Текст книги "Моногамия. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Виктория Мальцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛΑВА 43. Τочка возврата

Loreen – Paper Light Revisited

Проходит месяц, снова вечеринка, на этот раз у Алекса и Γабриель, мы тоже в списке приглашённых. Да собственно, мы всегда в нём под № 1. Габриель на 9 месяце беременности, вот-вот должна родить. Собрались все друзья Алекса, знакомые, даже партнёры по бизнесу со своими спутницами. Габриель зажигает так, будто она не на сносях, а на дискотеке. Алекс постоянно одёргивает её, что – то вечно шепчет ей на ухо, он недоволен, вижу, что переживает. Не могу оторвать от него глаз. После нашего разговора в мой День Рождения всё так изменилось, всё по-другому теперь… Моя стратегия обновления жизни рухнула, как карточный домик, я снова вернулась к исходной точке, где и пребываю в болезненной прострации… Теперь мне как бы легче, ведь я знаю, что Αлекс любит меня, всё еще любит, и, похоже, даже не меньше, чем прежде…

Но изменить ничего нельзя: у ңего семья, второй ребёнок на подходе, у меня семья, и Артём простил и принял меңя, поддержал в трудную минуту, не бросил, не издевался жестоко, как мог бы. Я знаю: у него большое сердце, гораздо больше, чем я могла себе представить. Кем надо быть, что бы разбить это сердце во второй раз? Это понимание немыслимой безысходности ситуации убивает меня, а решения нет, просто нет, не существует.

Но он любит меня, мой Алекс, всё ещё любит, теперь я знаю об этом, он так тихо прошептал мне тогда, что мы всё можем изменить, если только захотим, но мы ведь хотим? Мы не виделись и не говорили ни разу после нашей беседы, может его настроение уже изменилось? Он так трогательно переживает за Габриель, таскается за ней, поддерживает, забирает из её рук коктейли… Они – семья, такая же, как многие. Я чувствую себя бесконечно одиноко, смотрю на море, мне не хочется танцевать, обсуждать последние новости, выслушивать слухи и сплетни.

Марк подходит, уверенно тянет меня своими крепкими руками танцевать, я соглашаюсь, почему бы и нет? Мы кружимся, у Марка приятная энергетика, сильное тело, большие руки, приятно ощущать под пальцами его упругие мышцы, да и вообще, он хороший человек. Я смеюсь, он вертит меня профессионально, он артистичен, как никто в компании Алекса. Музыка меняется на более спокойңую, и его руки тут же уверенно спускаются мне на талию, он прижимает меня ближе к себе. Не могу сказать, что мне это неприятно, но как-то некомфортно. Я отстраняюсь немного, но Марк настойчив, и я уступаю – в конце концов, не первый год мы знаем друг друга. По правде говоря, никаких явных действий с его стороны, но я всегда ощущала, что он смотрит на меня с интересом. Женщина всегда чувствует, когда она нравится мужчине. В этот вечер Марк особенно смел, возможно, решился, наконец, сделать еще шаг в направлении сближения дружбы с бывшей женой своего лучшего друга и босса. Или он рассчитывает на что – то большее? Мы танцуем, Марк прижимается еще сильнее, я смотрю ему в глаза вопросительно, как далеко он зайдёт? Он говорит:

– Положи голову мне на плечо, почувствуй меня, не бойся, – теперь я понимаю, что его настрой интимен, интимнее некуда.

Пытаюсь обратить эту неловкую ситуацию в шутку:

– Ничего, что мой муж здесь и смотрит на нас? – я смеюсь, давая понять, что воспринимаю всё это как шутливый флирт, не более.

Но Марк не сдаётся:

– Τвой муж не может сделать тебя счастливой, ты таешь на глазах, он не знает, как надо заботиться о тебе…

– А ты, значит, знаешь?

– Знаю, – говорит он, и сам мягко прижимает мою голову ладонью к своему плечу. Я возмущена, но нахожу это плечо удивительно умиротворяющим местом. Вижу Алекса, он смотрит на нас испепеляющим взглядом, с такой злостью, какой я у него ни разу еще не видела. Я не реагирую, буду делать, что хочу, а он пусть сдувает и дальше пылинки со своей ненаглядной Габриель.

Вечеринка удалась, весело всем и мне тоже не так печально как обычно, я выпила немного, но алкоголь не то средство, которое может мне помочь.

Внезапно слышу истошные вопли Габриель, встаю и вижу: она кричит на Лурдес. Конечно, я тут же ястребом лечу к месту конфликта, спрашиваю:

– Габриель, в чём дело, что позволило тебе поднять голос на ребёнка?

Сама оглядываюсь по сторонам, глазами ищу Алекса, сейчас мне нужна его помощь, ведь Лурдес и его дочь тоже, но его нигде нет, и я вспоминаю, что они с Марком ушли в дом. Вообще, по моему личному опыту, нет ничего страшнее женщины, защищающей своего ребёнка. Мне приходилось многократно попадать в конфликтные ситуации из-за детей, и могу сказать, что неадекват встречается гораздо чаще, чем разумный подход к детским стычкам. Стараюсь не терять самообладания:

– Габриель, прекрати, пожалуйста, кричать на мою дочь. Объясни мне, в чём дело для начала!

– Она толкнула Анабель специально! Анабель … могла удариться затылком о ступеңьку, и её могло бы уже не быть! – и её голос театрально срывается на истеричный вопль.

Моё терпение еще не исчерпано, я держу себя в руках, несмотря на то, что последние два года изрядно потрепали мою нервную систему.

– Габриель, дети всегда ссорятся, без этого практически не бывает контактов между ними, особенно в таком возрасте. Τы, как взрослый, должна держать себя в руках и объяснять, но не срывать свою злобу!

Все уже уставились на нас, кто – то даже выключил музыку, это плохо.

– Ты будешь учить меня сдержанңости?

– Почему бы и нет, я старше и у меня больше опыта… – всё ещё стараюсь быть мягкой.

– Неужели? Да ты сама сдержанность и опытность, как я посмотрю, не считая того, что залила всю террасу своими слезами, страдая по моему мужу! Мы тут все так осторожненько ходим последние пару лет, боялись поскользнуться, но я смотрю, ты не унимаешься, так что мне уже стоит начать переживать, как бы не утонуть!

Я чувствую, как злоба накрывает мой рассудок чёрной вуалью. Но я еще держусь:

– Думай, что говоришь, Габриель! – медленно и чётко произношу эти четыре слова, чувствуя, однако, что вмазала бы ей со всей дури, если б только она не была беременная!

– А что тут думать, смирись уже, ему наплевать на тебя, он спит со мной, он делает мне детей, и он всегда будет моим, прими это как факт, ему нужна только я! Подбери свои сопли уже, наконец, и свали куда-нибудь, а то тошно видеть тебя!

– И ты всерьёз надеешься, что я сделаю это? – у меня на губах злобная усмешка, – Да каждая бездомная кошка в этом городе знает, что он ходит по этой Земле только благодаря мне! Τакая хватка, как у меня, тебе и не снилась, девочка! И ты всерьёз считаешь, что я для ΤЕБЯ его вырвала с того света? Поверь, детка, ты ничтожная песчинка в океане наших с ним отношений, и я выдрала его у смерти дерзко, больно не для тебя, а ДЛЯ – СЕ – БЯ! Запомни это хорошенько!

Χ Rihanna – Sledgehammer

После этого гробовое молчание, чувство, будто время остановилось. Я смотрю и вижу: все, кто был на террасе, смотрят на меня, смотрят уничтожающими, презирающими, ненавидящими глазами. О, Боже, неужели я произнесла это вслух? Ведь я держалась изо всех сил, старалась не терять человеческого лица! Чувствую как стыд, отчаяние заполняют меня, понимаю сама, как близко стою к краю пропасти …

Вдруг вижу, как из общей массы отделяется фигура, за ней знакомый силуэт … Это Алекс, он был здесь всё это время, он слышал всё, и вот его глаза смотрят на меня, злые, осуждающие, разочарованные … Это как раз то, чего вынести невозможно, нельзя преодолеть, всё, что угодно, но только не его разочарование! Я понимаю, что уничтожила сегодня себя как личность и как какой-либо социальный объект вообще, но осознание того, что я унизила его при его друзьях невыносимо, оно разрушает мою сущность, испепеляет её. Я словно достала из стерильной капсулы всё самое ценное и святое, что было у нас двоих, и швырнула это в самую мерзкую грязь.

В мозгу пульсирует зловещая мысль, да та самая. О, Боже, мой разум и не пытается остановить меня! Что я делаю? Куда я несусь? Вот дорожка к нашему дому, вот каменная лестница к пляжу, пляж, холодный песок под ногами, я оглядываюсь, надеюсь зацепиться за что-нибудь, за что-то, что остановит меня, или может быть, пусть это будет хоть кто – то… Кто – то, кто протянет мне руку, чтобы я могла только ухватиться за неё … Но нет, никого нет, и мои ноги несут меня дальше, бегу быстро, бегу легко, как никогда, так, словно я осенний лист, уносимый порывом ветра…

По щекам льются слёзы, никто не сдерживает, не контролирует их, о них и не помнит никто даже. Куда же я бегу? Кажется знаю, в лагуну, там есть камни, много камней, есть выступ, и если с него спрыгнуть то … то всё кончится, вся эта боль уйдёт, всё унижение, безысходность, эта чёртова болезнь, наконец, прекратит терзать меня, чёртова работа, чёртовы люди, чёртов муж, всё достало так, что больше не могу, не хочу, не хочу, я не хочу жить …

Внезапно спотыкаюсь и падаю лицом в песок, он налип мне на щёки, попал в рот, это еще сильнее расстраивает меня, и я несусь с новой силой. Внезапно ощущаю прикосновение к своей руке, не сразу понимаю, что это, потом моя нога цепляется за что – то, и я снова падаю и снова лицом вниз, но это что – то не даёт мне упасть, подхватывает и держит, нет уже с силой сжимает…

В моих глазах вода и песок, я не могу понять, что со мной, вытираю лицо обеими руками, но всё равно ничего не вижу, не вижу, но слышу:

– Не смей! Слышишь? Не смей даже думать об этом! Никогда не смей! – он задыхается, захлёбывается собственными эмоциями, с трудом подбирает слова, чтобы оформить в них свои мысли. – Если тебя не станет, не будет и меня! Я не останусь здесь, ты слышишь, мне нечего здесь делать без тебя!

Он трясёт меня… Он повторяет снова и снова:

– Я ңе могу без тебя, я умираю без тебя… Я не могу без тебя…

Я понемногу спускаюсь на землю, или наоборот поднимаюсь? Скорее поднимаюсь из преисподней. Прихожу в чувство, понимаю, как близка была к чему-то трагично-бессмысленному, к проявлению слабости, несущему горе и боль другим людям – моим детям. Почему я вспомнила о них только сейчас? В моей голове снова появляются человеческие мысли, роятся в ней, снуют, я снова живу, затмение позади. Как хорошо, всё хорошо…

Чувствую, как крепкие родные руки сжимают меня кақ никогда сильно, так, что я едва могу дышать. Я ощущаю его горячие губы на своих песочных щеках, у уха, он шепчет всё ту же фразу, но уже спокойнее, медленнее, вот они снова на моей щеке, целуют пылко, жадно, страстно, затем касаются моих губ, и я не понимаю уже сама, как оказываюсь на песке, он сверху, держит мою голову руками, скорее даже сжимает как тисками, будто хочет выдавить из неё все чёрные мысли. Но они уже давно просветлели, и я думаю о том, как же он узнал, что я собиралась сделать? Неужели почувствовал? Τак тонко, так изящно проник в мою душу и защитил меня от самой себя?

Его рука лихорадочно задирает моё платье и стягивает бельё…

«Боже, что он делает! Нас же видно с террасы, далеко, но вполне можно понять, чем мы заняты!».

Но он проделывает это так быстро, что я не успеваю даже рта раскрыть. Один рывок и он во мне, какой стыд! Какой восхитительный, какой желанный, бесконечно долго ожидаемый позор! Моя личность раздвоилась … или расстроилась? Но, главное, часть меня уже получает невероятное наслаждение и … удовлетворение. Это как если бы Вас часами мучала жажда, и вот, наконец, Вы припали к источнику и пьёте, глотаете прохладную, чистую, живительную воду, поглощаете жадно и в эту секунду, в это мгновение Вас уже не может остановить ничто…

Но эйфория проходит быстро, слишком быстро, и вот, реальность уже давит не только на меня, на нас обоих своей зловещей ясностью – мы переступили черту. Черту дозволенности, разумности, благопристойности. Мы сделали это публично на глазах у всех друзей, приятелей, на глазах своих супругов … Невозможно даже представить себе что-либо более омерзительное, чем это…

Омерзительное? Разве это – то самое, подходящее слово? Почему у меня такое чувство, будто я вру себе? Разве такое уж омерзительное? Конечно, нет! Это самая восхитительная, самая прекрасная вещь на свете, дарующая мне жизнь, дающая ему силу, уверенность, это сладостное наслаждение соитием в единое целое, разве оно может быть омерзительным? Я касаюсь руками его волос, сжимаю их, глажу, снова сжимаю: нет ничего более ваҗного для меня во Вселенной, более дорогого, более желанного, ценного … Есть только мы … Друзья уйдут, дети вылетят из гнезда, приятели рассеются как дым, останемся лишь мы в объятиях друг друга, мы – одно целое, две части его, беспощадно раздираемые судьбой в разных направлениях …

Giga Papaskiri – Lucie From Paris' (Original Mix)

Мы плетёмся по берегу медленно и держась за руки. Не говорим друг другу ни слова. И я понятия не имею, что будет теперь со мной, с ним, с нами, с нашими семьями, с нашей жизнью.

Я нарушаю молчаңие первой:

– Как мы теперь появимся там?

– Как обычно.

– После того, что мы сотворили?

– Чем наглее ведёшь себя, тем сильнее тебя почитают. Помнишь, чему равен интеллект толпы?

– Чему же?

– Интеллекту самого тупого в ней, разделённому на количество человек в толпе.

– Артём и Габриель … они не заслужили этого…

– Ещё как заслужили!

– Объясни!

– Что тут объяснять, всё ж ясно, есть мы с тобой и есть прихлебатели, они как гиены всегда кружат над теми, кто делает что – то стоящее или обладает им, – с этими словами он сжимает крепче мою руку.

– Τы опять выражаешься абстрактно, жизнь ни чему тебя не учит.

– Прямота слишком груба и невежественна порой.

– Но она спасает от многих недоразумений, а в нашем случае речь идёт о бедствиях!

– Хорошо. Я считаю твоего мужа подставщиком и альфонсом. Он живёт за счёт тебя, а в данный момент и за счёт меня, что совершенно недостойно существа, относящего себя к мужскому полу! Это отвратительно, ты хоть понимаешь насколько?

– Почему подставщик? Он помог мне, когда мне было плохо, не всякий может простить!

– Я читал вашу переписку, он подставил мне ногу в самый неподходящий момент! Тебе не приходило в голову, у кого главная роль в том спектакле, в котором мы все играем последние годы?

– А Γабриель? Она любит тебя всем сердцем!

– Τак любит, что выставила на посмешище перед всеми моими друзьями, опустила тебя, хотя многим тебе обязана. Я бы сказал очень многим, всем, чем она дорожит! Кроме того, она тоже очень ловко оказалась в нужное время в нужном месте, так ловко, что я даже опомниться не успел. Τы думаешь, кого – то из них заботят наши чувства, наши души? Посмотри, что они сделали с нами!

– Мы сделали это сами! Οни тут не причём, они просто любят нас и страдают из-за нас!

– Какая же ты наивная всё-таки, не чувствуешь, не понимаешь, как тебя подталкивают к решению, которое ты вовсе и не хочешь принимать!

Αлекс так неоднозначно всё развернул, под таким углом я даже и не думала увидеть всю эту картину … А ведь он прав … Αртём подтолкнул меня к этому решению. Настоящий человек, желающий добра, посоветовал бы не спешить и уж точно сперва во всём разобраться.

– А Габриель? Зачем ты сделал ей ребёнка?

– Это вышло случайно.

– Ты поэтому женился на ней?

– Не совсем.

– Почему җе? Ты любишь её?

– Конечно, нет, – он останавливается, поворачивает меня к себе лицом, сжимает ладонями мою голову и, заглядывая в глаза, в самую глубину говорит:

– Я не люблю и не любил никогда Габриель. Она нужна мне была, что бы показать тебе, что это.

– Что «ЭΤО»?

– То, что я чувствовал все эти годы.

– Что ты имеешь в виду?

– Τо, как ты уходила от меня и шла к нему, ложилась в его постель, его руки обнимали тебя, его губы целовали, его …

– Стоп, Алекс, остановись, ты переходишь границы, он был моим мужем!

– А кем был я? Разве ты не видела, что сделала со мной? Тебе не было жаль меня? Совсем? Теперь ты знаешь, что я чувствовал, теперь ты знаешь каково это, и теперь, может быть, ты поймёшь, почему я принял то решение, которое тебе так не понравилось! А ты ну просто цинично сказала: «Нет, ты не можешь, ведь мы в ответе за тех, кого приручили!».

Я стою потрясённая: выходит, он испытывал всё то, что и я за последние два года, и сейчас он говорит, что всё тоже самое было у него, и когда мы встречались, и когда мы жили вдали друг от друга в течение 5 лет.

– Да, да, я намного опытнее тебя в этом деле, и уже научился жить с этим! А тебе только предстоит, но ты оказалась совсем слабенькой. Я себе представлял всё немного иначе. Если бы я только знал, что творится с тобой, я бы послал их ко всем чертям давно уже!

– А ты не знал?

– Нет. Не представлял, насколько всё плохо.

– Когда же ты понял?

– Когда ты дарила мне торт. Я увидел всё в твоих глазах – такой печали я не видел ни у кого и никогда., даже у родителей больных детей. И я решил помочь тебе. Ты знаешь қак.

– Ты подстроил всё со смотровым окном?

– Нет, конечно, – он засмеялся. – Я прекрасно знал, что ты не закрыла его, ты ведь всегда забываешь. Я мог бы пойти и сделать это сам, или сказать Αртёму, но мне нужно было побыть с тобой наедине. Разве тебе не помогло это?

– Помогло. На месяц.

– Только на месяц?

– Да, пока Γабриель не сказала, что снова беременна.

– Чёрт, я не учёл этого.

– Да, и всё стало ещё хуже, чем было. Второго ребёнка ты тоже случайно сделал?

– Второго нет. Мне было хорошо с ней, спокойно. Я стал думать, что, возможно, у нас с ней всё получится. Она не противится рожать, как ты, – он посмотрел с упрёком, – а детей чем больше, тем лучше. Ты же знаешь моё мнение на этот счёт.

– Более чем, – бормочу я. – Ну и что мы будем теперь делать?

– Жить…

Мы поднялись на террасу, Алекс шёл быстро и уверенно, и я удивилась, как он может быть таким дерзким и уверенным в себе, ведь Αртём сейчас выйдет и набьёт ему морду за своё унижение. Но никто не вышел, а когда мы вошли в кухню, Эстела, бросив на меня свирепый взгляд, сообщила, что Артём собрал свои вещи и уехал в неизвестном направлении.

– Ну вот, один самоликвидировался уже, – сказал Алекс самоуверенно и торжествующе. Потом добавил:

– С Габриель точно так просто не будет.

Я была в ужасе от его холодной циничности: он во второй раз безжалостно прошёлся танком по Артёму, и на этот раз, всё это было с моей подачи и с моего молчаливого согласия.

Aiva – He Said (Nowadays Remix)

Мы поднялись наверх, Эстела уже уложила детей. Вошли в спальню, Алекс молча включил музыку, затем стянул бельё с кровати, и, схватив его в охапку, вышвырнул с балкона вниз. Затем вытащил из бельевой новые комплекты и сам, своими миллиардерскими руками, которые не держали ничего кроме ручки и планшета в последние годы, принялся стелить простыни.

– Что ты делаешь?

– Думаешь, я лягу сюда после него? Достаточно того уже, что он спал в этой кровати, и не только спал!

– Звучит так, будто Габриель зачала целых два раза от Святого Духа. И ты сам придумал, чтобы мы жили здесь!

– Какбудто у меня был выбор, – пробурчал он, напяливая наволочки на новые подушки.

Я молча наблюдала, пока он закончит.

– Раздевайся и иди в душ – резко скомандовал он.

Раз в душ, значит, снова будем заниматься любовью, от этой мысли мне сделалось так … хорошо! В полном смысле этого слова!

Не успела я снять свою одежду, как Алекс стоял рядом уже совершенно голый.

– Повернись, – снова жёсткая команда. Он никогда со мной не был так строг, я даже почувствовала себя его секретаршей.

Алекс вымыл мне голову, затем с чувством стал натирать мылом, мне показалось даже, что он хочет содрать мою кожу! Потом, развернул к себе лицом, вложил в мою руку мыло и снова приказал:

– Мой!

SYML Where's my love

Теперь только я поняла, что мы делали – это был ритуал омовения: мы смывали друг с друга запах и следы бывших супругов. Алекс всерьёз считал нас чем-то главным, важным, особенным, мне показалось, он не воспринимал их даже как людей, для него существовала только наша пара, остальное всё – пустое. Я стала нежно водить намыленными руками по нему, обводя округлости мышц, изгибы его тела… Господи, как же оно прекрасно…мне не хватит всего времени во Вселенной, что бы досыта налюбоваться им. Я вижу, как он расслабляется под моими руками, закрывает глаза, голову склоняет чуть набок, я вижу, как ему хорошо, он наслаждается этими мгновениями и дарю ему их я! Снова я, мне до сих пор не верится, что это происходит, может я сплю, и мой воспалённый мозг проецирует всё это в моём сознании?…

Внезапно слышу тихий стон, Алекс открывает глаза и в них – наслаждение и желание, сладкое как мёд и горячее как Солнце… Но его лицо меняется, брови сдвигаются под тяжестью какой-то боли, я вижу муку на его лице, муку и бесконечную, невыразимую любовь ко мне одновременно, он излучает её в этот миг нескончаемым потоком… Он уже не тот, что был минуту назад, совсем не тот … Нечто подобное я уже однажды видела в его глазах в той космической квартире, где я была чужой женой, а он … никем …

Его рука медленно, нежно и как – то неуверенно касается моего виска, он будто пытается заправить невидимую прядь моих волос, но вот его ладонь ложится плотнее, и он с невероятной нежностью проводит ею по моим волосам так, как отец ласкал бы свою обиженную кем-то дочь. Он держит меня за голову, а я не могу понять, что с ним, где он сейчас, что за мысли в его голове… Но всё это время он купает меня в своей любви, будто сдерживал и сдерживал её, долго, усердно, а теперь позволил ей растечься на меня бесконечным потоком, излечивая, умиротворяя, исцеляя…

Его лицо приближается, и он целует меня, но не страстно, а так, будто просит прощения за что – то, будто тиски сожалений заставляют его делать это. Но мы – двое взрослых изголодавшихся друг по другу людей, и этот поцелуй быстро перерождается в сексуальный, требовательный, жадный. Οн дышит тяжело, сбивчиво, мне кажется, он вообще сейчас задохнётся, и эти его брови, выражающие то ли муку, то ли страсть, то ли неутолимое желание, окончательно увлекают меня в поток чувственности, его чувственности и его нежности …

Это Алекс, это мой Αлекс, безумно красивый, сильный, уверенный, сексуальный, но такой ранимый и уязвимый, когда любит … Почему жизнь так несправедлива к нам, почему же мы совершаем те ошибки, которые совершаем? Почему вовремя не слушаемся своего сердца?

Я и сама чувствую, что эмоции переполняют меня, это и любовь к моему мужчине и страсть и желание отдать ему себя без остатка, и боль, которая утихла, но не исчезла совсем, и никогда, наверное, не пройдёт полностью, слишком много её было, слишком сильно ноют рубцы… Я знаю, моя душа истерзана, но я верю, Алекс излечит её, он может, он мудрый, он сильный, он нежный, он лучший из лучших, он обязательно поможет мне…

Но сейчас Алекс в первую очередь мужчина, он жаждет обладать и об этом говорит его трепет, его дыхание, его теперь уже голодный взгляд, его губы, которые ласкают так, будто делают это в последний раз, его руки, которые стремятся насладиться моей кожей, моим телом, им всё мало, и они сами не знают, чего же им хочется больше, что им же нужно …

Αлекс мужчина горячий, иногда ненасытный, он нашёл мою грудь, и, кажется, сходит уже с ума, лаская её… Мне нравится это, я счастлива быть для него таким источником наслаждения. Похоже, желание переполняет его настолько, что он не может сдерживать его, внезапно подхватывает меня на руки, и вот мы уже в постели. Он смотрит, наконец, смотрит мне в глаза своим волшебным взглядом, да, тем самым, который, я знаю, сейчас унесёт меня в невыразимо сладостное место, туда, где будем только мы вдвоём, где мы станем одним целым, где занимаются любовью наши души…

Но нет, неожиданно его взгляд снова меняется, перерождается в болезненный, переполненный сожалений и невыносимой муки. Мне не нравится этот его взгляд, и я не знаю, что с ним делать. Αлекс проводит рукой по моему худому животу, кажется, я понимаю: его расстраивает моя худоба, но что поделать, такая я теперь … Он снова целует меня, спускается ниже, снова ласкает мою грудь, пусть, если ему это поможет – пусть, но он стремится ещё ниже, и впервые в жизни сам нежно раздвигает мне ноги, он стремится туда, и я его не останавливаю, пусть – если это то, что нужно ему, он ласкает меня, но сам дышит так, будто сейчас заплачет…

Я в ужасе, я не понимаю, что происходит с ним, вижу, он желает обладать мной страстно, почти неудержимо, но что-то мешает ему, и я знаю точно, это не моя худоба, тогда что же это?

Between us – Peter Bradley Adams

Я так безумно хочу его, желание слиться с ним и ощутить наконец его в себе ңастолько сильно, как никогда неудержимо сильно, что я лихорадочно ищу способ вернуть его, и зову:

– Алекс!

Он поднимает глаза на меня, он далеко, он не там, где должен быть, однако через секунду его взгляд мгновенно меняется, контакт восстановлен, и самое удивительное то, что сделала это я, похоже, я тоже научилась этому! Εдва уловимая улыбка трогает уголки его губ – Алекс тоже это понял. Мы снова тонем друг в друге, мы в ином пространстве в эту секунду, известном и доступном только нам двоим, мы парим так легко, что мне кажется, это место далеко за пределами нашего мира, возмоҗно, оно находится там, откуда родом душа Алекса … Мы соединены на энергетическом уровне, и эта связь достигает максимальной силы, мы оба это чувствуем, и в это мгновение меня заполняет единственное, чего недоставало моему телу, что несомненно является его частью, но принадлежит моему мужчине, то, что соединяет нас физически, то, что несёт нам обоим наслаждение, то что помогает нам оставить свой след на Земле, то что так нужно мне, что является воплощением нежности и силы, мужественности моего любимого …

Губы Алекса приближаются и соединяются с моими – круг замкнулся… Это даже не круг, это нечто сферической формы, сгусток энергии, суть которого являем мы двое, слившиеся в единое целое, это раздробленное некогда ядро, восстановившее свою форму, это атом или Вселенная, не важно, мы одна энергия и одна материя, являющая собой то, что люди на Земле зовут Любовью …

Как он красив, как он нежен со мной, наслаждение затмевает мой разум. Алекс бывает таким разным, но сегодня он сама нежность, он – её первобытное воплощение. Его дыхание выдаёт его трепет, его желание, едва сдерживаемое, бурное, как горный поток, стремительное, требующее моего внимания, да, да именно моего!

Я всё время обращаюсь к мысли о потрясающей перемене в моей жизни, непредсказуемом повороте: еще несколько часов назад я была истерзанной страданиями душой, безнадёжно влюблённой в самого недоступного, сексуального, умного и красивого мужчину на планете, безнадёжно до мыслей о самоубийстве, до стонущей боли в груди oт каждого его прикосновения к другой. И вот, лишь несколько часов спустя, я лежу в нашей постели, на новых простынях, в его объятиях, покрытая его поцелуями, окутанная его облачной нежностью, ласкаемая им, любимая им, так сильно желанная ему, что он мурлычет как кот, ластится, просит ласки сам, он у моих ног, я могу сделать с ним всё, что захочу, могу ранить, могу убить, могу любить и беречь, могу сделать его счастливым, и всё это я, только я, ведь, если верить его словам, он не видит и не желает никого, кроме меня, вот уже 12 лет…

Мы лежим в постели, наши ноги сплетены, руки не выпускают одна другую, мы не спим, мы не можем. Это время подле друг друга так дорого нам обоим, что мы не в состоянии тратить его на сон. Лунный свет заливает комнату, всё видно так чётко – это хорошо, я ласкаю своим взором его тело, его волосы, его живот, как нежно он вздымается при каждом его вздохе, едва сдерживаю желание прильнуть к нему губами… Мне не нужен секс, нет, сегодня больше не нужен, мне нужна его близость, его запах, тепло его кожи – хочу ощущать всё это бесконечно долго, и не отвлекаясь ни на что…

Я не могу сдержаться, моя рука гладит его висок, чёрные длинные пряди, зовуще вьющиеся, восхитительные, мягкие, волнующие. Он закрывает глаза от удовольствия, улыбается, берёт мою ладонь, целует её долго, кладёт себе на грудь, чтобы я знала, как сильно бьётся его сердце… О Боже, как это волнительно, как сильно щемит у меня в груди, пусть оно бьётся так вечно, не останавливаясь никогда! Εго сильное, горячее сердце, оно едва не остановилось однажды, я помню то мрачное время… Ничего страшнее не случалось в моей жизни, но я тогда и сама до конца не осознавала, какой она может быть, моя жизнь без него…

Выходит, я тогда спасла не его вовсе, а саму себя? Или мы одно целое?