Текст книги "Соперница королевы"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Жизнь нам с Робертом казалась прекрасной. Из-за изысканного полога нашей кровати мы вместе смеялись над нашими недоброжелателями, радуясь, что, несмотря на все преграды, мы вместе. Оставаясь наедине с Робертом, я называла королеву не иначе как «эта лисица». Она и в самом деле была хитроумной и коварной, как лиса. Поскольку меня она прозвала Волчицей, я стала называть Роберта своим Волком, за что он отплатил мне, назвав своим Ягненком. По его мнению, если лев мог возлежать рядом с этим невинным созданием, то волк не имел права ему уступать. Я напомнила ему, что во мне нет почти ничего от ягненка, и он согласился с этим утверждением с одной лишь оговоркой – это касается всех, кроме него. Шутка прижилась, и каждый раз, когда мы обменивались этими шутливыми прозвищами, где-то рядом витал дух королевы.

Наш сынишка был для нас постоянным источником радости. Я вообще наслаждалась общением со всеми своими детьми не только потому, что была бесконечно им предана, но также и потому, что королева, несмотря на все свое величие, была обделена сыновьями и дочерьми.

Впрочем, в наш дом закралась и грусть. Ее принесла к нам Пенелопа. Некоторое время она возмущалась и бушевала, сопротивляясь браку с лордом Ричем. Будь воля лорда Хантингдона, он бы распорядился избить ее, но я этого ни за что не допустила бы. Пенелопа была очень похожа на меня, она отличалась красотой и своенравностью. Как бы то ни было, насилие только укрепило бы ее решимость не уступать принуждению.

Я уговаривала ее. Я объясняла ей, что в нашей нынешней ситуации она должна мечтать о таком муже как лорд Рич. Семья угодила в немилость, особенно это касалось ее матери. Мою дочь ни за что не примут при дворе. Если же она станет леди Рич, это полностью все изменит. Сейчас она может считать уединенную жизнь предпочтительней подобного брака, но узнав, что такое скука, она изменит свое мнение.

– Я не могу утверждать, что вышла замуж за твоего отца по большой любви, – делилась я с дочерью. – Однако наш брак оказался вполне удачным, и он дал мне вас.

– К тому же ты была весьма дружна с Робертом, – напомнила она мне.

– В дружбе нет ничего дурного, – отрезала я.

Это заставило ее задуматься, и когда к нам опять явился лорд Хантингдон для очередного сурового разговора, она сдалась.

Бедное дитя выдали за лорда Рича. Мне было жаль ее и Филиппа Сидни, хотя он сам вместо активности и напора демонстрировал вялость и апатию. Замужество Пенелопы потрясло его. Я слышала, как он называл лорда Рича грубым и невежественным мужланом. Свадьба возлюбленной вывела его из летаргического состояния, и с этого момента его отношения с Пенелопой изменились. Он начал слагать в ее честь стихи, из которых следовало, что Пенелопа – любовь всей его жизни.

Однако очень многие считали, что, учитывая немилость, в которую угодили ее мать и отчим, это замужество можно было считать даром Божьим. Никто не верил, что Роберт вернет себе прежнее положение при дворе, а мне вообще не на что было надеяться.

Впрочем, тогда я еще верила в то, что со временем королева смягчится и простит меня. Во всяком случае, Роберт уже через несколько месяцев начал предпринимать попытки вернуть себе ее благосклонность и, надо сказать, немало в этом преуспел. Я не переставала удивляться силе ее привязанности к нему. Возможно, она продолжала видеть в нем романтического героя своей юности, томившегося вместе с ней в Тауэре. Казалось, она не замечает, что стройный юноша превратился в грузного стареющего мужчину с лицом, покрытым красноватой сеточкой лопнувших сосудов, что он стремительно набирает вес, а седины в его волосах с каждой неделей становится все больше.

Одной из самых больших добродетелей Елизаветы была ее преданность старым друзьям. Я знала, что она всегда будет благодарна Мэри Сидни за принесенную ей жертву. Всякий раз, когда она видела ее грустное, изрытое оспой лицо, ее душа исполнялась состраданием и благодарностью. Она устроила брак юной Мэри Сидни с Генрихом Гербертом, графом Пемброком. Хотя он и был на двадцать семь лет старше своей невесты, все сходились во мнении, что это весьма достойный союз.

Роберт прочно занимал место в сердце королевы. Даже если случалось так, что она его изгоняла, проходило некоторое время, и он возвращался. Правда заключалась в том, что она любила Роберта непреходящей любовью. Поэтому никого не удивило, что не прошло и полгода с момента его очередного изгнания, как он уже снова воцарился при дворе.

Увы, ко мне все вышесказанное не имело ни малейшего отношения. Мне по-прежнему сообщали, что одного упоминания моего имени было достаточно, чтобы вызвать у Елизаветы приступ неконтролируемой ярости и спровоцировать поток проклятий в адрес Волчицы.

Самая тщеславная женщина Англии не смогла простить мне того, что я обладала магнетизмом, которого она была лишена. Мало того, я еще должна была выйти замуж за мужчину, о котором в глубине души она всегда мечтала сама. Иногда она обрушивала на него свой гнев, вызванный, как правило, тем, что он предпочел меня. Впрочем, его это мало заботило. Он понимал, что если ее любовь вынесла испытание его женитьбой, ее уже ничто не сможет поколебать.

Очень трудно описать это присущее Роберту обаяние. Это был магнетизм, который с годами нисколько не убывал. Никто не мог утверждать, что он знает графа Лестера. Роберт для всех оставался загадкой. Несмотря на его безупречные манеры, на неизменную вежливость со слугами и представителями даже самых низших сословий, за ним со дня смерти Эми Робсарт тянулся шлейф зловещей славы. Он него исходило ощущение силы, которой, возможно, и объяснялась его привлекательность.

Собственная семья его боготворила. Что касается моих детей, то не успел он стать им отчимом, как они безоговорочно его приняли. Они общались с ним гораздо более непринужденно, чем когда-либо с Уолтером.

Меня изумляло то, что такой честолюбивый человек, всегда выжимавший максимум возможного из каждой ситуации, способен так заботиться о своей семье.

В это время Пенелопа была особенно несчастлива. Она часто навещала нас в Лестер-хаусе и изливала нам душу, жалуясь на свою жизнь. Лорд Рич был грубым и чувственным человеком, полюбить его ей не удавалось, она была несчастна и очень скучала по дому.

Роберт был так добр к ней и так ей сочувствовал, что она легко делилась с ним своими проблемами. Он говорил ей, что она может считать его дом своим, и даже предложил ей обставить одну из комнат по своему вкусу. Эта комната в дальнейшем получила название покоев леди Рич, и когда моя дочь нуждалась в убежище, она им располагала.

После общения с Робертом к ней возвращалось присутствие духа, и она начинала выбирать ткани для портьер в свою комнату и отдавать распоряжения относительно их покроя. Я была благодарна Роберту за отеческое участие к бедам моей дочери.

Дороти тоже его полюбила. Она видела, что произошло с Пенелопой, и сообщила Роберту, что не допустит, чтобы подобная участь постигла и ее. Она намеревалась самостоятельно выбрать себе мужа.

– Я тебе помогу, – заверил Дороти Роберт. – Мы организуем для тебя великолепный брак, но только если ты одобришь наш выбор.

Она ему верила, и обе девушки с нетерпением ждали каждого его появления.

Уолтер привязался к нему, и именно Роберт решил, что мой сын поедет учиться в Оксфорд, разумеется, когда немного повзрослеет, что означало – через несколько лет.

Но одного члена моего семейства мне очень недоставало. Я говорю о своем любимце, Роберте Девере, графе Эссексе. Как мне хотелось, чтобы он мог жить с нами. Меня возмущала традиция, требовавшая, чтобы мальчики из знатных родов рано покидали родительский дом, особенно если в результате смерти отца к ним по наследству переходил титул. Мне трудно было думать о своем мальчугане как о графе Эссексе. Я знала, что для меня он навсегда останется малышом Робом. Я была уверена в том, что Эссекс очень заинтересовал бы другого Роберта, моего мужа, но, увы, мальчик учился в Кембридже, где ему предстояло получить степень магистра. Время от времени мне сообщали о его успехах.

Что касается еще одного Роберта, нашего общего маленького сынишки, Лестер души в нем не чаял и уже строил для него грандиозные планы. Я в шутку говорила, что для нашего сына будет очень нелегко найти место при дворе, поскольку у его отца слишком большие запросы.

– А его невестой будет достойна стать только принцесса крови, – добавляла я.

– Придется подыскать ему принцессу, – кивал Роберт, а я и не догадывалась, что он говорит вполне серьезно.

Среди моих детей Лестер пользовался не меньшей популярностью, чем среди собственных братьев и сестер. Учитывая навязчивую ненависть, испытываемую ко мне королевой, наличие большого количества любящих родственников не могло меня не радовать.

Хотя Роберт быстро возвращал себе утраченные было позиции при дворе, мне по-прежнему было отказано в доступе туда. Поэтому семья еще сильнее сплотилась вокруг меня, и племянник Роберта, Филипп Сидни, стал очень частым гостем.

Вместе с Пенелопой он гулял по саду Лестер-хауса. Наблюдая за ними, я поняла, что их отношения изменились. В конце концов, он некогда был обручен с ней, хотя никогда не демонстрировал стремления жениться. Я часто думала, что мы совершили ошибку, заговорив об их браке, когда ему было двадцать два года, а ей всего лишь четырнадцать. Теперь она предстала его глазам как женщина, а ее трагическая судьба лишь добавляла ей привлекательности в глазах такого мужчины, как Филипп. Антипатия к мужу постепенно перерастала в ненависть, и она охотно принимала ухаживания красивого, элегантного и умного молодого человека, чуть было не ставшего ее супругом.

Мне казалось, что назревает опасная ситуация, но когда я поделилась своими опасениями с Робертом, он возразил мне, объяснив, что Филипп отнюдь не относится к числу мужчин, стремящихся к плотским утехам, а, скорее, склонен предаваться мечтам о романтической любви. Вне всякого сомнения, преданность Пенелопе найдет выход в поэзии, но вряд ли его стихи подтолкнут Пенелопу к супружеской измене. Это привело бы в бешенство лорда Рича, и Филипп это отлично знал. Он не любил насилия и общался с людьми вроде поэта Спенсера, к которому относился с большим уважением. Его также часто можно было видеть с актерами из труппы Лестера, которые до опалы Роберта часто давали спектакли для самой королевы.

То, что, утратив Пенелопу, Филипп воспылал к ней страстью, ни у кого не вызывало удивления. Он начал посвящать ей стихи, в которых называл себя Астрофелем, а ее Стеллой. Впрочем, все знали, кого он имеет в виду.

Существовал риск того, что ситуация выйдет из-под контроля, однако я видела, как много эти отношения значат для Пенелопы. Она опять расцвела, и жизнь перестала быть для нее нестерпимой. Она была очень похожа на меня. Какие бы горести нас с ней ни постигали, если это сопровождалось увлекательными событиями, волнение не позволяло нам упасть духом.

Таким образом, деля постель с мужем (а она рассказывала мне, что лорд Рич является весьма требовательным супругом), она предавалась романтическому увлечению Филиппом Сидни и становилась все красивее день ото дня. Невозможно было не гордиться дочерью, считавшейся одной из первых придворных красавиц. Каждое ее появление в обществе производило настоящий фурор.

Королева считала ее скорее супругой лорда Рича, чем дочерью Волчицы, и Пенелопа подробно описывала мне все, происходившее при дворе, включая то, какие усилия прилагает отчим для ее успешной карьеры.

Следует признать, что по мере того как шли месяцы, я становилась все раздражительнее. Мне было очень тяжело примириться с тем, что меня исключили из магического круга. Но до меня по-прежнему доходили слухи о припадках бешенства, случавшихся с королевой при любом упоминании моего имени. Поэтому я и не надеялась, что меня ожидает скорое возвращение ко двору. Даже Роберту приходилось проявлять крайнюю осторожность, следить за выражением желтых глаз Елизаветы, зачастую метавших в него искры негодования.

Герцог Анжуйский вернулся в Англию и возобновил свои ухаживания. Роберт был очень озабочен, потому что, прохаживаясь вместе с герцогом по галерее Гринвичского дворца, королева в присутствии французского посла говорила герцогу о том, что им следует пожениться.

– Даже мне стало не по себе, – рассказывал мне позднее Роберт. – Если бы речь шла не о Елизавете, можно было бы подумать, что она и в самом деле собралась выйти за этого француза. Она суетится вокруг него и осыпает ласками у всех на глазах. Похоже на то, что она околдована и не видит того, что все остальные. Этот коротышка стал еще уродливее. Да и можно ли ожидать, чтобы время сделало его красивее? Он еще больше, чем прежде, походит на мерзкого лягушонка, но, судя по ее реакции на него, он писаный красавец. Тошно видеть их вместе. Она возвышается над ним, как башня.

– Она хочет, чтобы все их сравнивали и видели, что, несмотря на ее возраст и его молодость, она намного красивее его.

– Это смехотворное зрелище. Похоже, что они исполняют роли в каком-то фарсе. «Деревенской свадьбе» далеко до комичного эффекта, который производят королева и ее французский поклонник, вместе появляясь на публике. Но там, на галерее, она его поцеловала, надела ему на палец кольцо и сообщила французскому послу, что выходит за герцога замуж!

– Значит, она и в самом деле вознамерилась это сделать.

– Ты ее не знаешь. Я напрямик спросил у нее, девственница ли она. Она рассмеялась и толкнула меня, следует отметить, достаточно игриво. Она ответила: «Я все еще девственница, несмотря на многочисленные попытки мужчин изменить это мое счастливое состояние». Она как-то странно пожала мою руку и добавила: «Мои Глаза могут быть спокойны». Я понял это так, что она не собирается выходить за него. Вероятнее всего, она теперь начнет выпутываться из положения, в которое сама себя загнала.

Разумеется, именно так она и поступила. Она доверительно поведала своим министрам, что все это она делала ради того, чтобы выиграть время и воспрепятствовать военному союзу Франции и Испании, и добавила, что надеется с их помощью избегнуть этого брака. Однако чтобы еще немного потянуть время, им следовало приступить к составлению брачного контракта.

Мне было крайне досадно, что я не могу наблюдать за ней лично. Я была лишена удовольствия лицезреть ее флирт с Лягушонком, слушать, как она заверяет его в том, что день их свадьбы станет самым счастливым днем ее жизни, зная, что в это время ее расчетливый коварный ум ищет самые эффективные пути отступления. Она хотела, чтобы все поверили в то, что герцог Анжуйский в нее безумно влюблен, что он ищет этого брака не ради выгод, которые он ему сулит, а ради стремления обладать прелестницей Елизаветой. Трудно было поверить, что, сосредоточившись на политической стороне отношений с герцогом, Елизавета может предаваться столь суетным мыслям. Однако те, кто в это не верил, плохо знали Елизавету.

Роберт был счастлив. Этот французский брак вызывал у него искреннее возмущение. В то же время он бы не вынес, если бы, отказав ему, королева вышла замуж за кого-нибудь другого. Меня всегда удивляло, как много личностного привносили в свои отношения двое самых важных людей в моей жизни. Столь же бесстрастно (во всяком случае, мне так казалось) я препарировала свои собственные поступки и, как правило, находила за каждым из них более одного мотива.

Роберт рассказал мне, что королева направила герцогу Анжуйскому послание, в котором жаловалась на то, что боится выходить замуж. Якобы она предвидит, что замужество повлечет за собой ее скорую смерть. В заключение королева выражала уверенность, что герцог Анжуйский не хочет ее смерти, а посему примет ее отказ с пониманием.

– Коротышка был потрясен, – рассказывал Роберт. – Наверное, до него наконец-то начало доходить, что его сватовство ожидает участь всех предыдущих. Получив сообщение, он разразился гневными причитаниями, а затем снял и отшвырнул прочь подаренное королевой кольцо. Затем он потребовал у королевы аудиенции, во время которой заявил, будто уверен, что она с самого начала намеревалась обмануть его, а замуж не собиралась вовсе. После этих его слов Елизавета напустила на себя озабоченный вид, глубоко вздохнула и ответила, что если бы подобные вопросы можно было решать сердцем, жизнь стала бы намного приятнее. На это он заявил, что, поскольку она лишила его всяческих надежд, лучше бы они оба умерли. Тут она обвинила его в том, мол, он ей угрожает, после чего глупый коротышка разрыдался. Он лепетал сквозь слезы, что не вынесет того, что теперь все узнают, что она его бросила.

– И что она ему на это ответила?

– Она протянула ему свой носовой платок, чтобы он вытер им глаза. Леттис, ты была права. Она не собирается за него замуж и никогда не собиралась. Но теперь у нас серьезная проблема с французами, ублажать которых – неблагодарное занятие.

Он тоже оказался прав. Послы короля Франции уже прибыли в Англию, чтобы поздравить пару и завершить последние приготовления к свадьбе. Когда всем стало ясно, как на самом деле обстоят дела, французский посол сделал заявление, повергшее Совет в состояние паники. Он объявил, что, поскольку Англия оскорбила и унизила герцога Анжуйского, французы теперь объединятся с Испанией, а эта перспектива показалась Англии малопривлекательной.

Роберт сообщил мне, что министры посовещались и сошлись на том, что дело зашло слишком далеко и отступать теперь поздно. Королева приняла их и поинтересовалась, уж не хотят ли они сообщить ей, что у нее нет другого выхода и ей теперь придется выходить замуж за герцога.

Она играла с огнем, и теперь требовалась крайняя осторожность, чтобы не обжечь себе пальцы. Она заявила, что из этой ситуации должен быть какой-нибудь другой выход, и она его обязательно найдет. Стороны принялись обсуждать возможные условия заключения брака, и французы изъявили готовность удовлетворить все ее требования. Придя в отчаяние, королева неожиданно для всех объявила, что существует один жизненно важный для нее пункт этого соглашения, а именно – Кале необходимо вернуть английской короне.

Она отлично знала, что подобное требование ничего, кроме возмущения, не вызовет. Кале являлся последним опорным пунктом англичан во Франции, утраченным во время правления ее сестры Марии. Французы ни за что не позволили бы англичанам вновь обосноваться на французской территории. Послы, должно быть, наконец поняли, что она просто водит их за нос, и ситуация накалилась до предела.

Она это знала лучше, чем кто бы то ни был, и именно она нашла решение. Основную угрозу представляла собой Испания. В настоящее время коротышка-герцог проходил одну из своих протестантских фаз, а столкновение с Испанией все равно было неизбежным. Королева твердо верила в то, что будет намного лучше, если это столкновение произойдет запределами ее королевства. В свою очередь Нидерланды засыпали ее просьбами о помощи, что позволило ей найти выход из этой щекотливой ситуации, убив одним выстрелом двух зайцев. Она решила вручить герцогу определенную сумму денег, с тем, чтобы он отправился в Нидерланды и оттуда осуществлял кампанию против Испании.

Это неизбежно должно было вызвать раздражение Генриха Французского и Филиппа Испанского, одновременно отвлекая внимание маленького герцога от матримониальных проблем.

По его собственным словам, герцог Анжуйский изнывал от любви к Елизавете, а посему позволил убедить себя отправиться в Нидерланды. Она с гордостью продемонстрировала ему свои доки в Чатеме. Лицезрение такого количества великолепных кораблей произвело на него большое впечатление, одновременно усилив желание стать ее мужем и их владельцем. Поскольку она продолжала обращаться с ним чрезвычайно ласково, он еще не утратил на это последних надежд.

Вернувшись домой, Роберт описал мне эти события. Он сказал, что его все это касается самым непосредственным образом, поскольку королева заявила герцогу, что в знак своего к нему расположения она отправляет его в Антверпен в сопровождении человека, чье присутствие при дворе всегда было для нее особенно важным.

– Тебя, Роберт! – воскликнула я.

Он кивнул.

Я ощутила его волнение и, наверное, именно в этот момент начала к нему охладевать. Он вернул себе благосклонность королевы, а мне было отлично известно, что его основным качеством является честолюбие. Только моя коронованная соперница могла дать ему то, чего он так страстно желал. Но я была не из тех женщин, которые легко смиряются со вторыми ролями.

Он был счастлив отправиться в Нидерланды, несмотря на то что это означало разлуку со мной. Это было почетное поручение, а то, что королева направляет его туда в качестве спутника герцога Анжуйского, доказывало, насколько она ему доверяет.

Они опять были вместе – мой супруг и его царственная госпожа. Возможно, его чувства стремились ко мне, но его голова велела ему следовать за ней, а его честолюбие всегда было сильнее всех остальных страстей.

Он не заметил моей сдержанности и взволнованно продолжал:

– Теперь ты понимаешь, что все это означало? Все это время ей удавалось сдерживать французов, а теперь она сделала герцога Анжуйского своим союзником.

Его глаза сияли. Она была великой женщиной, великой королевой. Более того, нежность, которую она демонстрировала к своему Лягушонку, оказалась коварным политическим ходом. На всем свете существовал только один мужчина, которого она любила настолько, что временами ради него забывала о целесообразности. Этим мужчиной был Роберт Дадли.

Она могла повелевать им как хотела. Она простила ему женитьбу и намеревалась в дальнейшем держать при себе. Брак был сущим пустяком. Онавсе равно не собиралась выходить за него. Но она собиралась отнимать у меня моего мужа, когда ей только вздумается. Она восстановила его в роли фаворита, одновременно отказав его жене в праве находиться при дворе. Такова была ее месть.

Я почувствовала, как во мне просыпается глухая ярость. Нет, им не удастся безнаказанно отбросить меня в сторону.

Разумеется, Роберт был нежен и страстен. Он заверял меня, что ему нелегко расстаться со мной, но мыслями он уже был в Нидерландах, вкушая плоды своего высокого положения.

Он покинул Англию в феврале. Королева сопровождала делегацию до Кентербери. Я не могла проводить мужа, поскольку мое присутствие было для нее невыносимо.

Мне рассказывали, что она нежно попрощалась с моим Робертом. Она была с ним одновременно ласкова и строга, поскольку опасалась, что он станет есть и пить больше, чем позволительно, и будет пренебрегать заботой о своем здоровье. Она заявила, что его беспечность является для нее источником постоянных тревог. Она немедленно отзовет его и обрушит на него весь свой гнев, если узнает об ухудшении состояния его здоровья, вызванном недостатком внимания к себе.

Не было никаких сомнений в том, что она по-прежнему в него влюблена. Хотя она и объявила во всеуслышание, что отдала бы миллион фунтов, лишь бы ее Лягушонок всегда плавал в Темзе, все ее мысли были заняты Робертом.