Текст книги "Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне"

Автор книги: Винсент Буглиози

Соавторы: Курт Джентри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Часть 3
СЛЕДСТВИЕ: ВТОРАЯ ФАЗА

Нет смысла искать смысл.

Чарльз Мэнсон

18 ноября 1969 года

На данном этапе читателю уже куда больше известно об убийствах Тейт и Лабианка, чем было известно мне, когда я принимал это дело. Большая часть материалов, легших в основу предыдущего повествования, никогда прежде не становилась достоянием публики, и поэтому читатель действительно занимает позицию “внутреннего” наблюдателя, весьма необычную для дела об убийстве. В некотором смысле, я сам неожиданно возникаю в собственном рассказе, это я – новичок, вторгшийся в размеренный ход событий. Внезапное переключение с роли “голоса за кадром” на положение активно действующего лица неминуемо вызовет удивление. Подозреваю, что лучшим способом смягчить неизбежную смену тона будет представиться и немного рассказать о себе; затем, покончив с этим, мы вместе с читателем возобновим прерванный было рассказ. Отступление (увы, необходимое) будет по возможности коротким.

Обычный биографический набросок выглядит приблизительно так: Винсент Т. Буглиози, 35 лет, заместитель окружного прокурора, Лос-Анджелес, Калифорния. Родился в городке Гиббинг, штат Миннесота. Закончил среднюю школу в Голливуде. Посещал университет Майами. Бакалавр гуманитарных наук. Решив стать юристом, поступил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Бакалавр права, президент выпускного курса в 1964 году. Тогда же поступил на работу в Офис окружного прокурора Лос-Анджелеса. Исполнял обязанности прокурора на ряде широко известных процессов (“Флойд – Мильтон”, “Первелер – Кромвелл” и т. д.), не проиграв ни одного. Участвовал в 104 судах присяжных над лицами, совершившими особо тяжкие преступления, и проиграл лишь один. Вдобавок к своим обязанностям заместителя окружного прокурора, Буглиози преподает уголовное право в Юридическом институте Беверли в Лос-Анджелесе. Выступал в качестве технического консультанта и редактора написанного Джеком Уэббом сценария двух первых частей телевизионного сериала “Окружной прокурор”. Приглашенный актер Роберт Конрад играл главную роль, переняв манеры у молодого обвинителя. Женат. Двое детей.

Похоже, именно так и выглядит моя краткая биография, но нигде в ней не сыскать и намека на чувства, которые я испытываю к собственной профессии. А ведь это не менее важно.

“Юрист, исполняющий обязанности общественного обвинителя, должен стремиться к тому, чтобы вынесенный приговор был не максимально суров, но справедлив…”

Эти слова взяты из старинного “Канона этики” Американской ассоциации юристов. Я часто вспоминал их на протяжении тех пяти лет, что занимал должность заместителя окружного прокурора. За это время они стали моим личным кредо, в самом прямом смысле. Если в конкретном случае справедливость диктует суровость приговора, да будет так. Но если же нет, я не захочу иметь ничего общего с неправым решением суда.

Слишком многие годы складывался стереотипный образ обвинителя, который, будучи консерватором до корней волос, воплощая закон и порядок, стремится добиться вынесения приговора любой ценой – или же выглядит заикающимся, бормочущим Гамильтоном Бургером, который вечно старается засудить невинных, но в последнюю секунду, к счастью, положение спасают лисьи ухищрения какого-нибудь Перри Мейсона [93]93
  Перри Мейсон – непобедимый адвокат, главное действующее лицо 72 романов прославленного мастера детективного жанра, американского писателя Эрла Стенли Гарднера (1889–1970). Гамильтон Бургер – окружной прокурор, вечно противостоящий Мейсону в суде.


[Закрыть].

Я никогда не считал, что адвокаты обладают монополией на поддержание таких понятий, как невиновность, честность и справедливость. Поступив на работу в Офис окружного прокурора, я участвовал почти в тысяче процессов. В великом множестве из них я требовал и добивался осуждения, поскольку считал, что представленные улики гарантируют его. Во множестве других, когда мне казалось, что собранных улик недостаточно, я прямо в зале суда просил снять обвинение вообще, изменить статьи обвинения или снизить срок заключения.

Эти последние процессы редко выносятся в заголовки передовиц. Лишь изредка о них узнают люди. Потому стереотип жестокого обвинителя не исчезает. Куда важнее, впрочем, понимать, что действиями прокурора тоже руководят беспристрастность и стремление к торжеству правосудия.

Точно так же как я никогда не испытывал ни малейшего сожаления, опровергая один стереотип, я всегда восставал против другого. Роль обвинителя по традиции двояка: он оперирует правовыми аспектами дела и одновременно представляет в суде улики и свидетельские показания, собранные силами правопорядка. Я же никогда не ограничивал себя этими рамками. В прошлых делах я всегда присоединялся к следствию: я вставал из-за стола и лично опрашивал свидетелей, прослеживал отдельные нити следствия и находил новые, часто при этом обнаруживая улики, упущенные ранее. В некоторых случаях это приводило к освобождению подозреваемого. В других – к вынесению приговора, добиться которого казалось невозможным.

Для юриста прилагать меньше усилий, чем он способен, – предательство по отношению к клиенту, и я в это свято верю. Хотя в уголовном праве это, скорее, применимо к адвокату, представляющему интересы подсудимого, обвинитель тоже юрист, и у него тоже есть клиент: Народ.И этот Народточно так же присутствует в зале суда, он так же ждет справедливого и беспристрастного решения, он так же заслуживает правосудия.

Тем вечером, 18 ноября 1969 года, дело Тейт – Лабианка совершенно не занимало мои мысли. Я только что закончил длинный и сложный процесс и как раз возвращался в свой кабинет во Дворце юстиции, когда Аарон Стовитц, возглавлявший судебный отдел в Офисе окружного прокурора, один из лучших юристов в конторе из 450 сотрудников, ухватил меня под руку и, не говоря ни слова, потащил по коридору к кабинету Дж. Миллера Ливи, начальника отдела общих юридических действий.

Ливи как раз говорил с двумя лейтенантами ДПЛА, с которыми мне приходилось работать и прежде, Бобом Хелдером и Полом Лепажем. Послушав с минуту, я выхватил словечко “Тейт” и спросил, обернувшись к Аарону: “Неужто нампредстоит этим заниматься?”

Тот утвердительно кивнул.

Я лишь тихонько присвистнул в ответ.

Хелдер и Лепаж вкратце ознакомили нас с показаниями Ронни Ховард. Вслед за вчерашним визитом в “Сибил Бранд” Моссмана и Брауна этим утром в колонию ездили еще два офицера, беседовавшие с Ронни не менее двух часов. Им удалось прояснить гораздо больше деталей, но в ее рассказе по-прежнему зияли большие лакуны.

Сказать, что убийства на Сиэло-драйв и Вейверли-драйв уже “раскрыты”, в этот момент было бы большим преувеличением. Разумеется, в любом деле об убийстве нахождение преступника имеет чрезвычайную важность. Но это лишь первый шаг. Ни поиск, ни арест, ни предъявление обвинения не обладают ценностью очевидных доказательств вины. После установления личности убийцы остается сложнейшая (и порой неразрешимая) задача привязать преступника к преступлению твердыми, убедительными в глазах закона уликами, а затем неопровержимо доказать его вину – как судье, так и присяжным.

На тот момент мы не сделали еще и первого шага, не говоря уже о втором. Болтая с Ронни Ховард, Сьюзен Аткинс вовлекла в преступление саму себя и некоего “Чарльза”, которым предположительно мог оказаться Чарльз Мэнсон. Но Сьюзен, кроме того, говорила об участии еще кого-то, и имена этих людей пока оставались неизвестны. Это по “делу Тейт”. По “делу Лабианка” у нас не было буквально никаких сведений.

Одним из первых шагов, которые я собирался предпринять, просмотрев показания Ховард и ДеКарло, было отправиться на ранчо Спана. Поехать туда я намеревался уже на следующее утро, в сопровождении нескольких следователей, и занялся соответствующими приготовлениями. Я спросил Аарона, не поедет ли он с нами, но он просто не мог вырваться [94]94
  Будучи моим непосредственным начальником. Аарон Стовитц занимал в Офисе руководящую должность, но к делу мы были приписаны оба, причем с равными правами. Никто из нас, конечно же, не мог предвидеть, что месяцы спустя Аарон будет снят с этого дела и оставит меня в одиночестве, но я с самого начала понимал: многочисленные служебные обязанности не могут не ограничивать его участие. (Прим. авт.)


[Закрыть].

Вернувшись домой тем вечером, я сказал своей жене, Гейл, что мы с Аароном будем теперь заниматься “делом Тейт”, и она разделила охватившее меня возбуждение. Впрочем, с некоторыми оговорками: жена надеялась, что мы сможем устроить себе отпуск. Прошли долгие месяцы с тех пор, как я в последний раз брал отгул. Если даже я и приходил домой пораньше, то читал копии документов, копался в юридических справочниках или готовил аргументы для выступлений в суде. Каждый день я непременно уделял какое-то время своим детям – трехлетнему Винсу-младшему и пятилетней Венди, – но всякий раз, когда мне давали по-настоящему интересное дело, я погружался в него с головой. Я обещал Гейл, что постараюсь взять несколько свободных дней, но мне пришлось честно признаться, что может пройти немало времени, прежде чем мне выпадет такой шанс.

В то время мы, к счастью, даже не подозревали, что “дела Тейт– Лабианка” будут занимать меня почти два года, в среднем отнимая по сотне часов в неделю и лишь крайне редко позволяя лечь спать до 2 часов ночи, – каждый день, не исключая выходные и праздники. И что те редкие минуты, когда мы – Гейл, дети и я сам – будем собираться вместе, исключат всякую возможность уединения: наш дом превратится в крепость, а охранники не просто поселятся у нас, но будут сопровождать меня всюду – вслед за угрозой Чарльза Мэнсона: “Я убью Буглиози”.

19–21 ноября 1969 года

Мы выбрали чертовски неудачный день для поисков. Ветер был просто невероятен. К тому времени как мы достигли Чатсворта, он едва не сдувал нас с дороги.

Поездка была недолгой, она не заняла и часа. От Дворца юстиции в центре Лос-Анджелеса до Чатсворта около тридцати миль. Свернув на север по бульвару Топанга-каньон, мы проехали мимо Девоншира, еще пара миль – и резкий поворот налево, на Санта-Сюзанна Пасс-роуд. Некогда оживленное двухрядное шоссе вилось вверх по холмам еще милю-другую; оно опустело лишь в последние годы – водители предпочли ему более скоростную магистраль. И затем, внезапно, за поворотом по левую руку перед нами предстала цель нашего путешествия: вот оно, “киношное” ранчо Спана.

Его ветхая главная “улица” расположилась менее чем в двадцати ярдах от шоссе, на виду. Вокруг разбросаны разбитые, изуродованные остовы автомобилей и грузовиков. Никаких признаков жизни.

Привкус нереальности усиливался ревом ветра и царившим здесь полным запустением, но еще более – знанием о том, что началось и закончилось здесь, – если, конечно, история, рассказанная Сьюзен Аткинс соседке по спальне в колонии, правдива. Заброшенные декорации для киносъемок, прямо посреди пустыни, откуда затянутые в черное убийцы отправляются по ночам наводить страх на округу, чтобы еще до рассвета вернуться и вновь раствориться в руинах… Все это могло бы стать прекрасным сюжетом очередного фильма ужасов, если б не одно только “но”: Шарон Тейт и по меньшей мере еще восемь человек были мертвы по-настоящему.

Мы съехали на пыльную “улицу” ранчо и остановились у салуна “Лонг Бранч”. Кроме меня самого, на ранчо приехали лейтенант Хелдер и сержант Калкинс из следовательской группы по “делу Тейт”, сержант Ли из ОНЭ, сержанты Гуэнтер, Уайтли и Уильям Глизон из ОШЛА, а также наш проводник, Дэнни ДеКарло. В конце концов он согласился сопровождать нас, но только при одном условии: мы должны были заковать его в наручники. Таким образом, если где-то поблизости еще оставались члены “Семьи", они не подумают, что Дэнни “сдал корешей” добровольно.

Помощники шерифа бывали здесь и прежде, но мы нуждались в ДеКарло по одной простой причине: он мог показать места, где Мэнсон и его “Семья" упражнялись в стрельбе по мишеням. Цель поисков – любые пули 22-го калибра и/или гильзы от них.

Но сначала я хотел получить у Джорджа Спана разрешение на обыск ранчо. Гуэнтер указал мне хижину старика, которая стояла справа и чуть в стороне от декораций вестернов. Мы постучали, и молодой женский голос ответил: "Заходите сразу, чего стучать".

Создавалось впечатление, что все мухи в округе слетелись в хижину, надеясь укрыться в ней от ветра. Джордж Спан, возраст 81 год, сидел в обветшалом кресле в ковбойской шляпе и темных очках. На коленях – чихуахуа, у ног – кокер-спаниель. Девушка-хиппи лет примерно восемнадцати готовила ленч, а радиоприемник, настроенный на ковбойскую волну, гремел аккордами песенки “Малышка” Сонни Джеймса.

Казалось, обстановка в хижине специально готовилась к нашему приходу, как все вокруг – к съемкам: по словам Дэнни, своих девиц Мэнсон называл “малышками”.

Из-за того, что Спан был практически слеп, Калкинс передал ему пощупать свой значок. Когда мы назвали себя, Спан, кажется, расслабился. В ответ на просьбу об обыске ранчо он великодушно ответил: “Это мое ранчо, и можете обыскивать его, когда захотите, сколь угодно часто, днем или ночью”. Я разъяснил старику его легальные права. Закон не требовал наличия у нас ордера; требовалось лишь разрешение владельца. Впрочем, если Спан даст нам такое разрешение, в один прекрасный день ему может понадобиться предстать перед судом и дать соответствующие показания. Спана это ничуть не смутило.

О Мэнсоне и его “Семье” речь не заходила, но Спан, должно быть, догадался, что именно они послужили причиной нашего визита. И, хотя впоследствии я подолгу буду разговаривать с Джорджем, в тот первый раз мы обменялись лишь парой слов об обыске.

Когда мы вновь оказались снаружи, почти из каждого здания на “улицу” стали выходить люди. Их было, наверное, десять-пятнадцать, большинство из них молоды и одеты в типичные для хиппи одеяния, хотя некоторые, похоже, работали на ранчо. Был ли кто-то из них членом “Семьи”, судить мы не могли. Оглядываясь по сторонам, я услышал какие-то странные звуки, исходившие из собачьей конуры. Наклонившись и заглянув в нее, я увидел двух псов и скорчившуюся в углу беззубую седую старуху лет восьмидесяти. Позже я спросил у кого-то из работников ранчо, не нуждается ли та в помощи, но мне объявили, что старуха счастлива там, где она есть.

Действительно, очень странное место.

Примерно в сотне ярдов за основной группой строений начинался склон узкого ущелья, за которым высились холмы, бывшие частью горной гряды Санта-Сюзанна. Укрытая кустарником, каменистая местность казалась более запущенной, чем была на самом деле. Интересно, сколько же раз, будучи ребенком, я видел ее во второразрядных ковбойских фильмах? Если верить Китти Лютсингер и ДеКарло, именно тут, в каньонах и оврагах позади ранчо, “Семья” укрывалась от полиции. Кроме того, по уверениям различных источников, где-то неподалеку захоронены останки Коротышки – Дональда Шиа.

Любимым тиром Чарли, по уверениям ДеКарло, было подножие оврага, хорошо спрятанное со стороны шоссе, а значит, и скрытое от глаз случайных автомобилистов. В качестве мишеней он использовал столбы ограды и мусорный бак. Под руководством сержанта Ли мы наконец приступили к поискам. Хотя в доме 10050 по Сиэло-драйв и не были найдены гильзы (“бантлайн” – револьвер, он не выбрасывает стреляные гильзы автоматически), мы хотели собрать и их, поскольку оставалась возможность того, что револьвер все же будет обнаружен и нам удастся привязать гильзы к нему или к каким-то дополнительным уликам.

Пока мы обыскивали овраг, я все думал о Джордже Спане, одиноком и почти беззащитном в своей слепоте. Я спросил: “Кто-нибудь захватил магнитофон?" Калкинс кивнул; аппарат остался в автомобиле. “Давай вернемся и запишем согласие Спана, – предложил я. – До суда еще полно времени, и мне не хочется, чтобы какой-то сукин сын приставил к его глотке нож и вынудил старика заявить, что он не давал нам разрешения”. Мы вернулись и записали согласие владельца ранчо. Тем самым мы оберегали и его самого; факт существования такой записи мог расстроить преступные планы.

ДеКарло показал нам еще одно место, примерно в четверти мили по одному из каньонов, где иногда практиковались в стрельбе Чарли и его подручные. Там мы нашли множество пуль и гильз. Из-за ветра, нагнавшего тучи пыли, наши поиски вышли не слишком тщательными; сержант Ли, однако, пообещал вернуться сюда через несколько дней и постараться найти еще что-нибудь.

Всего в тот день мы обнаружили приблизительно шестьдесят восемь пуль 22-го калибра (“приблизительно” оттого, что некоторые из них были, скорее, фрагментами, чем собственно пулями) и двадцать две соответствующие гильзы. Ли разложил их по конвертам, надписав на каждом место и время находки, и увез с собой в полицейскую лабораторию.

Осматривая загоны, я приметил там нейлоновые веревки, но те были двух-, а не трехжильные.

Находкой Гуэнтера и Уайтли стала договоренность с Дэнни ДеКарло. Тем вечером они беседовали с байкером об убийстве Хинмана и о признании Бьюсолейла. Единственной проблемой было лишь то, что суд над Бьюсолейлом шел полным ходом и стороны уже успели изложить свои аргументы.

Вопреки протестам адвоката Бьюсолейла, удалось добиться продления заседаний суда до следующего понедельника, когда обвинение надеялось вновь открыть слушания и огласить сделанное подсудимым признание.

Следователи заключили с ДеКарло договор: если тот даст показания на процессе Бьюсолейла, ОШЛА снимет предъявленное ему обвинение в краже мотоциклетного мотора.

По возвращении во Дворец юстиции меня ждала встреча в кабинете тогдашнего помощника окружного прокурора, Джозефа Буша. Кроме Буша, Стовитца и меня самого, представлявших Офис окружного прокурора, там присутствовали лейтенант Пол Лепаж (“Лабианка”) и сержант Майк Макганн (“Тейт”), представлявшие ДПЛА.

Полиция хотела быстренько свернуть дело, сообщил нам лейтенант Лепаж. Давление, оказываемое на ДПЛА, невероятно: и пресса, и простые обыватели требовали раскрыть убийства. Всякий раз, когда шеф полиции Эдвард М. Дэвис сталкивался с корреспондентом, тот спрашивал: “Что происходит с “делом Тейт”? Если хоть что-то происходит… ”

ДПЛА собирался предложить Сьюзен Аткинс выйти сухой из воды в обмен на рассказ обо всем, что ей известно об убийствах.

Я никак не мог согласиться. “Если то, в чем она призналась Ронни Ховард, правда, значит, Аткинс лично заколола ножом Шарон Тейт, Гари Хинмана и кто знает, скольких еще! Ничего мы этой девчонке не дадим!”

Шеф полиции Дэвис хотел как можно быстрее передать дело на рассмотрение большого жюри [95]95
  Коллегия из 12–23 присяжных, решающая вопрос о предании обвиняемого суду присяжных на основании изучения обвинительного акта.


[Закрыть], пояснил Лепаж. Но еще до того он собирался обнародовать новость о поимке убийц на большой пресс-конференции.

“У нас еще даже нетдела, которое можно передать большому жюри! – возразил я Лепажу. – Мы даже не уверены, кто именно убивал, на свободе эти люди или в заключении. Все, что мы имеем, – это неплохая версия, с которой еще работать и работать. Посмотрим, сумеем ли мы сами, без чьей-либо помощи, раздобыть достаточно улик, чтобы засадить всех до единого. Если не сумеем, тогда у нас будет последний шанс – самый последний! – постараться договориться с Аткинс”.

Можно было посочувствовать ДПЛА; пресса бомбардировала департамент практически ежедневно. С другой стороны, это давление – ничто по сравнению с той волной возмущения, которая непременно поднимется, если мы отпустим Сьюзен Аткинс на все четыре стороны. Я не мог выбросить из памяти слова, которыми Сьюзен описала вкус крови Шарон Тейт: “Ух, вот это класс!”

Лепаж стоял на своем; ДПЛА хотел заключить договор с Аткинс. Я посовещался с Бушем и Стовитцем; им обоим не хватало моей убежденности. Невзирая на мои отчаянные протесты, Буш объявил Лепажу, что Офис окружного прокурора согласен договориться со Сьюзен Аткинс: в случае, если она захочет сотрудничать, ей будет предъявлено обвинение в убийстве не первой, но второй степени.

Итак, Сьюзен Аткинс предстояло самой решать свою судьбу. Точные условия (равно как и то, захочет ли она их принять) так и остались до конца не проясненными.

В восемь вечера того же дня, когда жители Лос-Анджелеса все еще полагали, что убийцы Тейт и Лабианка остаются неизвестными, две машины устремились прочь из города, к последнему убежищу “Семьи” Чарльза Мэнсона – в Долину Смерти.

Была какая-то зловещая ирония в том, что вслед за совершенными убийствами Мэнсон избрал для бегства место с таким “говорящим” названием.

Сержанты Нильсен, Сартучи и Гранадо были в одной машине, сержанты Макганн, Джен Камадои и я сам – в другой. Мы несколько раз нарушали скоростные ограничения на трассе, но добрались до городка Индепенденс, штат Калифорния, только в половине второго ночи.

Индепенденс, центр округа Инио, – город совсем небольшой. В самом округе, хотя по величине он и был вторым в штате, постоянно проживало менее 16 тысяч человек, по одному на квадратную милю. Если искать надежное убежище, то лучше этого не найти.

Мы зарегистрировались в отеле “Виннедумай”, чтобы слегка вздремнуть после путешествия. Я проснулся в половине шестого утра, когда температура опустилась за отметку “ноль” [96]96
  0° на шкале Фаренгейта соответствует —17,8° на шкале Цельсия.


[Закрыть]. Я натянул одежду прямо на пижаму, но все никак не мог согреться.

Перед выездом из Лос-Анджелеса я позвонил Фрэнку Фоулзу, прокурору округа Инио, и мы договорились встретиться в шесть утра в кафе неподалеку от нашего отеля. Фоулз, его заместитель Бак Гиб-бенс и их следователь Джек Гардинер уже ждали нас там. Эти трое, как мне предстояло вскоре выяснить, относились к своему делу самым добросовестным образом; помощь, которую они окажут нам на протяжении ближайших месяцев, будет неоценима. И в тот момент они сами были очень возбуждены. Как же, совершенно неожиданно они очутились в центре распутывания одного из самых знаменитых убийств в современной истории, “дела Тейт”! Но тут же они оказались за одним столиком с прокурором из большого города, из рукавов которого торчали пижамные манжеты, что совсем сбило их с толку.

Фоулз сказал мне, что после ареста, наложенного на имущество Мэнсона во время октябрьского рейда на ранчо Баркера, они не сумели вывезти оттуда все вещи, и кое-что оставалось на ранчо до сих пор, включая старый школьный автобус, забитый одеждой и другим скарбом. Я предложил, чтобы перед отъездом из Индепенденса мы получили ордер на обыск ранчо, в котором особо упоминался бы автобус, чтобы у нас не возникло проблем в суде.

Это явилось для Фоулза полной неожиданностью. Я объяснил, что если нам и удастся найти там улики, которые мы захотим представить суду, то будет не очень весело, если суд отклонит их. На суде может возникнуть человек с написанной от руки бумажкой и словами: “Я владелец автобуса. Я просто одолжил его Чарли и никому не давал разрешения в нем копаться”.

Фоулз мог это понять. Просто у них, в округе Инио, объяснил он с загадочным видом, все делается несколько иначе. Мы отправились в его кабинет, и, дождавшись появления на работе машинистки, я продиктовал официальный ордер.

В нем необходимо было указать, что конкретно мы ищем. Среди перечисленных мною предметов были: револьвер 22-го калибра; ножи и другое оружие; веревка; кусачки; бумажник, водительская лицензия и кредитные карточки, принадлежавшие Розмари Лабианка; плашки с автомобильными номерами; любая мужская и/или женская одежда, включая обувь.

Кроме того, следовало указать код преступления (“187 PC”, убийство) и имена подозреваемых преступников, “которыми предположительно являются Чарльз Мэнсон, Клем Тафте, Чарльз Монтгомери, Сэди Глютц, а также еще одна или несколько особ женского пола”. Излагаемая информация основывалась на показаниях двух “непроверенных источников”, которых я не стал называть по имени, но которыми были Ронни Ховард и Дэнни ДеКарло.

В распечатанном виде ордер составил шестнадцать страниц. То был внушительный документ, и приведенных в нем улик было более чем достаточно для одобрения судьей. Один лишь я сознавал, насколько шатка наша позиция на самом деле.

Захватив меня и Макганна, Фоулз отнес ордер в кабинет судьи Джона П. Макмюррея. Седовласому юристу, похоже, было уже за семьдесят; он признался нам, что вскоре собирается на пенсию.

Ордер на обыск! Судья Макмюррей взирал на бумагу с недоверием. По его признанию, это был первый такой ордер, который он увидел за последние семнадцать лет. В Инио, объяснил он, мужчины ведут себя по-мужски. Если стучишь в дверь, а тебя не хотят пускать внутрь, значит, эти люди что-то скрывают, и ты просто ломаешь дверь. Подумать только, ордер на обыск! Но Макмюррей прочел его и подписал [97]97
  В 1971 году тогдашний губернатор Калифорнии Рональд Рейган договорился о том, чтобы судья Макмюррей вернулся на свой пост на время процесса над Анжелой Дэвис. Защита опротестовала этот его выбор. (Прим. авт.)


[Закрыть].

Путешествие на ранчо Баркера заняло три часа, что оставило нам менее часа на обыск – до заката. По дороге Фоулз поведал о том, что ему удалось узнать о “Семье” Мэнсона [98]98
  Точные даты, другие детали, отрывки из показаний ведших следствие офицеров и пр. стали известны мне на следующий день, когда я просмотрел рапорты, составленные различными службами правопорядка.
  В момент ареста почти все члены “Семьи” использовали клички. Часто их истинные имена стали известны лишь много времени спустя. Чтобы не запутывать читателя так же, как запутался поначалу я сам, я буду приводить в скобках настоящие имена этих людей и наиболее часто используемые ими псевдонимы. (Прим. авт.)


[Закрыть]. Первые несколько членов секты – по сути дела, разведывательная группа – появились в этой местности осенью 1968 года. Поскольку для того, чтобы жить на краю Долины Смерти, необходимо быть не совсем обычным человеком, за годы местные жители выработали своеобразную терпимость по отношению к тем, кого в иных обстоятельствах сочли бы “подозрительными субъектами”. Хиппи были ничуть не примечательнее всех остальных, оказывавшихся здесь, – золотоискателей, отшельников, охотников до тайн легендарных заброшенных шахт. Стычки с властями у них бывали редко, да и то мелкие: девушкам порекомендовали воздержаться от сбора милостыни в Шошоне, а одна из них совершила ошибку, подарив сигаретку с марихуаной пятнадцатилетней девочке, совершенно случайно оказавшейся племянницей местного шерифа. Так и продолжалось до 9 сентября 1969 года, когда лесники Национального парка обнаружили, что кто-то пытался сжечь погрузчик “Мичиган”, землеподающее приспособление, стоявшее у гоночного трека национального заповедника “Долина Смерти”. Бессмысленный акт вандализма, как посчитали вначале. Следы протекторов, ведшие прочь, мог оставить автомобиль “тойота”, а немногие очевидцы тут же вспомнили о виденных неподалеку хиппи, разъезжавших на красной “тойоте” и вездеходе-пустыннике. 21 сентября лесник парка Дик Пауэлл наткнулся на красную “тойоту” в районе Хейл-энд-Холла. Сидевшие в ней мужчина и четверо девушек были остановлены и допрошены, но не задержаны. Только позднее Пауэлл проверил номера; выяснилось, что они сняты с совершенно другого автомобиля. 24 сентября Пауэлл вернулся поискать своих давешних собеседников, но никого не сумел найти. Тогда, уже 29 сентября, Пауэлл в сопровождении калифорнийского дорожного патрульного Джеймса Перселла отправился обследовать ранчо Баркера. Там они нашли двух девчушек, но никаких автомобилей. Девушки отвечали на их вопросы нехотя и туманно, что вскоре станет традицией в общении властей с группой. Покидая пределы ранчо, офицеры заметили грузовик, за рулем которого сидел Пол Крокетт, сорокашестилетний местный старатель. В грузовике также находился восемнадцатилетний Брукс Постон, прежде игравший в рок-группе с хиппистским уклоном, но теперь работавший на Крокетта. Узнав, что на ранчо были две девочки, Крокетт с Постоном выказали тревогу и, после дальнейших расспросов, признались, что опасаются за собственную жизнь.

Пауэлл и Перселл решили сопроводить обоих на ранчо Баркера. Две девушки исчезли, но офицеры сочли, что они все же прячутся где-то рядом, вполне вероятно, наблюдая за пришельцами. И стали задавать Крокетту и Постону новые вопросы.

Офицеры явились на ранчо, надеясь обнаружить там подозреваемых в поджоге и, возможно, украденный автомобиль. И нашли нечто совершенно непредвиденное. Из рапорта Перселла: “Нам рассказали настолько фантасмагорическую, невероятную историю, что мы едва могли в нее поверить: рассказы о наркотиках и настоящих оргиях, о попытках вернуть времена Роммеля и его пустынных вояк гонками по округе на многочисленных вездеходах, о полевых телефонных линиях, натянутых для быстрого сообщения, о лидере группы, который называл себя Иисусом Христом и пытался основать здесь некий культ… ”

Сюрпризы еще не были исчерпаны. Перед тем как покинуть ранчо, Пауэлл и Перселл решили осмотреться за его пределами. Цитирую Пауэлла: “При этом мы наткнулись на группу из семи женщин, полностью или частично обнаженных, что прятались в зарослях полыни”. Видели также одного мужчину, но тот убежал, когда офицеры подошли ближе. Они опросили девушек, но никакой ценной информации не получили. И, осматривая местность, нашли красную "тойоту" и пустынный вездеход, аккуратно прикрытые брезентом.

Офицеры столкнулись с проблемой: из-за горной гряды Панаминт они не могли воспользоваться полицейской рацией. Поэтому было решено уехать, чтобы потом вернуться с подкреплением. Перед отъездом они вынули из мотора “тойоты” несколько существенныхдеталей и тем самым полностью ее обездвижили; на вездеход-пустынник особого внимания не обратили, поскольку мотора в нем не было вовсе.

Позднее выяснилось, что “как только мы уехали, подозреваемые извлекли из-под кучи наломанного кустарника мотор от “фольксвагена”, установили его в полуразобранный вездеход и скрылись в неизвестном направлении, управившись за полчаса”.

Проверка обоих транспортных средств выявила два заявления об угонах. "Тойоту" арендовали в агенстве "Хертц" в Энчино, городке близ Лос-Анджелеса, по выкраденной кредитной карточке. Вездеход пропал со стоянки подержанных автомобилей всего за три дня до того, как на него наткнулись Пауэлл и Перселл.

Вечером 9 октября офицеры Калифорнийского дорожного патруля, Офиса шерифа округа Инио и лесники Национального парка собрались у задворок ранчо Баркера, чтобы наутро совершить совместный рейд.

Приблизительно в 4 часа утра несколько офицеров, проходивших по низине поодаль от ранчо, заметили спавших на земле двух мужчин, между которыми лежал дробовик со спиленным стволом. Спящие, которыми оказались Клем Тафтс ( н/иСтив Гроган) и Рэнди Моргли ( н/иХью Роки Тодд), были разбужены и взяты под арест. Офицеры и не подозревали, что охотились эти двое за людьми – точнее, за Стефани Шрам и Китти Лютсингер, двумя семнадцатилетними девушками, сбежавшими с ранчо днем ранее.

Еще один подозреваемый, Роберт Иван Лейн (тикЧерпак), был арестован на возвышавшемся над ранчо холме. Лейн оставался там в качестве дозорного, но уснул. Этот сторожевой пост не был единственным: еще один, расположенный на холме к югу от ранчо, представлял собой мастерски замаскированный погреб, чью жестяную крышу покрывали ветки и земля. Офицеры прошли бы мимо, но вовремя заметили, как из кустов появилась женщина, присела облегчиться в сторонке, вслед за чем вновь скрылась в кустах. Пока два офицера держали крышу погреба под прицелом винтовок, еще один забрался повыше и сбросил на нее увесистый булыжник. Прятавшиеся внутри поспешили выбраться наружу. Задержанными оказались: Луэлла Максвелл Александрия ( н/иЛесли Ван Хоутен, тикЛесли Санкстон), Марни Кей Ривз ( н/иПатриция Кренвинкль) и Манон Минетт ( н/иКэтрин Шер, тикЦыганка).

Находившиеся на самом ранчо были застигнуты врасплох и не оказали сопротивления. Ими были: Донна Кей Пауэлл ( н/иСьюзен Дениз Аткинс, тикСэди Мэй Глютц), Элизабет Элейн Уильямсон ( н/иЛинетта Фромм, тикПищалка) и Линда Болдуин (н/иМеделайн Коттедж, тикМаленькая Патти).