Текст книги "Морской демон"
Автор книги: Вирджиния Кантра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Иерихон!
Имя со свистом вырвалось у нее, как неожиданный взрыв досады и тревоги.
Он загородил проход – такой же тощий и нечесаный, как и ее швабры, – и стоял совсем близко к ней. Слишком близко. Она чувствовала его запах, запах его одежды – сырой от постоянного пребывания на улице и кислый от пота и дыма лагерных костров.
«Он пахнет… не так».
Это были слова Маргред.
Действительно.
Сердце ее билось, казалось, прямо в горле.
– Вы меня до смерти напугали.
– Я не хотел, – сказал он.
Но с дороги не ушел. Она могла протиснуться мимо Иерихона, но прикоснуться к нему показалось ей плохой идеей. Она не хотела доводить дело до физического прикосновения, чтобы не подтолкнуть его к насилию. Какой бы он ни был худой, он все равно был сильнее ее.
Во рту ощущался привкус адреналина.
– Чего вы хотите?
Работу, с внезапной надеждой подумала она. Может быть, он просто пришел, чтобы попросить работу. Хотя теперь, когда он маячит между ней и выходом, не самое лучшее время, чтобы сказать, что она собирается нанять кого-то другого.
Он не отвечал.
– Послушайте, уже поздно, – сказала Реджина, надеясь, что голос ее звучит спокойно и разумно. Как будто ее тон мог удержать его на краю безумия, где он находился. – Почему бы вам не прийти завтра… – Она нервно облизала пересохшие губы. Днем, когда вокруг будут люди. – И тогда мы сможем поговорить о вашей работе.
Он кивнул.
– Простите меня, – снова извинился он.
Это прозвучало искренне. Но у нее почему-то задрожали колени. Ее ножи находились в другом конце кухни, как и телефон, как и дверь на улицу.
Может, закричать? Нет, если она закричит, сверху может спуститься Ник, чтобы выяснить, в чем дело. Прошу тебя, Господи, не дай ему спуститься сюда… Ее мальчику, ее малышу… «Береги себя», – советовал Калеб, но у него не было восьмилетнего сына, который полностью от него зависит.
Реджина судорожно сглотнула и взялась рукой за швабру. Ручка под ее ладонью была гладкой и внушающей уверенность.
– Тогда, может быть, угостить вас чем-нибудь? Сэндвич?
Если бы ей только удалось оказаться у стойки, если бы она смогла добраться до телефона…
Иерихон бросился на нее.
Она отскочила. Нанесла удар. Но она стояла слишком близко, или он был слишком близко от нее, и швабра, скользнув по его плечу, ударилась в стену. Она попыталась закричать, но его руки уже крепко сомкнулись у нее на шее.
Ник, подумала она. Ник.
Слишком поздно.
Пальцы Иерихона сжимались все сильнее. В глазах у нее потемнело. Она вцепилась в его руки, в его запястья. Он захрипел, и хватка его ослабела. Она отчаянно била его руками и ногами. Он зарычал и обхватил ее за плечи.
Запахло паленым. Она отчетливо почувствовала этот запах. Перед глазами замелькали искры. Вдруг что-то укололо ее в затылок. Иерихон взревел и отбросил ее в сторону. Она ударилась головой о стену, и его пальцы железной хваткой сомкнулись у нее на горле. Голова ее заполнилась дымом, перекрывшим доступ воздуха.
Воздух…Она царапала его руку. Ей необходимо было…
В ревущей темноте загорелись еще искры, после чего все поглотила черная мгла.
Ник проснулся перед телевизором. Ноги замерзли. Щекой он лежал на ковре. Чака Норриса уже не было, вместо него на мерцающем экране какой-то парень на фоне целой кучи машин обещал кому-то самую лучшую сделку в городе.
Ник сел, потирая лицо. Похоже, было уже поздно. Мама никогда не разрешала ему засиживаться допоздна. Где же она?
Во рту был какой-то странный привкус. Он встал, пошел в ванную комнату, пописал и выпил воды из пластикового стаканчика.
В гостиной он с размаху шлепнулся на диван и нажал кнопку пульта телевизора. Ничего стоящего не показывали. С экрана улыбались какие-то люди, шла какая-то реклама. Видно, действительно было очень поздно. Он взглянул на маленькие синие цифры часов. 3:37.
В животе у Ника возникло какое-то странное ощущение. Неужели мама ушла спать, оставив его лежать на полу? Без одеяла?
Он поднялся, на этот раз медленнее, и, шаркая ногами по полу, направился к ее спальне. Мама всегда спала с приоткрытой дверью. Она говорила, что делает это специально, чтобы услышать его, если он ночью проснется.
– Мама? – шепотом позвал он.
Тишина.
Он позвал громче.
– Мама!
Потом опять:
– Мама!
Он распахнул дверь. Покрывало на ее кровати было гладким и несмятым. Она здесь не лежала. Ее здесь не было.
– Мама! – на этот раз он крикнул по-настоящему, хотя это было глупо: она, должно быть, в ресторане и все равно не сможет его услышать.
Ник не любил бродить по дому ночью. Ему не хотелось выходить на холодную и темную площадку лестницы, а потом еще и спускаться по железным ступенькам.
Кухня действительно была очень большой и мрачной. Эти темные углы и тени, эти окна, на которых не было занавесок, так что любой прохожий мог заглянуть внутрь.
Но сейчас его мама уже давно должна была быть наверху.
Он злился на нее, потому что ее там не оказалось, и теперь ему придется спускаться вниз, мимо мусорного бака в темноту.
А вдруг что-то случилось? Что, если она упала и не может подняться, как та старая леди из рекламного ролика, и ему придется звонить бабушке или в 9-1-1? Нику не хотелось об этом даже думать. Он не допускал мысли о том, что с его мамой может что-то случиться. Но она должнабыть здесь.
Когда он открывал дверь, когда выходил на площадку лестницы, его бил озноб. Нет, он не боялся. Ему было холодно. Он минуту постоял, успокаиваясь, перед тем как спуститься, как вдруг из темноты позади мусорного бака скользнула какая-то тень.
Пальцы на его босых ногах, стоявших на шершавом холодном металле, сжались. Черт возьми! Вот черт! Крыса. Ник ненавидел крыс.
Но затем тень вышла на освещенный луной гравий парковки, и он узнал пушистый хвост и золотистые глаза. Геркулес.
Ну… ладно. Ник набрал побольше воздуха и побежал вниз по ступенькам, по покрытому трещинами бетону. Подпрыгивая на месте, он нащупал ручку и распахнул дверь. Свет был выключен. Хорошо. Это хорошо.
– Эй, мама!
Кухня была пуста.
Сердце тяжело стучало в груди, ему было трудно дышать.
– Мама? Мама?
Но и здесь ее не было.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Калеба по-прежнему мучили ночные кошмары.
После Ирака и после того случая семь недель назад, когда он столкнулся с демоном. Военный психиатр сказал, что со временем это пройдет, а пока сделал кое-какие назначения.
Калеб никогда их не выполнял. Он глотал достаточно таблеток, чтобы унять боль в покалеченной ноге, и не собирался глотать еще больше, чтобы справиться с ночными кошмарами. Проснувшись – сердце колотится, мозг иссушен, тело мокрое от пота, – он потянулся к Мэгги.
Но на этот раз его разбудил отнюдь не сон.
Он отодвинулся от жены и нащупал трубку телефона.
– Хантер, – сказал он, приглушая голос.
Но Маргред уже проснулась. Ее теплое округлое тело зашевелилась под одеялом, а рука легла ему на поясницу.
Дымку сна развеял взволнованный голос Антонии. Калеб угрюмо слушал ее, и внутри нарастало дурное предчувствие.
– Я сейчас приду. Отправьте его наверх. – Он сел на кровати. – Нет, ничего не трогайте.
– Что случилось? – спросила Маргред, когда он направился к шкафу.
– Реджина Бароне. – Калеб натянул рубашку. – Вчера вечером она не пришла домой.
– Она… Но… – Глаза Маргред испуганно расширились. – Что произошло?
Калеб присел на край кровати, чтобы надеть туфли.
– Это я и собираюсь выяснить.
Прошло уже больше часа с момента ночного звонка, а Калеб все еще не знал, действительно ли был вызван на место преступления.
При первоначальном осмотре ничто не указывало на то, что Реджина стала жертвой насилия. Ни признаков взлома, ни следов борьбы, ни угрожающих записок, предполагающих похищение или самоубийство. Никакого вандализма, никакого ограбления. Чеки за предыдущий день аккуратно пересчитаны, банковская сумка для инкассации лежит на виду возле нетронутой кассы. Все чисто убрано, все на своих местах – за исключением швабры, валявшейся в рабочем коридоре. Это то, что касается новостей хороших.
А плохие новости заключались в том, что Реджина просто исчезла. Испарилась. И пока для осмотра места происшествия не приедет следственная бригада, у Калеба не было ничего, за что можно было бы зацепиться.
Сейчас он стоял посреди гостиной в квартире пропавшей женщины, довольно убогой комнаты с ярким пятном красного одеяла на спинке дивана и окнами, украшенными свисавшими сверху отполированными морем осколками зеленого и золотистого стекла. На их краях уже заиграли первые лучи солнца.
Калеб потер лицо. День обещал быть очень долгим.
Антония хмуро смотрела на него.
– Я мальчика не уводила. Просто отправила его в постель минут пятнадцать назад.
– Сомневаюсь, что он спит, – сказал Калеб.
Он коротко переговорил с Ником, прежде чем спуститься и натянуть желтую ленту поперек дорожки к главному входу и вокруг автостоянки позади дома. И это определенно даст ранним рыбакам тему для разговоров.
Мальчик плакал, но рассуждал четко. Он помнил, что дверь квартиры была заперта, а дверь кухни не заперта, но закрыта. Нет, маму он с обеда не видел. После кино. Часов в семь. Его глаза искали в лице Калеба поддержки. Подтверждения, что все будет хорошо.
– С ней ведь все в порядке, да? – спросил он. – Вы найдете ее?
У Калеба не нашлось ответа, который был нужен мальчику.
– Это моя работа, – осторожно сказал он.
Антония упрямо поджала губы.
– Мальчику лучше отдохнуть в собственной кровати.
– Возможно, – согласился Калеб, – если бы только мне не нужно было обследовать помещение.
– Зачем? Ты же слышал, что сказал Ник. Она вчера просто не пришла домой.
– Это мы так думаем, что она не приходила домой. Но это не значит, что мы не можем осмотреть кое-что из ее вещей.
– Каких еще вещей?
Ей требовались объяснения. Но не как матери Реджины, скорее как его начальству, как мэру.
– Телефонную книжку. Записи в мобильном телефоне. Распечатки с кредитной карточки. Когда у нас будет список ее знакомых…
– Господи, Кэл, мы и так знаем всех ее знакомых! И знаем, кто это сделал. Тот бездомный парень, Иерихон, не помню его фамилию. Ты должен пойти за ним.
– Обязательно, – пообещал Калеб. – После того как закончу здесь. А сейчас я хочу, чтобы вы забрали Ника к себе.
– А кто же откроет ресторан?
– Никто. Вы закрыты, пока я не сниму оцепление с места происшествия.
Губы Антонии задрожали.
– Ты думаешь, что ее уже нет в живых?
– На этом этапе я не строю никаких догадок, – ровным голосом сказал Калеб. Будет лучше, если он оставит то, на что надеется и чего боится, при себе. – Может быть, она просто ушла погулять. Или навестить подругу. Но я должен обследовать место происшествия, пока здесь еще могут быть улики.
Он умолчал о том, что все, найденное им, вряд ли поможет сузить круг подозреваемых. На острове не было ни одного человека, который бы никогда не ел в ресторане Антонии и чьи отпечатки пальцев или следы присутствия нельзя было объяснить именно этим.
– А что я, по-твоему, должна делать? Кроме того, что сходить с ума от волнения?
– Составьте для меня список всех, с кем она разговаривала, подруг, может быть. Всех, кто мог бы вызвать ее посреди ночи…
– Реджина никогда бы не оставила Ники.
Калеб и сам так думал.
– Можете назвать еще что-нибудь, что могло бы объяснить ее исчезновение на пару часов? Наркотики, алкоголь, что-то в таком же роде?
Антония сделала усилие, чтобы взять себя в руки.
– В средней школе она выпивала. Как ты и все остальные. Что она делала в Бостоне, я не знаю. Но если бы у нее были какие-то пристрастия сейчас, я бы заметила.
Калеб кивнул. На острове молодежь рано начинает работать и рано начинает пить. Но если у вас проблемы, соседи обязательно будут об этом говорить. Калеб знал это по себе, он сам был сыном пьяницы.
– А как насчет мужчин? В смысле приятелей?
– Она бы не захотела иметь ничего общего с местными парнями.
– Мой вопрос может показаться вам неприятным… Не жаловалась ли она, что кто-то крутится вокруг нее, не дает ей проходу?
Антония с вызовом скрестила руки на груди.
– Ты имеешь в виду кого-то еще помимо твоего брата? Почему ты у него не спросишь, где она?
Взгляды их встретились.
– Я поговорю с ним, – угрюмо сказал Калеб.
Если удастся его найти.
Калеб не думал, что его брат может причинить боль женщине. Физически, по крайней мере. Но судьба человека женского пола вряд ли стала бы его беспокоить.
Маргред утверждала, что Дилан находится здесь по поручению принца селки с миссией по расследованию каких-то обстоятельств.
Хорошо. Если на Краю Света есть демоны, Калеб надеялся, что морской народ готов на компромисс с ними. Потому что в случае стычки между селки и демонами неминуемо проиграют люди.
Калеб не мог исключить возможность того, что присутствие здесь Дилана и исчезновение Реджины каким-то образом связаны между собой. Но он также не мог позволить, чтобы его расследование основывалось на домыслах. Люди постоянно делают всякие дерьмовые вещи по отношению друг к другу. Они могут винить во всем дьявола, но в основном это связано с их человеческой природой.
Будь он проклят, если может догадаться, почему демон выбрал своей жертвой двадцатидевятилетнюю повариху из ресторана.
Об этом ему мог бы рассказать Дилан.
Жаль только, что брата никогда не было поблизости именно тогда, когда он был Калебу нужен.
Дилан скользнул во влажное соленое лоно моря, чувствуя, как вода обволакивает его шкуру с толстым мехом, словно любящая женщина. Здесь в нем оживала каждая клеточка, каждая жилка.
Здесь он был на свободе.
Он плыл в великом зеленом мраке, сквозь холодную соленую пустоту. Между столбов света и полотнищ бурых водорослей, мимо колоний черных, как сталь, мидий и молочных куполов медуз. Ритм прибоя был его пульсом, толчки волн заменяли дыхание. Он спиралью уходил ко дну и всплывал наверх. Никакой гравитации. Никаких обязательств.
Слова Реджины зацепили его, нарушили покой его мира.
Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим.
Он нырнул еще глубже. Он берет на себя ответственность, черт побери! Он здесь, разве не так? Он делает свою работу, выполняет приказ принца.
Дилан выдохнул целое облако серебристых пузырьков. Только вот сказать Реджине об этом он не может.
А даже если и скажет, она все равно не поймет или не поверит ему. Эта упрямая Реджина, с ее острым язычком, быстрым смехом и мгновенно меняющимся настроением – типичный человек.
А он был…
Когда– то он тоже был человеком.
Эта мысль была еще одной зацепкой. Он ведь считал себя человеком. Воображал себя частью семьи.
Воспоминания увлекли его за собой, сильные, как течение: мать, расставляющая их, чтобы сфотографировать, десятилетний Калеб и улыбающаяся Люси у него на коленях, и Дилан, который уже тогда стоял немного поодаль. Уже тогда он знал, что он другой, что все вокруг должно измениться.
Только он и предположить не мог насколько.
Он никогда не думал, что будет один нести ответственность за распад семьи.
Он устремился через толщу воды, полную света и жизни, и вырвался на поверхность в чистый и прозрачный утренний воздух. Море было его убежищем, местом, где он мог чувствовать, двигаться, дышать и вообще быть.Но сегодня он не мог убежать от своих мыслей. Не мог уйти от образа Реджины, от воспоминаний о гладкой коже ее рук и груди, золотом крестике на шее, нахмуренных бровях.
Я не могу стать Нику матерью, которая постоянно будет рядом. Все, что я могу сделать, это уберечь его от человека, к которому он может привязаться.
Дилан с шумом выдохнул струю воздуха. Он не привяжется. Такие, как он, никогда ни к кому не привязываются. Если бы он заботился о ней… Его мысли путались, словно морские водоросли. Он ни о ком не заботится. С его стороны было честно бросить ее сейчас, прежде – как там она сама сказала? – чем она успела привязаться к нему.
Только все дело в том, что уйти он не мог.
Он прокатился на гребне бегущих волн к пустынному берегу. Конн поручил ему выяснить, что нужно демонам на Краю Света. Последние две недели Дилан только и делал, что подслушивал, наблюдал и шатался по острову в надежде найти какие-нибудь следы демонов, какой-то ключ к их целям здесь.
Для рожденного в море бессмертного время – ничто. Но Дилан умирал в те минуты, когда оказывался в ловушке человеческого тела, ловушке своей семьи, этого чертова острова, когда был вынужден смотреть на Реджину, шутившую и работающую за стойкой, на ее длинные стройные ноги, сильные крепкие руки, постоянно находившуюся в движении, постоянно недоступную для него.
Чувство досады привело его к скалам, и в брызгах прибоя он выскочил на каменистый берег. Вода отступила, и Дилан остался среди пены. Его ноги с перепонками крепко держались за песок, котиковая шкура спустилась до щиколоток.
Внезапно он замер.
Что– то было не так. Он чувствовал это. Чуял по запаху. Он медленно выпрямился.
Воздух был тяжелым и тихим. Под августовским солнцем от острова исходил жар, как от огнедышащего чудовища. Дилан поймал порыв ветра и, сделав глубокий вдох, почувствовал в горле привкус пепла.
Он напрягся.
Демон.
В воздухе.
На острове.
Среди людей.
Губы Дилана раздвинулись в улыбке, обнажив зубы. Достав припрятанную на берегу одежду, он начал одеваться. Наконец-то он мог поохотиться.
По мере того как Калеб ехал вглубь острова, роскошные коттеджи отдыхающих сменялись более ветхими и менее просторными домами местных жителей.
Рядом с ним, опираясь на дробовик, сидела Эвелин Холл из государственного департамента уголовного розыска. Холл, квадратная и обветренная, как повидавший виды сарай, приехала со следственной бригадой. Видимо, удивление Калеба при виде того, как она сходит с парома, было очень явным, поскольку она сказала:
– Похоже, женщинам на вашем острове покой не светит.
Калеб хмуро улыбнулся, внутренне соглашаясь с этой колкостью. Всего через несколько месяцев после того, как он принял должность шефа полиции на Краю Света, было совершено нападение на Мэгги, а на берегу обнаружено обнаженное мертвое тело селки Гвинет. А теперь вот пропала Реджина.
Эвелин Холл в тех нападениях подозревала Калеба. Но она была единственной женщиной-офицером полиции, которую Калеб мог привлечь к этому, и если – когда! – они найдут Реджину Бароне, он хотел, чтобы в этот момент она была рядом.
Холл, глядя через окно джипа, кивнула в сторону опоры в форме буквы «А», возвышавшейся на вершине скалы.
– Славное местечко.
Тон ее по-прежнему был сухим, но Калеб угадал в этих словах предложение о примирении и ответил:
– Зимой в старой каменоломне устраивают каток или пробивают лунки для моржевания. Вокруг этого места полно дачных домиков.
– Ты говорил, что мы направляемся в лагерь бездомных.
Калеб кивнул.
– Он на другой стороне. У горной компании там была свалка мусора.
Они проехали еще группу домов. Типовые коттеджи, построенные скоростным методом и выраставшие буквально на глазах, как грибы, уступили место убогим лачугам, террасы ландшафтного дизайна сменились заброшенным оборудованием и ржавеющими кузовами пикапов. Не все на острове извлекали выгоду из высоких цен на лобстеров и растущего налога на недвижимость. Калеб знал, что есть семьи, не попавшие в струю, где взрослые склонны к употреблению алкоголя и наркотиков, а дети кормятся мясом оленей и запрещенных к лову мелких лобстеров.
Что и привело их в лагерь бездомных, разбросанный, словно мусор, среди валунов. Утилизация отходов всегда была проблемой для островов. Все привезенное сюда должно было быть убрано или сожжено. В результате здесь накопилась масса материалов, годных для повторного использования. Калеб насчитал несколько хибар, выстроенных из фанеры, картона и металлолома, и одну настоящую палатку с пятнами плесени на выцветшем синем нейлоне, стоявшую на склоне под соснами.
Люди вокруг костра – пять, шесть, семь, сколько их еще? – выглядели такими же потрепанными и обветшалыми, как и их жилища.
Калеб вышел из машины. Эвелин Холл осталась в джипе: дверь открыта, дробовик под рукой.
Навстречу Калебу от огня поднялся полный мускулистый мужчина в красной бандане, с конским хвостом из седеющих волос.
– Буйвол… – приветствовал Калеб.
– Шеф… Вы хотите узнать, что с Лонни?
Лонни был пациентом больницы, утверждавшим, что он одержим дьяволом.
– Как он? – спросил Калеб.
Буйвол пожал плечами:
– Сейчас сами увидите.
Калеб нашел Лонни в кругу у костра. Уперев локти в колени, тот пристально смотрел на дым. Глаз он не поднимал. С другой стороны, и это уже хорошие новости, над своим камнем он не парил и гороховым супом не плевался.
– Следи, чтобы он принимал таблетки, – сказал Калеб.
– Я ему, блин, не нянька, – ответил Буйвол.
– Я тоже, – спокойно отрезал Калеб.
– Он болен.
Калеб пробежал глазами по лагерю.
– Не возражаешь, если я тут осмотрюсь?
Буйвол скрестил толстые руки на массивной груди.
– Ордер на обыск есть?
– А у тебя есть разрешение на то, чтобы разбить здесь лагерь? – ровным голосом поинтересовался Калеб.
– Зараза! – сказал Буйвол.
– Насколько я понял, это должно означать, что ты раз решаешь мне провести досмотр, – закончил обсуждение Калеб.
Он посмотрел в сторону темной дыры входа под ближайший навес, раскинувшийся под сенью деревьев, словно гигантский гриб, и мысленно перенесся на жаркие белые улицы с резкими черными тенями, к пустым дверным проемам и слепым провалам окон, к снайперам на крышах домов. У него заныло под ложечкой. Он был рад, что за спиной у него сейчас Холл со своим дробовиком.
Он нырнул внутрь и почувствовал, как по позвоночнику скользнула струйка пота.
В нос ударил смрад – пиво и моча, пот и плесень. Иерихона здесь не было. Вообще никого. Ни души. Калеб даже не знал, грустить ему по этому поводу или радоваться.
Он вытер лицо. И услышал какое-то шуршание в листве снаружи. В тишине что-то треснуло. Белка? Олень? Его чувства обострились до предела. Рука, потянувшаяся за пистолетом, дрожала. Черт…
Под задней стенкой, там, где фанера опиралась на выступавший из земли корень дерева, пробивались косые лучи света. Калеб на глаз оценил щель. Один человек с трудом, но мог выбраться отсюда, пока он заходил спереди. Но никак не два человека, и, уж конечно, не мужчина, тянущий на себе женщину. Связанную, без сознания, мертвую…
Но этот шелест…
Он попятился к выходу – внутри не хватало места, чтобы развернуться, – и подал Холл знак быть наготове. Только поймет ли она его? Она молча кивнула и подняла дробовик к плечу.
– Эй! – протестующе воскликнул Буйвол.
– Заткнись! – коротко бросила она.
Калеб осторожно обошел навес, шаря взглядом по лесистому склону позади него. Трудно придется, если нужно будет кого-то преследовать. Зашелестели листья. Хрустнули кусты. Он поднял оружие…
И лицом к лицу столкнулся с Диланом.
Калеб шумно выдохнул.
– Черт побери, а ты что здесь делаешь?
Взгляд черных глаз Дилана оторвался от дула пистолета и перешел на лицо брата.
– Твою работу.
Работа Калеба заключалась в том, чтобы защищать остров. У него не было времени на все это дерьмо.
– Где она?
– Кто?
– Реджина Бароне. Ты ее видел?
На какое– то мгновение в воздухе повисла тишина. По лицу Дилана промелькнуло какое-то странное выражение, исчезнувшее слишком быстро, чтобы в нем можно было разобраться.
– Два дня назад, – холодно сказал он. Как будто это было ему безразлично! Как будто она была ему безразлична! – А почему ты спрашиваешь?
– Она пропала.
– Где? – сурово спросил Дилан.
– Мне бы и самому хотелось это знать, гореть мне в преисподней! – сказал Калеб с большим чувством, чем намеревался.
Лицо Дилана стало бледным, узкие губы сжались.
– Преисподняя имеет к этому делу гораздо большее отношение, чем нам с тобой хотелось бы.
Калеб нахмурился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я должен ее найти, – решительно заявил Дилан.