Текст книги "Прайд Саблезуба"
Автор книги: Виталий Агафонов
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Друзья-питекантропы никуда не делись. Время от времени, особенно когда шел дождь, они надолго исчезали в зарослях, но потом возвращались. Поскольку продолжения плавания в обозримом будущем не предвиделось, Семен с помощью Эрека вытащил лодку на берег к самому лагерю (чтоб была на виду) и перевернул ее кверху днищем. Потом он решил переместить под нее часть снаряжения, чтобы освободить в вигваме место для костра, однако успел лишь подпереть палками борт, как начался очередной ливень. Семен его переждал, а когда вылез наружу, то, к немалому своему изумлению, обнаружил, что Эрек и Мери не сбежали, как обычно, в лес, а сидят под лодкой с весьма довольным видом. Семен выгонять их не стал, и парочка, похоже, решила свить там гнездышко. Однако уже на другой день приключился эксцесс: похоже, они там решили позаниматься своим любимым делом, вошли в раж и... В общем, подпорки вывалились, и лодка накрыла их в самый неподходящий момент.
Изнутри послышался испуганный визг, и Семену пришлось срочно решать, что делать: хохотать или спасать? А если спасать, то волосатых любовников или лодку? Сами они поднять ее почему-то не могли...
Судно свое Семен отвалил и обнаружил, что ничего смешного, на самом деле, в ситуации нет. Оказавшись внезапно в темноте, Мери перепугалась, у нее произошло рефлекторное сокращение мышц – в том числе и тех, управлять которыми большинство особей женского пола не умеют. А мышцы эти совсем не слабые. В общем, произошло то, что в медицине называют «ущемлением». В итоге ее партнер оказался... м-м-м... сильно ограничен в свободе передвижения. Ему не то что лодку поднять, ему, похоже, и шевелиться было больно. Кроме того, он явно не понимал, что случилось, и был в ужасе. Что прикажете делать в такой ситуации?
Впрочем, паниковал Семен недолго. Его медицинских знаний хватило, чтобы найти выход – все тот же груминг. Сначала он рыкнул на незадачливых любовников, приказав им не двигаться. Потом сел рядом на корточки, начал говорить всякую чушь ласковым голосом, чесать и гладить их шерсть. Это подействовало – минут через 30-40 они смогли расцепиться. Эрек долго с удивлением разглядывал свое пострадавшее орудие.
Шок от случившегося, вероятно, был так силен, что парень целые сутки провел в режиме полового воздержания. Если учесть, что обычно они с Мери только днем успевали позаниматься не менее 3– 4 раз, то ему можно было от души посочувствовать. Постепенно все наладилось, в дождь и на ночь парочка по-прежнему забиралась под лодку, но своими любовными играми занималась уже исключительно под открытым небом.
Проблему с мясом Семен решил следующим образом: стал делить его поровну. В том смысле, что сколько себе, столько и им. На двоих, конечно. Эреку и Мери это было на один укус, но кормить их по-настоящему Семен и не собирался. То ли в благодарность за лакомство, то ли из каких-то иных соображений, ребята охапками таскали в лагерь какие-то съедобные растения. Семен их пробовал и старался запомнить понравившиеся. Из всего ассортимента самыми вкусными оказались те самые корешки, которыми лакомились кабаны. Правда, быстро выяснилось, что в сыром виде они обладают некоторым слабительным действием. Рыба тоже иногда появлялась «на столе», но довольно редко. Зато Семен наконец отведал черепашьего мяса – очень даже неплохо, жаль только, что черепахи здесь совсем не гигантские.
В общем, новые знакомые начинали Семену даже нравиться. Делать в непогоду все равно было нечего, а наблюдения над ними отвлекали его от горестных мыслей. Кроме всего прочего, они оказались весьма чистоплотными существами – у них был странный инстинкт устранения следов своего пребывания. Немногочисленные огрызки и объедки на землю они не бросали, а старались закинуть подальше в воду. В нее же они отправляли естественные надобности организма, уходя для этого далеко вниз по течению. Кроме того, они прекрасно плавали и очень любили купаться – температура воды, похоже, значения для них не имела.
Были ли они разумны? Однозначно этот вопрос не решался. Из всех существ, с которыми пришлось обшиться Семену в этом мире, легче всего, как это ни странно, контакт получался с волками. Не считая людей, конечно. Впрочем, хвастаться ПОЛНЫМ взаимопониманием, пожалуй, ни с кем не приходилось. Так вот, эти питекантропы были, безусловно, ближе к людям, чем те же волки, но гораздо дальше, чем неандертальцы. Ментальный контакт никак не налаживался. При этом звуковую речь Семена, сопровождаемую незатейливыми мысленными посылами, они понимали, и чем дальше, тем лучше. А вот он их...
Какая-то речь у них все-таки была, но она скорее осложняла взаимопонимание, чем облегчала. Семен вспомнил «язык пекинских синантропов» из повести Елены и Александра Марковых – похоже, авторы почти ни в чем не ошиблись, но что с этим делать?! Он насчитал не больше десятка отдельных звуков или звуковых фраз, которые использовались в различных ситуациях и означали не всегда одно и то же. Точнее, у каждого «слова» было очень много смыслов, и угадать, какой именно имеется в виду в каждом конкретном случае, обычно не представлялось возможным. Например, звукосочетание «таа» или «тхаа» – это зубы, когти, нож, палка, хищный зверь, а также Эрек, Семен, мужские половые органы и многое другое. Сочетание «маа» или «мхаа» обозначает Мери, лодку, еду, воду, радость, сытость, лес и так далее. Просто звук «аа» – птица (летящая, но не сидящая!), ветер, ночь, темнота, огонь, желание, размышление и, похоже, еще с дюжину абстрактных понятий – ну, как тут разговаривать?! Тем не менее питекантропы как-то общались друг с другом и с Семеном. У них было даже нечто похожее на зачатки юмора.
Примерно на пятый-шестой день знакомства можно было подвести кое-какие итоги. Эти существа в общем-то всеядны, как люди, но, в отличие от последних, предпочитают растительную пищу. Значительную часть времени бодрствования они тратят на ее добычу и употребление – вокруг оказалась масса съедобных растений, о существовании которых Семен и не подозревал. А вот их реакция на опасность или угрозу... Экспериментировать было непросто, но Семен удержаться, конечно, не смог. При проявлении им гнева или угрозы применения силы (почему-то они считали, что она у него есть) реакция была однозначной – бегство, увеличение дистанции. Если бегство затруднено или невозможно, то агрессору направляется мощный, почти неодолимый посыл: «Я ничтожен, незначителен, никакого интереса не представляю, меня тут вообще почти нет, тебе не на что смотреть!» И действует этот посыл безотказно: воспринять огромного испуганного питекантропа в качестве врага или добычи совершенно невозможно. При этом в критический момент жертва нападения... ну, как бы перестает быть объективной реальностью, что ли... В общем, чтобы разобраться со всем этим, Семен решился на жестокий эксперимент с использованием своих ментальных способностей.
Он долго и тщательно вспоминал звуковые и психические эффекты атаки махайрода, даже, оставшись в одиночестве, немного потренировался. Правда, он больше рассчитывал на силу внушения, чем на звукоподражание, но решил, что и от этого отказываться не стоит, благо громкие звуки издавать он умеет.
Был один из редких в последние дни моментов, когда в просвет между тучами выглянуло солнце. Мир сразу стал красивым и радостным. Пользуясь случаем, Эрек и Мери сидели на площадке у основания склона, грелись на солнце и что-то выискивали в шерсти друг друга. Нарушать эту идиллию было жалко, но Семен решился – слишком удобный расклад. Он сделал вид, что уходит в лес, но, отойдя на несколько десятков метров, вернулся в лагерь, двигаясь так, чтобы между ним и волосатой парочкой располагался вигвам – они его не видели, а шуршать и хрустеть под ногами было нечему.
Загородившись покрышкой жилища, Семен некоторое время стоял, концентрируя мысли и волю, пытаясь представить себя огромным саблезубом, а потом...
До питекантропов было метров семь-восемь. Основная жестокость эксперимента заключалась в том, что они были лишены возможности выполнить свою инстинктивную программу – немедленно увеличить дистанцию между собой и опасностью. Они были как бы прижаты к склону, и чтобы убежать, нужно было сделать два-три шага не прочь от угрозы, а почти ей навстречу.
Спектакль удался – Семен чуть не захлебнулся ответной волной ужаса. Питекантропы исчезли – перестали быть видны на фоне светлого склона. А через пару секунд из кустов слева донеслись звуки, которые обычно издают убегающие в панике крупные животные.
Семен подошел и осмотрел место – решительно ничего особенного, а впечатление... Материальный объект раствориться в воздухе не может – чудес не бывает. Это что-то с восприятием. Все продолжалось какие-то доли секунды: Эрек и Мери вздрогнули, оторвались друг от друга и разом повернулись к опасности, одновременно начали вставать на ноги. Они встали-таки или нет? То есть когда начали – были тут, были видны. А когда распрямились – вроде бы уже и нет. Но запомнились их глаза, когда они дернулись вправо-влево, ища путь к спасению, значит, все-таки они были еще видны. Как бы. А как бы – уже и нет. «Блин, – мучился Семен, – ни описать, ни сформулировать толком невозможно – наваждение, морок какой-то. Но здорово – вот бы так научиться! И что же я наделал?! Из чистого любопытства обидел ни в чем не повинных ребят. Они, наверное, больше не вернутся, а я к ним привык. Вот же ж старый дурак!»
Они вернулись. Всю ночь шел дождь, и утром Семен обнаружил Эрека и Мери под перевернутой лодкой. Правда, как только дождь прекратился, питекантропы исчезли из лагеря, но у Семена отлегло от сердца – никуда они не денутся, и мы помиримся. В конце концов так и случилось. Это, наверное, было излишеством, но Семен, пытаясь избавиться от угрызений совести, скормил им двойную порцию мяса, чем изрядно приблизил свой переход на вегетарианскую диету.
Ответа на вопрос: «Как это у вас получается?», он, конечно, не получил. Точнее, ответ был отрицательным: «Не понимаем, о чем речь. Просто было очень страшно». Пришлось поверить: похоже, они действовали неосознанно, этой их невидимости для них не существует – сами-то себя они видеть не перестают.
«Что ж, – размышлял Семен, – наверное, все логично. Эти существа занимают какое-то промежуточное положение между хищниками и травоядными. Те и другие узко специализированы и хорошо приспособлены. Гоминиды узкой специализации не имеют, в частных случаях проигрывают тем и другим, но „по итогам" борьбы за существование выигрывают за счет всяких хитростей. Одни виды (или подвиды?) пошли по пути орудийной деятельности, усложнения своей социальной организации. А вот эти, вероятно, принадлежат к тем, кто избрал иной путь – падальщиков-собирателей, которые выживают за счет способности уклоняться от контактов с потенциальными врагами. Соответственно, им пришлось отказаться и от активной охоты, чтобы не конкурировать с хищниками. Что за существо может получиться в результате нескольких сотен тысяч (миллионов?) лет естественного отбора на способность к внушению, к незаметности, а то и к невидимости? Уж не наш ли друг – йети-бигфутсасквоч? Можно пойти еще дальше – до наших чертей, домовых, запечников, овинников и прочей живности, которую разные народы называют по-разному. Куда же они все деваются с приходом цивилизации? А вымирают. По мере того как народ становится менее „темным", менее суеверным и более грамотным, он все с большим трудом поддается внушению, все сильнее начинает сопротивляться. Мировые религии объявляют людям, что все это – нечисть, ее не подкармливать нужно, а всячески изгонять. В итоге экологическая ниша „невидимок" стремительно сужается или вообще схлопывается. А уж с внедрением в народные массы позитивного научного знания этой живности вообще наступает хана. Впрочем, время от времени и в цивилизованных странах то полтергейст приключится, то какой-нибудь барабашка в женском общежитии вылезет – реликты, блин...
Впрочем, все это лирика и фантазии. Литературные данные и собственный опыт свидетельствуют о том, что способность к внушению – суггестии – с речевым общением почти не совмещается. А если нет речи, нет и интеллекта – в человеческом понимании, конечно. Об этом, кажется, еще профессор Поршнев писал. То есть стать по-настоящему человеком разумным природный суггестор не может. А жаль».
Тем не менее самого себя Семен считал в полной мере разумным и к тому же изрядным суггестором. Предпринимать какие-либо практические действия в такую погоду он не желал, да, честно говоря, и не знал, что ему делать дальше. Поэтому он решил заняться тренировкой – трудно даже перечислить все преимущества, которые может дать воину способность исчезать на ровном месте. Правда, в своем мире он о таких умельцах слышал лишь весьма сомнительные легенды и, кроме того, имел не очень достоверные сведения, что путем длительных медитаций йоги и тибетские монахи могут достигать состояния невидимости. В общем, он начал регулярно медитировать. На второй день занятий ему показалось, что успех налицо, но это лицо решительно некому показать, разве что парочке питекантропов. Объяснить, что от них требуется, Семен не смог и поэтому просто время от времени пытался у них на глазах войти в состояние «вы меня не видите». При этом он выбрал непроторенный путь, то есть минуя состояние ужаса или панического испуга. Довольно долго решительно ничего не происходило – Эрек и Мери никак не реагировали на замершего в сосредоточенной неподвижности Семена.
Успех пришел неожиданно. Семен заел трехсотграммовый кусочек мяса добрым килограммом незнакомых корешков, по вкусу сильно напоминающих хозяйственное мыло, и стал ждать реакции организма. Реакция не наступала, и он погрузился в очередную «медитацию»: представил себя сидящим за роскошным праздничным столом в окружении множества гостей обоего пола. Люди исключительно солидные – знакомые и малознакомые, но очень уважаемые. Все они чествуют за что-то его – Семена Васильева, то есть он находится в центре внимания. Наступает торжественный момент, за столом воцаряется тишина – «именинник» должен сказать тост. Семен поднимается с бокалом в руке и... громко протяжно пукает. Никакой двусмысленности – этот звук произвел ОН. Обращенные к нему лица замирают в растерянности. В глазах читается разное... Это позор, от которого не отмыться всю оставшуюся жизнь. Авторитет, карьера – все, что он имел две секунды назад, летит к черту. «Нужно немедленно исчезнуть! Любой ценой провалиться сквозь землю! Меня тут нет!! И никогда не было!!! НЕТ МЕНЯ!!!»
Мери с подвыванием бросилась к кустам. Эрек устремился за ней следом.
– Стойте! Куда вы?! – заорал пришедший в себя Семен. – Что случилось-то?
Питекантропы вернулись, но внятного ответа, конечно, дать не смогли. Общий итог проведенных расспросов можно было сформулировать так: «Ты изменился».
«М-да-а, – задумчиво почесал затылок Семен, – я прямо суперменом тут становлюсь. Или инвалидом. Впрочем, одно другого, кажется, не исключает, скорее наоборот».
Чтобы не утратить квалификацию, Семен возобновил свои упражнения с посохом. Первая же тренировка принесла ему массу положительных эмоций – Эрек взялся подражать! Наверное, это было замечательное зрелище: на лесной полянке посреди девственной природы седой лохматый мужичок в меховом балахоне прыгает, шагает, крутится, уклоняется, наносит удары невидимому противнику своей тяжелой палкой. Чуть в стороне огромный волосатый питекантроп старательно повторяет его движения, только в лапах у него не палка, а ствол дерева приличной толщины и веса. Получается у него в общем-то неплохо, но... Сделать из Эрека спарринг-партнера Семен так и не смог. Он подозревал, что «пустить в дело» свою огромную дубину парень, наверное, может лишь в положении «крысы, загнанной в угол». Во всех остальных (наверное?) ситуациях малейшая угроза нападения немедленно обращает его в бегство. Нанести, даже «шутя», удар Семену – доминирующей особи – для него совершенно немыслимо. Создавалось впечатление, что он вообще не в состоянии проявить агрессию по отношению хоть к кому-нибудь. По логике Семена, такого в природе быть не должно, но как спровоцировать Эрека на атаку (и остаться целым) или хотя бы на активную оборону, придумать он не смог.
Сколько ни тужился Семен, а внятного объяснения отсутствию полноценного контакта с такими относительно высокоразвитыми существами придумать не мог. Самое большее, на что он сподобился, это было нечто вроде гипотезы: «Данные гоминиды живут группами, в которых имеются доминирующие особи. Если я „вожака" понимаю, а он меня нет, то это дает мне хоть какое-то преимущество, какую-то степень свободы, ставит между нами барьер, проницаемый в одну сторону. Примерно так поступает любое мало-мальски оформленное человеческое сообщество – от уголовников до филателистов – вырабатывает свой сленг, собственный конфессиональный язык. Здесь же все на уровне инстинктов: они просто не понимают, ЗАЧЕМ мне – доминирующей особи – понимать ИХ, если они ведут себя правильно. А правильность определяется отсутствием гнева и подачками с моей стороны».
Тем не менее информация была нужна, и Семен упорно занимался «допросами». Кое-чего добиться ему все-таки удалось:
– Да, раньше жили в некоем сообществе.
– Почему оказались вне его?
– Изгнаны. Точнее, изгнан Эрек, а Мери ушла вслед за ним.
– Почему изгнан?
– Конфликт с «доминантом».
– Почему ушла?
– Так захотела (Свобода воли, однако! – удивленно прокомментировал Семен).
– Почему находитесь возле меня?
– Имеешь некоторые признаки родственности нам. А так же признаки «доминантной» особи. Не проявляешь агрессивности, точнее, проявляешь в терпимых пределах.
– Где находится ваше сообщество?
– Там.
– Хотите вернуться?
– Хотим, но боимся.
– Есть ли здесь, в пределах вашей «ойкумены», существа, похожие на меня?
Тут следует сбой и непонимание этой самой «похожести». То есть существа подобной формы и размеров вроде бы в наличии имеются, но всем остальным они отличаются. Чем это «всем остальным»? Ну, например, множественностью (в одиночку не бывают) и агрессивностью. Впрочем, в данном случае имелась в виду не способность нанести ущерб, а как бы формула абсолютной опасности. Подобрать аналог этому трудно, ближе всего, наверное, взаимоотношения «кошка – мышь», переданные в восприятии последней.
В общем, все это было загадочно, интересно, но не очень понятно. На всякий случай Семен нарисовал в воображении образ огромных птиц с неподвижными крыльями, парящих в небе, и попытался передать его собеседникам, сопроводив вопросом: «Бывает?» Ответ неоднозначный и эмоционально никак не окрашенный: скорее «да», чем «нет»; указанный объект вроде бы и существует, но не представляет никакого интереса.
«Негусто, – подвел итог Семен, – но и за это спасибо».
Глава 9
ПОСЕЛОК
«...Уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало...» – цитировал Семен каждое утро великого русского поэта и матерно ругался при этом. Было отчего злиться: день ото дня окружающий пейзаж становился все более пестрым – медленно, но верно, листва желтела и краснела, правда, опадать по-настоящему пока не собиралась. А дожди шли и шли. Точнее, в основном это были даже и не дожди, а какая-то мерзкая морось: вроде бы ничего на тебя сверху не льется, а через полчаса становишься весь мокрый. В лес же вообще лучше не заходить. Семен уже начал думать, что здесь так будет всегда: он находится в районе подножья горного хребта, который задерживает воздушные потоки с севера. Они тут тормозятся и разгружаются от влаги – то-то растительность вокруг такая буйная.
Мясо кончилось, и Семен перешел-таки на растительную диету, которую разбавлял грибами. Рыба ловилась плохо – бычки и еще какая-то мелочь непонятной породы. Предпринимать дальние охотничьи вылазки по лесам – по горам Семен не решался: слишком мокро, а надежды на успех почти никакой. Он дважды пытался устроить засаду возле кабаньей тропы. В первый раз через несколько часов промок, замерз и плюнул на это дело, так никого и не дождавшись. Во второй раз решил быть умнее и притащил с собой оленью шкуру. Сидеть, завернувшись в нее, было так тепло и уютно, что Семен благополучно заснул. Предпринимать третью попытку он не стал, решил, что сидение в засаде – занятие не для него – не тот склад психики.
Однажды Семен шутки ради предложил друзьям-питекантропам вернуться вместе с ним к сородичам. А если, мол, вас там будут обижать, то я всем покажу, кто в тундре хозяин! Когда Эрек и Мери поняли, о чем идет речь, восторгу их не было предела. Они буквально завалили Семена съедобной растительностью, причем неоднократно пытались запихивать ее ему в рот или жевать для него. Он теперь постоянно ловил на себе радостно-выжидательные взгляды (ну, когда же, а?) и горько жалел о своей легкомысленности: объяснить им, что такое «шутка», не было никакой возможности. Впрочем, через день-другой эта затея перестала казаться Семену глупой: «А что, собственно, делать? Избу тут на зиму строить?»
В поход Семен решил взять вторую меховую рубаху, которую собирался использовать в качестве спального мешка, запасную пару мокасин (больше у него не было), все оставшиеся арбалетные болты, глиняную миску и, конечно, сам арбалет и посох. Все остальное он свалил в вигвам, покрышку которого привалил камнями – таскать их пришлось издалека. Перевернутую лодку просто оставил лежать на месте.
То, что их путь окончен, Семен понял не сразу: Эрек и Мери растерянно бродили по траве, залезали в кусты и обменивались невнятными репликами, в которых сквозило горе на грани отчаяния.
Они шли сюда почти два дня, постоянно набирая высоту. Погода все это время была приличной, даже солнце иногда светило, так что Семен смог определить, что двигаются они, в целом, в юго-западном направлении, постепенно удаляясь от реки и забираясь все выше в горы. Насколько выше, понять было трудно, но создавалось впечатление, что они почти миновали пояс лесов и оказались в зоне альпийских лугов или где-то на ее границе. Здесь начиналось нечто вроде плато, но не ровное, а с небольшими возвышенностями, имеющими в основном плоские вершины. Вот на склоне одной из них они и остановились.
Склон был покрыт высокой густой травой и завершался пяти-шестиметровым обрывчиком, который, вероятно, окаймлял всю возвышенность – это был выход так называемого бронирующего пласта каких-то известковистых горных пород. Его основание скрывали кусты. Довольно густые заросли тянулись и внизу, вдоль русла небольшого ручья. В общем, место было вполне идиллическое, только не хватало какой-нибудь пасущейся травоядной живности. Впрочем, каких-то коз или баранов Семен уже не раз замечал вдали на склонах. Он и теперь высматривал в основном их, а Эрек и Мери с жалобными стонами бегали от верхних кустов к нижним и что-то искали в траве. Семен, наконец, почувствовал их отчаяние и решил на всякий случай зарядить арбалет. Потом взял его на изготовку и сам приступил к исследованию территории. Как вскоре выяснилось, оружие он заряжал напрасно.
Участок склона примерно сто на сто метров явно был «жилым» – в траве отчетливо просматривалось некое подобие тропинок, ориентированных как вдоль, так и поперек склона. При этом никаких кострищ или иных признаков жилья не наблюдалось. В «нижних» кустах обнаружилось несколько проходов к воде явно искусственного происхождения – мешающие ветки, похоже, регулярно обламывались. Больше ничего интересного здесь не было, и Семен направился к «верхним» кустам. Первая находка ждала его уже на подходе...
В траве возле тропинки лежал труп. Вряд ли ему было много дней – разлагаться по-настоящему еще не начал, но птицы и грызуны уже поработали. Запах исходил сильный, и Семен удивился, почему не почувствовал его раньше. Впрочем, ветер в основном дул ему в спину. Понять, кто это такой, было нетрудно – женщина-питекантроп. Кажется, немолодая.
Семен разрядил оружие и стал бродить по склону. Он не ошибся: вскоре наткнулся еще на один труп, и еще, и еще... Женщины, дети, подростки...
Он знал, что криминалист из него никудышный, находиться рядом с трупами было тяжко, но Семен крепился и упорно осматривал их, пытаясь понять, что здесь произошло.
Покойников он обнаружил больше десятка. Судя по их состоянию, питекантропы умерли примерно в одно время. Явных признаков насильственной смерти не обнаруживалось, но Семена не покидало ощущение, что они именно убиты, а не умерли своей смертью. В конце концов подтверждение этому нашлось: среди слипшейся шерсти на бедре одной из покойниц Семен разглядел обломок тонкой палочки. Он ухватил его двумя пальцами и, содрогаясь от отвращения, потянул на себя. То, что в итоге удалось извлечь из раны, могло быть только древком стрелы.
С трудом подавляя приступы тошноты, Семен еще раз осмотрел трупы и обнаружил еще два похожих обломка. Один из них сидел в ране не глубоко, и его удалось извлечь вместе с наконечником. Последний был выполнен из полой кости, а его острие имело довольно странную форму – таких Семен еще не встречал.
Он отошел в сторону, чтобы не чувствовать запах, и попытался сосредоточиться: «Да, несомненно, все они убиты. Пока Эрек и Мери странствовали, их родное сообщество было уничтожено. Но вот как? Допустим, их расстреляли из луков. Стрелы, которые не были обломаны, как водится, повыдергивали и унесли. Но что это за стрелы?! Законы баллистики никто не отменял – убить такими штуками крупное животное почти невозможно, если только птицу или зайца, да и то с небольшого расстояния. И раны, кажется, неглубокие – от таких не умирают. Кроме того, на тру. пах нет следов вырезания наконечников. Обычно их стараются из ран извлекать – такие считаются удачными и ценятся значительно выше, чем „не пробовавшие" крови жертвы. И форма острия странная – что-то напоминает...»
Семен, в конце концов, понял, что напоминает форма наконечника. А когда понял, то бросил его и побежал к ручью мыть руки. Потом, правда, вернулся и долго искал его в траве – не дай бог кто-нибудь наступит босой ногой.
«Да, в питекантропов стреляли из луков. Легкими стрелами. С острыми костяными наконечниками, похожими формой на кончик медицинской иглы для инъекций. Косой пришлифованный срез открывает крохотную полость. Такая стрела не может вонзиться глубоко, да этого и не требуется – в этой полости, в этом углублении находится яд. Другого объяснения быть не может. И тогда все становится на свои места. Кроме одного: где мужчины? Какими бы примитивными и робкими ни были эти существа, я не верю, что они могли оставить на смерть своих детей, женщин и просто разбежаться».
Хотелось уйти отсюда как можно быстрее и как можно дальше. Однако Семен превозмог себя и решил закончить расследование – слишком велика была вероятность, что от его результатов зависит и его собственная жизнь.
Большинство троп на склоне вело к кустам под обрывом наверху. Они не образовывали сплошных зарослей, и Семен без труда пробрался на неширокую площадку, тянущуюся за ними. Он почти догадался, что здесь увидит, и не ошибся: основание известнякового пласта было рыхлым, и в нем образовалось множество ниш различной высоты и глубины. Некоторые были так велики, что их вполне можно было назвать скальными навесами, а в одном месте темнело широкое отверстие, похожее на вход в грот или пещеру.
Большинство этих ниш, вероятно, и являлись жилищами питекантропов. Причем, похоже, долговременными, если не постоянными – их полы были устланы толстым слоем травы и веток, явно не предназначенными для одноразового использования. Вероятно, эти подстилки постоянно наращивали, по мере их уплотнения. Кое-где под стенками были сложены кучки засохших съедобных растений.
Таких жилых ниш и навесов было довольно много, и Семен решил начать осмотр не с них, а с грота. Он оказался совсем не глубоким – метра три-четыре, потом пол резко понижался, образуя нечто вроде большой ступеньки, далее, за выступом стены, вероятно, был еще один вход не меньшего размера, так что рассмотреть содержимое этой ямы или котловины в полу можно было без особого труда. Впрочем, для диагностики хватило бы и одного запаха...
В общем, Семен сразу понял, почему в округе не встречаются ни мусор, ни объедки, ни экскременты – трудно представить долговременное жилье без всего этого. Так вот, похоже, все продукты жизнедеятельности находились именно здесь. Причем, вероятно, копились тут годами, если не столетиями. Судя по костям, сюда сбрасывались и трупы умерших сородичей. В общем, сортир, помойка и кладбище – все в одном... скажем так, месте.
На осмотр хватило пары минут – в гроте была естественная вентиляция, но дышать там все равно было трудно. «Ну, вот, – мрачно усмехнулся Семен, – а я-то думал, где взять селитру для пороха. Да ее здесь лопатой грести можно. Только делать порох мне что-то расхотелось...»
Труп мужчины-питекантропа Семен все-таки нашел. И сильно пожалел об этом. Он лежал на полу под скальным навесом. Прямо посредине.
Руки и ноги его были растянуты в виде буквы X и привязаны к палкам. Привязаны экономно и ловко – за большие пальцы. Никаких ран на нем не было. Зато была удавка. Нет, не на шее...
Когда Семен понял, от чего и как умирало это существо, его стошнило.
В юности он долго не мог понять, как может женщина или женщины изнасиловать мужчину. Да еще и с летальным исходом! Знакомый медик объяснил как. Теперь Семен увидел это своими глазами...
Этот день был теплым и солнечным. Таких мрачных и темных дней в жизни Семена было не много.
Уходить от места, где они жили раньше, Эрек и Мери отказались. Впрочем, они, скорее всего, подчинились бы, но заставлять их у Семена не хватило ни воли, ни желания. Оказалось, что судьба остальных мужчин для них не является секретом:
– Увели.
– Кто?
– Существа, похожие на тебя.
– Куда? Вы знаете?
– Знаем.
– Пойти за ними: освободить – выручить – спасти?
Сначала непонимание, потом ужас – лучше умереть сразу.
– Тогда я пойду один, – сказал Семен. – Мне кажется, что я знаю, куда надо идти. И даже догадываюсь, что там увижу.
Он, конечно, не знал, а если о чем и догадывался, то очень смутно. Надежду давало лишь примерное представление о географии этого нагорья, а еще... Еще у Семена почему-то была уверенность, что люди, для которых охота – основной источник пропитания, не станут пользоваться отравленными стрелами. Кроме того, в охотничьих сообществах женщины никогда не берут в руки оружие, никогда не доминируют, не становятся вождями или воинами. Направление, которое указал ему Эрек, в общем, совпадало с тем, которое он выбрал бы сам...