Текст книги "Тень рыси"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Какая противная старуха!

Я рассмеялась, вновь накинула вуаль на статуэтку и легла в постель. Я крепко спала, пока Аделаида не пришла, чтобы разбудить меня, неся с собой чашку чая.

В тот день я вышла замуж за Линкса.

Я словно попала в неведомую страну, раз за разом познавая такие глубины и высоты чувств, о которых даже не подозревала. Привычное существование закончилось – я жила в другом измерении.

Однажды я сказала ему.

– Ты перенес меня к себе на Олимп. Я чувствую себя богиней.

Он ответил, что любит меня так, как никто никогда никого не любил.

И в это можно было поверить. В моей жизни царствовал Линкс, только он один. Мы вместе ездили верхом, вдвоем обедали в библиотеке, мы даже играли в шахматы, но он ни разу не позволил мне выиграть.

Я была весела и беззаботна, как и он. Линкс стал другим человеком, не тем, кого я встретила впервые в этом доме. Его будто окружал какой-то ореол, возможно, потому что я смотрела на мужа глазами любви. Однажды ночью, увидев кошмарный сон, я закричала от страха И он склонился надо мной, бережно обнимая.

– Какой ужас! – сказала я. – Мне приснилось, что я тебя потеряла.

И услышала в темноте его счастливый ликующий смех.

Казалось, преобразился и дом. Я полюбила его, потому что он, действительно, стал мне родным. Конечно, я бы кое-что переставила, что-то изменила, если бы это, естественно, не противоречило желаниям Линкса.

– Мне хотелось бы, – сказала я однажды, – повесить в гостиной желтые занавеси, но не очень яркие.

– Понимаю, – ответила Аделаида, – цвета золота.

– Не золота! – воскликнула я. – Цвета солнечного света.

Я старалась не думать о будущем. В настоящем было все, чем я дорожила. Самым важным было «сейчас», а не «вчера»и не «завтра».

– И это несмотря на то, – продолжила Аделаида, – что вы вскоре уедете?

– Я не собираюсь уезжать, Аделаида. Да и Стирлингу не захочется все здесь бросить.

– Стирлинг захочет сделать то, что прикажет ему отец. – Она смотрела на меня, как бы мягко подсказывая: «И ты должна стать такой же».

Уехать… Оставить этот чудесный мир, который я только начала открывать? Мой муж, конечно, мог слишком увлечься, строя свои фантастичные планы, но я постараюсь заставить его прислушаться к голосу разума. А потом решила: «Нет, не сейчас. Не хочу испортить наш медовый месяц разногласиями, которых все равно не избежать».

Я ничего не говорила Линксу об отъезде. Мы смеялись, подшучивая друг над другом, были серьезными, занимались любовью: то беззаботные, нежные, то безоглядные и страстные.

Я была счастлива, думая: «Настоящее восхитительно, прекрасно. Пусть ничто не испортит его. Я должна его удержать, сделать так, чтобы оно продолжалось вечно».

Но ничто не продолжается вечно.

Какими недобрыми могут быть люди! Казалось, Джессика нарочно пытается разрушить мое счастье. Когда я однажды проходила мимо открытой двери в ее комнату, она позвала меня к себе. Я не могла отказаться, хотя мне очень не хотелось с ней говорить.

Джессика сидела перед зеркалом и примеряла мою свадебную вуаль.

– Где ты ее взяла? – спросила я.

– А разве ты ее искала? Я только хотела примерить.

Она странно выглядела в ней: глаза дикие, бледная, исхудавшая – ну, совсем, как скелет. Казалось, она прочитала мои мысли:

– Я похожу на невесту из «Ветки омелы», верно? Ты знаешь эту легенду? Девушка спряталась в сундук, а ее там заперли. Нашли только много лет спустя.

– Какая страшная история!

– Я, бывало, пела эту песню. «Не сомневаюсь!»– подумала я.

– Возможно, невесте даже повезло, что ее заперли в сундуке.

– Как ты можешь такое говорить!

– Медленное удушье. Она довольно скоро потеряла сознание – дышать нечем, воздуха не хватает. Во всяком случае, мучилась не очень долго. Это лучше, чем страдать всю жизнь. Как Мейбелла – от выкидышей.

Я отвернулась. Зачем думать о первой жене Линкса? Конечно, для него та свадьба была свадьбой по расчету: гордый человек, арестант, несправедливо осужденный, женитьба – единственный способ спасения. Меня устраивало такое объяснение. Я не хотела, чтобы к кому-то еще он испытывал такую же страсть, как ко мне.

Джессика сняла флердоранж и вуаль, но под ней оказалась другая – с рюшем из белого атласа. Она надела их обе.

Я сказала с укоризной:

– Это ты положила ее мне в комнату в ночь перед свадьбой.

– Да, я знала, что ты рада была бы ее иметь.

Я уж собиралась рассердиться на Джессику, во вдруг ее беспомощность показалась мне такой жалкой, что гнев утих.

Она аккуратно складывала вуали.

– Я сохраню их обе, – сказала она. – У меня есть очаровательная коробочка из сандалового дерева. В ней еще хватит места.

Джессика посмотрела на меня искоса. Что она имела в виду? Что наступит день, и в коробке окажутся три вуали?

Довольно обращать внимание на слова этой глупой женщины, чей рассудок не совсем в порядке. И, оставив ее, я пошла в библиотеку. Линкс был там, глаза его загорелись от радости при виде меня.

Мы ехали в Мельбурн с шиком – в специальной карете, которую Линкс заказал, и меняли лошадей каждые десять миль. Иногда он правил сам, и тогда мы так неслись!

Мы остановились в великолепном номере его гостиницы и часто обедали там вдвоем. Я была так счастлива, что отказывалась прислушаться к внутреннему голосу, который ясно говорил мне, что есть еще и другая, кроме развлечения, причина нашего приезда.

И все же это был праздник. По утрам мы отправлялись на прогулку за город, по вечерам – на концерты или в театр. Конечно, Линкса хорошо знали в Мельбурне, и мы получали много приглашений, от большинства которых он отказывался. Но на прощанье устроил прием, и большой обеденный зал гостиницы был превращен в банкетный. После ужина гости слушали пианиста, которым восхищались в Европа и который впервые выступал в Австралии.

На мне было белое атласное платье с бриллиантовой брошью и руку украшал огромный бриллиант, когда я стояла рядом с мужем, встречая гостей. Я очень гордилась, видя, какое огромное уважение вызывал у всех Линкс.

Нас поздравляли, про себя удивляясь тому, насколько я моложе своего супруга. Мне так хотелось всем им объяснить, что годы ничего не значат, особенно, если это касается Линкса. У него не было возраста. Тогда я верила: он будет жить вечно, во всяком случае, еще долго после моей смерти.

Я сидела и слушала пианиста. С тех пор эти завораживающие мелодии Шопена всегда напоминали мне о том вечере. В них было что-то печальное, задумчивое – они не давали забыть, что юность и счастье, увы, мимолетны, непостоянны. Какая чепуха! Это по милости Джессики – с ее вуалями и коробками – у меня такие мысли.

Теперь пианист играл «Военный полонез». От этой жизнерадостной музыки мое настроение сразу улучшилось.

За спиной две женщины перешептывались:

– Вот это размах! Не поскупился на такие расходы.

– Расходы! Для него это пустяки. Он миллионер.

– А теперь у него есть все: и состояние, и эта молоденькая девочка.

Какая жалость, что у меня такой хороший слух! Мне даже послышалось, как кто-то сказал: «Ты думаешь, это долго продлится?»И я вздрогнула, потому что мне показалось, будто Джессика стоит рядом и аккуратно укладывает вуали в коробку, где еще много места.

Я чувствовала себя совершенно свободно и естественно с этими людьми, словом, стала настоящей светской дамой. Я была желанной, меня любил мужчина, который, только войдя в комнату, сразу привлекал к себе всеобщее внимание. И он выбрал меня! Это заставляло еще выше поднимать голову.

Я постоянно ловила его взгляд, любящий и нежный, и хотела, чтобы он гордился мной.

Я вела с гостями милую беседу: о Мельбурне, о том, как он вырос с тех пор, как я приехала в Австралию. Мы обсуждали новые здания, магазины и театр.

– Почему бы вам чаще не бывать в Мельбурне, миссис Херрик, – сказала одна из женщин. – Ведь еще много времени до следующего февраля.

Я не совсем поняла, что она имела в виду, и переспросила:

– До февраля?

– Разве вы не в феврале уезжаете отсюда? Ваш муж считает, что лучше приехать в Англию, когда там будет уже тепло.

– Ах, да, – сказала я, – конечно.

– Надеюсь, вы когда-нибудь еще приедете сюда. Хотя Англия совсем недавно была вашим домом, не правда ли? Поэтому для вас это возвращение на родину.

Я уже не слушала. Итак, он назначил дату отъезда и даже не предупредил меня об этом. Я почувствовала злость: опять, как и до нашей свадьбы, он дал понять, что считается со мной только по мелочам, а основные решения принимает сам.

Когда гости разъехались, и мы остались одни, Линкс сказал:

– Какой успех ты имела! Я гордился тобой. Ты уже совсем не похожа на ту школьную учительницу, которая приехала к нам два года назад.

Я молча стояла перед высоким зеркалом. Он подошел и обнял меня, любуясь нашим отражением.

– Слышала, ты готовишься к отъезду в Англию? – спросила я.

– Ах, вот что! Какая-то из этих идиоток наболтала тебе? Наверное, жена Адамса. Он не должен обсуждать дела своих клиентов с женой.

– Факт остается фактом.

– Я люблю, чтобы все было наготове.

– Значит, через пять или шесть месяцев?

– Я подумал, что ты захочешь приехать, когда там будет уже тепло.

– Это очень мило с твоей стороны.

– Моя любимая знает, что я всегда забочусь о том, чтобы ей было удобно. Я в упор посмотрела на него.

– Но любимой хотелось бы, чтобы во внимание принимались не только ее удобства, но и ее желания.

– Я с огромным удовольствием их выполняю, когда это возможно.

– Точнее, когда тебе удобно.

– В конце концов, это просто смешно! Я удивляюсь тебе. Нора. Этот город, который, я признаю, растет и, несомненно, станет со временем очень красивым, нельзя сравнить с теми местами.

– Я хочу остаться здесь, – сказала я. И повернулась к нему с мольбой. – Пожалуйста, я уверена, что для нас самое лучшее остаться здесь.

– Откуда ты знаешь? Ты говоришь, как вещунья.

– Я знаю, почему ты собираешься ехать в Англию.

– Я везу туда свою семью, потому что там она сможет жить соответственно своему…

– Состоянию, – перебила я. – Которое было заложено мной.

– Моя умница Нора! Никогда не забуду тот день, когда ты вошла и протянула мне самородок. Ты была испугана, как будто вела себя неподобающим образом.

– Жаль… – начала я.

Но на самом деле вовсе не жалела, что нашла золото, и даже сейчас радовалась тому, что именно я сделала это чудесное открытие.

Он вдруг стал нежным, как будто моя находка давала мне право быть глупой во всем остальном.

– Нора, все предоставь мне..

– Безусловно, тебя бы устроила глупая жена, которая все время повторяла: «Да, да, ты великолепен. Ты всегда прав. Делай все, что пожелаешь, и я буду продолжать твердить, что ты прав».

Он расхохотался. Затем покачал головой.

– Бесполезно, Нора. Мы едем.

– О, Линкс, ну почему тебе нужен тот дом? Давай купим другой, рядом, если ты хочешь жить именно там. Или построим свой собственный.

На моих глазах он превратился в того, прежнего, Линкса, каким я увидела его впервые. В нем снова появилась холодность, которая пугала меня и ранила больше, чем я предполагала.

Я отвернулась и подошла к окну. Ну почему не крикнуть ему: «Я сделаю, как ты хочешь! Мне нужно только, чтобы ты и дальше любил меня!» Но это было бы нечестно по отношению к себе. С самого начала он любил меня такой, какая я есть. Тогда я не боялась его, не испугаюсь и сейчас.

– Нора, – сказал он. – Будь умницей, как всегда, и признай, что ничего не понимаешь в этом деле и будешь только рада доверить все мне.

Я бросилась к нему в объятья.

– Тогда скажи, – потребовала я. – Объясни мне все!

В комнате стоял диван, Линкс сел на него и притянул меня к себе. Я лежала, прижавшись к нему, пока он рассказывал о тех далеких днях. Я уже все это слышала и раньше, но, думаю, не совсем понимала, как глубоко в его душу проникла горечь. Рана все еще кровоточила, и только один бальзам мог залечить ее.

– Так ли это необходимо? – спросила я. – Все изменилось, у тебя теперь есть я.

– У меня есть ты, – согласился он. – И когда я буду обладать Уайтледиз, я стану совершенно счастлив.

– А меня недостаточно?

– Ты – мой драгоценный алмаз. Но мне нужна оправа для тебя и только одна достойна этого!

– Меня вполне устроит и другая оправа.

– А меня – нет!

Я подняла голову и сурово посмотрела на мужа.

– Месть – это зло. Она причиняет боль. Нельзя быть счастливым, причиняя боль другим людям. О, Линкс, ты так много мне дал. Ты изменил меня. Научил, как стать взрослой, и я люблю тебя всем сердцем. Я прошу тебя только об одном. Откажись от этой дикой затеи.

– Это единственная вещь, которую я не могу сделать для тебя!

–  – Но, Линкс, дом – это лишь камни и цементный раствор.

– Он может стать символом.

– Ты богат. Ты мог бы купить другой особняк, великолепный, величественный. В Англии наверняка есть такие на продажу.

– Так ты не хочешь ехать в Англию?

– Мне все равно куда, лишь бы вместе!

– Моя самая дорогая девочка, – сказал он нежно. И так как Линкс смягчился, я продолжала.

– Если ты получишь этот дом, то никогда не будешь там счастлив.

– Чепуха! – сказал он резко.

– Как сможешь ты, зная, что выгнал законных владельцев…

– Именно по этой самой причине. И они уже не будут законными владельцами. Хозяином стану я. И давай не будем больше спорить об этом.

Он зевнул. Здравый смысл подсказывал, что сейчас лучше прекратить разговор, но упрямство заставляло меня продолжать.

– В этом есть что-то мелочное, – настаивала я.

– Мелочное! – вскричал он. – Какую чушь ты несешь?

– Я только знаю, что таить обиду – большая ошибка.

– И ты называешь семь лет страданий в рабстве – обидой?

– Неважно, какие были страд, щи я…

– Конечно! Для тех, кто их не испытал!

– Я не это имела в виду.

– Ты ничего не можешь иметь в виду! Послушай, Нора: я начинаю терять терпение.

– И я тоже вот-вот потеряю его! Он засмеялся, но вовсе не тем радостным смехом, к которому я привыкла.

– Тебе, – сказал он, – пора, наконец, понять, что я хозяин в собственном доме.

От прежнего влюбленного не осталось и следа. Со мной говорил высокомерный повелитель, который привык к тому, чтобы его боялись.

«Нет, – подумала я. – Я не собираюсь быть покорной. Не откажусь от своего мнения только потому, что он его не разделяет. У меня есть чувство собственного достоинства, и несмотря на то, что очень люблю мужа, никогда не стану платить за его нежность ту цену, которую он просит».

Я сказала:

– Если ты думаешь, что я буду относиться к тебе как к господину, который всегда прав только потому, что он мужчина, а я женщина, то глубоко заблуждаешься.

– Я и не прошу тебя быть такой скучной дурой!

– А мне кажется, именно этого ты и добиваешься.

– Это доказывает, что логика не на твоей стороне, Ты знаешь, мне интересно твое мнение, но я не допущу, чтобы ты диктовала его в особенно важных для меня случаях. И хватит об этом. Пошли спать.

Но я твердо стояла на своем. Я знала, что не могу прервать разговор просто так, иначе обычное несогласие вырастет в высокую стену непонимания.

– Давай обсудим…

– Я уже сказал, что обсуждать нечего. – Он схватил меня за руку. – Ты так хороша сегодня. Это платье тебе очень идет.

Линкс начал его расстегивать, но я вырвалась.

– Нет, – сказала я. – Я не допущу, чтобы со мной так обращались.

И убежала в гардеробную, успев запереть за собой дверь. У меня в глазах стояли слезы. По крайней мере, он их не увидел. Наверняка он презирает женщин, которые плачут.

«Вот и все, – вздохнула я. – Медовый месяц закончился».

Я села на маленькую кровать и подумала о Стирлинге. Действительно ли он любил меня? Да, конечно. Вспомнила, как мы лежали в пещере. Но его отец пригрозил: «Отойди прочь. Я хочу ее». И Стирлинг отошел в сторону. И теперь Линкс говорит мне: «Ты сделаешь то, что я скажу. Ты будешь участвовать в моем грандиозном плане мести». И хотя разум подсказывал: «Это не правильно, ничего хорошего из этого не выйдет», сердце кричало: «Какое это имеет значение? Он будет рядом и будет любить тебя. Но если ты станешь возражать ему…»

И тут я увидела Джессику – с коробкой из сандалового дерева в руках. «Есть еще много места…»

О, да, медовый месяц закончился.

Я провела бессонную ночь, лежа на неудобной кровати и надеясь на то, что он постучит в дверь и будет умолять меня выйти. Но он не сделал этого. Я сама отперла ее на следующее утро.

Линкс сидел в кресле и читал газету, когда я вошла – в нижней юбке, держа в руках свое атласное платье.

– О, – сказал Линкс, – принципиальная женщина! – Похоже, он больше не сердился, став шутливым и нежным, как прежде.

– Надеюсь, мадам, – продолжал он, – вы хорошо спали.

– О, нет, – ответила я в том же духе.

– Угрызения совести?

– Слишком жесткий матрас.

– А вы предпочитаете пуховую перину?

– Иногда. Он рассмеялся:

– Мой бедный ребенок! Какой же я негодяй, что заставил тебя страдать, но ты была полна решимости защищать свои права – так что же я мог поделать?

– Ничего. Ты знал, что я не изменю решения ни при каких условиях.

– Сейчас ты примешь ванну и оденешься. Пока ты будешь это делать, я закажу нам завтрак. Ты согласна или хочешь выдвинуть свои предложения?

– Я совершенно с этим согласна.

Я была на седьмом небе. Значит, это еще не конец. Какая же я глупая! Не к чему быть такой воинственной. Я должна убеждать его мягко, исподволь.

Мы сели за привезенный столик с завтраком. Я налила кофе, пока он раскладывал ветчину и почки в пряном соусе из горячих кастрюль. В этом было что-то по-домашнему уютное, отчего я вновь почувствовала себя счастливой.

– Теперь, – сказал он, – мы все обсудим как цивилизованные люди. У нас разные точки зрения. «Око за око», – сказал я. Ты говоришь: «Подставь другую щеку». Я должен бороться за Уайтледиз, и у меня появился противник в собственной семье. Мне это даже нравится.

– Ты все-таки собираешься в Англию?

– Мы собираемся в Англию.

– И ты намерен заполучить этот дом?

– Всеми правдами и не правдами. И если ты захочешь помешать мне, Нора, что ж, это только придаст особый вкус начатому делу.

– Значит, ты не собираешься избавиться от такой жены, которая не во всем покорна тебе?

– Что проку от такого существа? Все решено. Я в какой-то степени доволен своей Норой. Она иногда может быть упрямой, иногда – высокомерной, но что совершенно выводит меня из себя, так это ее благочестие, ее миссионерский дух…

– А что касается меня, – сказала я, – то я совершенно не переношу отвратительную привычку своего мужа говорить обо мне так, будто меня здесь нет.

– Словом, мы оба выводим друг друга из себя, а именно так и должно быть.

– И ты царственно решил простить свою жену, которая не считает своего мужа всемогущим и всемудрейшим?

– Я пришел к заключению, что люблю мою девочку, а это означает, что смогу выдержать многое. Я, честно говоря, с нетерпением ожидаю новых баталий с Норой, которой в свое время докажу, как она может быть счастлива в нашем английском доме.

– Я никогда не соглашусь с тобой.

– Знаю, – сказал он. – А потому мы сегодня же отправляемся назад: надо начинать готовиться…

– Готовиться…

– К отъезду в Англию и к битве между нами…

Чета Херриков покинула Мельбурн в тот же день. Я согласилась заняться приготовлениями к отъезду, который был намечен на март следующего года.

Линкс не говорил мне о своих планах, хотя наверняка посвятил в них Стирлинга. Мне это было неприятно, но я сумела подавить возмущение. Главное – не допустить, чтобы Линкс отобрал Уайтледиз у его законных владельцев. Да и как он сможет это сделать? Мы жили не в средневековье, когда замки захватывали силой. В конце концов, я смогу убедить Линкса купить дом, какой захочу. Я уже видела его – величественный и элегантный. Он, бесспорно, понравится Линксу. Хотя какой бы дом я себе ни представляла, он всегда до мелочей был похож на Уайтледиз.

Кончалось лето, бушевали холодные-пронизывающие ветры. Я слышала, как они свистели в лесу, грохотали ставнями и сотрясали дом, точно хотели сорвать его с земли.

Я по-прежнему ездила на прогулки верхом, обычно в Линксом, иногда с Аделаидой, но никогда со Стирлингом, которого теперь очень редко видела. То, во что превратил пожар некогда зеленый лес, наводило ужас, хотя не все деревья окончательно погибли и должны были со временем возродиться.

Мы с Линксом вернулись к нашим старым взаимоотношениям, разве что чуть больше, чем раньше, подтрунивали друг над другом.

Мы, конечно же, не забыли наш спор и часто говорили об Уайтледиз, но он по-прежнему не объяснял мне, каким образом надеется присвоить его.

Как жестока жизнь в этой стране!.. Как близка и неожиданна смерть!..

В то яркое солнечное утро я и Линкс отправились верхом к шахте. Мы были не одни. Нас сопровождал и Стирлинг, а также несколько рабочих.

– Пора продавать ее, – говорил Линкс. – Мы сняли сливки, но в кварцевых жилах осталось много золота. Их будут разрабатывать еще несколько лет.

Он сбыл большую часть принадлежащей ему в Австралии собственности, потому что не собирался возвращаться сюда. Аделаида останется здесь еще на несколько месяцев, а затем продаст дом и присоединится к нам. Это было решено.

Хоть солнце и было теплым, но холодный ветер пронизывал насквозь и достигал почти ураганной силы. Линкс ехал во главе нашей небольшой группы, а я и Стирлинг – чуть позади. Со дня моей свадьбы мы впервые оказались наедине, если это можно было так назвать.

– Ты рад, что мы едем в Англию, Стирлинг? – спросила я.

Он ответил утвердительно, и я рассердилась: ну, конечно же, у него нет своего мнения, лишь отцовское.

– И готов все здесь бросить? – настаивала я.

– А ты?

– Я живу здесь не так уж долго, а для тебя это родной дом!

– Все будет хорошо в Англии.

Мы подъехали к тому месту, где был убит Джаггер. Как жутко! Эвкалипты стояли, словно призраки, высокие, черные. «Возможно, – подумала я, – в таких местах и появляются привидения. Здесь умер человек… Его жизнь оборвалась неожиданно, в момент страсти. А что если дух его витает где-то здесь и жаждет мести?»

Стирлинг посмотрел на меня. Вспомнил ли и он о Джаггере?

– Значит, огонь добрался и сюда, – сказала я, и мои слова подхватил ветер.

И тут это случилось. Огромная ветка, словно стрела с неба, пронеслась с вершины самого высокого эвкалипта. Кто-то вскрикнул: «Боже мой, это же ветка-убийца!»

И я увидела Линкса: он упал с лошади и лежал на земле…

Его отнесли домой на наскоро устроенных носилках. Каким высоким он был – более высоким в смерти, чем в жизни! Он погиб, как какой-нибудь античный герой – от упавшей ветки, что насквозь пронзила его сердце, пригвоздив к земле. И смерть настигла его совсем рядом с тем местом, где он застрелил Джаггера.

Я все никак не могла в это поверить. Пошла в библиотеку. Потрогала шахматные фигуры, взяла его перстень с выгравированной на нем головой рыси и долго не отрывала от него взгляд – до тех пор, пока мне не стало казаться, что это его глаза смотрят на меня, а вовсе не сверкающие камни…

Линкс мертв!.. Но он же бессмертен! Я была в оцепенении. Я сама словно умерла.

Стирлинг пришел проведать меня, и только тогда я смогла излить свои долго сдерживаемые слезы. Он держал меня в объятьях, и мы долго стояли, тесно прижавшись друг к другу, как тогда, в пещере, когда вокруг нас бушевало пламя.

– Мы должны ехать в Англию, – сказал Стирлинг. – Он хотел этого. Я вздрогнула и ответила:

– Сейчас это невозможно. Все кончено. Стирлинг покачал головой и сказал:

– Он хотел, чтобы мы поехали. Мы отправимся туда, как если бы он был с нами.

Я подумала, что Линкс не умер, нет, он продолжал жить и управлять нами. Подсознательно я всегда верила, что смерть его не коснется. Возможно, так оно и было.