Текст книги "Возлюбленная из Ричмонд-Хилл"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Я не отрекался! Это все Фокс. О, Фокс зашел слишком далеко. В этом не было необходимости.

Мисс Пайгот печально покачала головой.

– Я сделаю все, что в моих силах. Я пытаюсь ее убедить, но увы… Но если я вдруг увижу, что она заколебалась, я вам немедленно дам знать, можете быть уверены.

– Благослови вас Бог, милейшая Пиг!

– Я расскажу ей, как вы подавлены.

– Подавлен? Да мое сердце разбито вдребезги! Честное слово, Пигги, я совершу какое-нибудь безумство, если Мария ко мне не вернется.

Однако, хотя Пайгот и рассказала Марии о страданиях принца, это не помогло. Мария была непреклонна.

Он дал понять, что она ему не жена! Что ж, раз венчание для него не священно, то ее совесть не позволяет ей жить с ним как с мужем.

* * *

Принц был в очень тяжелом состоянии. С ним случились несколько страшных припадков, врачи пустили ему кровь, и ее вытекло столько, что чуть было не возникла угроза для жизни.

Среди придворных поползли слухи, что принц Уэльский серьезно болен.

Мисс Пайгот рассказала об этом Марии. И печально поглядела на свою подругу и хозяйку.

– Это потому, что ты не желаешь его видеть, – сказала мисс Пайгот.

– Он слишком неистовый, – покачала головой Мария. – Ему следовало бы научиться сдерживать свои чувства.

– А может, они так сильны, что их нельзя сдержать?

– Тем не менее они оказались не настолько сильными, чтобы он решился назвать меня при всех своей женой.

– О, Мария, тебе не кажется, что ты к нему слишком сурова? Подумай о том, в каком он положении. Он может потерять трон.

– Я ему это много раз говорила. Просила все тщательно взвесить. Ты же знаешь, я даже за границу уехала, пытаясь избавиться от него… но он не оставил меня в покое.

– Он любит тебя, Мария. Ты как-то забываешь об этом.

– Нет, не забываю. Да, он меня любит, но по-своему…

– Да, очень по-своему. Он из-за тебя уже на краю могилы.

– Ты хороший адвокат, Пигги. Это он тебя попросил замолвить за него словечко?

– Я говорю то, что думаю, – сказала бесхитростная мисс Пайгот. – А я вот что думаю, Мария: если бы принц признался в женитьбе на католичке, его право на престол оказалось бы под угрозой. Могла даже вспыхнуть война! Об этом ты не подумала? Ты говоришь, что любишь его. Он тоже уверяет, что любит тебя. Принц не может отказаться от короны. Слишком многое поставлено на карту. Это все равно что попросить тебя отречься от твоей религии. Почему одна сторона должна пожертвовать всем, а другая ничем не желает поступиться?

– Пигги, что ты говоришь?

– Я излагаю факты… как я их понимаю. Ты хочешь, чтобы он рассказал всему миру о вашем браке… говоришь, что тогда ты будешь довольна, тогда твои религиозные чувства не будут попраны. Что ж, прекрасно! А он просит тебя перешагнуть через самолюбие и религиозные убеждения… нет, не через все, а только через требование открыто признать ваш брак. Он не может, а ты не желаешь… или тоже не можешь, не знаю… Но я не понимаю, почему один человек может своевольничать больше другого. По вполне понятным причинам принц не имеет возможности объявить тебя своей женой.

– Он мне поклялся!

– А ты – ему. Мария замолкла.

– А теперь, – продолжала мисс Пайгот, – он заболел из-за того, что… страдает по тебе.

– Если с ним и случился припадок, – наконец нашлась Мария, – то это приступ гнева, поскольку не все, что он пожелает, преподносится ему на блюдечке.

– Я узнала из очень надежных источников… от самих докторов принца… его состояние очень опасно.

Мария повернулась и вышла из комнаты.

Глядя ей вслед, мисс Пайгот подумала:

«Пожалуй, сейчас настал подходящий момент».

Что, если послать записку Его Высочеству? Наверное, надо написать, что если он будет очень осторожен… то у него появится шанс на успех…

* * *

Принц Уэльский явился в дом достопочтенного мистера Батлера.

Принц был очень бледен и слегка похудел. Доктора не советовали ему выходить на улицу, но он их не послушался.

Миссис Батлер приняла его весьма почтительно, и принц с восторгом заметил, что она шокирована его видом.

– Как вы себя чувствуете, Ваше Высочество? Не рано ли вы вышли на улицу?

– Ничего, я кое-как добрался сюда, – слабым голосом откликнулся принц.

– Прошу вас, садитесь!

Принц благодарно улыбнулся и сел на стул.

У меня тоже к вам просьба, дорогая миссис Батлер. Пожалуйста, скажите миссис Фитцерберт, что я здесь и хочу с ней увидеться. Может быть, в последний раз.

– Ваше Высочество…

Принц махнул изящной белой рукой.

– Я прошу вас передать ей мои слова.

Миссис Батлер воскликнула, что она сама пойдет к Марии. И действительно пошла, после чего вскоре провела принца к Марии в гостиную и закрыла за ним дверь.

Увидев Марию, принц пришел в такое волнение, что голова у него закружилась и он чуть не упал без сознания. Мария подбежала к нему и схватила его за руку.

О, снова ощутить ее прикосновение!

Принц оперся о спинку стула, пытаясь продлить блаженный миг.

– Я… я был очень болен, – пробормотал он. – И до сих пор чувствую слабость.

– Умоляю, присядьте! – сказала Мария.

Он позволил ей усадить себя в кресло и долго сидел с закрытыми глазами.

– Вам не следовало выходить из дому, – прошептала Мария.

– Я хотел тебя увидеть. Мне подумалось, что, может быть… может быть, это мой последний шанс.

– Что вы имеете в виду? – почти сердито спросила она.

– Ты, вероятно, не слышала, Мария, но я тяжело болел. У меня было сильнейшее кровотечение, и я очень ослаб. Доктора боялись за мою жизнь.

Принц с радостью отметил, что во взгляде Марии вспыхнула тревога.

– Ты расстроишься, когда меня не станет, Мария?

– Что за глупые разговоры о смерти? – вскричала Мария. – С какой стати вам умирать?

– Я утратил все, ради чего стоило жить.

– Но не надежду заполучить корону, – несколько цинично сказала она.

– О, Мария! Мария!.. К чему все это, если ты меня больше не любишь?

– Видно, корона вам слишком дорога… раз вы из-за нее меня предали.

Она все еще серчала, обижалась, все еще не желала простить! Принц вздохнул. Потом закрыл лицо руками, и его тело сотрясли рыдания.

– Что я могу тебе сказать, Мария? Если ты хочешь, чтобы мы расстались, то я вернусь домой, лягу в постель и… умру. Мне больше незачем жить.

– Я вам когда-то напоминала про корону…

– Про корону! Да она нужна другим, а не мне, Мария. Ты должна меня выслушать! Да, да! Я настаиваю! Фокс… ты же знаешь Фокса… Ты всегда знала, на что он способен. Этот тип меня обманул. Он умен, я не отрицаю. Но он сделал то заявление по собственной инициативе… не посоветовавшись со мной, Мария! Что я мог поделать?

– Опровергнуть его.

– И, возможно, развязать войну? Подумай об этом, Мария! Неужели ты считаешь, что я не молил их исправить положение? Шерри тебе расскажет. Я говорил с Шерри. Я попросил его что-нибудь сделать, и Шерри – благослови его Бог! – постарался на славу. Но Фокс уже совершил свое злодеяние. Что, что мы могли? Мария, любимая, не вини меня в чужих грехах! Ты знаешь Фокса. Господи, разве ты сама не говорила мне, что терпеть его не можешь?

– Я слышала, что у него есть ваше письмо… вы написали его почти перед самым венчанием… и заверили Фокса, что никакой женитьбы не будет!

– Да Фокс что угодно наболтает!.. Может, я и написал что-нибудь – мало ли что мне пришлось сделать?! На меня тогда набросились, словно стая волков. О, Мария, давай позабудем про всех! Если ты снова меня полюбишь, я буду совершенно счастлив. Мы поедем в Брайтон; я дам тебе все, что пожелаешь.

– Я хотела лишь мирно и счастливо жить с человеком, которого считала своим мужем.

– Так и будет, Мария! Так и будет.

– Нет! – вскричала она, – уходите. Все кончено. Мне все ясно. Лучше бы вы сначала меня выслушали. Наверное, это я виновата. Я хотела, чтобы мы были вместе. Поэтому на все закрывала глаза, притворялась, что все будет хорошо.

– О, Мария! – принц упал к ее ногам. – Люби меня, Мария. Больше я тебя никогда ни о чем не попрошу.

– Ради бога, встаньте, – пролепетала Мария. – Вам будет плохо.

– Ну и пусть! Я пал жертвой политиканов, а теперь паду жертвой любви.

Стоило Марии присесть на диван, как принц тут же очутился с ней рядом.

– Зря вы вышли из дому, – сказала Мария. – Вы так бледны. Принц закрыл глаза, в его сердце затрепетала надежда. Мария дотронулась пальчиком до его бровей.

– Вам надо отдохнуть прежде, чем ехать назад. Зря, зря вы сюда явились.

Она беспокоилась, проявляла заботу о его здоровье!

– Мария, – сказал принц, – если ты будешь меня любить, я поправлюсь… и быстро!

– Вы поправитесь, – отрывисто произнесла она.

– Я уже оживаю.

Принц стиснул Марию в объятиях. И сказал, что хочет положить голову на роскошную грудь, которую ему так долго не позволялось ласкать.

Мария рыдала. А ведь Марию было не так-то просто довести до слез… значит, она была очень растрогана! Да, он правильно сделал, что приехал. Примирение состоится. Он не уйдет из этой комнаты, пока Мария не пообещает, что между ними все будет как прежде.

Принц сказал, что хочет вечно быть рядом с Марией. Пусть знает: он умрет, если она к нему не вернется.

Он обнял ее. Она ответила на это объятие. Принц был прощен!

ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЕРЦОГА ЙОРКСКОГО

Они снова вместе! В свете только об этом и говорили.

Выздоровление принца было поистине чудесным. Уже на следующий день он смог повезти Марию в своем фаэтоне на скачки в Эпсом. По дороге принц распевал песни; на щеках его вновь играл здоровый румянец, рядом сидела сияющая миссис Фитцерберт.

Принц не уставал повторять, что он никогда еще не был так счастлив. И действительно, у него на то были все основания. Долги принца погасили, он получил деньги на содержание Карлтон-хауса, его годовой доход был увеличен, право на престол у него никто не оспаривал. И в довершение всего он снова был со своей Марией! Она любила его как раньше, признавалась, что разлука причинила ей не меньше страданий, чем ему, и соглашалась с тем, что он, Принц-Само-Очарованье ни в чем не виноват. Это все подлый Фокс натворил!

Бедный Чарлз! Принц чувствовал, что обошелся с ним несправедливо, однако Чарлз, судя по всему, наслаждался жизнью в Италии в компании обворожительной Лиззи, и принц надеялся, что Чарлз к нему не в претензии.

В тот вечер герцогиня Гордон давала бал и, разумеется, мечтала о том, чтобы принц и миссис Фитцерберт почтили ее своим присутствием. Они пришли вместе; принц танцевал почти все время только с Марией, покидая ее лишь по обязанности. Все им улыбались, показывая, как приятно видеть их вместе по-прежнему счастливыми. А в конце бала гости услышали, как принц произнес слова, которые он говорил уже столько раз:

– Мадам, вы окажете мне честь, позволив отвезти вас домой в моем экипаже?

И царственная, величавая миссис Фитцерберт милостиво дала принцу разрешение.

Все было прекрасно. Опять устраивались балы и званые обеды. Принц задавал тон в светском обществе, и принцесса Фитц – так прозвали Марию – разделяла с ним эту честь. Все понимали, что, если они хотят сделать приятное принцу Уэльскому, должны подружиться с миссис Фитцерберт.

Принц снял для нее дом на Пелл Мелл, у дверей которого то и дело останавливались кареты знати. На званых обедах ее сажали рядом с принцем на почетное место; создавалось впечатление, что несмотря на заявление мистера Фокса все решили относиться к Марии как к принцессе Уэльской, поскольку было ясно, что принцу хочется именно этого.

Принц старался сгладить впечатление, которое произвело заявление Фокса, и стремился к тому, чтобы Марии оказывали все те почести, которые она получала бы, если бы официально считалась его женой. Правда, он не мог заставить короля и королеву принять ее, но кого интересовало их мнение? Тон в светском обществе задавал принц, а с ним и его «супруга».

Леди, поддерживавшие вигов, были рады продемонстрировать свою преданность, а те, что были за тори, с еще большей готовностью принимали у себя принцессу Уэльскую, ибо это лишний раз доказывало, что Фокс солгал.

Герцог и герцогиня Камберлендские поспешили выразить свое уважение и любовь к миссис Фитцерберт, они обращались с ней, словно с законной супругой своего племянника. А когда герцог Глочестерский – он поддерживал тори и более терпимо относился к королю, чем его брат, герцог Камберлендский – написал Марии из Флоренции, где он жил, поскольку в Англии его жене не выказали должного уважения, не допустив ее ко двору, это был полный триумф. Герцог прислал Марии подарок, выражая тем самым свое сердечное отношение, и Мария пришла в восторг, прочитав:

Флоренция, 24 мая 1787 года

«Его Королевское Высочество герцог Глочестерский – миссис Фитцерберт

Дорогая мадам!

Я пишу Вам в надежде, что Вы не откажетесь принять этот маленький ларчик с инкрустациями из перламутра. Надеюсь, он вам понравится. Пожалуйста, напишите, получили ли Вы нашу посылку. Хочется верить, дела у принца теперь пойдут на лад. Я искренне надеюсь, что Вы счастливы, ибо мне доподлинно известно, что Вы этого заслуживаете.

Ваш покорный слуга

Уильям Генри».

Даже Глочестеры и Камберленды приняли Марию, а это явственно говорило о том, что, хотя Фокс страстно уверял, будто бы принц и Мария не женаты, и никто не опроверг его заявление, все вокруг считали их мужем и женой и собирались относиться к Марии соответственно, как и подобает относиться к супруге принца.

Совсем недавно Мария и подумать не смела бы, что такое возможно.

Впрочем, справедливости ради надо заметить, что кое-кто все же пытался исподтишка очернить ее имя. «Покинутая Дидона» Гилрея[16]16
  Гилрей Джеймс (1757–1815) – английский график. Известен своими грубовато-гротескными карикатурами на английскую аристократию, Наполеона I и др.


[Закрыть] выглядела просто оскорбительно, ведь художник намекал на то, что Марию использовали в каких-то гнусных целях, а Фокс солгал. Гилрей изобразил ее всходящей на погребальный костер, разожженный на берегу, корона и перья со шляпы принца Уэльского уплывали вдаль, равно как и маленькая лодочка, на борту которой было написано «Честь». Питт махал веслами, принц Уэльский и Фокс сидели в лодке. Изо рта принца вылетал воздушный шарик со словами: «Да я ее никогда в жизни не видел!» А изо рта Фокса: «Да, разрази меня гром, никогда!»

Ну, что ж, знаменитости обычно становятся мишенью для карикатуристов и пасквилянтов, поэтому Мария лишь плечами передернула и никак не отреагировала на оскорбление.

Они покинули Лондон и отправились в Брайтон; принц собирался поселиться в «Морском павильоне», а Мария – в домике с зелеными ставнями, находившемся почти на территории парка, возле «Морского павильона». Такого блестящего общества, которое собралось в то лето на побережье, брайтонцы еще не видели. Лондон опустел. Центром роскошной жизни стал Брайтон. Обитатели городка были в восторге от того, что внимание принца принесло им такое богатство, и всегда разражались радостными приветствиями при виде Георга и миссис Фитцерберт. Принц прогуливался по берегу в обществе Марии и нескольких друзей, ездил верхом по городу, по утрам купался под наблюдением Курильщика, гулял по парку, танцевал в гостях у кого-нибудь из своих знатных приятелей, и почти всегда с ним была дама, которую одни называли Принцессой Фитц, а другие – вслед за Курильщиком – Миссис Принц.

Жалкие домишки быстро превращались в особняки. Богатели не только брайтонские строители, но и владельцы гостиниц и лавчонок. Повсюду можно было увидеть такие же перья, как те, что украшали шляпу принца, а под ними – слова «Господи, благослови принца Уэльского!»

Принц без конца твердил, что он никогда в жизни не был так счастлив, Мария ему вторила, словно эхо. Принц постоянно находился в приподнятом настроении, всем было ясно, что Мария оказывает на него огромное влияние. Мария обладала огромным чувством собственного достоинства, этого никто не мог отрицать. Может быть, она и не была самой красивой женщиной Брайтона, однако ее царственность и грация не знали себе равных. Любой человек сразу понимал, кто из женщин носит титул Принцессы Фитц. Брайтонцы говорили, что Мария выглядит как королева. И действительно, когда она сидела в плетеном кресле возле Павильона, то казалась королевой, восседающей на троне. Мария смотрела, как принц во фланелевом жакете, украшенном голубой лентой, и в облегающих панталонах играет в крикет, лицо его, затененное полями белой шляпы, сияло от удовольствия, а взор все время устремлялся на Марию: принцу хотелось убедиться, что она внимательно следит за игрой, не упуская ни малейших подробностей. Принц гордился костюмом, который он сам придумал, гордился Марией, гордился тем, что так умело организовал свою жизнь и может стать королем, не потеряв Марии и любви своих подданных.

Да, это, без сомнения, было славное лето!

Беспокойную Францию захлестнула волна восхищения Англией, которая была ее старым врагом, и аристократия устремилась через Ла-Манш в Брайтон. Так что там собралось не только блестящее лондонское, но и не менее блестящее версальское общество.

Брайтонцы поражались французской моде. Их и английская мода вообще-то удивляла, а тут появились какие-то невероятно замысловатые прически, огромные кринолины и, наоборот, последний писк моды – «простой стиль», введенный Марией Антуанеттой в ее искусственно созданной «натуральной» деревне Гаме. На брайтонских улицах начали появляться дамы в муслиновых платьях, наряженные пастушками, некоторые даже опирались на посох. Но особенно удивляли брайтонцев мужчины: они так странно жеманничали, размахивали руками, тараторили без умолку и вдобавок были так увешаны драгоценностями, что вид у них был еще более ослепительный, чем у самого принца Уэльского.

Тем летом в Брайтоне никто не скучал.

Французские аристократы оказывали Марии не меньшие почести, нежели английские. Она даже катала в своей карете принцессу де Ламбаль, родственницу французского короля, и – так, по крайней мере, уверяла молва – одну из ближайших подруг Марии Антуанетты.

Принц быстро пополнил стойла новыми лошадьми, и скачки стали одним из его главных развлечений; принц обожал своих лошадей; поговаривали, что у него есть две основных страсти – к женщинам и лошадям. Принц то и дело ездил на скачки в Льюис. Если бы миссис Фитцерберт действительно была в восторге от этого времяпрепровождения, он бы чаще там пропадал.

Жаркими летними днями берег и улицы, ведущие к центру городка, являли собой разноцветную, ослепительно сверкающую и вечно движущуюся панораму, в центре которой находился мужчина, которого называли первым джентльменом Европы. И почти всегда рядом с ним была миссис Фитцерберт.

* * *

Однажды вечером, в начале августа, принц устроил в «Морском павильоне» ужин для тесного круга. По одну его руку сидела Мария, по другую – принцесса де Ламбаль. Принцесса – по своему обыкновению довольно сбивчиво – болтала о Версале и своей милой подруге-королеве, когда явился лакей, доложивший, что из Виндзора принцу прислали письмо. Его Высочество соизволит прочесть его немедленно или желает подождать до конца ужина?

– Из Виндзора?! – вскричал принц и вспомнил о своей последней встрече с отцом. – Я прочту его сейчас же!

Он повернулся к принцессе и попросил извинить его. Затем обратился с той же просьбой к Марии.

Прочитав послание, принц радостно воскликнул:

– Какие чудесные новости! Мой брат Фредерик вернулся из Германии. Я не видел его целых семь лет. Мне трудно передать, какое это для меня приятное известие!

Принц улыбнулся Марии.

– Я думал, у меня все есть для полного счастья. Но теперь понимаю, что мне еще было нужно…

– Это ваш брат? – переспросила принцесса де Ламбаль.

– Да, мой брат Фредерик. Он на год младше меня. Мы росли вместе… никогда не расставались. Фредерик – мой самый лучший друг, и я семь лет… только представьте себе, мадам, целых семь лет его не видел! Я хорошо помню, как он уезжал в Германию.

– В Германию?.. – удивилась принцесса.

– Да, вам это, конечно, может показаться странным. Он поехал туда, чтобы стать военным. Вы спросите, почему не в Англии? А это, мадам, уже вопрос к моему отцу.

Принц сузил глаза, но, разумеется, не стал ругать короля в присутствии иностранцев. Он лишь передернул плечами и заговорил о своей дружбе с братом.

Как только ужин был окончен – а Мария заметила, что принц, отдававший все необходимые распоряжения, постарался немного ускорить конец – принц сказал гостям, что ему не терпится повидать брата и он намерен, не теряя времени даром, скакать в Виндзор.

Это было воспринято как намек. Гости удалились, осталась только Мария.

– Вы поедете в Виндзор утром? – спросила она.

– Утром?! Разве так надо приветствовать Фредерика? Нет! Нет! Я выезжаю сейчас же, любовь моя. Я поеду в Виндзор сегодня же вечером.

– Что?.. В темноте? Принц громко рассмеялся.

– Дорогая, неужели ты думаешь, я боюсь темноты?

Мария знала, что бесполезно переубеждать этого своевольного юношу, но вообще-то ей казалось, что ему больше приличествует чинно, честь по чести выехать на следующее утро.

Принц велел приготовить фаэтон и тут же уехал; он мчался сломя голову, так же, как в ту ночь, когда узнал о болезни короля и понесся из Брайтона в Виндзор.

* * *

Братья обнялись и зарыдали.

– О, мой дорогой Фредерик, неужели это действительно ты?

– Да, это я, Георг. А ты… неужели передо мной принц Уэльский, чьи приключения поражают всю Европу?

Внезапно их обуял смех.

– Фредерик, сегодня счастливый день. Послушай, ты должен рассказать мне и о своих похождениях.

– О, стало быть, ты признаешь, что и у меня они есть. Значит, ты не считаешь, что… любовные романы случаются только у принца Уэльского?

И они вновь смеялись, обнимались, плакали и осматривали друг друга придирчивым взглядом.

– А ты потолстел, Георг.

– Ты тоже.

– Над нашей семьей тяготеет проклятие.

– Ничего страшного! Это свидетельствует о том, что мы довольны жизнью.

– А ты доволен, Георг?

– Еще как! Ты должен приехать в Брайтон. Вот погоди… скоро ты увидишь Брайтон… и Марию.

– Не могу дождаться! – воскликнул Фредерик.

* * *

Король был в восторге от своего второго сына. Он с удовольствием разговаривал о нем с королевой.

– Фредерик не похож на своего старшего брата. О, нет! Между ними огромная разница. Да вы и сами видите. А? Что?

– Таких, как Георг, не бывает, – полувосхищенно, полуобиженно сказала королева. И добавила. – Я надеюсь.

– Фредерик в сущности хороший мальчик. Я думаю, он расскажет нам о каких-нибудь сражениях. Я рад, что послал его в Германию.

Королева посмотрела на него с сомнением. Людям этот поступок короля не понравился, да и принц Уэльский, считала королева, обращался бы с родителями получше, если бы они не отняли у него любимого брата. И разве герцог Йоркский не обучился бы военному делу в Англии? Неужели так уж необходимо было посылать его в Германию? Теперь он наконец вернулся, и хотя это был их родной сын, он казался им немного чужим, ведь они не видели его целых семь лет.

– Фредерик, – промурлыкал король, – это надежда нашего дома. Вот какого я о нем мнения. Вы меня понимаете? А? Что?… Поскольку Георг упорно портит нам кровь…

– Мне кажется, Георг слегка того.