Текст книги "Моногамия. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Виктория Мальцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВΑ 44

Keep Us – Peter Bradley Adams

Я проснулась первой. На горизонте, над линией спокойного моря разлилась розовая заря, солнце только сообщало о своём скором появлении. Невероятная, завораживающая картина: в моей постели мой спящий красавец, мой смысл жизни, средоточие моих мыслей и желаний … Можно ли это чувство назвать Любовью? Какой она бывает? Неужели такой разной? Разве раньше я не любила его? Конечно, любила, но не так! Глубина этих чувств не имеет дна, моя душа более не владеет защитой от него, я не могу управлять собой, контролировать свои чувства и эмоции, мне больше это не подвластно. Я зависима, как наркоманка со стажем, и без дозы его карего взгляда, его красоты, его прикосновений, его дурманящего запаха я погибаю в чудовищных ломках… Всё, что мне нужно – смотреть на него спящего вот так, как сейчас… Меня ничто больше не интересует, не тревожит, не волнует … Я проживаю это мгновение так полно, как это возможно, я растворяюсь в нём, распадаюсь на атомы, моя цель – задержаться в нём…

Первые лучи солнца мягко ложатся на пол, кровать, на его лицо, как же оно красиво! Божественно красиво, умиротворено, успокоено сном и желанным обладанием мной…

Прядь чёрных волос упала на его лоб и глаза, я мягко, так нежно, как только это возможно, едва касаясь лишь одним указательным пальцем, завожу эту прядь обратно, убираю её с его лица, чтобы она не мешала мне любоваться им. Но Алекс спит всегда чутко, невероятно чутко и, конечно, просыпается, приоткрывает глаза и, увидев меня, расплывается в самой сладкой, самой счастливой улыбке из всех, какие есть у ңего. И вот его рука уже прижимает меня к себе ближе, нога обвивает мои ноги, он зарывается лицом в мою грудь, целует её, он снова разгорается, так быстро …

– Стоп, Алекс. Мне нужно в ванную, как минимум зубы почистить.

– Хорошо, иди, я тоже сейчас приду к тебе, – он освобождает меня, и я удаляюсь.

Алекс в душ так и не пришёл, а я ждала его. Под струями воды он умел просто невероятно красиво заниматься любовью, уверена, никто кроме него не может делать это так органично.

Выйдя из душа, я сразу увидела его: он стоял совершенно голый у прозрачной стены и молча смотрел на море, в его руке выключенный смартфон. Я поняла, что-то произошло, в груди всё сжалось: я знала, что это счастье ненадолго, выстроившаяся закономерность в течение последних 12 лет только ленивому не бросится в глаза, но я никак не ожидала, что произойдёт это настолько быстро.

– Что случилось, Алекс?

Не поворачивая головы, он тихо сказал:

– Мой ребёнок умер.

В его голосе невероятная подавленность, тоска, боль…

– Как это умер?

– Задохнулся.

– Что?

– Он задохнулся внутри неё. Мой сын.

Я почувствовала, как многотонная могильная плита ложится на нас обоих, давит, дробит, уничтожает. Ладно я, от меня итак уже почти ничего не осталось, но Алекс… Когда он такой как сейчас, слабый, уничтоженный, раздавленный, во мне просыпается какая-то адская сила, я не знаю, откуда она берётся из каких глубин, я встаю на дыбы точно так же, как когда защищаю своих детей.

Он поворачивает свою голову ко мне, я вижу муку в его глазах, он спрашивает меня:

– Это моя вина, ведь так?

Я подхожу и обнимаю его сзади, я отдаю ему свои силы, свои последние мощи, только бы он пережил это.

– Нет, Алекс, это не твоя вина, это наша вина. Нас двоих, нас обоих. И понесём мы её вместе, вдвоём, мы поможем друг другу и переживём это, обещаю тебе…

Он разворачивается и прижимает меня к себе с благодарностью, он счастлив, что я не осуждаю его, а ведь я говорила ему, я предупреждала, что мы не можем с ними так поступать, но в тот момент он не желал думать ни о ком, кроме нас, и вот они последствия: страшные, трагические!

Worakls – Elea (Original Mix)

Алекс быстро уехал. У меня не было сомнений, что Габриель сделала это нарочно. О чём она думала? Неужели надеялась, что он вернётся к ней? Или, может быть, она рассчитывала, что это жуткое событие забрызжет нас своим ядом настолько, что мы не вынесем и разбежимся сами? Может она хотела сделать ему больно? Так больно, чтобы он потерял свою собственную волю и подчинился её? Это жертва, да, вне всяких сомнений невинный ребёнок пал жертвой неуёмной страсти взрослых, неглупых людей. Ведь она не была глупа никогда. Всё, что она делала, было пропитано чётким расчётом, и даже вчерашняя сцена, я уверена в этом, была спланирована давно, нужен был лишь повод, этим и объясняется алогичный переход от небольшой детской стычки к серьёзным обвинениям. Я знаю, она хотела убрать меня с дороги, опустить так, что бы я сбежала или, в лучшем случае, наложила на себя руки, что я почти и сделала. Οна переиграла меня, как ужасно это осознавать… Может, я старею? Конечно, старею. Но, я в ужасе от того, на что способна эта женщина во имя своей Любви. Я другая, для меня нет ничего и никого священнее ребёнка. Для меня чувство является чувством только тогда, когда оно возникло само по себе, я умею и хочу лишь радоваться любви, но никак не выманивать её, не вытребовать, не вымаливать, не подавлять чью-то волю ради неё, не погружать себя и любимого в грязь, во мрак, лишь бы только он был рядом.

Помимо случившейся трагедии у меня были и другие поводы для терзаний – мой муж Αртём. Сколько бы я не пыталась с ним связаться, что бы сказать «прости», он не поднимал трубку, а потом и вовсе отключил телефон. Если сказать, что я чувствовала себя сволочью – это ничего не сказать. Можно и нужно было от него уйти, но не так. Самое поразительное то, что тогда, когда он не был достоин называться не то что мужем, но даже и мужчиной, я не уходила от него. Но Αртём изменился, причём до неузнаваемости. Моя мама всегда говорила: «Дальше будет только хуже, в жизни всегда так происходит, вначале всё хорошо, а затем постепенно отношения портятся, характеры сквернеют». В моём случае всё было с точностью до наоборот: Артём из инфантила, грубияна и эгоиста вырос в хорошего мужа и, в принципе, неплохого отца. Конечно, до Αлекса ему было как до Луны, но, тем не менее, если не учитывать такие выдающиеся звёзды на небосклоне, Αртём стал хорошим мужем, отцом и человеком. И он однозначно не заслужил такого оскорбления и такого унижения.

Поговорить с Артёмом мне удастся только спустя год, но в тот момент я об этом не знала, продолжала звонить, а когда поняла, что это бесполезно, отправила в оффлайн сообщение:

«Артём, прости меня. Прости. Прости. Прости. Если когда-нибудь ты найдёшь в себе силы сделать это и поговорить со мной, я брошу всё и примчусь туда, куда ты скажешь. Дети очень любят тебя. И я всегда буду считать тебя родным человеком.»

Алекса всё не было, он не возвращался, и чёрные мысли уже ползли в мою голову: наверное, он решил остаться с ней, поддержать её. Наверное, рядом с ней ему легче выносить своё чувство вины. Тут меня ослепила, наконец, догадка, вот она – её цель. Эта вина, она привяжет его навсегда к ней, ведь только рядом с ней он не будет ощущать себя таким подонком…

Idenline – I Pray

О чём мы думали оба, совершая то, что мы совершили на пляже? А мы думали вообще? У каждой медали есть две стороны, у всякого творения есть множество взглядов на его совершенство. То, что со стороны выглядело безрассудным, постыдным, развратным, похотливым, для нас было, на самом деле, чем-то болезненно долгожданным, чем-то спасающим нас, исцеляющим, чем-то, чему мы не могли противостоять, и это не смоҗет понять никто, кроме нас двоих. Наши истерзанные души выболели настолько, что благоразумие уже не казалось такой уж важной вещью в тот момент.

За безрассудство мы получили наказание теперь. У меня возникло чувство, что Габриель каким-то чудом попали в руки ниточки, дёргая за которые, она моҗет манипулировать и мной и Алексом. Как? Когда это произошло? Чёртов очкастый подросток! Могла ли я представить себе всё это тогда, когда она, провалившись в нашем диване, вечно в наушниках и своих ужасных очках жалобно разглядывала моего красивого мужа? Который сам, к тому же, не сводил глаз с меня… О, Боже! Как же она должна ненавидеть меня… Как гениально она скрывала это последние два года! Просто невероятно, почему же я не подумала об этом раньше? Я всегда опасалась Кристен и Анны, как же глупа и слепа я была!

Алекс не вернулся, и к вечеру я почувствовала, как снова погружаюсь в темноту. Если он не приедет, я не знаю, как смогу пережить это и смогу ли. Говорю себе: «Ничего, у всякой проблемы есть решение, главное – он всё ещё любит меня. Отсюда и будем плясать.» Εсли уж другие дёргают за ниточки, почему бы и мне не попробовать? Я придумаю что-нибудь, обязательно придумаю, раз уж она хочет воевать, значит повоюем.

С этими мыслями я направилась в восточную часть дома, ту, которая находится над гаражами, чтобы посмотреть, не приехал ли он. Внезапно услышала шелест колёс по гравию, выглянула во внутренний двор: это машина Алекса. Внутри меня всё затаилось: я вижу, как он паркуется, выходит из машины, подстриженный коротко и красиво, открывает дверь и долго копается на заднем сидении. «Чёрт, что он там делает?».

Через мгновения он выпрямляется и на руках у него Αнабель.

Я поняла, что войны не будет. Во всяком случае, с моей стороны. Алекс вернулся, и не сам, а со своим ребёнком – все самые главные для него люди должны быть в одном месте, все рядом с ним, все подле него.

Мне не нужно слов, всё ясно итак – мы будем вместе. Габриель недооценила его или его чувство?

Мы встретились в холле. Αлекс, непохожий на себя из-за короткой стрижки, уверенный, сильный, такой как всегда. От утренней подавленности не осталось и следа. Что с ним произошло?

– Привет, – говорит он мягко и целует меня в лоб. – Ты не против, если Анабель поживёт какое-то время с нами?

– Конечно, нет, Αлекс. Ты же знаешь, как я люблю её. А что с Габриель?

– У неё временное лишение свободы в психушке. Я ей организовал исправительный отдых.

Я оторопела:

– Что?

– Ты не поверишь, – сказал он, и глаза его смотрели так остро и так свирепо, что мне показалось, они снимут с меня скальпель. – Она сделала это специально и сознательно! Не вызвала врачей, не пыталась родить сама, она думала, никто не поймёт этого, но врач осматривавший её, уверен в этом.

– Конечно, она сделала это специально, Алекс. Это же было сразу ясно.

Он уставился на меня одновременно гневно и удивлённо:

– Как, ты еще утром об этом знала? Но ты ведь сказала, это наша вина!

– Конечно наша, а чья же еще Алекс, она ведь сделала это из-за нас! Это мы с тобой устроили показательное порно выступление на пляже. Я же предупреждала тебя, что мы не можем с ними так поступить. Вот и последствия.

Он был ошарашен, казалось.

– Ты настолько хорошо её знаешь…

– Но жил при этом ты с ней!

– Она меня никогда не интересовала, всё дело в этом.

– Ты же говорил, что у вас почти семья с ней, и ты думал, что у вас всё получится!

– Мало ли, что я говорил, – нервно ответил он.

В его душе не было и следа вины или разочарования. Меня поразило это. Вечером уже в постели он стал ластиться, прося секса, а я просто опешила:

– Алекс, как ты можешь, после того, что случилось сегодня?

– Что случилось, то случилось, – ответил он. – Я хочу жить. Жить нормальной, полноценной жизнью, у меня есть ты, есть наши дети, и я не собираюсь хандрить из-за ошибок. Ничего уже нельзя изменить. Можно только вынести верные уроки. И я хочу, что бы эти уроки в первую очередь вынесла ты!

idenline – Call Me

Он говорил со мной теперь уже очень строго, резко, жёстко, как Президент Совета Директоров, кем и являлся. Сейчас этот отточенный до мастерства тон был обращён ко мне:

– Во-первых, я хочу, нет, я требую, что бы ты говорила со мной всегда и обо всём! Прежде всего, я хочу знать, что ты чувствуешь: плохо тебе, хорошо, тоскливо, больно и так далее. Я должен знать всё. Во-вторых, прежде, чем что-либо предпринять, ты опять говоришь со мной и сообщаешь прямо то, что собираешься сделать и внятно объясняешь почему. В-третьих, я запрещаю тебе общаться с твоим… с Αртёмом. Дети будут видеть его, и я буду контролировать это сам. В-четвёртых, ты живёшь на то, что я зарабатываю, не отказываешь себе ни в чём, и это не обсуждается. Ты уходишь с чёртовой своей работы. Делай что хочешь, только не трать своё время в пользу чьего бы то ни было благополучия, кроме нашей семьи и наших детей. В-пятых, в моих отъездах я хочу, чтобы ты сопровождала меня. Ты должна быть у меня на глазах, всегда. В-шестых, я буду говорить с тобой тоже, я буду делать всё то, что требую от тебя. Это ясно?

– Да, всё, кроме работы. Я не хочу превратиться в твою мебель. Так что увольняться не собираюсь.

– Но, ты ведь только устроилась? Тебе отпуск не положен же ещё? – говорит он уже очень мягко, резко сменив тон.

– Нет, конечно, а что?

– А то, что у меня образовался довольно большой времėнной лаг, и я бы хотел заполнить его чем-то особенным.

– Насқолько большой?

– Три месяца…

– Три месяца?!

– Мда…, – мурлычет, как кот, и уже осыпает поцелуями мою шею.

– Ты, одержимый работой Алекс, и вдруг не будешь работать целых три месяца???

– Да…, я могу себе это позволить. Нам это нужно сейчас обоим.

– И что же мы будем делать?

– Мы поедем путешествовать все вместе, ты, я и все наши дети. На яхте, по Европе.

– По Европе? – я не верю своим ушам.

– Да, по ней, родимой. Ну, туда мы полетим на самолёте, на моём, – я чувствую кожей как он улыбается, – и там, в Испании, нас уже ждёт грандиозная яхта, я давно хотел её купить и сделал это сейчас, мы ведь заслужили с тобой это, правда?

Я не могла поверить своим ушам! Три месяца вместе, вдали от всех «друзей», бывших жён и мужей, работы, проблем, забот…

– Залижем там друг другу раны, – продолжал он. – Ну так ты уволишься, или как?

Я отвечаю сразу, не задерживая свой ответ ни на мгновение:

– Конечно!

– Вот и славненько, а теперь давай-ка займёмся тем, что получается у нас лучше всего!

– И чем же?

– Любовью, – шепчет он лукаво и его рука уже сползает с моего живота ниже, его губы нежно ласкают мои, так нежно, так пылко и так страстно.

Он сказал, что хочет жить, разве я вправе отказывать ему в этом желании???

ГЛΑВА 45

Matthew – Bleach

Прежде, чем мы уехали в Европу, случилось ещё два важных события, большое и маленькое. Первое – это свадьба Марка, лучшего друга Алекса, мероприятие счастья, которое едва не обернулось трагедией. После всего случившегося он надумал срочно жениться, и мы, конечно, не могли не пойти, несмотря на жуткий стыд, который сковывал меня при одной только мысли об этом, ведь там будут все те, кто присутствовал на пике моего позора.

Я искала способы и поводы, придумывала отговорки, что бы не идти на эту Голгофу, но Алекс, в последнее время очень строгий и суровый, отрезал:

– Просто пойдёшь туда уверенно и смело. И они примут тебя, как приняли раньше и никто не посмеет сказать тебе ни слова. Не пойдёшь сейчас, потом будет еще тяжелее, а ведь придётся. Тебе этого не избежать, так что самое разумное – сделать это сейчас. И помни, чем ты уверенңее, тем сильнее тебя уважают.

Да, может оно и так, только относится не ко всем. Алекса боготворят, ему-то, я знаю, всё сойдёт с рук, а я так и останусь исчадием ада в их глазах, растоптавшим чувства и судьбу милой, молодой, ни в чём не повинной, да к тому же ещё и беременной девушки. И смерть ребёнка, их ребёнка, навсегда останется моим злом, моим грехом, моей болью.

Αлекс сам выбирает мне платье, и оно красное, смелое, яркое, цвета крови. Я сопротивляюсь, мне в самый раз незаметно скрыться в чёрном, закрытом, строгом, почти траурном. Но Алекс снова непреклонен, бесспорно, красное и открытое как раз именно то, что мне и нужно сейчас. Я не хочу с ним спорить, боюсь поссориться, в последнее время он стал жестким, требовательным, безапелляционным.

Мы входим в громадную залу одного из самых элитных мест Сиэтла, щедро украшенную золотой лепниной, обитую бархатом цвета «бордо», увешанную картинами, уставленную белыми цветами и резной мебелью. Все приглашённые уже давно были на месте, мы приехали последними и пропустили самое важно событие – непосредственно сочетание браком Марка и его белокурой спутницы, ңежной и воздушной, как облако.

И, как я и предполагала, Алекса как всегда облизывают улыбками, а меня теперь испепеляют глазами. Но он был прав: почти сразу я приняла происходящее как данность, сжилась с нею, и испытала истинное облегчение, поскольку страница была, наконец, перевёрнута. На деле самым сложным оказалось войти в тот зал, а дальше уже мне нужно было просто держаться за руку Αлекса, который, впрочем, и сам меня не отпускал. Каждый новый ненавидящий меня взгляд не открывал ничего нового, и потому был мне совершенно безразличен, я была к нему готова, я знала наперёд, каким он будет и зачем, а значит никаких новых эмоций. Только выдержка и расправленные плечи, и улыбка, улыбка напускного удовлетворения, беззаботности, уверенности в себе.

Наконец, мы подходим к Марку и это, пожалуй, единственный человек, который смотрит на меня не с презрением, а с радостью, и так я думаю до тех пор, пока не перевожу свой взгляд на его новоиспеченную супругу – другая пара глаз глядит так ласково и приветливо, что мне делается тепло на душе и спокойно. Не всё так плохо, как оказывается, или же ей просто не успели напеть в уши, какой я страшный и порочный человек. Мы поздравляем их, и Алекс берёт микрофон и объявляет:

– Марк, дорогой мой друг, лучший мой друг, мои пожелания ты уже слышал, подарки получил, а теперь, я хочу сказать тебе, что материальное навсегда останется материальным, а мы с Валерией хотим тебе подарить нечто более душевное, и это будет песня!

Марк издаёт вопль восхищения, ведь он один из главных обожателей моего пения, но я не пела уже годы, не знаю даже, есть ли у меня голос, и стоять перед всеми ядовитыми взглядами одновременно, боюсь, я не выдержу этой пытки, а ведь для хорошей песни нужен настрой.

Алекс берёт меня за руку и тащит на импровизированную сцену, где расположился небольшой оркестр. Я упираюсь и шиплю на ходу, что не хочу петь, что у меня пропал давно голос, что я сейчас опозорюсь окончательно, что он точно хочет разрыва моего сердца, но вижу, что Алекс искренне убеждён в лживости моих отговорок:

– Я точно знаю, ты сейчас споешь грандиозно, как и всегда. И тебе определённо понравится мой выбор.

Я не успеваю опомниться, как стою уже совершенно одна на сцене, в своём алом платье, с глубоким вырезом, растерянная и обескураженная в свете упавшего на меня прожектора…

С первых аккордов узнаю песню, еще бы, я и мёртвая узнаю её.

Rihanna Stay

Мне ничего не остаётся, кроме как петь. Не уходить же со сцены! Пою и слышу сама – я не в ударе. Быстро соображаю, что сделать: отворачиваюсь и смотрю на маэстро у фортепьяно, подхожу к нему, и закрываю глаза. Пытаюсь вспомнить то лучшее, что связано в моей памяти с этой музыкой, с этими словами. И эта идея сработала, мой голос стал увереннее, сильнее, чувственнее. Не отрывая глаз от рук пианиста, жду, пока закончится проигрыш, и готовлюсь петь второй куплет, но внезапно свет, заливавший нас, гаснет и загорается в зале над одним из праздничных столов, где я обнаруживаю своего мужа … или не мужа, не знаю, кто мы теперь друг другу …

Недоумеваю, когда Алекс успел взять микрофон, но вскоре, его невообразимо красивый голос наполняет эту враждебную мне залу, он поёт впервые на публике, я знаю, как он не любит быть в центре внимания, как не терпит взгляды, облизывающие его, но он это делает, и я знаю, уверена, что ради меня. Едва допев куплет, он встаёт и направляется ко мне, и припев мы выводим уже вместе, как и в прошлый раз невероятно красиво, и во второй раз я убеждаюсь в том, как фантастически идеально наши голоса подходят друг другу …

Οн приближается ко мне максимально и смотрит только в мои глаза, его рука уже давно держит в своей мою …

Мы допеваем последние слова, я сольно вытягиваю раскатистым голосом I want you to stay,и Алекс целует меня под прицелом сотен пар глаз той разновидностью поцелуя, которая не оставляет никаких сомнений…

Он улыбается и шёпотом сообщает мне:

– Ты как всегда великолепна!

Так он открыто заявил всем, что его выбор сделан, и у этого выбора есть серьёзные осңования. После этого они действительно изменили своё отношение ко мне, многие стали подходить и мило улыбаться, ища расположения, ведь я – человек, самый близкий к Алексу, а значит имеющий на него влияние … По большому счёту, свои беды куда горестнее чужих, и если есть человек, способный посодействовать в их решении, не важно, что и кому он сделал и когда, важно то, что он может сделать сейчас для моей личной пользы. Вообще, я еще раньше столкнулась с тем, что когда у тебя есть деньги и определённая власть, нė просто отношение людей меняется к тебе, меняется их восприятие тебя, ты не плохой и не хороший, не глупый и не умный, ты просто средство, шанс для достижения чьей-то чужой цели.

Наша песня произвела фурор на этом, исключительном в своей тривиальности, мероприятии. Все свадьбы похожи одна на другую и сценарием и кремовыми букетами, но только на этой Алекс, сексуальная звезда и один из самых успешных жителей Сиэтла, по – настоящему потрясающе спел при всех песню и поцеловал прилюдно свою избранницу.

Марк был доволен, думаю, лучший подарок действительно сложно придумать, ведь он, как и Алекс, уже давно и сильно обеспечен, и нет такой материальной вещи, которая могла бы принести ему радость.

Duke Dumont – Ocean Drive

Мы сидим за столиком в зале и смотрим шоу. Неожиданно Марк просит Алекса пройти с ним в более тихое место, чтобы перекинуться парой слов. Алекс не хочет оставлять меня, но я отпускаю его, мужской разговор на то и мужской, что бы его не слушали женщины. Мы остаёмся в компании с Кэтрин, женой Марка, и я нахожу её невероятно приятной, искренней и интересной, и получаю удовольствие от её рассказов о том, как они познакомились с Марком, и как здорово, что он так скоро сделал ей предложение, ведь истинную любовь всегда узнаёшь сразу… Я уже давно ограничила свой круг общения до членов своей семьи, и потому сладкий щебет этой невинной девочки неожиданно позабавил меня.

Вскоре Марк возвращается, я интересуюсь у него, где же Αлекс, на что получаю ответ, что он отлучился по поводу естественных потребностей. Мы говорим уже втроём ни о чём, проходит ещё около 15-ти минут, а Алекса всё не видно. Мне это не нравится, что-то тут не так. Марк вызывается пойти поискать его, возвращается еще минут через 15 и сообщает, что Алекс на террасе занят с друзьями. Я расслабляюсь снова, смотрю шоу. Ещё через полчаса я объявляю им, что мне тоже стоит сходить в дамскую комнату, подправить макияж, а сама стремглав мчусь на террасу и не вижу ни Алекса, ни его друзей. Теперь мне уже не по себе – не мог он так надолго оставить меня, учитывая особенности ситуации…

Подхожу к краю террасы, опираюсь на стальной поручень и обдумываю, что же мне делать дальше. Внезапно, проходящий мимо официант с напитками, словно нечаянно роняет сложенный листок бумаги, я поднимаю и окликаю его:

– Извините, вы уронили!

– Боюсь, это для Вас, – отвечает он, а я чувствую, как у меня холодеют руки.

Медленно разворачиваю её, боясь даже предположить, что там, в голове проносятся образы похитителей, требующих выкуп за моего Αлекса, и еще не развернув до конца записки, уже строю план своих действий … так я устроена, что поделать.

Но я не успеваю её прочесть: передо мной внезапно вырастает Марк, и одним лёгким движением смахивает эту записку с моих рук. Я в негодовании, но на мои возражения он отвечает:

– Тебе не о чем переживать, с твоим Αлексом всё в порядке, он развлекается. А в записке глупая шутка, ты вообще плохо выглядишь, давай я отвезу тебя домой?

После последнего предложения я окончательно перестала понимать, что происходит. Несмотря на то, что Алекса всё же никто не украл, и он был, судя по всему, цел и невредим и в полной безопасности, моё настроение упало ниже нуля, внутри нарастала тревога. С кем он там развлекается, и как он вообще мог оставить меня одну, да еще так надолго?

Само собой, я отказалась ехать домой, да еще и с Марком, от которого неизвестно, чего ожидать, уж больно жадно смотрит на меня этот молодожён. Вообще, интерес у него был ко мне всегда, подозреваю с тех пор, как он увидел мою обнажённую грудь в объятиях Алекса.

Oscar & The wolf – Joaquim

Проходит ещё полчаса, и я нервничаю еще сильнее. Марк не отходит ни на шаг, я интересуюсь, почему он бросил свою супругу, на что тот отвечает, что в данный момент она в большей безопасности, нежели я. Недоумеваю, о какой моей опасности речь, а он настойчиво отправляет меня домой. На танцполе запускают романтическую музыку, и хотя Марк обязан прямо сейчас бежать и приглашать свою невесту в белоснежном платье, я понимаю, что это мой шанс, хватаю его и говорю, что безумно давно не танцевала. Марк словно тает в моих руках, часть моего мозга анализирует это, уже получены первые выводы, но то, чем занята другая половина моего умствėнного потенциала – гораздо важнее, ведь я добыла записку из кармана пиджака Марка. Теперь мне нужно избавиться от него, что бы прочесть её. Что я и делаю, бегу в дамскую комнату, дрожащими руками разворачиваю послание и успеваю прочесть:

«Your Alex is right now cheating on you in the room # 389» (Твой Алекс изменяет тебе прямо сейчас в комнате 389)

Меня словно обдало кипятком. Я разбита, убита, раздавлена. Марк влетает в уборную, вырывает записку из моих рук, но по моему лицу уже видит, что я прочла её. Я слышу, как он буквально орёт на меня:

– Я же сказал тебе, езжай домой!

Но мне всё равно. Мне кажется, я умру прямо сейчас, прямо на этом кафельном полу.

– Я сейчас отвезу тебя домой, всё равно не позволю тебе идти туда.

– Я и не собиралась туда идти.

– Вот и славненько, пойдём, пойдём. Я сам отвезу тебя, завтра он приедет – поговорите, только не наделай глупостей.

Мы тащимся через зал, через террасу к выходу, Марк объясняет парковщику, которую машину подогнать, мы ждём, он крепко сжимает мою руку, а я думаю: «Не мог он это сделать, просто не мог. Только не сегодня, только не сейчас, в любое другое время – да, но не в эти дни, не сегодня, точно не сегодня». Я чувствую, как щемит в груди, и у меня уже не остаётся сомнений, вырываю руку и, что есть мочи, бегу обратно, пересекаю террасу, зал, бегу на лестницу – в лифте Марк точно поймает меня, вот он третий этаж, вот она эта комната, останавливаюсь, не решаясь войти, но краем зрения замечаю Марка и врываюсь, больше мешкать нельзя – потом не будет шанса.

На широкой кровати вижу пару. Это Алекс и … Кристен! Алекс спит.

– Не ожидала меня увидеть?

А я смотрю на Алекса – он спит.

– Я же предупреждала тебя, не относись к нему слишком серьёзно.

Щёлкает зажигалка, она прикуривает сигарету, Αлекс спит.

А в моей голове уже начинается броуновское движение. Я думаю: «Странно он спит. Необычно крепко спит Алекс, который просыпается от одного моего взгляда …»

Подхожу.

– О, а ты, я смотрю, еще и мазохистка, или ты любишь втроём?

А я зову:

– Алекс!

Потом ещё громче:

– Алекс!

Никакой реакции. Я надавливаю на его плечо и разворачиваю на спину – он спит. Вот теперь я по – настоящему испугалась.

– Что ты с ним сделала?

– Ничего необычного, ничего из того, о чём не знала бы такая взрослая тётенька как ты! – и она приторно хихикает. – Не видишь? Он устал и отдыхает!

Я сдираю простынь и обнаруживаю, что Алекс в брюках.

– Вы делали это, не снимая штанов?

Достаю свой телефон и набираю 911, они прилетают, будто на крыльях. Подозреваю, всё дело в адресе, который я назвала. В такие места спасатели приезжают очень быстро.

Врач проверяет пульс на руке Алекса. Гневно смотрит на Кристен, которая уже успела одеться:

– Что он принял?

– Две таблетки Эквайта.

– Αлкоголь?

– Конечно. Мы же были на свадьбе.

– Зачем он принял Эквайт?

– Чтобы уснуть.

– Так барышня, сознавайтесь, сколько Эквайта Вы ему дали, или я вызываю полицию.

Кристен начинает рыдать и дрожащим голосом говорит:

– Пять или шесть, я не помню.

Глаза доктора округляются.

– Сколько?

И она выпаливает:

– Восемь.

Алекса тут же начинают осматривать всей командой, светят ему в глаза, меряют давление, слушают сердцебиение, потом очень быстро забирают и увозят. Я прыгаю в машину и еду за ними. Уже в приёмной один из медиков сообщает, что в дороге у Αлекса случилась первая остановка сердца, но всё под контролем.

Giga Papaskiri – Perdu Dans La Liberté (OriginalMix)

Я в ужасе, но на этот раз меня в реанимацию не пускают. Мы в Northwest Hospital And Medical Center, а тут свои порядки. Я звоню Тони, он обещает всё уладить. Тони – ангел хранитель нашей семьи, он помогает всегда и во всём, но если дело касается Алекса – он горы свернёт. Уже через 30 минут Тони в госпитале, я сообщаю ему всё, что знала, и спрашиваю:

– Что такое Эквайт?

– В России это димедрол.

И у меня на лице, видимо, шок, потому что Тони слегка приобнимает меня рукой, искренне пытаясь поддержать.

– Тони, он принял 8 таблеток и алкоголь, он выживет?

– Каждый организм рėагирует по-своему, всё, что я могу сказать тебе наверняка – мы сделаем всё, что в наших силах.

– Договорись, что бы меня впустили.

– Нельзя. Его реанимируют. Ты будешь мешать команде делать свою работу. Эмоции очень мешают в этом деле. Поверь, сейчас совсем другая ситуация, сейчас песня ему не поможет …

– Господи Тони, я же не полная дура!

Я рыдаю, а Тони просит коллег вколоть мне успокоительное и оставляет в зале для посетителей, ему нужно быть рядом с Алексом.

Успокоительные всегда действуют на меня как капля никотина на лошадь. И вот я в полнейшей прострации пью кофе в кафетерии больницы. Сижу на жёстком стуле без единой мысли в голове и только под утро начинаю соображать: пытаюсь понять, в чём был смысл всего этого цирка. И к величайшему своему сожалению обнаруживаю, что он примитивен, как и его артисты: по всей видимости, Кристен мстила за сестру, которая в данный момент находилась в местах нe столь романтичных и гламурных, вправляя свои мозги. Α эффект, вероятно, ожидался следующий: я обнаруживаю Алекса в объятиях Кристен и умираю на месте от разрыва сердца, или, что лучше, скрываюсь в ңеизвестном направлении и, убитая горем, или прыгаю с моста, или топлюсь в речке. Короче, лишаю себя добровольно жизни, а Алекс, бросается к Габриель за утешением. Вся нелепость в том, что глупость этого недофарса едва не убила моего мужа. А я всего лишь оказалась в нужное время в нужном месте. Господи, как же хорошо, что я не уехала домой!

Но! Хуже всего то, что меня до холодного пота пугает настойчиво нервно пульсирующая в моём сознании мысль: слишком много совпадений, слишком часто Алекс оказывается на грани трагического… Ведь я хорошо помню, как разъярённая переписанным завещанием Мария сказала тогда в кабинете: «Алекс, ты прекрасно знаешь сам, что ходишь по лезвию ножа…» Значит было что-то ещё, что угрожало его жизни, то, о чём я не знаю, и было это, очевидно, не один раз… Иначе, в чём был смысл той фразы? И вот теперь эта цепочка трагических событий, приближающих моего любимого мужа к смерти, эта упорная закономерность не на шутку уже пугает меня… Словно смерть следовала за ним невидимым шлейфом с тех самых пор, как любящее сердце его матери сумело перехитрить её… Похоже, что и меня она, если не боится, то явно теперь побаивается… А хватит ли мне мужества, проницательности и сил, что бы и впредь оберегать его, защищать от неё, предвидеть беду и заслонять его, быть там, в тот самый час и в том самом месте всегда вовремя… Успевать всегда… У меня сжимается сердце и ноет в груди, ведь я не смогу прожить уже ни секунды без него, ни одного, ни единого мгновения пробыть в мире, где нет его… Значит, придётся напрячься…