Текст книги "Возлюбленная из Ричмонд-Хилл"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Принц написал ему, что, если будет нужно, он откажется от короны. А стало быть, наследником престола станет Фредерик. Согласен ли брат на подобную жертву?
Фредерик ответил, что ради брата он способен пожертвовать всем, чем угодно.
Милый, дорогой братец! Как жестоко, что их разлучили! Принц предупредил Фредерика, что когда-нибудь ему тоже, может быть, захочется жениться на девушке, которая не будет считаться достойной титула будущей королевы Англии.
Фредерик ответил вполне в своем духе. В таком случае остаются еще Уильям, Эдуард, Эрнест, Август или Адольф, они смогут занять опустевшее место наследника престола. Все-таки их родители сделали одно доброе дело: произвели на свет кучу детей, и тем, кому королевская корона будет непосильной ношей, всегда найдется замена.
Братья всегда находили повод для веселья. Принц слегка воспрял духом, а народ на улицах распевал еще чаще обычного песенку, в которой отразились его симпатия и интерес к страстному, влюбчивому, но никогда не грешащему занудством принцу Уэльскому:
«Я от короны откажусь,
Лишь бы назвать тебя моею,
Любимая из Ричмонд-Хилл».
* * *
Мария прислала принцу письмо. Он должен забыть ее! Бессмысленно вести безрассудные разговоры о женитьбе и об отказе от королевской короны. Ей это очень лестно, но, если принц ослушается отца и будет настолько неблагоразумен, что проследует за ней за границу, он все равно ничего не добьется: замуж она за него не выйдет. Поэтому Мария умоляла принца забыть ее.
Она навсегда сохранит в сердце воспоминание о его любви и будет благодарна ему за это; память о его верности и преданности будет поддерживать ее в изгнании; однако он и думать не должен о том, чтобы покинуть Англию. Он совершит роковую ошибку, в которой он будет раскаиваться всю оставшуюся жизнь, и она себе никогда бы не простила, если бы позволила ему совершить столь неверный шаг.
Мария призналась, что часто думает о принце; она любит его, что греха таить! Однако если бы он отправился за границу, она ни за что не согласилась бы соединить с ним свою судьбу и, напротив, позаботилась бы о том, чтобы он не смог ее разыскать. Она утверждает это совершенно серьезно и умоляет его успокоиться, немного подождать и посмотреть: вдруг через несколько месяцев его чувства изменятся?
Принц перечитывал письмо вновь и вновь. Ему чудился в нем проблеск надежды, и наконец до него начало постепенно доходить, что он не может уехать из Англии, ибо его отъезд не принесет ему ничего хорошего.
* * *
К королю явился блистательный юный политик, который, казалось, никогда не был молод, а так и уродился стариком. Это был Уильям Питт-младший, и главным доказательством его верности королю служила вражда с Чарлзом Джеймсом Фоксом.
Премьер-министр явился, дабы поговорить с королем о принце Уэльском – эта тема была одинаково неприятна для них обоих.
– Его Высочество, – сказал мистер Питт, – наделал много долгов, которые, как Ваше Величество, наверное, понимает, неплохо было бы погасить.
Король принялся сетовать на безрассудство молодости. Не то чтобы мистер Питт был слишком стар, но, обладая совершенно иным складом характера, нежели принц Уэльский, он прекрасно понимал короля. В жизни молодого человека, ставшего в двадцать четыре года премьер-министром Англии, оставалось очень мало места для юных безумств, и так называемые наслаждения, которым предавался принц, казались мистеру Питту детскими забавами. Разве ухаживания за женщиной могли сравниться с его собственной погоней за Большой Печатью? Питт правил страной и намеревался и дальше оставаться у кормила власти. Принца он не опасался, а вот Фокса побаивался. У этого человека хватит мозгов, чтобы подсидеть его, за Фоксом нужен глаз да глаз! А принц вполне определенно давал понять, что Фокс – его друг. V поддерживал проводимую Фоксом политику.
– Да, – согласился король, – я понимаю, что эти долги нужно погасить. Но принц живет не по средствам, и некоторые члены парламента высказывают мнение, что доход, который он получает, неприлично мал для принца Уэльского.
– Определеннее всех высказывает в парламенте подобные настроения мистер Чарлз Джеймс Фокс, – мрачно пробурчал Питт. – А Вашему Величеству не приходило в голову, что если мы дадим принцу Уэльскому денег, дабы он сам погасил свои долги, то львиная доля выделенной суммы будет использована в интересах вигов?
Король вздрогнул. Брови его сейчас топорщились и казались белее обычного, поскольку лицо побагровело от гнева. Выпучив глаза, он завопил:
– А? Что?
И повторил это целых три раза. Мистер Питт хладнокровно наблюдал за ним. Подчас король говорил нечто невразумительное, и мистера Питта это очень беспокоило. Вдруг король станет недееспособен и придется назначать регента? Принц набирал силу, а за его спиной маячила фигура Фокса, этой хитрой лисы…
Нет, король должен оставаться на троне. В конце концов он же еще не стар! Ему не больше сорока семи. Хотя за последние годы он сильно сдал.
– Я полагаю, что долги принца могут быть оплачены при одном условии, – продолжал Питт.
– При условии? При каком условии?
– Он должен порвать с вигами и с мистером Чарлзом Джеймсом Фоксом.
Лицо короля медленно озарилось улыбкой. Что может быть желаннее этого разрыва? Да, это хорошая идея. Похоже, юный мистер Питт нашел правильное решение!
* * *
В переговорах с принцем король решил прибегнуть к помощи сэра Джеймса Харриса и, призвав его к себе, рассказал ему о беседе с премьер-министром.
– Так что, пожалуйста, мой дорогой Харрис, отправляйтесь к принцу и ознакомьте его с условиями, которые он обязан выполнить, если хочет, чтобы мы погасили его долги.
Но едва Харрис переступил порог, как принц выпалил, не давая посланнику сказать ни слова:
– Если вы пришли, чтобы отговорить меня от путешествия, позвольте мне опередить вас и сообщить, что я уже выбросил эту идею из головы. Мои друзья так же, как и вы, были против, и я решил прислушаться к их мнению.
Харрис выразил свое удовлетворение и добавил, что вообще-то пришел поговорить о долгах принца. Тот пришел в ужас.
– Бросить моих друзей? Но как я могу? Предать мои убеждения из-за денег?!
– Ваше Высочество, это поможет вам примириться с отцом. Больше всего Его Величество расстраивают ваши связи с вигами и мистером Фоксом; и я верю, что ваш разрыв с ними послужил бы основой укрепления семейных уз.
– Нет-нет, мой дорогой Харрис! Даже если бы я на это пошел, примирение невозможно. Король меня ненавидит. Я могу показать вам нашу переписку: мы ведем ее уже шесть месяцев с тех пор, как я впервые попросил его разрешения на поездку в Голландию. Вы сами увидите, что я старался вести себя дружелюбно, но он упорно отвергал мои изъявления дружбы!
– Сэр, вы действительно считаете, что мне следует ознакомиться с этими письмами?
– Да, чтобы вы увидели, как король со мной обращается. Пусть люди знают, что мне приходится терпеть.
– Право же, сэр, мне было бы очень жаль, если бы ваша вражда с королем стала достоянием гласности.
– Прочтите эти письма! – велел принц, и, подчинившись его приказу, Харрис был вынужден признать, что король проявляет непримиримость по отношению к своему сыну.
– Если бы вы только женились! – со вздохом произнес Харрис. – Тогда бы, я думаю, ваши отношения с королем наладились.
– Я никогда не женюсь… по воле отца. Я так решил! Больше того, я уже уладил этот вопрос с моим братом Фредериком.
– Но позвольте мне заметить, сэр, что вы обязаны жениться. Это ваш долг перед страной, перед королем и перед самим собой.
– Королю я ничего не должен. Фредерик женится, и корона перейдет к его детям. Меня это нисколько не удручает.
– Сэр, пока у вас нет жены и детей, народ не испытывает к вам глубоких чувств, даже несмотря на то, что вы принц Уэльский. Но если вы взойдете на престол холостым, а Его Королевское Высочество герцог Йоркский женится и у него родятся сыновья, вы окажетесь в гораздо более затруднительном положении, чем сейчас.
Разгневанный принц отвернулся, однако поспешил уверить Харриса, что он тут ни при чем.
Сэр Джеймс Харрис видел, что пытаться переубедить принца Уэльского бесполезно.
«Что ж, – подумал Харрис, – со временем это пройдет. Любовь должна пройти, ведь Мария за границей, а принц здесь… и она, похоже, твердо намерена избегать его.
А принц Уэльский, уединившись в своих покоях, вновь принялся писать Марии, клясться в верности до гроба и повторять слова баллады. Он откажется от короны, лишь бы назвать Марию своей! Это правда! Ему никто не нужен, кроме Марии.
МАРИЯ В ДОБРОВОЛЬНОМ ИЗГНАНИИ
Уехав из Англии, Мария сперва провела около недели в О-ла-Шапелль, где она принимала целебные воды и вела спокойную жизнь, предаваясь размышлениям о событиях, повлекших за собой ее отъезд.
Мария была несчастна, гораздо несчастнее, чем могла себе предположить. В обычных обстоятельствах она бы наслаждалась недолгим пребыванием на курорте – увы, недолгим! Но в этом-то и состояло основное отличие ее теперешнего приезда от всех остальных. Это было не путешествие на курорт, а изгнание.
Мария много думала о принце, гадая, как он отнесся к ее бегству. Наверное, сердце его разбито… ах, как ей жаль причинять ему такие страдания! Мария подчас чуть ли не раскаивалась в том, что получила столь строгое религиозное воспитание. Очень многие женщины вполне смогли бы примириться с создавшимся положением. Был бы он кем-нибудь другим, а не принцем Уэльским!.. Но думать о подобных вещах просто глупо! Ведь он принц Уэльский, и точка!.. Неужели в этой истории действительно поставлена точка? Неужели она обречена провести всю жизнь в скитаниях по Европе, вдали от родины? Вздор, со временем принц ее позабудет! Однажды до нее дойдут слухи о том, что он влюбился в какую-нибудь другую женщину – более покладистую, нежели Мария Фитцерберт.
Однако эта идея была ей глубоко отвратительна.
«Что на меня нашло? – недоумевала Мария. – Нет, все дело лишь в том, что я глупая женщина, которая терпеть не может жить одна».
И вот как-то раз, когда она отдыхала после лечебных процедур, в зал зашла группа людей, разговаривавших по-английски. Они остановились, внимательно глядя на нее. Мария сделала вид, что не замечает их взглядов, но они смотрели на нее, не отрываясь, и она решила, что ее узнали.
Мария поспешно покинула зал и стремглав помчалась к себе на квартиру. Эти англичане вне всякого сомнения сообщат своим друзьям, что Мария Фитцерберт находится в О-ла-Шапелль!..
Мария прекрасно знала, что будет дальше. Куда бы она ни направилась, люди будут глазеть на нее. И перешептываться за ее спиной: «Это Мария Фитцерберт, она убежала из Англии, спасаясь от ухаживаний принца Уэльского…»
«Значит, – подумала Мария, – мне и здесь от этого не скрыться…»
Вернувшись в Англию, эти люди не будут молчать; известия о ее местопребывании дойдут до принца, и он совершит какую-нибудь глупость: например, явится сюда. Марии даже трудно было себе представить, какие это повлечет за собой неприятности. И сможет ли она сохранить непоколебимость, если он появится здесь собственной персоной и начнет умолять?.. Ведь она чувствует себя сейчас такой одинокой!
Нет, он не должен узнать, где она скрывается. Не должен приезжать сюда! Ей не следует забывать: все-таки он принц Уэльский и его поступки затрагивают интересы всей страны. Путешествуя по Франции, Мария увидела нечто весьма настораживающее. В некоторых городах не хватало хлеба, среди народа поднимался ропот против аристократов. Мария видела картинки, на которых королева была изображена в весьма невыгодном свете. Дома, в Англии, тоже можно было увидеть плакаты и карикатуры с изображением королевского семейства, однако над английским королем и королевой подтрунивали добродушно. Во Франции же в этом чувствовался зловещий подвох, быть может, гораздо более ощутимый для нового человека – особенно для хорошо знакомого с французскими обычаями, – чем для тех, кто присутствовал при постепенном росте антироялистских настроений.
Марии не хотелось стать источником беды для английского правящего дома.
Ради их блага она должна оставаться за границей!
Но только не в О-ла-Шапелль, ведь это по соседству с Англией и множество англичан приезжает сюда на воды.
Лучше она пересечет границу и остановится в Гааге: вполне вероятно, что там никто и не слышал про Марию Фитцерберт.
* * *
Но не пробыв в Гааге и нескольких недель, Мария начала сомневаться в правильности своего выбора.
Как и во Франции, в Голландии сложилась конфликтная ситуация, только иного рода. Голландия считалась республикой, в которой Штадтхольдер не обладал неограниченной властью, больше того, к нему относились откровенно враждебно; во Франции же антикоролевские настроения проявлялись исподтишка, что было еще опаснее.
Штадтхольдер хотел сохранить с Англией хорошие отношения и выступал за союз с этой страной. Однако под влиянием Франции Штадхольдер отвратил от себя голландский народ, поскольку французы стремились к тому, чтобы Голландия стала зависимой страной, полностью находящейся под их господством.
Лишь одно здесь радовало Марию: в Гааге, похоже, никто не слышал о влюбленности принца Уэльского в Марию Фитцерберт, и благодаря этому она могла наслаждаться спокойной жизнью, анонимностью, которой была лишена во Франции.
Мария поселилась неподалеку от королевского дворца и вскоре ее приняли в свете – ведь богатство прибывшей в Гаагу чужестранки было очевидно. Мария и здесь встретила англичан, но они уже довольно долго жили в Голландии и не знали о том, что творилось за ее пределами; а вскоре ее пригласили во дворец, так как Штадтхольдер приходился внуком Георгу II и был рад оказать теплый прием любому англичанину, посетившему город.
Мария всегда с удовольствием выезжала в свет и охотно приняла приглашение. Она нашла Штадтхольдера очаровательным; супруга короля покорила Марию ничуть не меньше, а их дочь, которой не исполнилось еще и двадцати лет, искренне интересовалась всем, что было связано с Англией.
Постепенно Мария поняла, что королевская семья находится в очень тяжелом положении – с минуты на минуту ожидалась революция, которая будет означать конец власти Штадтхольдеров и их изгнание из страны. Штадтхольдер был слабым человеком и никак не мог отважиться на решительный шаг, из-за чего, по мнению Марии, и оказался в столь катастрофической ситуации. Его жена, племянница Фредерика Великого, была талантлива и обворожительна; она прекрасно осознавала, что трон в любой момент может зашататься, однако старалась отрешиться от неприятностей. Королеве хотелось побольше узнать об Англии и о нравах при английском дворе, и Мария старалась, как могла, удовлетворить ее любопытство, но по возможности избегала разговоров о принце Уэльском.
Юная принцесса Оранская всегда очень радовалась приходу Марии во дворец, и Мария довольно скоро поняла почему.
Однажды она вновь получила приглашение явиться ко двору и, придя, увидела, что юная принцесса уже поджидает ее.
– О, миссис Фитцерберт, – воскликнула принцесса, – я хочу побеседовать с вами наедине.
Мария не смогла скрыть удивления, и принцесса поспешила добавить:
– У меня никогда не бывает такой возможности. Вдобавок я хочу поговорить с вами по-английски. Я учу английский язык и стараюсь быть прилежной ученицей… видите ли, у меня имеются особые основания на то, чтобы уметь говорить на вашем языке.
– Боюсь, что изучать английский не так-то легко.
– Это самый трудный язык в мире. Но я должна его знать. Каждый день я практикуюсь в разговорной речи. А теперь ваше появление, миссис Фитцерберт, дает мне возможность попрактиковаться на вас.
Мария рассмеялась.
– Пожалуйста, можете практиковаться, сколько вам угодно.
– Непременно! А теперь, прошу вас, расскажите мне об английском дворе. О короле, королеве и обо всех их детях.
– Если бы я знала подробности их жизни, – улыбнулась Мария, – мой рассказ растянулся бы на целую вечность. Ведь у короля с королевой столько детей!
– Ну что ж, тогда я удовольствуюсь рассказом о принце Уэльском. Умоляю, опишите мне его! Вы его, конечно же, видели, да?
Мария слегка зарделась.
– О да, мне доводилось с ним встречаться.
– Говорят, он весьма хорош собой. Это так?
– Да. Он интересный мужчина.
– И очаровательный?
– И очаровательный.
– Он танцует и поет, словно ангел. Это правда?
– Я никогда не видела, чтобы ангелы танцевали или пели.
– Ах, но вы же видели, как танцует и поет принц Уэльский, не так ли?
– М-да, видела.
– Это уже хорошо. А еще я слышала, что он добрый, очень умный, остроумный и одевается с большим шиком. Все это тоже правда?
– Мне кажется, да.
– Я думаю, он самый лучший мужчина в мире. Вы со мной согласны, миссис Фитцерберт?
Мария не знала, куда деваться от смущения. Ей хотелось поскорее уйти. Надо придумать подходящий предлог: либо у нее назначена встреча, либо голова болит – в общем, что угодно, лишь бы сбежать из дворца!
– Вы согласны, миссис Фитцерберт?
Мария словно со стороны услышала свой голос: он звучал почти вызывающе:
– Да! Пожалуй, да!
Лицо девушки озарилось восторженной улыбкой.
– Я была уверена, что все это правда! Теперь я знаю наверняка… Дело в том, миссис Фитцерберт, что я собираюсь за него замуж.
– Ваше Высочество… Принцесса кивнула.
– Папа настаивает на нашем браке. Для него это очень важно. Ему нужны сильные союзники, и он решил, что таким союзником должна стать Англия. А если принц Уэльский получит меня в жены…
Принцесса говорила с очаровательной робостью, а Мария вспоминала страстные письма, которыми принц буквально бомбардировал ее. «Я ни на ком, кроме вам, не женюсь». «Отныне и впредь до конца моих дней для меня будете существовать одна вы, Мария»…
«И все же, – подумала Мария, печально глядя на молоденькую девушку, – в ее словах нет ничего невозможного. Гораздо вероятнее, что принц Уэльский станет женихом голландской принцессы, а не суженым какой-то Марии Фитцерберт».
О, какую же глупость она совершила, приехав сюда! Она попала в еще более неловкую ситуацию, чем в О-ла-Шапелль.
– Я хочу, чтобы вы почаще приходили во дворец, – сказала принцесса, – тогда вы сможете рассказать мне все, что знаете об английском королевском дворе, а главное – о принце Уэльском.
Мария покинула принцессу в величайшем смятении. Как бы потактичнее намекнуть этой девушке, что она, Мария, здесь лишь потому, что пытается избежать ухаживаний принца? Она чувствовала себя коварной лицемеркой, выслушивая доверчивые признания принцессы… но, с другой стороны, разве она могла сказать ей правду?
Когда Мария вышла на дворца, настроение ее вовсе не улучшилось, поскольку она заметила какого-то мужчину, стоявшего возле ее экипажа. Этот мужчина и раньше маячил у дома Марии, и она догадалась, что незнакомец за ней шпионит. Довольно странно, что он поджидает ее прямо у кареты… У кучера был немного смущенный вид. Вероятно, незнакомец расспрашивал его о Марии.
Неужели слухи, преследовавшие ее во время путешествия, долетели и до Гааги?
* * *
В течение следующих дней Марию несколько раз приглашали во дворец и принцесса снова засыпала ее вопросами.
– Я частенько болтаю, – сказала как-то принцесса, – с сэром Джеймсом Харрисом. Он просто обворожителен, и мне кажется, весьма сочувственно относится к идее моего брака с принцем. Я хочу выяснить, действительно ли он хорошо отзывался обо мне в беседах с принцем Уэльским. Однако, разумеется, я должна соблюдать величайшую осторожность. Все нужно сделать очень дипломатично. Но я уверена, что мой отец поручил сэру Джеймсу Харрису разузнать, как в Англии отнесутся к тому, что в будущем я стану английской королевой. Английской королевой! Как это величественно звучит! Не правда ли, миссис Фитцерберт?
Миссис Фитцерберт подумала, что это действительно звучит весьма заманчиво.
– И я выйду замуж за самого очаровательного принца в мире. Это будет грандиозно, да, миссис Фитцерберт?
– О да, грандиозно, – удрученно подтвердила Мария.
И подумала: «Пожалуй, он и вправду женится на этой девушке… Или на какой-нибудь другой, подобной ей. И хотя сперва будет вспоминать обо мне с сожалением, постепенно ему удастся избавиться от своей печали. И через несколько лет принц позабудет о том, как он когда-то тосковал по Марии Фитцерберт. Ему гораздо больше подходит эта девушка. Он принц, наследник престола, она наследная принцесса… они приходятся друг другу дальними родственниками, оба молоды. Все складывается так удачно! Да, наверняка этот брак будет заключен, и когда это случится, я смогу спокойно вернуться в Англию.
На сердце ее легла огромная печаль; на самом деле Мария жаждала говорить про принца Уэльского и про его достоинства. Одним из важнейших его достоинств была, без сомнения, верность.
– Сэр Джеймс Харрис приедет на днях, – сообщила Марии принцесса. – Я его жду-не дождусь. Кто знает, вдруг он привезет какие-нибудь интересные новости?
Мария вернулась домой, чувствуя себя бесконечно одинокой. Как грустно жить вдали от родины! Мария тосковала по шумному Лондону и очаровательному Ричмонду. Она бы отдала все на свете, лишь бы снова оказаться в своем доме на Парк-стрит!.. Мария представила себе принца, стоящего на мостовой… как в тот вечер, когда он поехал за ней из Оперы… Боже, какие прелестные безумства он совершал! Только подумать, что принц следовал за женщиной до ее дома и стоял на улице, умоляя, чтобы его впустили, а когда женщина ему отказала, не разгневался, а ощутил лишь прилив огромной, преданной любви!
Мария вспомнила Марбл-Хилл – как прелестно смотрелся этот уголок Ричмонд-Хилл! – и мысленно увидела принца, несшегося в своем фаэтоне: он примчался из Карлтон-хауса.
«Я хочу домой, – подумала Мария. – Хочу снова его увидеть. Я поступила жестоко, исчезнув из Лондона».
Кто-то подъехал к дому. До Марии донеслись голоса слуг; ее охватило страшное волнение, она подошла к дверям своей комнаты и прислушалась.
Слуга постучался в ее спальню. Из Англии прибыл курьер. Он привез письма для госпожи. Она сразу поняла, от кого эти письма, и поспешно схватила их. Принц выяснил, где она прячется! У него были хорошие друзья на материке. Он хочет, чтобы Мария знала: он будет верен ей до гроба и ни на ком, кроме нее, не женится. Он взвесил все имеющиеся возможности и понял, что им следует встретиться в Ганновере, где они смогут спокойно провести остаток своих дней; или же он может убежать с ней в Америку; он умоляет Марию вернуться, ибо не может без нее жить; но, что бы ни случилось, в одном она не должна сомневаться: он будет верен ей до самой смерти.
Мария жадно прочитала письма принца. И – ожила! Неужели ей нужно было уехать так далеко только за тем, чтобы понять истинную природу своих чувств?
Она закрылась в своей комнате, встала на колени возле постели, взяла четки и принялась молить бога даровать ей мужество.
Мария знала, как ей следует поступить. Она не должна отвечать на письма принца. Ей необходимо покинуть Гаагу. Она больше не в состоянии выслушивать признания молоденькой девушки, которая надеется выйти замуж за принца Уэльского. И вдобавок ей вновь необходимо скрыться, ведь скоро в Гаагу приедет английский посол сэр Джеймс Харрис. А Марии не хотелось встречаться с ним.
Мария уехала из Голландии и через несколько недель уже была в Париже. Там она немного пожила в монастыре Непорочного Зачатия в Фобур-Сент-Антуан у английских «Голубых монахинь», которые когда-то дали ей образование. На короткое время Мария вновь обрела покой, вернувшись в детство, в жизнь, полную звонов колоколов. Она призналась монахиням, что уехала из Англии, спасаясь от домогательств принца, и ее поступок встретил горячее одобрение: монахини сказали, что только так и могла поступить добрая католичка.
Потом Марии надоело сидеть взаперти, и она начала выходить из монастыря, бродить по парижским улицам. Ей нравилось смотреть, как город оживает по утрам, когда улицы оглашаются шумом и оживляются; Мария находила удовольствие в том, чтобы наблюдать за цирюльниками, с ног до головы осыпанными пудрой, за стряпчими в черной одежде, напоминавшими воронов, – они направлялись в Шателе – Марии нравилось разглядывать торговцев лимонадом и разносчиц кофе с жестяными коробками на спине, стоявших на перекрестках. А днем, когда уличный гам становился еще громче и улицы были запружены самыми разными повозками и экипажами, толпы людей устремлялись в кафе, чтобы поговорить о неравенстве, о различиях между богатыми и бедными, о цене на хлеб и о новых идеях, волновавших умы. Все люди равны; так почему же богачи должны жить в роскоши, а бедный человек не имеет денег даже на ломоть хлеба? Слова «свобода» и «равенство» стали паролями дня. Аристократы катались в экипажах, обрызгивая пешеходов грязью, покрывавшей парижские улицы, – Мария прекрасно помнила, что это самая въедливая грязь в мире, поскольку, попав на одежду, она непременно со временем проедала в ней дырку. Эта грязь обладала зловонным серным запахом, и обрызганные люди всегда страшно возмущались. Но нарумяненные дамы в вуалях и с фантастически высокими прическами по моде, введенной королевой Франции, не замечали злобных взоров, которыми провожали их простолюдины.
Вернувшись в монастырь после прогулки, Мария вдруг обнаружила, что покой, который она поначалу там обрела, исчез. Она не была создана для уединенной жизни. Не то чтобы ее манила роскошь королевского двора… нет, будь принц деревенским сквайром, таким, как мистер Уэлд или мистер Фитцерберт, Мария была бы в полном восторге. Она представляла себе, как они живут в деревне, приглашают в гости друзей. Был бы он доволен такой жизнью? Как часто он говорил, что для полного счастья ему нужно лишь быть рядом с ней?! Вначале Мария относилась к его словам немного скептически, но теперь-то принц доказал ей свою верность!
Он любит ее. Теперь она в это поверила. Разве он не пытался из-за нее покончить жизнь самоубийством? Боже, какая страшная дилемма стояла перед ними… и разве она, Мария, решила эту дилемму тем, что обратилась в бегство?
Парижские улицы, некогда приводившие ее в восхищение, теперь нагоняли на Марию уныние. Однажды она наняла экипаж и поехала в Версаль. Всю дорогу раздавался знакомый шум: это громыхал большой «каррабас», запряженный восьмеркой лошадей, – их еще называли «Версальскими автобусами» – он перевозил в своей плетеной клетке около двадцати пассажиров, а рядом подскакивали на ухабах маленькие «pots-de-chambre», они были удобнее, чем «каррабасы», но пассажиры в них не могли укрыться от непогоды. Ехавшая в карете Мария замечала, что люди бросают на нее сердитые взгляды. И понимала, что избежать растущего антагонизма между людьми с туго набитыми и с тощими кошельками невозможно. В те времена, когда ее родители взяли маленькую Марию полюбоваться на трапезу Людовика XV, все обстояло иначе! У Марии до сих пор хранилось блюдо, на котором тогда лежали засахаренные сливы. Теперь ее вполне могли бы пригласить ко двору. Да, скорее всего она получила бы такое приглашение, если бы при дворе стало известно, что она в Париже. Если сюда вернется герцог Орлеанский – а это весьма вероятно, – то он будет общаться с ней как старый приятель. И тогда станет известным еще одно ее убежище.
Наверное, ей не следует оставаться в Париже; пожалуй, Францию тоже стоит покинуть. Мария решила поехать в Швейцарию и вскоре была уже в пути.
Но, пробыв там совсем немного, страстно захотела вернуться во Францию: там была ее вторая родина, во Франции Мария не так остро переживала свое добровольное изгнание. Но на сей раз лучше поехать не в Париж, а куда-нибудь, где жизнь поспокойнее… скажем, в деревню. Мария остановила свой выбор на Пломберсе в Лорейне, сняла там прелестный старый дом и попыталась приноровиться к жизни маленького городка.
Однако довольно скоро принц снова узнал о ее местонахождении, и Мария вновь стала регулярно получать от него письма. Принц сообщал ей обо всем, что происходило между ним и королем и касалось его будущего, и хотя новости эти немного раздражали Марию, тем не менее она была бесконечно рада письмам принца, так как, похоже, он совершенно не сомневался в том, что когда-нибудь они смогут соединиться.
Король не дал принцу разрешения на поездку за границу, и поскольку все наперебой твердили, что ослушаться короля невозможно, принц принял другие меры. Он договорился со своим братом Фредериком, и тот пообещал занять на троне его место.
Мария попыталась представить себе последствия подобного решения. Принц должен будет торжественно отречься от престола. А что, если он впоследствии раскается в содеянном?
Перед Марией лежало тридцать семь страниц, исписанных витиеватым почерком: принц повествовал о своей любви к ней, говорил о том, что единственным утешением служат ему эти письма, и умолял вернуться, уверяя, что, если она не внемлет его мольбам, он умрет.
Это было очень трогательно, очень приятно.
Мария задавалась вопросом: а знала ли какая-нибудь другая женщина столь верную, преданную любовь? Ведь принц ради нее готов отказаться от короны!
Если бы только не се строгое религиозное воспитание… Мария гнала от себя преступные мысли, но на самом деле она все чаще думала о том, чтобы сдаться.
* * *
Однажды она проехала в карете мимо всадника, который отвесил ей галантный поклон. Он был чрезвычайно хорош собой и держался как благородный господин. На следующий день Мария повстречала его вновь. На третий день всадник заступил дорогу ее карете и Марии ничего не оставалось делать, кроме как приказать кучеру остановиться.
– Простите, мадам, – молвил мужчина, – но я почувствовал себя обязанным сказать, что мне невыразимо приятно видеть в нашей сельской глуши такую красавицу.
Мария наклонила голову и ответила:
– Вы очень добры, сэр. Доброе утро!
– По-моему, мы соседи… по крайней мере, мы живем не так уж далеко друг от друга.
– Неужели?
– Я вижу, что вам не терпится продолжить прогулку, поэтому я лучше поскорее представлюсь. Я маркиз де Беллуа, а вы, насколько мне известно, английская леди, которая оказала нам высокую честь, проникшись симпатией к Лорейну и решив ненадолго остановиться в этих краях. Я не сомневаюсь, что мы с вами еще встретимся.
И Мария поехала дальше в некотором смятении. Мужчина показался ей дерзким, и у нее не было ни малейшего желания продолжать это знакомство.
Однако маркиз проявил настойчивость, и вскоре Мария оказалась втянута в жизнь местных аристократов. Не знаться с соседями было бы грубо, а раз она принимала их приглашения, то и ей приходилось приглашать к себе светских людей, живших неподалеку. Вскоре она стала столь же часто участвовать в увеселениях, как когда-то в Свиннертоне, где они жили вместе с Томасом. И всегда рядом с ней был маркиз де Беллуа.
