Текст книги "Хамелеон"
Автор книги: Виктория Абзалова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Абзалова Виктория Николаевна
Хамелеон
… I'm still here, all that's left of yesterday…
Evanescence.
* * *
После делового Лондона и чопорного Стокгольма, в которых прошли мои последние восемь лет, поскольку дражайший супруг имел честь подвизаться на ниве дипломатии, Ницца производила впечатление богемной красавицы. Город изысканной роскоши и неги. Город в котором можно позволить себе все и даже чуть больше.
Самое удачное место, что бы отдохнуть от своих обязанностей супруги Мориса Рошара, мнение которого полностью совпало со мнением докторов, что отдых на взморье прекрасно излечит больные нервы и мигрени его очаровательной жены.
То есть меня.
К сожалению, светская жизнь в лице Каролин Лансени настигла меня в первые же сладкие минуты долгожданной свободы. Поскольку ее муж и Морис приходились друг другу кузенами, было совершенно невозможно отклонить ее приглашение. Не менее невозможно, чем отклонить приглашение на вечер графа Сант-Анна.
– Каро, мы не знакомы с графом.
– Дорогая, Джулио Сант-Анна восемьдесят семь лет. Это приглашение от Белль. Она обидится, если мы не придем!
– Ты можешь идти, но мне хотелось бы отдохнуть.
– Вот и отдохнешь. Приятное общество, музыка, шампанское – что может быть лучше для отдыха.
Я прекрасно знала, что не смогу не пойти, положение обязывает, и сопротивлялась только для вида. По пути мы заехали за еще одной подругой Каро, Антуанетт Годар, чей супруг в это время находился посланником в Брюсселе.
– Ах, дорогая, – наставляла ее Каро, – нет ничего восхитительнее таких вечеров. Мы свободны как ветер! Давайте же насладимся этим!
Пожалуй, я уже была склонна согласиться с Каро. На фоне бархатной синевы ночи, дом прошлого века, искусно оформленный иллюминацией, казался сказочным замком. Я подумала, что смогу это выдержать.
– Каро, – навстречу выпорхнула хозяйка.
Белль, Изабелль де Санта-Анна, оказалась блондинкой с пышными формами, едва прикрытыми вишневым атласом. Они аккуратно чмокнули воздух около серег друг друга. Далее последовало представление хозяйке Антуанетт, меня. Такие же точечные поцелучики. Представление хозяину – лысому сморщенному благодушному старичку, который был счастлив, что к нему приехало столько гостей. И я была, наконец, предоставлена себе. Я бродила по залу, останавливаясь на несколько слов вежливости у старых знакомых лиц, автоматически запоминая новых: последний отпрыск местной высокой аристократии, супруга романского посла, владелец сети игорных клубов, ювелирный дом…
Соскучившись к середине вечера хотя бы по одному лицу, которому не надо улыбаться, я отыскала Антуанетт, как раз что бы услышать ее удивленное:
– Боже, она ведь в два раза старше его!
– Бедняжка Туанетт, ты слишком долго прозябала со своим послом у этих грубых овцеводов! Благотворительные вечера и церковные сборища – фи! Это же Жермен! – Каро закатила глаза.
Я проследила взглядом и без труда поняла, о ком они говорят: полноватая дама, чью дряблую шею не могли скрыть даже многоярусные жемчуга, почти мертвой хваткой вцепилась в руку своего спутника.
– Кто он?
– Он? Он – Король сердец!
– Жиголо, дорогая Туанетт, – я не удержалась, что бы не передразнить манеру речи Каро.
– Как прозаично, Делиз, – фыркнула Каро.
Меня передернуло.
Надо отдать должное, он действительно производил впечатление. Высокий, с великолепной фигурой, без перекаченных бычих мускулов, золотисто-смуглая гладкая кожа, густая шапка иссиня-черных волос, тонкие, если не сказать изящные, соразмерные черты, выдающиеся угловатые скулы, высокий лоб, надменный излом бровей, прихотливый изгиб улыбчивых губ, огромные карие глаза, и – то едва уловимое движение, обозначившее легкий наклон гордо посаженной головы, грациозная пластика движений и ошеломляющее обаяние улыбки, которые делают образ завершенным! Каждый жест, движение черноволосой головы, взмах ресниц говорили о совершенстве. Они смотрелись рядом как принц и дешевая проститутка!
Они приближались.
– Клодетт. Жермен.
Он с нежностью сжал протянутые Каро руки. Не менее ласково, но более сдержанно поприветствовал меня и Антуанетт, которая смотрела на него с откровенным восхищением. Жермен не мог этого не заметить. Он послал ей бархатный взгляд из-под длинных пушистых ресниц.
– Жермен, – Клодетт требовательно сжала его локоть, – мне жарко.
– Принести тебе что-нибудь или прогуляемся на террасу?
Он тут же обратил свое внимание на нее. Это могло бы выглядеть трогательно, если бы не было так смешно по виду и отвратительно по сути.
– Боже, это самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела! – Антуанетт была близка к обмороку.
– Ты не видела еще самого интересного! – хихикнула Каро.
– Каро, только не говори что…
– Я же тоже человек.
– Интересно, что на это сказал Анн-Пьер? – положительно, у меня сдавали нервы.
– Дорогая, – Каро поглядела на меня свысока, – Анн-Пьер оплатил наш романтический круиз, лишь бы только я не лезла к нему, когда он так занят своим обожаемым полком.
Мы продолжали таскаться с Каро на все светские рауты. Второй раз я увидела Жермена перед прогулкой на яхте у Грегуара де Мартереля. Лакей не хотел пропускать рыжеволосого юношу, но возникший из блестящей толпы Жермен остановил его небрежным движением плеча:
– Это со мной! Тома, – он кивнул парнишке.
– Белль, рекомендую, Тома, – услышала я немного спустя его глубокий волнующий голос.
– Он так молод…
– Но подает большие надежды, – он приобнял Белль под локоток, – Я надеюсь, ты присмотришь за ним… некоторое время.
Парнишка, явно в отличие от своего старшего товарища и покровителя, чувствовавший себя не в своей тарелке, пожирал его влюбленными глазами.
– Конечно, дорогой. Ты не поехал с Клодетт?
– О, нет! Она прекрасная женщина, но немного утомляет своей ревностью.
Голоса и смех Белль затихли. Я вдыхала морской воздух и пыталась, хоть немного расслабиться. Получалось плохо. Неужели и меня впечатлили заезженные приемы опытного казановы? Я полагала себя человеком другого склада, другой закалки, если угодно.
К концу вечера, пытаясь найти Антуанетт, я совершенно неожиданно увидела, как Жермен помогает ей сесть в карету. Почему-то это окончательно испортило мне настроение.
Время шло. Антуанетт безумствовала. После прогулки на яхте они исчезли почти на месяц.
– Мы ездили в Испанию на корриду, – захлебывалась впечатлениями Антуанетт, – он говорит, что я сама страсть! Боже, как он танцует!.. Никто не может любить так, как он!..
Любовь, купленная за твои деньги недорого стоит, хотелось сказать мне, как бы ханжески это не звучало.
– Не понимаю, как можно настолько поддаваться самообману, – сказала я, разглядывая поверх кружевного веера, расположившегося за столиком кафе Жермена.
То что было на нем надето, с трудом можно было определить как одежду: от зрелища этих великолепных небрежно вытянутых ног даже у меня внизу сворачивался тяжелый жаркий клубок.
Каро улыбнулась:
– Делиз, поверь мне, он может заставить забыть обо всем!
Жермен ленивым жестом коснулся губами протянутой руки подошедшей к нему Антуанетт. Она зарделась, как школьница, – это было более интимно, чем самая откровенная ласка.
– Все равно не понимаю, – заметила я, ловя блики от тяжелого золотого браслета на смуглом запястье, подарка предыдущей любовницы.
Каро отозвалась уже суше, и я вспомнила, что ей тоже далеко за… тридцать.
– Возможно, когда тебе будет 41, у тебя будет толстый лысый вечно занятой муж-вояка и две его постоянные любовницы, сын-кадет, дочь в колледже, целлюлит, морщины, которые скоро не скроет никакая косметика, и целое море свободного времени, которое ничем не заполнить, – ты поймешь!
Я невольно привстала и обернулась к Каро, но у нее даже не изменилось выражение лица. Мне нечего было ответить. Антуанетт действительно как будто расцвела и помолодела.
– Дорогая, – обратилась к ней тем же тоном Каро, – морской воздух тебе на пользу, у тебя чудесный цвет лица.
Антуанетт ответила улыбкой, какой я еще никогда у нее не видела.
Возможно, во мне говорила зависть. Не смотря на свой реальный возраст, а я была самой младшей в этой блестящей компании, благодаря Морису я чувствовала себя старухой. Бог не обидел меня ни фигурой, ни внешностью, но ни один из тех мужчин, кто бывали у нас, не привлекал меня. Глупо тратить время на еще одну копию своего мужа. Друзей юности я всех растеряла. Спать же со своим телохранителем или конюхом, было ниже всякого достоинства. Мысль купить себе любовника – оскорбляла.
Кроме того, по иронии судьбы, супружеская верность было единственным, что позволяло мне чувствовать себя выше Мориса.
Антуанетт отбывала в Париж, отдохнувшая и посвежевшая. Они трогательно попрощались с Жерменом, буквально засыпавшим ее розами. Он до последнего мгновения не выпускал ее из объятий и продолжал что-то нашептывать на ухо. А на следующий день появился под руку с какой-то брюнеткой из вновь прибывших.
– Шустер, – констатировала я Каро.
Почему-то очень хотелось плюнуть ему вслед.
* * *
Париж… о, Париж…
Париж, о котором я когда-то подростком мечтала, о его балах, о его столичном великолепии, – остался ко мне безразличен. Как и я к нему. Мы не заметили друг друга. Я продолжала автоматически исполнять свои обязанности супруги будущего большого политика, возможно канцлера. Морису нет и пятидесяти, он занимает высокий пост и у него большое будущее. Возможно. Какое мне до этого дело?!
Мы с Морисом не любили друг друга никогда. Его измены и любовницы не трогали мое сердце, но оскорбляли от этого не меньше, как и то, что он даже не пытался их скрывать. Жизнь с практически чужим тебе человеком, на двадцать лет старше тебя, невыносимая обстановка в доме, который никогда не был твоим, а вернее полное его отсутствие, потому что нельзя назвать домом бездушные стены, мало по малу подтачивали мое терпение. Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Наверное даже Нинет, моя кормилица, на чьих руках я выросла и которую я не видела со дня свадьбы, не узнала бы сухую, неприятную особу с вечно поджатыми губами, в которую превратилась ее семнадцатилетняя очаровательница.
Однако развод был равнозначен объявлению себя вне общества, даже если бы я могла позволить себе развестись. Почему я на это пошла? Даже спустя восемь лет пытки браком, мне все еще нужны были деньги для Шато-Виллен. Ему – нужны были связи и мой титул. Круг замкнулся обручальными кольцами, и мне все больше казалось, что они тяжелее каторжных кандалов.
Среди бесконечной вереницы пустых лиц меня немного интересовала лишь Антуанетт. Странным образом Ницца нас немного сближала. Морис одобрял наше знакомство, ведь ее муж мог быть полезен ему.
Я не могла понять, неужели на нее настолько повлияла случайная недолгая связь. В ней что-то неуловимо изменилось, легкий аромат – страсти? – подобный едва ощутимому запаху духов, но меняющий весь облик женщины…
Повод убедиться представился неожиданно. На одном из приемов по очередному не имеющему значения случаю мне показалось, что среди гостей мелькнула знакомая стройная фигура, и тут же услышала не менее знакомый легкий смех в ответ на чье-то:
– Как хорошо, что ты вернулся! Жермен, без тебя Париж – не Париж!
Я поспешила найти Антуанетт. Она казалась обрадованной, но не более. Их приветствие было дружеским, лишенным интимности и недолгим. Жермен отошел к Франсуаз Мерсье, недавно выгодно овдовевшей.
Неужели то, что я почувствовала можно назвать облегчением?
– Ты не разочарована? – поинтересовалась я на правах подруги.
– Чем? – Антуанетт выглядела удивленной.
Я кивнула вслед Жермену.
– Делиз, – развеселилась Антуанетт, – Он сама любовь! Он должен принадлежать всем!
Своеобразная мораль.
Однажды утром заехав за Антуанетт, я узнала секрет ее второй молодости. Она была еще в постели, меня попросили подняться к ней. Войдя в ее спальню, я увидела, что если она и ложилась, то не снимая одежды. В разоренной кровати сидела заплаканная разбитая женщина, и было сразу видно, что она уже не молода, что у нее длинный нос, тонкие волосы и морщины вокруг глаз.
– Побудь со мной, пожалуйста, – прохлюпала носом Антуанетт, – О, Боже, я так несчастна…
В течение нескольких часов я была вынуждена выслушивать бессвязные реплики о людской подлости, бездушности и бессмысленности этой жизни в целом. Бабские откровения… все они одинаковы, и все сводятся, в сущности, к одному – что нас не любят!
Никогда не приходилось быть жилеткой, и эта роль не приводила меня в восторг. Мне вполне достаточно своих проблем, что бы переживать еще и чужие.
Как раз к тому моменту, когда я уже подумывала, как бы уйти, я с облегчением услышала звук подъезжающего экипажа.
Я поднялась, сказав, что посмотрю, кто приехал.
– Я никого не хочу видеть, только не сейчас… О, сволочь, гнусное животное…
Все было так прозаично, – несчастная Антуанетт застала своего молодого любовника с еще более молодой девчонкой. Этого следовало ожидать.
Я вышла и остолбенела от удивления.
Быстрым шагом, как всегда более чем великолепный, по лестнице поднимался Жермен. Горничная уже упорхнула куда-то по его поручению. Не вызывало сомнения, что ему прекрасно известно расположение комнат, поскольку он безошибочно проследовал в спальню.
При виде него Антуанетт снова залилась слезами.
– Туанетт, сердце мое, что ты с собой сделала! – Жермен сел рядом и немедленно заключил ее в объятья.
С этой минуты они перестали замечать что-либо.
– Ну-ну, хватит, – приговаривал он, утирая слезы Антуанетт своим платком, – ни один мужчина не стоит таких слез! Даже я!
Тон, каким это было произнесено, не оставлял сомнений в том, что он шутит.
– Я хотел пригласить тебя на прогулку.
– Ты мой единственный друг! – Антуанетт размазывала остатки вчерашнего макияжа по его безупречному кремовому костюму.
– А ты испортила мне рубашку, – он говорил со взрослой женщиной так, как говорят с ребенком или больным.
Мне стало противно. Антуанетт взглянула на разноцветные разводы и снова собралась расплакаться.
– Нет! Так не годится, – Жермен решительно поднялся и направился к ее гардеробу.
Третий был лишний. Я спустилась вниз, собираясь уходить, но не успела еще выйти за дверь, как они меня опередили. Жермен почти тащил ее вниз по лестнице.
– Жермен, нет! Я никуда не пойду в таком виде…
– Именно поэтому, – он набросил ей капюшон плаща.
– Делиз, я совсем забыла… прости пожалуйста, – крикнула мне Антуанетт уже из-за двери.
И все же вечером я снова заехала к Антуанетт. Мне просто было, как всегда, не с кем скоротать еще один день. Это было на столько не выносимо, что я готова была еще раз изобразить из себя исповедника.
Но ее еще не было, а дом утопал в цветах и свечах. Я замешкалась в растерянности. Что бы я не думала о Жермене и ему подобных, нельзя было не признать, что мне бы тоже хотелось, хотя бы раз в жизни испытать такое же безумство… Дом, украшенный, как дворец из волшебной сказки, прекрасный юноша, клянущийся тебе в вечной любви… и что самое, самое главное – его карие глаза не могут лгать…
Возможно, я просто не из тех женщин, ради которых делают глупости, потому что единственная глупость, на которую я сама оказалась способна – выйти замуж.
Моя измена никого не тронула бы. Возможно, Морис тоже предпочел бы оплатить счета и подарки моему любовнику, лишь бы дальше все шло, как идет.
То, что я задумала, могло придти в голову только женщине.
Я сидела коляске около дома Антуанетт Годар и пыталась унять дрожь в руках. Справившись с собой, я все-таки распорядилась кучеру трогать, но тут же схватилась за трость, не давая ему этого сделать.
Дорогой экипаж мягко остановился у парадного крыльца. Неподражаемым жестом Жермен подал руку Антуанетт. Зеленое платье удивительно ей шло, кроме того, она, кажется, сменила прическу. Еще одно изысканное движение, – и он вносит Антуанетт в дом на руках…
Я подождала некоторое время и постаралась отъехать как можно тише.
Лежа в кровати, я думала о том, что ничего, в сущности, не мешает мне хоть завтра заполучить Жермена в эту же постель. Или очаровательного блондина Нико, Люсьена или кого-нибудь еще из таких же мотыльков полусвета. Проблема была в том, что даже самая красивая ложь не перестает быть ложью, а я не могу с ней смириться. Возможно, наша с Морисом проблема именно в том, что мы не приучили себя врать друг другу…
Парадокс – я мечтаю о том, чего не бывает в действительности, иллюзию чего дарят нам такие, как Жермен, но такой уж создал меня Господь, что я хочу, но не могу это принять…
Глупости, но в последнее время я не могу спать. Мои мечты оживают, но они слишком неявны, что бы стать снами, а действительность я не хочу видеть даже во сне.
В этот раз я уснула как обычно под утро, обдумывая, как и насколько мне удастся уязвить своего дорогого супруга.
Что бы приступить к осуществлению своих мыслей, мне не пришлось долго ждать. Рано или поздно на каком-нибудь приеме мы столкнулись бы с ним. Но это случилось даже быстрее, чем мне бы хотелось.
Я услышала за спиной:
– Жермен, любовь моя!
Я дрогнула…
– Алекс!
Жермен стоял рядом со слащавым кривлякой, якобы поэтом, чья склонность к юношам была известна более чем широко. Они едва не обнимались.
Я почувствовала неприятный привкус во рту, но подошла к ним.
– Баронесса Рошар.
– Я думаю, господин Алекс извинит нас, но у меня небольшое дело к его другу Жермену.
– Прости, Алекс, – Жермен подал мне руку изысканно-небрежным жестом.
– Изменщик!
Я слышала, как Алекс продолжает жаловаться кому-то, и едва не вздохнула от облегчения:
– Он – моя любовь, мое вдохновение! Ну почему, почему его глупые предрассудки не дают нам быть вместе…
Мы направились в парк. На какое-то мгновение мне захотелось просто пройтись вместе и ничего ему не говорить. Один миг – ты просто женщина, без имени и судьбы. Рука об руку – рядом мужчина твоей мечты… вы идете сквозь трепет листвы и свет огней, туда где…
– Что же вы хотели мне сказать? – спросил он, когда мы достаточно удалились от остальных гостей.
Не могу сказать, что присутствие настолько привлекательного мужчины меня совсем не волновало, но я набралась решимости и начала.
– У меня к вам не совсем обычное предложение. Не совсем того рода, которые вам делают.
Жермен вопросительно вздернул бровь. Я остановилась.
– Я хочу, что бы вы стали отцом моего ребенка.
Мои слова его удивили. Жермен смотрел на меня внимательно и серьезно, но не стал ничего спрашивать, только сказал:
– Боюсь, что это невозможно.
Только сейчас я поняла, что у него абсолютно непроницаемые глаза. Что бы ни выражало его лицо, как бы очаровательна не была его улыбка, выражение глаз понять было невозможно.
– Почему же? Я прошу этого не просто так. Вы получите хорошее… вознаграждение.
Он слегка улыбнулся.
– Вы будете удивлены, но это немного противоречит моим принципам.
Я была действительно удивлена. Принципы и Жермен?
– Мадам Рошар, я не знаком лично с бароном, но очевидно, что он плохой муж… Могу ли я предполагать, что он станет хорошим отцом? А вы – хорошей матерью… В чем бы не была причина вашего решения, но это ваше дело и ваши проблемы, а вы собираетесь впутать в это ни в чем не повинное существо…
Эти слова, сказанные спокойным мягким тоном меня отрезвили. Я ощутила стыд, потому что он был прав, и злость, потому что прав был он.
– Странно слышать такие слова от проститутки, пусть даже очень дорогой!
Он даже не перестал улыбаться в ответ на мое оскорбление. Тогда я подумала, что он абсолютно лишен собственного достоинства.
* * *
Время – наш самый жестокий враг. Потому что оно беспристрастно. Я чувствовала, как полностью и безвозвратно теряю себя.
Как ни мало мы общались с Морисом, я не могла и слова сказать ему без резкостей. Каждая мелочь выводила меня из себя, я все чаще срывалась на тех, кто не мог мне ответить, так что прислуга иначе, чем стервой уже не называла. За глаза, конечно.
Не менее язвительный и вызывающий тон я невольно принимала со светскими знакомыми. Когда я спохватывалась и брала себя в руки, было уже поздно. Мориса бесили мои выходки. Мне – было все равно. Неужели это подобие существования, – то, что было мне предназначено?!
Я стала бояться себя, после того, как осознала, что долго и подробно выискиваю в книге описание ядов. Никогда не думала, что мысль о собственной смерти меня не испугает, а мысли о смерти другого человека принесут настолько глубокое удовлетворение. Вполне понятно, что на фоне всего этого я просто не заметила исчезновения Жермена. Его нет? Какое облегчение! Значит, мне не придется видеть того, кто сумел меня прочесть!
Мне без труда удалось убедить Мориса в необходимости своего внезапного посещения Шато-Виллен. Он был только рад избавиться от моего присутствия, так тяготившего его в последнее время. Его карьера шла в гору, я становилась не нужной.
Вначале я наслаждалась непривычной тишиной и свободой. Мне казалось, что я наконец нашла покой, которого хотела. Но разве можно убежать от себя…
На самом деле отъезд ничего не решал, но мысль о возвращении во Париж повергала меня в ужас.
Дом мой, где ты?! Даже здесь, в мире моего детства, делать мне было уже нечего. Виноградники были в порядке, управляющий прекрасно вел дела, фамильное достояние уже вполне могло самостоятельно выбраться из закладных. Я спасла свой дом. Вот только дом ли?
И какой ценой! Мне начало казаться, что родные стены смотрят на меня с осуждением зато, что я продала себя… А я их – возненавидела! Я возненавидела их за годы, проведенные с Морисом, за 'мадам Рошар', за наш брак, оказавшийся не такой уж хорошей сделкой. За пристальный понимающий взгляд отца.
Он никогда не ждал от нашего брака ничего хорошего, но и ничем не мешал мне, потому что для его обожаемых виноградников нужны были деньги, – и какие деньги! Его имя еще пользовалось некоторым влиянием, но это не могло спасти Шато-Виллен… А я вот смогла. Правда, способом, отличающимся от заработка Жермена лишь наличием брачного свидетельства.
Мой отец молча принял мой брак. Глупо было бы винить его за мои ошибки, но невозможно было не признать, что с этого дня между нами легла пропасть молчания, которая с каждым днем делалась все более непреодолимой и невыносимой.
– Быть может тебе стоит поехать на воды? – однажды осторожно предложил мне отец.
Я равнодушно согласилась с этой идеей. Никакие 'воды' были мне не нужны, но я отчаянно искала место, где меня не будет преследовать необходимость что-то делать, о чем-то думать, и удастся хоть не много привести в порядок свои мысли.
Баллис, когда он не наводнен светской праздношатающейся толпой, оказался небольшим, тихим и уютным местечком. Сезон заканчивался, почти все отдыхающие уже разъехались, так что снять приличный номер в семейном пансионе на неопределенный срок не составило бы проблемы. Однако я решила по-другому, облюбовав для себя один из небольших коттеджей на склоне, благодаря чему сразу же заработала репутацию загадочной и эксцентричной особы.
Я не взяла с собой даже горничной. Кроме экономки, кухарки и уборщицы в одном лице, в домике больше никого не было, и день полного одиночества, отсутствия примелькавшихся человеческих лиц – оказался таким счастьем, что мне даже не хотелось садиться за обязательное письмо Морису дабы сообщить как я добралась и устроилась. Пустая формальность, а у меня опять разыгралась бы мигрень от потуг придумать что-нибудь полагающееся. Вместо этого, я отправилась на прогулку, выбрав самое простое из своего мало пригодного для обычной жизни гардероба.
Я наслаждалась прекрасным днем. Синее высокое небо, горный воздух, зеленые склоны и минимум ненавистных людей вокруг – действительно оказались хорошим лекарством. Впервые за очень долгое время я ощущала что-то, кроме тоски, злобы и отвращения. Вообще что-то чувствовала. Я вернулась к себе в лучезарном настроении, самом лучшем настроении за последние несколько лет. Со дня свадьбы, если быть точной.
К вечеру меня все-таки заела совесть, и я села за письмо, что бы завтра его отослать прямо с утра. Несколько коротких строчек о красотах природы были искренними, а Морису этого хватит.
Спать не хотелось, но эта ночь того стоила. Я сидела на балконе и искренне верила, что готова провести так всю жизнь, и никто мне не нужен.
Утром лично занеся письмо в почтовое отделение, я снова отправилась бродить по городу. Я заходила в магазинчики, слушала местные сплетни, зачем-то купила цветы… как всегда, но сегодня мне казалось, что весь мир сияет улыбкой.
Вернувшись в дом, оказалось, что делать мне решительно нечего и ничего не хочется, и решила сделать небольшую прогулку, выбрав самый дальний источник, а чуть раньше я заметила место, откуда должен был открываться замечательный вид.
Я шла не торопясь, не думая, позволяя тропинке вести меня, куда ей пожелается. И она вела, правда, не совсем туда, куда я собиралась, но в этом тоже была своя прелесть.
Внезапно к своему неудовольствию я заметила, что место уже занято, и я даже не смогу пройти дальше, не обратив на себя внимания. Я медлила, затрудняясь что-либо решить, и в это мгновение он обернулся…
Меня словно окатили холодной водой. Могло быть и хуже, но не настолько!
Жермен.
Он узнал меня не менее быстро, и легкое неудовольствие на лице, сменилось раздражением и разочарованием. Недовольство тут же исчезло за привычной ослепительной улыбкой, и он поднялся навстречу.
– Мадам Рошар? Здесь? В мертвый сезон?
Он выглядел так непривычно просто в свитере, как большинство местных мужчин, без своих изысканных костюмов и украшений от бывших любовниц.
– Не менее удивительно, чем увидеть здесь вас, – я подошла ближе.
Наверное, я тоже выглядела не совсем так, как обычно.
– Да, – Жермен как-то странно улыбнулся, – обстоятельства меняются.
Он сделал приглашающий жест, и я неожиданно для себя села рядом на скамейку.
– Да. Прекрасный вид, – сказала я, что бы что-то сказать.
Жермен кивнул.
– Если подняться чуть выше, слева будет еще одно тихое место. Там есть тоже скамейки для туристов, но никого не бывает обычно.
Я подумала, что он должно быть уже давно здесь живет, и попыталась вспомнить, когда же я видела его в последний раз. Получалось никак не меньше полугода.
– Вы тут часто гуляете?
Жермен беззлобно усмехнулся.
– Не волнуйтесь, я постараюсь, как можно меньше попадаться вам на глаза.
Я почувствовала себя наглой захватчицей. Не к стати вспомнилось, как я оскорбила его в прошлый раз, вспомнилась моя сумасшедшая просьба.
– Я вам тоже.
Он слегка удивился. Мы сидели в молчании, и он поднялся первым.
– Хотите пройтись? Покажу вам окрестности.
– Нет. Спасибо, я еще посижу.
– До свиданья, мадам Рошар.
– До свиданья.
Я смотрела ему в спину, и мне почему-то было стыдно как никогда.
Случайная встреча разбудила мое любопытство. Что он делал здесь один? Неужели отдыхал от своих утомительных знакомых? Набирался сил для новых любовниц?..
Только один раз я издалека увидела Жермена в городе. Судя по всему, он, как и я, не собирался никуда уезжать. Я больше не ходила в ту сторону. Подозреваю, что и он тоже. Какое-то неприятное чувство царапнуло за душу: получается, что это я нарушила его уединение, но уезжать отсюда из-за прихоти случая было просто глупо.
Возможно, мы бы больше и не встретились, если бы не очередная досадная случайность. На мою зеленую страну обрушилась непогода. Она застала меня еще в городе, но как всегда, если уж не везет, то до конца, и ливень нагнал меня прямо на дороге, как я не торопилась добраться до дома. Ноги утопали в моментально раскисшей грязи: проза жизни, ты ведь этого хотела?
Ничего лучше мне в голову не пришло, как свернуть и пойти пешком до ближайшего человеческого жилья, к которому вероятно и вела видневшаяся до поворота тропинка. Во всяком случае, идти было ближе, чем до дома, а ливень и не думал прекращаться.
Дорога не обманула моих ожиданий. Коттедж утопал в зелени, намокшие ветки клонились и стучали в окно: у меня было гораздо более просторно. Я позвонила в дверь, молясь, что бы кто-нибудь был дома. Послышались шаги.
– Простите, пожалуйста. Я снимаю дом тут недалеко, была в городе и не успела…
Я подняла голову, стряхивая с себя воду, и утонула в карих бездонных глазах.
Дьявол!
Жермен медлил. Я готова была поклясться, что он думает, впускать меня или нет. Он явно был раздосадован моим вторжением.
– Конечно, входите.
Он посторонился, и я скользнула внутрь, замерев на пороге, как мокрая полудохлая мышь. С меня текло.
– Проходите, – заметил он мою нерешительность.
Я скинула туфли и чутки и прошлепала босиком, оставляя на светлом полу мокрые грязные следы.
– Возьмите, – обернувшись, я увидела, что он протягивает мне полотенце.
Критически оглядев меня, Жермен неожиданно улыбнулся, – как будто пламя вспыхнуло и осветило его лицо, хотя глаз эта волна все же не коснулась.
– Да, это вряд ли поможет! На вас сухой нитки нет, мадам Рошар.
– Нет, – я почему-то тоже развеселилась.
Он посмотрел вниз на мои ноги, я вдруг сообразила, что стою одна в доме полузнакомого мужчины, размахивая у него перед носом мокрыми чулками… Любой из наших общих знакомых, и все вместе поголовно – упали бы в обморок, а от моей репутации не осталось бы и воспоминаний!
– Может быть в ванную? Придется греть воду и переодеть вас, конечно, не во что, но хоть согреетесь и обсохнете. Ливень и не думает кончаться.
Я посмотрела в окно, и смогла только кивнуть, представляя, что сказал бы Морис, узнав об этом. Наверное, даже не понадобилось бы его травить!
Максимально возможные в такой обстановке удобства были предоставлены мне так быстро, как это только было возможно, демонстрируя насколько он освоился со здешним бытом. К тому времени, как я, завернутая в большой махровый халат, вышла из душа, мокрые следы были уже уничтожены, а Жермен колдовал на кухне.
– Мадам Рошар…
– Аделиз, Делиз, – поправила я, разглядывая обстановку в доме.
Если уж я мылась у него в ванной и сижу в его халате, глупо и дальше соблюдать условности, разыгрывая из себя ревнительницу этикета.
– Хотите кофе?
– Хочу.
Домик был совсем небольшим. Собственно на первом этаже только и было что одна общая комната, совмещавшая в себе гостиную и кухню, и уборная с ванной. На верху в мезонине, должно быть располагалась спальня. Да, не похоже на гнездышко для романтичных встреч! Первое, что меня поразило в доме, так это почти идеальный порядок, который трудно вообразить в логове одинокого мужчины. Второе – отсутствие пепельницы. Значит, он не курит, и сигарет у него можно было не просить – мои промокли вместе со всем остальным.
На диване лежала раскрытая книга и – очки? Очки в простой металлической оправе. Я повертела их в руках. Мысль о том, что король жиголо носит очки, показалась неправильной и забавной.
