Текст книги "Изумрудные ночи. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Вирджиния Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
– Не надо приписывать мне заслугу спасения его, дорогуша, – сказал он. – Его спас собственный крепкий организм. И, видимо, ваши усилия. Он бы не выжил, если бы вы не тащили его столько времени.
– Едва ли не убивая его этим, – прошептала Бетани, бросив очередной взгляд на заострившееся лицо Трейса. Все эти дни он метался на постели и бормотал что-то в лихорадочном бреду. – Те носилки были просто отвратительны.
Бентворт пожал плечами.
– Смею предположить, динамит тоже не оказал ему существенной пользы. Что побудило его использовать такое количество взрывчатки, вот чего я не могу понять.
– Она отсырела. Мы не были уверены, что она сработает. – Бетани едва заметно улыбнулась. – Наверное, поэтому.
– Очень может быть, – сухо заметил Бентворт. Он долго изучал ее лицо, гладкую линию ее профиля, тень от ресниц, упавшую на щеку. Она стала значительно сдержаннее с тех пор, когда он впервые встретил ее; трудности, которые ей пришлось преодолеть, закалили ее. Когда он увидел ее в Лиме, он был абсолютно уверен, что ей этого не выдержать. Но она выдержала, и не просто, а с триумфом, вздохнув, подумал он.
Он знаком попросил Бетани последовать за ним, и они вышли из комнаты, оставив там спящего Трейса.
– Что вы теперь планируете делать, дорогая? – спросил он и заметил, как по ее перламутровой коже разливается бледно-розовая волна.
– Я… я точно не знаю, – после недолгих колебаний призналась Бетани. – Думаю, что вернусь в Калифорнию.
– Одна?
Тихий вопрос заставил ее вскинуть голову, широко раскрытые глаза на мгновение поймали его взгляд. Потом она опустила их, отвернулась к окну и погрузилась в созерцание покрытых снегом вершин, обступивших город.
– Это вполне вероятно, – после небольшой паузы выговорила она. – Но, мне кажется, вам это известно лучше, чем мне.
Бентворт встал рядом с ней у окна.
– Возможно и так. Если вам известно то, что я скажу, не смущайтесь прервать меня. Вы не возражаете?
Бетани повернулась к нему, пальцы сложенных на груди рук крепко сжимали локти.
– Нет, думаю, мне нужно услышать то, что вы скажете.
– Согласен. Итак, мы встретились с Трейсом Тейлором десять лет назад, и тогда находились по разные стороны баррикад. Это не было, как вы догадываетесь, приятным знакомством. Он вместе с отцом ограбил банк, и они убегали с изрядным количеством денег. Я работал в детективном агентстве Пинкертона, и передо мной была поставлена задача убедить его поставить крест на подобных занятиях. Разумеется, я встретил сопротивление.
Она улыбнулась.
– Неудивительно.
– В действительности, – продолжал Бентворт, не отводя взгляда от ее лица, – больше всего возражал Тед Тейлор. Мы устроили веселенькую охоту на раскаленных стрельбищах Аризоны и очутились в самом очаровательном месте, которое мне только приходилось видеть. Развалины ацтеков, которые и пробудили у меня интерес к археологии. Но я отвлекся… Когда я вместе со своим отцом пообщался с Тейлором и его бандой, в живых осталось только четверо из них. Остальные были либо застрелены, либо схвачены.
Все могло закончиться совсем по-другому, если бы не апачи. Они напали, я сам вместе с отрядом попал под перекрестный огонь. Трейс Тейлор вывел нас всех оттуда, спасая от апачей, но во время этой перестрелки был убит его друг. Его звали Скэнлон, а Броди с Рига-ном, в то время они состояли на службе у правительства, оставили его апачам. Их было так много. Мы практически ничего не могли сделать. – На губах у него появилась горькая усмешка. – К несчастью, Трейс придерживался другого мнения. Он, знаете ли, готов был рискнуть всем во имя спасения Скэнлона. А у меня руки были связаны присутствием кровожадного Теда Тейлора, я не мог позволить ему убежать. – Бентворт пожал плечами. – Ну, сами понимаете, когда я передал Теда Тейлора в руки правосудия, мне нужно было принять решение относительно Трейса.
Долгое время стояла тишина, потом Бетани негромко спросила:
– Он убежал?
– В какой-то степени, – Бентворт покачал головой. – Я представлял закон, но чувствовал себя обязанным Трейсу за то, что он спас нас, хотя мог бы просто оставить на растерзание апачам. Практически я позволил ему бежать (судя по всему, он должен был оказаться в тюрьме вместе с отцом), и он воспользовался этим, не взяв с собой ничего из награбленного. Я всегда гордился тем, что хорошо умею разбираться в людях, хотя и мне случается совершать ошибки, и я уважаю Трейса. Это, однако, не означает, что я не пристрелю его, если он снова надумает ограбить банк. Какое-то время я ничего о нем не слышал и заключил, что он где-то обосновался. – На этот раз улыбка получилась печальной. – Потом я оставил агентство Пинкертона, чтобы заняться поисками развалин, сокровищ, и встретил его! Единственный белый проводник согласился на это предприятие. Я нанял его, и, как вы уже знаете, та первая экспедиция провалилась. Не по его вине, теперь я знаю, но в любом случае она имела фатальный исход.
– Бертолли?
Бентворт кивнул.
– Вероятно, коварный итальянец годами грабил развалины, продавая большинство находок для собственной выгоды, но показывая перуанским чиновникам достаточно, чтобы они были довольны. И, будьте уверены, немало им платил. Я чувствую себя последним ослом, что не вычислил его раньше, но, полагаю, совершенных людей не бывает.
– Итак, что будет с Трейсом теперь? То есть когда он поправится? Он может вернуться в Штаты? – Бетани напряженно ждала ответа.
– Полагаю, в свете последних событий сложностей не должно возникнуть, – загадочно улыбнулся Бентворт, заставив ее пристальнее вглядеться в него. – Все будет зависеть только от него. Вы, тем не менее, должны понимать, что возвращение может оказаться болезненным. Хотя, в конце концов, его преступная деятельность не была сознательно избрана им, его заставил отец.
– Он мог в любой момент остановиться, – начала было Бетани, но осеклась. Она поняла, как это было тяжело для Трейса. Разве ей самой не казалось практически невозможным делать в жизни то, что хочет она, а не то, к чему подталкивал ее отец?
– Ему нужно предоставить возможность сделать выбор самому, дорогая, – мягко посоветовал Бентворт. – Просто представьте ему верные аргументы.
Она посмотрела на Бентворта, и губы ее решительно сжались.
– Я сделаю все, что смогу.
Глава 31
Трейс пребывал в раздражении. Плечо болело. Были еще рваная рана на спине от упавшего на него камня и сломанное ребро, которое причиняло больше всего страданий. Тупица врач утверждал, что единственным способом излечения сломанного ребра был покой и постельный режим, а Трейсу была ненавистна эта навязанная ему бездеятельность.
Даже Бетани была не в состоянии развлечь его. Ему хотелось большего, чем просто смотреть на нее, но тело его протестующе задрожало, стоило ему всего-навсего поднять руку, чтобы коснуться ее. Ему рассказали, как она тащила его по склону горы на носилках, сделанных из веток. Ему хотелось сказать, что он гордится ею, но слова застревали в горле.
Воспоминание о том, что он любит ее, лишало его способности говорить. Любить ее было несправедливостью по отношению к ней. Ей никогда не захочется остаться в Перу, а он не может вернуться в Штаты. Возможно, никогда. Его охватила бессильная ярость, и он постарался отвлечься от размышлений на эту тему.
– Что ты читаешь? – поинтересовался он, даже не подозревая, каким безжизненным при этом был его голос. Бетани удивленно посмотрела на него.
– Ты проснулся. – Она захлопнула книгу. – Труды Блэкстоуна.
Он заморгал.
– Что?
– Книга, которую я читаю. Я читаю труды Блэкстоуна. Книга о законах. Довольно интересно.
Трейс приподнялся, мускулы на обнаженной груди напряглись. На нем не было одежды, лишь простыня, натянутая на бедра, и бинты прикрывали наготу.
– Тебе виднее. Думаю, довольно нудно.
Рассмеявшись, Бетани поднялась со стоящего рядом с окном стула и подошла к нему. Он казался слишком огромным для этой узкой кровати и слишком беспокойным, чтобы лежать в ней.
– Доктор сказал, что скоро тебе можно будет подняться. Если ты не будешь ерзать и вертеться так, что швы разойдутся. – Она положила прохладную руку ему на висок, и он поглядел на нее. – Я слышала, что вечно недовольные пациенты обычно быстрее выздоравливают, – заметила она, – из чего следует, что завтра с тобой будет все в порядке.
– Ненавижу валяться в кровати, – раздраженно проворчал Трейс. – Ненавижу еду, которую вы пытаетесь протолкнуть мне в глотку. А раз уж речь об этом зашла, я и докторов тоже порядком недолюбливаю.
Бетани усмехнулась.
– Почему это самые большие и сильные мужчины превращаются в капризных младенцев, стоит им только столкнуться с процессом выздоровления? – начала она размышлять вслух и увидела, как сжались его губы.
Он протянул руку и схватил ее за запястье.
– Я перестану жаловаться, как только ты ляжешь вместе со мной, – проговорил он, соблазнительно улыбаясь. Он зазывающе приподнял простыню, но Бетани отдернула руку.
– Ты помнишь, как ты в последний раз делал мне подобное предложение?
Трейс пожал плечами и поморщился от боли, вызванной движением.
– На этот раз будет не хуже. По крайней мере, сейчас мы в безопасности. И нам не предстоит шагать сотни миль, чтобы вернуться к цивилизации.
– Прошу прощения, но тебе придется найти занятие поинтересней. Я не собираюсь становиться причиной рецидива. Доктор Мендоза будет крайне огорчен.
Трейс пробормотал что-то не особо уважительное о докторе Мендозе, потом поскреб пальцами заросший подбородок.
– Что ж, если ты не собираешься ложиться со мной в постель, найди, по крайней мере, кого-нибудь, кто сможет меня побрить.
– Надеюсь, это мне по силам, – сказала Бетани и направилась к стоящему в углу умывальнику. Вернулась она, неся с собой бритву, мыло, полотенце и таз с водой. – Ты предпочитаешь, чтобы полотенца были согретыми?
Он искоса посмотрел на нее.
– Я предпочитаю, чтобы моя шея осталась неперерезанной. Тут не найдется парикмахера?
– Ты оскорбляешь меня. Я всегда брила папу и ни разу его не порезала. Пойду согрею тебе полотенца.
Когда Бетани вернулась, она с деловым видом склонилась над ним и аккуратно положила ему вокруг лица горячие полотенца, чтобы щетина размягчилась. После того, как они остыли, она принялась намыливать ему щеки и подбородок жестким помазком. Подозрительное выражение глаз Трейса сменилось другим, полным восхищения. Он наблюдал за ее лицом, на котором отражалась внутренняя собранность, за тем, как, работая, она чуть-чуть высовывает язычок. Виден был только маленький кончик, соблазнительный и розовый, и Трейс прикрыл глаза.
Но когда он в следующий раз открыл глаза, Бетани стояла, склонившись над ним с бритвой в руках, совершая уверенные безболезненные движения. Глаза его оказались на одном уровне с ее грудью, вырисовывающейся под неплотным батистом ее светло-голубой рубашки, и он не смог ничего поделать с моментальной реакцией тела. Бисеринки пота выступили у него на лбу, стоило ему вспомнить о медовом вкусе ее кожи, о восхитительной сладости этих дивных перламутровых и нежно-розовых прелестей. Руки его сжались в кулаки. Это грозило оказаться самым трудновыносимым бритьем из всех, что ему доводилось испытывать.
К моменту, когда Бетани закончила брить его лицо и отступила на шаг назад, чтобы полюбоваться на результаты своего труда, простыня его начала топорщиться, недвусмысленно свидетельствуя о его состоянии. Он невозмутимо встретил ее изумленный взгляд.
– Есть вещи, с которыми мужчина не может справиться, – сказал он. – Ты ждешь извинений?
Она молча покачала головой, и, пока суетливо собирала бритвенные принадлежности и выносила их из комнаты, руки у нее дрожали. Она хотела его до боли, но знала, что еще слишком рано. Если бы только он выздоровел, если бы только дал понять, чего ждет от нее… за исключением этого. Это было томлением его тела, но не сердца, не души. Ей же нужно было все сразу, и даже если она никогда больше не увидится с ним, она не согласится на меньшее.
Однажды она уже думала, что может довольствоваться меньшим, и Стефен Эйверилл разрушил ее жизнь. Больше никогда, пусть ценой потери Трейса, она не согласится взять у мужчины меньше, чем все.
– Итак, – она сумела говорить спокойно, когда, отнеся бритвенные принадлежности, вернулась в спальню, – ты считаешь, что способен подняться? Ходить, я имею в виду, – добавила она, залившись ярким румянцем после того, как он, насмешливо улыбнувшись, бросил лукавый взгляд на простыню.
– Ты – сладкая искусительница, принцесса, – вздохнув, сказал он, но кивнул. – Да. Пришли сюда Сантусу, я готов к ежедневной прогулке вокруг кровати.
Бетани с радостью убежала. Ей бы хотелось, чтобы Трейс сказал что-нибудь, проливающее свет на то, что их ожидает. Если он в ближайшее время не заговорит об этом сам, ей придется набраться храбрости и спросить, хотя ей это крайне неприятно. Женщина не в состоянии долго выносить неопределенность!
Напряженно, пытаясь сохранить хладнокровие, Бетани произнесла:
– Итак, этого ты хочешь.
Трейс покачал головой, темные брови его хмурились.
– Нет. Не хочу. Так должно быть.
Она не смогла сдержаться, и в ее словах чувствовалась горечь.
– Я никогда не думала, что ты будешь отступать, как последний трус, Трейс Тейлор!
На его скуле заиграл мускул, но он не позволил чувствам отразиться на лице.
– Жаль, что ты так думаешь.
Повернувшись к нему лицом, Бетани заговорила, готовая разрыдаться:
– Ему жаль! Очень человечно предъявлять претензии на твоем месте! – Несмотря на ее благие намерения, горячие слезы проступили на глазах, и она утерла их тыльной стороной ладони. В горле стоял комок, ей хотелось выбежать из комнаты и не оборачиваться. Что ж, она сделала свой выбор, и теперь это сделал он.
Все или ничего, сказала она себе. Теперь ей было известно, что в ее будущем не будет ничего, связанного с Трейсом. Он не собирался покидать Перу, он не просил ее остаться. Он ни разу не упомянул о любви или просто о заботе, он стоял, неподвижный, будто каменное изваяние, наблюдая за ее рыданиями, и его красивое лицо не выражало ничего.
Неимоверным усилием собрав остатки хладнокровия и достоинства, Бетани повернулась к нему и протянула руку.
– Ну, ладно, должна сказать, что это был памятный эпизод в моей жизни, Трейс. Я не забуду тебя.
Наконец что-то в его лице изменилось в ответ на ее слова: на нем промелькнуло слабое удивление, потом радость, и он взял ее крошечную ладошку в свою широкую ладонь.
– Надеюсь, что так, – глухим голосом, от которого у нее защемило сердце, ответил он. – Я знаю, что никогда не забуду тебя, Бетани Брэсфилд.
Она повторяла эти слова впоследствии, храня их, как талисман, предохраняющий ее от боли потери. Призрачная надежда на то, что он сможет передумать, рассеялась, когда она села на пароход в Каллао и перуанский берег остался позади. Он не передумал, даже не стал сопровождать ее обратно в Лиму. Ее проводил Спенсер Бентворт, галантно настоявший на этом, утверждая, что все равно едет в порт встретить корабль.
– Я буду более чем счастлив быть вашим сопровождающим, дорогая, – сказал он и на прощание долго махал с причала.
Подставив лицо соленому мокрому ветру, Бетани старалась не думать о Трейсе. После возвращения в Сан-Диего ей предстояло много дел. Бентворт учредил стипендию имени ее отца, выделяемую на проведение археологических раскопок. Стипендия имени Горацио Т. Брэсфилда будет служить для финансирования будущих исследований. И хотя Брэсфилд не войдет в историю археологии в качестве первооткрывателя Вилькапампы, он будет фигурировать в изданиях в связи с другими успехами.
Издания… Бетани посмотрела на блокнот в кожаном переплете, зажатый у нее в руке, который ей вручил Бентворт. Хотя он сильно пострадал от дождей и не мог служить уже доказательством того, что Горацио Брэсфилд обнаружил Вилькапампу, для Бетани он был чрезвычайно ценным, и Бентворт это понимал.
Какой-то человек принес его с развалин, взволнованно рассказывал он. Они снова отыщут город, несмотря на землетрясения, уничтожившие дороги. И они принесут оттуда сокровища, которые Бертолли не удалось припрятать.
Бетани не хотелось слышать больше ни о золоте, ни о серебре, ни о статуях, ни об урнах, ни о Поте Солнца и Слезах Луны. Ей хотелось домой. Ей хотелось тишины. Она твердо решила вернуться в университет Сан-Диего и заняться живописью. На сей раз она не позволит никому и ничему погубить ее мечту.
Но, стоя, исполненная решимости, на палубе огибающего берега Южной Америки парохода, Бетани никак не могла избавиться от терзающего ее чувства одиночества. Может, половина урожая лучше, чем ничего? От этой мысли Бетани вздрогнула. Нужно ли ей было умолять Трейса, чтобы он позволил ей остаться?
Белые гребешки волн разбивались о корпус судна, и Бетани понимала, что никогда в будущем не будет счастлива. Они должны были прийти к полному согласию.
А теперь у нее оставалось лишь искусство и множество планов на будущее, которые помогут ей не думать о Трейсе Тейлоре.
Глава 32
Калифорния, Сан-Диего, октябрь 1890
Снова октябрь. Неужели миновал лишь год с тех пор, когда она стояла на этой веранде, глядя на возвышающиеся вдали калифорнийские холмы, мечтая о волнующем и полном приключений путешествии в Перу? Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.
Бетани, не находя себе места, ходила взад-вперед по выложенному каменными плитками полу. Она уже месяц дома. В этот раз все было не так, как в предыдущий: вместо бледной, подавленной смертью отца девушки, похожей скорее на механическую куклу, она вернулась обратно полной решимости женщиной. Она уже возобновила занятия живописью в университете, так как проявивший понимание профессор позволил ей приступить к учебе немедленно, не дожидаясь начала следующего семестра. Он был очень обрадован, увидев ее снова. Бетани показала ему блокнот с набросками, которые она сделала, возвращаясь из Перу, и профессор был приятно удивлен.
– При помощи ваших мелков, мисс Брэсфилд, эти вещи словно оживают! – сказал он. – У меня такое ощущение, что я могу коснуться этих древних каменных стен и почувствовать покрывающий их мох и плющ… А этот мужчина на вид очень опасен, у меня просто холодок пробежал по спине!
Бетани забыла о своих набросках Трейса. Как-то поздним вечером, не в состоянии справиться с тоской, она села за залитый лунным светом стол и нарисовала его таким, каким он лучше всего ей запомнился, с насмешливой улыбкой на губах и мерцающими искорками в глазах. Она выдернула этот лист из альбома сразу после того, как профессор обратил на него внимание.
Нет никакого смысла грустить о том, что недостижимо.
Опершись об окружающий веранду широкий каменный парапет, Бетани наслаждалась дувшим с гор теплым ветерком. Яркие красочные сполохи выделялись среди покрывающей холмы зелени, привносили особый шарм в пейзаж, и Бетани решила достать холст и краски и сделать на следующий день рисунок с этого вечно меняющегося ландшафта.
Наступила ночь, везде горели огни, а Бетани все сидела на веранде. Ее единственная служанка, молоденькая мексиканская девушка, уже ушла домой, оставив на кухне приготовленную еду. Бетани была совершенно одна, и никогда еще это не ощущалось с такой остротой.
На небе появилась неполная луна, залившая веранду бледным неярким светом. Ветер стал холоднее, и ее тонкой хлопковой блузки было явно недостаточно. Она поежилась и скрестила руки на груди.
– Ты когда-нибудь одеваешься по погоде? – раздался за ее спиной глубокий, немного насмешливый голос. Бетани медленно повернулась. Сердце ее остановилось, а в горле встал комок. В проеме распахнутой двери, на фоне льющегося из дома света, чернел силуэт. Потом он отделился от косяка и непринужденной упругой походкой, такой знакомой, приблизился к ней.
– Бывает, я одеваюсь и подходяще, – сумела выговорить она, несмотря на спазм в горле.
– Лгунишка, – нежно сказал он, подходя к ней; теперь лицо его было лишь наполовину в тени. Темные глаза неотрывно смотрели на нее. – Я помню единственный раз, когда ты оделась подходяще.
– И когда? – Она не могла коснуться его, не могла позволить ему прикоснуться к ней. Если она позволит, она проиграла.
– В джунглях, когда ты стирала нашу одежду.
Она нахмурилась.
– На нас же ничего не было наде… – Она резко осеклась, покраснев от воспоминаний.
Трейс хрипло рассмеялся.
– Вот именно, принцесса. И никогда в жизни ты не надевала наряда прекраснее.
– Трейс, не думаю, чтобы это было разумно, – жалким голосом возразила Бетани, вытягивая руки вперед. Она не смотрела на него, просто надеялась, что ее маленькие кулачки могут послужить достаточной преградой, чтобы разделить их.
– Не думаешь? – Он наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку, потом в лоб, в прямой носик.
– Нет.
– Почему нет? – Дорожка, прокладываемая влажными поцелуями, шла по щеке к уху, потом завернула к шее, заставив Бетани затрепетать.
– Потому что… – Она хватала ртом воздух. – Потому что это значит, что все начнется сначала.
– Отлично. – Ртом он пытался отвести в сторону воротник ее блузки, а когда наконец преуспел, то прильнул губами к гладкой коже и выступающим под ней хрупким ключицам. Губы его отыскали жилку на ее шее, почувствовав, как бешено бьется пульс, потом принялись исследовать ложбинку у нее между грудей, и Бетани вздрогнула и отстранилась.
– Трейс!
Губы его быстро переместились вверх и, застигнув врасплох, закрыли ей рот, а язык тут же начал возбуждающую игру, лишавшую ее способности сохранять контроль над собой.
– Я рад, что ты не забыла мое имя, – сказал он через несколько минут, так крепко прижимая к себе ее податливое вздрагивающее тело, что она почувствовала жар его набухшей горячей плоти. – Сначала я не был уверен.
– А чего ты ожидал? – пробормотала она, уткнувшись лицом в его широкую грудь, проклиная собственное тело, предавшее ее. Вот как хорошие женщины превращаются в дурных – они позволяют мужчине повести их за собой. Только Трейс не вел ее, он тащил ее за собой, сам бешено несясь куда-то…
Бетани закинула голову и наконец посмотрела ему в глаза.
– В последний раз, когда мы разговаривали с тобой, ты не проявлял желания встречаться со мной. Если я правильно помню, ты произнес путаную речь на тему, что тебе не хотелось бы заканчивать все, но ты должен, и так далее.
Трейс смиренно посмотрел на нее.
– Да ну, я рассчитывал, что ты не злопамятна и простишь меня.
– Может, я и не злопамятна, но я не дура! – огрызнулась она.
– О принцесса, я никогда так о тебе не думал, – мягко возразил он. – Я был дураком, а ты вела себя гораздо умнее меня.
Бетани подозрительно посмотрела на него.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он пожал плечами, и при тусклом свете, льющемся на веранду из раскрытой двери, она заметила, как на глаза его набежала тень.
– Прости, мне не следовало придавать такого значения незавершенным делам. Мне нужно было послать все к чертям и смириться с последствиями, даже если бы я получил тебя совсем ненадолго.
Высвободившись, она направилась к стоящему на краю веранды шезлонгу и резким движением опустилась в него.
– У меня от тебя голова разламывается на части, Трейс, – таким наполненным горечью голосом сказала она, что Трейс немедленно оказался рядом. – О чем ты говоришь?
Взяв ее руки в свои, он опустился перед ней на колени и заговорил, не сводя с нее сверкающего взора:
– Бетани, милая моя, я не хотел рисковать и получать тебя ненадолго, а я знал или думал, что знаю, что не смогу вернуться в Штаты.
– А сейчас что-то изменилось?
– Сейчас все изменилось. Я здесь, и я собираюсь остаться. Я передал дела Джилу. – Он помолчал, потом вдруг жестким голосом пояснил: – Бентворт сказал, что не так давно мой отец погиб. Его убили во время очередного ограбления.
– Мне очень жаль, Трейс, – сочувственно прошептала Бетани.
Он ухмыльнулся.
– Очень жаль, что я не могу сказать того же о себе. Он лишь за месяц до этого вышел из заключения.
– Он был твоим отцом! Разве ты ничего не испытываешь?
– Думаю, сожаление, – признался он после продолжительного молчания. – Все должно было быть не так. Я пытался… черт, теперь это неважно. Он мертв. Он был ранен и через несколько дней умер. В эти дни, а он знал, что умирает, он написал письмо, которое просил передать Бентворту. Отец взял на себя вину за все преступления, которые мы совершили, и просил, чтобы я был оправдан. Разумеется, этого мало для правосудия, но Бентворт полагает, что его влияния будет достаточно. Он пообещал помочь мне получить место в агентстве Пинкертона и перечеркнуть мое сомнительное прошлое, если я этого хочу.
– Ты хочешь? – Она затаила дыхание.
– Не уверен, что я хочу носиться по стране, отлавливая парней, занимающихся тем же, чем занимался я сам, но есть и другие возможности. И это честная работа.
– Я рада за тебя, Трейс. Надеюсь, теперь ты счастлив и можешь строить новую жизнь.
Голос его зазвучал тверже.
– Именно этим я и собираюсь заняться. Послушай, Бетани, я не слишком хорошо умею говорить подобные вещи, но я много думал, пока плыл сюда на пароходе. И я понял, что совершил ошибку. Я готов был умереть за любовь, но не готов был жить во имя любви.
Бетани с трудом сглотнула.
– А теперь?
Усмехнувшись, он тихо произнес:
– Я стал эгоистичным. Я хочу тебя, пусть даже на десять минут. Я знаю, что ты любишь меня и…
Она выпрямилась.
– Я никогда тебе об этом не говорила!
Он засмеялся.
– О, нет, говорила, – а когда она недоверчиво на него посмотрела, пояснил: – Когда у тебя была горная болезнь и тебе было слишком плохо, чтобы обращать внимание на окружающих, ты сказала, что любишь меня. Я не знал, что ответить, а потом ты никогда больше этого не повторяла. И я тоже.
Закрыв глаза, Бетани покачала головой:
– И ты хочешь поймать на слове бредившую женщину?
– Если ты поймаешь на слове чрезвычайно упрямого мужчину. – Его теплые пальцы взяли ее за подбородок. – Бетани Брэсфилд, думаю, я хотел тебя с того самого момента, когда ты, свалившись на груду коробок на складе и услышав мой смех, послала меня к черту. Тогда я этого не понял. Знаешь, я не знал, что означает слово «любовь».
– А теперь ты думаешь, что знаешь? – прошептала она с готовым вырваться из груди сердцем.
– Нет. – Трейс нежно поцеловал ее. – Теперь я знаю, что я знаю, что означает слово «любовь».
Бетани смотрела на него. Она подошла, быть может, вплотную к тому, что ей так хотелось услышать. Может, он просто не мог сказать все. Может, это и были как раз те слова, которые он никогда не произносил вслух. Она любила его и, быть может, сможет принять то, что он собирается ей предложить.
Сдавшись наконец, Бетани обняла его за шею и ответила долгим нежным поцелуем.
– Трейс? – проговорила она, когда губы их разъединились, и к ней снова вернулась способность дышать. – Теперь ты… полностью излечился?
Вместо ответа он осторожно поднял ее с шезлонга. Направляясь к двери, он спросил:
– Как пройти в спальню?
Она показала, и он, по-кошачьи ступая в темном коридоре, двинулся вперед. Широко распахнув дверь спальни, он пересек комнату и положил Бетани на кровать. Под тяжестью ее тела, а потом и опустившегося рядом с ней на колени Трейса матрас прогнулся.
На его лицо упал проникающий через окно лунный свет, черты его заострились от желания, когда он стал раздевать ее. Теперь их укрывал лишь серебристый свет луны. Бетани зажала его лицо в ладонях. Она хотела найти в этих красивых линиях подсказку, намек, позволяющий ответить на терзавший ее вопрос: он только хочет ее или все-таки любит? Он так и не сказал. Он приехал за ней, она не сомневалась, что он хотел быть с нею, но ей так хотелось всего.
Словно почувствовав, что она как бы удаляется от него, Трейс сумел обуздать нетерпение, заставляя себя не торопиться. Он целовал ее в губы, потом в щеки, потом губами отыскал путь к затвердевшему соску и начал кружить вокруг него языком, оставляя влажный горячий след. Бетани вцепилась пальцами в его густые темные волосы и выгнулась к нему, призывая лечь ближе, готовая встретить его настойчивый порыв.
Когда она радостно распахнулась ему навстречу, едва не рыдая от любви и желания, Трейс без труда вошел в нее, двигаясь сначала медленно, а потом во все ускоряющемся темпе, вознесшем их обоих на завораживающие высоты. Волны дрожи, судорогами прокатывающиеся по ее телу, все больше приближали Трейса к волшебной развязке, но он сдерживался, пока не почувствовал ее завершающий спазм, и лишь потом рванулся в нее в долгом всепоглощающем объятии.
Крепко прижимая его к себе, наслаждаясь ощущением слившегося с ней твердого мужского тела, Бетани прошептала:
– Мне кажется, с тобой все в порядке. Прекрасно.
Трейс засмеялся и, приподнявшись, заглянул в ее запрокинутое лицо.
– Я люблю тебя, Бетани.
Она лежала под ним без движения, и на глаза вдруг навернулись слезы. Он сказал это. Он любит се! И он останется, теперь она знает. Трейс приехал домой, домой к ней, и, что бы на свете ни случилось, они всегда будут принадлежать друг другу.
– Я тоже люблю тебя, Трейс Тейлор! Безумно люблю!
