Текст книги "Возлюбленная из Ричмонд-Хилл"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Эдмунд Бурк, прославившийся как блестящий оратор, попытался защитить своего друга.

Похоже, сказал он, что мистер Питт считает себя кандидатом на пост регента. Они что, перенеслись в эпоху короля Уильяма II? Надо быть поосторожней, а то как бы не подпасть под обвинение в оскорблении Его Величества.

Тут с мистером Питтом случилось то, чего не случалось почти никогда: он вышел из себя. Дебаты превратились в фарс, заявил он. Однако раз вопрос о правах был поднят, вдвойне необходимо образовать комитет, чтобы разобраться с существующими прецедентами.

* * *

Когда дебаты начались снова, Питт уже успокоился.

Никто не будет оспаривать, заявил он, что принц Уэльский – самая подходящая кандидатура на пост регента. Положение необычное: власть в полном объеме не может быть передана принцу, ибо король в любой момент может выздороветь. Поэтому Питт предложил выработать новые правила, и если принц согласится с условиями, которые поставит перед ним правительство, он получит пост регента.

Фокс – ему не терпелось исправить свою ошибку, которая дала Питту возможность оттянуть принятие решения, – возмутился: дескать, Питт намерен наложить на регента такие ограничения, что Его Величество из гордости не согласится занять этот пост.

– Но достопочтенный член парламента должен понимать, – ехидно возразил Питт, – что, раз был затронут вопрос о правах, расследование должно состояться.

А тем временем королева будет заботиться о короле.

* * *

Принц в Кью досадовал на то, что решение вопроса затягивается.

– Ничего не решено, – ворчал он, обращаясь к Фредерику. – Если поднят вопрос о правах…

Фредерик ему сочувствовал.

– Я начинаю думать, что от Фокса нет никакого проку, – продолжал принц. Сначала он огорчил Марию, заявив, что у нас не было свадьбы. Мария не желает видеть его в своем доме. А теперь он еще и ляпнул эту глупость о правах!

– Но у тебя действительно есть права, – возразил Фредерик.

– Да, но Фоксу не следовало этого говорить. Он дал Питту повод. А Питт заодно с нашей матушкой. Королева теперь предстает перед нами в своем истинном обличье. Она вовсе не такая кроткая, как мы думали. И я не удивлюсь, если узнаю, что они с Питтом готовят заговор.

– Как можно понять их дружбу?

– Только так, что она королева и Питт намерен использовать ее в борьбе против меня. Она почти не допускает меня к королю.

– Но это абсурд!

– Видишь ли, ей поручили опекать короля.

– Но ты же принц Уэльский… ты скоро станешь регентом… Если ты желаешь видеть короля, у тебя на это есть все права.

– Бумаги и драгоценности короля наша матушка держит под замком. И я чувствую себя как бы ни при чем.

– Георг, это же просто смешно! Давай пойдем прямо сейчас в покои короля. Он надежно заперт. Если тебе хочется посмотреть на драгоценности и бумаги, ты имеешь на это полное право.

Братья пошли в комнаты, где еще совсем недавно жил король, но в тот момент, когда они принялись изучать содержимое ящиков комода, появилась королева.

Она увидела, чем они занимаются, и ее обычно бесстрастное лицо побагровело от гнева.

– Что вы здесь делаете? – возмущенно воскликнула королева.

– Лучше я вам скажу, мадам, что мы не собираемся делать, – ответил принц Уэльский. – Мы не собираемся давать вам отчет в наших поступках.

– Это покои короля, а я отвечаю за его благополучие.

– Вы забываете, мадам, что я регент.

– Пока еще нет… еще нет!

– Раз мой отец неспособен управлять государством, то престол по праву принадлежит мне.

– По праву! – расхохоталась королева. – Какое неудачное слово! – Не употреби его Фокс – и все было бы уже улажено. Принц Уэльский несомненно стал бы королем. Будь проклят этот Фокс!

– Мадам, я приказываю вам отправляться в ваши покои.

– В мои покои! В комнатку для прислуги, которую вы мне здесь отвели? Надо же, он написал на дверях наши имена! Да я никогда не слыхала о такой наглости! Вы еще не король, принц Уэльский. Я вынуждена вам об этом напомнить.

– Мадам, – вмешался герцог Йоркский. – Мне кажется, вы тоже повредились в рассудке, как и король. Пойдем, Георг.

Братья ушли, а королева в раздумье глядела им вслед. Когда они скрылись за дверью, она закрыла глаза ладонью. Ей хотелось заслонить от своего взора комнату, вычеркнуть из памяти только что разыгравшуюся сцену.

«Что происходит с нашей семьей? – подумала она. – Похоже, мы все сходим с ума».

* * *

Фокса вызвали в Карлтон-хаус: принц сказал, что он приедет из Кью на встречу с Фоксом.

Увидев принца, Фокс сразу почувствовал в нем перемену. В обхождении принца не было привычной сердечности.

– Плохи наши дела, Чарлз, – сказал принц. – Что затеял Питт?

– Я полагаю, Ваше Высочество, что он намерен предложить вам регентство, но настолько ограничить ваши полномочия, что вы сочтете ниже своего достоинства принять это предложение.

– А тогда что?

– Тогда, вполне вероятно, его примет королева.

– Но я не позволю! Однако этот Питт…

– Он хочет сделать вас чисто декоративной фигурой.

Глаза принца сузились. Он посмотрел на Фокса… так разительно отличавшегося от того Фокса, которого принц знал несколько лет назад. Куда делись искра Божья, гениальное владение словом, быстрый аналитический ум? Тот, прежний Фокс, моментально разделал бы Питта под орех. Но все ушло! Все осталось в Италии… а здесь… здесь были лишь разочарования и бессилие. Фокс как политик совсем выдохся.

Принц сказал:

– А что, если опять всплывет история с Марией?

– Мы должны сделать все возможное, чтобы избежать этого.

– Но если все-таки Питт поднимет вопрос? Фокс помолчал, а потом тихо вымолвил:

– Это может иметь очень серьезные последствия. Ваше Высочество, я могу быть с вами откровенен?

Принцу хотелось крикнуть:

Нет, не можешь, если ты собираешься сказать мне правду о Марии!

Однако вслух он произнес:

– Ну, конечно!

– Связь с миссис Фитцерберт не может причинить Вашему Высочеству ничего, кроме вреда. Я боюсь, как бы во время дебатов насчет регентства этот… как его… Ролле… или кто-нибудь другой… не поднял бы снова злополучный вопрос.

Принц посуровел, однако Фокс решил, что сейчас не время ходить вокруг да около, и продолжал:

– Если бы эта дама получила титул герцогини и годовой доход в двадцать тысяч фунтов…

– В обмен на согласие оставить меня в покое? – перебил принц.

Фокс вздохнул, вид у него был несчастный.

– Что поделать, если у нее такая религия, Ваше Высочество. Не будь она католичкой…

– Я уверен, что Мария отвергает ваше предложение, Чарлз.

– Тогда… – Фокс не закончил свою мысль, а принц предпочел не настаивать.

Принц подошел к окну, выглянул наружу и, стоя спиной к старому другу, проговорил:

– Чарлз, я вам когда-то написал письмо… Несколько лет назад. Ну, то, в котором я говорил, что у меня нет намерения жениться. Вы помните?

Помнит ли он?! Да он на этом письме построил свою речь!

– Чарлз, я хотел бы получить это письмо обратно. Принесите его мне.

Фокс принялся лихорадочно соображать. Пока письмо у него, он может оправдаться, может объяснить, почему он опровергал слухи о женитьбе принца. Ему достаточно лишь показать это письмо, и все сразу поймут, как принц его обманул; письмо служит оправданием той речи в парламенте…

Фокс солгал:

– Ваше Высочество, письма у меня больше нет.

– Вы… вы потеряли его?

– Не знаю, но среди моих бумаг его нет. Должно быть, я сжег его вместе с остальным хламом. Я не придал ему большого значения… тогда.

Принц промолчал, однако стал держаться еще напряженнее. Уходя, Фокс понимал, что по их дружбе нанесен сокрушительный удар.

* * *

Скорее в Чертси – посоветоваться с Лиззи!

– Да, Лиз, не надо было мне так мчаться сюда. Лучше бы я еще побыл в Италии.

Лиззи склонна была согласиться с Фоксом.

– Ты только представь себе, какой я совершил промах! «Право» на регентство! Конечно, принц имеет такое право, но говорить об этом было неэтично.

– Я тебя предупреждала, не стоит доверять принцам.

– Да, я делал глупость, когда доверял кому-либо, кроме тебя, Лиз.

– Ладно, куда мы поедем отсюда? Снова в Италию?

– Какая приятная перспектива! У меня нет ни малейшего желания идти в парламент и отвечать на вопросы этого Ролле. И зависеть о того, захочется ли ему вернуться к истории о женитьбе принца…

– Но, с другой стороны, твое здоровье в последние недели расшаталось. Поэтому, может, лучше побыть немного дома и поболеть? Я превосходная сиделка.

– Ты превосходна во всех отношениях, Лиз. Я допустил промах и не желаю участвовать в дебатах. Да, Лиз, пожалуй, я немного поболею.

– Это мудрое решение, – поддержала Фокса Лиззи. – А я, не теряя ни минуты, начну за тобой ухаживать.

* * *

В начале года при дворе только и говорили, что о билле, касающемся регентства.

Общество разделилось на два лагеря: одни были за принца, другие – за короля. Герцогиня Девонширская была целиком на стороне вигов и принца Уэльского; все, кто приходил на ее вечера, надевали регентские шапочки. Герцогиня Гордон, преданная тори душой и телом, устраивала приемы, на которых дамы носили ленты с надписью «Боже, храни короля!» Мария веселилась как никогда – ведь она была во главе лагеря, поддерживавшего принца.

Когда билль о регентстве вынесли на обсуждение в парламент, не затронуть вопрос о женитьбе оказалось невозможно.

Один из пунктов гласил, что, если принц поселится за пределами Великобритании или же женится на католичке, он утратит свою власть.

Мистер Ролле пытался внести поправку в эту статью. Он хотел добавить:

«А так же в том случае, если будет доказано, что он уже заключил церковный или гражданский брак с католичкой».

Однако мистер Питт заявил, что поправку принять нельзя, поскольку статья взята в том виде, в котором она входила в другие билли о регентстве, и, по его мнению, там и так содержатся надежные гарантии.

Шеридан и Грей кинулись в атаку на мистера Ролле. Противники не оставили без внимания и отсутствие мистера Фокса; его опасения сбылись: вопрос о женитьбе принца вновь был поставлен на повестку дня.

Грей сказал, что, если бы мистер Фокс не был совершенно уверен в истинности своего предыдущего заявления, он бы, рискуя жизнью, невзирая ни на какие болезни, явился бы теперь в парламент.

Ситуация создалась сложная.

Принц узнавал о ходе дебатов и терялся в догадках, не понимая, что будет дальше.

Как и в прошлый раз, больше всего принца беспокоила Мария. Ради Марии он был готов на все, ничего не боялся. Вот и сейчас он попал в такое неловкое положение исключительно из-за нее. На какие же великие жертвы он пошел из-за Марии!

Принц каждый вечер приглашал гостей либо в Карлтон-хаус, либо в дом на Пелл Мелл. Он навестил Фокса и, увидев, что тот действительно нездоров, почувствовал угрызения совести. Чарлз был ему хорошим другом, и, оказавшись рядом с принцем, вспоминал об этом. Принц легко умилялся; когда он заговорил с Фоксом о старых добрых временах, к его глазам подступили слезы. Лиззи – она была, как всегда, очаровательна, – тоже не осталась в стороне и время от времени скромно вставляла в их беседу несколько слов.

– Когда эта печальная история закончится, Чарлз, – сказал принц, – вы станете моим премьер-министром.

«Премьер-министром… – думал Чарлз после ухода принца. – Да, это была мечта всей моей жизни».

Потом он, правда, засомневался, выполнит ли принц свое обещание. И вспомнил про письмо, которое так и не отдал ему… пожалуй, это письмо может послужить предупреждением в критический момент.

Для человека столь гениального ума он сумел добиться не очень многого. Фокс совсем недолго был членом парламента. Однако если он действительно станет премьер-министром!.. Да, это все искупит!

Однако он ощущал усталость и разочарование. И по-прежнему мечтал об оливковых рощах Италии, мечтал о том, как Лиззи будет сидеть рядом с ним и читать вслух какую-нибудь книгу или же говорить о картинах, которыми они любовались днем в одной из галерей.

* * *

Принц был окружен друзьями.

Каждый день они ожидали новостей из Кью. Герцог Камберлендский внедрил туда своих шпионов, чтобы они докладывали о продвижении его брата по пути безумия. Принц пообещал наградить дядю орденом Подвязки, когда придет к власти. Ну, и конечно, их сразу допустят ко двору, ведь такое изгнание просто нелепо, сказал он герцогине.

Шеридан станет казначеем флота.

«Пост, конечно, хороший, – думал Шеридан. – Но разве его сравнить с постом премьер-министра? Да, Фокс, видно, до сих пор лелеет надежду. Но вполне может быть, что со временем».

Он не желал отказываться от мечты.

А дебаты в парламенте продолжались. И званые вечера тоже. Принц щедро раздавал обещания, и пока друзья королевы молились за исцеление Его Величества, друзья принца говорили о регентстве и с нетерпением предвкушали, когда начнется эпоха нового правления.

Затем поступили известия, встревожившие принца Уэльского и порадовавшие сторонников короля. Здоровье Его Величества несколько улучшилось: теперь у него бывают периоды просветления.

Врачи верили, что прогноз очень благоприятный, король может выздороветь.

* * *

В январе и начале февраля у короля все чаще бывали периоды просветления, и, учитывая его любовь к свежему воздуху, доктора решили разрешить ему недолгие прогулки по парку в сопровождении врача или придворных.

Король знал о своей болезни и был очень этим удручен; он все еще говорил без умолку, пока не начинал хрипеть, и хотя разум его прояснился, подчас король вел себя весьма странно.

Когда к нему привели любимую дочь Амелию, он так крепко обнял малышку, что она запротестовала и попыталась вырваться, однако он не отпускал ее и прижимал к себе, пока девочка не закричала и не позвала на помощь. Придворные высвободили ее из объятий короля, и Амелия, рыдая, выбежала из комнаты, а ошеломленный, несчастный король никак не мог понять, почему любимая дочурка от него ускользнула.

И все же здоровье короля несомненно улучшилось за то время, что продолжались дебаты по поводу билля о регентстве.

* * *

Фанни Берни, здоровье которой пошатнулось из-за суровых условий жизни при дворе – в коридорах гуляли сквозняки, приходилось часами прислуживать вечно недовольной Швелленбург, да и вообще в королевских апартаментах в те дни царила меланхолическая атмосфера, – доктор посоветовал гулять по парку Кью, и она регулярно выполняла его предписания.

Фанни призналась полковнику Дигби, что боится столкнуться во время прогулки с королем, поэтому, если они гуляли в одно и то же время, она всегда принимала меры предосторожности: разузнавала его маршрут.

– Понимаете, полковник Дигби, – оправдывалась она, – я совершенно не знаю, что мне делать, если я столкнусь лицом к лицу с Его Величеством. Что мне ему сказать?

– Да ничего, мисс Берни. Король сам скажет, что нужно.

– Но Его Величество, наверное, будет ждать от меня каких-то ответов. И потом… мне страшно даже подумать о его состоянии!

– Сейчас ему гораздо лучше. Временами он похож на себя прежнего.

– Да, я слышала… но…

– Если я не буду в это время занят, то с удовольствием стану охранять вас, мисс Берни, во время прогулки.

Ресницы Фанни затрепетали. Поистине, полковник – галантный джентльмен. Совсем недавно он принес в ее комнату ковер, ведь дощатый пол ничем не был покрыт, а сквозь щели в окна проникал такой холодный ветер, что мороз пробирал до костей.

Фанни было приятно прогуливаться с полковником Дигби, но, разумеется, он не всегда бывал свободен. Швелленбург уже донесла королеве, что полковник Дигби неотступно следует за Фанни – хотя это была неправда! – и королева поинтересовалась, всколыхнув в душе Фанни радость вперемешку с досадой, почему полковника так часто видят в ее комнате. Фанни хотелось пожаловаться, что Швелленбург ее третирует, однако как можно было жаловаться бедной женщине, у которой и так столько огорчений? Если уж королева в состоянии вытерпеть своего безумного мужа, то она, Фанни, потерпит вздорную старуху. Поэтому она ответила королеве, что полковник Дигби – ее друг и у них очень много общего, в том числе и литературные вкусы. Королева всегда с готовностью принимала объяснения Фанни, касавшиеся литературы. В конце концов, разве Фанни не знаменитая романистка?

Но сегодня полковник Дигби не мог сопровождать Фанни на прогулке. Она не знала, то ли он был занят, то ли по какой-то другой причине. Правда, полковник Дигби умел отвертеться от своих обязанностей, если ему очень хотелось, а Швелленбург прямо, без обиняков заявила, что полковника Дигби частенько видят не только в обществе Фанни, но и рядом с мисс Ганнинг.

Фанни спросила солдат, дежуривших у входа, куда направился король и выходил ли он вообще, и ей сообщили, что Его Величество в сопровождении врачей и придворных не так давно отправился по направлению к Ричмонду.

«Очень хорошо, – сказала себе Фанни, – тогда я пойду в другую сторону».

По дороге она думала о странном поведении короля, о мужестве королевы, о том, что движет полковником Дигби… Фанни понимала, что только благодаря полковнику она здесь не умирает со скуки, ведь жизнь при дворе была не особенно интересной. Внезапно она заметила под деревом каких-то людей и, сощурившись, вгляделась в их лица – Фанни была близорука.

«Садовники, наверное», – решила Фанни. В дворцовых парках и садах их всегда было много. Но, приблизившись, она пришла в полное замешательство, ибо увидела, что на самом деле это не садовники, а король, двое докторов и несколько придворных.

Фанни остановилась как вкопанная и в ужасе уставилась на них. В критические моменты она всегда плохо соображала.

«О Господи! – мысленно воскликнула она. – Ну, я и влипла! Зачем, зачем я пошла по этой тропинке?»

Несколько секунд Фанни и король глядели друг на друга. Фанни отчетливо видела впалые щеки, выпученные глаза… Ей вспомнились рассказы о странностях короля, и она решила, что у нее один выход: бежать.

Поэтому она повернулась и кинулась наутек.

Однако король узнал ее.

– Мисс Берни! Мисс Берни! – закричал он. Но Фанни не останавливалась. Обернувшись на бегу, она с ужасом поняла, что король ее преследует, а доктора и придворные бегут вслед за ним. Король снова окликнул Фанни по имени и разразился потоком хриплых слов. Фанни прибавила скорости.

– Мисс Берни! – крикнул придворный. – Стойте! Доктор Уиллис просит вас остановиться.

– Я не могу. Не могу! – прокричала в ответ Фанни.

– Мисс Берни, вы должны остановиться. Королю будет плохо после такой пробежки. Стойте! Остановитесь же, прошу вас!

Фанни остановилась и повернулась лицом к королю.

– Почему вы пытались убежать, мисс Берни? – спросил король.

Что она могла ему ответить? «Я боялась, что вы сумасшедший?..» Поэтому Фанни молчала, а король, подойдя поближе, положил руки ей на плечи и поцеловал в щеку.

– Погодите, мисс Берни. Я хочу с вами поговорить.

Его горячие пальцы сжимали ее предплечье; Фанни наклонилась вбок и была рада, что доктора и придворные стоят рядом.

– Так, мисс Берни, вы думаете, я был болен. А? Что? Да, я был болен… но совсем не так, как все думают. По-вашему, я был болен, мисс Берни? А? Что?

Фанни лепетала что-то в ответ, однако в этом отношении ей можно было не волноваться, полковник Дигби оказался прав: король все говорил сам, не дожидаясь ответа собеседника.

Он принялся обсуждать дела в американских колониях и тараторил, тараторил, постоянно перемежая свою речь восклицаниями «А?», «Что?». Затем переключился на Швелленбург. Ему не кажется, что мисс Берни хорошо уживается с этой женщиной. Но не нужно волноваться! Он поговорит с королевой. Что же касается полковника Дигби… Король выразил опасение, что флирт с полковником кончится печально… да-да! Фанни не должна принимать этого джентльмена всерьез. О, конечно, он может быть очень серьезным человеком… но ведь он вдовец и ищет жену, а флирт, мисс Берни, флирт не приведет ни к чему хорошему… Кстати, слышала ли она о репетициях «Мессии»? Гендель – самый прекрасный композитор на свете. Ее отец наверняка это знает. Король может рассказать ей столько интересного о Генделе, а она потом перескажет эти истории своему отцу. Доктору Берни они очень понравятся. Гендель – великолепный композитор.

Король запел, отбивая такт, и его голос, уже порядком охрипший во время монолога, вдруг сорвался.

Доктор Уиллис сказал:

– Я прошу Ваше Величество не напрягать голос. Пойдемте, сэр. Вам не кажется, что нам пора идти? А мисс Берни пусть продолжит прогулку.

– Нет-нет, еще не пора. Я должен поговорить с мисс Берни. Я должен ей столько всего сообщить! Я слишком долго жил вдали от мира, мисс Берни, и ничего не знаю. Вы меня понимаете? А? Что?

Фанни пробормотала, что она прекрасно понимает Его Величество, а король схватил ее за руку и привлек к себе так, что она затрепетала, поглядев в его дико горящие глаза.

– Мисс Берни, пожалуйста, расскажите мне, как дела у вашего отца? Передайте ему, что я о нем позабочусь. Он хороший, честный человек. Я о нем позабочусь, мисс Берни. Да, я лично позабочусь о нем!

– Ваше Величество очень любезны, – заикаясь, пролепетала Фанни.

– Ваше Величество простудится, – вмешался доктор Уиллис. – Состояние Вашего Величества так быстро улучшалось, что будет верхом нелепости, если вы вызовете новую вспышку болезни.

– Да, – закивал король. – Это будет нелепо, нелепо, нелепо…

– Следовательно, Ваше Величество…

– Я должен сказать мисс Берни au revoir.[17]17
  До свидания (фр.).


[Закрыть]

С этими словами король снова положил Фанни руки на плечи, привлек ее к себе и поцеловал в щеку, как и в начале разговора.

Фанни не знала, куда деваться от смущения, однако придворные уже уводили короля по направлению к дому. Король крикнул через плечо:

– Не бойтесь этой ужасной женщины, мисс Берни. Не обращайте внимания на Швелленбург. Положитесь на меня. Я ваш друг. Пока я жив, я буду вашим другом. Вы меня понимаете? А? Что? Я клянусь вечно быть вашим другом.

Фанни стояла, глядя, как придворные уводят короля, улыбалась и кивала ему, когда он оборачивался и что-то кричал ей через плечо.

После чего побежала в свою комнату, а когда явилась к королеве, пересказала ей разговор с королем, умолчав, правда, о его высказываниях в адрес мадам фон Швелленбург.

– Его Величество все еще ведет себя немного странно, мисс Берни, – молвила королева. – Однако я верю, что он поправится.

* * *

Королева оказалась права.

В Палате Лордов лорд-канцлер заявил, что, поскольку здоровье короля улучшилось, обсуждать билль о регентстве уже неприлично.

Король быстро поправлялся, и в начале апреля принц Уэльский и его брат Фредерик были вызваны в Кью, дабы поздравить Его Величество с выздоровлением.

Принц Уэльский вел себя крайне пристойно и впервые проявил такую сердечность по отношению к отцу.

Болезнь быстро отступала. Правда, король постарел, речь его оставалась быстрой и бессвязной, однако ум был снова ясен.

Вся королевская семья собралась на службу в собор Святого Павла, где служился благодарственный молебен по случаю выздоровления короля. Стоял апрель, и толпы людей высыпали на улицы, наслаждаясь хорошей погодой. Видя проезжавшую карету короля, народ разражался приветственными криками.

– Боже, храни короля! – кричали люди, бросая в воздух шляпы и размахивая флагами. – Долгих лет жизни, Ваше Величество!

Король был растроган таким бурным выражением преданности. На его глазах выступили слезы, а народ, увидев, что король расчувствовался, закричал еще громче.

А вот принца Уэльского провожали молчанием.

Он не мог этого понять. Ведь это он – любимец толпы. Он – Принц-Само-Очарованье. И все же люди встречали и провожали его угрюмым молчанием. Впервые в жизни он не слышал приветственных возгласов.

Принц был зол. Что происходит? Ведь он просил лишь о том, что принадлежит ему по праву! Почему они настроены враждебно?

Да, очевидно, народ считает – несмотря на заявления парламента, – что он женат на католичке. Всему виной Мария… и ее религия!

«Любовь моя, – думал принц, – от сколького я ради тебя отказался!»

Королева ликовала, видя, как толпа принимает принца. Она приложила много усилий, чтобы в народе стало известно о черством отношении принца к больному отцу. Она распускала слухи о его плохом обращении с ней и с сестрами, рассказывала, как он пытался разлучить жену с занемогшим мужем, как всеми правдами и неправдами добивался власти… Ну, и конечно, не преминула сообщить, что именно выходки старшего сына свели короля с ума. Мистер Питт и королева были друзьями, а принц поддерживал не пользовавшихся популярностью в народе вигов, во главе которых стоял Фокс. Но самым страшным проступком принца было то, что он жил в грехе с католичкой… и даже если он был на ней женат, это все равно не вызывало в народе одобрения.

«Ну, что ж, принц Уэльский, – злорадствовала королева, – раз ты не принял моей любви, то теперь тебе придется хлебнуть моей ненависти!»

Странно, что мать так возненавидела некогда обожаемого сына. Однако королева Шарлотта слишком долго подавляла свои чувства – слишком долго на нее смотрели, как на ничтожество, просто как на производительницу королевских отпрысков, – а когда такие люди вырываются на свободу, их поступки часто становятся неожиданностью даже для них самих.

Вот уж было работы карикатуристам! Особенно много разговоров вызвал рисунок под названием «Похороны мисс Регентство». На нем изображался гроб, на котором вместо венков лежала корона – явно корона принца, – игральные кости и пустой кошелек. Среди скорбящих выделялась фигура миссис Фитцерберт.

Увидев карикатуру, принц подумал:

«Да, Мария действительно скорбит больше всех. Она надеялась, что, став регентом, я признаю ее своей законной женой. Но что было бы, если бы я это сделал?»

Он вспомнил угрюмые толпы, которые он видел на улицах в день благодарственного молебна, и встревожился.

«А ведь Мария могла меня уничтожить», – промелькнула предательская мысль.

Откуда-то из прошлого донеслись отзвуки старой песни:

 
«Я от короны откажусь,
Лишь бы назвать тебя моею».
 

Лишь столкнувшись с возможностью стать регентом, принц осознал, чем для него на самом деле была королевская корона. Теперь он понимал, что никогда не откажется от нее. А если придется выбирать между короной и Марией…

Несколько лет назад он, не раздумывая, выбрал бы Марию.

А сейчас?

«Я и так от многого отказался ради нее», – с досадой подумал принц.