Текст книги "Опороченная Лукреция"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

И герцог, и его сын не испытывали особого удовольствия от предстоявшей встречи с Гонзага. Они оба недолюбливали его и считали, что их Изабелла была достойна лучшего супруга, чем Франческо. Кроме того, он практически не принимал участия в управлении Мантуей, а потому все хозяйство приходилось вести маркизе.

Вот почему его визит носил формальный характер.

Подъезжая со своей кавалькадой к Ферраре, Франческо думал о Лукреции. Он хорошо помнил, как негодовала его супруга перед свадьбой этой хрупкой златоволосой женщины. Сейчас ее озлобленность стала еще заметней. Изабелле не давало покоя то, что Лукреция удерживает в Ферраре поэта Пьетро Бембо. Видимо, маркиза полагала, что все артисты должны принадлежать ей. Она неоднократно приглашала Пьетро в Мантую, но тот всякий раз отказывался.

Изабелла рвала и метала. «Вне всяких сомнений, он ее любовник! – кричала она. – Ах, эта лицемерка! Тихоня! Недотрога! Нужно предупредить моего брата, пока она не угостила его порцией кантареллы! Не забудьте передать ему мои слова, когда будете в Ферраре».

Он улыбнулся. Неужели она думала, что он обойдется с супругой Альфонсо так же плохо, как она?

Вот и Феррара.

Герцог, встречающий его, выглядит нездоровым – вероятно, не долго протянет. Альфонсо, как всегда, диковат. У Ипполита еще более надменный вид, чем прежде. Ферранте более задумчив. Сигизмунд – еще более благочестив, хотя раньше казалось, что дальше уже некуда. Юлий – немного более щеголеват, но так же неловок. Ему хотелось поскорей покончить с визитом и отправиться в какое-нибудь менее скучное место, чем Феррара.

Затем он увидел Лукрецию. На какое-то время у него даже перехватило дыхание – так она была прекрасна. Изящная. Хрупкая. Траурное платье совсем не портило ее красоту.

Он поцеловал ее руку. Затем застыл в нерешительности – почувствовал, что должен как-нибудь загладить обиды, нанесенные его супругой.

– Дорогая Лукреция, – сказал он, – поверьте, я всем сердцем соболезную вашему горю.

На ее глазах выступили слезы, и он поспешил исправить свою ошибку:

– Простите, мне не следовало напоминать о нем. Она мягко улыбнулась.

– Вы ни в чем не виноваты – я всегда помню о нем. Горе до самой смерти будет со мной.

Она пленила его, эта молодая женщина, пользовавшаяся в Италии самой дурной репутацией и, как ни странно, выглядевшая такой невинной. Он хотел знать истинное лицо Лукреции.

Ему было жалко Лукрецию. Он видел, как пренебрежительно к ней относились в семье Эсте. И ему казалось, что она заслуживала лучшего обращения – уже потому, что не была похожа ни на одну из женщин, которых Франческо встречал в своей жизни. Если бы она походила на них, он пустился бы в очередную любовную авантюру и, удовлетворенный, вернулся бы в Мантую. В Италии у него была своя репутация – не менее признанная, чем у Лукреции.

Но она отличалась от других, а потому он хотел понять ее – выяснить, что крылось за ее невозмутимостью, узнать ее истинные чувства к поэту Бембо.

Франческо наблюдал за ней на балах и праздничных застольях, порой видел прогуливающейся в саду замка – неизменно в сопровождении служанок – и пробовал заговорить с ней. Рассказывал о благоухающих цветниках на берегу Минция, о дворцах, построенных лучшими итальянскими зодчими.

Между тем приближалось время отъезда из Феррары, и однажды, беседуя с Лукрецией на садовой аллее, он сказал о своем искреннем желании стать ее другом.

Она повернулась к нему, и открытое выражение ее лица глубоко тронуло его.

– Вы и впрямь очень любезны, маркиз, – сказала она. – Я вижу вашу искренность – и, поверьте, ценю ее.

– Я хотел бы чем-нибудь помочь вам. У меня такое впечатление, что здесь вы чувствуете себя одиноко. Герцогиня… позвольте мне возместить тот недостаток симпатии, который вы испытываете при этом дворе.

Она снова поблагодарила его.

– Эсте! – Он поморщился. – Моя собственная семья – считая по браку. Но, Господи, как они бездушны! А вы… такая молодая и хрупкая, еще не оправились от вашего горя… и вынуждены оставаться наедине с ним.

– Они не понимают меня, – сказала Лукреция. – До приезда в Феррару я жила со своим отцом. Мы редко разлучались. И любили друг друга… очень любили.

– Я знаю.

Он бросил на нее пытливый взгляд – вспомнил о слухах об их любви. И вновь был тронут невинным выражением ее лица.

– Я чувствую, – сказала она, – что в моей жизни уже ничего не будет так, как было раньше.

– Вы так думаете, потому что еще не успели отойти от выпавшего вам несчастья.

Ее глаза наполнились слезами.

– Мой брат тоже так говорил… когда я переживала другую потерю.

– Он был прав, – тихо произнес он.

При упоминании о брате ее голос задрожал, и Франческо понял, что страх за брата владел ею больше, чем скорбь по умершему отцу. Какими на самом деле были их семейные отношения, породившие столько скандалов, сколько за всю римскую историю не вызывал ни один другой род?

Франческо хотел знать тайну семьи Борджа.

Он мягко проговорил:

– Вы тревожитесь за брата? Она повернулась к нему.

– Меня пугает то, что я слышу о нем.

– Очень хорошо понимаю вас. Боюсь, он чересчур доверился новому Папе. Такое впечатление, будто забыл, что Юлий всегда был врагом его отца.

– Чезаре перенес тяжелую болезнь… Говорят, в иные дни он даже лишался рассудка.

Франческо кивнул.

– Его покинули все друзья – бросили в отчаянном, беспомощном положении. Представляю, как вы боитесь за него сейчас, когда его держат пленником в Ватикане.

– Знаю – в бывшей резиденции Борджа. Я помню каждую деталь тех комнат…

Комнат, населенных призраками! – подумала она и увидела Альфонсо – самого дорогого и любимого из ее супругов, – лежащего поперек постели, с синими пятнами на шее, оставленными верным слугой Чезаре. Теперь Чезаре, истощенного болезнью и униженного своим поражением, держат пленником в тех же самых комнатах.

Франческо бережно взял ее за локоть.

– Может быть, я смогу что-нибудь сделать для вашего брата, – тихо сказал он.

В ее глазах мелькнул огонек надежды.

– Мой господин…

– Зовите меня Франческо. Ведь мы с вами можем обойтись без обычных церемоний, не правда ли?

Он взял ее руку и поцеловал.

– Мне бы хотелось заслужить вашу благосклонность. Не смотрите на меня так. Я был бы счастлив, если бы увидел прежнюю улыбку на ваших губах.

Она улыбнулась.

– Вы очень добры ко мне, Франческо.

– А ведь я еще ничего доброго для вас не сделал. Послушайте, Лукреция. Папа Юлий давно поддерживает со мной приятельские отношения, и я открою вам один секрет. Он просит меня принять командование папской армией. А это значит, что мои обещания вовсе не так пусты, как могло бы вам показаться. Я приложу все усилия, чтобы вернуть вам вашу очаровательную улыбку. Ведь, если вы увидите своего брата в добром здравии и в прежнем качестве герцога Романского, вы будете счастливы?

– Я не смогу перестать думать об отце, но если узнаю, что у Чезаре все хорошо, то у меня с души спадет такой камень, что я буду обязана смеяться от счастья.

– Значит, так все и будет.

И он еще раз галантно поцеловал ее руку.

Чезаре лежал на кровати и смотрел в потолок.

Вот в этой комнате бедняга Бишельи дожидался своего смертного часа. Сюда же поместили и его. Чезаре знал – играли на нервах, напоминали о том давнем преступлении. Но они ошибались, если думали, что он боится призраков. В его жизни было много убийств, и ни одно из них не вызывало у него даже малейшей тени раскаяния – а тени замученных им людей были и того неведомей. Он не чувствовал жалости. Только досаду на свою судьбу. Постигшую его катастрофу Чезаре объяснял только лишь невезением.

Он проклинал роковые стечения обстоятельств, застававшие его сначала бороться за свободу от церкви, а потом отбросившие слишком далеко от этой могущественной силы. Хуже того, злая фортуна еще в юности наградила его довольно серьезным заболеванием – французским недугом, – который обострился после воздействия яда, подсыпанного ему на вечере у кардинала Корнето. Может быть, подсыпанного по воле такого же слепого случая.

Но он вернет все, что потерял. В этом он себе поклялся.

Ему нужно восстанавливать силы. Он должен хорошо питаться, почаще выходить на балкон – где когда-то стоял Альфонсо Бишельи, в слабых руках державший арбалет со спущенной тетивой, – дышать свежим воздухом и помногу спать. Спать… спать…

Когда Франческо уехал, Лукреция решила не надеяться на него, а попытаться выручить брата своими силами.

Она пошла к старому герцогу и, встав перед ним на колени, воскликнула:

– Мой дорогой отец, я умоляю вас выполнить одну мою просьбу. С тех пор, как Феррара стала моим домом, вы не часто слышали от меня подобные слова и, я надеюсь, учтете это обстоятельство.

Эркюль хмуро посмотрел на нее. Его все заметней одолевали приступы старческой хандры. Порой он задумывался о том, что случится с Феррарой, если ей станет править Альфонсо, – и при этом всякий раз вспоминал о браке с Борджа, которые в Италии уже не имели никакого значения. У Эркюля до сих пор не было внука. Вот почему он решил подождать еще немного, и, если это супружество окажется бездетным, сделать все возможное, чтобы расстаться с Лукрецией – с дукатами или без дукатов, все равно.

– Ну, – сказал он, – и что же это за просьба?

– Я прошу вас позволить мне пригласить моего брата в Феррару.

– Вы сошли с ума?

– Неужели вам кажется безумным мое желание повидать близкого родственника?

– Безумство в том, что вы желаете видеть его здесь.

– Мой брат тяжело болен. Вспомните, как он вернул меня к жизни. Сейчас ему нужен уход – а кто же сможет ухаживать за ним лучше, чем сестра?

Эркюль ядовито ухмыльнулся.

– В Ферраре только скандалов не хватает, – сказал он.

– Обещаю вам, скандалов не будет.

– Они были всегда, когда Борджа оказывались вместе, – продолжая ухмыляться, возразил герцог.

– У вас тоже есть семья, – настаивала Лукреция. – Значит, вы должны что-то смыслить в узах, связывающих родных людей.

– Я ничего не смыслю в узах, связывающих семью Борджа. И не желаю смыслить. Если вы хотели упрекнуть меня в невежестве, то сначала вам нужно было вспомнить о своей репутации.

– Да выслушайте же вы меня! Я хочу ненадолго пригласить в Феррару моего брата и детей. Совсем ненадолго! Может быть, потом он уедет во Францию. У него там свои земли.

– Король Франции написал мне, что не допустит его возвращения во Францию. А мне он посоветовал не иметь ничего общего с ублюдком, отец которого был священником.

Услышанное неприятно поразило Лукрецию. Она возлагала большие надежды на возвращение Чезаре во Францию. В конце концов там у него осталась семья.

Она с мольбой взглянула в серое лицо герцога, но тот был по-прежнему непреклонен.

Он закрыл глаза.

– Я очень устал, – сказал он. – Ступайте к себе и благодарите Бога за то, что вступили в брак, пока еще не было слишком поздно.

– Вы полагаете, я здесь счастлива? – возмущенным тоном спросила она.

– Вы безнадежно глупы, если своим апартаментам предпочитаете камеру в Сант-Анджело.

– О да, – вспыхнула Лукреция, – глупо было надеяться… на сочувствие… на сострадание.

– Не глупее, чем думать, что мой двор может вынести присутствие сразу двоих Борджа.

Он саркастически усмехнулся, и она направилась к двери.

Чезаре в последний раз оглядел комнату. Прощай, все – постель, лепной потолок, обеденный столик, балкон. Больше они ему не понадобятся. Он сделал то, что поклялся не делать никогда в жизни, – отрекся от герцогства Романья. А взамен ему дали свободу. Теперь он мог расстаться со своей тюрьмой. Но должен был уехать из Рима.

Надежды не покидали его. Пребывание в старой папской резиденции позволило ему набраться сил. В каком-нибудь безопасном месте он сможет прикинуть планы на будущее, а через несколько месяцев вернет все, что потерял.

Хорошо было бы податься в Феррару. Там Лукреция, она бы помогла ему… Во имя всех святых, подумал он, я припомню старому Эркюлю, как он обошелся с моей сестрой! А перед этим он еще сто раз пожалеет, что родился на свет.

Но сейчас Феррара закрыта для него.

Существует еще одно место: Неаполь. В Неаполе он мог бы что-нибудь придумать.

Неаполь находится в руках испанцев, а в настоящее время они предпочтительнее французов. Правда, раньше испанский король высказывал недовольство альянсом между Борджа и Луи, но это дело прошлое, а Борджа как-никак происходят из Испании.

Ему нужны новые союзники. В Неаполе можно встретить Санчу. Он усмехнулся – с ней-то уж он найдет общий язык. В Неаполе укрывается и Гоффредо. На него тоже можно положиться. С приездом Чезаре там соберутся почти все дети Ватикана, так что при неаполитанском дворе будет частица Рима, лучшего места на земле.

Разумеется, в Неаполе не все обрадуются его появлению. Например, родственники второго мужа Лукреции, герцога Бишельи. Они могут усложнить его задачу, но он не боится их. В Неаполе у него будет много дел.

Прежде всего придется наладить отношения с неаполитанским наместником испанского короля. С этим изнеженным ловеласом Консальво де Кордоба. Когда-то он считался другом семьи Борджа, и Чезаре не видел никаких оснований для того, чтобы приятель Александра не дал ему убежище на то время, пока сам он будет собирать армию и готовиться к войне.

Когда он поселился в Неаполе, ему сказали, что его кто-то спрашивает и желает нанести срочный визит.

– Наместник Консальво? – поинтересовался он.

– Нет, мой господин, – ответили ему. – Какая-то дама. Его лицо расплылось в улыбке. Он догадался, кому так не терпится встретиться с ним.

Она вошла в его комнату, плотно закрыла за собой дверь и сняла маску.

Ни скитания по Италии, ни любовные похождения не отразились на ее красоте. Она была так же обольстительна, как и прежде.

– Санча! – воскликнул он и уже хотел обнять ее, но она предостерегающе выставила вперед правую ладонь.

– Времена изменились, Чезаре, – сказала она.

– И все-таки ты примчалась сюда, не дав мне даже как следует обосноваться в Неаполе.

– Только ради нашей давней дружбы, – сказала она. Он поцеловал ее руку.

– Ради чего же еще? – улыбнулся он.

Она убрала руку, но он схватил ее за плечи. Глаза Санчи гневно сверкнули.

– Поосторожнее, Чезаре, – сказала она. – Наместник – мой добрый друг, а ты уже не прежний доблестный завоеватель.

Он опустил руки и расхохотался, запрокинув голову.

– Наместник – твой друг! – сквозь смех выдавил он. – Ну, этого и следовало ожидать. Он здесь распоряжается всеми, поэтому Санча должна распоряжаться им. Стало быть, это тебе я обязан оказанным мне гостеприимством.

– Возможно, – сказала она. – Во всяком случае, сюда я пришла по дружбе. Мне хотелось вовремя предостеречь тебя.

Он с разочарованным видом посмотрел на нее.

– Я подумал, ты пришла вспомнить старые времена.

– Еще чего! – вспыхнула она. – Между нами все кончено. Учти, если ты отрекся от герцогства, то тебе придется отказаться и от прежнего самомнения.

– Я верну все, что потерял.

– Если у тебя такие планы, то осуществлять их тебе следует с большой осторожностью. Об этом-то я и хотела предупредить тебя.

– Вот как? В таком случае – каковы же будут твои предостережения?

– Прежде всего, избегать ревности наместника.

– Дорогая Санча, ты ставишь мне невыполнимую задачу. Ты слишком очаровательна, а я всего лишь мужчина.

– В его руках твоя жизнь. Он неплохой человек, но не надо раздражать его. При всем дворе у тебя есть только один друг – брат Гоффредо.

– Где он сейчас?

– Не знаю. Мы редко встречаемся.

– Как я вижу, наш наместник ревнует даже к мужьям! Она пожала плечами.

– Еще раз говорю, здесь слишком много твоих врагов. После убийства моего брата Неаполь не питает к тебе нежных чувств. Ты помнишь Иеронима Манцони?

Чезаре покачал головой.

– Разумеется, как же тебе помнить такой заурядный случай. Он написал небольшой трактат о том, что происходило во время и после штурма Фаэнцы. Не припоминаешь? Зато семья несчастного Иеронима очень хорошо помнит тебя, потому что ты взял большую плату за его книгу – велел отрубить ему правую руку и вырвать язык. Такие вещи не забываются, Чезаре. Тем более, когда у человека уже нет прежней силы. Вот о чем я хотела предупредить тебя. Теперь я ухожу. Прощай, Чезаре. Будь осторожен. На улицах Неаполя у тебя врагов больше, чем было их в римской тюрьме.

Чезаре насмешливо посмотрел на закрывшуюся за ней дверь. Он не внял предостережениям Санчи.

Консальво де Кордоба пребывал в скверном настроении. Он горько сожалел о том, что Чезаре Борджа не избрал своим убежищем какое-нибудь другое место. Консальво считал себя человеком чести, и совесть начала мучить его в тот момент, когда он разрешил Чезаре приехать в Неаполь. Он помнил приемы, которые для него устраивал Александр, и не привык отворачиваться от приятелей, если дружба с ними уже не сулила ему материальной выгоды. Консальво хотел помочь Чезаре – и в то же время не должен был забывать, что состоит на службе у короля Испании.

Санча знала о его терзаниях и была с ним, когда он читал приказ, поступивший от испанского короля.

Прочитав его, он погрузился в раздумье. Санча обняла его и прошептала:

– Дорогой, вы чем-то встревожены?

Он взглянул на нее и невесело улыбнулся. Ее любовная интрига с Чезаре была известна всему Риму, и с этой стороны приезд бывшего любовника Санчи тоже не доставлял удовольствия неаполитанскому наместнику. Он не хотел поступаться честью, но желал бы выяснить, какие чувства они теперь питают друг к другу.

Консальво многозначительно кивнул на приказ, который держал в руках.

– Что-нибудь, касающееся Чезаре?

Он еще раз кивнул – с сокрушенным видом. Санча продолжила:

– Он весь мир восстановил против себя. Полагаю, король Испании не желает, чтобы он вновь брал приступом города Романьи?

– Вы правы. Я обязан арестовать его и переправить в Испанию. Мой король считает, что итальянцы не умеют должным образом содержать своих заключенных.

– Если он попадет в Испанию, это будет конец всем его надеждам.

Консальво согласился.

– Но почему вы так расстроены, мой господин? Какое вам дело до Чезаре Борджа?

– Его отец был моим другом.

– Борджа дружили только с теми, кто мог принести им какую-то выгоду.

– Я обещал дать ему убежище.

– И вы дали его. А теперь от вас уже ничего не зависит.

– Герцогиня Гандийская умоляет Фердинанда, моего короля, предать суду убийцу ее супруга.

– Она вправе просить об этом. Чезаре должен ответить за то давнее преступление – убийство своего брата!

– Куда бы он ни подался, его всюду будут преследовать призраки. Их слишком много – он нигде не останется незамеченным.

Внезапно Санча испугалась.

– Если вы пойдете в его апартаменты, он будет драться. У него есть несколько преданных людей, и они положат жизнь за своего хозяина. Дорогой мой, я боюсь. Я всегда боялась Чезаре.

– Нужно его выманить оттуда. Я не хочу кровопролития. Придется устроить ему встречу в замке Ово.

Санча кивнула.

Консальво решил немного подождать.

Предупредит ли Санча своего бывшего любовника? – размышлял он. Консальво не мог отделаться от впечатления, что Борджа обладают какой-то могучей властью над людьми. Такие мысли у него стали появляться сразу после приезда Чезаре в Неаполь. Тот перенес тяжелейшую болезнь, а вдобавок потерпел сокрушительное поражение – и тем не менее было видно, что он с каждым днем набирает силу. Через какое-то время Чезаре вернул бы все утраченные владения.

В какой-то степени Консальво даже симпатизировал ему. Однако если бы Чезаре восстановил свое герцогство, то снова вступил бы в альянс с Францией, а это не могло бы не отразиться на положении Неаполя.

Консальво должен был выполнить свой долг – в конце концов того требовала честь его мундира. Но ему хотелось выяснить, пожелает ли Санча предупредить бывшего любовника. В какой-то мере он даже надеялся, что тот вовремя узнает о грозящей ему опасности.

В замке Ово уже занял исходные позиции отряд испанских гвардейцев. Они поджидали ничего не ведающего Чезаре, и Консальво должен был заманить в ловушку человека, которому обещал дать надежное убежище.

Это обстоятельство глубоко задевало испанского наместника. Вот почему он надеялся, что гонец, посланный к сыну его друга, не застанет Чезаре на месте.

Санча заперлась в своих покоях и никого к себе не пускала.

Ее глаза сияли холодным блеском.

Вскоре Чезаре мог покинуть Неаполь – чтобы отправиться в испанскую тюрьму, – и у нее была возможность спасти его.

Она думала об их бурном романе, о всех наслаждениях, которые он доставил ей. Вспоминала те яростные перепалки, что так разжигали ее страсть, испытанную только с ним и ни с кем другим. Она и ненавидела его, и восхищалась им, и всегда оставалась удовлетворенной их свиданиями.

Ей часто снился Чезаре… склоняющийся над ней, занимающийся с ней любовью.

Вспоминала она и своего младшего брата, жизнерадостного и такого же красивого, как она сама. В памяти всплывали незначительные события их детства – Санча видела то его наивную улыбку, то глаза, с неизменным обожанием смотревшие на сестру. Она подумала о его приезде в Ватикан и о том, как Альфонсо падал на колени перед Лукрецией, хватал ее за подол платья и умолял защитить его от Чезаре.

Затем Санча вспомнила обмякшее тело, лежавшее поперек постели в одной из комнат папской резиденции.

Тогда она закрыла лицо руками и зарыдала, жалея своего несчастного младшего брата, убитого по приказу Чезаре Борджа.

Чезаре уже собирался ложиться спать, как вдруг в дверь постучали.

– Я от испанского наместника, – сказал человек, прошедший в комнату.

– Какие новости? – спросил Чезаре.

– Мой господин, вам нужно срочно покинуть эти апартаменты. Моему хозяину стало известно, что сюда направляется толпа вооруженных людей, которые собираются учинить расправу над вами.

– Кто они такие?

– Их возглавляют родственники Иеронима Манцони, мой господин. Того человека, который потерял язык и правую руку. Они настроены очень агрессивно, и их намерения не вызывают никаких сомнений. Мой хозяин предлагает вам укрыться в замке Ово. Он просит вас поторопиться, если вы хотите воспользоваться его помощью.

Чезаре разозлился. Он не был трусом, но в схватке с вооруженной толпой не имел никаких шансов на победу. Со своими слугами он мог бы уложить на месте десяток-другой людей, но остальные все равно растерзали бы его. А Чезаре должен был расквитаться со всеми врагами. Ему предстояло бороться за утерянные владения. Он повернулся к слуге.

– Собирайся, – сказал он. – Мы переправляемся в замок Ово.

О, это унижение! Ему, великому Чезаре, – пробираться по темным улицам Неаполя, избегая прохожих и света, падавшего из окон! Подходя к замку Ово, он думал о том, как отомстит неаполитанцам за нанесенное ему оскорбление.

Когда он, соблюдая все меры предосторожности, скрытно проник в замок, его окружили солдаты.

– Чезаре Борджа, – сказал один из них, – с этой минуты вы являетесь пленником Его Величества короля Испании.

Чезаре огляделся, но в первое мгновение ничего не увидел – ярость застилала ему глаза.

Он попал в ловушку, уготовленную ему испанским наместником. Этим честным, совестливым человеком!

Затем его рука потянулась к рукоятке шпаги, но было уже поздно. На него набросились со всех сторон и крепко связали.

В ту же ночь Чезаре отвезли на корабль, который должен был доставить его в Испанию.

Когда в Меделану пришло известие о пленении Чезаре, Лукреция думала, что не выдержит нового свалившегося на нее горя.

Пьетро всеми силами утешал ее – то читал стихи, пытаясь отвлечь от мыслей о судьбе Чезаре, то говорил, что смерть ее брата не нужна королю Испании, намеревавшемуся держать в постоянном страхе нового Римского Папу. В его словах была доля истины. Живой Чезаре представлял немалую угрозу для Юлия.

– Не грусти, любимая, – обнимая ее, шептал он. – Все будет хорошо.

– Он меньше, чем кто-либо, приспособлен для жизни в тюрьме, – вздыхала она. – Как-то его там содержат?

Однажды он покачал головой и напомнил о том, что с Чезаре обошлись не так жестоко, как Чезаре обходился со своими жертвами.

– Он стал бы хорошим правителем – добрым и мудрым, – если бы у него не отобрали королевство, – сказала она. – У него были великие планы, и он часто обсуждал их со своим инженером фортификационных сооружений. Кажется, того звали Леонардо да Винчи. Они хотели построить санитарные каналы, через которые сбрасывались бы все городские нечистоты. Чезаре говаривал, что в его владениях люди забудут об эпидемиях чумы. Я не сомневаюсь, так бы все и было.

Пьетро попробовал перевести разговор на поэзию, но его стихи уже не так очаровывали ее, как в первые дни их знакомства.

Затем прибыли гонцы из Феррары. Они сказали, что старый герцог очень болен и лекари не надеются на его выздоровление. Братья Альфонсо – сам он в это время уехал по делам за границу – просили ее немедленно вернуться в Феррару.

Пьетро пожелал проводить ее и встретил перед самым отъездом, когда она в последний раз прогуливалась по садовым аллеям, с которыми у нее было связано так много светлых воспоминаний. Он стоял в тени деревьев. Подозвав Лукрецию, пылко обнял ее.

– Неизвестно, что смерть герцога будет значить для нас, – сказал он. – Но знай, дорогая, – я никогда не перестану любить тебя и благословлять те дни, которые мы провели вдвоем.

Она уже не смела задерживаться. В отсутствие супруга ее навещал Ипполит, и Лукреция предполагала, что ему было известно о ее любовных свиданиях с Пьетро.

Она выехала из Меделаны, но перед самым въездом в Феррару ей доставили письмо. Читая его, Лукреция чувствовала, что у нее горят щеки. Она помнила некрасивое, но обаятельное лицо мужчины, обещавшего спасти ее брата.

Он писал, что ему уже сообщили о событиях, происходящих в Ферраре и за ее пределами. Если в трудную минуту Лукреции понадобится друг, то он, Франческо Гонзага, будет готов прийти ей на помощь.

В город она въезжала с легким сердцем – этот человек знал, как успокоить ее.

В Ферраре она поневоле вспомнила те времена, когда Папа покинул Рим и возложил на нее все обязанности по ведению своих светских дел. Братья Альфонсо не имели ни малейшего желания заниматься хозяйством герцогства. Ипполит и Ферранте следили друг за другом. Сигизмунд молился и ходил на проповеди. А Юлий был слишком легкомыслен, и ничего важного ему не доверяли.

Вскоре в Феррару вернулся Альфонсо. Известие о болезни отца заставило его прервать поездку по Англии.

– Как герцог? – первым делом спросил он.

– Жив, мой господин, – ответил какой-то слуга. – Но очень плох.

Альфонсо облегченно выдохнул. Он вовремя вернулся в родной замок. Поздоровавшись с братьями и Лукрецией, он сразу направился в отцовские покои.

Когда старый герцог увидел сына, его лицо просветлело. Альфонсо бросился к постели больного и упал на колени, чтобы получить благословение.

– Альфонсо, сын мой, – прошептал Эркюль. – Я рад твоему приезду. Очень скоро Феррара перейдет в твои руки. Альфонсо, никогда не забывай традиций семьи Эсте и заботься о благополучии своей семьи.

Эркюль оглядел тех, кто стоял возле его постели, – сыновей и супругу Альфонсо. Он хотел еще что-то сказать, но не смог – слишком устал. Альфонсо это почувствовал и вдруг вспомнил о том, что его объединяло с отцом.

– Отец, – тихо произнес он, – что если в вашей спальне будет звучать музыка?

Герцог улыбнулся. Музыку он всегда любил – в последние минуты жизни она могла бы утешить его, отвлечь от тяжелых мыслей о будущем Феррары.

Альфонсо позвал музыкантов. Те смутились, но подчинились приказу и заиграли любимые мелодии его отца. Так, под плавные переборы арф и пение виолы, герцог Эркюль навсегда покинул Феррару.

Через день состоялась коронация молодого герцога.

Лукреция стояла на холодном зимнем ветру и ждала его возвращения из кафедрального собора. О его приближении она узнала по крику толпы, приветствовавшей нового правителя Феррары. Когда он подъехал к замку, она услышала поздравления в свой адрес. Лукреция невесело улыбнулась – она знала цену настроениям горожан. Завтра они могли снова ненавидеть ее.

Спрыгнув с коня, Альфонсо взял ее за руку и повел в замок, где для гостей уже приготовили застолье. Эти торжества продолжались вплоть до следующего дня, когда все сменили праздничные наряды на черные платья и камзолы. После траурной церемонии было предано земле тело старого герцога.

Когда разъехались те, кто участвовал в похоронах и коронации, Лукреции показалось, что она впервые оказалась наедине с супругом.

В тот же вечер Альфонсо пришел к ней в спальню.

– Теперь важно, чтобы у нас были дети, – сказал он. Его слова заставили ее насторожиться. Ей показалось или в них действительно прозвучало предостережение? Дети… дети… и вы будете спасены.

Это было похоже на отсрочку вынесенного приговора.

На похоронах Эркюля присутствовал и Пьетро Бембо. Когда траурные церемонии закончились, он остался в Ферраре.

Альфонсо ревновал – Ипполит рассказал ему о своих подозрениях. Если бы эти подозрения подтвердились, вопрос о наследнике герцога Феррарского уже не имел бы никакого значения. Брак все равно был бы расторгнут.

Лукреция не могла допустить, чтобы ее увидели наедине с Пьетро, – но однажды, в переполненном гостями холле замка, они все-таки получили возможность поговорить без свидетелей. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на них никто не обращает внимания, Пьетро умоляющим голосом попросил объяснить, что изменилось в их отношениях и почему она избегает его. Лукреция рассказала о ревности своего супруга, о подозрениях Ипполита, не перестававшего следить за ней.

– Где же мы сможем быть вдвоем? – вздрогнул он.

– Во всяком случае, не в Ферраре… это уж точно.

– Тогда приезжайте в Меделану, в Остеллато…

– Все не так просто, дорогой Пьетро, – грустно ответила она. – Я ведь и вправду стала герцогиней Феррарской. Альфонсо нужен наследник. Неужели вы не понимаете, что я обязана родить этого мальчика – а Феррара и весь мир должны будут знать, что он не может быть никем иным как только сыном Альфонсо.

– Но если мы не можем встречаться здесь, а вы не можете покинуть Феррару, то где же мы будем встречаться?

– Ах, Пьетро, Пьетро. – Она покачала головой. – Вы так ничего и не поняли.

– Вы хотите сказать, это… конец?

– Конец наших свиданий, дорогой мой Пьетро. Я всегда буду любить вас. Всегда буду думать о вас. Но мы больше не должны встречаться – если нас хоть раз застанут вдвоем, то я не знаю, что тогда случится с вами и со мной. Наша любовь останется такой же прекрасной, какой была. Слишком прекрасной для нашей повседневной жизни.

Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Его губы дрожали.

Да, слишком прекрасной, подумала она. И слишком хрупкой.