имелась, но не была включена. Зато их грузовик имел включенную мигалку.

«Встреча» военного эскорта с «каретой» произошла у подъезда к моргу. Начальник эскорта лейтенант Бэрд подошел к ней, заглянул вовнутрь и обнаружил, что она… пуста. Неподалеку стоял генерал Макхью. Знал ли он, что несет траурную вахту без бронзового гроба? По мнению Лифтона, такое и в голову не могло прийти генералу. Для военного эскорта потерять гроб означало допустить большую промашку. Этот момент зафиксирован у Манчестера, который писал: «Командование Вашингтонского военного округа было всегда до мелочей дотошно по части церемониальных дел; покинуть гроб с телом главнокомандующего было для них равноценно совершению страшной ошибки».

Манчестер не подозревал, что когда он описывал данный эпизод, то подтверждал факт наличия второго заговора. И составным элементом его был отвлекающий маневр, предпринятый с целью освободиться на время от свидетелей – членов военного эскорта. Для этого, видимо, и была использована вторая серая «карета», подобная той, в которой находился бронзовый гроб. За этой маскировочной, или «подсадной», машиной и гонялся грузовик. Военному эскорту было сказано, что делалось это в «интересах безопасности», в «интересах максимального сохранения трупа».

Но когда появилась первая «карета» и военный эскорт вынул из нее бронзовый гроб, то Кларк и другие военнослужащие заметили странную метаморфозу, происшедшую с этим гробом. Они его сгружали с борта «ВВС-1» в Эндрюсе, и он был целехонький Теперь, выгружая его из «кареты», говорит Кларк, мы заметили сильные повреждения: сломанные ручки, вмятины. Это подтвердил Лифтону и генерал Макхью: «Ручки были оторваны, углы побиты. Я не знаю, как это случилось. Я не понимаю».

Вывод из неприглядной истории напрашивается сам собой: у официальных властей и независимых расследователей остается еще большой простор для изысканий. Интересно найти «шутника», управлявшего второй серой «каретой», и расспросить, кто дал ему указание вести игру в «кошки-мышки». Интересно узнать, при каких обстоятельствах «потерялись» ручки бронзового гроба. Таких вопросов в спектакле с маскировкой и других эпизодах бетесдовской аферы множество.

Лифтон спросил 75-летнего адмирала в отставке Гэллоуэя, управлял ли он серой «каретой». Тот ответил, что он сел на переднее сиденье, но повел машину другой человек. На вопрос, зачем нужна была вторая серая «карета», Гэллоуэй заявил, что никакой второй «кареты» не было. Лифтон не добился у него ничего, кроме следующего заявления: «Насколько мне подсказывает память, впервые за много лет убит президент. Он был очень популярным президентом, и я могу понять, почему возникла сумятица в сознании многих людей. Я пытаюсь реконструировать все это в моем собственном сознании, но имеются определенные вещи, которые совершенно не укладываются в моей голове». О каких «определенных вещах» говорил Гэллоуэй? Он это не пояснил.

Сетуя по поводу «сумятицы в сознании многих людей», адмирал Гэллоуэй в сущности признал отсутствие четкой и ясной картины того, что происходило до вскрытия и во время него. Сходные оценки – «путаница», «неразбериха» – звучали и в отношении событий после вскрытия. Они давались, как мы помним, сотрудниками комиссии Уоррена. Получается, таким образом, что «лучшее свидетельство», которое не должно вызывать никакого двойственного толкования, породило сумятицу, неразбериху. И все началось с перелета из Далласа в Вашингтон. Вернемся к нему еще раз и взглянем на него глазами экс-президента Джонсона, изложившего свою версию в первой главе мемуаров.

На борту «ВВС-1», как теперь установлено, дольше всего у гроба в хвостовой части самолета дежурили Жаклин и генерал Макхью. Но Джонсон сообщает, что «возле гроба оставались, словно неся траурную вахту над сраженным лидером, советники покойного О'Доннелл и О'Брайен». Экс-президент тем самым подчеркивает, что у гроба находились наиболее близкие к покойному советники из так называемой «ирландской мафии» Белого дома. И кому может прийти в голову, что они разрешили выкрасть труп.

Мы узнаем, что во время полета ни Джонсон, ни его приближенные якобы не чувствовали никаких трений между собою и людьми Кеннеди, хотя Манчестер показал довольно ярко и убедительно обратное.

В конце первой главы мемуаров Джонсон пишет, что на аэродроме Эндрюс, направляясь к поджидавшему его вертолету, он вдруг вспоминает сказанные однажды кем-то слова: «…президент США – самое одинокое существо в мире». «Но мои мысли, – писал Джонсон, – продолжали возвращаться к госпоже Кеннеди, которая в тот момент сопровождала тело ее мертвого мужа в госпиталь ВМС в Бетесде, и я знал, что мое одиночество не шло ни в какое сравнение с ее одиночеством, с отчаянием, сжимавшим тисками ее сердце».

Если отбросить сентиментальность мемуариста, то четко проступает смысл написанного. Джонсону, как нам кажется, очень хотелось зафиксировать, что у него отсутствовали малейшие подозрения в отношении перевозки мертвого тела. Все было просто, говорит он нам. Труп Кеннеди отбыл в Бетесду в сопровождении Жаклин.

Что же произошло в госпитале ВМС в Бетесде? Попытаемся разобраться в нескольких эпизодах, случившихся до начала вскрытия.

Загадочная «Жестянка»

Участники тайного сговора по каким-то, точно известным только им, причинам вынуждены были дважды вносить труп в морг, расположенный в задней части госпиталя, прямо противоположной центральному входу: первый раз – в «жестянке», второй – в роскошном бронзовом гробу.

Вначале его вносили 7–8 человек в штатском – эдакие «битюги», как назвал их один из свидетелей происходившего – младший медицинский работник, флотский унтер-офицер первого класса Деннис Дэвид. Они подъехали в черном «кадиллаке», приспособленном под катафалк, без номерных знаков.

Приобщение Дэвида к числу заговоривших свидетелей произошло следующим образом. Весной 1975 года, чтобы замять всплывшие факты возможной причастности ЦРУ к убийству президента Кеннеди, комиссия «видных граждан» под председательством вице-президента Нелсона Рокфеллера[12]12
  Была создана в начале 1975 года для проверки и расследования сообщений печати о проведении ЦРУ противозаконных операций внутри США.(Прим, авт.)


[Закрыть] решила «расследовать» соответствующие обвинения в адрес разведывательного ведомства. Газета «Ньюс сан» в небольшом городке Уокиган (штат Иллинойс) поместила серию статей об этих слушаниях, которые, как и предполагалось, «избавили» ЦРУ от какой-либо причастности к убийству. В редакцию «Ньюс сан» позвонил лейтенант медицинской службы ВМС в отставке, бывший сотрудник центрального военно-морского госпиталя Дэвид. Под впечатлением этих статей Дэвид предложил газете опубликовать свои воспоминания о «малоизвестных событиях» 22 ноября 1963 года, чему он явился свидетелем. Редакция согласилась с предложением и условием Дэвида – не называть его фамилию. Дело происходило в графстве Лейк (лейк – озеро), и «Ньюс сан» представила читателям своего информатора как «человека из озерного графства».

«Несколько тысяч человек собрались на лужайке в ожидании прибытия траурного эскорта, – вспоминал «человек из озерного графства». – В госпитале охрана стояла у каждой двери, никому не разрешалось пользоваться лифтами без специального разрешения. Мы все были напуганы до смерти. Носились слухи о заговоре, никаких поблажек никому не делалось. Тело Кеннеди было доставлено в автомобиле-катафалке без номерных знаков и внесено через заднюю дверь. Официальный эскорт, прибывший с аэродрома, доставил к парадному входу госпиталя лишь пустой гроб».

Эта удивительная информация прошла в тот момент фактически незамеченной. И лишь спустя два с половиной года она попалась на глаза независимому расследователю из штата Теннесси Уолласу Майламу, который переслал вырезку Лифтону. Для последнего это было истинным кладом. Лифтон разыскал «человека из озерного графства», и, когда его, как и других свидетелей, освободили от обязательства хранить молчание, Дэвид осмелел и сбросил инкогнито.

Один из патологоанатомов – Торнтон Босуэлл – предупредил Дэвида, что ожидается «неофициальное» прибытие тела мертвого президента. Теперь же Босуэлл открещивается от своего бывшего подчиненного и уверяет, что, кроме официального прибытия (имеется в виду в бронзовом гробу), никакого другого не было…

В каком виде был доставлен труп президента в секционный зал морга? Напомним, что во второй раз, согласно докладной записке Сайберта и О'Нейла, труп был в простыне, а голова в дополнительной повязке, пропитавшейся кровью. В простыне он был отправлен из Далласа. А что касается первого, тайного, прибытия, то помощник прозектора Пол О'Коннор рассказывает следующее:

– Мы открыли этот дешевенький гроб-«жестянку». Труп лежал в резиновом мешке. Мы расстегнули «молнию», шедшую вдоль всего резинового мешка, и вынули оттуда тело президента. Оно было голое, если не считать марли на голове.

«Теперь я был уверен, – пишет Лифтон, – что, если тело президента покинуло Даллас в простыне, а прибыло в Бетесду в резиновом мешке, их игра в «лучшее свидетельство» была проиграна».

И опять важнейшая информация всплыла на поверхность неожиданно и, по всей вероятности, случайно. Впервые она появилась летом 1979 года в одном из томов-приложений к докладу специальной комиссии по расследованию убийств. В документе цитировался помощник прозектора О'Коннор, подчеркивавший несколько раз, что труп прибыл в резиновом мешке. Ценнее находки для Лифтона быть не могло, и он принялся за выяснение подробностей.

Во-первых, СКРУ потребовалось несколько месяцев, чтобы заполучить у министерства обороны список всех военнослужащих, участвовавших во вскрытии трупа президента. Во-вторых, еще несколько месяцев ушло на то, чтобы снять с них подписку о неразглашении фактов, связанных со вскрытием. Так О'Коннор стал заговорившим свидетелем.

Но показания помощника прозектора предназначались, как теперь ясно, не для воссоздания исчерпывающей картины происходившего в секционном зале Бетесды. Его информация нужна была, чтобы опровергнуть важное заявление одного свидетеля.

Речь идет о показаниях в специальной комиссии конгресса адмирала в отставке Дэвида Осборна, бывшего заместителя главного хирурга ВМС США. В ноябре 1963 года он был заведующим хирургическим отделением центрального госпиталя ВМС в Бетесде. Осборн сообщил, что, когда перед началом вскрытия тело покойного президента было вынуто из простыни, на анатомический стол выпала «целехонькая пуля». Специальная комиссия не поверила этому свидетельству, поскольку больше никто из присутствующих якобы не видел такой пули. В октябре 1979 года в беседе с Лифтоном Осборн подробно описал ту ситуацию, когда в морг был доставлен дорогой бронзовый гроб. Какое-то время его не открывали, поскольку Хьюмс хотел дождаться всех, кому надлежало присутствовать, и в частности своего ассистента подполковника Финка. Задержка продолжалась около 20–30 минут.

Наконец гроб открыли, и вскоре Осборн увидел «целехонькую пулю», выпавшую на анатомический стол, и взял ее в руку. Она была чистой, без следов крови и практически недеформированной.

– Кто еще держал пулю в руках? – поинтересовался Лифтон.

– Несколько человек, – ответил Осборн, – я знаю, что она побывала и в руках сотрудников секретной службы.

– Как вы восприняли решение специальной комиссии не поверить вам?

– Что касается их оценки, то это полнейшая белиберда, поскольку там была пуля и она была совершенно целой. Я не знаю, что с ней случилось, но взяла ее секретная служба.

Ясно, что этот эпизод мог произойти лишь в том временном отрезке, когда разыгрывался еще первый сценарий – пуля «выпала» из тела Кеннеди в результате закрытого массажа сердца. Ведь если бы на той стадии уже созрело решение «найти» ее на носилках Коннэли в Парклэндском госпитале, конечно же, никому не пришло бы в голову подбрасывать пулю в бронзовый далласский гроб Кеннеди. Одним словом, показания Осборна подрубали на корню всю официальную версию о том, что единственной пулей, обнаруженной в далласском преступлении, была пуля, найденная в Парклэндском госпитале.

И другое тоже очевидно. Осборн имел в виду второе, официальное, прибытие тела, когда оно вновь было завернуто в простыню. Но сотрудники СКРУ (то ли из-за спешки, то ли из-за незнания проблемы) ухватились за слова О'Коннора, описывавшего первое прибытие тела, когда никакой простыни не было и в помине. Они были настолько преисполнены решимости поправить адмирала Осборна, что не заметили «маленькую» разницу.

Лифтон связался с бывшим сотрудником СКРУ (специальная комиссия, опубликовав доклад, прекратила свое существование) Эндрю Пэрди, который вместе с другим сотрудником специальной комиссии Марком Флэнаганом брал показания у О'Коннора, и поинтересовался его мнением о факте доставки тела президента в резиновом мешке. Пэрди поначалу не мог уловить смысл обнаруженного им факта, но, когда до него дошло, что он и Флэнаган помогли подтвердить подозрение о неофициальном и нигде не зарегистрированном внесении трупа в секционный зал Бетесды, первой реакцией бывшего сотрудника СКРУ были слова: «Ну, если О'Коннор сказал, что тело президента было в резиновом мешке, это еще вовсе не значит, что оно действительно было в резиновом мешке».

Факт прибытия мертвого тела в резиновом мешке подтвердил Лифтону начальник Национальной академии ВМС США капитан Джон Стоувер. Когда в 1980 году Лифтон спросил Стоувера, был ли труп вынут из простого металлического гроба, т. е. «жестянки», Стоувер ответил: «Возможно», хотя тут же добавил, что в точности он не может припомнить.

«Мне, – пишет Лифтон, – улыбнулась фортуна. Опять случайность, как и проскользнувшая в отчете ФБР констатация «хирургической операции в районе головы». Подобно Сайберту и О'Нейлу, не подозревавшим о значении их сообщения… Пэрди и Флэнаган получили и зафиксировали информацию о доставке мертвого тела президента Кеннеди в Бетесду в резиновом мешке, не сознавая важности этой информации».

Лифтон с трудом разыскал О'Коннора и тот подтвердил ему два факта. 1) Труп Кеннеди был в мешке из толстой резины с застежкой-молнией. В таких мешках в 60-е годы привозили десятки тысяч трупов американских солдат из Южного Вьетнама. 2) «Жестянка» была дешевым серым металлическим гробом, в которых обычно не хоронят, а перевозят на самолетах трупы. В разговоре с бывшим помощником прозектора выяснился новый факт, который «затмил» собой два других.

Лифтон поинтересовался, что было после того, как труп президента вынули из резинового мешка.

«В большинстве случаев, – продолжал О'Коннор, – для большого анатомического исследования мы вынимали мозг». «Разумеется», – поддакнул ему ничего не подозревавший Лифтон.

– Но у него, – продолжал медик, – не осталось никаких мозгов. И это, в частности, я имел в виду, когда говорил, что президента будто привезли с поля боя.

К этому времени Лифтон уже многое знал, а о другом догадывался. Но от слов О'Коннора он окаменел.

– Что вы имеете в виду?

– Рана на голове была ужасная, наверно, 4x8 дюйма (10x20 см. – Прим. авт.)… Череп был пустой, правда, кое-где на стенках виднелись маленькие остатки мозговой ткани.

– Входило ли в вашу обязанность сообщить Босуэллу, что мозг отсутствует?

– Босуэлл и Хьюмс видели это сами.

– И какой была их реакция?

– Вы можете быть уверены, что они, как и все, были просто в ужасе. После того как они все это осмотрели и были сделаны снимки, пустоту в черепе заполнили специальной губкой.

О'Коннор на секунду предположил, что президент получил удар огромной силы, и весь мозг вывалился где-то в лимузине. Но это невозможно, тут же поймал он себя на мысли. И он был прав. Далласские врачи в Парклэндском госпитале зафиксировали: пуля разрушила примерно одну третью часть правого полушария мозга, вся остальная часть мозга при отправке трупа была на месте. Если Хьюмс также на мгновение мог предположить, что весь этот ужас (пустой череп) сотворила пуля, то позднее он выяснил, в каком состоянии отправили тело далласские врачи, однако он набрал в рот воды относительно «пропажи» мозга.

При втором появлении тела покойного мозг был на месте, там, где ему положено быть, – в черепе.[13]13
  Интересно, что среди фотографий и рентгеновских снимков, которые спустя много лет все же были показаны специалистам, нет ни одного, на котором бы был мозг в черепе. К моменту второго появления тела мозг был опять на месте, но снимать в таком виде, вероятно, было уже опасно, дабы посторонние специалисты не разоблачили обман.


[Закрыть] И Хьюмс описывал в комиссии Уоррена те эксперименты, которые он с ним производил, действительно не обмолвившись ни словом о том другом, безусловно экстраординарном происшествии с отсутствием мозга, которое вызвало у него и других ужас.

Лифтон спросил у нескольких американских медиков, как они оценивают ситуацию с пропажей мозга, если она действительно имела место. Ответ был однозначный: Хьюмс в таком случае обязан был заявить решительный протест. Если бы в секционном зале

Бетесды находился гражданский патологоанатом и он же судебно-медицинский эксперт, то при виде пустого черепа он бы перевернул все вверх дном, сказал заместитель судебно-медицинского эксперта Лэримерского графства (штат Колорадо) доктор Ч. Уайлбер. Руководитель группы медицинских экспертов СКРУ доктор М. Баден заявил, что если бы возникла подобная ситуация, то Хьюмс должен был «закричать, затопать ногами и потребовать немедленного расследования». Но Баден добавил, что такая ситуация не возникла, так как мозг не исчезал. На чем зиждется уверенность Бадена? На том, что Хьюмс «никогда не докладывал о чем-либо необычном».

Но вместе с тем, с точки зрения Лифтона, Хьюмс был предельно осторожен при выборе слов для характеристики своих действий, когда дело касалось мозга. В официальном протоколе о вскрытии после описания повреждений черепа, скальпа и мозговой ткани говорится: «Мозг был вынут и, после фиксации формалином, сохранен для дальнейшего изучения». Лифтон отмечает, что выражение «мозг был вынут» может иметь двоякое значение: либо Хьюмс отделил его с помощью хирургических инструментов, либо он просто вынул из черепа мозг, который уже был отделен от черепа и спинного мозга. На последнее предположение его наводили слова Босуэлла, сказанные им в интервью независимому расследователю Томпсону: «…мозг президента вынимался легко без необходимости прибегнуть к хирургии».

Значит, к хирургии прибегли раньше? Лифтон выдвигает гипотезу, что, когда Хьюмс и Босуэлл сообщили Сайберту и О'Нейлу о «хирургической операции в районе головы», патологоанатомы, в частности, могли иметь в виду явные следы и результаты операции по извлечению головного мозга из черепа.

Не исключено, что попытка взбунтоваться при виде пустого черепа все же предпринималась. Свидетели, находившиеся в секционном зале, рассказывали Лифтону, что между Хьюмсом и другими врачами, с одной стороны, и какими-то личностями в штатском, с другой, вспыхнула необыкновенно резкая перепалка, когда они начали осматривать труп, прибывший в «жестянке». Предполагается, что эти штатские, как и те «7–8 битюгов», которые внесли «жестянку», были сотрудниками секретной службы. Но Лифтон намекает на другое: рьяные спорщики в штатском, без стеснения оравшие на врачей ВМС, могли быть сотрудниками ЦРУ или военной разведки.

Однажды, в конце 1966 года, Лифтон связался по телефону с Хьюмсом. Тот, конечно, отрицал, что от него исходили слова агентам ФБР об операции на голове мертвого Кеннеди, отрицал, что он знает что-либо про такую операцию. Он повторял, что все свои показания по данному и другим вопросам, связанным с вскрытием, дал комиссии Уоррена под присягой. Много раз Лифтон перефразировал свои вопросы, чтобы предоставить Хьюмсу возможность намекнуть, что он, Лифтон, не зря ищет ответы на все эти вопросы. И вот…

– Конечно, – сказал Лифтон, – если операция была произведена с целью извлечь пулю или сделать что-нибудь с головой прежде, чем тело доставили к вам, это не означает чего-то зловещего, но это означает, конечно, что данные факты не попали в поле зрения комиссии Уоррена, а должны были бы попасть.

Хьюмс молчал, тогда Лифтон добавил:

– Я думаю, это минимальное заявление, которое вы можете сделать, если случилась такая вещь.

И в этом месте, как показывает магнитофонная запись разговора, сделанная Лифтоном, Хьюмс мягко прервал его:

– Я, конечно, полагаю, что это не должно было пройти мимо их внимания.

– Понимаю, – проговорил с замиранием сердца Лифтон. Но Хьюмс не дал ему договорить:

– Хотелось бы знать – кто? Кем это было сделано? И когда? И где?

Лифтон не верил своим ушам. «Правильно», – вставил он. И затем, повторив «правильно, правильно», заметил:

– И, конечно, если вы думали, что это было сделано, разве не упомянули бы вы об этом в комиссии Уоррена?

– Хотел бы надеяться, что да.

Итак, Хьюмс иносказательно подкреплял предположение Лифтона, что не он производил тайную операцию, что Хьюмсу также хотелось знать, кто же, где и когда успел ее выполнить до начала официального вскрытия. В заключение, однако, Хьюмс вдруг посоветовал молодому расследователю заняться какой-то другой проблемой, имеющей отношение к убийству Кеннеди и оставить это «нелепое дело». Похоже, что Хьюмс действительно не знал многих подробностей закулисного сговора. В то время Хьюмс с нетерпением ожидал очередного чина и, будучи карьеристом до мозга костей, как о нем отзывались его сослуживцы, он мог пойти на сделку со своей совестью, закрыв глаза на то, что мертвое тело президента было передано ему уже не в «первозданном» виде.

Кеннеди был капитаном боевого торпедного катера в годы второй мировой войны, отличился в сражениях с японцами на Тихом океане. С тех пор он всю жизнь считал себя военным моряком, гордился военно-морским флотом Америки и уважал тех, кто на нем служит. А ВМС гордились тем, что их бывший капитан стал президентом США. И поэтому Хьюмс, не «поднявший шума» в тот момент, стал тоже соучастником сговора против своего флотского, против главнокомандующего вооруженными силами страны, против президента. Мы еще вернемся ниже к Хьюмсу, а пока отметим, что он был не единственным, кто, если можно так выразиться, прибегал к полунамекам, обсуждая закулисную сторону событий в Бетесде.

В разговоре по телефону с Лифтоном агент ФБР Сайберт, ссылаясь на установки, существующие в его ведомстве, отказывался отвечать на какие-либо вопросы, связанные с докладной, которую он составил с О'Нейлом. «Все, что надо, в ней сказано», – парировал он вопросы. Но дважды многозначительно повторил: «То, что написано пером, не вырубишь топором». Совершенно недвусмысленно он дал таким образом понять, что это относится и к словам о хирургической операции на голове, и к словам об отсутствии сквозной раны в теле.