Текст книги "Шаляпин в Петербурге-Петрограде"

Автор книги: Виталий Дмитриевский

Соавторы: Е. Катеринина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

чтобы быть у меня в кругу нас всех, ревностных его обожателей, друзей и

поклонников, непременно поет всякий раз и даже по два раза, – исполняет эту

вещь («Блоху». – Авт. ) с необычайным талантом и точно, будто слыхал, как

пел «Блоху» сам Мусоргский».

Как только становилось известно о предстоящем визите Шаляпина, Стасов

оживлялся, созывал друзей – артистов, музыкантов. Когда приезжал Шаляпин,

устраивали концерты с пением музыкальными и чтецкими номерами,

импровизацией. На одном из таких вечеров присутствовала Мария Гавриловна

Савина. Всем запомнилось, как Шаляпин и Савина, подыгрывая друг другу,

сразу вошли в творческий контакт и сымпровизировали комедийный диалог

развязкой одесситки и унылого «чухонца из Выборга».

В отличие от «сред» Римского-Корсакова, вечера у Стасова были более

многолюдны, сопровождались обильным ужином с тостами и речами,

преподнесением подарков, общим фотографированием. Одна из таких

фотографий, запечатлевшая Н. А. Римского-Корсакова, А. К. Глазунова, В. В.

Стасова, Ц. А. Кюи, Ф. И. Шаляпина, М. Г. Савину, Ф. М. и С. М.

Блуменфельдов была помещена в журнале «Нива».

* * *

Петербург знал Шаляпина не только как артиста театра. Другая и очень

важная сторона его творчества – выступления на концертной эстраде. Чаще

всего он выступал в белоколонном зале Дворянского собрания. В дни

выступлений Шаляпина там всегда устанавливалась совершенно особая,

торжественная атмосфера. Медленно гасли огромные хрустальные люстры над

залом и зажигались над сценой. Воцарялась абсолютная тишина. И вот на сцену

выходил Шаляпин – особенно высоким и стройным казался он в черном

фраке...

В концертах певец обычно исполнял романсы. Он любил романс «Пророк»

Римского-Корсакова на слова Пушкина, в котором как бы выражалось

художественное кредо певца. Страстно звучал финальный призыв: «Восстань,

пророк, и виждь и внемли... глаголом жги сердца людей».

Глубочайший смысл приобретали в исполнении Шаляпина романсы

Мусоргского «Семинарист», «Старый капрал», «Блоха». Каждый из них

неожиданно становился маленьким спектаклем со своим законченным сюжетом.

Артист и на концертах поражал зрителей удивительным мастерством

перевоплощения, которое так ярко проявлялось в нем на оперной сцене.

Современники особенно восхищались колоритным характером русских

песен в исполнении Шаляпина. «Такое же замечательное пение, – вспоминал

дирижер А. Б. Хессин, – такая же безукоризненная декламация, такая же

проникновенная выразительность, а главное такое же задушевное, обаятельное

звучание исключительной красоты голоса. Кто, кроме Федора Ивановича, с

такой чуткой проникновенностью мог передать русскую песню, осмыслить ее

текст? Душа русской песни с ее поэтической характерностью, с ее наивностью

(«Ах ты, ноченька») или легкой удалью («Вдоль по Питерской») предстала во

всей красе и полноте».

Начиная с 1903 года в Петербурге заслуженным успехом пользовались

концерты А. И. Зилоти. Блестящий пианист, ученик Ф. Листа и Н. Г.

Рубинштейна, педагог, дирижер, Зилоти видел свое призвание в широкой

пропаганде музыки. Популяризируя музыкальное искусство, он стремился

Еоспитать вкус публики на его лучших образцах. Концерты Зилоти были всегда

очень интересно составлены. В них звучали малоизвестные широкой

петербургской публике произведения композиторов Баха, Вивальди, Равеля,

Дебюсси. Из русских композиторов Зилоти высоко ценил Римского-Корсакова,

Глазунова и Рахманинова. Особенно горячо он любил Рахманинова. Пианист

очень хотел, чтобы творчество Рахманинова полюбила не только московская, но

и петербургская публика.

Зилоти сумел увлечь своим замыслом популяризации музыки крупных

капиталистов Г. Гильзе, Г. Гейзе, Ф. Нейшеллера, и они стали субсидировать его

концерты. Но Зилоти был человеком, который меньше всего думал о прибылях.

Поначалу, в первых сезонах, его концерты привлекали немного слушателей.

Капиталисты были разочарованы и отказались поддерживать убыточное

предприятие. Зилоти пришлось вкладывать в него свои средства, для чего были

проданы драгоценности его жены В. П. Зилоти – дочери основателя московской

художественной галереи Павла Михайловича Третьякова.

Однако вскоре публика переменила отношение к концертам Зилоти, и они

стали пользоваться необычайным успехом. Бывать на вечерах в Дворянском

собрании, в которых Зилоти выступал как дирижер и пианист, стало модным.

Музыкантов концерты Зилоти также очень привлекали. Желая поддержать

Зилоти, Собинов отказался от платы за выступления в его концертах. Шаляпин,

которому дирекцией театров были запрещены выступления без согласования с

начальством, оговорил в контракте исключительное право петь в концертах

Зилоти. Певец очень ценил художественный вкус музыканта и глубоко уважал

его самоотверженную просветительскую деятельность. Шаляпин говорил, что

Зилоти – единственный музыкант, «который дает академические концерты» и

приглашает его, Шаляпина, не для высоких сборов, а руководствуясь высокими

художественными соображениями. Действительно, Зилоти ставил своей целью

устраивать концерты, с которых слушатели уходили «больше образованные, чем

шли в концерт». Певца привлекал нетрадиционный репертуар, возможность петь

ранее не исполнявшиеся произведения.

Александр Ильич Зилоти привлекал добротой, отзывчивостью,

общительностью. В его гостеприимной квартире в доме №9 на 12-й линии

Васильевского острова в большой и уютной столовой часто собирались

музыканты. Бывал здесь и Шаляпин.

Один из концертов Зилоти (15 ноября 1903 года) остался особенно памятен

для современников. В программе концерта были малоизвестный петербуржцам

Второй концерт Рахманинова в исполнении автора и романсы в исполнении

Шаляпина.

В этот день в Петербурге случилось наводнение. Организаторы думали, что

концерт не состоится. Известный музыкальный деятель А. Ф. Гедике вспоминал:

«Все торцовые мостовые всплыли, из водосточных отверстий били огромные

фонтаны, и Нева мчалась вспять клокочущей пеной... концерт все же состоялся,

хотя многие имевшие билет из-за разведенных мостов попасть на концерт не

смогли...»

Скульптор И. Я. Гинцбург красочно воссоздал атмосферу этого вечера: «Зал

Дворянского собрания. Тысячная толпа теснится у входных дверей. Сотни

людей стоят в вестибюле. Они жаждут проникнуть в зал. Страшная давка. Все

спешат, торопятся услышать давно обещанный концерт знаменитого певца

Шаляпина. Вместе с толпой я проталкиваюсь в ярко освещенный зал. Он

ослепил меня... Зал битком набит людьми. Это уже не те люди, которых я

сегодня видел на улицах. Все утихает, когда певец начинает. Он поет

божественно хорошо. Все, притаив дыхание, его слушают. Настроение растет.

Точно огромная река несется. Оно все поднимается и поднимается. Точно река

вышла из берегов, все затопила. Звуками весь зал переполняется... Страшный

взрыв аплодисментов. Крик. Стон. Все бегут, толкаются. Вместе с толпой я

очутился возле певца. Он точно слился с толпой».

В тот же вечер С. В. Рахманинов исполнял свой не известный еще

большинству петербуржцев Второй концерт. Но Гинцбург, захваченный

выступлением Шаляпина, забыл об этом.

Хотя Шаляпин жил теперь постоянно в Москве, в Петербурге певец бывал

очень часто и пел свои любимые партии на сцене Мариинского театра. Певец

приезжал обычно прямо к началу спектакля и каждый раз необычайно

волновался перед выходом. Лишь убедившись, что голос звучит хорошо, он

успокаивался и тогда приходил в прекрасное настроение.

Со временем Шаляпин полюбил Мариинский театр больше, чем Большой. В

Москве ему нередко случалось вступать в конфликты с солистами и

администрацией конторы, которая считала певца излишне, как ей казалось,

требовательным и намеренно создавала ему репутацию «капризного премьера».

Теляковскому не раз приходилось улаживать ссоры и даже специально выезжать

в Москву мирить Шаляпина с артистами и дирижерами. А в Мариинском театре

все обстояло иначе. Теляковский создал здесь наилучшие условия для

творчества Шаляпина – с вкусами певца считались, его художественный

авторитет не подвергался сомнению. Здесь у Шаляпина установились добрые

отношения и с администрацией, и с артистами, и с рабочими сцены и хором.

Певец очень ценил это и всегда живо откликался на просьбы своих товарищей

по сцене принять участие в их бенефисных спектаклях: ведь имя Шаляпина

обеспечивало высокие сборы, которые шли в пользу бенефициантов.

Когда хор Мариинского театра попросил артиста участвовать в бенефисном

спектакле «Мефистофель», певец с радостью согласился – ему и самому

хотелось показать петербургской публике одну из лучших своих ролей.

«Бенефис хора русской оперы (18 декабря 1902 года. – Авт. ) при участии

Шаляпина, – писал рецензент газеты «Новое время», – позволил наконец

увидеть переполненным пустующий вообще в нынешнем сезоне Мариинский

театр... г. Шаляпин уже одной внимательностью к своим ролям резко отличается

от большинства русских артистов, воображающих, что они сделали все. Так как

у него с голосом соединяется ясная, выразительная дикция и ум, то вместе с его

талантом его исполнение должно резко выделяться среди обычного

посредственного уровня. Повторяю, партию Мефистофеля г. Шаляпин вчера не

пел, он ее декламировал, но все было ясно, определенно: ирония сменялась

надменностью, могуществом, а над всем этим царила, как мне казалось,

известная растерянность, что и должно быть у духа тьмы, в глубине сознания

своего убежденного в своем финальном бессилии. С внешней стороны роль у

последнего обдумана до мелочей; все вместе дает резкую фигуру. Наиболее

эффектен г. Шаляпин в прологе и в сцене „Шабаша на Брокене”».

В 1903 году на сцене Мариинского театра была возобновлена «Псковитянка»

с прологом «Сказание о Вере Шелоге». 28 октября в бенефис оркестра

состоялось первое представление нового спектакля с участием Шаляпина.

Новая постановка «Псковитянки» стала событием в музыкальной жизни

столицы. Газеты широко рецензировали премьеру. В. В. Стасов в «Новостях и

Биржевой газете» от 16 декабря 1903 года опубликовал пространную статью

«Шаляпин в Петербурге», которая начиналась восклицанием: «Какое счастье!

Шаляпин опять наш! Хоть на короткое время, а все-таки наш. Он приехал

недели на четыре в Петербург из Москвы, готов исполнить несколько

капитальнейших своих ролей в некоторых капитальнейших из русских опер».

Рассказывая о Шаляпине в ролях Ивана Грозного в «Псковитянке» и

Владимира Галицкого в «Князе Игоре», Стасов писал в заключение:

«Мусоргский называл Даргомыжского своим «великим учителем музыкальной

правды». Наша русская публика могла бы по всему праву назвать Шаляпина

тоже своим «великим учителем музыкальной правды». Она в этом сильно

нуждается».

...18 августа 1904 года Шаляпин должен был приехать к Стасову в

Старожиловку вместе с Горьким. Обещал навестить старого друга и И. Е. Репин.

Дорогих гостей ждали как большого праздника. Стасов часто выходил на

крыльцо и с беспокойством говорил: «А вдруг не приедут?» Решено было

преподнести гостям шуточный адрес – приветствие, текст которого сочинил

юный Самуил Маршак, в будущем выдающийся советский поэт.

С. Я. Маршак вспоминал: «Шутейный церемониал встречи был выполнен во

всех подробностях. Шумно играли туш, если не ошибаюсь, на двух роялях.

Поднесли адрес. Читать приветствие пришлось автору – самому младшему из

гостей, подростку в гимназической куртке с блестящими пуговицами и резными

буквами на пряжке пояса. Меня хвалили, пожимали мне руку, обнимали. Только

Горький не сказал ни слова. Да он и вообще-то был не слишком словоохотлив на

первых порах и медленно вступал в общую беседу.

Я смотрел на всех троих, не спуская глаз. Репин и Шаляпин выглядели

нарядно, особенно Шаляпин. Казалось, скуповатое осеннее солнце освещает его

щедрее, чем всех. Как светлы были его легкие, словно приподнятые ветром

волосы, его открытое, веселое, смелое лицо с широко вырезанными, как будто

глубоко дышащими ноздрями и победительным взглядом прозрачных глаз. И

одет он был во все светлое – под стать солнечному дню. Легкий костюм ловко и

ладно сидел на этом красивом человеке, таком большом и статном».

Горький сразу покорил впечатлительного Стасова. В письме друзьям критик

сообщал: «А сам он собой преотличный, пречудесный... Мы успели перебрать

всякой всячины целые горы: и про Льва Великого, и про Чехова, и про самого

Горького, и про Андреева... Мы почти одинаково думали... что за чудная натура!

Что за чудная голова! Что за поэзия! Что за сила духа и художества! Что за

простота и правдивость формы!»

Стасов очень любил талантливую художественную молодежь, радовался,

когда к нему приезжали писатели, артисты, музыканты. «А про Горького и

Шаляпина, – писал он брату 2 сентября 1904 года, – мне опять есть много что

рассказать нового! Чудно и великолепно!» И друзья тоже любили навещать

«старчшца могуч-богатыря», как называл Владимира Васильевича Шаляпин.

Горький, живя уже в Петербурге, в ноябре 1904 года писал Стасову: «Может

быть, Вы устроили бы так: сообщите мне, когда у Вас будет свободный вечер, и

я приеду. И Большого Федора зовите – хорошо?»

10 декабря 1904 года отмечалось столетие со дня рождения М. И. Глинки. К

торжественной дате Мариинский театр готовил новую постановку «Руслана и

Людмилы». Впервые опера должна была пойти без купюр. Сокращения были в

свое время сделаны по настоянию театральной дирекции, которая считала, что

опера слишком длинна. Костюмы и декорации для нового спектакля готовили

художники А. Я. Головин и К. А. Коровин. Партию Фарлафа пел Шаляпин,

который считал для себя честью участвовать в историческом спектакле. К

юбилею предполагалось установить памятник Глинке на Театральной площади.

Однако из-за событий Русско-японской войны церемония открытия памятника

была отложена. «Но не есть ли «Руслан» – самый грандиозный памятник», —

восклицал рецензент «Театра и искусства». Публика радостно приветствовала

спектакль, который затянулся далеко за полночь. В спектакле участвовали

лучшие силы. Кроме Шаляпина в спектакле пели В. И. Касторский (Руслан) и И.

В. Ершов (Финн).

* * *

В январе 1S04 года Горький приехал в Петербург на постоянное жительство.

Поначалу он жил у своего друга и соратника по издательству «Знание»

Константина Петровича Пятницкого в доме №4 по Николаевской улице (ныне

улица Марата). Квартира была небольшая, принимать людей, вести большую

издательскую и литературную работу здесь стало неудобно. Поэтому Пятницкий

и Горький осенью 1904 года переехали на Знаменскую улицу (ныне улица

Восстания), в дом №20. Они заняли квартиру №29, где раньше размещалась

редакция журнала «Жизнь». Уже три года журнал был закрыт. Одним из поводов

его запрещения было опубликование «Песни о Буревестнике».

В квартире на Знаменской у Горького можно было встретить представителей

петербургских и провинциальных рабочих организаций. Здесь проходили

партийные собрания, на которых бывали В. И. Ленин, Л. Б. Красин и другие

видные деятели РСДРП. Сюда нередко заходил к Горькому и Шаляпин.

Дружба с Горьким для Шаляпина стала в эти годы насущной

необходимостью, хотя при всей любви к певцу Горький отнюдь не был

прекраснодушен и как никто другой видел его ошибки, его недостатки. Так, в

одном из писем 1904 года Горький сообщал Е. П. Пешковой из Петербурга:

«Шаляпин растолстел и очень много говорит о себе. Признак дурной,это нужно

предоставить другим. Славная он душа все же, хотя успехи его портят. .» Спустя

некоторое время писатель вновь возвращается в одном из писем к волнующей

его теме: «Здесь Шаляпин. Поет. Ему рукоплещут, он толстеет и много говорит о

деньгах...»

Можно не сомневаться, что об этих дурных признаках Горький не раз

говорил и самому певцу. И Шаляпин понимал, что Горький прав, и не обижался

на него. «Как хорошо я себя чувствую, – писал он Горькому, – побыв с тобой,

как будто выпил ясивой воды. Эх ты, мой милый Алексей, люблю я тебя крепко;

ты как огромный костер – светишь ярко и греешь тепло».

8 января 1905 года в Петербурге в зале Дворянского собрания впервые

исполнялась кантата Рахманинова «Весна» с участием Шаляпина. Накануне

дома у Зилоти Шаляпин несколько часов репетировал новое произведение.

Концерт вызвал большой интерес, народу собралось много, но это был вечер

накануне Кровавого воскресенья, и всюду в городе ощущались тревога и

напряженность. Во дворе здания Дворянского собрания уже стояли войска «на

случай».

Непосредственным свидетелем кровавой расправы царя с народом Шаляпин

не был – он уехал в Москву. Однако события 9 января, весть о которых

разнеслась по всей стране, не могли оставить певца равнодушным, тем более

что с ними оказался связанным А. М. Горький, 8 января, накануне Кровавого

воскресенья, писатель принял участие в депутации ученых и литераторов,

которая обратилась к министру внутренних дел с требованием не допустить

расправы над мирной рабочей манифестацией. Эта акция, как показали события

следующего дня, не была принята во внимание. Став свидетелем расстрела

рабочих перед Зимним дворцом, Горький написал воззвание «Ко всем русским

гражданам и общественному мнению европейских государств», в котором

призывал к свержению самодержавия. За это писатель был 12 января арестован

и заключен в Петропавловскую крепость.

С группой московских музыкальных деятелей, среди которых были С. И.

Танеев, С. В. Рахманинов, Р. М. Глиэр, Л. В, Собинов, Шаляпин подписал

декларацию протеста. «Когда в стране нет ни свободы мысли и совести, ни

свободы слова и печати, когда всем живым, творческим начинаниям народа

становятся преграды, – чахнет и художественное творчество... Мы не

свободные художники, а такие нее бесправные жертвы современных

ненормальных общественно-правовых условий, как и остальные русские

граждане», – писали музыканты.

Слова декларации в Петербурге передавались из уст в уста. Н. А. Римский-

Корсаков заявил о своей солидарности с московскими музыкальными

деятелями. Последствия не замедлили сказаться: в марте 1905 года Римский-

Корсаков был отстранен от преподавания и уволен из Консерватории. Вместе с

ним в знак протеста из Консерватории ушли А. К. Глазунов и А. К. Лядов.

Огромный общественный резонанс имел спектакль 27 марта 1905 года в

театре В. Ф. Комиссаржевской. Исполнялась опера Римского-Корсакова «Кащей

бессмертный», которой дирижировал А. К. Глазунов. Спектакль превратился в

демонстрацию солидарности с Римским-Корсаковым. Ему были поднесены

венки с надписью «Борцу». На спектакле выступил В. В. Стасов, темпераментно

и горячо поддержавший великого композитора.

Влияние Горького на Шаляпина в эти годы огромно. Несомненно, что

именно под воздействием Горького Шаляпин участвовал в Москве в спектакле в

пользу раненных в Кровавое воскресенье, пел в доме Фирсановой, в домашнем

концерте, сбор с которого пошел в фонд бастующих московских рабочих,

ассигновал деньги на рабочую столовую. Вместе с Горьким и артистами

Художественного театра О. Л. Книппер-Чеховой, И. М. Москвиным, В. И.

Качаловым Шаляпин участвовал в литературно-художественном вечере с целью

добыть средства для организации побега Н. Э. Баумана из Таганской тюрьмы,

пел на концерте в Фидлеровском училище (деньги, собранные на этом концерте,

шли на покупку оружия для рабочих).

Участие в этих концертах, а также пение «Дубинушки» перед рабочей

аудиторией в Киеве и Харькове свидетельствовали о пробудившемся

самосознании певца, который ощутил себя частицей своего народа. Шаляпин

был искренне увлечен революционной волной 1905 года.

«Дубинушка», исполненная Шаляпиным в московском ресторане

«Метрополь», явно испугала власти. Та же «Дубинушка» в исполнении

Шаляпина вскоре прозвучала со сцены Большого театра. Это вызвало яростное

негодование театрального начальства. Управляющий московской конторой

императорских театров Н. К. фон Бооль в срочном донесении в Петербург так

описывал выступление Шаляпина в концерте 26 ноября: «Когда он (Шаляпин.

– Авт. ) исполнил свой номер, публика по обыкновению шумно требовала

повторения. С верхов громко кричали: «Блоху» и «Дубинушку». Шаляпин,

выходя на вызовы, обратился к публике и сказал, что «Дубинушка» песня

хоровая и что поэтому он спеть ее не может, если не будут подпевать. Раздался

взрыв аплодисментов, и Шаляпин начал «Дубинушку». Припевы подхватили в

зале очень дружно и даже стройно. Верхи ликовали, но из лож некоторые вышли

и оставались в фойе, пока Шаляпин совсем кончил». «Неужели это ему сойдет?»

– провокационно спрашивал чиновник.

Шаляпину грозило увольнение, но Теляковский убедил министра двора

барона Фридерикеа в том, что эта мера будет лишь способствовать

популярности певца, создаст вокруг него ореол несправедливой жертвы, вызовет

в массах опасное недовольство. И власти сделали вид, что не придают значения

случившемуся.

События 1905 года разные круги петербургской музыкальной

общественности восприняли по-разному. Русское музыкальное общество, вице-

президентом которого был великий князь К. К. Романов, осудило Римского-

Корсакова. У большинства же музыкантов деятельность композитора находила

поддержку и одобрение. Многие из них, в том числе и Шаляпин,

демонстративно отказались участвовать в концертах общества, протестуя проыщ

его реакционной политики.

В те годы стали играть еще большую общественную роль петербургские

концерты А. И. Зилоти. Оркестр под его управлением исполнял произведения

Римского-Корсакова и Глазунова – тех композиторов, которые находились в

оппозиции к властям. В начале ноября 1905 года в концерте в Дворянском

собрании прозвучали «Дубинушка» – симфоническое произведение Римского-

Корсакова по мотивам бурлацкой песни, и «Эй, ухнем» Глазунова. Оба

композитора, как и Шаляпин, черпали материал для вдохновения в том же

источнике – русской народной песне. Концерт проходил при свечах «из-за

бастующего электричества», как писала «Русская музыкальная газета».

В декабре 1905 года Римский-Корсаков и Глазунов пригласили Шаляпина

участвовать еще в одном концерте в Дворянском собрании. Шаляпин на бис пел

«Дубинушку», и зал восторженно приветствовал исполнителя.

Активное участие Шаляпина в общественной жизни, его искренний интерес

к политическим событиям не дают, однако, оснований полагать, что он был

убежденным революционером. Его поступки часто были стихийны,

импульсивны, хотя побуждения глубоко искренни. Известно, что именно после

1905 года Шаляпин в разговоре с Горьким спросил совета писателя, не следует

ли ему вступить в социал-демократическую партию. Горький тогда твердо

возразил ему: «Ты для этого не годен. И я тебя прошу, запомни один раз

навсегда: ни в какие партии не вступай, а будь артистом, как ты есть. Этого с

тебя вполне довольно».

Исследователь жизни и творчества Шаляпина М. О. Янковский справедливо

считал, что тесные дружеские отношения с Горьким явились основной

причиной того гражданского пробуждения, которое характерно для Шаляпина в

пору первой русской революции. «Начиная с 1901 года, – писал Янковский в

вышедшей в 1972 году монографии об артисте, – Шаляпин, по сути, впервые

задумывается о вопросах, которые давно уже волновали передовые слои

русского общества. Несомненно, встречи в Нижнем Новгороде, где Горький

отбывал свою ссылку, общение там с другими лицами, находившимися в том же

подследственном положении, участие в концертах в пользу Народного дома,

бесчисленные ночные беседы с Алексеем Максимовичем – все это

содействовало известной активизации интереса к тому, что происходило в

стране. Итоги Русско-японской войны и события 9 января 1905 года явились

мощными толчками к тому, чтобы певец призадумался о происходящем в

России».

Именно тогда у Шаляпина возникла мысль создать могучий образ богатыря

Разина. Он не раз уговаривал Горького написать либретто оперы, а Глазунова —

музыку.

Летом 1905 года Горький, все еще находившийся в связи с январскими

событиями под следствием, жил в дачном поселке Куоккала, в 40 километрах от

Петербурга по Выборгской дороге. Рядом с Горьким в ту пору – его верный

друг и спутник Мария Федоровна Андреева, покинувшая Художественный театр

для того, чтобы целиком посвятить себя революционной борьбе.

Двухэтажный деревянный домик с мезонином под названием «Линтула»

(что в переводе с финского значит «Птичья») был снят Горьким и Андреевой у

дачной владелицы Эрстрем. Окна выходили на Финский залив, Горький подолгу

любовался прекрасным видом из окна своей комнаты.

В «Линтуле» нередко собирались В. Г. Короленко, В. В. Вересаев, Л. Н.

Андреев, А. И. Куприн, И. Э. Грабарь, М. В. Добужинский, В. А. Серов. Бывал

здесь и Шаляпин. Летом 1905 года Серов писал портрет Горького. В том же году

художник создал знаменитый портрет Шаляпина мелом и углем.

Летом 1605 года Горький и Андреева – частые гости в усадьбе Репина

«Пенаты». Навещал художника и Шаляпин. Гости подолгу разговаривали в

большом светлом кабинете художника.

3 февраля 1906 года в Петербурге наконец был открыт памятник М. И.

Глинке. Монумент создавался на деньги, собранные петербуржцами. Открытие

было приурочено к сорок девятой годовщине со дня смерти композитора. А

вечером на сцене Мариинского театра вновь шла опера «Руслан и Людмила» с

участием Шаляпина.

Стасов ликовал, это был для него большой личный праздник – ведь он всю

жизнь пропагандировал творчество Глинки. За несколько дней до памятного дня

он писал Глазунову, обращаясь к нему с просьбой помочь И. Е. Репину, который

желал принять участие в торжествах, побывать на спектакле и на церемонии

открытия памятника: «Мне смертельно хотелось бы, да и самому Репину тоже,

чтобы ему быть 3 февраля и на открытии у нас «Америки» (так Стасов называл

новый памятник. – Авт. ) на площади Мариинской (имелась в виду Театральная

площадь. – Авт. ), а также на шаляпинском Фарлафе внутри оперного дома – в

тот же вечер. Ведь Репин порядком повозился с обоими этими ребятами: с

Михаилом из Смоленска (имеется в виду Глинка. – Авт. ) и с Федором из

Казани (Шаляпиным. – Авт. ). Обоих писал и рисовал он. Да еще и будет,

наверное. Значит, как бы ему хотелось повидать обоих, одного на площади с

венками, другого на театральном паркете, где он прячется „во рву”».

Готовя партию Фарлафа, Шаляпин часто советовался со Стасовым.

– Эх, Владимир Васильевич, – говорил Шаляпин, – если бы я слышал в

жизни столько, сколько вы!

– А на что вам? – лукаво отвечал Стасов.

– Да вот знаешь, за кого уцепиться, когда делаешь новую роль. Пример —

Фарлаф! Вы вот Осипа Афанасьевича Петрова слышали?

– Слышал, и это было очень хорошо, но...

– Что но?

– Надо всегда думать, что сделаешь лучше, чем до нас делали.

– Знаете, стыдно, а я так вот и думал, да только надо на вас проверить.

– А ну-ка покажите.

– Хочу я так, – говорил Шаляпин, – не вбегает он на сцену. Можно?

– Ну почему же нельзя.

– Фарлаф лежит во рву, то есть я лежу, и убедил себя, что давно лежу и

вылезти страшно, ой, как страшно. И когда занавес пошел – на сцене ни-ни, ни

души, и вдруг из рва часть трусливой, испуганной морды, еще и еще, и вдруг вся

голова, а затем – сам целиком, вот вытянулся...

«И тут, – вспоминал свидетель этой беседы академик Б. В, Асафьев, —

было продемонстрировано все появление Фарлафа, и когда он показался весь, —

Шаляпина в комнате не было, а стоял гигантский верзила, сам себя напугавший.

– Я весь дрожу, и если бы не ров, куда я спрятался поспешно... – Белове

«куда» были неуловимо очаровательные трусливые акценты с паузочками, а взор

тянулся пугливо к рву. .

Надо было видеть радостную восторженность Стасова. Он тоже вытянулся

во весь свой громадный рост перед Шаляпиным и поцеловал его: «Ну уж

бесконечно умнее, тоньше и вкуснее, чем у Петрова». Дальше шли объяснения,

показы всей роли Шаляпиным и красочные «вставки» Стасова о Фарлафах

разных эпох, а кстати и о самом Глинке.

Заключительный свой жест – прихлопывание земли ногой вслед за

исчезновением Наины – Шаляпин показал изумительно, к окончательному

восторгу своего собеседника. Фарлаф – Шаляпин смотрит в пустое

пространство, и чувствовалось, что он еще видит «страшную старушку». Вдруг

обрадовался: «Нет!» И тут же струсил. И вот, чтобы убедиться, что

действительно никого уже нет, он сперва прощупывал ногой место исчезновения

Наины, потом с торжеством вступал на него всей тяжестью фигуры Фарлафа, и

тогда уже начиналось ослепительное «хлестаковское» хвастовство: „Близок уж

час торжества моего!"»

Последняя встреча Стасова с Шаляпиным состоялась 3 сентября 1906 года в

квартире Стасова. Было много друзей. За ужином хозяин дома провозгласил тост

за здоровье гостя, Шаляпин в ответ запел «Славу», остальные подхватили. Один

из гостей забавно читал остроумные юморески. «Но Шаляпин – Шаляпин,

какой он вчера был, просто невообразимо, – восхищенно писал Стасов брату.

– Так произвел «Ich grolle nicht» и «Die alten bosen Lieder»3, как, кажется,

никогда еще! Я подобного у него не слыхивал...»

В декабре 1906 года Стасов умер. Шаляпин не был на похоронах своего

старого друга, но на одном из венков, возложенных на могилу, была надпись:

«Мир тебе, дорогой мой богатырь Владимир Васильевич. Со скорбью Федор

Шаляпин»...

Без Стасова Шаляпину в Петербурге первое время было одиноко. Может

быть, именно поэтому он так стремился на «среды» Римского-Корсакова,

лучшего друга Стасова, хотя, как уже говорилось, между Шаляпиным и

Римским-Корсаковым не было той близости, какая возникла между ним и

Стасовым.

Как-то на одной из «сред» у Римского-Корсакова были исполнены две

небольшие оперы – «Скупой рыцарь» С. В. Рахманинова и «Женитьба» М. П.

Мусоргского. «Ф. И. Шаляпин... – вспоминал А. В. Оссовский, – пел с

большим увлечением; сцену в подвале у сундуков, наполненных золотом, провел

с потрясающей силой, поразительно образно, несмотря на отсутствие сцены и

грима».

Шаляпин глубоко уважал Римского-Корсакова, высоко ценил его творчество.

«В Римском-Корсакове как композиторе, – писал позднее Шаляпин, —

поражает прежде всего художественный аристократизм. Богатейший лирик, он

благородно сдержан в выражении чувства, и это качество придает такую тонкую

прелесть его творениям... Иная грусть, чем у Чайковского, у Римского-Корсакова

– она ложится на души радостным чувством. В этой печали не чувствуется

ничего личного – высоко, в лазурных высотах, грустит Римский-Корсаков. Его

знаменитый романс на слова Пушкина «На холмах Грузии» имеет для

композитора смысл почти эпиграфа ко всем его творениям.

Мне грустно и легко:

Печаль моя светла...»

26 ноября 1906 года у Римского-Корсакова Шаляпин, как обычно, много пел

на все голоса – и басом, и баритоном, и тенором, и даже сопрано. По просьбе

гостей и хозяев дома он исполнил несколько сцен из «Каменного гостя»