Текст книги "Вопреки всем запретам"
Автор книги: Виолетта Роман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– А вот тебе повезло меньше, – говорит он.
– Мне несказанно повезло, и все спасибо твоему подарку. Он и правда приносит удачу, – убирая от своего лица его руки и натягивая обратно очки улыбаюсь ему.
– Пойдем на лекции, а потом все расскажешь мне,– тянет он меня за собой. И мы проходим к аудитории, взявшись под руки, под волнительные взгляды одногруппников.
Кирилл с Сашей, впрочем как и остальная аудитория, косятся на нас с Джеком все занятие, но мне отчего то больше не хочется к ним. К тем, у кого все ясно и понятно в жизни. К тем, кто не способен меня понять. Я сама сторонюсь их и понимаю, что отталкивая друзей, могу навсегда потерять их. Но мне не страшно. И не больно. И не жалко.
После занятий, Джек отправляется на обещанную мной встречу с Егором. Находясь в приятном волнении, он болтает о всякой ерунде, не замолкая ни на минуту. А я, пожелав ему удачного похода, опустив взгляд под ноги медленно иду домой. Думая о том, что сегодня нужно хотя бы позвонить маме. С последними событиями, совсем не уделяю ей внимания. Но и видеться пока нам не стоит.
Поднявшись на свой этаж и подойдя к двери, я с замиранием сердца понимаю, что внутри кто-то есть. Неужели мои похититель вернулись? Или Ромин отец послал новых головорезов на поиски меня? Первой мыслью проносится в голове: сбежать. Вот прям сейчас развернуться и стрелой лететь вниз, на улицу. Но ноги и руки сами собой ведут меня внутрь, не давая возможности передумать. Зайдя в коридор, медленным тихим шагом прохожу в гостиную и увидев непрошенного гостя, понимаю, что кого-кого, а я ее я ожидала увидеть здесь в последнюю очередь.
В кресле, возле окна, с моим котом-предателем на руках во всю свою стать восседает Ольга Алексеевна. Поза королевы, хозяйки ситуации. Но уставшие глаза, полные немой тоски и переживаний вносят дисбаланс в образ холодной леди. Стоя посреди комнаты, напряженная и готовая в любой момент дать отпор этой женщине я не испытываю ни малейшей жалости к ней. Я ее ненавижу, и видимо мой взгляд слишком красноречив, потому что, привстав с кресла, она начинает диалог первой.
– Оксана, я понимаю твое состояние, но нам нужно поговорить. Присядь, ты должна меня выслушать.
Наш разговор длился около часа. Вернее, говорила Ольга Алексеевна, а я слушала. Час разговора, за время которого моя вселенная переворачивается с ног на голову. Вылив на меня махом весь поток информации, она молча поднимается на ноги и уходит, закрывая за собой дверь. Взваливая неподъемный груз на мои плечи. На плечи девятнадцатилетней девчонки.
Первый час после ее ухода, я вою белугой, катаясь по полу в истерическом припадке. Реву до рвоты, до спазмов в животе. И ничего не приносит мне облегчения. Но когда за окном сгущаются сумерки, я обессиленная от недавней истерики, молча смотрю в окно на темнеющее небо. Пытаюсь свыкнуться с мыслью, что иного выхода нет. Она права, черт возьми. И я должна сделать это. Потому что иначе, потеряю его навсегда.
На следующее утро, напичкав себя всевозможными успокоительными, словно робот, на негнущихся ногах я шла в СИЗО. Ольга Алексеевна всего одним звонком, смогла выбить для нас свидание. Смогла сделать то, что не получалось у нас с Андреем полторы недели. Но это все уже не важно. Ничего уже не важно. В моей голове нет ни одной эмоции, кроме отстранённости. Меня не ничего уже не способно напугать. Не пугает огромная металлическая дверь и решетка за ней, переступив которую я остаюсь наедине с враждебно настроенным конвоиром. Его недружелюбное, я бы даже сказала с нотками жестокости лицо, не способно вселить в меня ни капли страха или смятения. Плевать. Ничего не страшно, когда тебе уже нечего терять. Ни единой эмоции не вызвали жеманные руки, досматривающие меня на входе на наличие запрещённых предметов. Даже если бы он как те выродки, уложил меня сейчас на стол и начал насиловать, я бы покорно расставила ноги и смотрела со скукой на все это.
Но когда в маленькую комнатку для краткосрочных свиданий заводят его: исхудавшего, изможденного, с ссадинами и синяками на лице различной давности. Мое сердце захлебывается в дикой агонии. Оно бьется как бешеное, рыдает, истекает кровью, молит меня не делать этого. Чертово сердце. А когда увидев меня, его глаза уставшие глаза наполняются забытым светом, надеждой, я готова умереть на месте. Только не ломать все это на корню. Заметив гематомы на моем лице, он хмурится и взволнованным взглядом проходит по всему моему тлу, пока конвоир снимает с него наручники.
– Чертенок, – бросается он в мою сторону, так быстро и стремительно, что я не успеваю подготовиться и надеть на себя маску хладнокровия. Его сильные руки обхватывают меня и уже привычным движение он зарывается в основание моей шеи, а я, судорожно всхлипнув, стараюсь не дышать вовсе. Еще вчера за эти объятия я готова была жизнь отдать, а сейчас стою словно статуя, проклиная себя. Из последних сил, отталкиваю его от себя и отхожу на пару шагов.
– Ром, я пришла попрощаться с тобой, – говорю я, не своим, чужим голосом. Голосом предательницы, позорной отступницы. Его брови хмурятся, он не понимающе смотрит на меня.
– Ты о чем, Оксан? – глядя на меня затравленным, не верящим взглядом маленького брошенного мальчишки спрашивает он. И эта его доверчивость, открытость, хуже ножа, приставленного к горлу. Но раз уж я решилась сломать этого сильного, загнанного зверя, нужно действовать до конца.
– Позавчера на меня напали, серьёзно избили. Я устала сидеть и трястись от страха за свою жизнь. Рома, я не могу так. Я жить хочу! – восклицаю я, чувствуя как по лицу катятся слезы.
– Возвращайся в свою прежнюю жизнь. Твоя мать предложила мне деньги и спасение – она поможет нам с мамой. Мы уедем подальше отсюда и я забуду навсегда этот ужас. Прости Ром, но я не такая сильная как ты,– говорю я, и чувствую как с каждым сказанным мной словом умирает по кусочку моя душа.
Я ненавижу и презираю себя, когда наблюдаю за тем, как недоверие в его глазах сменяется злостью, а злость перетекает в боль. Не просто в боль – в адскую муку. Я вижу, как гаснет жизнь в его взгляде, как несколько первых минут он просто сжимает и разжимает кулаки, а потом обессиленно сползает по стене, схватившись за голову. Я вижу, как из его перекошенного в немом плаче рта вырывается первый всхлип, а затем лавиной – рыдания. А я молча стою и смотрю на все это завернув за спину свои руки, протыкая ладонь до кости снятой с уха сережкой.
– Убирайся! – вмиг подскакивает он с места и, со всего маху, бьет кулаком о стену. Я не сдвигаюсь ни на сантиметр в сторону.
– Этого , бл*ть просто не может быть! – сквозь сдавленные хрипы ревет он, продолжая колотить по грязной штукатуренной стене. Загнанный, затравленный зверь после стольких пыток и издевательств преданный единственным в кого верил. На громкие звуки, доносящиеся из комнаты, внутрь забегает конвоир и сбивая с ног Рому, заламывает ему руки за спиной, пытаясь нацепить наручники.
– Девушка, свидание окончено– напряженно хрипит конвоир, продолжая удерживать сопротивляющегося Рому. Я спешу уйти, но протискиваясь мимо них, вижу, как Рома вмиг переставший оказывать сопротивление, поворачивает голову в мою сторону и молча, со слезами в изумрудных глазах, наблюдает за моим уходом.
Не помню, как я выбралась оттуда. Очнулась, обнаружив себя в полуобморочном состоянии возле соседнего здания. На ватных ногах пытаюсь сделать несколько шагов, но сгибаюсь пополам от того, что меня начинают выворачивать наизнанку рвотные спазмы. Выплеснув на грязный асфальт скудное содержимое желудка, я устало приваливаюсь к обшарпанной стене дома и сотрясаюсь в истерических рыданиях. Перед глазами его затравленный взгляд, его сжатые скулы и боль… Сколько боли я принесла ему. А следом в памяти всплывает вчерашний разговор с его матерью:
– Сегодня я подслушала разговор мужа, – начинает она разговор, а я обращаюсь вся во внимание. Присаживаюсь на рядом стоящий диван и смотрю на нее во все глаза.
– Завтра утром его вызовут в допросную и забьют досками насмерть, если он не даст согласия, не откажется от тебя и не примет условия отца, – говорит она тихим срывающимся голосом.
– Выход только один. Я прошу тебя, я умоляю тебя! – сбросив кота на пол, она подается ко мне и заключает мои руки в крепкой хватке своих ледяных ладоней.
– Хочешь встану на колени! Оставь его, только так ты спасешь его жизнь. Здесь вам не быть вместе. Мой муж, ужасный человек, я много лет наблюдаю за ним. Я могу тебе сказать с уверенностью, что он не пощадит ни его ни тебя. Ты спаслась чудом. –
– Но ведь так я сломаю его, – ошеломленно смотрю на наши сцепленные руки, не веря ее словам.
– Сломаешь, но он будет жить! Я знаю своего сына, он упертый, как и его отец. Он ни за что не откажется от тебя, пока будет знать, что вы вместе, что чувство взаимно. Прости, Оксан, но выход только один. Если ты сама лишишь его этой надежды. Сама уйдешь из его жизни.
А после она просто поднялась и ушла. И этот ее тихий, полный безнадёжности и скорби голос останется в моей памяти до последних дней. Также как и он. Как его глаза, как его улыбка, с первого взгляда на которую, у меня подкашивались ноги. Как его руки, лежащие на руле, его прищур глаз, когда он хитрил или смеялся. Как движения его рук, когда он притягивал меня к себе и утыкался носом мне в шею. Я буду помнить все, все в мельчайших деталях. А теперь еще навсегда в моей памяти останется его боль и мое предательство.
В романтических фильмах расставание главных героев всегда преподносится возвышенно, поэтично. Влюбленная девушка, в слезах и с идеальным макияжем уходит вдаль от скорбно смотрящего ей вслед красавца-главного героя. За кадром играет красивая, лирическая композиция, способная растопить любые сердца. Но в жизни расставание – не поэзия. В нем нет ничего красивого и душещипательного. Расставание – это уродство. Это крики и слезы до боли в глотке, до рвотных масс. Это уход в себя, это душевная болезнь. И всем окружающим если не плевать на тебя, то точно неприятно лицезреть твою слабость. «Двигайся дальше!», «Жизнь продолжается» – к концу второй недели я готова была убить первого, кто еще раз отмахнется от меня заученным клише.
Все что я помнила о последнем месяце – это холод и одиночество. Зябкая дрожь пробирала меня до костей, когда я возвращалась поздним вечером с занятий, кутаясь в пуховик. Холод не отпускал меня и дома, когда приходилось ложиться в пустую, холодную постель. И только единственная вещь – его домашняя футболка, все еще упрямо хранящая с ума сводящий запах, хоть немного, но согревала меня.
На следующий день после тех событий, как и было обещано и предугадано Ольгой Алексеевной, Рома пошел на сделку и его выпустили, полностью сняв обвинения. Помню, как Андрей, стоя на пороге квартиры, спешил поделиться со мной долгожданными новостями. А потом, опустив взгляд на многочисленные коробки, стоящие в прихожей в недоумении поднял на меня глаза. Я ничего не говорила и не объясняла. Все было и так понятно. Вручив ему ключи и попроси вместо меня рассчитаться с хозяйкой, я, взяв на руки Леву, вернулась в дом к маме. Ольга Алексеевна и правда предлагала мне деньги за спасение Ромы, но я не взяла. Так или иначе я не знала, что буду делать дальше. Жила на каком-то распутье.
Общалась я только с Джеком, и то исключительно во время занятий. Все перерывы мы проводили вместе в университетском дворе, кормя голубей, в уютном молчании. Саша и Кирилл, в первые дни, пытавшиеся возыметь на меня влияние, поняли что все бесполезно, что я изменилась и как прежде, весело и беззаботно, уже не будет. Я стала замкнутой и нелюдимой. Мама не уставала пытаться наладить со мной контакт, но во время ее нахождения рядом, я только отмалчивалась, глядя в пол.
Мне не хватало его. Не имея ни малейшей надежды, понимая, что собственными руками я сама все сломала, все равно каждую минуту думала о нем и подыхала. Не успела, не долюбила, не насытилась им. Хотя не смогла бы насытится, даже если бы и вся жизнь у нас была впереди.
Но больше всего я боялась ночей. Темных, долгих и пугающих. Разбивающих раз за разом мое исстрадавшееся сердце. Я не хотела засыпать, потому что каждую ночь, с завидным постоянством, мне снился он. Вернее, в своих до жути странных и реалистичных снах я и была им. Он находился в полутемных помещениях городских клубов, в люксовых номерах отелей, где занимался сексом с бесконечным числом девушек. Все они как одна, плотоядно, похотливо смотрели на него, облизывая его обнаженное тело. Они кричали под ним словно дешевые порно актрисы. Что приносило ему невероятное удовлетворение. Одурманенный ,опьяненный алкоголем, он как изголодавшееся, отчаянное животное, потерявшее последнюю каплю человечности трахал их жестко, цинично. Он не знал ни одну из них, но их большие сиськи, податливые рты и вагины были отличным лекарством. Купаясь в этом гнилом болоте пошлости и непотребства, осознанно пачкая себя в этой грязи, он впадал в забытье, выплескивал свою злость, вбиваясь в их податливые тела, получая взамен долгожданное освобождение, драгоценные минуты забытья.
Я понимала, что он выгорел без остатка. Ни одного чувства не осталось в нем, кроме похоти. Он был противен сам себе. Я понимала это, когда после очередного акта сношения, он обессиленно откидывался головой на подушку и закурив сигарету, долгим, задумчивых взглядом смотрел на единственное, что напоминало ему о том времени, когда он был счастливым человеком. На подаренную мной зажигалку. На какую-то долю секунды его лицо искажала гримаса боли, но это всего лишь мгновение слабости. А дальше– продолжение секс марафона и вливания в себя несчетного количества алкоголя.
Я просыпалась от звука собственного крика, словно выныривала из жуткого кошмара. Чувствуя себя отвратительно, будто не он, а я всю ночь заливалась спиртным. По часу стояла в душе, стараясь вытравить, смыть из памяти образы увиденного, задыхаясь от боли. Но каждую ночь повторялось одно и то же.
Мне хотелось верить, что это все только сны, плод моего больного воображения. Но сердце, упрямое, захлебывалось от боли. Оно все чувствовало и знало лучше меня.
А еще, иногда, поздними вечерами, на мой номер поступали звонки от неизвестного абонента. С замиранием сердца, я брала трубку и молча слушала его тихое дыхание. Ни один из нас не хотел бросать трубку первым, но и ни один из нас не проронил ни слова. Мы часами молча горевали над разорванными чувствами друг друга.
Закончился декабрь. Новогодние праздники я провела, сидя у себя в комнате, с книгами в руках. Мама целыми днями пропадала на работе, а я наслаждалась уединением и покоем. Поэтому полной неожиданностью стало для меня, когда ранним утром девятого числа на пороге моего дома появилась улыбающаяся Сашка под ручку с Кириллом. Впустив друзей, я отправилась на кухню, заваривать чай. Разговаривали в основном ребята, рассказывая мне все последние новости. Я, стараясь не обижать их своим равнодушием изо всех сил изображала заинтересованность. Через полтора часа, поднявшись я принялась мыть посуду, а Кирюха отправился поваляться на диван в зал. Сашка, примостившаяся на столешнице с полотенцем в руках, без перерыва щебетала о всякой ерунде.
– Так хотела завтра в кино Андрея вытянуть, как никак единственный выходной выдался, а он на свадьбу идут к Ромке…, – поняв, что сболтнула лишнего, она испуганно прижимает руки к себе, виновато глядя на меня. А я тем временем, изо всех сил стараюсь сделать отсутствующий вид, и не замечаю, как раз сотый подряд протираю до дыр одну и ту же тарелку.
Я наверное, мазохистка и полная дура. Но не смогла сдержаться. Стою на другой стороне улицы от здания ЗАГСА, зябко обняв себя руками. Перед зданием останавливается целая вереница дорогущих иномарок, с шикарным лимузином во главе. Из которого высыпается толпа молодежи, а после них, наружу выходит Рома, подавая руку невесте. Глотая бесшумные слезы, я любуюсь им, мужчиной, ради благополучия которого я разорвала нас на части. Он безумно красив и элегантен. Белые снежинки неслышно опускаются на его черные, слегка взлохмаченные волосы.
– Упрямец, даже в прическе у него протест, – грустно улыбаясь, не могу оторвать от него глаз. Синий приталенный пиджак, белая рубашка и красная бабочка. Ну как, черт возьми можно не любить такого. Не замечаю никого вокруг, потому что стараюсь вобрать в себя как можно больше его. Не могу наглядеться.
Как бы мне хотелось, чтобы она выглядела уродиной рядом с ним. Но к моей зависти, его невеста шикарна, нет ни единого изъяна в ее холодной аристократической красота, безупречном платье, точеной фигуре. Черная душа, увы может скрываться под внешним совершенством. Мои вены плавит, закипающая от жгучей зависти кровь, когда Рома, послав ей легкую улыбку, подает руку и она вкладывает в нее свою изящную ладошку. Поднявшись наверх, они исчезают в здании. А я никак не могу отдышаться, захлебываясь в своем личном, эгоистичном горе. Через пятнадцать минут счастливая чета выходит из дверей ЗАГСА, уже окольцованными. Рядом с ними, с двух сторон шествуют довольные собой родители молодожен и галдящие друзья. Я смотрю на самоуверенное выражение лица его отца и проклинаю его, от всего израненного сердца. Я было собираюсь развернуться и уйти, но бросаю прощальный взгляд на него. Так хочется еще немного насладиться его видом. Будто почувствовав на себе мой пристальный взгляд, Рома неожиданно поворачивает голову в мою сторону и наши взгляды встречаются. Он стоит, словно громом пораженный, не шелохнется. Мы молчим, но наши глаза нет.
– Ты довольна, все так как ты и хотела?! – кричит он.
– Прости меня, так нужно, – глаза застилает пелена и я быстро стираю их рукавом.
– Зачем пришла тогда? Поиздеваться? – злится он. А я обессиленно закрываю глаза.
– Конечно, поиздеваться, только над собой, малыш – шепчу, еле двигая губами.
Вокруг них собираются гости, выстраиваясь в полукруг для фотографий. Какой-то мужчина, безрезультатно пытается всучить Роме голубей, но тот словно соляной столб не мигая смотрит на меня взглядом, полным ненависти и печали.
А я, не видя перед собой ничего, падаю обессиленно на колени, прямо в лужу из мокрого снега. Мне хочется умереть прямо здесь, только не отдавать его снова ей. Только не видеть в его глазах столько отчаяния и злости. Чувствую, как чьи-то руки поднимают меня и оттаскивают подальше от дороги, скрывая из виду.
– Ты совсем спятила, дурочка! – вытирая мое перекошенное мокрое лицо платком кричит на меня взволнованная Ольга Алексеевна.
– Ты понимаешь, что все испортить можешь? – пытаясь привести в чувства, изо всех сил трясет она меня.
-Я не могу больше так, не могу! Это ад какой-то, вы не представляете даже! – закрываю ладонями лицо, чтобы не видеть их всех.
– Ты мне обещала сохранить секрет! Еще не время, идиотка! – чертыхается она, усаживая меня на лавочку в небольшой парковой аллее.
– Я устала, – притягиваю ее к себе и утыкаюсь ей в грудь. Странно, но именно этой женщине мне хочется излить всю ту боль, что до сих пор молча я носила в себе.
– Я так бесконечно устала, – реву во весь голос. Меня будто разорвали пополам. Я устала чувствовать его, каждую ночь, каждый день. Устала видеть как он опускается, как сам себя загоняет. Пусть уже убьют меня, я не могу вынести все это, – плачу на взрыд.
– Ну, ну , потерпи, деточка, – усаживаясь рядом со мной, обнимая одной рукой, качает она меня из сторону в сторону.
– Все наладиться, потерпи, не время сейчас, иначе все зря будет…Это еще не конец, слышишь? – ласково гладя мои волосы успокаивает она меня. Несколько минут мы сидим, крепко прижавшись друг к дружке, пока к нам не подходит Андрей. Ольга Алексеевна просит отвезти меня домой. Андрей подходит и взяв меня под руку, поднимает с лавочки, а я чувствуя себя абсолютно пустой после эмоционального взрыва, послушно следую за ним.
– Оксан, выпей, – уж сидя в машине, Андрей протягивает мне фляжку и приставив к мои губам начинает заливать в меня ее содержимое.
Спиртное огненной волной проносится по моему пищеводу, практически сразу даря небольшое облегчение и легкость. Я откидываюсь на спинку сидения и устало опускаю веки.
– Лучше?
– Немного, – бурчу я, пока он везет меня домой. По приезду домой, я камнем падаю на постель, даже не раздевшись и забываюсь наконец-таки пустым сном. На утро меня будет звонок в дверь, и еле отскребя себя от кровати, спотыкаясь на каждом шагу, наконец-таки дохожу до прихожей и открываю дверь. на пороге стоит неизвестный мне мужчина, солидной наружности. Одетый в строгий костюм и драповое пальто.
– Оксана? – смотря на меня хмурым взглядом спрашивает он.
– Да, – машу головой, в полном недоумении.
– Тебе Ольга Алексеевна просила передать, – протягивает он мне свернутый вдвое тетрадный лист. Сказала, чтобы ты обязательно прочитала его.
Отрывая глаза от тетрадного листка в руках, я вижу перед собой уже пустую лестничную площадку. Незнакомца нет. Пожав плечами, закрываю дверь и направляюсь на кухню, разворачивая на ходу бумажный листок.
Глава 17
Назови мне свое имя,
Я хочу узнать тебя снова
Все по кругу, но все будет иначе,
Я даю тебе слово
© Lumen
Удивительно как эта женщина может меня мою жизнь буквально в один миг. До сих пор не могу разобраться в своих чувствах к ней. Толи мне ее любить, толи ненавидеть. Думала я, сидя в машине вместе с мамой, нанятой нами для переезда.
– Милая, мы на пути к новой жизни, начнем все с нуля, – притянув меня к себе, успокоила меня мама. А в ответ я только пожала плечами, сжимая в кулаке зачитанное до дыр письмо…
Ровно неделю назад, Ромина мама передала для меня послание, написанное на обычном тетрадном листке бумаги. Даже не послание, а исповедь, руководство к действию…
Дорогая, Оксана!
Меня до глубины души поразило то, насколько сильно ты любишь моего мальчика. Хочу попросить у тебя прощения, за то что приняла тебя сначала за меркантильную особу, жаждущую легких денег. Еще тогда, когда над Ромой висела огромная опасность, и я пришла к тебе в последней надежде на помощь, честно говоря до последнего не верила, что ты решишься на такой шаг. Что греха таить, я обязана теперь тебе всем, что есть у меня. В моей голове уже тогда был четкий план действий. Всеми правдами я должна была спасти жизнь моего мальчика. Только твое предательство могло сломают его окончательно, и потеряв интерес и участие к своей судьбе, он должен был пойти на любые уступки. Только бы оградить тебя от беды. Именно так и вышло. В то утро, он сам позвонил отцу и сказал, что сделает все как ему велят. Рома был не просто раздавлен, он был убит твоим уходом. Выйдя на свободу, он не смог вернуться к прежней жизни, а может просто не захотел. Мой мальчик совсем потерялся и не мог уже понимать всей реальности картины. Для выполнения задуманного мной плана, от него требовалось безропотно женится на Наташе, и прожить с ней некоторое время. Для того чтобы отец смог решить свои денежные и политические вопросы, тем самым успокоившись, оставить Рому в покое. А там, потихоньку, собрав для него капитал, сделав документы, я бы рассказала ему правду обо всем, дав зеленый свет на действия. После его ареста, я наконец увидела настоящую личину Натальи, и для меня стало совершенно ясно, что она не достойна моего мальчика. Но Рома начал ломать мой план с самого выхода из тюрьмы. Смотреть без слез на то, что стало с моим сыном я не могла. С каждым днем он опускался все ниже и ниже, превратившись в отъявленного алкоголика. Не было ни дня, чтобы он находился в трезвом адекватном состоянии. Отчасти, я понимаю его поступки. Ведь все, чем он дорожил когда-то, все что было для него дорого, рухнуло одним махом. Наташа верещала и брюзжала слюной, и пожаловавшись своему отцу, на хамство Ромы. Тот в свою очередь, сговорившись с Виктором, поспешил поскорее назначить дату свадьбы, думая, что это каким-то образом поможет встряхнуть Рому.
Увидев тебя, на свадьбе, увидев твою боль и страдания, увидев его болезненный, на грани сумасшествия взгляд обращенный на тебя, я поняла что не хочу дотягивать до того самоубийства кого либо из вас. Бедные дети, сколько невзгод выпало на вашу долю. Оксана, вчерашним вечером я рассказала ему всю правду. Отреагировал он на все эмоционально, в стиле его взрывного характера. Но я уверенна, что ему нужно дать время свыкнуться со всем этим, время для того чтобы разобраться во всем. В ближайшие дни, мой поверенный, передаст тебе документы на право собственности частного дома в небольшом городе, я купила его давно, еще когда только все начиналось. Дом оформлен на тебя, поэтому проблем не возникнет. Поговори с мамой, я умоляю тебя, уезжайте из этого города. Виктор просто так не успокоится, рано или поздно он достанет вас. Дай мне всего два месяца. Мне нужно это время, для того чтобы подготовить новые документы, деньги. Лучше я не буду видеть сына, чем в конец искалечу ему жизнь. У меня итак перед ним неподъёмный груз вины. И на самый худший случай… если он не приедет к тебе, живи своей жизнью, не замыкайся в себе. Ты яркая, живая, отважная девушка, я до глубины души тронута твоим внутренним стержнем. Не дай этим обстоятельствам сломать и тебя.
8 месяцев спустя
Город, в который мы переехали с мамой имел два огромных плюса. Во-первых, находился он на другом конце страны от нашего, а во-вторых был тихим, маленьким, полный лесов и небольших озер. Природа здесь была просто бесподобна. С каждым днем мне дышалось все свободнее, с каждым последующим днем надежда на все еще возможное счастье во мне росла и крепла. А самое главное, душу грела мысль, что Рома теперь знает, что я не предавала его, что все что было сделано мной совершалось во благо.
Первые два месяца, я ждала его. Поднимаясь утром с кровати, я верила, что именно сегодня, вот, прямо сейчас, выглянув из окна, я увижу его. Улыбающегося, невозможно красивого, моего. Я представляла, как не спеша он подъедет к моему дому, выбереться из машины, а я как была, в одной пижаме и тапочках, тут же понесусь навстречу ему на морозную улицу. Брошусь со всех ног к нему на руки и утону в долгожданных объятиях. Зацелую до одури, не остановлюсь, пока не начну задыхаться. И никогда больше не отпущу. Но проходили дни, а его все не было. И ни единой весточки ни от него, ни от его матери. Исследую интернет –ресурсы, я много раз встречала новости об его отце, об очередном расширении его бизнеса, о новых строительных проектах, уже на уровне заграницы. Хоть бы что этому человеку. Честное слово, по-моему сам дьявол– его правая рука. Нервно сжимая кулаки, я старалась поскорее закрыть страницу. О Роме же ни единой информации. Его не было ни на одной социальной странице.
На третий месяц моей новой жизни я честно говоря, стала грешным делом винить во всем его мать. Мне казалось, что она попросту обманула меня, прислав это письмо. Что так она хотела избавиться от назойливой меня, чтобы больше не мозолила глаза ее сыну. Потом мысли одна хуже другой роились в моей уставшей голове. Мне казалось, что Рома не смог простить моего самоуправного поступка. Потом я, будто бы издеваясь над собой, представляла его в роли любящего мужа ненавистной мной рыжей особы. Злость и обида разъедали меня. Но сердце тихим, неназойливым голоском, подсказывало мне, что это абсурд. Что Рома просто не мог так поступить. У него наверняка есть серьезные причины отмалчиваться. Тем более меня больше не мучили те жуткие сны его ночных похождений. Не знаю как, но я могла об заклад побиться, что с этой стороной жизни он покончил. На четвертый месяц ожидания, и несколько занятий с психологом, я пришла к выводу что жизнь идет дальше. Что нужно собирать уже себя по частям, по кусачкам и пытаться жить. Пускай без него. Но жить.
Переведясь в другой институт, находящийся в этом городе на заочную форму обучения, я устроилась на работу в местную страховую компанию. Работа стала для меня настоящим спасением. отвлекаясь на дело, я и не замечала, как дни сменяли друг друга бесконечной чередой. Через каких-то пару месяцев, довольное моей работой начальство, повысило меня с помощника юриста на должность юриста. Я нарабатывала судебную практику, принимая участие в заседаниях. Коллектив был на редкость дружелюбным. Нас было поровну: девушек и парней. со мной в кабинете сидели две сотрудницы-болтушки. Они словно не выключающееся радио вещали самые свежие сплетни и новости отдела.
Я изо всех сил старалась выглядеть нормальной среднестатистической девушкой. Старалась не быть белой вороной. Ходила на все корпоративы и посиделки. Мне было легко с ними. Мое психическое состояние, наконец-то пришло в норму. Счастьем, конечно и не пахло, но спокойный штиль был как раз именно тем, что надо.
Очень сдружилась я и с ребятами из отдела. Они были хорошими собеседниками, приятелями, готовыми в любое время помочь в рабочих вопросах. Я была мила со всеми, но все равно, держалась немного отдаленно. Был только один парень, который, не смотря на мое титаническое терпение, успел достать меня до чертиков, своими ухаживаниями приторными и противными до изжоги. Жутко нудный и до безобразия непонятливый Сергей осаждал меня приглашениями в кино или кафе чуть ли не каждый день. Уже весь отдел потешался над нами, придумывая каждый день на наш чет новые приколы.
Маме тоже здесь было хорошо. Она устроилась выпускающим редактором в городской газете, начальник которой воспылал к ней пламенным и судя по всему ответным чувством. Я был безумно рада за маму, и признаюсь, порой приходилось выпихивать ее на свидания. Слишком уж долго она не решалась. Мне кажется, эта женщина заслужила настоящего спокойного счастья. А Петр Геннадьевич, как раз и производил такое впечатление.
