Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Виктория Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 22

Игорь шёл медленно, не сводя с меня пугающего взгляда.

Каждый его шаг, словно выстрел, отдавался в висках, заставляя сердце замирать.

Я не боюсь его. Знаю, Игорь никогда не причинит мне вреда. Но руки дрожат от волнения – под его взглядом невозможно оставаться спокойной.

Суржевский подошёл вплотную. Так, что я не видела больше ничего и никого вокруг. Ощущала лишь жар, исходящий от его крепкого тела, его обжигающее дыхание на своём лице.

Рядом с ним я казалась себе такой маленькой и беззащитной… Слишком беззащитной. Слишком отпустила сердце и мысли. Слишком расслабилась. Рядом с ним – всё слишком.

И сейчас я слишком остро ощущаю перемену в его настроении.

Я молчала. Игорь тоже не спешил говорить. Разглядывал моё лицо, всматривался в глаза, пытаясь в них что-то увидеть.

Так разве ты не видишь? Я вся открыта перед тобой. Разве это не отражается во взгляде?

Хотелось всё это сказать, но тело отказывалось подчиняться. Оставалось лишь смотреть с немой мольбой в глаза мужчины, который за каких-то пару недель перевернул мою жизнь с ног на голову одним своим присутствием.

– Пойдём.

Суржевский схватил меня под локоть и повёл к выходу из театра.

Кажется, его кто-то окликнул, но Игорь продолжал двигаться вперёд, ведя меня за собой.

Я шла, словно на казнь, еле поспевая за широкими шагами своего палача, который даже не пытался сделать скидку на мои высокие каблуки.

Только бы позорно не упасть, преодолевая ступени…

Перед глазами замаячил выход из театра, и я-таки ускорила шаг, желая скорее глотнуть холодного воздуха, но Суржевский неожиданно потянул меня вправо, распахнул массивную дверь и затолкал в одну из театральных лож.

Зал уже давно опустел и сейчас своим безмолвием лишь усиливал и без того напряжённую атмосферу. Алый занавес, кресла, огромная хрустальная люстра уже не казались такими шикарными. Скорее, кровавыми, жуткими.

Огромное помещение эхом отражало моё тяжёлое дыхание, звучащее в тишине слишком громко.

Игорь отпустил мой локоть, и я попятилась к периллам, потирая место, на котором, наверняка, останутся следы от его пальцев.

Я даже не пыталась предполагать, что могло произойти за те пятнадцать минут, что Игоря не было рядом со мной. Знаю, он скажет сам, и мы всё уладим, как взрослые люди…

Но Игорь молчал. Он стоял, опершись локтями на перилла балкона и сосредоточенным взглядом изучал пустую сцену. Суржевский не шевелился. Ни единый мускул на его лице не дрогнул, я не видела даже его дыхания.

Сейчас он как никогда напоминал хищника, и от этого зрелища вопреки всему захватило дух.

Я затаила дыхание, стараясь не привлекать внимания, и ждала. Напряжение возросло до максимума. Казалось, даже воздух заискрился.

– Когда выйдет статья?

Я прикрыла глаза, отсчитывая, сколько раз эхо разнесёт эту фразу по залу.

Один, два, три, четыре…

А это уже удары моего сердца, которые, кажется, сейчас прекратятся.

Это ведь недоразумение? Конечно, я всё объясню, и Игорь поймёт. Разве важно, какая у меня профессия? Разве важно, что я хотела брать у него интервью? Я ведь не собираюсь в самом деле ничего писать!

Суржевский повернулся ко мне и перестал сдерживаться. Я почувствовала ярость, исходящую от него. Мужчина буквально излучал гнев, и вот тогда мне стало страшно…

Игорь оттолкнулся от перилл и вновь приблизился ко мне, подавляя своим физическим превосходством, своей силой, своей агрессией.

Я сжалась и обхватила себя руками. Говорить было страшно. Казалось, если я сделаю резкое движение или что-то скажу – он разорвёт меня на куски.

Суржевский протянул руку, и я отшатнулась, по-настоящему опасаясь удара. Но мужчина лишь запустил ладонь в мою причёску.

Больно. Слепленные лаком пряди тянули, шпильки впивались в кожу, сердце разрывалось на части.

Игорь сжал руку в кулак и слегка дёрнул вниз, заставляя меня откинуть голову и посмотреть ему в глаза.

Мужчина приблизился к моему лицу так, что я ощущала его горячее дыхание. Губы Суржевского практически касались моих, несмотря ни на что вызывая томление в груди.

– Когда выйдет статья, маленькая лживая тварь? – прошептал мужчина.

Я зажмурилась. Эти слова, словно ножи, резали на живую. И, самое обидное, я совершенно не чувствовала своей вины. От этого в сто раз больнее.

А Игорь продолжал меня ранить:

– И что ты там написала? – Суржевский криво усмехнулся. – Хвалю, красная шапочка. Далеко пойдёшь… Часто ноги раздвигаешь для подобных целей?

Слеза скатилась по щеке и упала на рукав дорогущего пиджака Суржевского, но он не обратил на это никакого внимания, занятый моим уничтожением.

– А знаешь, печатай. Я не буду мешать. Только обязательно напиши, как ты брала у меня в рот ради этой статьи.

И Игорь, оттолкнув мою голову, неаккуратно выпутал руку, вырвав пару склеенных прядей, развернулся спиной и схватился за дверную ручку.

– Очень советую тебе не попадаться мне на глаза, Алиса. Иначе я тебя уничтожу.

И Суржевский, аккуратно прикрыв дверь, вышел из помещения. И из моей жизни.

ГЛАВА 23

Впервые в жизни я добровольно отказалась от встречи с дочерью.

Позвонила в субботу утром и сказала, что приболела и боюсь их заразить.

И я почти не соврала. Я ужасно себя чувствую. Просто отвратительно. Всё тело ломит, голова раскалывается, но это ничто по сравнению с тем, что я ощущаю внутри.

С того самого мгновения, как Игорь закрыл за собой дверь, в душе бушует ураган, сердце бьётся с запредельной скоростью, разгоняя по венам кровь так быстро, что, кажется, она скоро начнёт просачиваться через кожу.

Возможно, если бы я сумела заплакать – стало бы легче. Но та слеза, которая испачкала рукав Суржевского, стала единственной.

Я чувствую непринятие ситуации. Не верю, что так случилось.

Ведь я не сделала ничего плохого! Знаю, что виновата. Должна была рассказать.

Не вчера. Вчера я всё сделала правильно. Если бы произнесла хоть слово – Игорь разорвал бы меня на куски, которые уже нельзя было бы склеить.

Я и так, вопреки всему, ощущаю острую обиду.

На себя – за то, что слабовольно побоялась испортить момент тогда, в постели, когда Суржевский открылся мне и пригласил на этот чёртов приём.

И на Игоря. За то, что так легко усомнился во мне. В одну секунду решил всё за нас и сжёг все канаты, не дав мне ни единой возможности предотвратить трагедию

Я пытаюсь мыслить трезво и не превращать произошедшее в катастрофу. Конечно, я не уверена, что для Игоря вчерашний день стал так же разрушителен, как и для меня.

Мы слишком мало времени провели вместе, чтобы говорить о чём-то серьёзном.

Мы не много разговаривали, плохо узнали внутренний мир друг друга, гораздо больше внимания уделяя телам…

Эта привязанность скоро пройдёт…

Так разве должно так сильно болеть? Разве должны все мои мысли быть об этом человеке?

Что он сейчас делает? Думает ли обо мне? Как сильно ненавидит?

Стоило лишь ему закрыть за собой дверь, я сразу поняла, что не смогу всё так и оставить. Я дам Суржевскому время, чтобы остыть, и поговорю с ним.

Мы же взрослые люди. Это обычное недоразумение. Так не бывает. Так не должно быть!

Я забираю Машу из деревни в среду, поэтому разговор с Суржевским должен состояться раньше. Надеюсь, он успеет успокоиться.

До вторника я не дотянула.

В понедельник сразу после последней смены в Домовом я поехала на Кутузовский. Я буду ждать его столько, сколько потребуется. Даже если он объявится домой только к ночи.

Мне всё ещё обидно, но я буду ждать.

Я никогда не прощу себе, если не объяснюсь, если не расскажу всю правду.

Конечно, я не уверена, что Игорь остыл. Но неужели я действительно так сильно ранила мужчину, что он будет злиться так долго? Значила ли я для него хоть что-то?

А если да, это хорошо для меня? Ведь, как известно, самую сильную боль нам причиняют именно те, кто дорог. Если я не безразлична Игорю, он может быть задет сильнее, чем я предполагаю. Может, не станет со мной говорить…

Но это ерунда. Мы слишком мало времени провели вместе. Такие, как Игорь Суржевский, не испытывают сильных привязанностей, тем более за столь короткий промежуток времени.

Значит, он поговорит со мной.

Или наоборот?

Я окончательно запуталась. В промёрзшем мозгу мысли отказывались собираться в кучу и разбегались в разные стороны, загоняя меня в ещё большую депрессию.

Несмотря на то, что двор в центре Москвы традиционно перекрыт шлагбаумом, заблудших пешеходов хватает.

Очень не хотелось бы устраивать из разговора представление, но я готова ко всему. Пусть смотрят, пусть слушают.

Ничто не помешает мне сказать Игорю, что я не врала.

Через час ожидания на промозглом ветру я окончательно задубела. Мороз не был крепким, отнюдь, влажный ветер резал по лицу, словно ножами, мелкий противный дождь вперемешку со снегом превратил мою кожу в нечто, напоминающее половую тряпку, размазав тушь по щекам.

Я пыталась укрыться от непогоды под козырьком подъезда, но и туда непогода то и дело доносила мерзкие капли, словно наказывая меня за то, что всё испортила.

Кроме того, врождённое нетерпение заставляло периодически выходить из неудачного укрытия к въезду во двор, пытаясь разглядеть, не едет ли знакомый внедорожник…

Три часа… Я топталась у подъезда уже три часа. И уже начала думать, что, возможно, придётся объясняться с полицией благодаря бдительным соседям… Наверняка, в каждом доме есть своя бабка-Тося-длинный-язык.

Тем не менее, моя уверенность, подкреплённая решительностью, которую всегда считала своей сильной чертой, оставалась непоколебима.

В темноте было трудно разобрать, что за автомобиль, слепя фарами, въезжает во двор. Но машину Суржевского я узнала сразу. Почувствовала. Сердце забилось быстрее, пытаясь заглушить доводы разума и все подготовленные слова.

Я вытащила руки из карманов пуховика и сильнее вцепилась в ремень сумки.

Развитое воображение подкидывало картины, словно из дешёвого фильма… Как Суржевский выходит из машины, а с пассажирского кресла одним изящным движением выпархивает женщина… Которую Игорь приобнимает за талию и ведёт в свою квартиру мимо меня… вместо меня.

Тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Ну и что. Пусть так. Он имеет право спать с кем хочет… По крайней мере до тех пор, пока я ему всё не объясню. Он поймёт. Может, не сразу… Обдумает всё пару дней…

Каково же было моё удивление, когда, одновременно с водительской дверью припаркованного авто распахнулась и пассажирская.

Я не готова. Я не готова видеть его с другой… Сердце замерло, и я перестала дышать.

И шумно выдохнула, когда в темноте московского двора разглядела, что это мужчина. Молодой парень. Высокий. В плечах практически не уступает Игорю, но Суржевский всё равно перетягивает внимание на себя.

Большой, сильный, опасный. Кажется, я даже вижу, как в темноте сверкают его глаза.

Волк… Его не приручить…

ГЛАВА 24

Дыхание становится прерывистым, и я пытаюсь успокоиться, переступая с ноги на ногу.

Игорь не видит меня, поэтому пока я могу просто наблюдать, как он, сунув руки в карманы тонких чёрных брюк, дожидается, пока его спутник помогает выбраться с заднего сиденья девушке.

Я не могу разглядеть, но седьмым чувством понимаю, что это – Маша. Дочь Игоря… А молодой мужчина – наверняка её парень.

Они одеты теплее Суржевского – на нём лишь чёрный пиджак, а белая рубашка так ярко выделяется в густой темноте, что слепит глаза. От этого ведь выступили слёзы?

Дверца автомобиля хлопнула, заставив меня дёрнуться, и все трое повернули в сторону подъезда.

В тот момент, когда Игорь, наконец, заметил меня, в груди ощутимо кольнуло.

Мужчина определённо не ожидал моего появления. Он даже замедлил шаг на долю секунды, чем привлёк внимание дочери, которая без умолку о чём-то рассказывала.

Игорь возобновил движение, а Маша посмотрела на меня. Парень, взяв её за руку, потянул к подъезду, и через пару секунд, показавшихся мне вечностью, троица подошла к крыльцу.

Суржевский прожигал взглядом входную дверь и уверенно двигался к ней, полностью игнорируя моё присутствие. Быстро сообразив, что Игорь не планирует вновь обратить на меня своё внимание, одним молниеносным движением перекрыла вход.

Игорь застыл с уже поднятой к домофону рукой.

Он стоял так близко, что я могла чувствовать тепло его тела.

А я продрогла. Едва сдерживалась, чтобы не прижаться к мужчине всем телом, втягивая его аромат. Но сейчас просто стояла и глубоко дышала, пытаясь пропитаться этой близостью насквозь.

Когда он успел стать таким родным? Настолько, что хочется завернуться в его руки, словно в пушистое одеяло, и спрятаться от всего мира. Только вот в руках Игоря не скроешься от него самого…

Из-за широкой мужской спины я не видела Машу и её парня. Мне вообще казалось, что мы одни. На секунду я даже позволила себе забыться и представила, что мы сейчас поднимемся в его квартиру вдвоём, где Суржевский снова сведёт меня сума своим хриплым голосом, диктующим пошлые приказы, и умелыми ласками, заставляющими кричать.

– Ты же не собираешься устраивать шоу?

Леденящий душу голос разом развеял все иллюзии. Игорь так и не взглянул на меня, от чего слёзы снова подступили слишком близко, но я готовилась к этому.

– Я хочу поговорить, – ответила шёпотом.

– Пап? – позади послышался заинтересованный женский голос.

Игорь сделал шаг назад, освобождая обзор, но я продолжала следить лишь за его каменным, ничего не выражающим лицом. Снова его маска…

Молчание затянулась. Кажется, моё появление вызвало чуть больше недоумения, чем можно было предположить.

Суржевский не спешил говорить. Говорить должна я. И я готова, пусть даже при свидетелях.

– Здравствуйте, Маша, – проявила вежливость и бросила быстрый взгляд на девушку.

Тем не менее, успела заметить, что на её лице отразилось удивление.

– Мы, пожалуй, пойдём, – парень потянул Машу за руку, и та, с неохотой, но поддалась.

Суржевский приложил «таблетку» к двери, я отошла в сторону, освобождая проход, и пара скрылась, оставляя нас наедине.

И только сейчас Игорь перевёл на меня взгляд.

Словно в голову выстрелил. Столько ненависти я увидела, что стало больно дышать. Он окутал меня ею с головы до ног, вызывая желание отряхнуться.

Что ж. Он думает, я заслужила…

– Игорь, я не собиралась писать статью. Точнее, собиралась, но как только…

Одним молниеносным движением Суржевский вдавил меня в твёрдую холодную стену. Он обхватил моё лицо крупной ладонью, больно нажимая на щёки и заставляя замолчать.

Перехватило дыхание.

Игорь снова был очень близко, но теперь вызывал лишь животный ужас.

– Что именно из сказанных мной слов ты не поняла? – прошипел Суржевский, обжигая лицо горячим дыханием. – Я выскажусь более доступным языком.

Игорь сильнее надавил на щёки, заставляя с шумом втянуть воздух.

Стало по-настоящему страшно. Перед затуманенным слезами взором всплыло улыбающееся лицо Маши, сквозь которое жуткий образ Суржевского, окутанного гневом, казался ещё страшнее.

– Если я ещё раз увижу тебя, лицемерная дрянь, я сделаю так, что в этом городе для тебя работы больше не найдётся. Так яснее?

– Ты не сможешь, – прошептала, сипя. – Маша… я…

Но во взгляде Игоря, который расплывался перед глазами страшным почерневшим омутом, я не увидела ни капли сострадания. Ни единой эмоции. Лишь всепоглощающая ненависть.

А что если он сможет? Сможет и сделает?

Я ведь его совсем не знаю… Иллюзия. Весь его образ, нарисованный моим воображением, лишь иллюзия. Обман. Я сама придумала себе Игоря Суржевского. Истосковалась, изголодалась… Стоило лишь дать немного ласки – влюбилась в вымысел. В плод собственных фантазий.

Способен ли он уничтожить меня? Меня и Машу.

Я попыталась мотнуть головой, но Игорь всё ещё удерживал моё лицо, однако, ответ мужчине не требовался.

Суржевский чуть потянул на себя и снова вжал моё тело в твёрдую стену. Если бы не объёмная вязаная шапка, я довольно ощутимо стукнулась бы головой…

Слёзы продолжали течь из глаз, оставляя солёные дорожки, разъедающие чувствительную кожу, как его нескрываемый страшный гнев и агрессивный взгляд разъедали душу.

Игорь наклонился ближе к моему лицу, и я задрожала от страха, вжав голову в плечи.

В какой-то момент показалось, что мужчина поцелует меня. Его губы находились так близко к моим, горячее дыхание холодило мокрое от слёз лицо, и я задержала дыхание, прикрыв глаза.

Но Суржевский брезгливо фыркнул и отпустил меня, освобождая от болезненного захвата.

Я боялась шевелиться.

– Надеюсь, теперь ты всё хорошо расслышала.

Закрыв глаза, я лишь кивнула.

После того, как тяжёлая дверь хлопнула, ещё несколько минут я не могла придти в себя.

Только мысли о дочке заставили оторвать от стены своё тело, кажущееся сейчас таким тяжёлым, что каждый шаг стоил огромных усилий.

Я справлюсь. Я переживу это. Заберу Машу, и мы снова будем счастливы. Вдвоём.

Но это будет в среду.

А сегодня я могу позволить себе побыть честной.

ГЛАВА 25

– Какая ты уже взрослая…

Я смотрела на свою девочку, наряженную в красивую блузку с объёмным жабо, чёрный сарафан, новые лакированные туфли и едва сдерживала слёзы.

– А бантики точно ровно завязаны?

Маша не могла оторваться от зеркала. Первый раз в первый класс. Для моей дочери это не пустые слова.

Она готовилась давно. Сама выбирала наряд, причёску, канцелярские принадлежности и тетради. Всё с храброй сердцем Меридой. Это любимый мультик Маши. По понятным причинам – дочь ассоциирует себя с принцессой из-за цвета волос. У Маши они тоже огненно-рыжие и густые, слегка вьющиеся.

– Ровно, Машуль. Ты прекрасно выглядишь.

– Спасибо, мам.

Девочка улыбнулась мне самой искренней на свете улыбкой и схватила цветы, тоже выбранные самостоятельно.

Ну а мне достался рюкзак, который я с трепетом подхватила с пола.

Линейка прошла традиционно. Взрослые умилялись стихам, которые читали первоклашки, дети устали уже через пять минут и начали ныть. Маша все полчаса отстояла с задранным кверху курносым носом, словно в любую секунду её могли сфотографировать папараццы, а я то и дело поглядывала на мобильный, опасаясь опоздать на работу или пропустить звонок от шефа.

Я не вернулась в журнал. Давно думала о том, что пора подыскать нечто более перспективное и спокойное. Настоящую работу, как говорит мама. И более высокооплачиваемую.

Так что произошедшее с Игорем можно считать отправной точкой для моей новой жизни. Лучшей жизни, несмотря на то, что Суржевского в ней всё-таки нет.

К моему собственному удивлению, я довольно долго отходила от этих отношений, хотя никаких отношений-то и не было. Суржевский так глубоко засел в душу, что вытравить его оттуда оказалось очень трудно.

Я плохо спала ночами, часто зависала, засматриваясь в одну точку, а первые недели регулярно плакала, запираясь в ванной, от чего краснели глаза, несмотря на то, что я по десять минут промывала их холодной водой.

Конечно, Маша замечала неладное. Иногда подходила и обнимала, пару раз спрашивала, не заболела ли я… От такой искренней заботы на время становилось легче.

Но гораздо лучше с этой задачей справилось море.

Да, пару недель назад мы с Машей вернулись из Сочи, где просто чудесно отдохнули вдвоём. Не обошлось, конечно, без пары дней с тошнотой. Но это, насколько я поняла, стандартная ситуация для «нашего» моря. Однако, впечатления только самые лучшие. А уж как рада была Маша, сложно передать словами.

Мы сняли комнату в частном доме, готовила я сама, поэтому отдых получился довольно экономный. Хотя, с новой работой мы могли позволить себе и больше.

В поездке голова проветрилась, и я, наконец, перестала думать о Суржевском каждую свободную минуту.

Вот только стоило лишь заметить крупного темнооволосого мужчину в дорогом чёрном костюме, сердце начинало трепетать… Но и это пройдёт.

Конечно, в Москва-Сити меня не взяли, хотя я подавала резюме на две вакансии. Зато с охотой приняли на ресепшен в одну крупную маркетинговую кампанию. Помогли журналистские навыки и уверенное знание английского, который в университете заставляли учить так, будто он наш родной.

Через пару месяцев из простого сотрудника ресепшена я фактически превратилась в личного помощника генерального директора, за что получаю неплохую прибавку. Не знаю, как так вышло, но теперь на своём рабочем месте я провожу всё меньше времени, выполняя поручения Константина Юрьевича, моего шефа.

Отличный мужик. Собранный. Разговоры всегда по делу, без лишней «воды». Всё, как я люблю. Возможно, именно поэтому мы и нашли общий язык. Вот только босс – жуткий зануда… Но мне с ним детей не крестить, а в делах это не мешает.

Да. А ещё ради этой работы я подстригла волосы. Теперь они едва касаются плеч, и, на мой взгляд, я стала выглядеть представительнее и теперь соответствую статусу офисного работника. А то с косой или гулькой на голове бегать по деловым встречам, на которые Константин Юрьевич всё чаще берёт меня с собой, было как-то не комфортно. Не серьёзно…

Возникало желание перекрасить волосы. Но его я задвинула в самые дальние уголки подсознания, понимая, что это всё разрыв с Суржевским… После этого долгое время мне вообще хотелось уехать из города. А лучше из страны. Или заснуть лет на пять.

В офис я вбежала ровно в десять, как и обещала шефу. Рогов был у себя и изучал какие-то бумаги. Как всегда.

Подняв голову, заметил меня через стеклянную стену своего кабинета и кивнул, прося зайти.

Я кинула сумку на кресло за своим рабочим столом-стойкой, кожаную куртку повесила в шкаф и, немного нахмурившись, направилась к шефу.

Никогда не могла понять, зачем вообще делать отдельный кабинет, если стены в нём стеклянные? Понятно, что босс редко бывает на рабочем месте, всё больше времени проводя в разъездах, но мне бы не хотелось выступать обезьяной в зоопарке…

– Доброе утро, Константин Юрьевич, – вежливо поздоровалась, прикрыв за собой хрупкую дверь.

– Доброе, – мужчина окинул меня внимательным взглядом, – сегодня какой-то праздник? Хорошо выглядишь.

Я удивлённо приподняла брови.

– Так первое сентября, я вот дочку в первый класс отвела, – неуверенно ответила, – я же вам вчера говорила.

Шеф кивнул и вновь уткнулся в бумаги.

Константин Юрьевич не многим старше меня. Ему, наверное, лет тридцать восемь. Нельзя назвать его красивым, но внешность в целом скорее приятная. Немного худоват и имеет привычку носить серые костюмы, от чего у меня автоматически кривится лицо. Светлые волосы, симметричное лицо… Пожалуй, женщинам такие нравятся.

– Вечером назначена встреча. Одна крупная фирма обратилась к нам с просьбой об огромной рекламной кампании, – шеф поднял на меня многозначительный взгляд. Я попыталась продемонстрировать, что по достоинству оценила масштаб и слушаю очень внимательно. – Заказчик местный, но реклама пойдёт на Европу. Речь идёт о миллионах, Алиса.

Я кивнула. Действительно, круто. Мы – одно из лучших агентств, поэтому нет ничего удивительного в том, что выбрали именно нас, но для МаркетЮнион подобный заказ станет первым и будет означать не только прибыль…

– Кампанию поведу лично я, – шеф сделал короткую, но многозначительную паузу и добавил: – И ты.

Мои глаза увеличились в размерах.

– Я же не маркетолог! Я вообще числюсь на ресепшене…

– Моя ошибка, – перебил начальник. – Зайди в кадры для переоформления. В маркетологи не возьму – у тебя образование не соответствует, оформим моим личным помощником.

– Но…

– Семьдесят процентов к окладу.

Рот захлопнулся так же быстро, как открылся. Сейчас я получаю двадцать.

– Ты будешь только помогать. Пригодятся твои навыки по налаживанию контактов и просачиванию туда, куда обычным людям доступа нет. Кроме того, надо будет съездить в Европу, а я больше по-немецки…

Шеф снова взглянул в мои глаза, и, наверняка, заметив в них сомнение, спросил, выгнув бровь:

– С командировкой есть проблемы?

Проблем нет. Есть Маша. Так не хочется оставлять её… Тем более в первые школьные месяцы…

– Нет, – мотнула головой, – проблем нет.

– Сегодня встречаемся с их генеральным. Он изъявил желание присутствовать лично. Судя по тому, что я слышал, думаю, мы найдём общий язык. И тогда уже на следующей неделе надо будет слетать в Швецию…

Нехорошее предчувствие появилось в районе груди, подкатывая к горлу ком. Лёгкий озноб пробежал от спины до кончиков пальцев. А Константин Юрьевич продолжил:

– У них там основной офис и большая часть заводов…

– Извините, – перебила шефа дрожащим голосом, – а что за заводы?

– Металлургические, – ответил начальник, вгоняя меня в ужас, – Шведмет, слышала о таком? Встреча с Суржевским назначена на пять часов вечера.