Текст книги "Ты еще вернешся, Тришка"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Закончив ремонт, Роман поставил мопед к березе и объявил перерыв. Девочки уже давно ушли. Майя пристально посмотрела Роману в глаза, и у него осталось ощущение, что она хотела что-то важное сообщить ему. Но не бежать же ему на виду у всех за ней следом и спрашивать?..

Все проехали на мопеде по одному кругу. Когда же снова на седло взобрался Виталька, у Романа екнуло сердце: не покалечил бы машину опять! Сидел Гладильников в седле, сгорбившись, напряженно. Роман поддерживал его, пока мопед не набрал скорость.

– Поехал! – свистящим шепотом сказал Виталька.

Проехав по прямой сотню метров, он вдруг круто повернул к одинокой толстой березе на обочине и врезался в нее. Переднее колесо сплющилось в лепешку, фара рассыпалась вдребезги. Виталька отделался приличной шишкой, которая, будто рог у молодого козленка, выросла у него на лбу прямо на глазах. Потирая шишку, он стоял у березы и задумчиво смотрел на покалеченный мопед.

– Всего одна береза-то и стояла у дороги… – заметил Роман, поднимая мопед.

– Была бы другая, он еще раньше свернул бы, – сказал Гришка. – Чего это ты, решил пойти на таран?

– Наверное, из меня не получится мотоциклист, – вздохнул Виталька. – Любой предмет на дороге притягивает меня, как магнит.

Роман прислонил мопед к березе и сел на траву. Подошедшие ребята набросились с упреками на Гладильникова.

– Откатались, братцы, – сказал Роман. – Эту восьмерку и за день не выправишь.

– У меня есть фара от старого отцовского мопеда, – сказал Виталька. – Подойдет?

– Тащи, – сказал Роман.

Виталька уже было ринулся в сторону поселка, но Роман остановил его.

– Не к спеху, – заметил он. – Вечером принесешь.

Ребята расселись вокруг Романа. Настроение было испорчено.

– По домам, что ли? – поднялся Лешка Дьяков.

– Придешь в понедельник? – взглянул на него Роман.

– Я, как все, – сказал Лешка.

У дома Тони Яшиной Роман встретил Майю. Гришка и Виталька с мопедом ушли вперед, и Роман столкнулся с ней нос к носу.

– Проводи меня, – попросила Майя.

Она была тихой и серьезной. Куда делась ее былая насмешливость. И посмотрела на Романа как-то странно, будто впервые увидела его. Возможно, так оно и было.

– А ты умеешь с ребятами разговаривать, – сказала она, шагая рядом. – Не зря тебя председателем выбрали.

– Что же это мы тебя ни в какую бригаду не включили? – пытливо взглянул на нее Роман. – Ты ведь не собираешься оставаться в стороне?

– Я же говорю, ты хороший организатор, – улыбнулась она.

Майя пристально посмотрела ему в глаза. Он моргнул и отвел свои.

– Почему ты, Роман Басманов, притворяешься? – спросила она. – Ты ведь хочешь, чтобы я работала в твоей бригаде.

Роман опешил.

– У нас каждый человек на счету… – не очень убедительно промямлил он.

– Я знаю, как вредителей уничтожать, – сказала Майя. – Но вот как научить тебя говорить то, что думаешь, не знаю.

Роман смутился: ни одна еще девчонка так с ним не разговаривала. Он собрался ответить, но они уже подошли к дому бабки Пивоварихи, и Гектор, выскочив из калитки, стал прыгать вокруг них.

– Завтра утром пойдем в лес, – сказала она. – Ты обещал мне показать лисье логово. И…

– Больше я ничего не обещал, – перебил Роман.

– Я жду! – улыбнулась девочка.

И, хлопнув калиткой, ушла. За ней умчался и Гектор.

ДОЖДЬ

Роман удивился, увидев у калитки тоненькую фигурку Майи. Гектор весело подбежал к нему, обнюхал ноги. Роман потрепал его за шею и подошел к девчонке.

– Может, лучше завтра? – сказал он. – Дождь будет.

– С чего ты взял? – удивилась девочка, взглянув на тихое небо.

Не прошли они и километра, как стало накрапывать. Дождь был до того мелкий, что его и не видно, зато хорошо ощущаешь: влажным стало лицо, одежда, заблестели волосы.

Они идут по узкой лесной тропинке к лисьему логову. То обгоняя их, то отставая, рядом бежит Гектор.

У логова Роман попросил Майю взять фокстерьера на руки. Устроились под маленькой елкой.

Так и не вылезли на поляну лисята. Наверное, почуяли чужих. А может быть, в дождь им уютнее в теплой норе. Спят лисята, свернувшись в рыжие пушистые клубки, и видят свои звериные сны. А того и не знают, что извечный их враг фокстерьер совсем рядом…

Роман показал Майе и Черное озеро.

– Какие чудесные лилии, – сказала Майя, глядя на озеро. Роман молча разделся, прямо с берега бухнулся в воду, вызвав суматошное волнение Гектора. Наверное, решив, что человек тонет, фокстерьер бросился спасать его. Роман одну за другой рвал скользкие лилии, а Гектор плавал вокруг и передними лапами молотил по воде, брызгая в лицо.

– Смешной ты, – сказала Майя, когда Роман протянул ей пучок белоснежных лилий на длинных коричневых стеблях.

– Почему смешной? – спросил Роман, одеваясь.

– Наверное, вода холодная?

– Как парное молоко, – улыбнулся он. – В дождь всегда вода теплая.

Вдалеке прозвучал глухой выстрел. Вслед за ним – другой.

Гектор насторожился. Над ребятами с криком пролетели две сороки, пронесся дикий голубь витютень.

– Кого-то убили, – сказала Майя.

– Пойдем поглядим? – предложил Роман. – Охота запрещена, стрелять мог только браконьер.

– Дедушка говорит, что в наше время птиц и животных могут убивать только варвары, люди без сердца, – сказала Майя.

– А волков? – спросил Роман.

– Волки тоже приносят пользу. Там, где полностью истребили волков, уменьшилось поголовье лосей и оленей. Волки ведь в основном уничтожают слабых животных, сильные убегают от них. Мне очень больно, когда люди убивают птиц и животных.

Гектор оглушительно залаял и устремился вперед.

Роман и Майя увидели парня в мокрой брезентовой куртке, в болотных сапогах. Он отбивался от наседавшего на него фокстерьера.

– Я могу невзначай и зашибить, – увидев их, сердито сказал парень. – Угомоните этого черта! Махонький, а налетел, как овчарка…

Это был Егор Пестрецов. За спиной у него дулом вниз – охотничье ружье. Значит, это он стрелял.

Майя схватила за ошейник рассвирепевшего Гектора.

– Чего это вы в дождь шляетесь по лесу? – насмешливо взглянул на них Егор.

– Разве нельзя? – спросила Майя.

– Наладил мой мопед? – не удостоив девчонку ответом, повернулся к Роману Егор.

– Он теперь не твой, – сдерживая гнев, ответил Роман.

– Это вы стреляли? – спросила Майя.

Егор посмотрел на девочку своими немного косящими глазами, будто увидел ее впервые.

На губах непонятная усмешка. Никогда не поймешь, что у этого парня на уме…

– Зачем тебе это знать? – сказал он. – Чего это вы со своим смешным стариканом нос суете не в свое дело? Тому не нравится, что лес рубят, этой… – Егор запнулся, не зная, как ее назвать, – что стреляют в лесу. Лec-то наш, голубушка. Наш, кровный, Погаринский… А вы откуда тут взялись? Из Питера? Вот поезжайте туда и командуйте. А тут у нас свои порядки, пташка ты сизокрылая!

– Вы нехороший человек, – сказала Майя и отвернулась, успокаивая вертевшегося волчком в ее руках Гектора.

– Скажи спасибо, что не прибил собачонку-то, – ответил Егор. – Чего она налетает, как оглашенная?

– Она хороших людей не трогает, – сказала Майя.

– Дура она, – убежденно сказал Егор Пестрецов. – Бросается на человека с ружьем. Умная собака и близко не подойдет…

Встреча с Пестрецовым поселила в сердце Романа смутное беспокойство.

Уходя, Егор снова остановил на нем свой тяжелый взгляд.

– Не нашел я сетку-то, – сказал он. – Как в воду сгинула… Истинно в воду! Поспрашивал я народ… Никого в то утро не было на озере, кроме тебя… А сетка-то новая, капроновая. Полсотни, как одну копеечку, отдал за нее… Куда ж она подевалась, Роман?

– Почем я знаю? – пожал плечами Роман. – Я ее не караулил.

– А ты припомни… – посоветовал Егор. – Может, ненароком и наткнулся на сетку-то… Бывает такое: пропадет сетка, а потом снова на том же месте окажется… Я на озеро-то заглядываю, все думаю: должна сетка объявиться. Куда ж ей деваться? Кроме своих, на озере-то никого не видно. А свои со мной ссориться не станут…

Ну, бывайте здоровы, юные натуралисты. – Он с ухмылкой взглянул на Майю, все еще державшую Гектора: – Крепче держи! Ненароком вырвется и разорвет меня на куски… – громко хохотнул и ушел, немного косолапя.

– Ты боишься его? – спросила Майя и отпустила Гектора.

– Сетку его я утопил… – неожиданно признался Роман.

– Ты не умеешь врать, – сказала Майя. – Я сразу поняла, что это твоя работа.

– Думаешь, он догадался?

– У него такие злые глаза, а сам улыбается, – сказала Майя.

– Егор никому ничего не прощает… – вздохнул Роман.

И снова они идут в глубь леса. Роман впереди, за ним Майя. Гектор замыкает шествие. Девочке хочется спросить Романа, что это за лиловые цветы меж маленьких елок, но вокруг такая тишина, и ей не хочется ее нарушать. Даже Гектор вот уже с полчаса ни разу не тявкнул.

Шея у Романа загорела, густые черные волосы косицей спускаются на воротник клетчатой рубахи. На затылке, ближе к правому уху, небольшое, с копейку, светлое пятнышко. Старый шрам. Плечи широкие. Идет Роман легко, бесшумно, но почему-то руками размахивает. И от этого лопатки так и ходят. Через плечо брезентовая сумка. Что у него в сумке? Наверное, еда какая-нибудь? Майя с удовольствием присела бы на полянке под толстой елью и перекусила. Сколько они уже в лесу? Часа два, три? Девочка уже и счет времени потеряла. В лесу время не ощущается. Кругом столько интересного, что глаза разбегаются!

Роман остановился и взглянул на девочку. Лицо у него серьезное, чувствуется, что он волнуется.

– Ты останешься здесь с Гектором, – сказал он. – Только не отпускай его!

– Ты думаешь, он придет? – спросила Майя.

– Держи крепче, – сказал Роман.

Отойдя на другой конец поляны, он стал на черный пень и несколько раз свистнул. Подождал немного и снова свистнул. Стал прислушиваться.

Так прошло несколько минут.

Майя ничего не слышала, но Роман помахал рукой, чтобы отошла подальше. И Майя поняла: Тришка пришел! Учуял его и Гектор, ощетинился и зарычал. Девочка зажала ему морду ладонью и спряталась за толстое дерево. Пес оцарапал когтями ей руку, но Майя еще сильнее прижала его к себе.

Она выглянула из-за дерева и увидела Тришку. Он стоял на задних лапах и обнюхивал Романа. Рядом с огромным медведем мальчишка казался хрупким и маленьким.

Роман достал из сумки угощение, и Тришка, причмокивая, стал есть. Иногда он поднимал большую голову с крошечными круглыми ушами и посматривал в сторону Майи. Когда пасть его широко раскрывалась, были видны крепкие желтоватые клыки. Тришка ел, а Роман гладил его, похлопывал по плечам, выбирая сосновые иголки из густой темно-бурой шерсти.

Роман обвил шею Тришки желтым ремнем с металлическими украшениями.

Майя видела, как Роман достал из сумки желтый ремень с блестящими металлическими украшениями и обвил им шею зверя. Тришка ничего не замечал. Он громко хрумкал сахаром, и из пасти его текла слюна. Роман застегнул ошейник, просунул между шеей медведя и ремнем руку: не туго ли?

А потом случилось совсем неожиданное: Тришка мягко повалился на зеленоватый мох и стал кататься, как обыкновенная собака. Все четыре лапы он поднял вверх, оскалил морду, будто улыбался, и манил лапой Романа, приглашая поиграть. Наконец, ему это занятие надоело, он поднялся и снова подошел к мальчику. Вот он присел, лапой дотронулся до ошейника, фыркнул и попытался стащить его, но ошейник не поддавался. Роман стал что-то говорить, гладить Тришку, и тот позабыл про ошейник. Вытянул морду, лизнул мальчишку в лицо. Роман выгреб из сумки остатки угощения и протянул медведю. Тот радостно хрюкнув и снова принялся за еду.

– Иди, Тришка, иди! – уговаривал Роман.

Однако медведь непонимающе смотрел на него и не двигался с места. Он привык провожать своего друга до лисьей поляны.

И когда Роман, попрощавшись с ним, пошел прочь, Тришка, переваливаясь, засеменил за ним. И в этот момент из рук Майи с визгом вырвался Гектор…

Майя в ужасе закрыла глаза. Все, сейчас Тришка его разорвет! Она услышала громкий лай, затем угрожающее ворчание и резкий голос Романа: «Гектор! Нельзя!»

Открыв глаза, она увидела ощетинившегося Гектора на руках Романа. Поднявшийся на дыбы медведь осторожно его обнюхивает. И что удивительно, пес даже не вырывался из рук. Словно медведь его загипнотизировал. Лишь вздыбленная шерсть и оскаленная морда выдавали его волнение.

Тришка легко опустился на все четыре лапы и, не обращая больше внимания на Гектора, вперевалку зашагал рядом.

– Что же ты не сказал, что мы пойдем к Тришке? – упрекнула Майя. – Я взяла бы для него чего-нибудь вкусненького.

– В другой раз, – улыбнулся Роман.

Тришка, услышав свое имя, взглянул на девочку совсем как человек, потом на Романа, и Майя и Роман рассмеялись. Но медведю это не понравилось, и он легонько подтолкнул Романа носом, мол, я могу и обидеться…

– Я не хочу, чтобы он опять привыкал к людям, – сказал Роман, нахмурившись. – Его уже пытались убить… А за что? Возьмет иногда и придет в поселок, а там переполох. Недавно опять двух женщин напугал.

– Поэтому ты и ошейник на него надел?

– Я специально приклепал блестящие бляхи, – сказал Роман, – чтобы издалека было заметно.

РАЗГОВОР НИКИТЫ ПОЗДНЯКОВА С ОТЦОМ

Петр Васильевич Поздняков заглянул в раскрытый улей. В руках у него дымокур. Когда пчелы начинали недовольно гудеть и пытались взлететь, он окуривал их едким синим дымом. Дымокур попискивал, как гармошка. Пчелы сразу становились смирными и вяло ползали по рамке.

Никита стоял в стороне и наблюдал за отцом. Он пчел не боялся, тем более что после заката солнца они вялые и неохотно покидают улей. Да и то ненадолго: покружатся вокруг и снова в свой домик.

Отец стащил с головы предохранительную сетку, отложил дымокур. Двумя пальцами осторожно снял с головы запутавшуюся в волосах пчелу и посадил в летку нового деревянного улья. От сетки на лбу осталась красная полоска. Поздняков-старший присел на низенькую скамейку, на которой любил вечером, повозившись с пчелами, покурить.

Скамейка была коротенькая, только для одного, и Никита уселся на осиновый чурбак, на котором отец сколачивал улей. Отец закурил, и в небо потянулась тоненькая синяя струйка.

– У тебя неприятности? – спросил Петр Васильевич. Он уже давно заметил, что Никита чем-то озабочен, то и дело бросает на него пытливые взгляды, но молчит.

– Я хотел стать лесорубом, как и ты… – задумчиво сказал Никита.

– А теперь?

Отец и сын всегда говорили друг другу правду.

– А теперь я не хочу быть лесорубом, – твердо сказал он.

Отец отвернулся и, нагнувшись, посмотрел в щель нового улья. Потом приложил ухо к дощатой крышке.

– Гудят, – улыбнулся он. – На новом месте устраиваются… Может, завтра покрасишь улей?

– Завтра с утра мы идем на старые делянки жечь сучья, которые вы оставили…

– Что ж, дело хорошее, – сказал отец.

– В далекой древности лесов на планете было куда больше, но люди и тогда сохраняли их, оберегали. На Мадагаскаре триста лет назад человеку, который срубил дерево в лесу, на этом же пне отсекли голову…

– С Храмовниковым беседовал? – улыбнулся отец.

– Папа, если человек вырубит леса, ни животные, ни люди не смогут жить на земле!

– Никто не собирается вырубать весь лес под корень.

– Профессор сказал, что планета «облысела». И нерадивые леспромхозы тоже наносят урон русскому лесу… Мы будем уничтожать вредителей. И сжигать сучья, что остаются после вас…

Петр Васильевич долго молчал, задумчиво глядя на зубчатую окаемку бора. Закатные краски над лесом бледнели. Вдоль леса к речке пролетели два хохлатых чибиса. Когда кончается длинный летний день, а ночь еще не наступила, всегда стоит прозрачная тишина. Дневные птицы уже умолкли, ночные еще не решаются подать голос.

– Я слышал, Василий Васильевич даже в отпуск не поехал, – сказал отец.

– Он нам ничего не говорил.

– А сможете ли вы опыливать деревья? Это сложно и небезопасно.

– Не боги горшки обжигают, – ответил сын.

– Ты у меня становишься взрослым, – улыбнулся отец.

– Мы уничтожаем вредителей, – сказал Никита и пытливо посмотрел на отца.

– Можно подумать, что я тебя стану отговаривать, – сказал Петр Васильевич. – Большое дело сделаете, если всерьез за это возьметесь… Я боюсь одного: как быстро загорелись, так быстро не остыли бы. Борьба с лесными вредителями требует и времени и терпения. Были вы хоть раз на старых делянках? Видели, как прижились ваши саженцы?

– Василий Васильевич сказал, что мы хозяева леса. И мы не дадим в обиду свой лес.

– Объявишь мне войну? – усмехнулся отец.

– А запретят когда-нибудь лес рубить?

– Запретят, – сказал отец. – В таких масштабах. Сколько железная дорога забирала древесины – все шпалы делались из дерева. А телеграфные и электрические столбы? Теперь все это из железобетона. Лес будут рубить, но культурно и для самых необходимых нужд, а не для спичек… Пластмасса и другие синтетические материалы заменят многие изделия из дерева.

– Тогда ты останешься без работы?

– Я столько срубил деревьев, что даже если до конца жизни буду сажать молодняк, и тогда не рассчитаюсь с лесом. А вообще и на мой и на твой век леса в стране хватит…

– А потом?

– Что потом?

– Святослав Иванович говорит, что нужно смотреть дальше. После нас тоже будут жить люди. И они уже никогда не увидят мамонтова дерева. Этих деревьев даже в заповедниках нет, их вырубили.

– Неплохо просветил вас Храмовников, – смущенно сказал отец. – Ловко и меня ты поддел.

– Папа, а ты нам поможешь?

Петр Васильевич взглянул на усыпанное звездами небо, поднялся со скамейки и подошел к улью. Приложив ухо к стенке, послушал.

– Бурлят, – сказал он. – Надо чуть свет встать посмотреть – чего доброго весь рой может сняться и улететь…

– Святослав Иванович показывал нам этих жучков, – думая о своем, сказал Никита. – Малюсенькие, а какой вред от них! Огромные деревья убивают на корню.

– Я завтра позвоню на склад удобрений, – сказал отец. – Если есть у них подходящие ядохимикаты, попрошу, чтобы отгрузили нам несколько пакетов… Утром в район две наши машины пойдут, вот и захватят. Вчера Храмовников называл эти ядохимикаты, да из головы вон! Трудные названия…

– Я сбегаю к профессору! – сорвался с места Никита. – Запишу все и тебе принесу.

– Поздно уже…

– Я быстро! – воскликнул Никита и, перепрыгивая через капустные рядки, помчался к калитке.

Петр Васильевич задумчиво посмотрел ему вслед. Не на шутку растормошил Храмовников ребят… Рано или поздно перед ними придется держать ответ.

Из леса доносились резкие птичьи крики. Месяц облил черные замшелые крыши домов желтовато-серебристым светом. Веретенообразное облако еще больше вытянулось, заостренный конец налился густой синевой.

Тихо в Погарино.

КОСТРЫ

На красноватых, свежеспиленных осиновых пнях сидят Святослав Иванович Храмовников и учитель физики Василий Васильевич. На коленях у них промасленные пакеты с бутербродами, в руках бутылки с молоком. Перед ними простирается недавно вырубленная делянка с ворохами обрубленных веток. Листья и иголки пожелтели, ошметки разноцветной коры усыпали землю. Пни источают горьковатый запах, и над ними вьются бабочки, пчелы. Мальчишки и девчонки расчищают делянку: стаскивают в кучу разбросанные вокруг пней ветви, железными и деревянными граблями сгребают в вороха гнилье, листья, сучки.

По совету Василия Васильевича отходы древесины ребята сложили посередине делянки.

Ребята уже пообедали и азартно таскали ветви в кучу. По совету Василия Васильевича отходы древесины сложили посередине делянки, однако поджигать кучу учитель физики пока не разрешал.

– Пришли все, – кивнул на работающих мальчишек и девчонок Василий Васильевич. – Здорово вы их разбередили!

– Вы знаете, – сказал Храмовников, – когда я стащил вашего Романа Басманова чуть ли не за ногу с дерева, которое они обкорнали, и увидел его глаза, то сразу понял: на этого парнишку можно положиться… И я рад, что не ошибся!

– Его ребята уважают, – поддержал Василий Васильевич. – Дельный парень, а ребята это хорошо чувствуют. И потом, у него золотые руки: любую вещь может отремонтировать. У меня в кабинете физики вышел из строя сложный электрический прибор, так что вы думаете? Басманов четыре дня провозился с ним и сделал.

Храмовников кивнул на Майю, что-то говорившую Роману. Тот, улыбаясь, достал из-за пазухи оставшиеся после обеда бутерброды и один протянул ей. Майя взяла бутерброд.

– По-моему, ваш вожак слушается ее? – улыбнулся он.

– Никогда не замечал, чтобы Роман Басманов дружил с девочками, – усомнился физик.

– А Майя больше дружит с мальчиками.

Василий Васильевич поднялся, стряхнул с брюк крошки и осмотрелся. Затем подозвал Никиту Позднякова – тот неподалеку собирал сучья – и спросил:

– В какую сторону ветер дует?

Никита послюнявил палец, поднял его вверх:

– С запада.

– А где запад?

– Там, – неуверенно кивнул Никита в сторону ребят, возившихся у кучи хвороста.

– А точнее?

– Вы меня как на уроке спрашиваете, – кисло улыбнулся Никита.

– Ребята! – крикнул Василий Васильевич. – Кто быстро определит четыре стороны света?

Вокруг учителя физики собрались школьники.

Каждый показывал по-разному. В этой дискуссии не принимали участия лишь Майя и Роман. Они стояли под покосившейся молодой елкой и азартно спорили, не обращая ни на кого внимания.

– Я читала где-то про рысь, совсем ручную, она ходила за своей хозяйкой, как собака, – говорила Майя.

– Я тоже читал в каком-то журнале, как муж и жена приручили черную пантеру и каждое утро совершали по парку прогулку с ней… А однажды черная пантера одна пришла в парк. Бросились в дом, где жила пантера, и оказалось, что она уже позавтракала своими хозяевами…

– Иностранный юмор! – усмехнулась Майя.

– Это факт.

– Насчет черной пантеры не знаю, а вот лисенка можно приручить, – стояла на своем Майя. – И даже волка!

– О волке не буду спорить, а лису приручить очень трудно, – отвечал Роман. – Просто невозможно. Мой дед убил лису, а детенышей принес домой в шапке. Из соски кормил их, а все равно, как подросли, убежали из дома. Ни одного не смог приручить.

– Я бы приручила, – сказала Майя. – На что чайки сердитые птицы, но одна до сих пор прилетает к нам на балкон. Я ее из рук кормлю, больше она никого не подпускает.

– Ну, вот что, – нахмурившись, сказал Роман. – Это нора моя, и никакого лисенка ты оттуда не возьмешь. Поняла?

– Ну и не надо, – вдруг уступила Майя и улыбнулась. – Я бы тоже своих зверят никому не отдала… Почему костер не разжигают? – взглянула она в сторону сгрудившихся у кучи ребят.

– Спички-то у меня! – хлопнул себя по карману Роман и обрадованно припустил к ребятам.

Майя видела, как он подбежал к мальчишкам, подкинул вверх желтый коробок со спичками. Длинный Лешка Дьяков поймал, нагнулся над кучей и, заслонясь от ветра, чиркнул спичкой. С первого раза у него ничего не получилось. Когда валежник не вспыхнул и с третьей спички, Никита Поздняков отобрал у него коробок и сам поджег кучу. Сначала в небо потянулся тоненький хвостик синего дыма, потом повалили беловатые жирные клубы дыма с проблесками пламени. И, наконец, вся куча запылала. Ребята отступили от костра. Если выстреливал горящий сучок, кто-нибудь из мальчишек хватал его голыми руками и обратно бросал в огонь.

Костер пылал, стрелял раскаленными сучками, трещал.

Василий Васильевич и Святослав Иванович стояли в стороне и наблюдали за костром. И ребята были начеку. Они не давали ни одному угольку упасть на сухую, усыпанную хвоей и щепками землю.

– Поздняков договорился с районным начальством насчет самолета, – сказал Василий Васильевич. – Обещали завтра прислать. Опылять будут весь погаринский лес и еще гектаров сто пятьдесят к югу.

– Достаточно опылить и сто гектаров, – сказал Святослав Иванович. – Вредитель еще не успел так далеко распространиться.

– А звери? Птицы? Это опыление с воздуха – палка о двух концах: лес спасаем, а живность убиваем.

– Нам пришлют ядохимикаты, которые вы просили, – сказал Василий Васильевич.

– Это хорошо, – повеселел Храмовников. – По крайней мере птицы не пострадают.

– Можно вторую кучу поджигать? – крикнул Роман.

– Пусть сначала все прогорит, – сказал учитель. – Здесь недалеко ручей, берите брезентовые ведра и таскайте воду. Ни одной тлеющей головешки не должно остаться!

– Где ручей? – спросила Майя и схватила с земли сплющенное брезентовое ведро. На Романа она не смотрела.

ЕГОР И РОМАН

Лес неудержимо притягивал к себе Майю. Каждый поход ребят на делянку был для нее праздником. Вторую неделю ребята с утра до вечера пропадали в лесу. Были полностью расчищены и подготовлены для посадки саженцев шесть заброшенных вырубок, сожжены тонны древесных отходов.

Четыре утра подряд прилетал маленький «кукурузник» и опыливал лес. Ребята видели, как за ним тянулось огромное бледно-серое облако: это сыпались из бункера ядохимикаты. В это время в лесу никакие работы не велись. Возле конторы стояли грузовики. Лесорубы сидели на лужайке и дожидались, когда самолет закончит опыление.

Святослав Иванович забывал даже пообедать: весь день в лесу. А вечерами вместе с Василием Васильевичем колдовал в школьной лаборатории. На двух сдвинутых вместе столах – пробирки, растворы, банки с жуками, личинками.

Настроение у старого профессора с каждым днем становилось лучше. Вредители гибли, а его любимые птицы почти безболезненно переносили опыление.

Всю неделю нещадно палило солнце. На небе не было и намека на тучу. Облаков и тех уж который день не видно. Яркое синее небо и ослепительное солнце. Уклейка заметно обмелела. И раньше-то в ней с трудом можно было выкупаться, а теперь в самом глубоком месте по колено.

Лесник запретил жечь костры в лесу. Эта солнечная неделя вытянула из леса всю влагу. Там, где раньше под ногой выступала вода, теперь сухо похрустывал ломкий мох.

Ребята по-прежнему ходили в лес, расчищали вырубки, сгребая мусор в кучу. Мальчики работали в одних трусах и здорово загорели. Девчонки стеснялись раздеваться и с завистью посматривали на мальчишек.

После работы гурьбой спешили на Черное озеро и там в прохладной воде купались до полного изнеможения.

Когда самолет опыливал лес, на работу выходили лишь после обеда. Но Майя уговорила Романа пойти к лисьему логову сразу после того, как улетел самолет. Ей показалось, что он летал над той самой полянкой. А вдруг лисята отравились?

На этот раз они не взяли с собой Гектора.

Солнце припекало. На трухлявой поваленной березе греются на солнце длинноусые жуки-дровосеки. Этих никакой яд не берет.

Майя сидит в кустах рядом с Романом. Ее вьющиеся, как пружинки, волосы щекочут щеку Романа, но он боится шевелиться: на полянке резвятся три лисенка. Значит, им яд не вреден. Упираясь толстыми лапами в песок, они тащат в разные стороны истрепанную заячью шкуру. Лисята рычат, повизгивают, сузившиеся глаза недобро поблескивают. Вот один из них ухитрился завладеть шкуркой и со всех ног бросается наутек. Но его тут же настигают другие, и снова на желтой полянке кутерьма. Не разберешь, не поймешь, где голова, где хвост, где лапы. Сплошной клубок из ушей, хвостов и лап.

– Подойдем к ним? – шепчет Майя.

Роман отрицательно мотает головой: как только зверята почуют их, сразу спрячутся в нору. Но девочка встает и, протянув руку, идет к лисятам. Комок мгновенно распадается, и три пары настороженных округлившихся глаз глядят на незваную гостью. Еще мгновение, и на поляне пусто.

– Они не испугались, Роман! – смеется Майя. – Просто не желают со мной знакомиться.

– Это тебе не щенки и не котята, – говорит Роман, распрямляясь. От долгого сидения на корточках онемела шея.

– Какие смешные! Мне так захотелось потрогать их…

– Не советую, можешь без пальца остаться.

– Даже не верится, что такие симпатичные зверюшки могут укусить.

Ветви протянулись над самой головой. Маленькая юркая птичка с желтым хохолком снует меж ветвей. С любопытством поглядывая на ребят, нет-нет и рассыплет по притихшему лесу чистую звонкую трель. Других птиц не слышно. Певчие птицы любят светлый лес, пронизанный солнцем.

– Я такой лес только на картинах Васнецова и Шишкина видела, – говорит Майя.

Роман в картинах и художниках не очень-то разбирается и переводит разговор на другое.

– Хочешь, научу тебя ездить на мопеде?

– Правда? – оживляется Майя. – Я думала, ты только мальчишек учишь.

– Как исключение… – улыбается он.

Мопед они оставили в кустах у Черного озера.

С трудом пробрались они сюда по узкой лесной тропинке, а дальше и на велосипеде не проедешь.

Мопед стоял на месте. Роман вывел его на тропинку, завел и, подождав, пока девочка заберется на заднее сиденье, тронул с места. Роману хотелось с шиком прокатить ее по лесу, но негде было развернуться: тропинка узкая, виляет меж толстых деревьев, да и почва пружинит. То старые листья, то папоротник, то зеленый мох. Лишь вырвавшись из леса, Роман припустил по лугу вдоль Уклейки.

Майя оказалась понятливой ученицей. Не сравнишь с Виталькой Гладильниковым. Правда, раза два она упала, но машину не повредила, лишь локоть себе оцарапала. Мопед трещал на первой скорости – вторую Роман пока опасался включать, – за ним тянулся синий жирный дымок, длинноногая девчонка с развевающимися волосами, азартно вцепившись в руль, катила по лугу. Внезапно руль круто вильнул, и Майя полетела в траву. Мопед подпрыгнул козлом и повалился набок. Девочка тут же вскочила на ноги и, подбежав к маленькой кочке, усыпанной желтыми цветами куриной слепоты, нагнулась. Роман подошел к ней.

– Чуть на гнездо пеночки не наехала, – сказала она.

У самой кочки, в траве, спряталась аккуратная серая корзиночка, сплетенная из сухих травинок и выложенная пухом. В ней лежало пять маленьких пестрых яиц. А над головами ребят с криком порхали обеспокоенные птицы.

– Она вылетела из-под самого колеса, – продолжала Майя. – Я как крутнула руль… Почему я упала?

– Кто же на скорости круто поворачивает?

– Зато на гнездо не наехала, – сказала Майя.

Роман выправил руль и, подняв голову, увидел Егора Пестрецова. Тот стоял на тропинке и причесывал розовой расческой мокрые слипшиеся волосы. Видно, только что выкупался в Уклейке. Там, у старой запруды, есть одно глубокое место. Даже Егору будет с головой. И хотя Пестрецов, как обычно, улыбался, темные глаза смотрели пристально и недобро. В детстве его звали Косым, а потом почему-то это прозвище от него отлипло. Может, потому, что Егора в поселке старались не задевать. Одно время он работал на валке леса, потом – слесарем в ремонтных мастерских. Здесь он зарабатывал меньше, но зато времени свободного у него было больше. А все свободное время Егор проводил в лесу или на озере. И его мать частенько ездила с большой завязанной мешковиной корзиной в райцентр на рынок. А что было в корзине, никто не знал, могли лишь догадываться…

Кончив причесываться, Егор дунул на расческу и спрятал в карман. Шелковая рубашка с молнией обтянула широкие плечи, чисто выбритые щеки лоснятся. У Пестрецова праздничный вид. Уж не идет ли он снова свататься к Никифоровой дочке?..