Текст книги "Морской демон"
Автор книги: Вирджиния Кантра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дилан, стоя на коленях среди сорняков и гравия позади ресторана, водил пальцами по кирпичной кладке здания, и Реджина подумала, что другой мужчина мог бы вот так же прикасаться к лошади или капоту автомобиля. Он выглядел очень по-мужски, строгим и поглощенным своими мыслями.
Наблюдая за ним, она опустила черные пластиковые мешки для мусора на землю.
Он обернулся.
– Пришла, чтобы увидеть меня на коленях?
Она с вызовом задрала подбородок.
– Я уже и раньше видела тебя на коленях.
– Ах да. И запомнила это, – сказал он удовлетворенным тоном.
Реджина действительно не могла забыть его темную голову, двигавшуюся у нее между ногами, водоворот звезд в небе, шепот моря, жар, разливавшийся в ее крови от его рук, его губ, его дыхания.
– Хм… Возможно. Смутно.
Редкая усмешка прорезала его лицо, обжигая ее нервы, словно молния.
– Наверное, мне следовало бы освежить твою память.
Она тяжело сглотнула.
– А я-то думала, что тебе нужно пойти пообщаться со своим принцем или что-нибудь в этом роде.
– Я еще пойду. Но сначала я должен установить защиту. Я не оставлю тебя без присмотра.
Он снова вернулся к своим кирпичам. Она подняла черные пакеты и бросила их в бак для мусора, не обращая внимания на пронзительные крики чаек, рассевшихся на соседних крышах.
Дилан постукивал и похлопывал кирпичную стену, словно взломщик сейфов. Она наблюдала за ним, уперев руки в бока.
– Зайди в дом.
Она нервно оглянулась.
– Мне угрожает опасность?
– Нет. – Он посмотрел на нее и вздохнул. – Ты меня отвлекаешь.
– А-а… – Внутри приятно разлилось теплое чувство. – О'кей.
Она сделала шаг к двери и остановилась, глядя на осторожные движения его рук и нахмуренное, несколько отрешенное выражение лица. Теплое чувство продолжало шириться. Он оказался бессмертным морским существом, чьим родным домом был волшебный остров. Тем не менее сейчас он стоял на коленях здесь, в пыли между домами, потому что она отказалась уехать с ним. Он отодвинул свою жизнь на второй план ради нее. Ради нее и ее сына. Дилан Хантер был хорошим человеком, несмотря на отрешенный вид и взрывной характер. Он был не только горячим и возбуждающим, он был принципиальным и даже… нежным.
Нежный, принципиальный и в то же время горячий парень. В ее жизни подобное сочетание встречалось так же редко, как и селки.
Она направилась в дом мимо него. Его темные брови от раздражения сдвинулись. Улыбнувшись, она легко поцеловала его в макушку. Дилан остался таким же неподвижным, как растрескавшийся цемент у них под ногами. Но прикосновение его волос к ее губам было теплым.
Она выпрямилась.
– Спасибо, – сказала она и отправилась в кухню.
Поцелуй Реджины, ее теплые губы, сладкий запах, простые слова благодарности были словно живительный дождь для иссушенного сердца Дилана. Дождь, поднявший настоящий шторм в его душе.
Или там, где могла бы находиться душа, если бы она у него была.
Оставшись на дорожке один, он закрыл глаза и прижался лбом к шершавой стене. Ее привязанность не может длиться вечно, напомнил он себе. Ничто человеческое не продолжается долго. Семьи распадаются. Дети становятся взрослыми. Родители умирают.
Лучше, как это делает морской народ, жить мгновением, чем полагаться на сердце и питать надежды.
Любовь…
И все же тот миг, когда она поцеловала его – без вожделения, без необходимости, – оказался почти невыносимо сладким, исполненным доверия, скрывавшим в себе чувство привязанности, как беременная женщина скрывает в себе ребенка.
Беременность…
Острые камешки впивались в его колени.
Птицы наблюдали за ним с крыш своими ясными безжалостными глазами. Реджина носила в себе его ребенка, но при том отказывалась уйти с ним в Убежище.
Он нес ответственность за нее. И если ему не удастся ее уберечь, на него ляжет ответственность за смерть единственных двух женщин, которые что-то значили в его жизни.
Он развел в стороны пальцы на стене.
Он не был хранителем. А фундамент дома под его руками был из сделанного людьми кирпича и раствора, а не из скал и песка. Он не знал, может ли сработать то, что он пытался сейчас сделать.
Селки изменчивы, как изменчиво море. Их дар напоминает воду, он такой же мощный, подвижный и текучий. И такой же непостоянный, как ветер или прихоть женщины. Такой же мимолетный. А чтобы укрыть собой Реджину эта защита должна была противостоять времени и силам преисподней.
Открыв свое сознание, он устремил его по спирали вниз, все ниже и ниже, ощущая свои чары как воду, впитанную губкой, воду, насытившую каждую его клеточку, смазавшую каждый сустав, каждое сухожилие. Конн говорил, что волшебная сила морского народа уменьшается с падением их численности. Но сейчас Дилан чувствовал в крови несокрушимую энергию – как безмолвный океан, ожидавший появления луны, чтобы двинуться на сушу мощным приливом.
Он осторожно попробовал освободить место у себя внутри – между сердцем и легкими, между печенью и селезенкой, – которое должна была заполнить энергия, как вода наполняет след, оставленный на влажном песке. Она поднималась медленно – сначала намек, проблеск, лужица, – нарастая у него между ребер, в кишечнике. Сила росла, а с ней, кружась водоворотом внутри него, росла и надежда. Но этого было мало, этого было недостаточно. Это напоминало ручей, поперек которого упала ветка. Это была тонкая струйка там, где ему нужен был мощный поток.
Пот сделал его ладони влажными, выступил каплями на лбу. Он попытался воздействовать на эту силу, выкрутить ее из своих костей, выжать из сердца, но, как и вода, волшебная энергия ускользнула от него, снова уйдя в ткани.
– Тебе нужен кто-то еще, – сказал он тогда.
Ее голос, в котором звучала твердая уверенность в нем, ответил:
– Я так не думаю.
Он застонал. Ему это очень нужно. Необходимо.
Больше…
Больше…
Сила прорвалась сквозь него, словно волна сквозь узкое ущелье, смыла его ощущения, с ревом ринулась по венам, хлынула через рот, выстрелила в глаза, взорвалась в пальцах. Сердце, мозг, поясница – все было сметено и унесено, как приливная волна уносит горящие ветки.
Он полностью отдался этой силе, позволил ей нести себя, пока она не покинула его, опустошенного, на камнях дорожки между домами.
Волшебство отступило, оставив его помятого и тяжело дышащего. Он лежал на животе, между растопыренными пальцами торчали жесткие зеленые травинки, а перед ослепленными глазами, словно звездочки, горели осколки битого стекла.
Он услышал звук шагов, чье-то приглушенное дыхание и повернул голову.
В тени дверного проема стояла Люси, и ее как всегда мягкий и печальный взгляд сиял, словно поверхность моря в полдень.
Земля под его щекой наклонилась.
Она моргнула, и словно штора опустилась на ее лицо, убрав все это сияние и снова превратив ее в высокую, довольно заурядную молодую женщину в зеленой футболке с эмблемой «Клипперс» и белом кухонном переднике.
– С тобой все в порядке? – озабоченно спросила она.
Руки его были исцарапаны в кровь. Губа разбита. Резкая боль пронзала голову. Но, поддерживаемый силой, пронесшейся через него, – удивлением от нее, ощущением ее правильности, – он почти не замечал этого.
– Ты видела… Ты почувствовалаэто? – настойчиво спросил он.
Он вскочил на ноги, и она сделала шаг назад, отступила в тень, в себя. Ее ресницы опустились, словно занавеска, задернувшаяся за ставнями.
– Я рада, что с тобой все нормально, – сказала она.
Как будто земля только что не качнулась на своей оси. Как будто вообще ничего не произошло.
Как будто ничего не произошло…
Страх ранил его больнее, чем впившийся в ладони гравий.
Он резко повернул голову и осмотрел здание.
Есть!От облегчения он даже вздрогнул. Защитная метка, глубоко впечатавшаяся в кирпичную кладку. Знак силы появился на восточном углу фундамента. Он будет привлекать могущество моря, земли и восходящего солнца.
Несмотря на то что он сам поместил его здесь, выгравировал соединяющиеся спирали своим желанием и своим даром, при виде его у Дилана перехватило дыхание.
Он обернулся и взглянул на сестру.
Она неопределенно улыбнулась и повернулась, чтобы уйти. Под влиянием непонятного для себя порыва он окликнул ее:
– Люси!
Она нерешительно остановилась в дверях с таким видом, будто оказалась здесь совершенно случайно. В его голове всплыли слова Реджины.
– Я… – Он запнулся.
Нужен тебе?Дурацкий вопрос.
В свое время он увел от нее мать. Для чего, скажите, он может быть нужен ей теперь?
– Можно мне остаться у вас ненадолго?
Она моргнула.
– Остаться?
– У вас в доме, – сказал он, чувствуя себя полным идиотом.
– Это не мой дом. И не мне решать.
– Если ты хочешь, чтобы я спросил… у него, я спрошу. Но ты не будешь возражать?
– Я возражать не буду. Но я не это имела в виду. Решать тебе. – Люси улыбнулась ему странно знакомой, горькой, кроткой улыбкой, превратившей ее лицо из заурядного в удивительно притягательное. – Это всегда зависело только от тебя самого.
Реджина хмурилась, накладывая мазь с антибиотиком из аптечки первой помощи на царапины Дилана. Он сидел на табурете у стойки в общем зале, чтобы не мешать подготовке к открытию ресторана, которая шла на кухне. Чтобы нанести мазь на ссадину у него на щеке, ей пришлось встать у него между ногами. Когда она мазнула у него над глазом, он дернулся.
Она сочувственно поморщилась.
– Не знаю, как можно было это сделать, – проворчала она.
В ответ он глупо ухмыльнулся, отчего ее сердце екнуло.
– Я тоже.
– Ты говоришь так, будто жутко доволен собой.
– Так оно и есть. – Он подождал, пока она обратит внимание на то, что он говорит, пока их глаза встретятся. – Я поставил защиту на здание.
– Ты… – Понимание, облегчение, благодарность – все охватило ее одновременно. – Вау! Это… прекрасно.
– Не думал, что у меня получится, – признался он.
Сердце ее сжалось от болезненной неуверенности, прозвучавшей в его голосе. Она легонько прикоснулась к нему и, не в силах справиться с собой, задержала пальцы на нежной коже под его глазом.
– Что ж, ты сделал это. Поздравляю!
Он поймал ее руку и прижал к своей щеке, проведя щетиной, как теркой, по ее ладони.
– Тебе не нужно было этого делать.
Она сглотнула и отдернула руку. Нанося мазь на его разбитую губу, она сказала, стараясь придать своему голосу беззаботности:
– Ну почему же. Ты заботишься обо мне, а я, похоже, должна заботиться о тебе.
Большим пальцем он прикоснулся к уголку ее рта, к ее треснувшей и пульсирующей болью губе. Его рот сейчас был так близко к ней, а его темные, полные огня глаза – совсем рядом.
– Теперь мы с тобой полностью подходим друг к другу, – прошептал он, и его слова, его взгляд остановили ее дыхание.
Заставили замереть сердце.
Она криво улыбнулась.
– Думаю, да.
Но она была не настолько глупа, чтобы поверить в это.
Она вытерла пальцы о салфетку и взяла крышку баночки с мазью. Каким бы соблазнительным ни казалось ей его новое странное настроение, к которому так легко привыкнуть, оно пройдет. Рано или поздно Дилан вспомнит, что он селки, а она – всего лишь человеческий инкубатор для ребенка, который однажды может стать полезным его народу.
И тогда он разобьет ее сердце…
Она поставила мазь назад в аптечку.
– Ты еще не передумал идти сегодня на берег?
– Я должен это сделать. – Дилан замер в нерешительности. – Принц будет ждать моего доклада.
– Конечно. Без проблем.
В любом случае, это не его проблемы. Реджина четко дала понять, что главным для нее является семья. Дилан так же открыто показал, что у него другие приоритеты. Другие приверженности. Он делал все, чтобы сдержать свое обещание и защитить ее, и она уже не ждала, что он будет держать ее за руку или менять ее жизнь. Ей не нужно было, чтобы он ходил за ней по пятам, путался у нее под ногами, возникал на ее пути, в ее сердце…
– Реджина! – Голос Дилана заставил ее вздрогнуть, пошатнул ее решимость. – Что с тобой?
– Ничего. – Она защелкнула коробку аптечки и отступила. – Все хорошо. Просто не хотела тебя беспокоить.
– Женщина! – Его низкий голос вибрировал у нее в ушах. – С тех пор как я встретил тебя, ты меня постоянно изводила, донимала, сбивала с толку и раздражала. Так чего же останавливаться сейчас?
На ее губах мелькнула натянутая улыбка. Она посмотрела на Дилана и увидела его глаза, улыбавшиеся ей в ответ.
Вздохнув, она уступила его руке, которая пыталась ее удержать.
– Ну, после того как ты все так мило нарисовал…
Он громко захохотал, чем привлек внимание Антонии, которая подозрительно взглянула на них через окошко в кухню.
Реджина понизила голос.
– Слушай, если будешь идти через город, может, заглянешь в магазин «Уилис»? Мне нужны витамины.
– Таблетки? – В его темных глазах мелькнула обеспокоенность. – Ты что, больна?
– Нет, я беременна. И мне нужны пренатальные витамины.
– Но ты себя нормально чувствуешь? – настаивал он.
– Нормально. – Она уже почти пожалела, что завела этот разговор. С каких это пор ей нужен парень, который будет бегать по ее поручениям? – Ну, есть небольшие спазмы, но…
– Ты звонила доктору?
Она часто заморгала, смущенная его решительностью. И тронутая этим больше, чем могла бы ожидать. Хотя, конечно, ему нужно беспокоиться о малышке-селки.
– Я звонила ей, когда тебя не было. Она сказала, что не большие спазмы и тошнота – явление совершенно нормальное. И чтобы я продолжала принимать витамины. Так что…
– А вдруг я куплю что-то не то?
Она вздохнула.
– Послушай, не переживай. Я могу и сама…
– Нет, я сделаю это. Тебе нужны витамины, и я куплю витамины. Пренатальные.
Голос его звучал угрюмо, в глазах – почти паника.
Реджина никак не могла решить, что ей кажется более очаровательным: его чисто мужской дискомфорт от такого задания или же явная решимость делать правильные вещи. Хорошо еще, что она не посылает его покупать тампоны. Чтобы поддразнить его и проверить, она из озорства добавила шепотом:
– Или можешь остаться здесь и объяснить моей маме, для чего они мне нужны.
Его лицо под золотистым загаром заметно побледнело.
– Лучше уж твоя мать, – проворчал он, – чем эти визгливые чайки в городе.
– По крайней мере, ты мог бы очаровывать чаек.
Он приподнял брови.
– Я могу очаровать твою мать.
А ведь, пожалуй, мог бы, подумала Реджина, пристально разглядывая его смуглое красивое лицо. Он кого угодно может очаровать. Ее саму он определенно очаровал, да так, что пришлось снимать трусики.
– Но только не после того, как она узнает, что ты сделал меня беременной.
Он склонился к ней, и сердце ее учащенно забилось.
– Ты по-прежнему находишь меня очаровательным.
У нее перехватило дыхание.
– Ха-ха!
– Ты не можешь ничего с собой поделать.
Его дыхание скользнуло по ее рту, губы легко коснулись ее щеки. Сладкое как мед желание капельками растекалось под кожей.
– Моя власть над женщинами непреодолима.
Она слышала, что в его голосе звенит смех, но за этими насмешливыми нотками скрывалось что-то другое, более глубокое, что-то очень напоминавшее… томительную тоску.
Она почувствовала, что склоняется к нему, тает в нем, и закрыла глаза.
– У тебя просто невероятное самомнение.
– Позволь мне доказать тебе это, – пробормотал он. Его руки гладили ее плечи, голос звучал в ушах горячо и соблазнительно. – Дай мне очаровать тебя, Реджина. Дай мне полюбить тебя.
Ох…Ее сердце сжалось.
– Ох! – Голос Люси, высокий и потрясенный. – Антония послала нас, чтобы… Я не хотела вам мешать.
Реджина отпрянула от Дилана. В дверях стояла Люси, из-за спины у нее выглядывала Маргред.
– Ты и не помешала, – соврала Реджина, заливаясь краской. – Я просто давала Дилану поручение, которое нужно выполнить в городе.
Маргред удивленно подняла брови.
– Ты ему точно давала именно это?
– Я плачу вам не за то, чтобы вы стояли там и болтали! – крикнула Антония от плиты. – Давайте-ка вытирайте вон те столы. Мы через час открываемся.
Маргред легкой походкой прошла в зал, держа тряпку и бутылку моющего средства с тем же изяществом, с каким сомелье с белоснежной салфеткой через руку несет бутылку «Гранд Кру».
– Ты считаешь это разумным? – бросила Маргред Дилану. – Оставлять ее… сейчас?
– Это не опасно.
Дилан смотрел через ее голову на Реджину, адресуя свои заверения главным образом ей. И она услышала в его голосе уверенность, которой раньше не замечала.
– Я поставил на дом защиту, – сказал он.
Маргред шумно вздохнула.
– Это впечатляет. Так это был ты?
– Не только я. Я подумал… Я почувствовал… Ты?
Она кивнула.
Реджина растерянно наблюдала за ними. Дилан нахмурился.
– Тогда…
Через кухонную дверь ворвался Ник. Он резко остановился, и его кеды взвизгнули на старом деревянном полу. Он тут же нашел Дилана и уставился на него широко открытыми, полными надежды глазами.
– Бабушка сказала, что ты идешь в магазин. Можно я пойду с тобой?
Дилан посмотрел на него сверху вниз.
– Только не сейчас.
Реджина поморщилась.
Опа!
Ник по– мальчишески дернул плечом.
– О'кей. Тогда как-нибудь в другой раз.
Реджина читала язык его тела так же легко, как и его сердце. Я, собственно, не очень-то и хотел.Лучше сделать вид, что сам не хочешь чего-то, чем надеяться, а потом получать отказ…
Она поняла, что именно этого и боялась. Что ее сын влюбится так же быстро, как влюбилась она.
– Слушай, ты не мог бы сохранить кое-что для меня, пока я не вернусь? – спросил Дилан.
Голова Ника тут же поднялась. Это было интересно, но подозрительно. Он ведь не глупый, ее мальчик!
– А что это?
Дилан полез в карман и вынул оттуда серебряную монету. Серебряный доллар Моргана с головой Свободы. Реджина уже смотрела в Интернете. За такую монету давали пару сотен долларов, причем легко. Она затаила дыхание.
Их взгляды встретились.
Она медленно выдохнула, не говоря ни слова.
Ник подержал монету на своей довольно грязной ладони и посмотрел на Дилана.
– Это что, взятка?
– Если бы это была взятка, я должен был бы отдать ее тебе насовсем, – объяснил Дилан. – А я этого сделать не могу, потому что твоя мать спустит шкуру с нас обоих.
Ник хихикнул.
– Это метка. Как обещание, – сказал Дилан. – Ты будешь хранить это у себя, пока я ее не попрошу. И тогда я возьму тебя в море на своей лодке.
Ник быстро взглянул на мать.
– Можно?
Она сложила руки на груди, словно пытаясь удержать готовое вырваться сердце.
– Это твое дело, малыш.
– О'кей. Круто! – Его пальцы сомкнулись на монете. На лице появилась улыбка, и он протянул вторую руку. – Договорились.
Дилан кивнул, и маленькая рука Ника скрылась в его большой смуглой ладони.
Реджина, у которой от переполнявших ее чувств кружилась голова, думала о том, что это еесын, еесемья, еежизнь. И в этой жизни у нее никогда не было еемужчины, она никогда не испытывала в нем нужды.
Но теперь, глядя, как Дилан жмет руку ее сыну, она вдруг поняла, как легко он мог бы занять место рядом с ними.
И как будет больно, когда он уйдет.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Девушка– подросток за кассой в магазине часто моргала подведенными фиолетовой тушью глазами, глядя на монеты на прилавке.
– Вы не можете расплатиться этим.
Нетерпение переполняло Дилана, как ветер паруса. Его буквально трясло, и он отчаянно хотел поскорее уйти отсюда. Поиски на полках с лекарствами стали для него настоящим кошмаром. Слишком много названий. Слишком большой выбор. А что, если он ошибется? Он посмотрел на девушку, стоявшую между ним и свободой, и рявкнул:
– Возьми же наконец эти чертовы деньги!
Ее накрашенные глаза округлились.
– Папа! – пронзительно заверещала она.
Дилан сжал зубы. Ничего себе «способность очаровывать»!
Из– за прилавка мясного отдела выкатился мужчина с глубокими залысинами и фигурой, напоминавшей бочку.
– Какие-то проблемы?
– Он… – Девушка кивнула кольцом, вставленным в проколотую губу, в сторону Дилана. – …очет расплатиться вот этим! —Она презрительно указала на целое состояние, блестевшее серебром на прилавке.
– Это доллары, – сдержанно сказал Дилан.
Американские доллары. Он что, предлагает ей римские монеты или дублоны?
Обычно, когда ему были нужны наличные, чтобы расплатиться за пропан или продукты, он продавал несколько монет дилеру в Рокланде. Но за последние несколько недель жизни на Краю Света его денежные запасы истощились.
– Ну, тогда я… – Морщинки в уголках глаз хозяина стали глубже. – Дилан? Я слышал, что ты вернулся.
Дилан с недоумением смотрел на него.
– Джордж, – напомнил мужчина.
Дилан ходил в школу с мальчиком по имени Джордж. Они были вместе с детского сада до восьмого класса, делились жевательной резинкой, домашними заданиями, журналами «Пентхаус», которые Джордж таскал из-под прилавка в магазине своего отца. Продовольственном магазине «Уилис». Джордж Уили. Джордж.
Дилан с трудом пошевелил языком, словно приклеившимся к небу.
– Рад снова видеть тебя.
– Да, я тоже. А ты совсем не изменился, парень. – Джордж покачал головой. – Совершеннотакой же.
Потому что старел только половину этого времени, подумал Дилан. И почувствовал в животе странный спазм.
Джордж взглянул на девушку с фиолетовыми тенями вокруг глаз.
– А это моя дочь Стефани. Та, что не берет твои деньги.
Она обиженно округлила глаза.
– Ну, па-а…
Дилан с изумлением думал о том, что его приятель Джордж был отцом. Этот грузный владелец магазина с юной дочкой. Ничто человеческое не длится долго…
– Значит, ты хочешь, чтобы мы записали это на тебя? – спросил Джордж.
Дилан непонимающе нахмурился.
– Что?
Его старый друг кивнул в сторону кучки монет на прилавке.
– За то, что ты здесь выложил, можно, думаю, купить половину моего товара. Точнее я сказать не могу, да это, черт возьми, и неважно. Поэтому мы откроем тебе счет, а ты рассчитаешься, когда сможешь.
Возможно, все-таки некоторые вещи продолжаются долго, вдруг понял Дилан. Например, мальчишеская дружба, мимоходом предложенная через много лет после того, как мальчик вырос.
Он проглотил подкативший к горлу комок.
– Это было бы… здорово. Спасибо тебе!
– А для чего же тогда друзья? – Джордж сделал запись в бухгалтерской книге и, мельком глянув на пренатальные витамины, уложил их в пакет. – Как Реджина?
– Нормально.
Беременна.
– Хорошо. – Лицо Джорджа расплылось в улыбке. – Женщины и остров для нас все, приятель. Передавай ей привет.
Дилан уже вышел с покупками в руках, а в ушах его продолжали звучать добрые слова Джорджа.
Так вот чего Реджина хотела для Ника. Сеть, которую Дилан чувствовал на себе и которая плотно опутывала его, могла стать и узами поддержки. Возможно, сплетни и досада, трения и претензии были просто приемлемой платой за это чувство общности. Чувство приятия. Принадлежности.
Или могла бы ими стать, если бы он был человеком.
Если жить в море тысячелетиями, потратить несколько дней на то, чтобы отослать послание, – это ничто. Но на этот раз человеческие технологии, которые загрязнили воду и взбаламутили дно океана, очень даже пригодились бы.
Дилан плыл на расстоянии мили вдоль берега. Его длинные ноги могли бы выступить в роли наживки для акул, а яички от холода сморщились. Его нынешний облик был еще одним неудобством, с которым приходилось мириться. При передаче в воде на длинные расстояния детали сообщения становились размытыми, и Дилану был необходим человеческий мозг, чтобы придать образам, которые он передавал Конну, очертания и четкость.
Курьеры, к которым он обращался, будут фильтровать любую информацию так же, как процеживают океан в поисках пищи, оставляя только то, что могут переварить.
Время от времени они разрезали гладкую поверхность воды лоснящимися спинами с шероховатыми плавниками: громадные и медлительные морские животные со спокойными глазами и хвостовыми плавниками, форма которых была такой же неповторимой, как форма снежинки. Они подошли – два самца, самка и детеныш, – привлеченные зовом Дилана. Но не близко, не слишком близко. Их тяжелые тела могли затянуть его под воду, их вдох мог утопить его, морские ракушки у них на боках могли изодрать его в клочья. Даже детеныш весил целую тонну.
Один из самцов приветственно ударил хвостом, и на Дилана обрушился поток воды, вызвав у всех приступ веселья.
Он вынырнул, отплевываясь.
Они не спрашивали, почему и как Дилан оказался среди них. Они кружили вокруг него, давая своей песне впитать его рассказ, вплетая его послание в созвучия, которые связывали всю Атлантику в бескрайней синей глубине, в чистой холодной тьме.
Дилан понятия не имел, как слова и образы его послания будут переданы Конну, каким образом понятия «бездомный» или «распятие» передаются в песнях китов. Но они поняли важность появления ребенка. МАТЬ. ЛЮБОВЬ. ОТЕЦ. ЗАБОТА. СЕМЬЯ. РАДОСТЬ – эти образы волнами накатывали на него. Их песня, звучавшая в ушах как шум прибоя, наполнила его сердце покоем и поплыла вместе с ним к берегу.
Он стоял на мелководье – сердце заполнено, сознание пусто, мышцы свободны и расслаблены. Откинув назад мокрые волосы, он оглядел берег.
И увидел отца, сидевшего рядом с его одеждой.
Проклятье!
Радость Дилана утекала, словно волны, пенившиеся у его ног. Они были одни в амфитеатре из скал и песка, и свидетелями их встречи станет только сосна, стоявшая часовым на берегу, да несколько рваных облаков.
Барт Хантер сидел, опираясь локтем на колено, и смотрел в море.
Дилан вышел из волн прибоя. Он не мог избежать встречи со стариком. Лучшее, что он мог сделать в сложившейся ситуации, – это не обращать на него внимания. Он нагнулся за своими джинсами.
– Она тоже приходила сюда, – сказал Барт. – Твоя мать.
Дилан не хотел говорить о матери, не хотел делиться воспоминаниями о ней. Особенно с отцом.
Он сунул мокрую ногу в джинсы.
– Но не с вами, ее детьми, – продолжал Барт. – Еще до вашего рождения.
О'кей, но Дилан и в самом деле не хотел ничего этого слушать. Он стал натягивать джинсы на вторую ногу.
– Здесь она вышла на берег…
Помимо воли Дилан посмотрел через плечо, следуя за взглядом отца вдоль своего собственному пути из воды. Барт покачал головой.
– Самое красивое создание, какое я когда-либо видел в жизни. И она сказала, что любит меня. – Он удивленно засмеялся, словно не веря самому себе, и этот глухой звук был больше похож на рыдание. – Меня, который только и знал, что лобстеры и приливы. Тогда я был чуть старше, чем Люси теперь. Ушел из школы после седьмого класса. Но она…
Его голос затих, утонул в воспоминаниях. Он не называл ее по имени. Ему это было не нужно. Просто «она». Для него всегда была всего лишь одна «она» – и тогда, и сейчас.
– Ты украл ее котиковую шкуру, – жестко и холодно сказал Дилан. – Ты отнял у нее ее жизнь.
– Я дал ей взамен другую жизнь и троих детей. Этого должно было быть достаточно.
– Ты отнял ее у самой себя.
– А разве она не сделала то же самое со мной? С тех пор как я увидел ее, я не знал ни минуты покоя. Она сказала, что любит меня. – Голос Барта надломился, как лед в апреле. – Но как я мог ей поверить? Она была такой, какой была, и я был таким, каким был.
Дилан уже открыл было рот, чтобы возразить ему. В крови его закипала злость. Его отец был не прав. Он всегда был не прав.
И все же…
Слова замерли у него на губах, горькие и невысказанные.
А разве сам Дилан думал не так же? Селки не может любить человека.
Барт выдержал его взгляд. В его выцветших глазах читалось печальное признание. Потом он снова посмотрел в море.
– Калеб сказал, что тебе нужно где-то остановиться. Ты можешь жить в своей старой комнате, если хочешь.
Когда Дилан спустился вниз со своими вещами, Реджина подметала пол. Решетка была опущена, передняя дверь заперта, кассовые чеки за день подсчитаны… и теперь еще один мужчина собирался уйти через эту дверь.
Реджина перевела взгляд с вещей Дилана на его отчужденное лицо, и сердце ее сжалось.
Переступи через это.
Пора бы уже привыкнуть к тому, что мужчины от нее уходят.
Так или иначе, но это только на ночь. На этот раз. Утром он вернется. Он так и сказал.
Дилан оглядел пустой ресторан и нахмурился.
– Ты что, должна убирать все это сама?
Его тон заставил ее выпрямиться. Ссора отвлечет ее от мыслей о том, что придется остаться одной, взаперти, заглушит тягучую боль в животе, ослабит чувство одиночества, которое только и ждет, когда за ним закроется дверь, чтобы поглотить ее.
– А ты видишь здесь кого-то еще, кто мог бы это сделать? – спросила она.
Он смутился.
– Ну, твоя мать…
– Была здесь половину вчерашней ночи и весь вчерашний день. Но я здорово устала.
Дилан опустил сумку на пол.
– Тогда предоставь это мне.
– И не подумаю!
– Реджина! – Он взялся за веник выше ее руки. Голос веселый, глаза горят, весь такой горячий, реальный… и так близко, что она могла бы поцеловать его. – Ты действительно собираешься бороться со мной в перетягивании веника?
Она думала об этом.
– Нет.
– Тогда все хорошо.
Вздохнув, она отпустила веник. Он подмел пол. Она вытерла с доски вчерашнее меню.
– Спасибо, что взял Ника с собой на лодку, – сказала она. – Он весь вечер только об этом и говорил.
– Мы отлично провели время. – Дилан высыпал мусор из совка в ведро. – Завтра я возьму с собой тебя.
Реджина вытерла перепачканные мелом пальцы о передник.
– Не могу. Я должна работать.
– Ты же не можешь работать все время.
Он прошел за ней в кухню и поставил веник в кладовку для швабр. Эта кладовка… От воспоминаний Реджину передернуло.
Дилан нахмурился.
– Ты выглядишь измученной.
– Я в норме. Просто устала. – Она выдавила из себя натянутую улыбку. – Утренние недомогания переносятся тяжело, да и начались на этот раз рано.
Тебе нездоровится?
Она должна была бы чувствовать благодарность за его беспокойство. Но она не хотела, чтобы он крутился вокруг нее только потому, что ему ее жалко.
– Это связано с ребенком?
– Да. Нет. Не знаю. – Тревога обострила ее нервы и сделала голос резким. – Ну, у меня были колики. – Мужики ненавидят колики! – Они продолжались целый день.
– Скажи, что я могу сделать, – попросил он.
Если она должна ему говорить, то какой в этом смысл?
– Ничего. Я была у доктора. Я не хочу, чтобы ты сидел возле меня, как нянька.
Он смотрел на нее неподвижным взглядом. Молча. С готовностью. И совершенно беспомощно.
Его чувства были подавлены в тринадцать лет, подумала она. Некому было его учить. Некому было к нему прикоснуться. Никогда.
Она вздохнула.
– Можешь попробовать меня обнять.
Он неловко обхватил ее руками, как школьник на танцах в шестом классе.
В первый раз с трехлетнего возраста она позволила себе положить голову на сильную мужскую грудь. Она не привыкла прижиматься к людям. К мужчинам.
Она закрыла глаза. От него пахло морем.
Они стояли посреди кухни, слегка касаясь друг друга, пока понемногу их дыхание не смешалось и не слилось в едином ритме, пока он не согрел ее своим телом. Она и раньше замечала, что тело у него очень горячее.
Постепенно исчезли ее страхи и тревоги, досада и одиночество. Сердце забилось чаще. Его грудь расправилась. Животом она чувствовала его напряженный член. Руки ее вцепились в рубашку у него на спине.
