Текст книги "Чумной Пир (СИ)"

Автор книги: Виктория Роа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

***

– Вижу, ты, малыш, опять сидишь ночами? – иронично произнес Кеша. – до сих пор не бросила танцевать?

– Пахнешь, как пирожное. – Веста улыбнулась. – учуяла за версту твою парфюмерию.

– Тебе бы меньше о сладостях думать. – засмеялся Кеша.

– Смени парфюм и все будет отлично, дорогой. К тому же, ты же знаешь, что твои ребята меня любят. – девушка вздохнула покачав головой.

– Тебе еще не надоело? – он грубо сжал ее локоть. – пляшешь за мелочь на коленях этих уродов, и ради чего? Чтобы почувствовать себя нужной? Любимой?

– В душе, конечно, щемит тоска, но только ты даешь мне тоже, что и твои ребята. Подумай над этим, Кеш. – Веста улыбнулась. – а парфюм у тебя и вправду дрянь.

– Девочкам нравится. – прорычал Кеша.

– Чего можно еще ожидать от любителя дешевых девчонок? – девушка самодовольно ухмыльнулась вильнув кокетливо бедром.

– Они такие милашки. Главное, выбрать правильную.

– Ты знаешь, отсюда уходят лишь безмозглые шлюхи, а хитрые пройдохи просто сюда не попадают. – Веста вздохнула. – поэтому ты и падок на низкосортных девиц, которые мыслят твоей головкой, а не своими мозгами.

– Не надоело пререкаться? – Кеша грубо сжал тонкое, женское запястье. – ты, сука, нагло пользуешься моей добротой. Пользуешься моей любовью. Знаешь же, что я слаб перед тобой. Ты такая непокорная, – нежно прикоснувшись тыльной стороной своей руки ее щеки Кеша грустно покачал головой. – однажды, я сорвусь.

– Это будет только по любви. – вздох.

– Только по ней… – Кеша удалился на этаж выше позволив собеседнице покинуть помещение.

Наше внимание с Бобик привлек резкий звук битого стекла. Кто-то бросил камень в стекло разбив его на мелкие осколки. Я не могла поверить своей удаче…

– А теперь, щенок, – произнесла Лютеция, – поднимай тревогу. Хочу видеть весь ваш род собачий в деле..

Глава 14

*Веста

Ночь наступила незаметно. Пронизывающая своей неизвестностью и доступностью. Поднялся ветер. Влажность в воздухе, нескончаемая духота говорила о дожде и сегодня синоптики не ошиблись. За окном гремел гром. Опустившаяся на землю ночь казалась вуалью на глазах печальной женщины. Капли грубого дождя падали на землю и рассыпались на множество небольших капелек создавая лужицы на гладко тротуаре. Легкие вспышки ночника мерцали в отражении широкого окна. Приглушенная атмосфера комнаты говорила сама за себя. Он мог бы стать одним из самых уважаемых в котле бандитского круга, что варится под криминальным сиропом, что заставляет слишком быстро засахариваться. Кеша стоял у окна. Его темные глаза устремились туда, откуда пришёл негодный дождь. О чем он думал? Не знал никто и даже он сам, кроме Весты…Да, эта женщина способна его понять. Не жена он вовсе, и даже не снятая на ночь миловидная, смазливая мордашка, что под песню «Угонщица» уводит мужчину из крепкой семьи и ведь даже не друг, но только в обществе той, кого принято называть «разлучница» он становился собой. Веста занимала место в душе Кеши больше чем мать. Веста была его Сатаной…его одержимостью….любовницей…его пай-девочкой радом с которой так легко быть тем самым смелым хулиганом.

Наблюдая за ним Веста думала, что если жизнь и хотела подарить ей подарок за все, что она когда-либо сделала хорошего, то Кеша явно не был той небесной благодарностью. Да, она чувствовала себя рядом с этим мужчиной – лучшей, и что не смотря на его вздорный характер, скверные манеры он тот, кого можно назвать крепким плечом. Он мог бы стать ее сладострастным демоном, стать ее самой главной болью, стать ее наваждением, что одурманивая с первого поцелуя заставляет подкашиваться ноги и смотреть в глаза тому, кто заставляет открыть ротик и тяжело дыша просить нежное «еще»…но только Веста не позволяет себе любить…себя, но не себе. Только не совершить роковых ошибок душевного метания. Так посматривая на его статный силуэт, Веста видела, как он соблазнителен в сумерках ночного города, как прекрасен стан и скуластое лицо в редких бликах ярких фар, проезжающих мимо автомобилей. Скрестив руки под грудью Кеша смотрел в эти дали о которых так бредил в далеком детстве, он пытался понять, осмыслить все, что только происходило в его жизни, но за Весту…за то, что она его, он готов был пасть на колени и благодарить Бога в которого несильно-то верил. Пройдя к креслу, он аккуратно сел в него, и тяжело вздохнув, посмотрел на Весту. В темноте, но в лунном свете и даже сквозь заслонивший сияние дождь, она была настоящей звездой, что словно яркий маяк дает заблудившимся морякам знак.

– Все еще жалеешь, что упустил их? – спросила Веста наполняя высокий фужер до середины игристым шампанским.

– Жалеть? – Кеша вздохнул. – скорее я разочарован в себе. – хмыкнул мужчина.

– Ты не виноват. – Веста протянула фужер Кеше. Он обвил своей кистью гладкое стекло, и Веста нежно обняла его со спины.

– Ты понимаешь, – он отпил глоток и вздохнул. – если ее мать выйдет из комы, то станет главным свидетелем. Говорил я этому недомерку, что нужно забавляться с ней и кончать ее, но нет же… – Кеша медленно, но постепенно опустошает фужер. – он захотел поиграть во власть, показать мамашке сестры, что хозяин и в что? Теперь он прячется, как грязная крыса, что проиграла в бегах и теперь будет жрать помои, чтобы не сдохнуть с голоду.

– Свет мой жизни, – Веста опустила на корточки обвивая нежными ладонями его колени. – скажи мне, разве я давала тебе повод сомневаться? Хотя бы раз…

– Нет. – уверенно ответил Кеша не в силах сдержать нахлынувшего потока чувственной нежности. – но я не хочу подставлять тебя. Знаешь, я долго думал о нас, и о том, что, пуская этот дешевый фарс в глаза обывателям мы только подогреваем связывающий нас слушок. Знаешь, я грешен и это не отмыть молитвами, но и каждый раз трястись за тебя я не могу. Ты мое слабое место. Если я позволю себе любить тебя, то провалюсь в ад, где черти сожрут меня заживо.

– Только мое бренное тело будет куда более лакомым кусочком для чертей, что танцуют на балу князя тьмы куда мне выдан билет с рождения. – Веста вздохнула крепче сжимая ладони в замок. – мама всегда боялась, что я так люблю ходить на скользкому лезвию острого ножа, и знаешь, однажды, я позволила себе ошибиться и стать этой сумасбродной девчонкой, что так тебя возбуждает. Ловушка, в которую ты, как любой мужчина, просто попал. Глупый мой мальчик, я смогу найти любовь и снова обжечься, но что будет с тобой, если уйду я?

– Я прекращу пускать всем пыль в глаза, возможно, словлю свою злосчастную пулю, что определит мою дальнейшую судьбу, как это делает Майя. – Кеша грустно улыбнулся. – я просто устал ревновать, устал от понимания, что не могу дать тебе по достоинству той роскоши, что ты заслуживаешь.

– Почему ты хочешь, чтобы я все повторяла дважды? – Веста склонила голову на бок и ее белокурые волосы, как плавный маятник соблюдая траектории идеальной формулы вслед легким вихрем прикоснулись ее спинки.

– Глупышка, не говори ерунды. – Кеша улыбнулся нежно погладив макушку ее головы.

Веста направилась в душ. Под прохладными струйками обегающей своей леденящи струей воды она ощущала себя одинокой. В этом липком чувстве было нечто удушающее, неприятное, заставляющее сердце биться через раз, словно выброс адреналина происходил внутрь души оставаясь там неугасимым потоком переполняющей энергии, что спустя секунду перерастает в крик беспомощной, подстреленной лани. Лани. Изящной лани, что, преодолевая препятствия в попытке спастись от меткого охотника, была такой наивной и не заметила подножки подставленной судьбой. Веста совершенно не умела быть одной. Совершенно. Так или иначе, но ощущая прилив свежести, бодрых сил, девушка обмоталась полотенцем, и вышла в коридорчик, где медленно, словно грациозная кошка прошла легкой, бесшумной поступью в спальню, где Кеша попытался улыбнуться, но едкая привычка ухмыляться не позволила быть объективно-справедливым к этой пташке.

Веста сбросила полотенце, что пало к ее нежным щиколоткам открывая мужскому взору целую, неопознанную вселенную. Очертание пышной фигурки шло легкой дугой от ребра до бедра, и по-настоящему цепляло свой пикантной складкой живота к лобку. Округлость ее мягкого животика, пышная, налитая, молочная грудь с крупными ореолами цвета смоченной клубничной сердцевины с самыми вкусными сливками, что, стекая своим соком падают нежно-розовыми каплями о кожу ударяясь о смущенное тело. Бедра истинной Афродиты, что соединялись друг с другом без зазора. Чувственные ягодицы, отзывающиеся звоном телесной страсти на сильный шлепок и ее ступни, аккуратные щиколотки просто сводили с ума всех, кто мог видеть, как они смущенно розовеют от грязных словечек. Подойдя к ней, он протянул грубые ладони прикасаясь к дуге ее яркой талии, что чувственно вздрагивала от мимолетных касаний. Выдавала ее кожа. Краснела при ударах, розовела при возбуждении…

Веста посмотрела в глаза своему ручному хищнику. Его глаза…они просто не могли ей врать. Она видела все: его страх, его желание, его любовь, его подчинение. Легким движением хрупкой руки она прикоснулась его затылка, медленно спуская кисть на шею заставляя грубую кожу покрываться мурашками. Вздох. Поддавшись вперед, как маленькая, на цыпочках…Веста коснулась влажными, пышными губами, что дрожали в неистовом желании любить, его тонкие, грубые губы, что дарят наслаждения своей наглостью, своими влажными тропами от губ до пупочка и ниже. Издав утробный рык Кеша крепче сжал ее тело в своих руках. Испитый фужер игристого шампанского уже прошибал его уставшую натуру и влек за собой втягивая в безумство, самую честную игру связанных тугим смыслом без прикрас его пламенных речей, которые скрывать ему удавалось и не раз перед другими женщинами, но только не перед ней…

– Веста, – шепотом произнес Кеша. – помнишь, что хотела Хозяйка Медной Горы?

– Получить власть над Данилой-Мастером. – смещенно улыбнулась Веста.

– Верно. Ты довольна собой? – спускаясь своими отрывистыми поцелуями по плечам к груди, Кеша вздохнул опускаясь на колени, но был остановлен нежнейшим прикосновением Весты.

Кеша нежно обнял Весту, словно боялся сломать фарфоровую статуэтку танцующей балерины из шкатулки матери, что кружилась под эту самую музыку «Лебединого озера». Он уложил ее на мягкие постели. Огрубевшие временем ладони, их прикосновения казались Весте самыми ласковыми, какие только могут быть прикосновения такого бесцеремонного бандита, как он. С каждым поцелуем, с каждым прикосновением его губ на глазах беззащитной танцовщицы наворачивались неподдельные слезы, что выступали на голубых глазах от того невероятного удушья, какое приносила нежность сдавливая удавки на такой хрупкой шейки. Творящийся в душе хаос не мог сдержать своих целующих следы ног того, кто так ласков с тобой Церберов. Не любовь…страсть…переполняющая чашу души страсть выжимала из чувственности своим соки заставляя быть настоящей.

Охватив ладонями ее нежное тело и припадая поцелуями к шеи, Кеша ласково, трепетно водил губами вдоль всего тела свой постельной гостьи. Его ладонь остановилась на симпатичном, скрытым вьющимися темно-каштановыми волосами выпирающем бугорке Венеры, которого так стыдилась фривольная танцовщица, излюбленная мужчинами и одаренная их вниманием. Гулкий, дрожащий, женский стон ласках мужские уши. Возбуждение взяло над ним вверх. Он видел такое впервые…Веста ловит ласку, как жадно глотают воздух после невозможности дышать. Он не мог позволить себе запустить пальцы в мякоть сочного грейпфрута, чтобы просто угождать позывам животного инстинкта. Это не просто войти, ощутить лоно возбужденной женщины, нет. Это дикое желание почувствовать ее всю.

Яблочно-вишневый запах исходящие сладким ароматом от ее порозовевшего тела сводил Кешу с ума. Ему хотелось зарыться в нее с головой, ощущать всем нутром и верить, что именно такой фимиам царит в райских Божьих садах его личного рая. Ласковые кисти Весты коснулись впалых щек Кеши, и она нежно потянула его лицо к своему. Глаза в глаза и страстным поцелуем слиться с ним в одно целое. В один сосуд, что заполняется по капле лишь их любовью. Медленным, уверенным, долгожданным движением он проник внутрь ее чувственного лоно. Веста отозвалась стоном, тонкой струйкой солёных слез и мягкой улыбкой, которую Кешу обожает всем своим чёрствым сердцем. Сердце бешено колотилось от одних эмоций, что меняли свой оттенок от ярко-красного до нежно-нежно фиолетового, фиалкового…закатного розового.

;

Каждое его движение становилось более глубоким, сильным. Веста дрожала. Это напоминало ей самый грязный танец, какой только может исполнить танцовщица, меняя шест на кожаный стержень. Скрыть волнения, волну нахлынувшего наслаждения было просто невозможно. Грубые руки держали ее щиколотки, и Кеша касался нежной кожи своими губами, скользя влажными движениями острого языка от пяточек до выпирающей мышцы ее изящных ног. Пальчики на ножках Весты судорожно поджимались, и она откинулась под натиском окутавшего ее удовольствия. Любовный акт мог продолжаться вечно, как и их пламенный, постельный танец только для двоих. Когда задействуешь в этом танце любви все возможности, каждый нюанс, то и двойной фейерверк кажется прекрасным.

Веста укутавшись в шелковую простынь, прильнула к груди своего мужчины, и коснувшись хрупкой кистью его крепкого торса нежно улыбнулась. Она чувства себя защищенной, но только не слабой. Слабость ей чужда. Быть слабой…она всегда боялась быть, как мама. Быть беззащитной, быть слабой, бояться противостоять. Веста никогда не разделяла позицию, что с крепким, волевым мужчиной нужно быть слабой. Разве может слабая женщина придать уверенности хищнику?

Глава 15

*Майя

Что такое страх? Защитная реакция организма или, когда человек выдумывает себе проблемы стараясь погрузиться в эти переживания с головой, чтобы, почувствовав адреналин снести себе крышу? Как только я почувствовала запах чистейшего за все время воздуха, то в меня словно влились вторые силы. Я дала, как говорится «по газам» и словно олимпийская бегунья преодолевала рубеж, что не отличался короткостью или же ограничивался несколькими поворотами строго на юг. Что же такое страх? Быть может это просто неизвестность? Может быть, это когда ты боишься, открыв глаза очутится вновь этой никому не нужной девчонкой, что, однажды потеряв мать обретает ее в далеком будущем, чтобы снова потерять…что же это такое…страх?

Сколько мы бежали? Знает один Бог. Улицы сливались друг с другом, превращаясь в одно сплошное пятно длиною в километры, но несмотря на это я продолжаю держать ее руку. Такую родную, такую беспомощную руку, что я ждала всю свою жизнь. Что же такое страх? Может быть, просто аффект? Подкашиваются ноги и стучат зубы словно в мороз минус пятьдесят тебя толкают обнаженную на мороз, но теплом своего тела ты способна растопить любой лед? Ком в горле и медленно стекающие капли нервного пота замерзают, не доползая и до щек превращаясь в ледышки-сосульки. Мама пугала меня своим поведением. Мы могли бежать без остановки минут двадцать, и дыхалка нас не подводила, но мама останавливалась, начинала щипать себя за кожу, плакать и дрожать…на несколько секунд она и вовсе села на корточки и тряслась, но самое главное…она отпустила мою руку. Я грубо сжала ее запястье и миллионы колющих ножей пронзили мое нутро едкими видениями…

***

– Ты больной сукин сын! – выкрикнула она пытаясь вырваться из крепких лап жестоких бандитов, но тело…чувственное тело словно танцевало завлекающий танец одержимой самки, что заставлял безбашенных мужчин сходить с ума от той беспомощности, от того настоящего страха, что россыпью звенящих монет греет душу. – Кеша, отпусти меня. – застонала она жадно хватая воздух своими потрескавшимися нежно-розовыми губами чувствуя, как два грубых пальца скользнули вдоль сжатых половых губ.

– Знаешь, а ты всегда мне нравилась. Жаль только, что у вас привычка вылезать в самые неподходящие моменты, дорогая. – он наполнил высокий стакан терпким вином и улыбнулся. Кивнув одному из своих ребят Кеша спустил их с крепкого поводка дав полную свободу действиями.

Она никогда не занималась сексом, никогда не трахалась, и тем более не впадала в животное безумие. Любовь. Только любовь было самым главным в ее жизни. Если и ложится в постель, то только с любимым мужчиной, и после свадьбы, когда узы вашего союза скреплены официально, а еще лучше, только после того, как церковь одобрит ваш брак. Земное грехопадение было ей чуждо, и к тому же, всю себя она дарила исключительно своему мужчине. Верность. Это была одна из ее многочисленных черт. Преданность. Собачья преданность. Она была готова сидеть у ног своего мужчины, завязывать ему шнурки стоя на коленях, и ловить каждое слово, сказанное его губами, как Божьи проповеди, слова Всевышнего. Для нее любимый мужчина был Богом, но только более грешным, нежели высшее существо. Они все ошибались…молва всегда опережала, да и быть безупречной женщиной среди пылких коршунов так сложно. Мама никогда этого не говорила, но была верна только одному мужчине, что подарил ей дочь, перед которой она так виновата. Все знали, что безупречная репутация сожрет однажды чувственную женщину, но только смелых казалось меньше, чем возбужденных. Прикусывая пересохшие губы, Кеша достает очередную сигарету и пытается заглушить в себе отголоски совести. Она ведь так невинна, но черт возьми, так порочна. Она так кто никогда не прогонял его, кто принимал его с любыми проступками жалея, как собственного сына, и это не больше чем статус, но не меньше чем причина. Только ты сам знаешь, что предал.

Мария стиснула зубами шелковую простыню, и захрипела. Не понимая, за что она сейчас испытывает эту боль, женщина зажмурилась, и с глаз ее потекли тонкие струйки горячих, соленых слез. Мужчина, что все это время сидел напротив ее личика, грубо сжал полные щеки, и самодовольно улыбнувшись, посмотрела в ее зареванные, покрасневшие глаза. Незнакомец долгое время держит ее лицо, пока его приятель, что уже давно развлекается с ее нижней частью, готовился финишировать внутрь бутона этой девушки.

– А ты знаешь, – он облизнулся, выдыхая в сторону дым. – не будь я женат, то с удовольствием хотел бы видеть такую пташку, как ты, – затяжка. – в своей постели.

– Так она теперь больше напоминает банк спермы, чем любовницу. – засмеялся второй парень.

– Это да. – шлепнув Мари по щеке, он засмеялся. – да. Пожалуй, теперь ей место только на поприще уличных бл*дей. – мужчина закашлял.

– Так ничего не поменяется. – звенящий, скрипучий смех разрезал ее нутро пополам. Сломал. Растоптал останки изнасилованной чести.

Мария чувствовала, как внутри ее промежности пульсирует член насильника, и его утробное рычание могло свидетельствовать только об окончании этого мерзкого акта нездоровой любви. Мужчина грубо шлепнул оттопыренные женские ягодицы, и женщина чуть вздрогнула, чувствуя, как горячее семя стекает с ее приоткрытой вульвы. Размеры этого парня явно были больше, чем она могла принять. Ноющая, пульсирующая боль заставляла ее кривится, но стоило ее личику поменять эмоцию, как второй мужчина грубо хватал ее за лицо, и долгое время, словно удав, смотрел в ее глаза заставляя придать им ту потерянную жалость, за которую сейчас он ее обожал.

– Пошел отсюда, щенок. – рыкнул мужчина, и первый парень вышел из спальни. – ты знаешь, малышка, мне все это совершенно не нравится, но твои губы… – он высунул мокрый язык и провел по ее губам. – они сводят меня с ума.

– Пожалуйста, – хриплым шепотом произнесла Мария. – не причиняйте мне боль, прошу…

– Нет, сладкая, ты должна сделать все, что велит тебе этот парень. – он медленно встал, расстегнув пуговицу джинс. – а когда я скажу тебе «хватит», тогда и будем считать, что ты спасла свою шакалью шкуру, но сказать тебе кое-что честно? – он склонился над ее ухом. – моя жена убила своего первого любовника после такого поступка. Мотай на ус, малыш.

Уткнув лицом в свою ширинку, он заставил ее расстегнуть молнию зубами. Девушка плакала, и из-за слез ничего не видела. Пара резких пощечин только усугубили ее страх, ее истерику. Тогда мужчина сам расстегнул ширинку, спустил резинку трусов, и ему не потребовалось особых усилий заставить и без того униженную девушку наградить его своей неумелой лаской. Он млел от ощущения, словно сейчас его ублажает малолетка, но тем пикантное становилась для него ситуация. Сейчас он мог получить все то, что так обожал, не переступая закон. Его не пугала полиция, правосудия, ибо он искренни верил, что правосудие – это самосуд, а все остальное пища для воронья и остатки шакалам.

Спустив на нежно-розовый женский язычок горячую сперму, он самодовольно наблюдал за тем, как она борется со своими рвотными желаниями, и сквозь слезы глотает горько-кислую массу. Поцеловав ее нежно в уголок рта, мужчина улыбнулся, пошлепал Марию по щеке, и пожелав «Удачи» вышел из спальни. «Все закончилось» – с облегчением подумала девушка, и закутавшись в грязную простыню, она просто села на кровати, свесила ноги и вздохнула. Боль сковывала все тело. Каждый уголок ее тела отзывался ноющими отзывами.

***

Что же все же такое страх? Когда некуда бежать? Когда некому тебе помочь? Когда понимаешь, что ты один на один с проблемами? Но я не была одна. Если бы не Лютеция, то смогла бы ли я бежать прочь из этого гадюшника? Я помню, как во мне все кипело от ярости и бессилия. Трусило хрупкое тело, но только все это показалось такими мелочами, когда, открыв двери злосчастного подвала, где эти отморозки проводили свои самосудные пытки, я обнаружила измученно тело мамы. Лютеция сунула мне в руки пистолет, но толку от него, когда дрожь заставляет ладони не просто потеть, но и трястись? Все, что мне пришлось пережить – сущий ад, и если кто-то скажет, что я могла сбежать раньше, то я пошлю этого ублюдка к чертовой матери и не покраснею. На секунду я остановилась, вспоминая одну минуту из жизни…

***

Он был мертв. Застывшее выражение ужаса и чисто-женского страха в глаза Виталика выглядело не так достойно, как я хотела бы. За все то время, которое эти ублюдки измывались над моей матерью, я должна была отрезать их члены и запихать им в глотки, чтобы просто наблюдать, как они будут задыхаться, но Лютеция сказала, что я «Милосердна» и что Иисус это ценит. Пустив всего две пули Виталику в лоб, я заставила его молча упасть на пол забрызгав роскошный кафель яркой кровью. Я слышу, как за дверью ходят бандиты, да только по хладнокровию Лютеции я понимаю, что страх удел слабых и, если ты взяла в руки оружие – бейся до последнего. Здесь ты загнанный в угол раненый хищник, что должен не обороняться, а нападать.

– Хватит, – Лютеция достала тонкую сигарету и затянулась, проверяя патроны в револьвере, она резко прокрутила барабан и выдохнула в сторону дым. – ублюдки, теперь моя очередь играть. – сестра вытерла кровь с моего лица рукавом своей белой рубашки, что давно окропилась горохом крови и крепко обняла меня. – я не боюсь змей и шакалов, и ты ничего не бойся. Пока я у тебя есть, то ничего не бойся.

Одно я знаю точно…Кеши здесь нет, но зато был мой брат и его выродки, которые пытались дважды сжечь меня, и наполнили изнутри своей спермой мою мать, и кажется, решили, что я должна сдаться и умереть. Лютеция помогла нам с мамой пробраться сквозь террариумы-лабиринты в подвале, мы столкнулись с одним из бандитов, но только стоило сестре резко подставить дуло револьвера к его виску, как я тут же вынула из-за его ремня пистоле и выстрелила в него. Путь был свободен. Я накинула рубашку этого парня на измученное тело мамы. Дверь подвала оказалась запертой, и тогда Лютеция выломала тяжелой замок лопатой. Он с грохотом упал на пол, и мы услышали за дверью рычание «Сюда! Они здесь!». Спрятав маму за небольшие коробки, я взяла вторую лопату и засунув за лямку трусов пистоле, я встала за дверью. Двое мужчин держа в руках ножи смотрели по сторонам и искали взглядом нас. Мы с сестрой не стали ждать, как они нас обнаружат. Резко размахнувшись я врезала одному из них по голове, а второго вырубила Лютеция.

***

*5 часов спустя

Сколько прошло времени и почему мне так тепло? Я не могу открыть глаз. Резкий солнечный свет бьет мне по глазам, и я словно ослепленная его лучами зажмуриваюсь в воспоминаниях, как это здорово, как беззаботно пускать солнечных зайчиков, что так ловко ловит любимая кошка. Вокруг слышу знакомые голоса, звук, сигнал аппарата, который настойчиво показывает и доказывает всем, что мое сердце еще бьется. Что-то тяжёлое на моих руках, и я не чувствую ног. Страх. Отчётливо почувствовав, как мою ладонь нежно обвила чья-то рука я все же открыла глаза и увидела Лютецию. Сестра сжимала своими тонкими ладонями мою кисть и слезы стекали по ее влажным щекам. Я хотела подняться на локоть, но издав страшный, пронизывающий стон боли от которого ее внимание вновь вернулось ко мне, увидела нескрываемую радость.

– Майя. – прошептала сестра. – ты очнулась. Боже, я так волновалась.

– Где…кхм. черт, как больно. Где я? – спросила шепотом я.

– Ты в больнице. – ответила Лютеция.

– Где мама? – прошептала я.

Я была в шоке. Честно говоря, именно в этот момент я ощутила настоящее предательство. Мама…да, она пришла в себя, но только…только после просто исчезла вновь, словно все то, на что пошла я было для нее ничем. Тот риск, которому я подставила себя – обесценился. Мой мозг был настолько уставший, что последующие три месяца проведенные мною в больнице были словно процесс моего взросления, восстановления. Лютеция приходила каждый день, а с ней и Беркут. Вадим проявлял ко мне настоящую «отцовскую» заботу, и все спрашивал «может чего-то хочешь? Может чего-нибудь еще привезти?». Я говорила, что хочу только чая с лимоном. Да, за три месяца я сильно похудела, а после поджогов мои волосы не справлялись с восстановлением. Пришлось отстричь их до короткой, мужской стрижки. Как-то днем, когда меня уже выписали домой, я смотрела телевизор и услышала новость о кровавой бойне в доме, где из меня пытались выбить душу. Тут раздался звонок в дверь. Я никого не ждала, да и к тому же, кого черт принес? Я открыла дверь и замерла в ужасе. На пороге стоял Кеша. Он протянул свою ладонь и коснулся моей щеки. Ласково, словно ожидая, что я подставлюсь, словно нежная кошка.

– Потрепали они тебя. – с улыбкой произнес Кеша.

– Что тебе нужно? – без всяких эмоций спросила я.

– Это часом не от твоей матери? – спросил Кеша вынимая из кармана кожаной куртки небольшой прозрачный пакет с отрубленным пальцем на котором изящно сидело рубиновое кольцо.

– Откуда ты это взял? – вздох.

– Пустишь на чай? – улыбка его становилась шире…Шакал…