Текст книги "Дом подруги"
Автор книги: Виктория Клейтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
– Ой, конечно! А… а оно не очень дорогое? – опасливо спросила Элли, разглядывая темно-синее платье без рукавов, которое я сняла с вешалки. – Держу пари, мама рассердится.
– Ну-ка надевай! – велела я.
Элли послушно влезла в него. Платье сидело чудесно – в нем она выглядела лет на двенадцать. Оно было коротким, и теперь, когда ноги у нее заметно похудели, эффект оказался потрясающим.
– Разве оно тебе не нравится? Если нет, так и скажи, подберем что-нибудь еще.
– Ой, Дэйзи! Какая я счастливая!
В результате, мы купили платье, пару темно-синих колготок под него и еще пуловер, чтобы носить его с новыми брюками. После чего, обвешанные пакетами, отправились к окулисту.
Доктор Вудс, офтальмолог, смерил меня суровым взглядом и буркнул, что Элли следовало уже давным-давно проверить зрение. Потом поманил меня пальцем и показал натертую кожу у нее за ухом.
– Это случилось, потому что очки, которые носит Элинор, уже давно малы для ее лица. Нельзя же являться на прием раз в год, – с упреком в голосе отчитывал меня он. – Скорее всего, девочка носит их просто слишком подолгу. А это не дело. Она должна надевать очки только когда читает. В конце концов, близорукость у нее не настолько большая, чтобы носить их постоянно.
– Но ведь Элли все время ходит в очках! – ужаснулась я.
– Эти очки – исключительно для чтения! – терпеливо объяснил доктор Вудс.
– Элли, ты это знала?
– Да, конечно. Но я вечно их теряла, поэтому мама велела их носить. Конечно, многие вещи я лучше вижу без очков, особенно те, что вблизи.
«Ну, Мин, погоди!» – сердито подумала я про себя.
– Ну, как бы то ни было, теперь тебе уже нужны другие. Скажите, доктор Вудс, неужели ей обязательно нужно носить очки с этими кошмарными розовыми дужками?
Доктор Вудс смерил меня оскорбленным взглядом.
– Естественно, нет! Что за вздор! Только покупать дорогую оправу – пустая трата денег. Ведь ребенок очень скоро снова из них вырастет.
Я пропустила это замечание мимо ушей, и мы выбрали оправу темно-зеленого цвета со стеклами овальной формы, которые очень шли к ее лицу, делая его тоньше.
– С нынешнего дня будешь надевать очки, только когда читаешь! – отрубила я. – Кажется, у меня есть идея, – хмыкнула я, швырнув ее старые очки в сумку. – Давай сделаем тебе новую стрижку?
Ни одна волшебная сказка, где замарашка-служанка превращается в прекрасную принцессу или замурзанная секретарша – в светскую даму, не могла бы доставить мне большего удовольствия, чем то, которое я испытала, увидев, как преобразилась Элли. Волосы ее сначала вымыли хорошим шампунем, а потом подстригли так, что они едва доходили ей до подбородка. Жалкий, смахивающий на крысиный, хвостик, с которым она вошла в парикмахерскую, небрежно замели в угол. Слегка выступавшие уши Элли прикрыли волны каштановых блестящих волос. И она вдруг стала удивительно похожа на Мин. Судя по всему, стилист сразу понял, чего от него хотят.
– Так намного лучше, правда? Может, сделать тебе челку?
Мы согласились и на челку. И не прогадали – челка сразу сделала синие глаза Элли огромными.
– Никогда не замечала, до чего ты похожа на свою мать. Когда твои болячки сойдут, ты станешь настоящей красавицей.
Элли залилась краской. Мы отправились за овощами, и я заметила, как она украдкой заглядывается на себя в каждое зеркало, которое попадается нам по пути, кокетливо поправляет волосы и откровенно любуется собой.
Потом мы зашли в магазин для художников и, соблазнившись, купили Вильяму альбом под названием Рисунки из Жизни. После чего, усталые, но счастливые, отправились домой. Уже возле Данстон-Эбчерч мне вдруг в голову пришла одна мысль – притормозив, я предложила Элли переодеться в новые брюки с пуловером, чтобы поразить всех своим новым обликом.
Переглядываясь и пересмеиваясь, мы ввалились на кухню. Надо сказать, успех превзошел все наши ожидания.
– Ух, ты! – восторженно свистнул Вильям, первым заметивший наше появление.
– Неужто мои глаза обманывают меня? – простонал Роберт. – Кто это прекрасное юное создание? О нет, не может быть, чтобы это была мисс Элинор Вестон!
– Элли, бог ты мой! Ты выглядишь просто потрясающе! – ахнула Мин. – А твои волосы?! О Дэйзи! Ты настоящая волшебница!
– Это заслуга Элли – именно она сотворила это чудо, когда села на диету. Самодисциплина – великая вещь. И ведь она добилась своего – похудела, да еще как!
Усевшись на стул, который все по молчаливому согласию давно уже считали моим, я вдруг увидела на столе перед собой небольшой сверток. Глаза у меня полезли на лоб.
– Это мне? – Я удивленно огляделась.
Элли тряхнула волосами и зарделась. Развернув сверток, я увидела очаровательную подставку для яиц из китайского фарфора в виде лебедя.
– Я купила ее на рынке, пока вы разглядывали цветы, – смущенно прошептала она. – Это вам, Дэйзи. Спасибо вам за все…
Подняв глаза, я перехватила направленный в мою сторону взгляд Роберта. В нем было столько любви, что у меня все перевернулось внутри.
Тем же вечером, после того как дети отправились в постель, а мы перебрались в студию, Мин гордо объявила, что у нее для нас сюрприз. Честно говоря, в первую минуту я даже струхнула немного, решив, что она закончила книгу. Но Мин вытащила из ящика секретера какую-то бумажку и с ликующим видом помахала ею у нас перед носом. Это был чек на тысячу фунтов, и под ним стояла подпись Вивьен.
– Видите ли, мои дорогие, мне было так стыдно за тот жуткий скандал, который я закатила вчера, что я просто места себе не находила. И решила хоть чем-то загладить свою вину. Только сегодня утром я покаялась Дэйзи, что совсем забросила детей. А вот этого… надеюсь, этого хватит, чтобы заплатить за обучение Вильяма – хотя бы за один год. Вивьен дала мне слово, что станет платить за него до самого конца – вплоть до выпускных экзаменов. Сегодня утром я была у нее. У нас вышел долгий разговор.
– Дорогая, это просто невероятно! – воскликнул Роберт, только сейчас обретя дар речи. – Как это тебе удалось?
– Это наша маленькая тайна – Вивьен и моя, – туманно заявила Мин. – Нет, правда, дорогой, не спрашивай. Просто прими это как факт. Когда-нибудь я сама тебе расскажу. А теперь не сердись и не порти нам настроение.
Роберт, очевидно, придя к мысли, что с его стороны было бы нечестно приставать к жене, требуя объяснений, покорно отправился варить кофе.
– Я шантажировала ее, – понизив голос до едва слышного шепота, созналась Мин, как только мы с ней остались одни. – Пообещала, что все расскажу Роберту, если она не даст мне денег. И что Роберт, когда узнает обо всем, признает Гарри Хинда своим единоутробным братом.
– Господи, спаси и помилуй! И как она это приняла?
– Проглотила как миленькая. Ты же знаешь Вивьен. Такие вещи ее только забавляют. А потом засмеялась и сказала, что это честная игра. Раз я, мол, положила ее на лопатки, значит, ей платить.
Тут вернулся Роберт и положил конец нашему разговору. В этот вечер Мин просто лучилась счастьем и выпила по крайней мере в два раза больше, чем обычно.
– Ну, теперь я хоть не чувствую себя совершенно бесполезным существом, – гордо заявила она. – Всю жизнь я только и делала, что смотрела в рот другим. Сначала маме, потом Роберту. Ну, и, конечно, тебе, Дэйзи, пока мы с тобой учились в школе. Зато теперь, – язык у нее понемногу начал заплетаться, – теперь я надеюсь, что вы, о мои надежные защитники и покровители, не забудете об этом! И не дадите забыть мне. Это будет… как это сказать? Подпитывать мое самоуважение. Иначе толку от этого чуть.
– У меня кончились сигареты, – внезапно пробормотала она. И нетвердой походкой вышла из комнаты.
Кажется, за последние три дня это было чуть ли не в первый раз, что мы с Робертом остались одни. Но даже сейчас, корчась от мучительного чувства вины, я поймала себя на том, что умираю от любви. Попыхивая сигаретой, он не сводил с меня глаз.
– Конечно, я не имею права этого говорить, – очень мягко сказал он вдруг, – но я тебя люблю.
Так мы сидели, молча глядя друг другу в глаза, пока не вернулась Мин. В руках у нее были ее любимые французские сигареты – очень крепкие, цвета хаки, которые я привезла ей в подарок из Кембриджа. Лицо у нее было спокойное и немного печальное.
Позже, уже лежа в постели, я спросила себя, что более безнравственно – шантажировать Вивьен или продать без спроса принадлежавший ей фарфор? В конце концов я так и не смогла ответить на этот вопрос, хотя… что ж, способ, к которому прибегла Мин, позволил нам хотя бы сохранить фарфор. После этого мысли мои вернулись к моим собственным запутанным делам. Оправданий мне не было. Сказать по правде, я уже потихоньку начинала ненавидеть себя. И подозревала, что очень скоро моя ненависть обратится на Мин. Мне стало страшно. Вспомнить хотя бы, как я злорадствовала, отмечая каждый допущенный ею промах. Решено, подумала я, сразу же после званого вечера я уеду. На чужой беде счастья не построишь. И мы с Робертом никогда не сможем быть счастливы вместе, зная, какой это достигнуто ценой.
Глава 24
Все двенадцать дней, которые оставались до званого вечера, я трудилась, как раб на плантациях, сделав все, чтобы у меня не было ни одной минуты свободной. Первым делом я отвезла Бути к ветеринару, чтобы ее стерилизовали. В тот же вечер она вернулась домой, чувствуя себя великолепно, и только небольшая лысинка у нее на животе напоминала о перенесенном ею испытании. Съездив в деревню, я повесила в лавке объявление насчет котят. На следующий же день явились три человека, желавшие посмотреть на котят. Все они выглядели вполне достойными и добрыми людьми и вполне устраивали нас в качестве будущих хозяев наших питомцев, поэтому мы предложили им выбрать тех, которые им понравятся. Элли горько оплакивала каждого. В конце концов из всего выводка остался только черно-белый котенок, которого Элли решила взять себе, да еще один, самый маленький, рыжий, который был пугливее своих братьев и сестер и отчаянно шарахался, когда его пытались брать в руки.
– О господи, наверное, я еще горько об этом пожалею… но оставлю-ка я его, пожалуй, себе, – вдруг неожиданно для себя самой сказала я.
– А вы обещаете, что будете привозить его с собой всякий раз, как надумаете приехать в гости? – спросила Элли.
– Непременно. – Рыжий котенок, не подозревая, что решается его судьба, лежал на спине и безмятежно жевал мой палец. – Как мы его назовем?
– Как насчет Эгги? Он ведь один любил холодные яйца.
– Хмм… честно говоря, я рассчитывала назвать его более звучно. Бертрам, например, или Хьюго. Нет, нет, придумала! Назову его, пожалуй, лорд Фредерик Верисопт. В романе Николас Никклби [24]24
Роман английского писателя Чарлза Диккенса (1812–1870).
[Закрыть]есть такой герой. А коротко будет Фредди.
От пасхальных каникул в школе оставалась всего одна неделя, поэтому я свозила Элли в магазин и купила ей школьную форму – пусть и подержанная, зато она сидела на ней, как положено. После этого мы еще раз съездили в Уинкли и приобрели еще одну пару туфель и пару простых «лодочек» синего цвета в тон платью. На следующий день мы с ней отвезли Вильяма в больницу, где ему сняли тяжелый гипс, заменив его легкой лангеткой.
Новая, легкая лангетка привела Вильяма в полный восторг, тем более что теперь он мог даже слегка наступать на ногу. Рентгеновский снимок показал, что кость срастается хорошо.
– Не то чтобы я так уж торопился встать на ноги, – хмыкнул он, энергично налегая на костыли, когда мы с ним уже шли по коридору. – После того как я провалялся в постели все каникулы, было бы только справедливо хоть немного пропустить школу.
Домой мы вернулись к чаю. Роберт, увидев, что мы приехали, вышел из сада.
– Кстати, у меня для вас хорошие новости, – сказал он. (Я с любовью смотрела на слегка обозначившийся у него пухлый живот – беда была в том, что в Роберте мне нравилось абсолютно все, даже живот.) – Сегодня утром я звонил директору школы Чалдикоттс. Одному из их мальчиков пришлось неожиданно вернуться в Сингапур, и у них освободилось место. Нужно приехать к ним в эту пятницу, сдать вступительный экзамен. Если все будет нормально, они тебя возьмут. А выходные будешь проводить дома.
– О нет! Я буду страшно скучать по тебе! – со слезами на глазах закричала Элли. Но Вильям, лицо которого попеременно то краснело, то бледнело, был слишком поглощен мыслями о том, как изменится его жизнь, чтобы заметить слезы сестренки.
– Вильяму нужно обязательно заниматься живописью, – вмешалась я, забрав у Элли кекс и положив его обратно в банку.
– Правда? Он настолько хорошо рисует?
– Достаточно хорошо, по-моему, чтобы хотя бы попробовать. Конечно, многое будет зависеть от того, сдаст ли он экзамены. Нужно узнать, когда они проводятся и постараться, чтобы Вильям обязательно был в списке экзаменующихся.
Про себя я подумала, что насчет этого можно не волноваться – экзамен по рисованию при его-то способностях Вильям сдаст с завязанными глазами. Дети вышли из дома – Элли объявила, что пора кормить Бути и оставшихся двух котят, а Вильяму не терпелось попрактиковаться ходить с лангеткой. Почти сразу же появилась Мин, вяло сказала, что не голодна, а потому есть не будет. Вид у нее был усталый.
– Почти закончила, – буркнула она, когда я спросила, как движется книга. – Думаю, завтра допишу последнюю страницу Господи, голова просто раскалывается!
Пока Роберт рассказывал ей, что Вильяма согласились принять в Чалдикоттс, я отыскала ей аспирин. Естественно, Мин страшно обрадовалась, но лицо у нее по-прежнему оставалось землисто-бледным.
– Может, тебе не стоит сегодня больше работать? Давай немного покопаемся в саду, – предложила я. – Я как раз собиралась повыдергать из кустов конский щавель. А потом, если хочешь, могу показать тебе, как поливать в теплице, так что потом, когда я уеду, у тебя не будет никаких хлопот.
– Ты уезжаешь? – Оба – и Роберт и Мин – смотрели на меня с таким изумлением, словно для них это было как гром с ясного неба.
– Конечно. На следующий день после вашего приема. Господи, что вы так удивляетесь? Я ведь только приехала помочь Мин, пока она не закончит книгу. Ну, а теперь, когда она ее дописала… точнее, вот-вот допишет… словом, мне пора возвращаться домой.
Роберт молча разглядывал содержимое своей чашки.
– Ладно, пошли. Нужно покончить с прополкой, пока еще достаточно света, – сказала я, начиная убирать со стола.
На следующий день мы отослали рукопись Мин. В тот же самый вечер мистер Лидделл, ректор, пригласил нас на коктейль. К телефону подошла Мин и по поводу приглашения высказалась весьма туманно. В результате мы безбожно опоздали. И ко всему прочему, оказалось, что мы приглашены не одни.
– Ух ты! Ты только посмотри на этот шикарный «астон-мартин»! – присвистнула Мин, когда мы подъехали к дому. – Интересно, чей он?
Я не очень удивилась, когда выяснилось, что машина принадлежит Чарльзу. Долго искать его мне не пришлось. Чарльз, как всегда элегантный, хоть и явился в простых джинсах и твидовом пиджаке поверх рубашки с расстегнутым воротом, стоял посреди комнаты. На руке у него висела какая-то долговязая, черноволосая девица с глазами, похожими на угольки, – ее бы можно было смело назвать хорошенькой, даже красивой, если бы не слишком крупный нос. Девица меня не волновала, но все же я вдруг обрадовалась, что в последнюю минуту решила облачиться в свое любимое платье из бледно-желтого шелка, облегавшее меня, как перчатка. Сюзанна (естественно, я тут же догадалась, что это она) явилась в полосатом красно-белом платье, едва прикрывавшем то место, откуда растут ноги, и с таким декольте, что было непонятно, на чем оно держится. В английском захолустье, да еще в доме ректора, подобный наряд выглядел на редкость вульгарно.
Сделав вид, что не заметила эту парочку, я погрузилась в разговор с хозяином дома, мистером Лидделлом. Вдруг я почувствовала рядом чье-то присутствие.
– Привет, Чарльз, – воскликнула я, повернувшись к озадаченному ректору спиной (каюсь, это было весьма невежливо с моей стороны).
Чарльз поцеловал меня в щеку – невероятная дерзость с его стороны, учитывая, что Сюзанна ни на минуту не спускала с него глаз. А ее глазки, острые, точно миниатюрные буравчики, вонзились в нас с такой силой, что я даже испугалась, как бы она не просверлила в нас дыру. В эту минуту она как раз разговаривала с Робертом на другом конце комнаты.
– Ты выглядишь просто очаровательно. – Ты на меня не сердишься? – невозмутимо спросил Чарльз.
– Я? Конечно, нет. А с чего я должна сердиться?
– Ну, хотя бы потому, что я не позвонил.
– Я не сержусь. Конечно, сначала я была слегка разочарована… но потом… потом благодарна тебе.
– О! Значит, ты все-таки рассердилась!
– Нет. По-настоящему – нет.
Кстати, это была чистая правда. Все эти недели я действительно почти не вспоминала о нем.
– У меня не было ни одной минуты свободной.
– Я так и поняла, – кивнула я, выразительно глянув на Сюзанну.
– Да, это Сюзанна. Помнишь, я тебе о ней рассказывал. В то утро, когда я вернулся от тебя в Майлкросс-парк, она свалилась мне как снег на голову. Я и знать не знал, что она в Англии.
– Детей она тоже привезла?
Удар попал в цель. До сих пор мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы Чарльз растерялся, и сейчас я откровенно наслаждалась. Лицо у него потемнело от злости.
– Откуда ты знаешь?
– Сюзанна позвонила мне сразу же, как только ты уехал.
– О господи! – Он провел ладонью по лицу, словно стряхивая невидимую паутину. Потом сморщился. – Эта женщина – точно пушечное ядро у меня на ноге! Добралась до меня даже в Англии!
– Не надо было крутить с ней роман, когда вернулся в Южную Африку. Так что сам виноват. Впрочем, это не мое дело.
– А я и не собирался! – задиристо бросил он. – Кто-то ей разболтал, что я вернулся, и она сразу примчалась. А потом… потом соблазнила меня. Честное слово, у меня не было ни единого шанса. Я просто не мог устоять!
Я рассмеялась:
– Скажи честно, Чарльз, а ты вообще можешь устоять перед какой-нибудь женщиной?
Он тоже засмеялся. На лице у него было написано облегчение. Видимо, Чарльз не ожидал, что после всего этого я встречу его так спокойно и по-дружески.
– Конечно – если она страшна как смертный грех.
Вдруг Сюзанна повернулась и решительно направилась к нам. Не сказав ни слова, она взяла Чарльза за руку и с нескрываемой враждебностью оглядела меня с ног до головы. Теперь, когда она была так близко, было видно, что кожа у нее очень смуглая, но даже под слоем загара бросалось в глаза, какая она неровная, с расширенными порами. Не помог даже щедрой рукой нанесенный макияж. Было очевидно, что она уже здорово выпила.
– Привет. Меня зовут Диана Фэйрфакс, – сказала я, видя, что Чарльз все никак не может решиться представить нас друг другу.
Лицо Сюзанны будто заледенело. Мне показалось, она не верит собственным ушам.
– О… но мне казалось, вы живете в Кембридже!
Голос ее, низкий и волнующий, обладал какой-то удивительной мягкостью и производил завораживающее впечатление. Он до странности не вязался с вульгарным обликом этой женщины.
– Так оно и есть. Я приехала погостить у друзей.
– Иисусе! Куда ни плюнь, попадешь в очередную шлюху Чарльза!
– Привет, Чарльз! Какой приятный сюрприз! – прощебетала Мин. Я даже не заметила, как она подошла. – Не знала, что вы будете здесь. Без очков я не вижу дальше собственного носа, но никогда их не ношу – только когда работаю. Тщеславие – моя маленькая слабость.
– Привет, Мин. – Чарльз поцеловал ее в щеку. – Как пишется?
Это было настолько характерно для Чарльза – помнить такие вещи, – что я улыбнулась про себя. Кстати, думаю, в этом и крылся секрет его обаяния.
– Закончила! – похвасталась Мин. – И прямо сегодня отослала в издательство. Чувствую себя как кошка, чьих котят раздали – такая же неприкаянная. Странное чувство – не знаешь, куда себя деть.
– А вы, наверное, еще одна его шлюха? Ну, Чарльза, я имею в виду? – влезла Сюзанна. В ее низком, воркующем голосе явственно слышалась презрительная насмешка.
– Хм… нет. Увы – нет. – Если Сюзанна рассчитывала вышибить Мин из седла, то та обманула ее ожидания.
– Ну и женщина! – прошептала Мин, когда мы отошли. – Я уж думала, она сейчас вонзит в тебя свои клыки и растерзает в клочья! Так вот она какая – эта его любовница! Жуткая особа! Бедняжка Чарльз – он этого не заслужил!
Мин подвела меня к седовласому, чуть сутуловатому мужчине. Это был Мартин Дойс, деревенский врач.
– Я заметил вас, как только вы вошли, – сказал он, обращаясь ко мне. На губах его появилась улыбка. – Слава богу, я уже достаточно стар, чтобы любоваться красивой женщиной, не вызывая ни в ком ревности.
– Это плохо или хорошо? – рассмеялась я.
– В целом, наверное, неплохо. Старость мне по душе. Теперь я по крайней мере знаю, что доставляет мне огорчение, и могу этого избежать.
– Да? А вот я часто чувствую себя несчастной и боюсь, что буду чувствовать еще не раз, – ответила я. И даже сама удивилась – такая откровенность была совсем не в моих привычках. Впрочем, Мин уже ускользнула, заметив в толпе кого-то из знакомых, так что ничто не мешало мне быть откровенной.
– Знаете, я знал многих совершенно счастливых людей – я говорю о нашем захолустье, – которые жили в полной нищете. Фермеры, сезонные рабочие, к примеру… Правда, это было довольно давно. Такое понятие, как достойная бедность, в наши дни отошло уже в область преданий. Ну-с, что касается вас, моя юная леди, то выглядите вы на редкость здоровой. Стало быть, умирать не собираетесь. Тогда причины может быть только две: либо кто-то из ваших близких доживает последние дни, либо несчастная любовь. Думаю, последнее.
– Да. Вы угадали.
– Вы ведь не замужем?
– Нет.
– Значит, он женат?
– Да.
– И счастливо?
– Да. На самом деле. Во всяком случае, так мне всегда казалось.
– Однако теперь он находит вас привлекательнее собственной жены. И что же ему так понравилось? Форма вашего носа изящнее, чем у нее? Или ваши шутки смешнее?
Я расхохоталась.
– Держу пари, так оно и есть. Послушайтесь моего совета, юная леди. Бросьте его! Иначе вам придется обманывать себя и обманывать его, повторять, что, несмотря ни на что, вы очень счастливы. И так все время. Оно того не стоит, уж вы мне поверьте.
– Кто та черноглазая женщина в полосатом платье? – с любопытством спросил подошедший к нам Роберт.
– Это Сюзанна, бывшая любовница Чарльза, – поспешно объяснила я, стремясь развеять все подозрения на наш счет, которые могли бы появиться у Роберта, пристально наблюдавшего за мной во время нашего тет-а-тета с Чарльзом. – Кажется, у нее от него двое детей.
– Похожа на скаковую лошадь, пущенную на племя, – хмыкнула Мин.
Мартин Дойс задумчиво разглядывал Сюзанну.
– Вот и еще один бедняга, который имел глупость влюбиться в неподходящую женщину, – пробормотал он.
– Еще один? – удивилась Мин.
У меня перехватило дыхание, но старый врач умел держать язык за зубами.
– Мартин тоже приедет к нам на вечер, – объявила Мин, когда мы уже возвращались домой. – Ах да, я еще пригласила Чарльза. Надеюсь, у него хватит ума не брать с собой эту девицу.
– Я тоже на это надеюсь, – проворчал Роберт.
После вступительного экзамена в Чалдикоттс, куда Вильяма возил Роберт, мальчик вернулся усталый и не очень довольный. Зато Роберт был в полном восторге.
– Видели бы вы их библиотеку! А зал, где проходят занятия живописью! Студии, студии… класс рисования, класс скульптуры, класс керамики, и так без конца. И директор мне понравился. Бездна юмора, знаете ли!
– Только экзамен был очень трудный, – уныло протянул Вильям. – Физику я вообще не сделал. Мы этого еще не проходили. Наверное, я жутко отстал.
– Ну, есть и другие школы, – бодро сказал Роберт. – В конце концов, свет клином не сошелся на Чалдикоттсе.
– Поклянись, что не расстроишься, если я не поступлю, – с тревогой в голосе взмолился Вильям.
– Чтоб я сдох! Перережьте мне глотку, если я совру! Клянусь, что так оно и будет!
Голос Роберта звучал настолько убедительно, что даже я поверила, хотя и знала совершенно точно, что душа у него не на месте. Как вскоре выяснилось, я не ошиблась. Когда на следующее утро Роберт спустился вниз, он сиял. Оказывается, позвонил директор – сказать, что Вильяма взяли. Он прекрасно ответил на все вопросы по классической и современной истории и по английской литературе тоже, а посему они решили взять его на освободившееся место.
– Но они хотят, чтобы во время летних каникул ты подтянул математику с физикой, – добавил Роберт. – Ты не возражаешь?
– В общем-то, возражаю, но дело того стоит, – кивнул Вильям. Потом схватил костыли и заковылял во двор.
У Роберта отвисла челюсть. Чувствовалось, что он страшно разочарован.
– Мне казалось, он обрадуется…
– Конечно, он обрадовался, – вступилась я. – Обрадовался даже больше, чем ты можешь себе вообразить. Он очень переживал, только не хотел этого показывать. Вильяму очень хочется научиться держать свои чувства в узде.
– Похоже, ты лучше знаешь наших детей, чем мы сами, – вздохнул он, катая по столу мою ручку.
Я со стыдом была вынуждена признаться себе, что слова «наши» и «мы» заставили меня поморщиться.
– Именно потому, что они не мои, я и могу видеть их такими, какие они есть, с достоинствами и недостатками.
– По-моему, пора тебе завести собственных детей, – с улыбкой продолжал Роберт. – Из тебя получится замечательная мать.
Я почувствовала, как у меня задрожала нижняя губа – как у обиженного ребенка. Спокойствие, с которым он говорил о подобных вещах, заставило меня вздрогнуть от боли. Казалось, речь идет о каком-то неодушевленном предмете.
– Дорогая… – Его рука легла на мою, и я почувствовала горячее пожатие его пальцев. – Прости, я совсем не имел в виду… Господи, да как у меня язык повернулся?! Идиот! Я люблю тебя! О нет, какая мука! Если бы я знал, что делать!
Услышав, как скрипнула дверь, я поспешно загремела крышкой чайника, незаметно смахнув с ресниц слезы.
– Вильяма приняли в Чалдикоттс, – услышала я голос Роберта.
– О, чудесно! Какое облегчение! Милый мальчик! – причитала Мин. – А где он сам?
– Вышел во двор.
– Пойду отыщу его.
Она выбежала за дверь.
– Я причинил тебе боль… сделал тебя несчастной, – пробормотал Роберт. – Прости меня. Может, тебе станет легче, если я скажу, что так же несчастен, как и ты.
– Да. – Подойдя к двери, я открыла ее и свистнула Хэм. – Да. Мне уже намного легче. Если что и могло доставить мне радость, так только это. Извини, пойду-ка я погуляю. Одна.
Все следующие дни были до предела заполнены повседневными хлопотами. У меня просто не было времени чувствовать себя несчастной. Первым делом мы с Мин взяли детей и вместе с ними съездили в школьный магазин в Чалдикоттсе, просадив там кучу денег на школьную форму. Вечер этого дня и весь следующий ушли на то, чтобы вышить бесчисленные метки. Мы занимались этим до тех пор, пока у нас не заломило глаза. Но стоило нам зажмуриться, как имя Вильям Р. Вестон вспыхивало у нас перед глазами. После этого пришлось съездить в Уинкли – купить непромокаемый мешочек для губки, халат, несколько пижам, тапочки, полотенца, нижнее белье и носки.
Наконец с этим было покончено, и я, облегченно вздохнув, принялась закупать продукты для званого вечера, который должен был состояться через два дня. Естественно, я попыталась привлечь к этому Мин, но она решительно отказалась, мотивировав это тем, что я куда лучше знаю, что нам может понадобиться. Роберт же вообще не проявил к этому ни малейшего интереса, подчеркнуто держась в стороне. Поэтому я прямо с утра отправилась в Уинкли и накупила целую груду коробок со свежими фруктами и овощами. В тот же день вечером я сделала ветчину персиль, отварила лососину и запекла в духовке огромный кусок говядины. Потом испекла три торта с персиками и миндалем, три пирога и гору меренг. Мин, с энтузиазмом взявшись мне помогать, перечистила кучу картошки, после чего бросилась пересчитывать вилки, ножи и тарелки. Миссис Баттер мыла бокалы, соусники, кофейные чашки, а покончив с этим, взялась гладить салфетки. Элли, вернувшись из школы около четырех, нашла нас в библиотеке, куда мы укрылись выпить по бокалу шампанского.
– Это уже становится нездоровой привычкой, – заявила Мин. – Как прошел день, дорогая? Надеюсь, удачно?
– В общем… да, – Элли как-то неуверенно кивнула, словно до сих пор не могла прийти в себя – Все в один голос удивлялись, как я похудела и какая у меня потрясающая стрижка. А Полли Саксби спросила, где я купила такие туфли, так они ей понравились. Сказала, что непременно купит себе такие же. Но, самое главное, Патриция Уигэн попросила Аннету Дру поменяться со мной местами, поскольку ей хочется сидеть со мной за одной партой! Знаешь, мамочка, у Патриции такие светлые кудряшки, а на зубах – скобки. И она очень хорошенькая!
Тут зазвонил телефон. Я сказала, что подойду.
– Это Френсис Бенсон. – Наступила короткая пауза. – Мать Джеральда.
– О… миссис Бенсон. – Я мучительно гадала, что сказать. – Это Диана Фэйрфакс. Наверное, вы хотите поговорить с Робертом?
Я бросилась искать Роберта. Разговор длился долго. В конце концов он вернулся на кухню, зевнул и с усталым видом сказал, что мать Джеральда пригласила его в субботу вечером приехать к ней в Хэмпсток, и он согласился.
– Ой, но ведь в субботу же у нас званый вечер! – всполошилась Мин.
«И мой последний вечер в Вестон-холле», – подумала я про себя. Но предпочла промолчать.
На следующий день, накануне торжества, я взялась украшать дом к празднику. Белые скатерти, сверкающий хрусталь и масса ароматных цветов немного разогнали унылый сумрак столовой. Оставалось еще украсить ветками и плющом деревянные потолочины. Поскольку столовая была самой большой комнатой в доме, я рассчитывала, что мы вначале поднимемся сюда, чтобы выпить по коктейлю. Мне безумно хотелось воссоздать сказочную атмосферу волшебного леса, а для этой цели лиственный шатер подходил лучше всего. Будь сейчас сочельник, я бы развесила между ветвей гирлянды фонариков, но на дворе стоял май. Поэтому, слегка остудив свое разгулявшееся воображение, я решила ограничиться охапками орешника, цветущего боярышника и бука.
– Боже милостивый! Что здесь происходит?! Какой-то дикарский праздник? Интересно! Что ж, может, мы все-таки не зря тащились в такую даль?
Опустив глаза, я увидела, как голова Роберта повернулась в сторону двери. Я спустилась на пару ступенек, чтобы убедиться, не обманывает ли меня слух. На пороге комнаты в эффектной позе, с длинной сигаретой стояла моя матушка.
От удивления я едва не свалилась с лестницы. На голове у матери красовалась шапочка из шкуры снежного леопарда – это в мае-то месяце! – что несколько странно смотрелось рядом с платьем цвета спелого апельсина. До невозможности короткое, оно обтягивало ее, как перчатка, – впрочем, для шестидесяти лет мать сохранилась просто великолепно, и ее фигуре могли позавидовать многие женщины. Огромный вырез и короткий подол открывали загорелую до черноты кожу, а на ногах красовались открытые туфельки на высоченной шпильке. Гладко зачесанные назад темно-каштановые волосы, блестящие, точно драгоценный черепаховый панцирь, спускались почти до плеч.
