Текст книги "Соперница королевы"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

* * *

Было ясно, что мы оба угодили в немилость. Впрочем, несколько дней спустя королева смягчилась и позволила Роберту покинуть Майерфлор и вернуться в Уонстед, куда тут же приехала и я.

Леди Мэри Сидни заехала к нам по пути в Пенсхерст. Она не могла более оставаться при дворе, поскольку королева только и делала, что осыпала проклятиями ее брата Роберта. В особенности доставалось мне. Леди Мэри это чрезвычайно огорчало, и она испросила у Елизаветы позволения удалиться в свое загородное поместье, поскольку, судя по всему, семья Дадли утратила расположение королевы. Королева без возражений удовлетворила ее просьбу. Она заявила, что с ней непорядочно поступил именно тот член семейства, которого она более других осыпала своими милостями, поэтому будет лучше, если ей ничто не станет о нем напоминать. Она никогда не забудет того, что для нее сделала леди Мэри, но она готова позволить ей на некоторое время удалиться в Пенсхерст.

Мы часто беседовали с леди Мэри о будущем. Я была беременна и так мечтала о сыне, что готова была терпеливо переждать разразившуюся бурю. Я прекрасно осознавала, что заполучила в лице королевы пожизненного врага, который уже никогда не допустит меня ко двору. Даже если она и выйдет за герцога Анжуйского (а я была убеждена, что она этого никогда не сделает), она никогда не сможет забыть, что я отняла у нее ее единственную любовь. Я знала, она не простит мне того, что Роберт так в меня влюбился, что ради женитьбы на мне не побоялся поставить на карту свое будущее. Хотя она постоянно пыталась обманывать себя относительно всесильности своих женских чар, все же отлично понимала, что если бы Роберту предложили выбрать одну из нас, выбор бы оказался не в ее пользу. Она никогда не сможет об этом забыть, а значит, всегда будет меня ненавидеть.

Тем не менее именно я была замужем за Робертом, именно мне предстояло выносить его ребенка, а значит, я могла позволить себе смотреть на королеву свысока.

Леди Мэри считала, что это положит конец привилегированному положению семьи Дадли при дворе. Более того, она опасалась, что Елизавета теперь выйдет замуж за герцога Анжуйского хотя бы ради того, чтобы отомстить Роберту.

Я не разделяла ее опасений. Я очень хорошо знала Елизавету. Мне казалось, что благодаря нашему соперничеству я смогла узнать о ней много такого, что было скрыто от глаз остальных. Поверхностный наблюдатель видел в ней истеричную женщину, обуреваемую противоречивыми желаниями. Однако под этой обманчивой оболочкой скрывался несгибаемый, как сталь, дух. Вряд ли она вообще была способна на неразумные с политической точки зрения действия. Да, она выписала паспорт, который позволит герцогу Анжуйскому приехать в Англию. Но народ был против подобного союза с Францией. Единственным оправданием этого брака могло служить рождение наследника, что в ее возрасте было весьма сомнительным. Следовательно, выйдя замуж за этого юнца, она станет всеобщим посмешищем. Однако ее забавляли его ухаживания, ей нравилось предаваться иллюзии, что она все еще пользуется успехом среди мужчин. Кроме того, она была глубоко уязвлена тем, что Роберт женился на мне. Этих причин вполне доставало, чтобы продолжать разыгрывать французский фарс.

Глядя на подобное поведение, ее никак нельзя было назвать серьезной здравомыслящей женщиной. И все же за всем этим я чувствовала железную руку дальновидного политика. Эта женщина знала, как заставить умнейших мужей своего королевства склониться перед собой и поставить ей на службу все свои таланты и умения. Я знала, что запрет являться ко двору образует в моей жизни пустоту, но пока мы будем живы, между мной и королевой будет существовать незримая связь. Вполне возможно, что ненависть ее только укрепит. Наконец-то я смогла доказать ей собственную значимость. Я одержала величайшую из побед, поработив Лестера до такой степени, что он посмел пренебречь королевой ради женитьбы на мне. Это убедительно продемонстрировало расклад сил внутри нашего треугольника. И это не ускользнет от ее понимания. Я доказала, что отнюдь не являюсь незначительной пешкой в ее игре.

Мэри уехала в Пенсхерст, а вскоре после ее отъезда королева вызвала к себе Роберта. Ему надлежало незамедлительно предстать перед ней.

Он покинул Уонстед, исполненный дурных предчувствий, но вскоре вернулся, обуреваемый противоречивыми чувствами.

Она лупила его, называла предателем и неблагодарным изменником. Она перечислила все, что когда-либо для него сделала. Она в очередной раз напомнила ему, что это она его возвысила, а значит, в ее силах его низвергнуть.

В ответ он возражал, что на протяжении многих лет она неоднократно давала ему понять, что не имеет ни малейшего намерения выходить за него замуж, а он считает, что имеет право на семейную жизнь и продолжение рода. Он сообщил ей о готовности поставить свою жизнь на службу королеве и стране, однако радости семейной жизни никак не могут повлиять на эту готовность.

Она мрачно выслушала его оправдания и посоветовала ему отныне быть начеку.

– Вот что я тебе скажу, Роберт Дадли, – заявила она, – ты женился на волчице, и однажды ты это поймешь, но будет уже поздно.

Вот так я стала Волчицей. Елизавета любила наделять окружающих прозвищами. Роберт всегда был ее Глазами, Берли – ее Духом, а Хэттон – ее Барашком. Я понимала, что быть мне теперь Волчицей до скончания века, что до самой смерти она будет воспринимать меня как кровожадное животное, рыщущее в поисках жертв для удовлетворения своей похоти.

– Похоже, она твердо решила выйти за герцога Анжуйского, – произнес Роберт.

– Готова поклясться чем угодно, что она этого не сделает.

– В ее нынешнем состоянии она способна на все. Она кричала на меня так, что ее проклятия разносились по всему дворцу.

– И тем не менее, – покачала головой я, – очень сомневаюсь, что она станет женой француза.

Принц-Лягушонок

Как ожесточатся сердца Ваших подданных, если Вы возьмете себе в мужья француза, паписта, о котором всем без исключения известно, что он сын современной Иезавели, и что его брат превратил брак собственной сестры в жертвоприношение, дабы облегчить истребление наших духовных братьев. Став Вашим мужем, но оставаясь папистом по сути, он не захочет, да и не сможет прикрыть Вас от грозящих опасностей. Если же Вы сделаете его королем, его защита будет подобна щиту Аякса, обременявшего, но не защищавшего тех, кто пытался им прикрыться.

Филипп Сидни

…Англию грозит поглотить очередной французский брак, если только Господь не отведет сие проклятие, позволив Ее Величеству увидеть греховность этого шага и неминуемость воздаяния.

Джон Стаббс

В моей семье разразился очередной кризис. Брак между Пенелопой и Филиппом Сидни всегда был делом как бы само собой разумеющимся. Об их бракосочетании мечтал Уолтер. Он даже упомянул об этом на своем смертном одре в Дублине.

Филипп Сидни был необычным человеком. Он производил впечатление существа совершенно иного плана бытия, отнюдь не стремящегося к вступлению в брак. Возможно, по этой причине время шло, а помолвка оставалась помолвкой.

Мне нанес визит Фрэнсис Гастингс, граф Хантингдон, назначенный опекуном моих дочерей. Хантингдон был весьма влиятельной персоной, в основном благодаря тому, что его матушка происходила из рода герцога Кларенса, брата Эдуарда Четвертого. Это делало Гастингса особой королевской крови и позволяло даже претендовать на престол. По его утверждению, в очереди на престолонаследие он стоял перед шотландской королевой и Катериной Грей.

Он обладал изрядным влиянием при дворе, а также был убежденным протестантом. Поскольку Елизавета не спешила обеспечивать страну наследниками, вероятность того, что в один прекрасный день именно Гастингсу достанется корона Англии, была достаточно высока.

Его жена, Катерина, была сестрой Роберта. Они поженились в тот период, когда отец Роберта спешил породниться с самыми влиятельными родами страны.

Теперь он нанес мне визит, чтобы сообщить, что, по его мнению, пришла пора подыскать мужей моим дочерям. У него даже было конкретное предложение для Пенелопы. Я напомнила ему, что она помолвлена с Филиппом Сидни, но в ответ он лишь покачал головой.

– Лестер впал в немилость и рискует никогда из нее не выйти. Союз с еще одним членом этой семьи – далеко не лучший вариант для Пенелопы. Роберт Рич влюбился в нее и хочет на ней жениться.

– Если я не ошибаюсь, у него недавно умер отец?

– Да, и Роберт унаследовал титул и весьма значительное состояние. Его имя очень ему подходит [12]12
  В переводе с английского «рич» (rich) означает «богатый».


[Закрыть].

– Я узнаю, что об этом думает сама Пенелопа.

На лице Хантингдона отразилась досада.

– Моя дорогая леди, – нетерпеливо произнес он, – это блестящая партия. Ваша дочь должна обеими руками ухватиться за это предложение.

– Я сомневаюсь, что она это сделает.

– Сделает, потому что у нее нет выбора. Будем говорить начистоту. То, что она ваша дочь, не придает ей веса в глазах королевы. Мы не знаем, смилостивится ли она над Лестером, но она поклялась никогда больше не встречаться с вами. В этих условиях вашим дочерям было бы лучше заручиться поддержкой мужей, обладающих достаточным весом при дворе.

Я нашла его рассуждения здравыми и пообещала обсудить этот вопрос с Пенелопой.

Лорд Хантингдон нетерпеливо пожал плечами, давая понять, что считает подобные переговоры с потенциальной невестой совершенно излишними. Он предложил Пенелопе отличную партию. На лучшую ей рассчитывать не приходится, учитывая опальное положение ее матери. Этот брак должен быть заключен как можно скорее.

Но я знала Пенелопу. У нее был сильный характер, и я не сомневалась, что ее мнение не совпадет с мнением ее опекуна.

Когда я рассказала ей о визите лорда Хантингдона и его цели, она возмутилась.

– Лорд Рич! – воскликнула она. – Я его знаю, и я не желаю выходить за него замуж, что бы там ни говорил лорд Хантингдон. Ты же знаешь, что я помолвлена с Филиппом.

– Тебе уже пора замуж, а Филипп, похоже, никуда не торопится. Хантингдон указал на то, что мое опальное положение может отрицательно сказаться на тебе, а значит, тебе следует рассмотреть это предложение. Другое может не поступить.

– Я его рассмотрела, – решительно заявила Пенелопа. – Я не хочу выходить замуж за Роберта Рича.

Я не стала продолжать этот спор, поскольку знала, что это способно только усилить сопротивление Пенелопы. Быть может, когда она привыкнет к мысли об этом замужестве, оно покажется ей не таким уж и отвратительным.

* * *

Когда ко двору явился герцог Анжуйский, вся страна пришла в неописуемое оживление. То, как он прибыл, неоднозначно указывало на стремление завоевать сердце королевы. Он приехал тайно, в сопровождении всего двух слуг, прямиком направился в Гринвич и испросил позволения припасть к ногам королевы.

Это привело ее в неописуемый восторг, она так увлеклась французским принцем (если, конечно, допустить, что это и впрямь было увлечение), что окружающие отказывались верить собственным глазам. На свете существовало очень мало мужчин более отталкивающей наружности, чем этот претендент на руку королевы. Он был очень мал ростом, почти карлик. Кроме того, в детстве он тяжело переболел оспой, обезобразившей и обесцветившей его кожу. Та же болезнь увеличила и расщепила кончик его носа, что смотрелось чрезвычайно странно. Несмотря на это, будучи принцем, он мог позволить себе распутство и невоздержанность и предавался этим порокам весьма охотно. Он отказывался учиться, поэтому его образование было довольно скудным. Он не придерживался никаких принципов и не исповедовал никакой религии. В зависимости от ситуации он был готов в любой момент стать как католиком, так и протестантом. Чем он все же был наделен, так это приятными манерами и умением убедить женщину в силе своей страсти, что не могло не льстить королеве. Усевшись в низкое кресло, он более всего на свете напоминал лягушку, что не преминула подметить королева. Учитывая ее любовь к прозвищам, не было ничего удивительного в том, что вскоре он стал ее Лягушонком.

Невозможность находиться при дворе вызывала у меня крайнюю досаду. Мне так хотелось быть свидетельницей этого фарса, наблюдать за маленьким, вызывающе уродливым и совсем юным французским принцем в роли пылкого любовника и немолодой, но благородной королевой, тающей от его страстных взглядов и речей. Это было бы чрезвычайно комично, если бы не возможные последствия такого альянса. Не было ни одного искренне преданного королеве и стране человека, не обеспокоенного нынешней ситуацией. Мне казалось, что даже непримиримые враги Роберта уже успели пожалеть о том, что она не взяла его себе в мужья и не обеспечила страну наследником.

Несмотря на немилость королевы, Роберт был обязан находиться при дворе. Иногда я задавалась вопросом, не преследует ли эта тошнотворная комедия одну-единственную цель – вызвать гнев графа Лестера. Королева даже велела изготовить украшение в виде лягушки (из великолепных бриллиантов между прочим) и всюду носила его с собой.

На протяжении нескольких дней французский герцог не отходил от нее ни на минуту. Они вместе гуляли в саду, смеялись, болтали, держались за руки и даже обнимались, не обращая внимания на присутствующих. Когда принц вернулся во Францию, никто уже не сомневался, что этот брак состоится.

В начале октября она созвала свой Совет для обсуждения своего предстоящего замужества. Поскольку Роберт все еще был членом этого Совета, он также присутствовал на обсуждении, а я получила возможность узнать обо всем из первых рук.

– Поскольку самой королевы там не было, – рассказывал мне Роберт, – я получил возможность говорить открыто, обсуждая ее замужество лишь как политическое предприятие. Она завела отношения с французским принцем так далеко, что отступление кажется невозможным. Отсюда вытекает неизбежность заключения брака. Нам всем отлично известен возраст королевы, почти не оставляющий надежд на рождение наследника. Даже если бы она и решилась на этот шаг, он поставил бы под угрозу ее жизнь. По возрасту королева годится юному герцогу в матери. На это указал сэр Ральф Садлер, и, разумеется, все остальные члены Совета не могли с этим не согласиться. Однако зная ее нрав, мы решили предложить ей отказаться от этого замужества, одновременно попросив ее уведомить нас о собственной точке зрения, которую мы обязательно постараемся учесть.

– Готова поклясться, что ей это не понравилось, – перебила я супруга. – Она рассчитывала, что вы станете умолять ее выйти замуж и подарить стране наследника, сделав вид, что вы разделяете ее убеждение в том, что она все еще молодая женщина.

– Ты права. Когда мы все это ей изложили, я думал, она испепелит взглядом нашу делегацию и особенно меня. Она заявила, что кое-кто вовсе не прочь жениться сам, но претендует на право отказывать в семейных радостях другим. Она также сказала, что поскольку мы на протяжении многих лет убеждали ее выйти замуж и родить наследника, теперь она ожидала от нас петицию с просьбой вступить наконец-то в брак. Но оказалось, что она напрасно поручила нам рассмотрение этого вопроса, поскольку мы чересчур толстокожие для таких щепетильных дел. Однако мы посеяли в ее душе сомнение, и она вынуждена распустить собрание, поскольку ей необходимо остаться одной и подумать.

Весь день она пребывала в скверном состоянии духа, срывая злость на всех подряд. Вне всяких сомнений, главный удар приняли на себя те, в чьи обязанности входило находиться непосредственно при ее королевской персоне.

Берли опять созвал Совет и предложил дать согласие на брак, поскольку, раз уж королева решила выйти замуж, она все равно это сделает, независимо от их решения.

Но даже после этого я все равно не верила, что она выйдет за герцога. Народ был против француза, а она всегда считалась с мнением народа.

Роберт говорил, что он впервые видит ее в подобном настроении. Ему казалось, Лягушонок наложил на нее заклятие. Должно быть, он чародей, потому что более уродливого человека Роберт еще не встречал. Если она примет его предложение, она станет всеобщим посмешищем. Англичане и без того ненавидят французов. Разве не французы поддержали Марию Шотландскую и внушили ей, что она имеет право претендовать на английский трон? Замужество Елизаветы будет только на руку французам, а в Англии может спровоцировать мятеж. Конечно, герцог Анжуйский – протестант… пока. Все знают, что он непостоянен, как английская погода. Сегодня светит солнце, а на следующий день уже идет дождь. Только в его случае это будет смена протестантизма на католицизм. В любом случае он будет вести себя, как флюгер.

Мы отправились в Пенсхерст, чтобы обсудить с семейством Сидни возможные варианты развития событий.

Нас там ожидал радушный прием. Меня всегда удивляла преданность членов рода Дадли друг другу. Опального Роберта встречали с еще большей теплотой, чем когда он был на пике своей популярности.

Я вспомнила, что Мэри покинула двор, потому что больше не могла выслушивать оскорбления в адрес брата. По этой же причине в Пенсхерст явился и Филипп. Он был одним из любимцев королевы. Она назначила его своим виночерпием. Но с готовностью отпустила его, заявив, что всякий раз, когда она напоминает ему о своем возмущении поведением его дяди, он напускает на себя такой угрюмый вид, что ей хочется съездить ему по уху.

Филиппа скорее можно было назвать красивым, чем привлекательным. Королеве нравились как его внешность, так и его образованность, а также его честность и порядочность. Но волновали ее воображение мужчины совсем другого типа.

Филипп был глубоко озабочен предстоящим браком, поскольку считал, что он принесет стране несчастье. Юноша был одарен литературно, и поэтому у нас родилась идея изложить все возражения против подобного альянса в письме. Написать его, разумеется, предстояло Филиппу.

Все дни в Пенсхерсте были проведены в обсуждении возможных катастрофических последствий брака королевы. Мы с Робертом и Филиппом гуляли в парке и беседовали. Хотя я продолжала настаивать на том, что Елизавета никогда не выйдет замуж, мужчины колебались. Считалось, что Роберт знает ее лучше любого из нас, а он и в самом деле был ее близким другом, но я чувствовала, что понимаю в королеве женщину.

Филипп заперся в кабинете и наконец представил на наш суд письмо. Мы все его прочли, обсудили и решили несколько смягчить его тон. Окончательный вариант гласил:

Как ожесточатся сердца Ваших подданных, если Вы возьмете себе в мужья француза, паписта, о котором всем без исключения известно, что он сын современной Иезавели и что его брат превратил брак собственной сестры в жертвоприношение, дабы облегчить истребление наших духовных братьев…

Он ссылался на Екатерину де Медичи, которую во Франции так ненавидели, что прозвали королевой Иезавелью, а также на Варфоломеевскую резню, состоявшуюся, когда Париж наводнили гугеноты, прибывшие на свадьбу сестры герцога Анжуйского Маргариты с гугенотским королем Генрихом Наваррским.

Став Вашим мужем, но оставаясь папистом по сути, он не захочет, да и не сможет прикрыть Вас от грозящих опасностей. Если же Вы сделаете его королем, его защита будет подобна щиту Аякса, обременявшего, но не защищавшего тех, кто пытался им прикрыться…

Письмо было отправлено по адресу и мы, затаив дыхание, ждали в Пенсхерсте реакции на него.

Однако произошло событие, отодвинувшее на второй план письмо Филиппа.

Всеобщее внимание привлекла персона Джона Стаббса.

Стаббс был пуританином, окончившим Кембридж и подвизавшимся на литературном поприще. Ненависть к католицизму поставила его под удар.

Он так восстал против французского брака Елизаветы, что написал памфлет, в котором были следующие слова: «Англию грозит поглотить зияющая бездна очередного французского брака, если только Господь не отведет сие проклятие, позволив Ее Величеству увидеть греховность этого шага и неминуемость воздаяния».

В этом памфлете не было ничего, бросающего тень на королеву. Более того, Стаббс заявлял, что является ее верным и смиренным слугой. Но прочитав памфлет, я немедленно представила себе, в какую ярость он ее приведет, хотя вовсе не по политическим или религиозным причинам. Дело в том, что Джон Стаббс указал, что возраст королевы не позволит ей иметь детей.

Как я и предполагала, королева пришла в бешенство и распорядилась изъять памфлет из обращения. Всех причастных к его изданию – автора, издателя и печатника – судили в Вестминстере. Все трое были приговорены к отсечению правой кисти. Впрочем, печатника позднее помиловали, и приговор был приведен в исполнение в отношении лишь двух осужденных. Однако Стаббс и тут отличился, обратившись к толпе зевак с речью. Он заявил, что отсечение руки ни в коей мере не может повлиять на его преданность королеве. Затем обоим осужденным были отсечены правые кисти. Это было сделано приставленным к кисти мясницким ножом, по которому был нанесен удар деревянным молотком. Правая кисть Стаббса отлетела в сторону, а он поднял вверх левую и, прежде чем потерять сознание, успел крикнуть: «Боже, храни королеву!»

Когда об этом рассказали королеве, она была потрясена. В то время я вместе со всеми иногда удивлялась ее недальновидности. Оглядываясь назад, я вижу в ее действиях хитроумный замысел.

Волыня с герцогом Анжуйским (а она делала это на протяжении почти двух лет), Елизавета фактически играла в политическую игру с Филиппом Испанским, которого не на шутку боялась. Как потом выяснилось, не напрасно. Больше всего на свете она опасалась заключения союза между двумя ее недругами. Но как могла Франция объединиться с Испанией против Англии, когда одному из ее принцев предстояло стать супругом английской королевы?

Это был умный политический ход, но окружавшие королеву мужчины смогли оценить его лишь много позже. Впрочем, ретроспективная оценка все расставляет по местам.

Более того, флиртуя со своим Лягушонком и настраивая против себя собственный народ, Елизавета сеяла раздор между королем Франции и его братом. Как выяснилось позже, она уже тогда планировала направить принца, который все еще был протестантом, в Голландию и заставить вместо себя сражаться с Испанией.

Но все это станет известно позже. А тем временем она кокетничала и флиртовала с маленьким принцем, и ни он сам, ни придворные и министры королевы не догадывались об ее истинных мотивах.

* * *

День, когда родился наш сын, стал счастливым для нас с Робертом. Мы назвали малыша Робертом и пророчили ему великое будущее.

На какое-то время я успокоилась, находя радость и утешение в уходе за младенцем. Меня необычайно обрадовало известие о том, что Дуглас Шеффилд вышла замуж за сэра Эдуарда Стаффорда, королевского посла в Париже. Именно Эдуард Стаффорд осуществлял переговоры относительно возможного брака между Елизаветой и герцогом Анжуйским, заслужив своей деликатностью и находчивостью одобрение королевы.

Он уже давно был влюблен в Дуглас, но не мог жениться на ней, поскольку она настаивала на том, что уже состоит в браке с графом Лестером. Но теперь, когда мойбрак с Робертом стал достоянием широкой общественности, Дуглас, как ни в чем не бывало, вышла замуж за Эдуарда Стаффорда, тем самым молчаливо подтвердив тот факт, что брачные узы никогда не связывали ее с Робертом Дадли.

Мне было отрадно узнать об этом и, укачивая своего малыша, я твердила себе, что отныне все будет хорошо, и со временем я даже смогу вернуть себе расположение королевы.

Я спрашивала себя, что почувствовала королева, узнав, что у нас с Робертом родился сын, поскольку я не сомневалась в том, что о сыне она всегда мечтала еще больше, чем о муже.

От своих друзей при дворе я знала, что она приняла эту новость молча. Однако за молчанием последовала вспышка дурного настроения, так что нетрудно было догадаться, какое впечатление произвела на нее эта весть. Тем не менее я была шокирована, узнав, что Елизавета задумала на этот раз.

Дурную весть вновь принес наш злой гений Сассекс.

– Боюсь, что у вас опять проблемы, – не без некоторого злорадства сообщил он Роберту. – Королева наводит справки о Дуглас Шеффилд. До ее слуха дошло, что у Дуглас имеется сын по имени Роберт Дадли, которого она считает законнорожденным сыном графа Лестера.

– Если это и в самом деле так, – возмутилась я, – как она может считаться женой сэра Эдуарда Стаффорда?

Королева находит эту ситуацию загадочной и намерена в ней разобраться. Она заявила, что Дуглас происходит из знатного рода, и считает недопустимыми слухи о том, что, выйдя замуж за королевского посла, она совершила грех двоемужия.

– Я никогда не заключал брак с Дуглас Шеффилд, – твердо заявил Роберт.

– Королева допускает, что это не так, и намерена докопаться до правды.

– Пусть копает сколько угодно, все равно она ничего не найдет.

«Что, если он блефует?» – спрашивала я себя. Я уже ни в чем не была уверена. Однозначно было лишь то, что его это сообщение потрясло.

– Как считает Ее Величество, таковой брак все же имел место, что делает ваш нынешний брак недействительным. Она говорит, что если вы все же женились на Дуглас Шеффилд, вам придется жить с ней как с женой или сгнить в Тауэре.

Я понимала, что это означает. Она была намерена любой ценой вырвать у меня мою победу. Она жаждала объявить мой брак недействительным, а моего сына ублюдком.

Это было поистине тревожное для меня время. Даже сейчас, вспоминая его, я вся дрожу от ярости. Роберт заверил меня, что она не сможет доказать факт заключения брака, поскольку такового факта не существует, но я не могла вполне положиться на его слово. Я отлично знала своего мужа, и мне было известно, что его главной чертой является честолюбие. Но когда в нем просыпалось желание к женщине, это желание становилось способно на какое-то время заслонить честолюбие. Дуглас относилась к женщинам, дорожащим своей честью, хотя она и согласилась стать его любовницей. И я допускала, что именно благодаря ребенку ей удалось убедить его жениться на ней.

Но теперь у нас тоже был сын, наш собственный маленький Роберт, и я говорила себе, что его отец, славящийся умением сметать со своего пути любые препятствия, несомненно, сумеет уничтожить все свидетельства заключения брака, разумеется, если таковые существуют. Моего сына не заклеймят как ублюдка. Это удовольствие я Елизавете не доставлю. Я докажу, что она ошибается, ее злоба заведет ее в тупик, а Волчица отпразднует очередную победу.

Сассекс сообщил нам, что королева именно ему поручила расследование этого вопроса. Она твердо решила выяснить, имел ли место брак Роберта и Дуглас. В лице сэра Эдуарда Стаффорда мы имели сильного союзника. Он по-настоящему любил Дуглас и, так же, как и мы, был заинтересован в том, чтобы доказать, что подобный брак никогда не заключался.

Тем временем Дуглас, похоже, стремилась защитить то, что она считала «своей честью», ну и, конечно, она боролась за права сына. И это говорило в нашу пользу. Будучи семейным человеком, Лестер хотел иметь законнорожденного сына и вряд ли отрекся бы от такого смышленого и одаренного ребенка как сын Дуглас.

Затаив дыхание, мы ждали результатов расследования. Сассекс лично допрашивал Дуглас, что не могло не тревожить нас, поскольку мы осознавали всю степень антипатии, испытываемой Сассексом к Роберту. Мы не сомневались, что он был бы чрезвычайно рад, если бы смог нас унизить.

Во время перекрестного допроса Дуглас настаивала на том, что они с Лестером приняли участие в церемонии, во время которой дали друг другу обещание в верности. Она считала, что это обещание обязало их считать друг друга супругами. В таком случае, указал ей Сассекс, у нее должен иметься подтверждающий ее слова документ, своего рода соглашение. Нет, ответила глупенькая маленькая Дуглас, у нее ничего нет. Она всецело полагалась на графа Лестера и во всем ему доверяла. Она принялась истерически рыдать и умолять оставить ее в покое. Она счастлива в браке с сэром Эдуардом Стаффордом, а у графа Лестера и леди Эссекс подрастает чудесный малыш.

После этого Сассекс был вынужден признать, что приведенные аргументы, связывающие леди Шеффилд и графа Лестера, не являются свидетельством законного брака, а следовательно, Лестер был волен жениться на леди Эссекс.

Когда мне об этом сообщили, меня охватила безумная радость. Я так боялась за своего сына. Теперь же не осталось ни малейших сомнений в том, что малыш в колыбели – законный сын и наследник графа Лестера.

Радуясь своей удаче, я злорадствовала, представляя себе разочарование королевы. Мне рассказывали, что, узнав о результатах расследования, она пришла в бешенство, назвала Дуглас дурой, Лестера мошенником, а меня Волчицей, рыскающей по свету в поисках жертв мужского пола.

– Мой лорд Лестер горько пожалеет о том дне, когда он связался с Летицией Ноллис, – заявила Елизавета. – Это еще далеко не конец. Со временем он стряхнет с себя дурман и почувствует боль от клыков Волчицы.

Возможно, я должна была трепетать, осознавая всю степень ненависти, которую испытывала ко мне наша владычица, но меня ее отношение только раззадоривало, особенно теперь, когда я в очередной раз взяла над ней верх. Представляя себе ее ярость, я гордилась тем, что являюсь ее причиной. Моему браку ничто не угрожало. Будущее моего сына было вне опасности. И как бы ни старалась всесильная английская королева, отнять у меня все это она уже не могла.

Я опять вышла из поединка победительницей.

* * *

Поскольку необходимость таиться и скрываться отпала, это позволило мне открыто заниматься делами Роберта, и я направила свои усилия на великолепные резиденции моего супруга, решив сделать их еще великолепнее. Им предстояло затмить своим блеском и величием крепости и замки самой королевы.

Я полностью сменила убранство своей спальни в Лестер-хаусе, заменив прежнее ложе кроватью орехового дерева, полог которой заставлял изумленно ахать всех, кто его видел. Я твердо решила, что моя спальня должна превзойти комнату, отведенную для королевы. Я понимала, что, когда она приедет, мне придется исчезнуть. В противном случае она вообще откажется останавливаться в нашем доме. Но если она все же заночует здесь, любопытство непременно приведет ее в мою спальню, поэтому я не жалела средств на эту комнату. Полог кровати, сшитый из красного бархата, украшали золотая и серебряная тесьма и кружева, все предметы мебели в комнате были обтянуты бархатными, золотыми и серебряными тканями, а мой ночной горшок больше походил на трон. Я знала, что при виде этого великолепия она будет взбешена. И ей, несомненно, об этом донесут. Найдется много недоброжелателей, готовых подбросить дров в топку ее ненависти ко мне. Все наше постельное белье было только самого высшего качества, и его украшал герб Лестеров. Полы устилали пушистые ковры. Коврами же были увешаны стены. Какое это было счастье – распрощаться с тростником, который за непродолжительное время начинал источать весьма неприятные запахи, да к тому же кишел вшами.