Текст книги "Дом подруги"
Автор книги: Виктория Клейтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Наверное, ты права.
– Как видишь, и мне случалось оступаться. Конечно, сейчас это дело прошлое. Однако вспоминать об этом – все равно, что тревожить еще незарубцевавшуюся рану. Поэтому я решила, что должна запастись терпением. И надо признаться честно, вы оба вели себя на редкость порядочно. Странно, никогда не замечала, как вы похожи. Короче, очень скоро я решила, что моя гордость пострадает куда меньше, если я не буду стоять у вас на дороге. Не слишком приятно, знаешь ли, вечно совать голову в песок и делать вид, что ничего не замечаешь. Поэтому идея Джессами насчет того, чтобы отправиться за границу, оказалась как нельзя кстати. Но если бы ты согласилась… Господи, возможно, я бы перерезала тебе горло кухонным ножом. В конце концов, не родилась еще на свет такая женщина, которая бы с легким сердцем уступила кому-то собственного мужа.
– Знаешь, если бы я согласилась, думаю, ты имела бы полное право это сделать. Но между нами ничего не было. И не будет. Да, я действительно влюбилась в него. Только не думай, что для меня это просто сиюминутная прихоть. Но… не знаю, поверишь ли ты, если я скажу, что ты для меня так же дорога, как и Роберт. Ты стала частью моей жизни. И я просто не могу представить себе, что будет, если я опять своими руками разрушу нашу дружбу. Даже если ты никогда не сможешь простить меня, я все равно буду надеяться, что когда-нибудь это случится. – Я немного помолчала. – Знаешь, а ты молодец! Не знаю, хватило бы у меня мужества поступить так, как ты сейчас. Нет… вряд ли.
– Думаю, мы обе можем гордиться собой, – пробормотала Мин. – Как ни странно, нам удалось выбраться из этой ситуации самым достойным образом. Нет, что ни говори, а все-таки образование – это вещь!
– А может, не только в образовании дело? В конце концов, возраст и жизненный опыт тоже кое-что значат. – Я одним глотком допила то, что еще оставалось в моем бокале, и снова наполнила его до краев. – И потом, кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем мы снова увидимся? Но, может быть… как ты думаешь?… может, потом, со временем, ты все-таки простишь меня?
– О, ради бога, пей свое шампанское и прекрати смотреть на меня с таким жалобным видом! Да, черт возьми, конечно! Не знаю, почему, но я просто не в состоянии держать на тебя зла. Ведь у меня до сих пор нет никого ближе тебя. И когда ты только избавишься от своей дурацкой привычки влюбляться в неподходящих мужчин?!
Я рассмеялась – рассмеялась только потому, что по глазам Мин догадалась, что именно этого она от меня и ждала. Рассмеялась, хотя мне очень хотелось плакать.
– Я бы с радостью. Не люблю быть одна. То есть я, конечно, привыкла, но больше уже не хочу. И в Кембридж мне возвращаться тоже не хочется. Вообще хочется каких-то перемен. Я уже подумываю, а не перебраться ли мне в Оксфорд.
– Ну, – задумчиво проговорила Мин, – в любом случае, я думаю, тебе лучше уехать завтра.
– Да, да, конечно, – закивала я, не дав ей договорить. – Естественно, я уеду. Не беспокойся. И не переживай насчет меня, я как-нибудь справлюсь. В конце концов, у меня много друзей, так что не такая уж я одинокая и несчастная.
– Да, я понимаю, – кивнула Мин. – Помнишь, как Монтень говорил о своем друге Этьене де ла Ботье: «Если спросить меня, почему ты его любишь, я могу ответить только так: потому, что он – это он, и потому что я – это я». Любовь… кстати, и дружба тоже… это нечто такое, что не подчиняется никакой логике. Это невозможно понять, можно только пережить.
– Наверное, в этом и есть главная прелесть и любви и дружбы. Сколько раз я уже надеялась, что нашла ее и, как оказывалась, ошибалась. Иной раз кажется, что в человеке есть все, о чем только можно мечтать… а потом видишь, что этого мало.
– Да. Но мы не можем вот так просто вычеркнуть из своей жизни все эти годы ради того, чего мы обе не хотим… от чего мы в состоянии отказаться.
– Как ты думаешь, мы можем остаться друзьями? Конечно, я понимаю, прошлого уже не вернуть… и доверять мне, как раньше, ты уже не сможешь…
– Но почему? Ты ведь могла затащить Роберта в постель, однако не сделала этого. Так что если я и могу кому-то доверять, то только тебе.
У меня опять защипало глаза. «Хватит изображать из себя садовую лейку!» – сердито подумала я, постаравшись взять себя в руки.
– Господи, до чего же я устала! – пробормотала я, еле шевеля языком.
– Я тоже. Пожалуй, пора в постель.
– А где дети?
– Вильям позвонил как раз перед тем, как ты пришла. Он переночует у Вивьен. А Элли я уже отправила спать. Она тоже вымоталась за день.
Я промолчала. Наверное, стоит поговорить с Элли перед отъездом, решила я. Мысли о неизбежной разлуке мучили меня до утра.
Глава 27
Вещи я собрала еще до завтрака. Хэм из угла следила за моими сборами. В глазах у нее стояла тоска, знакомая всем домашним собакам, – она обычно охватывает их при одном только виде чемодана. Потом я снесла вещи вниз, оставила их в прихожей, а сама отправилась на кухню. Я сварила кашу и поджарила грибы с ветчиной – все это чисто автоматически, потому что при одной только мысли о том, что я вижу Вестон-холл в последний раз, к горлу подкатывала тошнота.
– Как вкусно пахнет, – как обычно, воскликнула Мин, заглянув на кухню. – Господи, как же мне будет тебя не хватать!
Потом я вдруг почувствовала у себя на плече ее руку, и на одно короткое мгновение она прижалась щекой к моей щеке. Когда же я обернулась, держа в руках кастрюльку с кашей, на пороге стояла Элли. Она встревоженно посмотрела на мать, потом украдкой бросила взгляд на меня.
– Элли. – Я решила рискнуть. – У нас с твоей матерью вчера был долгий разговор. Ей все известно.
Элли упала на стул. Вид у нее был как у испуганного зверька. Она быстро глянула на мать, а потом уткнулась в тарелку с кашей, которую я поставила перед ней.
– Тебе больше не о чем беспокоиться, – продолжала я. – Сегодня я уезжаю. Когда вернусь, не знаю, думаю, что не скоро.
Элли слепо смотрела на меня, словно не понимала ни единого слова.
– Ты должна хорошенько заботиться о Бути и Табите. Впрочем, думаю, мама с папой тебе помогут.
– Обязательно, – кивнула Мин. – Только ты непременно нам напоминай, хорошо, дорогая?
Элли вдруг уронила голову и громко заплакала.
– Значит, папа тоже уезжает?! Я так и думала!
– Нет, дорогая, что ты! – Мин обхватила ее за плечи и крепко прижала к себе. – Папа остается с нами.
– Мне очень жаль, если я сделала тебе больно. Я не хотела, – прошептала я.
Элли спрятала лицо в ладонях. Тут раздался звонок, и я бросилась к телефону. Это была Вивьен.
– Привет, Делия. Вильям сказал, что вы сегодня уезжаете. Когда?
– Еще не знаю. Нужно позвонить, узнать, когда поезд.
– Тогда я приду к обеду. Вы ведь можете уехать вечерним поездом, правда? Очень хочется повидать вас напоследок. Я так понимаю, что райская жизнь закончилась?
– Вы просто невозможны, Вивьен! – буркнула я. А про себя подумала, что старая чертовка, как всегда, угадала.
– Струсили, да?
– Так ждать вас к обеду?
Вивьен легкомысленно хохотнула.
– Знаете, мне будет вас не хватать! Черт возьми, вы мне по душе! Эх, если бы вы еще не были такой чертовски безупречной!
– Спасибо. Мне тоже будет вас не хватать, Вивьен.
– Ах вы, бедняжка, бедняжка! Только не вздумайте зачахнуть от тоски! Значит, я приду! Поговорим о Роберте, хорошо?
– С удовольствием.
– Тогда договорились. В двенадцать, идет? Только, ради бога, ничего жирного – в конце концов, я на диете.
Трубку на том конце положили. Я вернулась на кухню.
– Вивьен звонила предупредить, что придет к обеду. Надо поскорее помыть посуду. Сделаю-ка я, пожалуй, пирог с помидорами.
– Вот и отлично, а я достану бокалы. Бедняжка Вивьен, должно быть, поняла, что это ее последняя возможность вкусно поесть.
Неизвестно почему, ее слова вдруг невероятно нас рассмешили, и мы принялись хохотать, точно две идиотки, пока не ослабели от смеха. Я поставила тесто, а потом приготовила две миски помидоров для начинки, добавив в них мелко нарезанный чеснок и лук, и после это сдобрила все это капелькой красного вина. Вбив туда по два яйца, я добавила немножко розмарина, выложила содержимое мисок поверх слоя теста, а сверху украсила анчоусами.
– Кажется, это не так уж трудно, – задумчиво проговорила Мин, наблюдая за моими действиями. Она уже покончила с посудой и взялась вытирать бокалы. – Может, в один прекрасный день я тоже научусь его готовить.
– Конечно, научишься. Если хочешь, я оставлю тебе свои кулинарные книги. Как ты думаешь, Элли с этим справится?
– Мы немного поговорили, пока тебя не было. Я постаралась объяснить ей – как могла, конечно. Но Элли еще слишком мала, чтобы понять. Черт, размножаются они, что ли, эти стаканы?! Мою, мою, а им конца нет! Как мне не хватает миссис Баттер!
– Доброе утро, леди, – прочирикала миссис Баттер, ворвавшись на кухню. У меня отвалилась челюсть, до такой степени неожиданно она появилась – словно чертик из коробочки.
– Роза… то есть, простите, миссис Баттер. Ради всего святого, зачем вы пришли? Наверное, вам лучше некоторое время полежать в постели.
– Я ведь пообещала прийти помочь убрать после ухода гостей, и пришла. Не люблю пролеживать бока, знаете ли. Хорошее настроение лучше любого снадобья.
Она казалась до того худой, что страшно было смотреть – кожа да кости. Однако свежевыкрашенные белокурые локоны ее были аккуратно уложены волосок к волоску, а платье настолько скромное, что к нему не смог бы придраться даже самый строгий ханжа. Сняв с Мин грязный фартук, она молча кинула его в корзину и протянула ей чистый.
– Вы мойте, дорогая, а я стану вытирать. Хороший хрусталь следует вытирать, как следует, а не размазывать по нему воду, как вы сейчас.
С помощью миссис Баттер мы покончили с посудой в начале двенадцатого. Пока она мыла пол, Мин накрыла на стол, а я быстро состряпала салат из того, что оставалось после званого обеда. Не успела я вытащить из духовки пирог, как появились Вивьен с Вильямом. Вивьен потянула носом и с жадным видом уставилась на него.
– Надеюсь, никаких аперитивов сегодня, а, Минерва? Предлагаю сразу сесть за стол. Никто не возражает?
– Но, Вивьен, еще же только двенадцать, – слабо запротестовала Мин.
В дверь черного хода позвонили.
– Это, должно быть, Роли, – ахнула миссис Баттер. – Заехал отвезти меня домой. Чтой-то он рановато. Ничего, если он подождет в доме, покамест я закончу?
Я пошла открыть ему дверь. Но меня опередила Хэм – кинувшись к двери, она принялась неистово лаять. Ухватив ее одной рукой за ошейник, я не сразу умудрилась открыть дверь. Не знаю, кого я ожидала увидеть: скорее всего, изрядно побитого жизнью типа в футболке с каким-то избитым слоганом на ней и остриженного почти наголо. Или же длинноволосое существо в костюме явно с чужого плеча. И как же я ошиблась! От изумления я даже выпустила ошейник.
– Тихо! Лежать! – властно бросил Роли тоном человека, привыкшего, что его распоряжения выполняются беспрекословно.
Хэм мгновенно притихла. Поджав хвост, она тут же прикусила язык и, преданно заглядывая ему в глаза, только подхалимски повизгивала и пускала слюни. Честно говоря, я тоже. Роли ни в малейшей степени не напоминал то жалкое существо, которое я ожидала увидеть – чисто выбритый, в безупречном твидовом костюме, он показался мне просто невероятно элегантным. А если прибавить к этому пышные каштановые волосы, не скрывавшие высокого, чистого лба, умные синие глаза и на редкость обаятельную улыбку, то тогда вы не станете удивляться, что на мгновение у меня отнялся язык.
– Миссис Вестон? Я приехал за своей матерью.
– Нет… эээ… меня зовут Диана Фэйрфакс, – пролепетала я. – Я… ммм… приехала погостить у миссис Вестон… то есть… уже уезжаю. Прошу вас, проходите.
Мужчина галантно сделал вид, что не заметил моего смущения и проследовал за мной на кухню.
– Вивьен, знакомьтесь, это Роланд Баттер… сын миссис Баттер.
– Прошу извинить, меня зовут Роланд Милн. Стэнли Баттер был моим отчимом. К счастью, – добавил он, глядя на Мин, глаза которой от изумления едва не вылезли из орбит, – а то получилось бы довольно забавно. Мои друзья зовут меня Ролло.
– А, вот и ты, утеночек, – пропела миссис Баттер. Она уже успела накинуть пальто. Лицо ее просияло. Ролло обнял мать.
– Мама сказала, что вы сидели с ней чуть ли не всю ночь. Весьма признателен вам обеим. – Он изысканным жестом склонил голову.
Видимо, так и не найдя, что сказать, Мин обалдело кивнула. Проклиная собственное смущение, я молча последовала ее примеру. Просто сцена массового помешательства, подумала я про себя – чтобы этот Прекрасный принц оказался родным сыном Матушки Гусыни?!
– К несчастью, – продолжал Ролло, – у меня нет возможности остаться с ней и самому следить, чтобы она принимала лекарства. Но районная медсестра пообещала звонить каждый день. В любом случае я очень рад, что мама теперь работает у вас.
– Ваша мама – просто чудо. Если честно, просто не представляю, что бы я без нее делала, – отмерла наконец Мин.
– Вы просто душечка, дорогая, я всем так и говорю. И вы бы чудесно управились бы и без меня. Миссис Вестон навроде тебя, Роли. Уткнется носом в книгу – и уже ничего не видит.
Ролло с удивлением посмотрел на Мин, но промолчал.
– Не хотите пообедать с нами? – царственным тоном предложила Вивьен. С момента появления Ролло она не сводила с него глаз, и на лице у нее было написано явное одобрение. – Честно говоря, я безумно проголодалась. И к тому же не намерена упустить шанс в последний раз пообедать по-человечески. – Она испустила душераздирающий вздох. Ролло бросил на нее недоуменный взгляд, но опять-таки промолчал. – Диана сегодня возвращается к себе в Кембридж, – пояснила Вивьен. – Стало быть, вся стряпня в этом доме снова отойдет к Минерве. Если вы можете назвать это стряпней. Брр! У меня внутри сразу все переворачивается! – Ее передернуло.
– Да. Конечно, оставайтесь, – радушно предложила Мин.
Ролло немного подумал.
– Простите, никак не могу. Я бы с радостью, но мне самому нужно быть в Кембридже уже вечером. У вас есть машина? – обратился он ко мне. – Или, если позволите, я вас подвезу.
– Вы тоже едете в Кембридж? Какое забавное совпадение! – воскликнула Мин.
Ролло вопросительно посмотрел на меня.
– Правда? – промямлила я. – Господи помилуй, конечно! Это просто замечательно! Честно говоря, очень не хотелось ехать поездом. Все эти пересадки, да еще когда в каждой руке по чемодану… Простите, а места в багажнике у вас хватит? Ой, совсем забыла – со мной же еще Фредди!
– С удовольствием подвезу и вашего спутника тоже. Надеюсь только, что ноги у него не слишком длинные, поскольку ехать придется на заднем сиденье.
– Фредди – это мой котенок. И лапки у него крохотные. Простите, надеюсь, вы ничего не имеете против кошек?
– Ни в коей мере. Простите, я не очень нарушу ваши планы, если предложу двинуться в путь прямо сейчас? Мы могли бы сначала подбросить мою маму, а потом заехать куда-нибудь перекусить. Дело в том, что мне еще нужно будет по дороге заскочить ненадолго в одно место.
– Да, да, конечно. Сейчас схожу за своими вещами. Корзинка для Фредди уже в холле. Кстати, кто-нибудь видел мое пальто?
Я выскочила из дома и помчалась за Фредди. Естественно, он возмутился, когда я принялась запихивать его в корзинку, и истошно завопил во всю силу своих легких. Ролло между тем ставил мои чемоданы в багажник сверкающего темно-синего «йенсена». «Интересно, машину он тоже купил на те нищенские крохи, которые тяжким трудом зарабатывала для него мать?» – подумала я. Мне вдруг стало противно. Мои чемоданы, кошачья корзинка, откуда доносились негодующие вопли Фредди и кошачий лоток (за который я особенно извинялась) заполнили все свободное пространство, которое еще оставалось в багажнике, где уже стояли вещи самого Ролло.
– Искренне надеюсь, что не доставила вам особых неудобств, – смущенно бормотала я, поскольку помимо всего вышеперечисленного у меня с собой была еще бутылка молока, парочка кошачьих мисок и пакет с мелко нарубленным мясом.
– Нисколько, – ответил Ролло, галантно распахивая передо мной дверцу машины.
Мин, Вивьен, миссис Баттер и Вильям вышли меня проводить. Поискав взглядом Элли и не найдя ее, я расстроилась до слез. Вивьен, обняв меня, пообещала приехать меня навестить, поскольку, дескать, этот дом будет до тошноты скучным без тех скандальных интриг, которые следуют за мной по пятам всюду, где бы я ни появилась. Естественно, это было сказано в расчете на Ролло, но он возился с «дворниками» и, похоже, ничего не слышал. Вильям дал слово, что напишет для меня наш будущий садик, «как только там будет на что посмотреть». Миссис Баттер покачала головой и нежно расцеловала Ролло в обе щеки. Мин крепко обняла меня. Слова не шли у нас с языка. Я молча забралась в машину. Фредди яростно рвал корзинку своими крохотными коготками. Хэм с лаем кинулась вдогонку.
Какое-то время мы ехали молча. Потом Ролло повернулся ко мне.
– Может, дать вам носовой платок?
– Спасибо. Какая глупость – сунула свой в чемодан и забыла. – Шмыгнув носом, я горестно добавила: – Чувствую себя полной идиоткой!
– «Соленые слезы из глаз ее растопят даже камень…» Отелло, кажется.
– Да.
«Да, этот человек просто ходячий сюрприз, – в очередной раз мелькнуло у меня в голове. – Интересно, что он преподнесет мне в следующий раз?» Я даже растерялась, насколько действительный Ролло отличался от того образа, который представлялся мне после разговоров с его матерью. Вдруг в мозгу у меня что-то вспыхнуло.
– Кажется, я уже слышала это имя. Роланд Милн… Простите, это не вы автор той нашумевшей книги о Спенсере?
– Да, это я. Значит, она вам понравилась? Я польщен.
– Просто не могу поверить! Выходит, вы и есть тот самый лектор, который подхватил грипп?! Из-за того, что вашу лекцию отменили, я завернула в Сент-Хилари и нос к носу столкнулась с Мин!
– Эээ… да, действительно, мне пришлось в январе отменить пару лекций.
Минуты две я молчала, переваривая услышанное. Потом решилась наконец.
– Но… если вы читаете лекции о творчестве Спенсера, тогда почему вы вечно… о, простите, ради бога. Естественно, это не мое дело.
Возможно, у бедняги жена и дюжина детей, которых нужно кормить, одернула я себя. Хотя, кажется, миссис Баттер ни словом не упоминала, что ее драгоценный сыночек женат.
– Что – почему я тогда вечно?
– Ммм… только не обижайтесь, ладно? Но ваша матушка так всегда тревожится из-за вашего… эээ… финансового положения.
Ролло тяжело вздохнул.
– Мама переживает, потому что считает, что я занимаюсь всякой ерундой. Мой покойный отец был в своем роде библиофилом… хотя это скорее было чем-то вроде хобби. За всю свою жизнь он не проработал и дня… жил на доходы от поместья. Продавал землю… с каждым годом все больше и больше – иначе пришлось бы расстаться с лошадьми, винным погребом и библиотекой, а для него это было немыслимо. Когда он умер, имение и все остальное пошло с молотка – нужно было оплатить его долги. Мысль о том, что она осталась вдовой банкрота, едва не свела с ума бедную маму. Видите ли, в ней с молоком матери воспитано благоговейное отношение к респектабельности. Кончилось это нервным срывом, на этой почве она почти полностью облысела. «Плешивость на нервной почве» – кажется, так это называется – итог долгого, несчастливого брака. Брака по ошибке. Впрочем, после продажи всего матери досталась вполне приличная сумма – во всяком случае, достаточно для безбедного существования. А уж после того как она вышла за Стенли Баттера, ей и вовсе не о чем было волноваться. Но она так и не смогла преодолеть этот страх – слишком глубоко он засел в ней. Знаете, она ведь до сих пор считает книги дьявольским орудием.
– Бедная миссис Баттер! Она ведь трудится не разгибая спины, чтобы послать вам деньги…
– Которые я аккуратно пересылаю на ее счет. Она, бедная, никогда этого не замечает. Цифры для нее пустой звук. Сложение… вычитание… она и до своей болезни не умела считать. В школу мама ходила лет до тринадцати, кажется, а потом пошла в услужение. Мой отец был единственным наследником, продолжателем рода. Деда убили на Первой мировой. К тому времени, как маме исполнилось семнадцать и она из простой служанки дослужилась до личной горничной моей бабушки, она превратилась в писаную красавицу. Отец тогда как раз вернулся из Оксфорда. Он был сражен наповал – влюбился с первого взгляда. Я видел ее фотографии. Она действительно была очень хороша. Простите, я вас не слишком утомил?
– Господи, да я слушаю все это просто как волшебную сказку!
Ролло рассмеялся. Я невольно залюбовалась им – рубашка в бело-голубую полоску удивительно шла ему. О таких Мин обычно говорила – лакомый кусочек.
– Отец, естественно, попытался соблазнить ее, да не тут-то было. Мать уперлась и твердо стояла на своем – или брак, или ничего. Отец был пылким, влюбчивым. Короче говоря, он женился на ней. Это свело в могилу мою бабку. После ее смерти отец унаследовал все. Он спал и видел мою мать в роли владелицы замка. А у нее, бедняжки, не было ни образования, ни опыта, чтобы ее сыграть. Вы и представить себе не можете, как тяжело это было для нее. Словом, к тому времени как на свет появился я, от великой любви остались одни воспоминания, и отец снова зажил холостяцкой жизнью – заводил одну любовницу за другой, они открыто жили в нашем доме, а мы с матерью ютились в задних комнатах. Отцу и в голову не приходило дать ей развод. Да и зачем – законный наследник у него был, остальное его не волновало. Любовницы сменяли друг друга, а моя мать так боялась его, что не смела и пикнуть.
Я украдкой бросила взгляд на его лицо – в глазах его была такая горечь, что у меня защемило сердце.
– Наверное, вы не слишком любили своего отца?
– Я его ненавидел.
– Сколько вам было, когда он умер?
– Семнадцать. Это был мой последний курс в Итоне. К счастью, существовал специальный фонд, из которого оплачивалось мое обучение, так что эти деньги он не смог промотать. Отец даже не разрешал матери навещать меня, пока я учился. Впрочем, каюсь, я тоже сгорел бы со стыда, если бы она решилась приехать. Тогда я был не слишком хорошим сыном. Сколько слез она пролила из-за меня! Надеюсь, с тех пор мне хоть немного удалось загладить свою вину. Хотя очень сомневаюсь, что она когда-нибудь сможет это забыть.
– Она очень любит вас. Только волнуется, что вы никак не найдете себе постоянную работу.
Ролло рассмеялся. Мне понравился его смех – люблю, когда люди смеются от души.
– Она, бедняжка, все переживает, что я никак не устроюсь в жизни. В Баллиоле открылась вакансия младшего преподавателя, и ее предложили мне. Но кроме этого у меня есть еще кое-какие планы насчет Гарварда. Так что я пока не решил. И потом, если честно, иной раз мне кажется, что ученая карьера – не для меня. В конце концов, почему обязательно преподавать? С таким же успехом я мог бы писать триллеры или заниматься каким-нибудь другим делом.
– Знаете, многие испытывают искушение бросить все, начать жить по-другому. В свое время я тоже через это прошла. Но не думаю, чтобы у меня хватило на это храбрости.
– Вот как? Расскажите.
Мой рассказ не занял много времени – в сущности, это был даже не рассказ, а просто краткое изложение событий. На лице Ролло появилось странное выражение – словно он догадывался, что я предпочла кое о чем умолчать, но был слишком хорошо воспитан, чтобы выпытывать у меня подробности.
– Вашей жизни просто можно позавидовать, – сказал он наконец. – Интеллектуальная деятельность, возможность жить в очаровательном городе, и при этом максимально удовлетворять все свои вкусы и желания.
– Но ведь она мало чем отличается от вашей, – уколола я.
– Да, вы правы.
– Взгляните вон на те холмы. – Перед нами до самого горизонта протянулась Рибблсдейлская равнина, а слева вздымалась мрачная громада Вернсайда. Выскользнувший из прорехи в облаках солнечный луч игриво пробежал по склону холма, похожему на ссутулившиеся плечи угрюмого великана, и тот разом вспыхнул, сверкая и переливаясь яркими красками, точно драгоценный самоцвет. Это вдруг живо напомнило мне полотна прерафаэлитов. – По-моему, просто преступление чувствовать себя несчастным, когда на свете существует подобная красота!
Мы ехали на юг, все быстрее и быстрее, поскольку чем дальше мы продвигались в глубь страны, тем лучше становились дороги. С Ролло я чувствовала себя легко и свободно. Мне он понравился. Незаметно для себя я рассказала ему о том, как гостила в Вестон-холле. Мне показалось, он был слегка шокирован, когда я в красках описала ему свою мать, а потом сообщила о ее отъезде вместе с Питером и Джорджио.
– Надеюсь, они потом не свалятся вам на голову всей компанией. Из того, что вы рассказали, у меня почему-то сложилось впечатление, что эта парочка замешана в какой-то подозрительной истории. Вы никогда не замечали, что есть люди, которые просто-таки жить не могут без неприятностей? Вылезут из одной истории и тут же влипают в другую.
– Боятся одиночества, наверное, вот и цепляются за первого встречного, – предположила я. – Такое впечатление, что жизнь их ничему не учит. А все потому, что они просто органически не в состоянии сделать хоть какие-то выводы из предыдущего опыта.
– Ну, тут я спорить не буду, – проговорил Ролло, сняв ногу с педали сцепления, поскольку мы наконец выбрались-таки на шоссе. – Потому что сам я совсем другой. Слишком расчетливый, наверное. Сказать по правде, я не так уж часто делаю что-то, повинуясь внезапному порыву. А точнее, даже сказать не могу, когда такое случалось в последний раз.
– А то, что вы сделали сегодня, это был расчет или все же внутреннее побуждение?
– Я еще не решил. Лучше я скажу вам об этом потом. Ладно? Впрочем, насколько я могу судить, вы тоже человек не слишком импульсивный.
– Неужели вы так думаете? Нет, правда? – Я рассмеялась. – Знаете, а вот мне всегда внушали, что самый мой большой недостаток это то, что я принимаю все слишком близко к сердцу. И из-за этого порой веду себя как полная идиотка.
С губ Ролло слетел негромкий смешок.
– Господи помилуй! Впрочем, вам лучше знать! А если честно, неужели это самый страшный ваш недостаток? Ну, тогда вы просто ангел небесный, не иначе! А вот у меня полно недостатков. Во-первых, я несдержанный, чуть что, взрываюсь и тогда могу наговорить бог знает что. Потом, я злопамятный. Могу рассориться с человеком насмерть просто потому, что мы разошлись во взглядах. Что еще? Ах да, немного заносчивый и, конечно, изрядный эгоист. Впрочем, этот перечень можно продолжать бесконечно.
Почему-то мне пришло в голову, что Ролло наверняка человек с нормальной ориентацией. Ни один гетеросексуал, во всяком случае, из тех, которых я знала, не способен столь критически оценивать самого себя. При этом с ним на редкость легко разговаривать. Похоже, он компанейский человек – почти такой же, как Питер. И ни малейшего желания пофлиртовать. Я украдкой покосилась на него. Хорошая, хотя вполне обычная, стрижка. То же самое можно было сказать и о его костюме. Ногти на руках аккуратно подстрижены. Иными словами, он выглядел элегантно, но без малейшего намека на какую-то экстравагантность. Почему-то я вдруг расстроилась. И когда поймала себя на этом, удивилась так, как уже давно не удивлялась.
– А вы легко прощаете? – спросил он, не заметив, что я его разглядываю.
– «Мотивы, чтобы управлять, но милосердие, чтобы простить. Первое – закон, второе – привилегия».
– Поп?
– Нет. Похоже на него, но на самом деле это Драйден [25]25
Джон Драйден (1631–1700) – английский поэт, прозаик, драматург и критик.
[Закрыть]. Что же до меня… не думаю, что у меня есть что прощать.
– А вашим родителям?
– Как ни странно, но их я как раз давно уже простила. Мой отец… понимаете, он был просто несчастным человеком – неумным, к тому же страшно закомплексованным – так что ничего кроме жалости к нему я не испытываю. Да и потом, он ведь уже давно умер. А мать… та совсем как ребенок – слабая, беззащитная, – какой уж с нее спрос? Нет, это не для меня. К тому же мне совсем недавно преподали на этот счет хороший урок. Я имею в виду то, как следует прощать.
– Вот как? Это интересно. Расскажите.
– Как-нибудь в другой раз.
Я думала о Мин. Наша дружба с ней подверглась серьезному испытанию. Что с ней будет дальше? Ведь это только сталь становится крепче после закаливания. Мне вдруг очень захотелось знать, что по этому поводу думает Ролло. Может, рассказать ему? Нет, не стоит – во всей этой истории мне выпала на редкость неприглядная роль, а мне почему-то было не все равно, что он обо мне подумает. Я сама себя не узнавала. На моих губах еще не остыли поцелуи Роберта, а меня уже потянуло к другому мужчине. Возможно ли такое? Вот уж действительно: «…и башмаков еще не износила…». Но, с другой стороны, я была согласна с Мин: любовь, страсть, желание – это такие чувства, которые вовсе не обязательно испытывать исключительно к одному человеку. К тому же, мудро напомнила я себе, Ролло, по всей вероятности, совершенно нормальный мужчина.
– Я тут где-то недавно прочел, – начал Ролло, – что Джон Стюарт Милл как-то раз просматривал рукопись первого тома Французской революцииКарлейля, который существовал в единственном экземпляре. Потом ненадолго вышел, оставив ее на столе. Его горничная, решив, что пожелтевшая от времени бумага вряд ли кому нужна, кинула ее в огонь. Узнав об этом, Джон Стюарт Милл едва не сошел с ума от горя и отчаяния. Карлейлю приходилось часами успокаивать его. Иной раз он боялся, как бы Милл не наложил на себя руки. Вот вам прекрасный пример христианского всепрощения. Кстати, как насчет того, чтобы пообедать вон в том пабе?
Мы уселись за столик у окна, попросили принести бутылку вина и незаметно для себя прикончили ее, заедая вино хлебом с сыром и помидорами. Разговор по-прежнему вертелся вокруг Карлейля, по поводу которого у Ролло, как он признался, давно уже были кое-какие сомнения. Я же, в отличие от него, искренне восхищалась Карлейлем, поэтому время летело незаметно, и очень скоро я уже почти забыла и о Вестон-холле и о том, что мне пришлось там пережить. Пока Ролло расплачивался (я попыталась было возразить, но он и слушать меня не стал), я вышла к машине посмотреть, как там Фредди. Мы выпустили его немного побегать возле машины, потом покормили. Он так обрадовался, увидев меня, что, запихивая упиравшегося котенка обратно в корзинку, я почувствовала себя предательницей. Оставалось только надеяться, что, наевшись, малыш быстро уснет.
Дождавшись Ролло, я предложила сменить его за рулем. Мне казалось, он снова примется спорить, и я очень удивилась, когда он сразу согласился.
– Сказать по правде, я совсем выдохся. Выехать я смог довольно поздно, ехать пришлось почти всю ночь, а потом до утра сидел возле матери – боялся оставить ее одну.
