Текст книги "Меченые злом"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 17

В больнице майора к Гольцовой не пустили.

– Нельзя, – хмуро и решительно буркнул бородатый врач-реаниматор, здоровенный мужик с кудрявой гривой волос, смахивающий на медведя-гризли.

– Несколько слов… – едва не умолял Артем.

– Покиньте помещение. – Врач вытеснил майора в коридор; до этого они разговаривали в своего рода прихожей, которая вела к двери палаты реанимационного отделения, где лежала капитан Гольцова. – Не положено.

– Черт возьми! – выругался совсем отчаявшийся Артем. – Я просто обязан узнать, кто это сделал!

– Она не в состоянии что-либо сказать. Больная почти все время находится без сознания.

Девушка настолько слаба, что любое усилие может привести к летальному исходу. И поверьте, я отвечаю за свои слова.

– Вы мешаете мне заниматься моими профессиональными обязанностями! – по инерции продолжал горячиться майор. – Не думаю, что два-три слова ей сильно повредят.

– Я тоже профессионал, – спокойно парировал врач выпад Артема. – И всегда готов отвечать за свои поступки. Вы можете меня арестовать, а после допросить несчастную.

Иначе я все равно в реанимационную палату вас не пущу. Но тогда за ее жизнь я не дам и ломаного гроша. Вы хотите ее убить?

– Вы что, с ума сошли!? Она моя коллега и напарница. И вообще… хороший человек.

– Тогда ждите, пока ее состояние не стабилизируется.

– Сколько нужно ждать?

– Сутки, двое… А может и больше. Трудно сказать. Все зависит от организма.

– Двое суток!? – Майор не находил себе места от возбуждения. – Да за это время те, кто ее изранил, будут на другом конце страны! Где тогда их искать?

– Уверен, что найдете. – Врач достал пачку сигарет. – Предлагаю перекурить. Есть тут одно укромное местечко… Там и поговорим.

Артему и впрямь очень хотелось закурить. Похоже, такое желание испытывал и его собеседник. Ожидая, пока врач-реаниматор освободится, майор пытался отыскать место, где можно было затянутся несколько раз, пусть и украдкой, но так и не нашел. Везде сновали люди, а в туалете было так чисто, что он просто постеснялся дымить, закрывшись в кабинке, как школьник.

Они вышли на лестничную площадку, которая вела к грузовому лифту. Ею пользовались только сотрудники, и то не очень часто. Наверное, площадка служила курилкой всему реанимационному отделению, так как на подоконнике стояли две литровые банки, до половины наполненные окурками.

– Странно, очень странно… – Окутанная сигаретным дымом крупная голова врача в свете люминесцентных ламп напоминала скульптурное изображение древнегреческого бога Зевса, глядящего с небес на грешную землю.

– Что именно? – недовольно спросил Артем, стараясь успокоиться.

– Эти ножевые ранения… Их много, но ничего серьезного.

– Как это понимать?

– Или удары наносились с малой силой, или нож был с очень коротким клинком. Такое впечатление, что ваша напарница послужила жертвой в кровавом обряде какой-нибудь изуверской секты. Они сейчас расплодилось как чертополох – до фига и больше. Как в странах развитой демократии, где позволено практически все. Ну, а мы в этом вопросе скоро будем впереди планеты всей.

– У вас буйная фантазия, – насмешливо фыркнул майор. – Удары ножом не всегда достают до жизненно важных внутренних органов. Кости мешают, одежда, какие-либо твердые предметы в карманах жертвы… Всякое бывает.

– Ножевых ранений я видел не меньше, чем вы. Уж поверьте. Но такой картины, как сегодня, еще не наблюдал. С вашей сотрудницей будто играли. Подобное утверждение звучит нелепо, может, глупо, но это факт.

– Хорошие игры…

– Странные игры, – поправил Артема врач. – Согласитесь. И примите мою точку зрения.

Тогда вам будет легче найти негодяев, изранивших… Гольцову? Я не ошибся? Иногда, знаете ли, имена больных путаю. Склероз, наверное.

– Бывает.

– Вы так мне и не поверили. – В голосе врача звучала укоризна.

– Как вам сказать…

– Лучше не говорите. Я высказал предположение, и ваше дело согласиться с ним или нет.

Однако оно имеет право на существование. Поэтому есть смысл пригласить опытного врача-эксперта, чтобы он выслушал мои доводы. Так сказать, третейского судью.

– А мне свои доводы вы не хотите привести? Или, как говорится в библейских повествованиях, "не мечите бисер перед свиньями"?..

– У вас дурное настроение. Я даже мыслях не хотел обидеть вашу службу. А уж считать вас тупицей, притом без каких-либо оснований… Бред! – Врач энергично взмахнул своей лапищей.

– Не берите в голову. Моя работа не относится к деликатным, а интеллигентностью в ней и не пахнет. Так что извините, ежели что невпопад…

– Не нужно извинений. А то я начинаю чувствовать себя виноватым. Притом, непонятно в чем именно.

– Так что там насчет ваших доводов? – деловито спросил майор.

– Ну, по поводу ножевых ранений вы мое мнение уже слышали.

– Допустим, вы правы. Это все?

– Почему – все? Есть еще кое-что. Я не эксперт-криминалист, но в институте нас кое-чему учили.

– Мы с вами почти одногодки (я так думаю), а потому учеба в институте – это наше далекое прошлое, – невесело улыбнувшись, сказал Артем. – Увы. Как там у классика? – мы все учились понемногу…

– Что верно, то верно, – охотно согласился врач. – Бывали дни веселые… – На его крупном рельефном лице появилось мечтательное выражение. – Но мне пришлось писать реферат на примерно такую тему. Признаюсь, попотел я здорово. И в соответствующей литературе покопался вдоволь. Иначе стипендия могла помахать крылышками. Так вот, кроме того, что удары ножом наносились с малой силой, их расположение наводит на совершенно определенные размышления.

– Размышления или домыслы?

– А это как вам заблагорассудится. Дело в том, что раны наносились в таких точках тела, поражение которых не влечет за собой летальный исход. Будто неизвестные мерзавцы упражнялись. Или делали ритуальные надрезы – чтобы жертва подольше оставалась в живых и кровь текла не очень обильно.

– Оригинальная версия, ничего не скажешь, – откровенно рассмеялся Артем.

– Вы знаете, я даже не обижаюсь на вас за неверие. Времена великих сыщиков давно в прошлом. А нынешние утратили способность возвыситься над обыденным. Прагматизм возведен в ранг религии.

– Позвольте с вами не согласиться! – живо откликнулся майор. – Да, мы больше думаем ногами, чем головой. Не работа, а сплошная беготня. Я просто не могу представить себя у зажженного камина с бокалом в руках, неторопливо и обстоятельно рассуждающего о свойствах пепла разных сортов табака. Но мы иногда раскручиваем такие сложные дела, за которые не взялся бы и сам Шерлок Холмс.

– Мне трудно вам что-либо возразить. Я не знаком со спецификой работы уголовного розыска. В такой же мере, как и вы с работой практикующего врача. Поэтому…

– Поэтому, – подхватил мысль врача Артем, – ваши выводы все-таки более состоятельны, чем мои. Вы это хотели сказать?

– Да. И настаиваю на своей правоте.

– Ладно, сдаюсь, – поднял Артем обе руки вверх. – Пусть так. Но что из ваших умозаключений следует?

– Это же элементарно, Ватсон, – коротко и басовито хохотнул врач; похоже, он вошел в роль сыщика-эксперта. – Во-первых, вашу девушку сначала ударили по голове – в теменной области есть небольшая гематома. Должен заметить, что удар был нанесен вполне профессионально – только чтобы отключить пациента… пардон, объект, но не нанести серьезной, а тем более смертельной травмы. Во-вторых, ее привязали – а может, и подвесили – за руки. На запястьях остались следы от веревок или ремней. Точно определить трудно. По крайней мере, тут я пас. Нужен эксперт-профессионал.

– Но ведь ее нашли не привязанной, – возразил майор.

– Тогда я склоняюсь к тому, что использовались поясные ремни. Их и не могли оставить на месте преступления.

– Значит, это и не оргия с жертвоприношениями, – сделал вывод Артем.

– Почему вы так думаете?

– Секты тщательно готовят свои так называемые таинства. Обычно они это делают не в людных местах. А вокзал, согласитесь, не похож на пустыню, даже в ночное время.

– Ну, это довольно слабый аргумент… – Врач с независимым видом снова закурил.

– Верно. Но есть еще один, посущественней. О нем редко кто знает. По крайней мере, простые граждане – точно. В моей практике не было случаев, чтобы оказавшиеся в руках сектантов несчастные оставались в живых. Мало того – они вообще исчезают. И чаще всего, бесследно.

– Но тогда как вы…

– Как я о таком узнал? Очень просто. Нет ничего такого тайного, которое не стало бы явным. Помните? Истина в первозданном виде. Не буду дальше распространяться на эту тему. У нас тоже есть свои профессиональные секреты.

– Выходит, это не сектанты… – Врач с задумчивым видом надул губы.

– Вероятнее всего.

– Вот и получается, что девушку не убивали, а подвергли пыткам. Притом, со знанием дела. Затем просто бросили, чтобы она истекла кровью. Ведь вы не можете возразить, что в то место, где ее нашли, люди заглядывают очень редко. Тем более ночью. На девушку наткнулись вокзальные бомжи, притом совершенно случайно. Не так ли?

– Подвергли пыткам?

Что-то мелькнуло в памяти Артема и так же быстро исчезло; какая-то важная подробность… воспоминание… Он недовольно тряхнул головой, отгоняя навязчивую и совершенно бесформенную мысль, и поднял глаза на собеседника. Тот смотрел на него с любопытством и пониманием.

– Могу сказать больше, – продолжил врач менторским тоном. – Характер порезов позволяет предполагать, что ножи были перочинные. Но очень острые.

– Наши, с позволения сказать, "клиенты" носят в карманах ножички размером с армейский штык.

– Значит девушка наткнулась на какую-то шушеру. Она имела оружие?

– Конечно.

– И где оно?

– Ее пистолет пока не нашли. По крайней мере, мне так доложили. В данный момент поиски продолжаются. Район вокзала оцеплен.

– Тогда почему она не стреляла?

– Не знаю, – честно признался Артем. – Может, просто не успела.

– Или не решилась, – задумчиво сказал врач.

Любезно распрощавшись с врачом, Артем поторопился к служебной машине. Ему нужно было мчаться на вокзал.

Вечерние улицы были расцвечены разноцветными огоньками, рекламы зазывно подмигивали, мотор мерно шумел, и майор, убаюканный быстрой сменой декораций за стеклом салона, казалось дремал. Так думал водитель, стараясь, чтобы колеса автомобиля не попадали в колдобины – на подъезде к району вокзала их хватало.

Но Артем, прикрыв глаза, раскованно размышлял, будто плыл по течению полноводной реки. В голове что-то начало проясняться, но майор старался не форсировать свои соображения, а терпеливо укладывал их рядком, сплетая канву главной версии. Она казалась ему столь невероятной, что Артем пытался думать о ней как человек посторонний – чтобы не захлестнули ненужные эмоции.

– Товарищ майор! Приехали…

Зычный голос водителя застал Артема врасплох на самом интересном – он анализировал догадки врача-реаниматора. Майор вздрогнул и недовольно ответил:

– Голос у тебя, сержант… Как иерихонская труба.

– Извините, а что это такое? – наивно полюбопытствовал водитель; он был еще совсем молод.

"Святая простота…" – подумал Артем, но ничего не сказал, лишь небрежно отмахнулся, торопясь навстречу сотруднику городского угрозыска, который возглавлял оперативную группу; майор связывался с ним по радиотелефону, когда машина выезжала из ворот больницы.

Ветер затих, и смог начал медленно опускаться на город. В воздухе витали запахи нефтепродуктов и серы – будто разверзлась преисподняя. Ночь дышала как астматик – тяжело и хрипло.

Глава 18

Город будто по мановению волшебной палочки превратился в запутанный лабиринт и стал чужим и опасным. Саюшкину казалось, что он никогда прежде не видел ни улиц, ни проспектов, ни разнокалиберных питейных заведений, куда он любил хаживать.

Несмотря на то, что Леха шел со своим драгоценным рюкзаком по задворкам, – если так можно было назвать разнообразные улочки и переулки, переплетающиеся в сеть, наброшенную на центральную часть города, – ему чудилось, что почти все прохожие узнают его и оборачиваются, чтобы посмотреть вслед. От таких мыслей страхи вора увеличивались, и он с огромным трудом удерживал ноги, готовые помимо его воли перейти на бег.

Саюшкин не знал, куда ему податься.

Он прикидывал так и эдак, вспоминал друзей-приятелей, однако все выходило на то, что рассчитывать на кого-либо из них ему не приходится. В лице Крота и Фольке он исчерпал весь свой лимит дружеской поддержки. К Бубенцову теперь ему путь был заказан, а что касается Марлена-Макса, то Леха просто боялся к нему обращаться. И вовсе не из-за того, что сомневался в приятеле. Отнюдь. Фольке был глубоко порядочным и храбрым человеком и приютил бы Саюшкина в любом случае.

Но подручные Микиты уже знали, где можно найти Леху. А это было очень опасно. В том числе и для Макса. Саюшкину вовсе не хотелось, чтобы Фольке отправился вслед Верке.

Притом самым кратчайшим путем и без пересадок.

Может, легавые псы Москаленко и не имели никакого отношения к убийству Верки (в чем вор почти не сомневался), но лучше лишний раз перестраховаться, нежели сожалеть о своей глупости, летая над землей в виде какой-нибудь прозрачной субстанции или облака.

Где найти пристанище? Где!? Умей душа кричать, Лехин отчаянный вопль долетел бы до луны. Но этот крик слышали лишь мозги Саюшкина, повернутые от страха набекрень…

Он шатался по городу до вечера – бессмысленно и в полной безнадежности. Когда мимо проезжали милицейские машины, Леха скукоживался, пытаясь стать не только незаметным, но и вообще маленьким как гном.

Глядя на окна домов, которые начали зажигаться, Саюшкин с тоской вспоминал свой любимый продавленный диван, и телевизор, и теплые тапочки, и вечерний чай с лимоном… Все это вдруг отдалилось так стремительно и так далеко, что виделось словно через подзорную трубу.

Конечно, можно было присоседиться к бомжам, но Леха, когда начинал об этом думать, внутренне содрогался – уж лучше пустить себе пулю в лоб или залезть в петлю, чем опуститься ниже бордюра, в грязь и полное свинство. Привычка к комфорту (пусть весьма относительному и не всегда сытому) удерживала Саюшкина на тонкой грани между тюрьмой и волей прочнее, нежели все иные соображения вместе взятые.

Он никогда не пускался в аферы, которые могли обернуться долгой отсидкой. Когда его приятели, побывавшие в зоне, с деланным восхищением расписывали ее "прелести", Леха едва сдерживался, чтобы не послать лгунов подальше. Он был абсолютно уверен, что никакие предполагаемые блага, связанные с криминалом, по выходу из тюрьмы на свободу не могут скрасить смертную тоску ожидания конца срока.

Что со мной случилось? Почему я украл проклятый чемоданчик с кокаином? И по какой причине до сих пор не избавился от своей убийственно опасной добычи? Так спрашивал себя Саюшкин, меряя уставшими ногами километры городских магистралей. И делал вид, что не находит ответа.

А ответ лежал на поверхности, голый и беспомощный, как новорожденный младенец.

Будучи отнюдь не тупым и даже в какой-то мере образованным и начитанным, Леха хорошо знал человеческую натуру. В особенности бывшего советского гражданина, который тащил все, что попадалось под руку и плохо лежало. Саюшкин совершенно не сомневался, что будь на его месте кто-то другой, история с чемоданчиком имела бы точно такое же продолжение. От себя гребет только курица и бульдозер. Так учил его когда-то Бубенцов. И этим все сказано.

Но от такой аксиомы легче ему не становилось. Леха знал и другое – поезд ушел. Теперь или пан или пропал. Другое вору просто не светило. Или он найдет достойный выход из создавшейся ситуации, или… Как говорится, ежу понятно. И неприятный холодок от таких мыслей все больше и больше леденил загривок, вызывая зубодробительную дрожь. Так Саюшкин не боялся никогда в жизни.

Здравая идея пришла ему в голову совершенно неожиданно. Он как раз проходил мимо так называемой Чалки – места, где околачивались городские проститутки. Это была крохотная площадь с таким же маленьким баром и летними столиками под зонтами. По выходным дням это место напоминало улей – столь много здесь кружило отвратно пахнущих дешевыми духами и различными кремами "пчелок", предлагающих свой "мед" любому платежеспособному мужику независимо от его внешности, физического состояния и прожитых лет.

Впрочем, и в будни площадь не пустовала. Представительницам самой древней профессии безработица явно не грозила.

Идея возникла в тот момент, когда взгляду Лехи представилась вызывающе оттопыренная девичья задница, туго обтянутая юбкой, которая напоминала пояс для больных радикулитом и открывала больше, чем мог вообразить самый извращенный ум.

Обладательница довольно аппетитной кормы вела переговоры с водителем шикарного БМВ, засунув голову в салон машины. В мозгах Саюшкина будто что-то щелкнуло и засветилось, и он, сразу воспрянув духом, поторопился свернуть на одну из боковых улиц…

На звонок откликнулись сразу. Квартира находилась на третьем этаже нового дома, не все жильцы еще капитально обустроились, и лестница как хороший резонатор отражала звуки работающих дрелей, шлифовальных машин, пил и отбойных молотков, рушащих перегородки. Леха даже поморщился, словно от сильной зубной боли, когда этажом выше завыл, завизжал какой-то электроинструмент.

– Кто там? – Бодрый и подозрительно веселый женский голос, усиленный маленьким динамиком переговорного устройства, казалось раздался над самым ухом.

Еще совсем недавно Саюшкин ответил бы по-молодецки: "Сто грамм!", и этот своеобразный "пароль" мог отворить двойную железную дверь сейфового типа в любое время дня и ночи. Но сегодня он заколебался: а вдруг в квартире кто-нибудь из его преследователей?

Здесь жила подруга его бурного детства Виолетта Жужарина. Она как начала с четырнадцати лет регулярно спать с мужчинами, так и не думала останавливаться.

Скорее, наоборот – с годами ее аппетит на скоромное только возрос. Самое интересное – спала она с многочисленными лицами противоположного пола совершенно бесплатно, повинуясь зову сердца, а не холодному рассудку, чем очень отличалась от современной молодежи, смотрящей на такие вещи чересчур прагматично.

– Жужа… это я, – наконец решился ответить Леха.

Жужей любвеобильную Виолетту называли только одноклассники. Прозвище ей очень нравилось. Оно смахивало на имя героини какого-то мюзикла – кажется, венгерского.

– Ой, кто к нам пришел! – раздался радостный крик.

Замки щелкнули, бронированная дверь мягко отворилась, и в дверном проеме нарисовалась весьма симпатичная особа в шикарном халате, отороченном мехом какогото пушистого зверька.

– Привет, Люсик! – воскликнула женщина, и прямо с порога чмокнула Саюшкина в щеку. – Сто лет тебя не видела. Заходи, обормот. И побыстрей. Не компрометируй меня… – Она с деланной скромностью опустила накрашенные глаза.

Леха впервые за долгие часы выдавил из себя улыбку. Она вышла вымученной, жалкой, но неожиданно принесла небольшое облегчение. Наверное, сработали рефлексы, подключенные к лицевым мышцам: если человек улыбается, значит можно расслабиться всему организму.

– Проходи, дорогой, проходи… – Виолетта тащила его за руку. – Да оставь ты этот мешок! – Она показала на рюкзак с героином, который будто прирос к Лехиной спине. – Мой руки и топай на кухню. А то мы тут с подружкой без мужской компании скоро покроемся плесенью.

Вор облегченно вздохнул, услышав о подружке. С таким же успехом на кухне мог обретаться и мужик, а то и несколько – Жужа на дух не переносила одиночества и бывали времена, когда гудеж в ее квартире длился неделями. Лишь бы гулены приносили еду и выпивку, а также мыли за собой посуду – в этом вопросе Виолетта была непреклонна.

На дармовщину Жужа кормила и поила только родственников (и то не всех), а также очень узкий круг близких друзей, в число которых попадал и Саюшкин. Но из личного кармана Виолетта угощала исключительно по большим праздникам – например, на свой день рождения, который приходился на двадцать девятое февраля.

Леха никогда своими "привилегиями" не пользовался. Саюшкин мудро рассудил, что такую лафу нужно держать про запас, на черный день. А он уже почти наступил. Почти – вор все еще верил в свою фартовую звезду.

Пристроив рюкзак под вешалкой, он зашел в ванную и, посмотрев на себя в зеркало, ужаснулся. На него из зеркальной глубины пялился какой-то незнакомый ему человек с круглыми безумными глазами, похожий на душевнобольного. Двухдневная рыжая щетина на впалых щеках и грязные, как у промышляющего по помойкам бомжа, руки только усугубляли его довольно неприглядный облик.

Отыскав в стенном шкафчике безопасную бритву, которой Жужа брила ноги и прочие, в том числе интимные, места, Саюшкин за пару минут привел себя в порядок. Когда он появился на пороге кухне, то блестел как новая копейка, благоухая дорогим французским дезодорантом Виолетты.

– Люсик, знакомься – Милена. – Хозяйка квартиры представила ему свою подругу, волоокую девицу с весьма соблазнительными формами пышного ухоженного тела.

– Леонид… – с затаенным недовольством сказал Саюшкин, вежливо подержался за пухлую ладонь Милены и сел на предложенный табурет.

По паспорту он был Лукьяном. Кому из его родителей пришла в голову дурацкая мысль назвать новорожденного именем прадеда, он так и не выяснил. Оно звучало настолько несовременно, что с годами многие начали считать Саюшкина глухой деревенщиной, хотя будущий собачий вор с младых ногтей был ярким представителем городской шпаны.

Поэтому он всем говорил, что его зовут Леонидом (или Леней, Лехой, Аликом – когда как).

Постепенно Саюшкин настолько привык к самолично присвоенному имени, что забыл паспортное. Из-за чего иногда попадал впросак, особенно после тридцати, когда в официальных учреждениях его стали называть Лукьяном Ивановичем.

Люсиком вора начала величать Жужа, еще в седьмом классе. Она где-то вычитала, что Лукьян – это производная от латинского имени Люциан, которое потом превратилось во французское Люсьен. Виолетта, со всеми своими сексапильными замашками, была еще помешана и на романтизме. А потому она тут же окрестила Леху, сидевшего с нею за одной партой, на французский манер, чтобы впоследствии трансформировать новое имя в уменьшительно-ласкательное прозвище Люсик.

Вскоре Саюшкина так именовали почти все старшеклассники. Парни помоложе, даже босота, употреблять это прозвище побаивались – за такую вольность он мог запросто пересчитать нахалу все зубы.

Однако, по происшествию лет, Леха начал смотреть на прозвище Люсик весьма доброжелательно, особенно при встречах с одноклассниками. Оно напоминало ему о беззаботной и, можно сказать (с определенной натяжкой), счастливой юности. Но при чужих звучание школьной клички по меньшей мере раздражало Саюшкина.

– Мы пьем только водку, – заявила Виолетта и набухала Лехе полный стакан. – Штрафной.

Для начала. И никаких отговорок! Мы уже с одной бутылкой разобрались… – Она весело рассмеялась и любовно обняла Милену за круглые плечи.

Леха и не заикнулся, чтобы отказаться от предложения. Храбро взяв в одну руку стакан, а в другую – вилку с маринованным огурцом, он пробубнил:

– Ну, за это… Чтоб… того… – И одним движением вылил водку прямиком в горло, словно компот, – даже не поморщился.

Спиртное хлынуло по жилам сразу, без раскачки, и горячей волной пробежало по всему телу. Леха посмотрел на этикетку – да, у Жужи губа не дура. Водку она прикупила дорогую и очень качественную.

Но он ошибся, приписав Виолетте несуществующие добродетели. Она тут же рассеяла его заблуждения.

– Как тебе продукт? – спросила она, допив свою рюмку. – Милена принесла. Даже по нынешним временам эта водка – дефицит. Так что вкушай, Люсик, пока наливают. – Она снова засмеялась, и от избытка чувств чмокнула его в щеку.

– Леонид, это вам, – кокетливо сказала Милена, сооружая здоровенный бутерброд с маслом и черной икрой. – Мужчины всегда голодны. Не так ли, Виола?

– К сожалению, они чересчур быстро насыщаются, – ответила Жужа, многозначительно глядя на подругу, и они заржали так, что в посудном шкафу задребезжали бокалы.

Леха не стал вникать в их болтовню. Он наворачивал все подряд. Только теперь Саюшкин наконец понял, как сильно проголодался.

Наблюдая за Виолеттой, он отметил, что его одноклассница с годами расцвела еще больше. Теперь она представляла законченный образчик бой-бабы – разбитной, суперсексуальной и не связанной никакими моральными и иными обязательствами. Судя по обстановке трехкомнатной квартиры – Жужа купила ее год назад – Виолетта явно не бедствовала. Скорее, наоборот. Интересно, в какой фирме она работает? – подумал Леха.

Нужно будет спросить, где платят такие бабки, на которые в наше время можно так круто шиковать.

– Все, девочки и мальчики, я пошла домой… – Милена, покачиваясь, встала. – Мне пора бай-бай. Пока, красавчик… – Она обняла Леху за шею и тесно прижалась; Саюшкина от вполне понятного волнения даже в жар бросило. – Пардон, сегодня я с красным знаменем… но в другой раз… – Милена многозначительно подмигнула.

– Эй, подружка! Не шали, – шутливо погрозила ей пальцем Жужа. – Он еще не целованный.

Они снова дружно рассмеялись.

– Я потопала… – Милена не очень уверенно шагнула к выходу, но ее занесло и она прислонилась к стене.

– Стоп, стоп! – Виолетта подхватила ее под локоть и силком усадила на табурет. – Нет, дорогая, в таком виде я тебя не могу отпустить. Подожди чуток, сейчас вызову таксомотор…

Такси приехало через двенадцать минут. Усадив Милену общими усилиями в машину, Жужа и Саюшкин возвратились обратно.

– Продолжим? – сказала Виолетта, указав на стол, уставленный закусками.

– А почему нет? – живо откликнулся Саюшкин, который после отъезда Милены почувствовал себя раскованней. – В такой ситуации я всегда готов.

– Слова не мальчика, но мужа. – Жужа показала все свои великолепные, хорошо сохранившиеся, зубы в широкой обаятельной улыбке. – Люсик, как я рада, что ты вспомнил обо мне!

"Еще бы не вспомнить…", – подумал не без внутреннего трепета Леха, поднимая очередную рюмку – теперь они пили почти мензурками, чтобы подольше растянуть застолье и приятельскую беседу. Говорили в основном про школу, о старых друзьяхприятелях, и вообще о всякой всячине – что в голову взбредет.

Саюшкин, поначалу здорово захмелевший, к полуночи начал быстро трезветь. Он не знал, как уговорить Виолетту, чтобы она на некоторое время приютила его в своей квартире. В конце концов, совсем отчаявшись, он брякнул напрямик:

– Жужа, мне нужно у тебя пожить… три-четыре дня… может, неделю. Видишь ли, так сложились обстоятельства… Как ты на это смотришь? – Он с надеждой заглянул в ее шальные зеленые глаза. – Бабки у меня есть, так что все чин по чину, – торопливо добавил Леха – Ну, ты сказал… – Она обиженно надула губы. – Да как в твою голову могла такая глупость втемяшиться!? Чтобы я… со своих друзей… деньги брала!? Ни-ког-да!

Покорно склонив голову, Саюшкин с облегчением слушал вдохновенный монолог, мысленно смеясь от всей души – Жужа могла содрать бабки с кого угодно, а тем более с друзей, которые знали ее вдоль и поперек. Потому что их у нее было полгорода. Дружба дружбой, а табачок врозь. Виолетта исповедывала армейские принципы. -…Живи у меня, сколько тебе нужно! – не без патетики продолжала говорить Жужа.

– Спасибо, зайка! – Леха быстро – чтобы не передумала – перебил ее проникновенную речь в нужном месте. – Ты же знаешь, за мной не залежится.

– Да? – почему-то удивилась Жужа; но хмельная эйфория снова вскружила ей голову, и она защебетала на какие-то другие темы, на что Саюшкину было глубоко плевать…

Она постелила ему в одной из спален, на просторном диване. Когда Леха потушил свет, отворилась дверь и обнаженная Виолетта быстро шмыгнула к нему под одеяло.

– Поможем друг другу… – тесно прижимаясь к Саюшкину, прошептала она с такой нежностью, что у него дух перехватило. – Ты не против?

Как ни странно, Саюшкин совершенно не испытывал желания сопротивляться…

Ночь они провели без сна, но на удивление содержательно.