Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Виктория Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 42

Навязчивый звук раздражающей мухой врывался в сознание. Мне снился чудесный сон, и я всё ещё ощущала лёгкую улыбку на собственных губах. Не помню, что именно снилось, но так хорошо мне не было давно.

Поэтому так сильно не хотелось просыпаться! Боролась с реальностью до последнего, не желая впускать в свой идеальный мир.

Звук прекратился, но поймать дрёму за хвост так и не получилось.

Я проснулась.

Распахнула веки и улыбнулась – рядом со мной спал полностью обнажённый Суржевский. Он лежал на животе, засунув руки под подушку, и я с нездоровым трепетом разглядывала его широкую спину с чётко-очерченными мышцами, упругие ягодицы, украшенные идеальными ямочками по бокам, мускулистые сильные ноги.

Я не могу поверить, что это произошло.

Мы снова были вместе. Всё так, словно и не было этих долгих месяцев порознь. Оказывается, я отчётливо помню ощущение его рук на моём теле. Вкус его поцелуев и жар любимого тела.

Суржевский доводил меня до финиша столько раз, что я сбилась со счёта. И каждый раз он спрашивал, имитировала я или нет.

И каждый раз я нагло врала, ожидая очередную порцию наслаждения. И я получала всё и даже больше, пока не закончились силы. Я, захныкав, призналась Игорю во лжи, и он трахнул меня ещё раз. В наказание.

Вспомнив его довольный горящий взгляд, опять улыбнулась, уткнувшись лицом в подушку.

И снова раздался этот звук. Тихий, но навязчивый и знакомый.

Глянула на электронные часы – пять утра, и страх мгновенно сковал всё тело. Сердце затрепыхалось в груди, поторапливая.

Я выскочила из кровати и побежала на звук, не обращая внимания на собственную наготу.

Телефон звенел в коридоре, и я услышала лишь потому, что мы не закрыли дверь в спальню.

Случилось что-то ужасное, раз мама звонит в пять утра. Неужели опять сердце у отца?

Схватив источник шума с тумбы, приняла вызов.

– Мама! – крикнула в трубку, не сумев проконтролировать эмоции.

– Алиса… Прости, что звоню. Я не знаю, что делать, – голос мамы был спокойнее, чем я предполагала, но всё-таки немного дрожал, – у Маши поднялась высокая температура. Ещё перед сном… Надо было, наверное, сразу позвонить, но я думала что справимся как обычно… Сиропом. Но он сбил только на пару часов, а сейчас опять тридцать девять и шесть, она стонет…

– Сколько? – в груди кольнуло, и я схватилась за сердце, пытаясь унять боль. – Надо было сразу звонить, мам. Чёрт. Я выезжаю. Сейчас вызову такси.

– Я вызову скорую?

– Я сама.

И я сбросила вызов, направляясь в спальню Маши, чтобы надеть костюм, в котором вчера была на ужине.

В темноте коридора, из-за волнения не заметила силуэт Суржевского.

– Чёрт, – резко затормозила, испугавшись.

Игорь стоял в проходе и смотрел в моё взволнованное лицо.

– Что случилось? – поинтересовался мужчина.

– Мне надо уехать, – ответила, изо всех сил стараясь придать голосу твёрдости, хотя он всё равно дрожал. Как и руки. – У Маши высокая температура, тридцать девять и шесть. Я сейчас вызову скорую и такси. Извини, что разбудила, возвращайся в постель…

Переступила с ноги на ногу, обхватив себя руками, и, сообразив, что некогда медлить, двинулась дальше, обходя мужчину.

– Я отвезу тебя…

– Нет, не стоит, завтра…

– И скорую не вызывай, – Игорь не дал мне договорить, перебив, – они ничего не скажут, диагноз не поставят. Сделают укол и на завтра пригласят врача. Температура очень высокая, лучше выяснить всё сразу.

Я нахмурилась. Где же найти педиатра, который поедет в такую даль в пять утра!

– Я позвоню своему старому другу. Раньше он был нашим семейным доктором. Уверен, Максим не откажет.

На глаза навернулись слёзы.

В любой другой ситуации я стала бы его отговаривать. Беспокоить незнакомого человека в такое время, просить ехать неизвестно куда… Но сейчас дело касается моей Маши, поэтому я лишь кивнула, опустив взгляд на пол.

Кроме того, я испытала огромное облегчение от того, что Игорь поедет со мной. Его спокойствие и уверенность согревают меня, и хочется верить, что всё будет хорошо. И всё так и окажется, если Игорь будет там. Просто будет рядом. Я снова смогу просто побыть женщиной и волнующейся мамой… Он сам позвонит доктору, договорится, отвезёт меня… Невероятно. И так важно…

Я виновата… Надо было сразу после ужина ехать к ребёнку. Ну и что, что ночь! Надо было вообще просить родителей не уезжать из города!

А в итоге вместо того, чтобы быть с дочерью, по которой я так безумно соскучилась, всю ночь я стонала под Суржевским, пока моя девочка мучилась от высокой температуры!

От этих мыслей в груди защемило. Чувство вины окутало с головой, заставляя руки дрожать сильнее. Лишь с третей попытки я застегнула верхнюю пуговицу на рубашке и вышла из комнаты дочери Игоря, совершенно позабыв о пиджаке.

Он уже был одет и ждал меня в коридоре, разговаривая по телефону.

– Спасибо большое. Координаты скину. Да.

Суржевский заметил меня и кивнул на дверь.

– Пойдём, врач уже собирается. Думаю, появится сразу за нами – ему ехать ближе. Координаты есть?

– Да, – я разблокировала смартфон, скопировала цифры из навигатора и скинула Игорю в мессенджер.

Его телефон пиликнул, и мужчина, быстро поводив пальцами по экрану, переслал сообщение другу.

– Идём?

Я снова смогла лишь кивнуть. Схватила сумку с комода и глянула на себя в зеркало.

Господи. Ну и видок. Волосы растрёпаны, на щеке отпечаток подушки, глаза красные от недосыпа, под подбородком мелкие красные точки – следы от щетины Игоря, а губы – припухшие от его диких поцелуев. И вишенка на торте – большое красное пятно на шее, там, где она переходит в плечо. Засос…

Супер. Теперь родители точно будут знать, чем я занималась, пока они ухаживали за моей болеющей дочерью.

Игорь, не произнеся ни слова, пошёл вглубь квартиры. Вероятно, что-то забыл.

Воспользовавшись моментом, залезла в сумку и выудила оттуда расчёску, надеясь хоть немного поправить ситуацию, хотя хотелось уже быстрее сесть в машину и оказаться рядом с Машей, но торопить Игоря не имею права. Жаль, что у него нет вертолёта.

– Держи, – Суржевский вернулся внезапно, напугав меня.

Он принёс свою толстовку. С настолько высоким воротом, что он наверняка спрячет не только шею, но и подбородок.

– В сентябре ночи холодные.

ГЛАВА 43

В машине я так и не смогла расслабиться. Всю дорогу сидела, как на иголках, то и дело ёрзая на сидении.

В толстовке Игоря было жарко, но я бы ни за что её не сняла. Я не разрыдалась и не приступила к активному самобичеванию лишь благодаря его одежде, окутывающей моё тело, и благодаря его молчаливому присутствию, согревающему душу.

Я заражаюсь его спокойствием и уверенностью. Я ощущаю его поддержку, хотя всё, что он делает, это молча ведёт автомобиль в нужном направлении.

Суржевский не бросал на меня взглядов, не спрашивал, как я себя чувствую, не интересовался о Маше, и даже эта тишина странным образом успокаивала меня.

Говорить не было никакого желания.

Перед глазами периодически всплывало бледное лицо дочери, которую мама наверняка укутала во все имеющиеся одеяла, несмотря на высокую температуру.

Это я должна быть рядом с Машей. Это всегда должна быть я… Никакие деньги этого не стоят.

К тому моменту, как мы въехали в деревню, я разве что не начала подпрыгивать, пытаясь ускорить движение автомобиля, который и так нарушал все возможные правила.

Вообще, я не приветствую нарушения ПДД. Всегда ругаю отца, когда он превышает скорость и учу Машу переходить дорогу только по пешеходному переходу, показывая пример. Я боюсь автомобилей и возможных аварий. Но сейчас готова была просить Игоря ехать ещё быстрей, хотя вовсе не уверена, что это вообще возможно.

Заметив знакомый забор, сказала, указав пальцем:

– Вот наш дом, притормози, я открою ворота.

Практически на ходу выскочив из машины, открыла замок ключом, который вместе со всеми необходимыми прикреплен к большой связке, украшенной маленьким пушистым брелком.

Игорь въехал во двор, и я, не дожидаясь, пока автомобиль остановится, бросилась ко входу.

– Ты быстро, – мама встретила меня на пороге.

– Да, – ответила, разуваясь, – она спит?

– То спит, то нет. Горячая. Я периодически протираю ей лицо тёплой водой…

Направилась в нашу с Машей спальню, и с каждым шагом сердце стучало всё быстрее.

Дочь действительно была укутана в одеяла. Её лицо было покрыто испариной, а рядом с кроватью стояла чашка с водой и влажным полотенцем.

Девочка спала, слегка распахнув пухлые губки. Её ресницы немного подрагивали, а маленькие пальчики сжимали край одеяла, прихватив ещё и прядь влажных волос.

Слёзы снова подобрались слишком близко к глазам. Я прикусила губу и подошла к кровати.

Конечно, будить дочку нельзя, но надо хотя бы немного раскрыть её.

Стянула одеяло со спины так, чтобы не задеть руку, крепкой хваткой удерживающую ткань, наклонилась и, не удержавшись, поцеловала малышку в лоб.

Горячая.

Тяжело вздохнув, вышла из спальни, оставив дверь открытой, и направилась прямиком на улицу.

– Ты куда? – удивилась мама, но я пропустила её слова мимо ушей, задумавшись.

Плотнее укутавшись в мужскую толстовку, вышла во двор.

Деревня уже просыпалась. Вдалеке слышался собачий лай, в соседнем доме пели петухи, напротив кто-то громко ругался.

Нам очень повезло с этим домом. Несмотря на то, что посёлок уже давно начал превращаться в обычное садовое товарищество, куда люди приезжают только отдохнуть, кое-где ещё жили самые настоящие бабушки и дедушки, разводящие домашний скот и встающие в пять утра, чтобы накормить кур и поросят.

В моём детстве здесь ещё было полно коров, которых сейчас осталось несколько на всю деревню.

Оглядев двор, не заметила Игоря, и автомобиль был пуст.

Вышла за ворота.

Суржевский медленно шёл по улице, заложив руки в карманы чёрных джинс, и осматривал дома наших соседей.

Я не сдержала улыбки. Он довольно забавно смотрится на просёлочной дороге среди деревенских построек.

– Куда ходил? – спросила, когда мужчина подошёл ближе.

– Осмотрелся, – ответил Игорь и глубоко вдохнул. – Я уже забыл, что воздух за пределами города совсем другой. Последний раз был в деревне лет двадцать назад… Как Маша?

– Спит, – ответила, оторвав приклеенный к идеальному лицу Суржевского взгляд, – пойдём в дом, на улице холодно.

– Я дождусь врача. Координаты не слишком точные, не стоит позволять ему тратить время на поиски нужного дома.

Я кивнула. Конечно, координаты не точные, я то знаю дорогу, и в навигатор забит путь только до деревни, чтобы можно было отслеживать пробки.

– Тогда я побуду с тобой.

Игорь ничего не ответил. Мы молча стояли рядом, рассматривая горизонт. За домами напротив нашего начиналось поле, постепенно переходящее в густой лес. Похоже, погода сегодня обещает быть хорошей. Солнце уже освещало макушки деревьев пока холодными лучами, капли вчерашнего дождя блестели на траве и кустах, а мне вдруг стало так грустно…

Потому что Маше плохо. Я ненавижу, когда она болеет. Каждый раз готова отдать всё, чтобы поменяться с ней местами. Теперь мы не сможем пойти за ящерицами, и Маша расстроится ещё сильнее.

А ещё грустно от того, что Игорь рядом, но будто бы далеко.

После совершенно сумасшедшей ночи, я не знаю как вести себя рядом с ним. Теперь снова миллион вопросов. Значит ли для Суржевского эта ночь хоть что-то? Потому что я совершенно точно поняла сегодня утром, что лишь рядом с этим мужчиной оживаю. Только рядом с Игорем оковы, тяжёлыми цепями окутывающие мою душу, спадают, позволяя вдохнуть полной грудью.

И это большая проблема. Потому что я совершенно не уверена, что Суржевский сможет предложить мне то, что требуется. А на роль периодической подстилки я больше не согласна.

Это изначально было ошибкой. Я должна была показать тогда свои намерения, проявить твёрдость, продемонстрировать чувства. Может быть, благодаря этому Игорь не принял бы такого скорого решения не в мою пользу, задумавшись. Моё поведение позволило ему сделать неверные выводы.

Я не перекладываю всю ответственность на себя, но моей вины в нашем общем провале гораздо больше. И теперь я не допущу повторения этой грустной истории. Хотя бы потому, что моё сердец не выдержит.

– Лиса? – послышался голос матери, и она вышла на дорогу. – Лиса, а чья это…

Мама замолчала, уставившись на Игоря. Она оглядела его с головы до ног, а Суржевский рассматривал её в ответ. Мужчина был удивлён, и я могла его понять. Мы с мамой очень похожи, и выглядит она безупречно. Точно не как бабушка.

Мама перевела взгляд на меня и обратила, наконец, внимание на мой наряд… Мужская толстовка.

– Мам, это мой руководитель. Игорь Сергеевич. А это моя мама, Ольга Вячеславовна. Деловой ужин затянулся, и мы решили заночевать в гостинице. Там, где ужинали. И он любезно согласился меня отвезти.

Я опустила взгляд на землю. Стыдно за очередную ложь. И больше всего стыдно, что Игорь опять стал свидетелем моего вранья.

– Доброе утро, – поздоровался Суржевский.

– Здравствуйте, – мама слегка улыбнулась и снова перевела взгляд на меня, осматривая лицо, словно пыталась найти признаки лжи. А они есть. Скрытые высоким воротом толстовки.

– А чего вы здесь? Пойдёмте в дом, сделаю кофе…

– Игорь Сергеевич пьёт только чай, – сообщила матери.

– Значит, чай…

– Я обязательно зайду, как только дождусь врача. Он уже должен подъехать.

И в этот момент послышался звук колёс. Чёрный седан повернул на нашу улицу, и Игорь вышел вперёд, слегка махнув рукой.

ГЛАВА 44

– Ангина, – сообщил доктор, растирая антисептик по рукам, – высокой температуре не стоит удивляться. Как девочка относится к уколам?

Я нахмурилась, бросив на врача говорящий взгляд.

– Как и все дети.

Максим Александрович кивнул.

– Пожалуй, в вашей ситуации можно обойтись таблетками, но обязательно пейте лекарства для восстановления микрофлоры. Я выпишу рецепт. Чем раньше начнёте, тем скорее пойдёт процесс выздоровления. Однако температура может держаться до семи дней. Но если улучшение наступит быстрее, курс лекарств всё равно надо продолжать. Прерываться нельзя. Всё понятно?

Я кивнула, обхватив себя руками. Вот и побегала под дождём за ящерицами…

– А надо соблюдать какую-то диету? Ей же будет больно кушать?

– Да, – врач подтвердил мои опасения, – сегодня лучше кормить бульоном и не заставлять, если будет отказываться. Больше пить. Морсы, компоты. Завтра можно дать суп. И вообще в течение недели стоит воздержаться от твёрдой пищи. Так что запасайтесь курицей. Маша?

Максим Александрович перевёл взгляд на девочку. Она выглядела довольно спокойной – дочка никогда не боялась врачей.

– Сейчас надо будет немножко потерпеть. Я сделаю укол – он собьёт температуру, и тебе сразу станет легче. Я совершенно не больно делаю уколы, за много-много лет научился. Но тебе надо будет лежать спокойно.

Маша нахмурила лоб, подумала пару секунд, пристально разглядывая врача, а потом заявила:

– Вы не старый.

Доктор, сохраняя совершенно невозмутимый вид, продолжил готовить лекарство и спросил:

– И что это значит?

– Это значит, что вы не могли много-много лет делать уколы.

Максим Александрович тепло улыбнулся и, спрятав готовый шприц за спину, повернулся к Маше:

– Ты в школу ходишь?

Маша кивнула.

– Тогда давай вместе считать. Перевернись пока на живот. Мы просто посчитаем, и я подготовлю место для укола.

Дочка перевела на меня немного взволнованный взгляд. Я кивнула и подошла к кровати.

Присев на край, взяла в руку маленькую детскую ладошку и стала перебирать рыжие локоны, пропуская их между пальцами.

– Я работаю врачом двадцать лет, – стал считать доктор, протирая место для укола спиртовой салфеткой, – каждый день я ставлю от двух до двадцати уколов. Работаю примерно двести пятьдесят дней в году. Так сколько уколов я сделал?

– Это слишком сложно, – ответила Маша, – я ещё только в первом классе…

Максим Александрович уколол, медленно ввёл лекарство и сказал:

– Я не очень хорошо считаю, хоть давно закончил школу. Но получается много-много. Ты молодец. Не мешала мне, поэтому я неплохо справился.

– Вы тоже молодец, – ответила девочка, – не обманули меня. И правда, было совсем не больно.

– Конечно. Ты ведь знаешь, что обманывать – это очень-очень плохо.

Маша кивнула.

– Знаю, мама мне постоянно об этом говорит.

Мужчина слегка улыбнулся и, бросив напоследок: «Отдыхай», направился к выходу из комнаты, где как раз показался Суржевский. Похоже, он был рядом всё это время.

Я перевела взгляд на дочь. Она сонными уставшими глазами заинтересованно наблюдала за беседующими на пороге мужчинами, разглядывая Игоря.

– Я сейчас вернусь, Машуль.

Вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Спасибо, Максим Александрович. Я сегодня же съезжу в аптеку.

– А где ближайшая? – спросил Игорь.

– Да здесь недалеко. Километров двадцать в сторону Москвы. Вызову такси – отец вчера вечером уехал в город на машине по работе. Хочу побыть с Машей, пока она не уснёт, а потому быстренько съезжу. А ты поезжай.

Я замолчала, разглядывая воротник рубашки Игоря. К горлу подобрался ком, и мне потребовалось немного времени, чтобы голос перестал дрожать.

– Я пока выпишу рецепт в кухне. Всего хорошего, Алиса.

Я кивнула, глянув на доктора, и он пошёл к выходу, сопровождаемый моим растерянным взглядом.

Игорь смотрел на меня. Я знала это, потому что там, где задерживался его взгляд, покалывало кожу.

Почему снова так происходит? Этой ночи уже словно и не было, и я совершенно не понимаю, как себя вести…

Похоже, судьба против. Да что там! Буквально всё против того, чтобы мы были с Игорем.

– Спасибо тебе, – заговорила, тяжело вздохнув, – думаю, я могу не лететь в Швецию? Мы ведь уже всё сделали… Моё присутствие совсем не обязательно, осталось только…

– Это даже не обсуждается. Оставайся с дочерью, я сам всё объясню Константину.

– Хорошо.

Суржевский медленно осмотрел моё лицо, словно хотел запомнить каждую мелкую морщинку, затем кивнул и направился в сторону выхода из дома.

Едва сдержав слёзы из-за стойкого ощущения, что это было наше с Игорем прощание, вернулась в комнату дочери.

***

Я проснулась из-за солнечных лучей, ярко слепящих мои глаза сквозь полупрозрачные шторы.

Маша сладко спала рядом, а её ладошка покоилась на моём плече. Поцеловав любимые пальчики, аккуратно поднялась с кровати и вышла в коридор.

Мама что-то готовила в кухне, и я двинулась на запах.

– Который час? – спросила, присаживаясь за стол. – Я случайно заснула… Надо было разбудить меня. Маше пора давать лекарства, а на поездку в аптеку я потрачу не меньше часа.

– Всё уже куплено, – перебила мама, ставя передо мной на стол чашку только что сваренного кофе.

– Когда ты успела? – искренне удивилась, поскольку настенные часы утверждали, что я проспала всего пару часов, а в кухне был такой беспорядок, что несложно было сделать вывод – мать готовила уже давно.

– Игорь Сергеевич всё купил. И лекарства, и полные пакеты фруктов, соков и даже курицу, похоже, с рынка. Домашнюю. И вон ещё, глянь, – мама кивнула на подоконник, где стоял небольшой прозрачный пищевой контейнер.

Я не поверила своим глазам. Игорь не просто всё купил, потратив личное время и деньги. В баночке с приоткрытым воздушным клапаном в листьях травы уютно разместилась маленькая ящерица.

Я едва обмолвилась о том, что Маша попала под дождь, бегая за ящерицами, когда мы ехали на ужин с Нойнером, и я думала, что Суржевский вообще меня не слышал!

А он запомнил. И поймал для моего ребёнка ящерицу.

Господи, дай мне сил…

ГЛАВА 45

Маша довольно быстро пошла на поправку.

Температура нормализовалась на пятый день, самочувствие улучшилось ещё раньше.

Я созванивалась с Константином каждый день, продолжая участвовать в рабочем процессе. Начальник давал мне небольшие поручения, которые я выполняла, не возвращаясь в Москву.

Пока не хватает смелости признаться Косте, что планирую уйти. Знаю, он рассчитывает на меня и станет отговаривать. Только я всё решила. Я нужна Маше. Не деньги, не танцы, не костюмы, одежда и телефон. Девочке нужна я. А она нужна мне.

И если у меня не получается оставаться матерью, обеспечивая дочь с головы до ног, то придётся смириться. Надо научиться, наконец, верно расставлять приоритеты.

Видит Бог, я старалась. Я так старалась! Может быть, пока не пришло время, и стоит просто отпустить ситуацию. Расслабиться и выдохнуть. Жить так, как получается и радоваться тому, что имею.

Знаю, Маша никогда не обвинит меня в том, что у неё нет айфона. Самый главный прокурор для себя – я сама. Я хотела доказать лишь себе, что смогу.

Вот только я хочу быть мамой. И я буду.

Маша спрашивала про Игоря. Я сказала, что это мой начальник, и что это он поймал ящерицу. Девочка рассмотрела рептилию со всех сторон и минут через пять, пожалев, потребовала, чтобы я выпустила её на улицу. Собственно, так я и думала.

Дочка сказала, что у дяди Игоря добрые глаза, чему я невероятно удивилась. Возможно, дети видят всё в ином свете, но я была уверена, что Маша испугается Суржевского. Большой, агрессивный, опасный…

А она сказала, добрый… И это было так трогательно, что я чуть не набрала номер Игоря, но вовремя остановилась.

Он ни разу мне не позвонил. Не могу сказать, что ждала, но надеялась. То, что с Суржевским не бывает просто – поняла давно. Однако от привычек сложно избавляться. А привычка расставлять всё по своим местам вырабатывалась годами.

И сейчас снова ничего не понятно, что не может меня не волновать.

Та ночь была просто невероятной. Игорь напоминал изголодавшегося зверя. Я чувствовала, что ему это нужно. Я нужна. Как раньше. Словно и не было этих долгих месяцев в разлуке, будто он тоже скучал, также сильно, как и я, хотя, думаю, это невозможно.

А теперь он не звонит. Я понимаю, занят. У них там действительно много работы… Да и что сказать? Не знаю, что он может мне сказать. Точнее, я знаю, что хотела бы услышать, но это совершенно нереально. Да и к тому же, Суржевский не говорит, Суржевский делает.

И я жду его возвращения из Швеции, надеясь, что он действительно как-то проявит себя. Не верится, что всё так и закончится. Что мы больше не увидимся после всего…

Я увезла Машу домой, как только мы закончили курс лекарств. На десятый день лечения явились в платную клинику к Максиму Александровичу, как он и говорил.

Я впервые оказалась в таком лечебном заведении. Здесь было невероятно чисто. Сотрудницы на ресепшен выглядели не хуже моделей с подиумов, а картинки на стенках в детском отделении, призванные создать малышам позитивное настроение, рисовал профессиональный художник. И это не сравнение. Это факт. Я действительно неплохо разбираюсь в живописи.

Я боялась, что приём врача в таком месте окажется слишком дорогим, но, как и ожидала, денег с нас не взяли.

Максим Александрович провёл осмотр, немного поговорил с Машей и выписал нам справку. В понедельник дочка снова пойдёт в школу. И я сама её заберу. Да и в любом случае, некому больше – родители в Турции, Алёнка загремела в больницу с пневмонией.

Я испытываю какое-то невероятное удовольствие, предвкушая, как помогу дочке застегнуть куртку, забирая после уроков, как буду слушать рассказ о занятиях, как после школы мы зайдём в магазин и купим то, что дочка захочет, а потом пойдём домой и проведём остаток дня вдвоём. Вместе приготовим ужин, выполним домашнее задание, посмотрим перед сном мультфильм…

А ещё в понедельник возвращаются Костя и Игорь.

Мой весомый гонорар уже поступил на карту. Очень весомый… И первое, что я сделала – купила родителям путёвки. Вышло недорого, учитывая, что я выбрала небольшой срок – пять дней. Потому что на большее они не согласятся – не на кого оставить магазин. Мне было очень приятно выбирать им этот подарок – родители заслужили мою благодарность. Не знаю, как бы я справлялась без мамы с папой.

И теперь мы с Машей лишь вдвоём, что не оставляло Константину шансов отговорить меня увольняться. В понедельник отведу Машу в школу и сразу поеду в офис. Поговорю с шефом и напишу заявление. Уверена, проблем с отработкой не возникнет.

В выходные я практически не думала об Игоре. Всё моё внимание было приковано к дочери и в понедельник, входя в офис МаректЮнион, не испытывала ни малейшего сомнения. Уверенно вышагивала по коридору в сторону своего рабочего места, уже почти бывшего, и совершенно не ожидала увидеть за стеклянной стеной его.

Игорь сидел в кресле напротив Константина и не мог видеть меня, замершую на пороге.

Они с Костей обсуждали что-то, улыбаясь, и этот факт удивил бы меня (обычно, находясь наедине, эти мужчины изучали свои смартфоны, предпочитая гаджеты живому общению друг с другом), если б я не была настолько растеряна.

Суржевский здесь. Не так я представляла себе нашу встречу после всего. Сердце колотилось в груди, как отбойный молоток, заглушая все посторонние шумы, включая и мои мысли.

Я будто приклеилась к полу. Сбежала бы, если б могла пошевелиться. Но ноги стали ватными и отказывались слушаться отключившийся разум. Только сердце… Рядом с Игорем лишь оно работает. Причём, на износ.

Костя заметил меня. Слегка улыбнулся, махнул рукой и, словно в замедленной съёмке я смотрела, как оборачивается Суржевский.

Смотрит, будто прикасается. Сначала глаза, потом губы, ниже, к груди, бёдрам. Чуть дольше задерживается на ногах, обтянутых зауженными брюками, и возвращается к лицу, притягивая магнитом.

На автомате я шагнула в сторону кабинета, не слыша даже стук собственных каблуков.

– Привет, Алиса, – поздоровался шеф, и его голос прозвучал откуда-то издалека.

– Здравствуйте, – ответила негромко. А может и прокричала, не знаю.

Суржевский промолчал.

Почувствовав напряжение, Константин тоже не стал продолжать диалог, и возникла неловкая пауза.

Игорь всё ещё смотрел в моё лицо. Костя переводил взгляд с меня на Суржевского, а я опустила глаза и стала изучать круглые носы своих ботильонов.

– Ну что ж, – прогремел до боли знакомый и родной низкий голос, – думаю, мы всё обсудили. Всего хорошего.

И Суржевский встал со стула, прошёл мимо меня, едва не задев плечом, и вышел из кабинета, оставляя меня в полном смятении и с горящим от его короткой близости левым боком.

Вопрос с моим увольнением решился легче и быстрее, чем я думала. Возможно, Костя не стал ни о чём спрашивать, видя, что я раздавлена и не намерена вести задушевные беседы.

Нет сил. Совершенно ни на что нет сил. Хочу домой. У меня ещё есть пара часов до последнего урока. Я приду в себя и заберу Машу. И всё будет так, как я хотела.

Именно мыслями о Маше я пыталась заглушить боль, горячей лавой растекающуюся по всему телу.

Вышла из здания и взглянула наверх – пасмурно. Тёмные тучи затягивают небо тяжёлым занавесом. Похоже, будет гроза.

И действительно, справа от меня громом прогремело:

– Алиса, нам надо поговорить.