Текст книги "Помни о хорошем"

Автор книги: Виктория Плэнтвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Я заклеил все раны бактерицидным пластырем, – доложил он, прикрепляя последний кусочек пластыря к ее руке возле голубых прожилок у запястья. – Он к тому же антиаллергический. Я уверен, у вас должна быть очень чувствительная кожа.

– Мистер Айвор!

– Мисс Лентон! – Эвелин сразу ощутила неловкость. Глупо в такой ситуации придерживаться официального обращения. – Прошу вас, зовите меня по имени – Томас. Женщина не имеет права так официально разговаривать с мужчиной, который перенес ее через порог собственного дома… Держу пари, эти синяки скоро пройдут… Эвелин. – Он так ласково протянул первую букву ее имени, что имя прозвучало, как незнакомое. – Да, это быстро пройдет, – уверенно заключил он, бережно погладив ее запястье.

Эвелин показалось, что ее ударило током, даже крошечные волоски на руках встали дыбом.

– Не дергайтесь, все не так страшно, как выглядит.

– Я думаю, мы оба согласимся, что первое впечатление может быть обманчивым, Томас, – с удовольствием произнесла его имя Эвелин.

В ответ он крепче сжал ее руку и, опустив глаза, удивленно произнес:

– Странно. На ваших ладонях нет никаких следов… Обычно люди, падая, выставляют руки вперед…

Руки Эвелин старались поймать падающую девочку, которая теперь, совершенно невредимая, сидела на краю дивана и по-прежнему умоляюще смотрела на Эвелин.

– … еще более странно, что здесь есть заметные синяки… – Томас Айвор легко прикоснулся к покрасневшей коже в вырезе ее блузки, почти у самой шеи. Глаза его становились все более удивленными, как будто перед ним поставили задачу с очень неопределенными данными.

– Я могу что-нибудь сделать самостоятельно или каждое мое движение всю оставшуюся жизнь будет зависеть от вас?

Но он будто не услышал насмешки. Серые глаза Томаса пристально смотрели на Эвелин и, казалось, искали ответ на непонятную загадку. С другого конца дивана на нее смотрела пара синих глаз совсем с другим выражением.

– Нельзя ли узнать, готов ли чай? – как бы между прочим спросила Эвелин, спуская ноги с дивана. – Я с удовольствием выпила бы чашечку.

Томас Айвор провел рукой по волосам.

– Хорошая идея, – промолвил он. – Сандра, – обратился он к девочке, – будь добра, пойди в кухню, приготовь все к чаю, поставь на поднос и принеси сюда. А это унеси, – добавил он, передавая девочке кувшин с водой и оставшийся комок ваты. – И поставь туфли у двери, а не бросай их посреди коридора.

– Ладно! Я теперь всегда ставлю туфли на место. – Девочка сердито сверкнула глазами.

– Хорошо, хорошо, – поспешил успокоить ее Томас Айвор. – Ты всегда делаешь то, что тебя просят. И, несомненно, всегда бываешь вежливой. Умение себя вести, по-моему, твоя самая сильная сторона.

– Я могу быть вежливой, – фыркнула девочка.

– Тогда не стоит показывать дурные манеры. Вы встретились с мисс Лентон в необычной ситуации, но ты все равно должна была представиться. – Эвелин и девочка переглянулись в ожидании официального знакомства. – Мисс Лентон, это моя четырнадцатилетняя дочь Сандра Брунсвик, временно зачисленная в наш колледж. Мисс Лентон – преподаватель литературы в колледже.

– Шейла мне уже говорила. Привет, мисс Лентон!

Сандра заметно наслаждалась смущением Эвелин, бормочущей вежливые слова. Одарив присутствующих щедрой улыбкой, девочка выскочила за дверь.

– У вас, оказывается, есть дочь? – не выдержала Эвелин. – Я не знала, что вы жена… – Она прикусила губу, считая любопытство неприличным, но Томас Айвор не смутился.

– Женат? Нет, я не женат. Надеюсь, вы не будете обсуждать вопрос о родителях девочки в колледже. Вы знаете, как строго у нас подходят к вопросу о происхождении.

– Да, знаю. – Эвелин осуждала такой подход. – Я просто хотела сказать, что не слышала о том, что у вас есть дети.

– Ребенок, – поправил он, – один. У меня ее не было. Она жила с матерью в Италии с самого рождения. – Томас Айвор удобно расположился в кресле, стоящем напротив дивана, свободно вытянув скрещенные ноги.

– О! – только и сумела произнести Эвелин в ответ на столь неожиданное заявление. – Вы, должно быть, были очень молоды, когда она родилась.

– Мне было восемнадцать, – поспешил он ответить, – она была зачата, когда я еще учился в школе. – Его непринужденное признание совершенно потрясло Эвелин. Она пыталась выглядеть равнодушной, но, судя по его насмешливому взгляду, ей это не удалось. – К счастью, я не соблазнил неопытную девочку-подростка. Кристине было тридцать, и это она соблазнила меня. Решение оставить ребенка было ее решением.

Эвелин открыла рот от изумления, что явно доставило Томасу Айвору удовольствие.

– Я вас удивил?

Эвелин была настолько потрясена, что сказала то, что думала.

– Я… Вы… просто трудно вообразить вас в роли… в таком союзе, – заикаясь, выдавила она.

– Каждый имеет свой собственный опыт, – с оттенком горечи сказал Айвор, и Эвелин вдруг с ужасом представила, что он задаст ей вопрос о ее собственном опыте. Она предпочитала не вспоминать о Грегори Тернере, своем первом мужчине. Да и ее скромный любовный опыт вряд ли был интересен Томасу Айвору.

– Вы любили ее? – спросила она неожиданно для себя.

– Я был польщен вниманием очень привлекательной, интеллигентной и зрелой женщины, – объяснил он, уклоняясь от прямого ответа.

Эвелин облизала пересохшие губы.

– Вы часто видели свою дочь? – вернула она разговор в более безопасное русло.

– Нет. Только совсем младенцем. Кристина так решила. Она не хотела никакой финансовой поддержки с моей стороны и взамен требовала, чтобы я не вмешивался в ее жизнь и в жизнь ребенка. – Томас Айвор пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Эвелин. – Мне было восемнадцать… Что я тогда понимал? К тому же у меня не было денег, и впереди было четыре года учебы. Я не был готов к отцовству…

Сказанного было более чем достаточно. Эвелин поняла, что позиция юного Томаса была в то время абсолютно беспечной и безответственной.

– А что здесь делает Сандра сейчас? Что-нибудь случилось с ее матерью?

– Нет. Просто она решила, что настало время найти своего отца. После спора с Кристиной она сбежала из дома, придумала хитрый план, стащила деньги на билет и на прошлой неделе постучалась в мою дверь.

– Боже! – Прыжок из окна второго этажа доказывал, что Сандра всегда готова рисковать.

– Мы с Кристиной по телефону все обсудили и решили: пусть она останется здесь на какое-то время, насколько позволят ее школьные дела. Литература – один из ее любимых предметов, и Сандра будет посещать ваши лекции, поэтому я решил рассказать вам ее историю.

– Сплетничаете обо мне, папа? – Сандра скользнула в дверь, держа в руках полный поднос, и поставила его на узорчатый чайный столик.

– О ком же еще? Ты позаботилась о том, чтобы вокруг тебя кипели страсти. – Взглянув на поднос, Томас Айвор недоуменно поднял брови. – Три чашки? Не надейся, Сандра! Если ты не отправишься в свою комнату прямо сейчас, придется добавить еще полчаса к переписыванию упражнений.

– Но, папа, я потратила уйму времени на помощь мисс Лентон. Можно за хорошее поведение и уменьшить наказание… – Сандра, увидев изумление на лице Эвелин, заметно покраснела и сдалась. – Хорошо, хорошо. Ухожу, – согласилась она, – но это несправедливо. Я всего-то сказала Альфреду, что я думаю о его безмозглых друзьях.

– В разговоре, особенно за столом, надо употреблять вежливые выражения. Грубость и вульгарность абсолютно недопустимы. – Эвелин была удивлена строгостью его тона. Он раньше не сталкивался с отцовскими обязанностями, но, похоже, успешно с ними справлялся. – Мой дом – мои законы, Сандра. Я думаю, пара часов занятий – не такое уж жестокое наказание. Ты намного больше времени проводишь, уткнувшись в телевизор. Почему бы тебе не почитать книжку по истории английской литературы? Тебе все равно придется с этим знакомиться, когда начнутся занятия в колледже. Я схожу за книжкой, а ты налей чаю мисс Лентон.

Томас Айвор вышел, и наступила тишина, которую решительно прервал резкий голос Сандры.

– Спасибо, что не выдали меня! – Сандра взяла китайский чайник и налила две чашки. Одну из них она поставила перед Эвелин, в другую, приготовленную для отца, положила пару ложек сахара и уселась, раскинувшись, в кресло.

– Мне кажется, ты создана для добрых дел, – сказала Эвелин, – но иногда сама не знаешь, что сделаешь в следующую секунду. То, что случилось сегодня, было не просто безрассудно, было глупо и опасно. Ты могла серьезно покалечиться. Поэтому, прежде чем давать волю своим причудам, подумай о том, сколько горя они могут принести не только тебе, но и другим людям.

Эвелин считала, что произнесла прекрасную воспитательную речь, и даже слегка возгордилась.

– Boy! – раздался вопль.

– Что? – вздрогнула Эвелин.

– Ничего. – Сандра махнула рукой и выпалила: – Не смотрите на меня, как на чертика из бутылки. Вы все здорово объяснили. – Ее хрипловатый голос звучал искренне. – Я просто проверяла, смогу ли я это сделать. Я больше не буду, обещаю. – Она жалобно посмотрела на Эвелин. – Я подумала, что скоро уеду отсюда и не смогу попробовать вылезти в окно. Но я совсем не собиралась сваливаться, а хотела спрыгнуть. И вообще, я боялась звать на помощь.

– Но тебе все-таки пришлось это сделать, – напомнила Эвелин.

– Да, но не для себя, – усмехнулась Сандра. Вошел Томас Айвор с обещанной книгой, и Сандра поспешила уйти.

– Она, скорее всего, ее даже не откроет, – проворчал он, усаживаясь в кресло и придвигая к себе чашку с чаем.

– Сандра уже положила сахар! – всполошилась Эвелин, но было поздно, он успел добавить в чашку целую ложку сахара.

– Почему сразу не сказали? – укоризненно взглянул он на Эвелин.

– Прошу простить, я не успеваю следить за вашими действиями, – улыбнулась она. – Потом, неизвестно, прилично ли ограничивать человека в его собственном доме. Может быть, вы любите сироп вместо чая, – добавила она елейным голоском, отпивая из своей чашки глоток натурального чая, без сахара.

Томас Айвор налил себе чай в другую чашку, добавил в нее немного сахара и сосредоточил все внимание на Эвелин.

– Итак, чему я обязан честью принимать вас в своем доме? Или вы просто прогуливались и решили по-соседски заглянуть? – Его иронический тон подчеркивал, что раньше она ничего подобного не делала.

– Я пошла через поле, потому что у моей машины сел аккумулятор, – объяснила Эвелин, игнорируя его язвительность. – И вы должны догадываться, почему я пришла к вам!

– Я должен? – Он посмотрел на нее в упор.

– Не играйте словами! – Эвелин крепко сжала пальцами край изящного блюдца, чтобы сдержать нервную дрожь. – Я имею в виду ваш ночной звонок Брюсу Селдому. Вы не попытались связаться со мной, чтобы уточнить мой вариант происшедших событий, отсюда я делаю вывод, что вы поверили словам Альфреда…

– Естественно, я пытался связаться с вами и предупредить вас о своих действиях, но это было невозможно, – прервал ее Томас Айвор. – Телефон не отвечал.

Эвелин вспомнила, что плохо положила трубку на рычаг после разговора с Глорией. Она заметила это только утром. Но все равно звонок Брюсу был возмутительным. Эвелин резко отодвинула чашку.

– Какой смысл был предупреждать, что вы хотите сбить меня с ног бездоказательной ложью? – Она с удовлетворением заметила, что Томас Айвор помрачнел. – Что вы наговорили Брюсу? Вы понимаете, что вы наделали?

– Успокойтесь…

– Успокоиться! Когда речь идет о моей репутации и о моем будущем!

Томас Айвор покачал головой.

– Я имею привычку сначала думать, а потом делать. Я не жаловался ни на вас, ни на ваше поведение и не делал никаких клеветнических заявлений. Я просто сообщил Брюсу, что в субботу без моего ведома здесь была вечеринка, на которую принесли запрещенный алкоголь, и вы случайно оказались здесь…

– … и была полураздетой, – закончила она фразу.

Он заговорил подчеркнуто медленно и размеренно.

– Я не упоминал о состоянии вашего туалета. Мне кажется, Селдом хорошо знает вас и не станет предполагать худшее. – Не то, что вы, мистер Айвор, подумала Эвелин. – Я сказал ему, что Альфред получил заслуженное наказание. К счастью, подробности вечеринки Альфред помнит очень смутно.

– Вы имеете в виду, к счастью для Альфреда?

– К счастью для вас обоих. – Томас Айвор упорно сохранял спокойствие. – Он помнит, что вы появились в конце вечера и за что-то ругали его. Дальше – полнейшая пустота. Он не помнит ни моего появления, ни того, что он мне говорил, ни вашего… несколько нескромного вида.

Эвелин облегченно вздохнула, но тут же снова накинулась на Томаса Айвора.

– Зачем тогда вы рассказали об этом Брюсу?

– Слухи расползаются быстро, и нужно сообщать факты, чтобы защититься от сплетен, – очень серьезно ответил Томас Айвор, не спуская глаз с разгневанного лица Эвелин. – Альфред сказал, что на вечеринку он приглашал только самых близких друзей с подружками, но о предстоящем веселье быстро узнали в колледже, и к ночи подвалил совершенно посторонний народ.

Он взял со стола чашку и подал ее Эвелин, не выпуская гостью из-под прицела настороженного взгляда внимательных серых глаз. Она автоматически отхлебнула чай, с трудом проглотив обжигающий напиток.

– Я позвонил нескольким знакомым и спросил, что рассказывали их дети о вечеринке, когда появились дома. Большинство, если им верить, говорили, что смотрели все вместе телевизор. Но один разговор меня встревожил. Одна из девочек сказала, что Альфред болтал своим дружкам, что «литераторша» вцепилась в него мертвой хваткой и рассчитывает пощипать «набитого деньгами цыпленка». Дружки, конечно, поделились этими интересными подробностями со своими приятелями, да еще и приукрасили все, что могли. А другие, те, кто видел ваше появление почти ночью, подумали…

– О нет! – воскликнула Эвелин, только сейчас начиная понимать, какие широкие и неприятные круги могут пойти от маленького камешка ее абсолютно правильного поступка.

– О да! – не стал успокаивать ее Томас Аивор. – Поверьте, Эвелин, моему жизненному опыту. Всегда полезнее знать как можно больше, чтобы не стать жертвой. Раз уж слухи расползаются, мы не должны ничего скрывать друг от друга; предположение всегда хуже для дела, чем точное знание. О том, что было в спальне Альфреда, знаем только мы с вами, и если мы договоримся, то с этим проблем не будет. Мне жаль, что я не смог получить вашего разрешения и вынужден был действовать самостоятельно, но надо было срочно что-то предпринять, прежде чем сплетники развернутся и кто-то из не в меру осторожных родителей потребует вашего увольнения.

Можно ли верить искренности Томаса Айвора? – думала Эвелин, допивая полуостывший чай. Строго говоря, у нее не было выбора.

– Что сделано, то сделано… – Эвелин выпрямилась, наконец-то поняв самое главное. – Так вы теперь верите, что я говорила правду? Что вы несправедливо накинулись на меня?

– Не стоит обвинять меня за те… – Томас Айвор запнулся, заметив появившееся на лице Эвелин оскорбленное выражение. – В данном случае… да, я был не прав, – с очевидным трудом согласился он и, скрывая неловкость, ухватился за тарелку с печеньем, как утопающий за соломинку, что показалось Эвелин почти трогательным.

– Угощайтесь! Миссис Морган мастерски готовит разные сладости.

– Спасибо. – Эвелин выбрала симпатичный кружочек с цукатами, но не сложила оружие, а, наоборот, пользуясь смущением Айвора, решительно пошла в наступление: – И теперь, надеюсь, вы берете назад все те оскорбительные слова…

Айвор прищурился, с резким стуком поставил тарелку с печеньем на стол и оскалился, как голодная акула.

– Боюсь, я не могу отказаться от всех своих слов. Неужели нельзя быть менее требовательной? Впрочем, ладно. Повторите мне те слова, которые считаете оскорбительными, и я соглашусь или не соглашусь извиниться за каждое из них.

Повторить его грубости она, конечно, не могла. Его дерзкое предложение настолько смутило Эвелин, что она поперхнулась кусочком печенья и мучительно закашлялась.

Томас Айвор с ехидным удовольствием наблюдал, как она лихорадочно схватилась за чай, чтобы промочить горло, и вытирала заслезившиеся глаза. Он обольстительно улыбнулся, а его голос был полон сочувствия.

– Я глубоко сожалею, что стал причиной вашего неприятного состояния, и, надеюсь, вы примите мои извинения за те опрометчивые слова, которые недопустимо произносить в присутствии благовоспитанной леди.

– Приятно слышать, – в тон ему ответила Эвелин. Для нее было полной неожиданностью ощутить, что его вкрадчивый, бархатистый голос вызывает в каждой косточке ее тела сладкую, до головокружения, истому. – Но, каковы бы ни были ваши слова и поступки, они выглядели очень естественными и убедительными.

Томас Айвор отбросил притворную обходительность и разразился хохотом.

– Вы жестокая женщина.

– Рада, что вы это поняли.

– Хочу предложить вам еще одно тяжелое испытание, хотя мы оба понимаем, что оно необходимо.

«Тяжелым испытанием» оказался Альфред Мердок. Он пришел с извинениями и, покраснев, торопливо забормотал что-то невнятное.

– Я не помню, что было, и просто не представляю, что я мог натворить, но дядя Томас говорит, что я делал что-то мерзкое… И я должен извиниться… и поблагодарить вас за помощь, когда я был… не… не… в форме.

Эвелин не стала продлевать его мучения и уверила беднягу в том, что надеется на его будущую разумность. Юноша выглядел искренне огорченным, в его голосе не звучало и намека на ехидство, характерное для его дяди. Похоже, ему можно было верить.

– Совершенно очевидно, Альфреду неприятно чувствовать себя нашкодившим щенком, а не лихим гулякой-студентом, – заметила Эвелин, когда за юношей закрылась дверь. – Может быть, этот случай научит его осторожности.

– Может быть. Альфред хочет стать в спорте профессионалом, и у него есть способности, но хватит ли ему терпения – вот вопрос. Вся беда в том, что он хочет стать непременно «звездой», а это не так просто.

Что ж, кажется, они все выяснили. Эвелин встала.

Томас Айвор любезно стоял рядом, дожидаясь, пока она наденет туфли, и продолжал беседу:

– Сейчас он злится, потому что я запретил ему уезжать из дома целых три недели. Он собирался посвятить последние две недели каникул тренировкам, а теперь вынужден сидеть дома. Уверен, вы согласны, что Альфреда следовало наказать.

– В общем, да, – согласилась Эвелин и, поколебавшись, добавила: – но если для него это очень важно…

Томас Айвор нахмурился.

– Я это учел. Мы заключили сделку с некоторыми оговорками. Я допускаю, что такой срыв у него впервые. Он помешан на здоровье – боится повредить своей будущей спортивной карьере. Но до возвращения родителей мне придется за ним присматривать.

Их неокрепшая, неожиданно возникшая близость чуть было не погибла из-за упрямства Эвелин, которая не хотела, чтобы Айвор отвез ее домой, уверяя, что уже прекрасно себя чувствует. Тогда он клятвенно пообещал, что будет идти за ней пешком до двери ее дома, и Эвелин пришлось сесть в серебристый «ягуар». Томас завел мотор, и они поехали к дому Эвелин.

5

Томас Айвор сосредоточился на неровностях дороги, ведущей к шоссе. Эвелин уютно устроилась на мягком сиденье, надеясь отдохнуть от недавних неприятностей. Однако она явственно ощущала тревожное волнение, охватившее ее от близости соседа. Каждый его глубокий вздох, их случайное соприкосновение, легкое движение его рук, управляющих машиной, вызывало в ней непривычный, томительный жар, и Эвелин хотелось, чтобы дорога стала бесконечно длинной, и эти минуты превратились в долгие часы.

Но дом Эвелин был совсем неподалеку, на другой стороне реки. Они переехали через мост, и Томас Айвор, к ее разочарованию, выполнил просьбу Эвелин в точности – остановил машину у ворот. Посмотрев на часы, он коротко и четко объяснил ей, что и как надо отвечать Брюсу Селдому, посоветовал не злиться, вежливо распрощался и уехал.

Направляясь к дому, Эвелин, как обычно, заглянула в почтовый ящик. Там лежала записка от Брюса:

«Эвелин, я не могу больше ждать. Очень надо поговорить. Позвоните!»

Слово «очень» было подчеркнуто дважды. Эвелин вошла в дом, быстро смыла с себя пыль, переоделась и позвонила Селдому. Он сказал, что не хочет по телефону ничего объяснять, а лучше приедет.

Они сидели за ее маленьким кухонным столиком и пили ароматный кофе. Брюс никак не решался начать разговор.

– Это обычная предосторожность, не более того, – наконец вымолвил он, – но вы должны быть готовы к самому худшему. Мне очень неприятно, но я хочу попросить вас первые дни семестра не появляться в колледже. – Он встал и начал расхаживать по кухне, теребя шелковый галстук (характерный для него жест беспокойства). Они с Эвелин часто не соглашались в спорах, но он знал, что она готова уступить его авторитету и административному положению. – Возможно, в этом и не будет необходимости, к началу занятий страсти утихнут и…

– Возможно? – возмутилась Эвелин. – Вы говорили, что То… мистер Айвор сообщил вам о вечеринке, которую без разрешения устроил его племянник. Я объяснила, почему я оказалась там. Так зачем нужно принимать скоропалительные решения? – Она не стала упоминать ни о звонке Берил, ни о визите в «Вязы».

Брюс нервно взъерошил и без того взлохмаченные волосы.

– Я уже не могу ничего изменить. Мне утром позвонила одна из попечительниц и заявила, что удручена поведением двух девочек из академии, которые раззвонили по всему городу, что в субботу были на «лихой» вечеринке с мальчиками из колледжа.

– Эти девочки, – возразила Эвелин, – действительно были в школьном лагере, и мы отвечаем за них, а вот мальчики сейчас на каникулах – колледж тут ни при чем.

– Это не совсем так, – уточнил Брюс. – Утром звонила одна из наших мамочек – заядлая любительница совать нос в чужие дела – и рассказала, что ее сын, явившись с вечеринки под хмельком, ради шутки позвонил в газету, так что колледж уже попал на заметку. И она поинтересовалась, почему педагог из колледжа участвовал в вечеринке и как он мог допустить выпивку.

– Я не участвовала в вечеринке!

– Я знаю, но, сколько ни объясняй каждому, мы не сумеем представить происшедшее в достойном виде. – Брюс, сам того не ведая, повторил слова Томаса Айвора. – Увы, все педагоги вынуждены заботиться о том, чтобы в их поведении не было даже намека на что-нибудь порочащее. Это вопрос морали, профессиональной чести…

– Неужели недостаточно вашего подтверждения моей честности? – Эвелин решила поиграть на самолюбии Селдома. – Мы могли бы поговорить с людьми вместе.

– Это, конечно, можно, но есть и другие стороны проблемы. Как вы их не видите? – раздраженно проговорил он. – Если я не проявлю должной твердости, за моей спиной начнут говорить, что это из-за наших личных отношений. Я обязан быть особенно объективным, чтобы не было лишних сплетен. – Он хмуро посмотрел на Эвелин. – Теперь вам ясно?

Ей стало ясно, что он боится за свою репутацию.

– Значит, нам лучше сегодня вечером никуда не идти? – нарочито спокойно спросила Эвелин.

Брюс заказал на вечер столик в ресторане. Он смущенно потупился.

– Если вы не обидитесь… Я думаю, так будет лучше. Мы пойдем туда в другой раз, ладно?

– И вы за этим пришли? – вскричала Эвелин, вскочив на ноги с такой стремительностью, что чуть не опрокинула чашки с кофе.

Брюс Селдом умоляюще сжал руки.

– Поймите, это нужно для порядка, я обязан ответить на нарушение…

– Вы обвиняете меня?

– Ничего подобного, – начал оправдываться он, его глаза были полны тревоги и раскаяния.

Эвелин никогда не видела его таким. В свои тридцать семь он выглядел значительно моложе, чем следовало бы директору популярного колледжа, но он руководил им очень уверенно и авторитетно. С его мнением всегда считались.

Эвелин чувствовала себя рядом с ним спокойно, не смущалась своей хрупкости и маленького роста. Брюс и сам был не слишком высоким и в меру худощавым. Эвелин он привлекал мягкой манерой поведения и желанием помогать людям. Поэтому она, когда Брюс начал очень ненавязчиво, но настойчиво за ней ухаживать, стала подумывать о возможности более близких отношений.

Но теперь!

Эвелин холодно улыбнулась.

– Пожалуй, вы правы. Не стоит дразнить гусей.

Брюс, казалось, удивился ее легкому согласию. Видимо, после ее взрыва он ожидал продолжения истерики.

– Глупо, конечно, но вы же знаете, как легко люди придумывают всякую ерунду. – Он посмотрел на недопитый кофе и кинул нетерпеливый взгляд на дверь. – На работе вы, безусловно, останетесь, но, пока шипение не прекратится, вам лучше в колледже не появляться. А мы, со своей стороны, постараемся найти зачинщика или зачинщицу и переключить все внимание на виновных.

Подойдя ближе к Эвелин, Брюс Селдом дал еще один благоразумный совет.

– Кстати, полезно будет поговорить с Томасом Айвором, вместо того, чтобы бессмысленно с ним ссориться. Все знают, что у вас натянутые отношения, и многие могут подумать, что вы пришли на вечеринку, чтобы ему напакостить. Я слышал, он некрасиво вел себя, когда вы устраивались в колледж, но не стоит быть такой злопамятной. Уверен, что лично против вас он ничего не имеет. В наших интересах выступать против сплетников единым фронтом.

Эвелин проводила Брюса и очень медленно закрыла за ним дверь, хотя больше всего ей хотелось грохнуть дверью изо всех сил.

Вернувшись в кухню, Эвелин принялась за уборку: взяла со стола чашки с остатками кофе, вылила холодный напиток в раковину, стерла со стола и отправилась в гостиную, думая, чем бы заняться в первую очередь.

Но ее мысли вновь и вновь возвращались к последним событиям. Новая жизнь, которую она рисовала в радужных красках, начиналась с жестоких и несправедливых ударов. Почему ей так не везет? Но надо справляться с бедами, она уже не раз преодолевала неприятные ситуации.

Эвелин с удовольствием оглядела освещенную солнцем комнату. Слава Богу, здесь она может отдохнуть душой. Этот дом она, прежде чем въехать, отмыла и отчистила собственными руками сверху донизу, ошкурила и отполировала купленную на аукционе мебель, и теперь комната была уютной и соответствовала вкусу Эвелин. Ее дом ничем не напоминал бездушный современный отель или каморки общежитий. Хотя, надо признаться, он нуждался в ремонте.

Она могла бы побыстрее погасить кредит и взять новую ссуду на ремонт дома, но тогда бы пришлось во многом себе отказывать, а зачем? Жалованье в колледже было не слишком высоким… Зато это была работа, о которой она давно мечтала. Если она из-за этой дурацкой истории потеряет место учителя, будет очень обидно.

Решив, несмотря ни на что, заняться делом, Эвелин вышла в прихожую и через стекло входной двери увидела, что Брюс еще не уехал. Он высунулся из окна своей машины и о чем-то оживленно беседовал с двумя людьми, стоящими рядом. Сердце Эвелин тревожно вздрогнуло, когда она узнала приметную фигуру Томаса Аивора. Тонкая фигурка его соседки принадлежала, очевидно, его дочери. Серебристый «ягуар» стоял чуть поодаль.

Эвелин поспешила выйти. Интересно, сообщил ли Айвор Брюсу о моем недавнем визите? – думала она, подходя к ним.

– Рад вас видеть, мисс Лентон, – начал Томас Айвор, не давая Эвелин раскрыть рот. – Прежде всего, позвольте принести вам извинения за все неприятности, возникшие из-за глупых выходок моего племянника. Моя дочь была счастлива узнать, что ваша кузина всемирно известная пианистка. Сандра серьезно занимается музыкой.

– Позвольте вас покинуть, – вмешался Брюс Селдом, многозначительно посмотрев на Эвелин, как бы приглашая ее воспользоваться удобным случаем.

Брюс уехал. Эвелин не могла прийти в себя от неожиданного визита.

– Теперь говорите, зачем вы на самом деле приехали. – Эвелин подозрительно посмотрела на Айвора.

Солнце светило ей прямо в лицо, и она прикрыла глаза рукой, чтобы лучше видеть собеседника. Ее каштановые кудри зазолотились в свете яркого солнца, и лицо Эвелин казалось окруженным сияющим нимбом.

Томас Айвор внимательно вглядывался в это очаровательное лицо, в его глазах застыло странно-удивленное выражение.

– Вы мне не верите… Но разве вы не были несправедливо обижены?

– Думаю, истинная причина в другом. Вы вернулись проверить, не хочу ли я ускорить события и обратиться в суд.

– Сколько раз я говорил себе, что не надо давать воли настроению! – тяжело вздохнул Томас Айвор. – Искренность всегда не в моде. Поедем домой, Сандра! – Он повернулся и подошел к машине, зачем-то открыл багажник и стал в нем рыться.

Сандра, пожав плечами, издала излюбленный кошачий вопль. Очевидно, в знак приветствия.

– Извините. Он немного не в себе. Я знаю, что он хотел сделать, но у него ничего не вышло.

– Ты уверена, что он не в себе? – Уголком глаза Эвелин видела, что Томас Айвор направляется прямо к ним.

– Вы оба чокнутые, это точно…

– После того как вы уехали, я решил почистить дорожку и пересчитал все опавшие листья и обломанные ветки, которые повредила Сандра, падая из окна, – сердито сказал подошедший к ним Томас. – До сих пор, – обратился он к дочери, – ты была неудачным кандидатом в шайку взломщиков сейфов. Этого тебе показалось мало. Открытая дверь – это скучно, не лучше ли удирать через окно из тюрьмы, представляя, что ты находишься на острове святой Елены?

– А что это за остров? – немедленно спросила Сандра.

– Дитя! Чему тебя учили в школе на уроках истории и литературы? Наполеона или, хотя бы, графа Монте-Кристо ты должна знать!

– Ох, сидеть на уроках так скучно! Я обычно слушала магнитофон, подперев руками голову, и делала вид, что слушаю учителя.

Эвелин хорошо знала эту характерную позу учеников. Даже суровый Томас Айвор слегка улыбнулся и проворчал:

– Ты думаешь, это тебя извиняет?

– Сандра, конечно, собиралась вернуться в комнату. Сама. Прежде чем родственники обнаружат ее шалость, – заговорила Эвелин.

– Вы сказали мне, что упали, – упрекнул ее Томас Айвор.

– Я сказала правду, только забыла упомянуть, что упала из-за того, что Сандра свалилась мне на голову. – Эвелин видела, что Томас что-то прижимает к груди, но никак не могла сообразить, что именно. – Что это? – рискнула спросить она.

– Аккумулятор для вашей машины. – Он поднял увесистую коробку как легкое перышко. – Я прихватил его из своего гаража для вас.

Эвелин заметила в другой его руке отвертку.

– Спасибо, но я уже пригласила механика, – отказалась она.

– Ничего страшного. Я ему позвоню. Зачем зря платить, если я спокойно могу это сделать сам?

– Вы можете поменять аккумулятор? – недоверчиво посмотрела на него Эвелин, зная, что для такого дела одной силы и ловкости рук недостаточно. Томас Айвор был одет в темные брюки и светлую рубашку. Совершенно не верилось, что он готов улечься в таком виде под машину.

– Все мужчины любят возиться с машинами, это у них в крови. – Он насмешливо фыркнул. – Особенно у меня. Мой отец, до того, как мать умерла, был неплохим механиком и мог бы пойти в гору, если бы семейное счастье не рухнуло… – Он взглянул на гараж. – Почему бы вам не пригласить Сандру в дом, пока я буду тут…