Текст книги "Помни о хорошем"

Автор книги: Виктория Плэнтвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

7

Эвелин, все еще под впечатлением только что пережитой трогательной сцены, медленно шла по коридору, вытирая набежавшие слезы. Открывая парадную дверь, она нос к носу столкнулась с крупной женщиной, входящей в дом.

Юджин Мердок, сестра Томаса Айвора и мать его непоседливых племянников, была знакома Эвелин. Она казалась слишком большой для тесных комнат школы, где они когда-то вместе работали. Вокруг нее всегда толпились малыши, она громко разговаривала и громко смеялась. Вот и сейчас она встретила Эвелин теплой, дружеской улыбкой.

– Здравствуйте, мисс Лентон. Я думаю, теперь я могу называть вас Эвелин? Томми говорил, когда я звонила на прошлой неделе, что вы согласились помочь ему последить за дочерью. Томми пришлось тяжело: двое моих детей, да еще и дочь. Конечно, я знала, что у него есть дочь, но никто, и в первую очередь Томми, не ждал, что она появится здесь без всякого предупреждения. Надеюсь, Томми, бедняга, пришел в себя после того, что мои двое тут натворили. Я не думала, что у него возникнут проблемы, весь день в доме хозяйничает миссис Морган, а она умеет держать их в руках!

Все это Юджин выпалила скороговоркой, не переводя дыхания. Шумно захватив новую порцию воздуха, она доверительно улыбнулась Эвелин и так же стремительно продолжила:

– Да, что я хотела сказать? И почему я всегда спешу как идиотка… А, вспомнила. Я не стала бы с вами так долго болтать, но я знаю, что у вас с Томми теплые отношения. – Она таинственно подмигнула Эвелин. – Он пытается делать вид, что ничего не происходит, но я его хорошо знаю, хотя он всегда затыкает мне рот, как только я его спрашиваю. Он меня не обманет. На работе он такой серьезный и строгий, а на самом деле очень любит повеселиться, вы не знали? Он, по-моему, не смеялся уже целую вечность. А с вами он смеется, мне ребята говорили. Я думаю, его сдерживает только то, что вы кузина этой ужасной женщины, – простите, я не должна так говорить, вы ведь родственники, но…

– Вы имеете в виду Глорию Грейвз? – вмешалась Эвелин, боясь, что Юджин никогда не замолчит.

– Конечно! Томми убьет меня, если узнает, что я о нем болтаю. Ну и пусть! Она в минуту прибрала его к рукам и держалась за него, даже бросила свои концерты, а потом вдруг – бац! – и исчезла. Не сказав ни единого слова! Бедный Томми получил только записку от ее агента с просьбой переслать вещи, и то – через две недели! Как вам это понравится?

Эвелин не могла произнести ни слова, даже если бы и хотела.

Грудь стиснула невыносимая боль, она едва дышала. Значит, Томас Айвор и Глория были любовниками!

– Вы думаете, Томас любил ее? – Эвелин было трудно произнести имя кузины.

– Про любовь ничего не могу сказать, Томми всегда все носит в себе. Но, должно быть, он был серьезно расстроен ее исчезновением. Он больше года ни на кого не смотрел, и до сих пор не заговаривает о женитьбе. Я думаю, он никогда не женится…

Выдумав какой-то подходящий предлог, Эвелин прервала словоохотливую Юджин, торопливо распрощалась и поспешила выйти на улицу.

Эвелин сидела за столиком рядом с Брюсом и внимательно читала меню. Она решила выбросить из головы все печальные мысли о Томасе и Глории и хотя бы один вечер спокойно отдохнуть.

– Бывают же совпадения! – обрадованно воскликнул Брюс Селдом. – Посмотрите, кто сидит за столиком у окна! Томас Айвор и Марджори Стамп. Они, видимо, пришли, когда я отходил заказывать выпивку. Я подойду и приглашу их за наш столик, если они не будут против…

Эвелин чуть не выронила меню, которое только что так безмятежно изучала, ее тело застыло, взгляд умоляюще остановился на сияющем лице Брюса.

– Брюс, пожалуйста, не надо! Это неудобно – я мало знаю мисс Стамп.

Но Брюс уже встал из-за столика, улыбнулся и кивнул в ту сторону, куда Эвелин не хотела смотреть.

– Поздно. Они заметили нас. Кроме того, неплохо узнать Марджори поближе. Для дела полезно поддерживать дружбу с такими людьми.

– У них свидание. Они, наверное, хотят побыть вдвоем, – в отчаянии убеждала Эвелин, но ее слова повисли в воздухе.

Брюс уже шел через переполненный зал к столику, где замеченная им пара осматривалась, поджидая официанта.

Совпадение? Эвелин назвала бы это невезением.

Ресторан, оформленный в стиле старинной харчевни, пользовался популярностью у жителей Канфилда. Он располагался недалеко от города, но в стороне от оживленного шоссе с его шумом. В ресторане была приличная еда и вышколенный персонал. Неудивительно, что Томас Айвор и его подруга тоже выбрали это место для встречи…

Марджори Стамп, как всегда, была одета со вкусом, но, в отличие от своего спутника, весьма ярко. Ее наряд сиял разнообразием красных тонов. Томас Айвор, напротив, был одет подчеркнуто строго. В темном костюме и ослепительно белой рубашке, он казался инородным телом среди разношерстной толпы мужчин в свободных свитерах и спортивных куртках. Из-за спины Брюса сверкал мрачный взгляд его стальных глаз, готовых пронзить Эвелин. Она загородилась меню и не поднимала глаз, сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.

Эвелин, ничего не видя, скользила глазами по витиевато выписанным словам и ругала себя за невыдержанность. Она должна была спокойно и холодно улыбнуться, а не прятаться, как перепуганный кролик. Какое ей дело до этого высокомерного сноба? Она обрадовалась, когда Брюс вернулся один.

Радоваться, оказывается, было рано.

– Вставайте, – обратился к ней Брюс. – Томас пригласил нас за свой столик. Я пробовал отказаться, но ничего не вышло. Он сказал, что их уголок уютнее и больше подходит для беседы.

– Но мы заказали вино… – Она снова попыталась избежать встречи.

– Официант принесет заказ на другой столик. Он будет рад, что столик освободится.

Эвелин делала вид, что не замечает руки Брюса, по-хозяйски устроившейся на ее талии. Погибать так с музыкой, думала она, шагая в самое пекло. Она все еще была сама не своя от той новости, которую выложила ей Юджин Мердок. Неизвестно почему, Юджин решила, что Эвелин теперь почти член семьи и, естественно, должна знать обо всех любовных связях Томаса Айвора.

Эвелин старательно улыбалась, пока они шли через зал. Ее слегка смущало простое черное облегающее платье, в котором она явно проигрывала рядом с огненной Марджори. Да и прическу можно было придумать более изысканную. Эвелин всегда считала, что внутренняя красота важнее внешней привлекательности, но проигрывать в сравнении с другими ей вовсе не хотелось.

Томас Айвор встал из-за столика им навстречу, и Эвелин метнула на него короткий сердитый взгляд, давая понять, что его показная вежливость никого не обманет. Его хищная улыбка сказала ей, что он доволен таким поворотом событии, тогда как кислая физиономия Марджори Стамп не менее заметно говорила о том, что у той были совсем другие планы на вечер.

Этикет требовал, чтобы Брюс сел рядом с Марджори, а Томас Айвор рядом с Эвелин. Это было лучше, чем сидеть напротив, под прицелом его насмешливого взгляда. Зато их кресла стояли очень близко, и Айвор все время задевал Эвелин то рукой, то бедром, и ей казалось, что он это делает нарочно.

– Вы не хотите расстаться с очками и посмотреть меню? – кокетливо проговорила Марджори.

– Я их надеваю для езды в машине. – Эвелин только сейчас заметила, что все еще держит очки руке. Она быстро положила их возле тарелки с хлебом.

– Учителя всегда очень предусмотрительны и далеко заглядывают вперед. Наверное, это потому, что им приходится смотреть на задние парты, где прячутся нерадивые ученики, – не слишком удачно пошутил Брюс Селдом, помогая Эвелин справиться со смущением.

– Я обычно там и сидел, – небрежно заметил Томас Айвор, явно наслаждаясь спектаклем.

– Вы думаете, меня это удивляет? – Эвелин попыталась включиться в игру, но тут же была наказана.

– Очки прекрасно дополняют ваш излюбленный стиль «занудной училки». – Томас Айвор с галантным поклоном положил очки в маленькую матерчатую сумочку Эвелин, его глаза довольно поблескивали.

Марджори смешливо фыркнула, согласная с уничтожающей репликой.

– Вы пользовались и сегодня очками, когда ехали сюда? – Томас Айвор перевел взгляд с Эвелин на Брюса. – Вы, вероятно, приехали вместе?

– Мне был тревожный звонок о пожаре в колледже, поэтому я не мог встретиться с Эвелин, как мы договорились, – объяснил Брюс. – Тревога оказалась ложной, но все же пришлось заехать в департамент и подписать кучу бумажек.

– У нас тоже были другие планы… – В ушах Марджори при каждом движении головы вспыхивало сияние бриллиантов. – Мы собирались пообедать в Обществе юристов, но Томас сказал, что должен заехать домой, его зачем-то ждала дочь. Правда, дорогой? – очень интимно обратилась Марджори к Томасу.

– Можно было бы отправиться на обед и без меня, – сухо заметил Томас Айвор и занялся с официантом, который принес заказанные вина.

– Да, конечно, но я уже не успевала договориться ни с кем из коллег. – Губы Марджори ярко выделялись на лице, она, разговаривая, постоянно их надувала. – Я потребовала угостить меня ланчем, в компенсацию за пропущенный обед, а Томас предложил пойти в этот ресторан. – Она открыла меню и разочарованно протянула: – Такой длинный список, и нет ничего приличного…

– Главное здесь не еда, а настоящий джаз-оркестр, – сказал ей Брюс. – Они приглашают в пятницу и субботу музыкантов, которые не просто грохочут в железном ритме, а играют хорошую танцевальную музыку.

Все заказали еду, даже Эвелин, которой о еде и думать не хотелось, нашла для себя в меню зеленый салат и паштет из индейки.

Разговор шел на обычные светские темы, и Эвелин доблестно включалась в него, хотя ее постоянно смущал своим вниманием Томас Айвор: то он наклонялся к ней, беспокоясь, удобно ли она устроилась, то говорил, что она сегодня необычно бледна, то тревожился, что долго не приносят их заказ. Когда принесли перечень вин, Айвор спросил мнение Эвелин, но она вынуждена была его разочаровать.

– Если вас интересует мой вкус, мне все равно, – сказала она, – единственное, в чем я разбираюсь, это в шампанском.

– Вы имеете в виду местную бурду? – вмешалась Марджори, ее слегка гнусавый голос был полон презрения. – Это нельзя назвать шампанским, это нечто вроде шампанского.

– Нет, я имею в виду «Периньон», – не смутившись, уточнила Эвелин. – Единственное вино, которое позволяла себе пить моя мама, было шампанское. Она считала его полезным для связок и, когда я была маленькой, всегда наливала для меня немного вина, чтобы я выпила за ее успехи.

Томас Айвор чуть хохотнул, слушая их пикировку, за что был награжден ледяным взглядом Марджори. Он теперь довольно много знал о детстве Эвелин из рассказов Сандры. Мысль о том, что отец с дочерью часто говорят о ней, наполняла душу Эвелин странным чувством гордости.

– Почему вы не учились в Америке, где жили ваши родители? – поинтересовалась Марджори.

Как могла Эвелин объяснить этой высокомерной особе, что маленькая девочка была помехой карьере ее родителей? Они не знали, что делать с этим несчастным кукушонком, сидящим в их постоянно перемещающемся гнезде. И, когда девочка высказала пожелание «жить там, где живут дядя и тетя», родители с огромной радостью выполнили ее просьбу.

– Они считали, что Англия ей ближе по духу, там она родилась. – Томас Айвор так уверенно говорил об Эвелин, что поневоле возникала мысль об их тесном знакомстве. Лицо Марджори стало еще более надменным. Она, в отместку, перенесла свое внимание на беседу с Брюсом.

Ее нарочитая холодность не произвела никакого впечатления. Напротив, Айвор, казалось, обрадовался полной свободе и с еще большим усердием начал допекать Эвелин своей заботой.

Брюс Селдом перевел разговор на дела колледжа, восхваляя его высокую репутацию и беспристрастность администрации. Томас Айвор немедленно задал ему вопрос о справедливости по отношению к Эвелин, которую временно отстранили от занятий.

– Не понимаю, чьи интересы вы представляете в этом конфликте. Вы – попечитель колледжа и его правозащитник или частное лицо? – Голос Марджори звучал достаточно ехидно.

Продолжать этот разговор на скользкую тему никому не хотелось, и все занялись едой. Эвелин уныло возила вилкой по тарелке, с отвращением думая о том, что пару ложек придется все же проглотить.

– Нет аппетита? – сочувственно шепнул Томас Айвор.

– Он был, но исчез. Думаю, от «приятного» соседства.

Вместо того чтобы обидеться, Томас Айвор рассмеялся.

– Попробуем немного улучшить ваш аппетит. – Он встал из-за стола и взял Эвелин за руку. – Эта парочка пусть сидит и болтает, а мы пойдем поближе к оркестру.

– Вашей спутнице вряд ли понравится ваше поведение, – заметила Эвелин, невольно вздрогнув всем телом, когда его рука легла на ее талию. Он бережно, но решительно притянул Эвелин к себе.

– Это даже хорошо, я не ее круга. И меня не интересует ее настроение. Она еще малышка. – Он повернул Эвелин спиной к их столику и приготовился к танцу.

Его прикосновение обожгло ее, жаркая волна промчалась по телу, горло сжало спазмой.

– Вам… вам больше нравятся… опытные женщины? – с трудом произнесла она. – Вы привыкли к победам. Не сомневаюсь, вы и женщин умеете держать в руках.

Он только засмеялся.

– Сейчас я держу в руках всего одну. Мне раньше казалось, что вы очень мягкая и добросердечная. Почему вы все время стараетесь меня уязвить? Кстати, ваша кузина моложе меня.

Эвелин застыла в его руках. Томас Айвор одной рукой захватил прядь ее длинных волос, закрутил их на руку и потянул вниз, заставив ее откинуть голову.

– Я знаю, что моя сестра, не в меру стремительная во всем, – он внимательно разглядывал обиженное лицо Эвелин, – решила выложить подробности моих отношений с Глорией и, поскольку остановить ее не может никто, вы были…

– О, теперь вы хотите поговорить со мной о Глории? Но я не хочу! – Эвелин дернулась, пытаясь высвободить волосы из рук Томаса Айвора, и ее пронзила такая острая боль, что на глазах выступили слезы.

Он тут же отпустил ее. Почувствовав свободу, Эвелин попыталась отодвинуться подальше, но этого он уже не позволил и запер ее в кольцо крепких рук. Ее тело немедленно ответило неудержимой дрожью.

– Вы так злитесь на меня, что не хотите разговаривать? – спросил он, не сводя с Эвелин тревожных глаз. – Как я понимаю, Глория вам ничего не рассказывала.

Он не отпускал ее, дожидаясь ответа. Эвелин была жестоко разочарована. Теперь она точно знала, почему Глория ничего ей не сказала. Кузина боялась, что Эвелин откажется украдкой доставать письма из дома бывшего любовника Глории.

– Да, я сержусь на вас и, еще больше, на Глорию.

Томас Айвор изменил ритм танца и стал двигаться мелкими шагами, теснее прижимаясь к Эвелин.

– И, поскольку ее здесь нет, вы срываете всю злость на мне?

– Да!

– Это несправедливо, – жалобно воскликнул он, – что бы ни произошло между мной и Глорией, это не имеет отношения к вам.

– Не имеет отношения? Вы были в любовной связи с моей кузиной и не сочли нужным сказать мне об этом!

– Неприлично обсуждать интимное прошлое, особенно, если речь идет о знакомых людях. Когда я понял, что Глория вам ничего не рассказывала, передо мной встала дилемма. Могу ли я открыть то, что Глория хотела сохранить в тайне? Что вы будете думать обо мне, если узнаете, что я целовал ее?

– От вашей сестры я узнала, что это было намного серьезнее, чем обмен поцелуями, – сердито прошипела Эвелин. Спокойствие Томаса Айвора только подстегивало ее возмущение.

– Это было пять лет назад, Эвелин. Это уже давнее прошлое. Ни к чему обсуждать бывших любовниц с будущими партнершами. Это не мой стиль.

Что значит, «с будущими партнершами»? Ноги Эвелин стали ватными.

– Всем известен ваш излюбленный стиль! – Эвелин бросила взгляд в сторону надменной Марджори Стамп.

– Это интересно. Может быть, сообщите – какой? – не прекращая танца, спросил Томас Айвор.

– Утонченная, высокомерная красавица…

– … охочая до мужчин, – насмешливо дополнил он, крепче прижимая к себе Эвелин.

– Элегантная женщина, которая мечтает о… о…

– … о том, чтобы поваляться со мной на травке?

Определенно он издевается надо мной, решила Эвелин, сжав руки в кулаки.

– Держу пари, Глория не проводила с вами время подобным образом.

– О, конечно, нет! Ваша кузина обожала лунный свет, шампанское, черную икру и шелковые простыни… Высший класс!

– И вам, вероятно, это нравилось!

Томас Айвор чуть потерся подбородком о легкие волосы Эвелин и в самое ухо зашептал:

– Она очаровательная женщина… Возможно, она вскружила мне голову. Все восемь недель она говорила мне, что только я способен сделать ее счастливой, и я имел неосторожность поверить ей. Она говорила, что любит меня, что мы должны быть вместе. Поэтому ее неожиданное исчезновение было серьезным ударом по моему самолюбию. Да, у нас была связь, и я бы назвал ее чем-то большим, чем простая интрижка… Пять лет назад я был ослеплен внешним блеском… Но с тех пор мой вкус существенно изменился. Я обнаружил, что получаю огромное удовольствие от самых незамысловатых вещей – от солнечных лучей, от веселого смеха, от запаха травы и свежести ветерка и от света пары чистых и теплых глаз, глядящих на меня сейчас так сердито…

Его рука скользнула по ее спине к затылку, пальцы поглаживали нежную кожу под копной темных волос…

– Вы, должно быть, серьезно переживали потерю Глории, – продолжала мучить себя Эвелин. – Ваша сестра говорила, что вы целый год после этого не смотрели в сторону женщин.

– Юджин – неисправимый романтик, – фыркнул Томас Айвор. – Но так и было… и больше, чем год. Я тогда только открывал свое дело и занимался восстановлением «Вязов». Долгое время у меня не хватало ни сил, ни желания заводить новые связи. Я не мог себе позволить тратить время на женщин.

– А сейчас у вас есть время, – ощетинилась Эвелин. Она остановилась, возмущенно глядя на него. – Вы понимаете, насколько оскорбительно это звучит?

Айвор не позволил Эвелин отстраниться и вновь возобновил их плавный танец.

– Зачем вы так говорите? Вы сами не имеете времени на поиски, если удовлетворяетесь обществом Брюса…

– Оставьте Брюса в покое!

– Я не хочу сказать ничего плохого, но он не для вас. При взгляде на ваше восхитительное белье он смутился бы, как школьник, – небрежно заметил Томас Айвор, – вместо того чтобы рвануться его снять. Ваша нежная, еще не раскрывшаяся страстность ждет настоящего мужчину, а не пугливого переростка.

– А вы, конечно, опытный профессионал, – не удержалась Эвелин.

– Да, я учился не один год. – Томас Айвор, в противовес агрессивности Эвелин, говорил спокойно, слегка растягивая слова. – Когда я был школьником, мой язык, мои манеры, желание добиться успеха, отсутствие денег – все отличало меня от других. Я был аутсайдером. И, когда я встретил теплоту и внимание со стороны Кристины, я безоговорочно доверился ей. Я верил ее признаниям в любви, но она обманула мое доверие, лишив права отцовства.

Через много лет я снова поверил в любовь, гордился страстью Глории и открыл ей душу. Но Глория способна любить только себя. Ее слова были красивыми, но это был не более чем фейерверк, внешний блеск и шум. Вот такой был у меня опыт…

Его слова звучали в ушах Эвелин все последующие выходные дни. А еще она перебирала в памяти подробности вечера. Марджори сидела с каменным лицом, когда они вернулись к столику. Эвелин, сославшись на головную боль, быстро увела Брюса из ресторана. Они даже не стали пить кофе. Всю обратную дорогу Эвелин слушала лекцию Брюса на тему о ее покорности причудам Томаса Айвора, что вызвало раздражение высокопоставленной Марджори Стамп, которую дразнить небезопасно.

Покорность? Если бы он знал!

В понедельник Эвелин пришлось вспомнить о покорности. После занятий к ней подошла Сандра с отцом.

– Привет, мисс Лентон! Мы с папой приготовили для вас фантастический сюрприз!

– Правда? – притворно обрадовалась Эвелин. Она повернулась к ним и сняла очки, чтобы не видеть так отчетливо испытующего взгляда Томаса Айвора.

– Папа достал билеты в городской концертный зал Брайтона на вечер. – Сандра дернула отца за рукав. – Они у него в кармане. Сегодня, только один вечер, знаменитый русский пианист играет Второй концерт Рахманинова. Это должно быть замечательно! – восторженно воскликнула она.

– Вечером? – Эвелин задумалась, отыскивая возможность вежливо отказаться.

– У вас сегодня свидание? – вежливо осведомился Томас Айвор, в его глазах промелькнул ревнивый огонек.

– Нет. Но возвращаться домой так поздно…

– Не беспокойтесь! Папа все продумал. Он заказал номер в отеле, мы там переночуем, и утром он отвезет нас прямо на занятия. – Сандpa чуть не прыгала, в восторге от этой гениальной идеи. – Мы возьмем с собой все, что нужно на завтра.

– Это разумный план, – вмешался Айвор, видя на лице Эвелин сомнение.

– Не отказывайтесь, пожалуйста, мисс Лентон! Я никогда не слышала такую знаменитость!

– Мисс Лентон не будет отказываться, – вмешался Айвор, используя самые мягкие краски своего бархатного голоса, – она давно мечтала послушать живое исполнение. И потом, ей не захочется огорчать тебя…

– О, папа! – укоризненно проговорила Сандра.

– Может быть, третий билет вы отдадите более благодарной спутнице? Например, мисс Стамп…

– Мисс Лентон! – с ужасом воскликнула Сандра.

– Мисс Стамп плохо в этом разбирается. Она может перепутать концерт с консервами, – заметил Томас Айвор. Сандра залилась хохотом. – Тем более что мы не подходим для сопровождения столь высокородной особы.

Он, конечно, кокетничал.

…Их трио отлично выглядело – он возвышался в центре, одетый в элегантный темно-серый костюм. С одной стороны шла длинноногая Сандра в новом платье, купленном в дорогом магазине, с другой стороны – хрупкая Эвелин в широкой юбке и блузке с люрексом.

Они обедали в отеле, и Сандра была в восторге от их отдельного трехкомнатного номера.

На концерте Сандра сидела между ними, вцепившись в ручки кресла и полностью обратившись в слух. Томас Айвор устроился, как всегда, свободно, откинувшись на спинку и вытянув вперед длинные ноги. Он внимательно посматривал то на дочь, то на Эвелин, впитывая их реакцию на музыку. Эвелин сначала следила за собой, но исполнение было таким выразительным, что она вскоре забыла обо всем и жила только звуками. Медленная средняя часть, которую она особенно любила, вызвала на ее глазах непрошеные слезы. Эвелин постаралась незаметно их смахнуть, но Томас Айвор успел ответить на торопливое движение Эвелин теплым взглядом. Эвелин почувствовала охватившую их волну взаимопонимания и духовной близости. Рядом с дочерью Томас Айвор менялся; циничный, резкий, насмешливый знаток законов и людей уступал место обычному человеку, умеющему радоваться и печалиться, который не злословил, а сочувствовал. Эвелин обнаруживала в нем всю большую глубину и силу чувств. Ее сердце болезненно сжалось в груди. Наверное, он очень страдал из-за неудачной любви…

Бурное, темпераментное завершение финала концерта привело публику в совершенный восторг. Все вскочили на ноги, Сандра аплодировала, топала ногами и кричала «браво» с таким энтузиазмом, что люди вокруг тепло улыбались.

Выйдя из зала, они зашли в ресторан и поужинали. Сандра постепенно остывала от лихорадочного возбуждения, ее оживленный щебет сменился заметной вялостью и сонливостью.

В гостиничном номере девочка поторопилась переодеться, чтобы поскорее забраться в постель. Но все же она не забыла попрощаться с Эвелин, а отца крепко обняла за шею и забормотала бессвязные слова благодарности, целуя его в щеки и радостно смеясь. Когда Томас Айвор все-таки отправил ее спать, Сандра перед уходом произнесла маленькую речь:

– Я знаю, как много ты, папа, делаешь для меня. Я этого никогда не забуду. Ты будешь гордиться мной, я обещаю!

– Я верю, – серьезно ответил Томас Айвор. – Ты пригласишь меня на свой первый концерт в Карнеги Холл, и я принесу тебе самый красивый букет цветов.

Сандра засмеялась, вытерев ладошкой непрошенные слезы.

– А теперь спать! – приказал Томас Айвор – Бегом в постель, и до утра – ни одного слова! Завтра рано вставать, завтрак я уже заказал.

Дверь в спальню закрылась, но Томас остался стоять в задумчивости посреди комнаты, опустив голову.

– Я знаю, что прошлое нельзя ни вернуть, ни изменить, но как я жалею о том, что прошло мимо меня! – хрипло заговорил он. – Я ненавижу себя за беззаботность, из-за которой я не видел ее первых шагов, ее лица, когда она только начинала учиться музыке… И теперь другой человек, которого она, очевидно, любит, раз называет папой, – ее каждодневный отец, занимает важное место в ее жизни…

– Не вините себя, – возразила ему Эвелин. – Каждый из нас делает ошибки, особенно в юности.

– Все? – Томас Айвор поднял голову. – Вы тоже делали непростительные ошибки в юности? – Это было сказано с такой болью, что Эвелин поспешила открыться ему.

– Я вступила в связь с мужчиной, считая, что он любит меня по-настоящему. Но я ему быстро наскучила, как в постели, так и во всех других отношениях. Его интерес ко мне остыл, и он предпочел более жизнерадостную и яркую Глорию…

– А! – Томас Айвор так резко повернулся к ней, что Эвелин вздрогнула от неожиданности. – Вы с Глорией оказались соперницами? – Он подошел к бару и достал из него бутылку виски.

– Нет. Я отказала Грегори, и Глория подобрала его.

– Налить немного? – спросил Айвор, доставая бокал для Эвелин.

– Я еще чувствую действие кофе, который пила за ужином, – отказалась она. – Не стоит искусственно возбуждать себя.

Томас Айвор поднес бокал ко рту, но, услышав ее слова, поставил его на подоконник.

– Пожалуй, вы правы. Естественное возбуждение предпочтительнее. Это дает значительно большее удовлетворение.

Он снял уже расстегнутый пиджак, со вздохом удовлетворения развязал черный шелковый галстук, сдернул его с шеи и швырнул на мягкий диван. Потом он слегка потянулся – высокий, широкоплечий, немного взлохмаченный, – и выжидательно посмотрел на хрупкую женщину, замершую в углу.

– Вам не трудно мне помочь? – Томас Айвор медленно подошел к Эвелин. – Воротничок такой тесный, а пуговицы такие маленькие, что мои неуклюжие пальцы не справляются.

Он стоял, терпеливо ожидая, нелепо растопырив пальцы, и Эвелин пришлось, после минутного колебания, подойти к нему и, поднявшись на цыпочки, выполнить не слишком деликатную просьбу. Он говорил правду, пуговицы были крошечными, ей тоже было неудобно их расстегивать; она уперлась рукой в его крепкую шею и так близко придвинулась к нему, что его особый, терпкий мужской запах вызвал у нее легкое головокружение.

Неожиданно Томас Айвор поднял руки и осторожно прикоснулся к ее прическе. Эвелин не успела сообразить, зачем он это делает, как сверкающая заколка была вынута из ее волос, и они мягкой волной рассыпались по ее плечам.

– Что вы делаете? – Эвелин попыталась подобрать волосы.

– Вы казались озабоченной, и я подумал, не болит ли у вас голова, – не смутившись, ответил он.

– Со мной все в порядке! – отшатнулась Эвелин, но он, схватив ее за руку, удержал на месте.

– Вы не доделали работу. – Он свободной рукой притронулся к болтающемуся воротничку. – Пожалуйста! – Он умоляюще, совсем по-детски посмотрел прямо в глаза Эвелин, и она увидела еле заметный огонек желания в его глазах. Он держал ее за руку, пока она расстегивала пуговицы, одну за другой, и в ней поднималась волна ответного желания.

– Вы ее узнаете? – спросил Томас Айвор, когда они наконец добрались до последней пуговицы, и рука Эвелин соскользнула в возбуждающе теплую ямочку на его мощной шее.

– Узнаю что? – не поняла Эвелин, опрометчиво притронувшись к его бешено бьющемуся пульсу.

– Мою рубашку… которую вы однажды ночью использовали, чтобы прикрыть ваше женское очарование, – промурлыкал Томас Айвор, вызывая у Эвелин трепет во всем теле при воспоминании о той ночи. – Я почувствовал, что мне очень приятно носить ту вещь, которая прикасалась к вашей нежной коже. И, если вас не затруднит, осчастливьте меня несколькими вашими легкими, как перышко, прикосновениями.

Его рубашка была теперь совсем расстегнута, обнажая мощную, мускулистую грудь, покрытую завитками темных волос. Он приложил ее трепещущую руку к своим плоским твердым соскам.

– Прикоснитесь ко мне, Эвелин, – почти простонал он, – делайте со мной, что хотите – дергайте за волосы, щиплите, кусайте, – все будет счастьем…

Его тело пылало жаром, Томас был готов вступить в любовную схватку. Он притянул руку Эвелин к низу своего живота, и она почувствовала необыкновенную ярость его мужской плоти. Эвелин казалось, что она впервые ощущает мужское тело, настолько сильным был всплеск ее собственных чувств – смесь желания и боязни, радости и сладкой боли, протеста и смирения с неизбежным… На минуту она испугалась, что он овладеет ею прямо здесь, прямо сейчас.

Эвелин осторожно погладила его грудь. Он вздрогнул и застонал. Этот хриплый стон совсем вывел ее из равновесия. Она сошла с ума! Неужели она готова уступить необузданной страсти этого мужчины?

– А если войдет Сандра? – прошептала она. Томас наклонился к ней с успокаивающей улыбкой, но она указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату. – Мне лучше пойти в спальню.

– Ты права, так удобнее, – немедленно согласился он, накрыл ее руку своей и повел за собой. – Это – неуютная комната… – Его жаркое дыхание опаляло ее шею, он обнял Эвелин и прижал ее к обнаженной груди.

– Уже совсем ночь, – попыталась воспротивиться она.

– Да, для других – поздняя ночь, а для нас – самое начало… – Он зарылся лицом в пышное кружево ее волос, вдыхая нежный аромат женской кожи, слегка покусывая сначала хрупкую шею, потом кончик уха. – Я так давно мечтал об этом… быть с тобой… – Он плотно прижался к ней. – Мечтал о том, что мы будем делать, когда останемся наедине… Ты создана для меня… Я буду любить тебя, дышать твоим запахом, чувствовать нежность твоего тела…

Эвелин робко прислонилась к его плечу.

– Я не привыкла к таким отношениям, – стыдливо призналась она.

– Кто знает заранее, что будет? Надо пробовать. – Томас Айвор решительно открыл дверь в спальню и придержал ее ногой, пропуская вперед робкую Эвелин. – Дай мне возможность убедить тебя, что наша связь как раз то, что тебе необходимо. – Он обнял ее, поднял на руки и осторожно положил на середину огромной постели. Потом закрыл дверь и быстро сбросил с себя одежду.

Высокий, статный, обнаженный, он подошел к постели, где свернулась калачиком смущенная Эвелин.

– Посмотри на меня, дорогая, я весь твой! – Он смотрел на ее пылающее лицо, а она не могла отвести восхищенного взора от его горделивого фаллоса, выступающего из темной курчавой гривы волос между его мощными ногами.

– Вы… вы… – Эвелин облизала пересохшие губы.

– Хорошо вооружен? – лукаво улыбнулся Томас Айвор.