Текст книги "Мурка. Королева преступного мира"

Автор книги: Виктория Руссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 18
Яд в моей крови

После бала в банде Колченогого появился первый немой. Кровавую Мэри начали по-настоящему бояться, полагая, раз уж она состоит в тесной связи с главарем синдиката, что ей может помешать лишить языков всех? При ней, как правило, все молчали, старались не смотреть в глаза и даже не думать, потому что пронесся слух, что она умеет читать мысли. Теперь никто не смеялся над немыми представителями ее банды, относились к ним с почтением и даже иногда дарили подарки просто так – без повода.

– Знаешь, Сережа, так странно… Сегодня один человек увидел, что я иду по коридору и убежал в другую сторону, – поделилась Мэри за завтраком.

– Это же хорошо! Никто не мозолит глаза. Ты даже представить себе не можешь, какая идеальная теперь дисциплина. Как говорят в народе, у страха глаза велики.

Каждый раз, когда касались темы самого обсуждаемого вечера в жизни заскучавшего провинциального городка, Мэри делалось дурно. Она не могла простить Соньке этого унижения. Колченогому она пообещала не наносить физических увечий его красавице-любовнице, но все же была начеку, потому что знала, что настанет тот момент, когда она поквитается с обидчицей, выставившей ее на смех перед толпой глупых павлинов. Как говорил дядя Миша, не стоит прощать людям долгов, иначе оберут тебя до нитки, и пойдешь по миру голым.

– Я все испортила, да? – робко спросила Мэри.

– Совсем нет! Я извлеку свою выгоду: охрана мне больше не понадобится в твоем присутствии. Правда, одна беда: у меня больше нет Колясочника! Да, и еще несколько человек просят их отпустить – боятся жить в усадьбе. Они же не в тюрьме, черт возьми! – тихо выругался мужчина, в действительности не зная как поступить с просящимися на волю. Фееричный выход Мэри воспроизвел на людей потрясающий эффект и это забавляло его. Про человека с откушенным ухом теперь забыли, а в местных мясных лавках стали чаще покупать именно язык. Что поделать! Люди любят кровавые истории.

Мэри задумчиво отпила остывший чай. Колченогий снова сделал ей замечание по поводу плохого аппетита. Ела она и правду очень мало.

– Кстати, в местный театр привезли презабавный водевиль. Представление длится два часа. В первой части актер сидит за столом, заставленным большим количеством блюд, и он это все съедает прямо на глазах удивленной публики.

– Ужасно! А во второй части, что он делает? Сидит на горшке?

– Выпивает несколько бочек вина. И все это под живую музыку. Хочешь посетить театр? Развеешься!

– Нет! Неужели кто-то ходит на такие спектакли? – удивлялась Мэри.

– Зал – битком! И билетов не достать. Может быть, в тебе проснется желание наконец нормально поесть?

– Боюсь, что после такого есть мне точно не захочется.

Мэри посмотрела по сторонам. Небольшая комната, смежная со спальней, где они взяли обыкновение совершать трапезы, казалась ей очень уютной. На светлых обоях были маленькие синенькие цветочки – васильки.

– Васильки… Много лет не видела васильков!

Колченогий пообещал, что завтра к утру ее комната утонет в цветах, и она окажется внутри одного из пейзажей своего любимого Левитана почти по-настоящему.

– Надо привезти его в усадьбу! – одухотворилась Мэри, представляя, как красиво будет смотреться картина в их спальне.

– Он же умер еще до революции пятого года!

– Глупый какой, – в шутку выругалась Мэри, – я говорю о его пейзаже. Неужели ты забыл, как мы вас облапошили?

– Если бы не пирожки! Позавтракай, а то мне придется кормить тебя насильно.

Мэри вспомнила, как впервые завтракала в этой комнатке. Уставшая и изнуренная после ночи, проведенной в объятиях Сережи. Сидела за столом совсем без одежды, но не желая расстаться с жуткой зеленой шляпой, смущаясь своего изъяна. Теперь она прикрывала голову светлым шарфом, который обвязывала вокруг головы как тюрбан. Она привыкала больше не скрывать свою тайну. А в городке некоторые девушки начали носить короткие стрижки, прическа «Кровавая Мэри» стала очень модной среди молодежи летом 1922 года.

Чтобы прийти немного в себя бандерша временно отказалась от поездок на «гастроли». Разделив группу на две части, она направляла их в разные близлежащие города, в которых они уже были раньше.

– Это будут вежливые повторные визиты, – отшутилась Мэри.

Добыча была существенно меньше, но все отнеслись с пониманием – ей нужна была передышка.

С Фомкой у Мэри снова начался разлад в отношениях. Он рассчитывал, что после поцелуя посреди уборной с разбитыми зеркалами, их связь станет прочнее, глубже и осмысленней, она наконец-то поймет, что может опереться на его надежное мужское плечо. Но она избегала встреч со своим верным пажом и передавала ему указания письменно.

– Почему ты прячешься? – спросил Фомка, поймав ее за руку на крыльце усадьбы. Зная, что Мэри каждый день прогуливается по парку, молодой человек, жаждущий разъяснений, терпеливо поджидал ее несколько часов. Ему передали очередную записку, и он не на шутку разозлился, не понимая причин отчуждения.

Я не прячусь. Я здесь. Просто не хочу никого видеть, – произнесла Мэри отстраненно, поправив платок, намотанный на голову. Она слабо улыбнулась и, не желая продолжать беседу, продолжила путь, спускаясь по ступенькам.

– Кроме инвалида? – «выстрелил» ей в спину Фомка. Она замерла, но не повернулась.

– Мои отношения с моим мужчиной касаются только двух человек: меня и его. Ты снова забываешься, Фомка, – ответил ледяной голос.

Мэри спустилась по лестнице и не спеша направилась в сторону парка.

– Что ж… Я терпелив, Мурка… Я подожду еще, – произнес молодой человек негромко, наблюдая, как похожая на хрупкую фарфоровую статуэтку женщина исчезает за углом. В какой-то момент он понял, что не один на крыльце.

– Хороший денек сегодня выдался, – голос Колченогого был мягок. – И трава такая мягкая – зеленая. Так бы и пробежался по ней. Нам – инвалидам – бегать только во сне.

Щеки Фомки вспыхнули. Молодой человек повернулся и посмотрел в глаза Колченогому, уровень которых был значительно ниже, потому что тот сидел в коляске. Не зная, что еще сказать, оба молчали. Их «дуэль» длилась несколько минут. Фомка снисходительно усмехнулся и пошел прочь. Он не боялся Колченогого. С какого-то момента ему стало многое безразлично. Теперь его мысли занимало только одно: однажды Мэри ответила на его поцелуй и не оттолкнула его, а значит, есть надежда на то, что они все же будут вместе.

Однажды Питон заметил его печаль и, пытаясь развеселить, начал скручиваться в «рогалики». Это было после какой-то ссоры с Мэри. Он сказал своему немому приятелю:

– Я устал, дружище, хочу уползти куда-нибудь подальше!

Бывший циркач сложил свои ладони на груди с той стороны, где сердце, и понимающе кивнул.

– Как чудесно, что порой не нужны слова! – воскликнул Фомка, и голос его дрогнул.

Тогда Питон взял бумагу и что-то долго писал. Он был очень сосредоточен, грифель карандаша скрипел под потоком его мысли. Не выспавшись с дороги, Фомка даже задремал. Он открыл глаза от легкого толчка. Перед ним лежал исписанный кривым почерком лист, а Питон поспешил удалиться, вытирая слезы. Это была история о воздушной гимнастке, которую страстно полюбил один юноша. Он с восхищением наблюдал, как легко она порхала под куполом цирка, словно прекрасная птица. Ей аплодировали, ею восхищались, ее боготворили. Поклонники несли цветы и драгоценности, а юноша наблюдал все это со стороны, и его сердце обливалось кровью. Чтобы заслужить ее внимание он сделал номер для цирковой программы, который имел невероятный успех. Но она все равно была к нему равнодушна, потому что парящая в небе птица и ползающая по земле змея – не пара друг другу. Однажды она сорвалась и упала из-под купола цирка. Все отвернулись от нее, кроме того юноши. Он ухаживал за ней, оплачивал дорогих врачей. Гимнастка больше не парила, но зато занялась вполне земными делами и вышла замуж за заботливого юношу. Они прожили в браке несколько счастливых лет, а потом его прекрасная птица умерла.

Именно после этой трогательный истории отчаявшийся Питон начал пить и его прогнали из цирка. В банду к Мэри он попал «за компанию» с акробатами. На необычную процедуру согласился с легкостью – все равно ему не хотелось ни с кем разговаривать. Руки на себя наложить не хватало духа, а среди бандитов – если убьют, то и наплевать.

Больше всего Фомку тронула фраза, написанная в конце истории: «Иногда стоит ждать годы, чтобы пережить самые счастливые моменты, память о которых так же дорога, как минуты, проведенные рядом с любимым человеком». Он понимал, что их истории чем-то похожи. И что ему делать? Ждать пока его птица упадет с переломанными крыльями?

Вернувшись с прогулки, Мэри долго бродила по усадьбе в поисках Сережи. Ей казалось, что он от нее прячется. В одном из коридоров она столкнулась с Сонькой. Мэри молча смотрела на нее, преградив ей дорогу, девушка оторопела и отступила назад.

– Я иду мерить платье, – зачем-то выпалила Сонька с гордым видом. – Модистка перешивает его уже четвертый раз – никак не можем с ней договориться.

Мэри ощущала волнение и запах лжи. Она внимательно рассматривала красивую брюнетку, которая почему-то была одета слишком скромно, будто желала оставаться незамеченной.

– Я не спрашивала, куда ты направляешься. Кто я тебе, чтобы ты передо мной отчитывалась? – прохладно, но с улыбкой произнесла Мэри и медленно отошла в сторону. Это было похоже на сценку из ее петроградской жизни: в темной подворотне дамочка из высшего света встречает жулье, ей страшно, но она храбрится и гордо задирает подбородок. Когда путь был свободен, Сонька просеменила мимо. Мэри ощущала опасение неуверенно скользящей девушки, видимо боящейся лишиться какой-нибудь части тела.

– Кстати, ты должна быть мне благодарна! – сказала вдруг Сонька, почувствовав себя в безопасности.

– За что? – не понимая, уточнила Мэри.

– Как за что?! Теперь нет необходимости все время носить парики! Все знают про твой изъян и даже не осуждают тебя за это.

– Как шавка сзади за пятку укусила! – тихо выругалась Мэри, когда храбрая врунья скрылась из виду. Она поправила свой тюрбан и продолжила поиски Колченогого, сокрушаясь, что усадьба слишком велика.

– Сережа, – позвала она его. Голос ее резонировал, отскакивая от стен. Человек в коляске казался совсем маленьким посреди этого огромного зала, будто закончился бал и все о нем забыли, убежав на улицу смотреть фейерверки.

Руки Мэри мягко опустились ему на плечи. Он поцеловал ее кисть.

– Я еле нашла тебя! Глупо жить в таких огромных домах, где два человека могут так и не встретиться! – с улыбкой произнесла она, чмокнув возлюбленного в макушку, после чего перебралась к нему на колени. – Ты же не любишь этот зал! Называл его «бездушный», не чувствуя в нем тепла.

Мэри вспомнила, как он устроил ей экскурсию по усадьбе, и пытался пропустить это просторное помещение. На вопрос «почему?», ответил, что огромные залы – это гимн одиночеству. Она тогда возразила:

– Неправда! В больших залах всегда бывают толпы людей!

– В том-то и дело: именно в толпе мы больше всего ощущаем одиночество, – произнес он в ответ.

Мэри предложила пообедать, но Колченогий отказался, сославшись на отсутствие аппетита.

– Знаешь, в местном театре показывают чудесную пьесу, – начала было отшучиваться она, передразнивая их недавний разговор.

– Мурка, – перебил он, – пройдет время и… Я могу тебя потерять – я понимаю это. Ты красивая женщина и вполне могла бы…

Она резко соскочила с его колен, не дожидаясь, пока он закончит фразу, встала напротив и, сдерживая слезы, отчеканила:

– Как ты смеешь! Как ты смеешь, Сережа, так со мной разговаривать!

– Я просто подумал…

– Для тебя это игра? Как бантик для кошки! Тянешь за веревочку – она бежит за тобой, а потом раз и убираешь игрушку в карман!

– Ты не правильно поняла…

– Впервые я счастлива! Я почти ничего не помню из нашей прошлой жизни, но я так хочу жить настоящим! Неужели ты этого не видишь?!

Колченогий смутился. Ему было стыдно признаться, что молодой парень, крепко стоящий на двух ногах, вызывает в нем тревогу, и он не готов состязаться с ним, потому что считает, что этот бой заведомо проигран. До маленькой «дуэли» с Фомкой на крыльце, Колченогий не думал о том, что ущербен. Все приоритеты, установки, ценности, которыми он жил раньше, были обращены в пепел с помощью пышущего здоровьем человека, испытывающего к его женщине далеко не дружеские чувства. Мужчина в коляске вдруг понял, что больше всего на свете боится потерять свою Мурку.

– Я хочу на наш островок счастья. Ты не против, если я возьму тебя с собой? – спросила Мэри, с нежностью глядя на него. Он одобрительно кивнул.

Глава 19
Черт и ангел развлекаются

Пока ее подопечные добывали средства на пропитание, она болталась по улицам, одевшись мальчишкой. Колченогий был занят делами и решал какие-то вопросы, а ей не хотелось находиться одной в огромной усадьбе. Прохаживаясь возле самой дорогой в городе гостиницы, неподалеку от вокзальной площади, она заметила выходящую из огромных массивных дверей Соньку. Со швейцаром девушка держалась так, словно они были давно знакомы, что давало повод думать, будто эта красивая дама здесь не первый раз.

– Попалась? Та, которая кусалась, – усмехнулась Мэри. Она понимала, что теперь Сонька у нее на крючке, с которого сорваться ей будет очень непросто.

Мэри торопливо направилась в ресторан «Москва», желая встретиться с Борисом. Все тот же противный и грубый швейцар долго гонял навязчивого мальчишку, пока не получил от него хорошее вознаграждение за то, что тот окажет великую честь потратив пару минут своей жизни на то, чтобы пригласить на крыльцо буфетчика.

– Так и передай ему: ждет, мол, тебя друг Сережка и надел он свой пинжак с блестящей начинкой, – меняя голос, уточнила Мэри.

Бородач ничего не понял, только нервно сплюнул пару раз, потому что никак не мог запомнить странную фразу. Борис был рад приходу юного друга и предложил ему пройти на кухню отведать жаркое, приготовленное грубоватой, но добродушной толстухой – поварихой. Мальчишка отказался, жалуясь на отсутствие времени, и сразу перешел к делу:

– Есть у тебя кто знакомый в гостинице у вокзала?

– Это в какой? Там их две!

– В «Гранд Мерси».

Борис присвистнул, разглядывая залатанные обноски юнца, и, сдерживая смех, произнес:

– А ты чего там потерял? Или никак жить там собрался? Мэри сделала вид, что обиделась, и сделала шаг в сторону, как бы случайно обронив дорогую побрякушку – колечко с камнем, которое вытащила из кармана, выходящего из ювелирной лавки франта.

– Стой, есть у меня там один знакомый. Человек он не последний, поэтому придется раскошелиться.

Борис и Мэри ударили по рукам. Буфетчик поспешил все решить в этот же день, чтобы не упустить легкую наживу. За посредничество кольцо он оставил себе. По дороге сотрудник ресторана выяснил, что сделать нужно самую малость – выяснить в каких номерах заселены постояльцы и с какого времени живут. За горсть червонцев информация была получена, но проку от этих сведений оказалось немного. Борис обманул ее.

В банде Мэри случилось несчастье – погиб Левша, сорвавшись с карниза. Обычно она не позволяла ему выполнять сложные трюки, потому что знала о проблемах со спиной. В этот раз остановить раззадорившегося акробата было некому. Брат-близнец перебрал спиртного в поезде и в силу плохого самочувствия испугался лезть на верхотуру в квартиру лавочника. Левше так хотелось отличиться, что он умолял брата дать ему возможность вспомнить цирковые времена. Правша страшно горевал, обвиняя себя в смерти близкого родственника.

– Даже не похоронить по-человечески! – произнес с грустью Фомка, понимая, что подобная участь может настигнуть каждого из них. Мэри объявила пару выходных, выделив средства на выпивку и посещение притона.

– Развейтесь в память о нашем добром друге Левше! Помните, как однажды он написал на стене тост, когда мы что-то отмечали: «Каждый из нас частичка большого колеса под названием Судьба. Пусть оно крутится-вращается и плевать на беззубую старуху с косой».

Все члены банды кивали, вздыхая с грустью. Мэри улыбнулась, вспомнив, что во фразе, написанной на стене, было много философского смысла, но еще больше там было грамматических ошибок.

Бандерша коротала вечер в компании Колченогого. Приближалась осень, и ночи стали холоднее. Мэри не любила это время года, вообще смена сезонов наводила на нее тоску. В эти периоды она старалась больше занимать себя делами, чтобы не было времени смотреть, как состарившиеся деревья прощаются с листвой. Вечером растопили камин. Огонь неистово плясал по поленьям, будто несколько крошечных гимнастов разом показывали свои цирковые трюки. Мэри прокручивала в голове момент встречи с близнецами, которые от отчаянья и голода согласились стать членами ее банды. Они показали несколько номеров, оба очень старались, а Мэри все время пялилась на косоглазого Правшу, изо всех сил стараясь не улыбаться. Фомка настоял, чтобы она взяла обоих братьев, тем более, что спина Левши была повреждена.

– Кто будет рассматривать его глаза ночью во время грабежа? – развел он руками. Бандерша задумалась. Это звучало убедительно и ее «труппа» приняла двух воздушных гимнастов.

– Не молчи, – Колченогий не выдержал затянувшейся паузы. – Скажи мне, о чем ты думаешь?

– О нашей собачей жизни. Хочу понять: в какой момент происходит надлом… Может это идет из детства? Несчастливые родители в наследство передают несовершенную судьбу своим детям. Как зерно, которое посадили в неблагополучной среде, и растет оно себе… С удивлением оглядываясь по сторонам, оценивая происходящее…

– Ты мой философ, – чуть насмешливо произнес Колченогий. – По твоему выходит, на прорастающее зерно влияет окружающая его среда?

– Влияет. Как ты тогда сказал? «Не уворовал веры, а уверовал». Только представь: ты возвращаешься из ссылки и становишься не вором, а попом. Твоя жизнь была бы совсем другой в стенах церкви! – размышляла Мэри, завороженно глядя на огонь.

– Не всегда правит личностью то, что окружает. Ведь и среди навоза может вырасти прекрасный цветок!

– Только кому он нужен, если от него разит дерьмом?!

Колченогий позвал ее к себе, и она вскарабкалась к нему на коляску, обвив шею руками. В ее кошачьем умении устраиваться на его груди было столько нежности, что он невольно задумывался о том, как ему не хватает обычной жизни, в которой он был бы отцом непослушных детей. Да, она права… Среда обитания может серьезно влиять на судьбу человека. И порой приходится просто смириться и двигаться по инерции, ведь что-либо менять уже поздно.

– Моя Мурка, – произнес он, шутливо щекоча ее за ухом. – Не грусти. Не ищи ответы, ковыряясь в том времени, которое ты уже никогда не вернешь. Будь благодарна родителям просто за то, что ты есть.

– Я все чаще вспоминаю слова отца, он все время мне твердил: «живи для души, Маруська, несмотря ни на что, живи для души». Я пыталась следовать его совету до того дня, который разделил меня на две части. С тех пор во мне словно две половины, плотно скрепленные между собой – темная и светлая. Иногда мне кажется, что внутри меня сражаются черт и ангел, но с какой целью? За что? Если души нет… Человек – просто кусок плоти и при способности мыслить, он совершенно не умеет пользоваться плодами своих умозаключений. Он продается за золото или за блестящие камни – становится товаром! На чем строится отношение к жизни? На желании потреблять! Пользоваться!

Мэри снова погрузилась в свои мысли. Колченогий любил моменты ее откровения: она была честна в своих переживаниях и трогательно делилась мыслями, словно ребенок, познающий мир.

– Пора спать, – заботливо ответил он на ее зевок.

Мужчина позвонил в колокольчик, вызывая помощников, чтобы они помогли ему приготовиться ко сну. Мэри с улыбкой наблюдала, как старательно они помогают своему хозяину. Огонь играл тенями на ее лице, и было похоже, будто она прислужница дьявола, находящаяся у врат преисподней. Один из людей Колченогого случайно поднял на нее взгляд, вдруг побледнел и потерял сознание. Ее это развеселило, она начала смеяться заливистым девичьим смехом – совсем не страшным, но это произвело впечатление и на второго помощника – у него задрожали руки. Торопливо застегнув пуговицы на пижаме хозяина, он чуть склонился, выражая почтение, и проследовал к двери, волоча за собой того, кто так и не пришел в сознание.

– С этим надо что-то делать, Мурка! Я окажусь беспомощным!

– Я буду тебе помогать, – давясь смехом, пообещала она.

– Я, между прочим, серьезно.

Мэри уже думала над этой проблемой и предложила в услужение своих молчаливых подчиненных. Они ее не боялись.

– А как же ваши «гастроли»? – озадачился мужчина.

– При тебе будет Философ. Он в последнее время читает много книг религиозных и написал мне письмо, что хотел бы заниматься чем-нибудь не связанным с кражами, потому что это грех. И еще мои ребятки должны переехать сюда на усадьбу. Скоро осень, на даче уже холодно. А в этом доме слишком много места.

Колченогий задумался. Он понимал, что это может вызвать некоторые кривотолки среди его людей, которые посчитают, что он выделяет бандитов Кровавой Мэри на фоне других. Но с другой стороны – эту женщину так боялись, что для многих станет облегчением тот факт, что не придется жить с ней на одной территории. Смущал его только один момент: присутствие рядом «Ромео» – ее прихвостня.

– Я должен подумать! Давай спать, моя демоническая Мурка, – ласково произнес Колченогий.

Этой ночью Мэри снились хорошие сны. В одном из них она увидела своего отца – молодого, с открытой улыбкой и светящимися глазами. Так он выглядел до того момента, как начал пить. Будучи поэтом, он писал с упоением, а когда ничего не получалось, уходил в художественные запои. Он страдал, тщеславие не давало покоя непризнанному гению. Одно его стихотворение как-то напечатали в журнале, но редактура обтесала его строки так, что получилось совсем другое произведение. Он плакал над страницей с уже чужими строками. Маруся и не подозревала, что слезинки могут быть такими крупными. Перед ней сидел человек, потерявший смысл жизни. Дочь боялась, что он потухнет от тоски, и не знала чем ему помочь. О том, как спасти тонущего в отчаянии и в алкоголе мужчину задумывалась и супруга. Ее дела шли намного лучше – картины покупались, она и содержала семью. Этот факт тревожил гордеца, и лишь задобрив бастующее сознание спиртным, он примирялся с окружающей его действительностью. Отец Маруси обмякал, сидя за столом, и пел тихо, проникновенно, пока не засыпал.

Мэри решила всерьез заняться Сонькой – выяснить, что ее связывает с привокзальной гостиницей. Она зарезервировала столик на двух человек в ресторане при «Гранд Мерси», для отвода глаз прихватила с собой красавца-вора, которого за изысканные манеры прозвали «Граф». В прошлом во времена Тулупа ходили слухи, что он обладал навыками гипноза и соблазнял с помощью этого дара юных девиц.

– Люблю свежачок! – любил приговаривать Граф, рассказывая очередную байку про испорченную мадмуазель. В банде любили слушать его истории, которые он преподносил в подробностях, смакуя детали: то про сползающие чулки с маленькой дыркой на большом пальце поведает, то про родинку в неприличном месте. Последнее приключение сладострастного молодого человека оказалось не таким веселым, как предыдущие: в Петрограде он «опрокинул на лопатки» дочь высокопоставленного чиновника, который натравил на него местных ищеек. Поговаривали даже, что за его голову было назначено вознаграждение, и кто-то из банды хотел его сдать, но сумма оказалась такой смехотворной, что жаждущий наживы коллега не стал «мараться». Находящегося в бегах развратника прозвали «Граф в опале». Он спешил скрыться загородом, от гнева жаждущего мести родителя. Про соблазненную девушку говорили, что якобы пару раз она пыталась утопиться в реке, но обе попытки оказались неудачными – ее спасли. Для банды Мэри горе-любовник был практически бесполезен. Да и владение гипнозом ставилось под сомнение. Однако отчаявшийся молодой человек был убедителен и уговорил Мэри забрать его с собой в провинцию. Применение ему все же нашли: он часто отвлекал внимание торговцев во время грабежей. Иногда подменял Фомку и изображал в поездах супруга Мэри (если, к примеру, в купе ехали молодые девицы). Или присоединялся к «липовой» супружеской паре, становясь им родственником, и тогда Фомка и Мэри рассказывали о страшной болезни, благодаря которой несчастный малый оглох и онемел разом. В подтверждении сказанного он становился печальный и иногда смахивал слезы. Сказ о глухонемом красавце очень умилял дам преклонного возраста. Одна из них даже пыталась его усыновить.

Когда Граф и Мэри вошли в ресторан, то сразу обратили на себя всеобщее внимание. Высокий хорошо одетый щеголь с изысканными манерами в компании неуклюжей горбуньи смотрелся весьма странно. Такая кардинальная разница позволяла очень быстро завести знакомство, сочувствующие собеседники находились моментально. Мэри буквально сразу начинала повествование о том, как жестока и не справедлива жизнь, и как непредсказуемы повороты судьбы. Люди, открыв рты, слушали слезливую байку о том, как когда-то красивая пара ехала на пролетке. Лошадь понесла, и они свалились с моста в реку. Ее супруг пошел под воду, а она ударилась об лед спиной. С тех пор ее тело изуродовано горбом, а он так переживал за возлюбленную, что от горя оглох. Костюм Мэри легко менялся: «горб» можно было переместить на живот, и она становилась на сносях, этот трюк они не раз использовали во время гастрольных вылазок. Сделав полость внутри, она с легкостью могла прятать в ней украденное. Не раз ее уводили из лавок, потому что якобы начинались схватки. А позже в пролетке, несущей ее за город, она благополучно «разрождалась» ценными вещами. Еще одна непременная деталь ее гардероба – двустороннее одеяние, которое также позволяло в мгновение ока менять образ до неузнаваемости.

Этот вечер, притворяющиеся супругами Граф и Мэри коротали в компании достопочтимой пары, приехавшей на несколько дней в провинциальный город навестить родственников.

– Останавливаемся мы исключительно в этом месте, – визгливым голосом произнесла женщина, нелепое лицо которой было обрамлено рыжими кудряшками. Она все еще всхлипывала, выслушав трогательную байку о любви красавца и горбуньи. Мэри пожаловалась на ужасный храп соседа, при этом позавидовав мужу за его глухоту. Своей шуткой она смутила собеседников, и они замолчали.

– А вот наш сосед – очень приятный молодой человек. Правда, он любитель…

Женщина не договорила, смутившись и густо покраснев.

– Что он делает? Выходит голым в коридор? – Мэри изобразила любопытство и страсть к пикантным подробностям.

Закончил мысль своей смущенной супруги усатый пошляк, ценящий хороший нюхательный табак и чихающий так громко, что бокалы на столике вибрировали от звуковой волны еще несколько минут.

– Сосед наш любит енто дело, – произнес он громким шепотом и подмигнул Графу, намекая на любовные утехи и внебрачную связь. Не будучи глухим на самом деле, а всего лишь не говорящим, молодой человек с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, потому как выглядел любитель табака очень комично, а когда еще выкатывал и без того выпуклые глаза, спутнику Мэри становилось совсем невыносимо.

– Эти звуки! Это же неприлично! – дополнила рыжая простушка, поправляя безвкусную шляпку с перьями неизвестной птицы.

Почему-то Мэри была уверена, что неприличными вещами сосед занимается именно с Сонькой. Пару раз в неделю.

– Ох уж эти портнихи, – прошептала она со вздохом, оставив Графа в компании забавной парочки. Мэри сказала, что срочно должна принять свои лекарства, которые ей прописали после трагедии, и она вынуждена их употреблять до конца жизни. По ее словам, пилюль и порошков было слишком много, и она таскала их в отдельном чемоданчике. Горбунья пробралась на интересующий ее этаж и нашла дверь забавной пары, оставшейся внизу в ресторане развлекать ее «глухого мужа». Их дверь была посередине, а это означало, что сладострастный мужчина жил в одном из двух оставшихся номеров. Она подошла сначала к одной комнате – там было тихо, тогда Мэри осторожно подкралось ко второй двери – той, что находилась ближе к лестнице. Еле улавливалась беседа двух людей – мужчины и женщины. Мэри отчетливо постучала и терпеливо ждала, от всей души надеясь, что ей повезет, и она столкнется с загадочной «портнихой» Соньки.

Дверь распахнулась, перед ней в накинутом на голое тело халате стоял Варфаламеев, он был уверен, что это обслуга гостиницы с давненько заказанным чаем. Горбунья замерла на мгновенье, растерявшись, но быстро взяв себя в руки, шепеляво уточнила, не знает ли он случайно, куда делась пара из соседнего номера, она приехала к назначенному времени, и ждет их почти час. Мэри так старалась, что обрызгала слюной халат Варфаламеева, который будучи человеком воспитанным, вежливо выжидал, пока горбатая женщина закончит говорить. В это мгновение из глубины комнаты высунулась темноволосая голова Соньки – не сумевшая удержаться от любопытства девушка поспешила посмотреть на источник странных звуков из коридора. Мэри вдруг замолчала, внимательно посмотрев на полураздетую даму, их взгляды на мгновение скрестились. Сонька вдруг побледнела, узнав в горбунье Мэри.