Текст книги "Опороченная Лукреция"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Проклятые мысли. В его жизни было слишком много войн. На них он держался, как подобает солдату, но теперь уже не годится ни для каких сражений. Вот и остается только пить доброе вино да наслаждаться отсутствием своей супруги.
Он задремал, а проснулся от стука лошадиных копыт. Где-то совсем близко слышались голоса.
– К герцогу, говорю вам! Он здесь? Срочно проведите меня к нему!
О чем он успел подумать в течение тех нескольких секунд, которые понадобились гонцу, чтобы добежать до него? Догадался ли он о случившемся?
Элизабетта была права, когда сказала, что только дураки доверяют Борджа. Он открыл свои владения войскам Чезаре, и те получили возможность без боя завладеть самим городом.
Гонец упал перед ним на колени.
– Мой господин, нельзя терять ни одного мгновения! Валентино вступил в Урбино! Теперь город в его власти, и он послал солдат за вами. Возьмите моего коня, мой господин… спасайте свою жизнь!
Так Гвидобальдо ди Монтефельтре, дважды обманутому семьей Борджа, пришлось взобраться на скакуна своего бывшего слуги и помчаться прочь со всей скоростью, которую ему позволяло его искалеченное тело.
В Мантуе оказалось, что новость опередила его. Элизабетта заперлась в своих покоях и никому не открывала. Гвидобальдо встретили Изабелла и Франческо. Они накормили его и настояли на том, чтобы он прилег отдохнуть.
– Проклятые Борджа! – то и дело восклицала Изабелла.
Однако, когда она осталась наедине с супругом, Франческо заметил задумчивый блеск в ее глазах.
– Гвидобальдо поступил глупо, впустив Валентино в свои владения, – сказала она. – Как мог он оказаться таким дураком?
– Война сломила его. И он уже не молод. Вот что случилось с Гвидобальдо.
Изабелла ходила из угла в угол. Перед ее глазами стоял замок Урбино и чудесная коллекция статуэток, которая принадлежала Элизабетте и которой Изабелла всегда завидовала. Она просила Микеланджело сделать для нее что-нибудь наподобие его Спящего Купидона, но тот не согласился работать по заказу. Вот так же и Леонардо да Винчи – вечно отказывался сделать какую-нибудь изящную вещицу, а занимался конструированием какой-то дренажной системы, которая якобы должна была уберечь города от эпидемий чумы. По крайней мере, подумала Изабелла, проклятый Валентино не уничтожит произведения искусства.
Франческо молча наблюдал за ней. Она резко повернулась к нему.
– Как ты можешь улыбаться? Не понимаешь, что это означает для Гвидобальдо и Элизабетты?
Выражение его лица стало серьезным.
– Слишком хорошо понимаю, – вздохнул он. – Я улыбнулся, подумав о том, что это означает для тебя.
– Что ты хочешь сказать? Разумеется, я разделяю их горе.
– А также можете разделить их сокровище.
Ей захотелось ударить по его самодовольной немецкой физиономии. Он был невыносим, со своей привычкой читать ее мысли.
Тем не менее она не собиралась отказываться от идеи написать Чезаре Борджа и со всей необходимой тактичностью известить его о том, что в коллекции статуэток, находящейся в замке Урбино, есть одна – Спящий Купидон, работы Микеланджело, – которую уже давно желает приобрести маркиза Мантуанская.
Чезаре Борджа неплохо разбирался в искусстве, и Спящий Купидон произвел на него большое впечатление. Во всей Италии не найдешь более изящной статуэтки, подумал он. Не послать ли ее Лукреции? Изабелла сойдет с ума от злости.
Чезаре расхохотался. Он уже почти поддался своему первому побуждению, но вдруг засомневался. В последнее время ему все чаще приходилось задумываться о расширении завоеванных владений. И во многих его планах важное место отводилось Изабелле Мантуанской – она была умной женщиной и пользовалась немалым влиянием среди аристократов.
Нет, ему не следовало давать волю своим безрассудным порывам.
Если подарить ей этого купидона, то что можно попросить взамен? Во-первых, в Мантуе укрылись герцог и герцогиня Урбинские. Их нужно прогнать оттуда. Во-вторых, у Чезаре есть дочь от Шарлотты д'Альбре и ей необходимо найти достойного супруга. Молодой наследник Мантуи слывет одним из самых прелестных мальчиков Италии. А вот у Шарлотты девочка оказалась не совсем удачная – смышленая, но со слишком большим носом. Если она вырастет уродиной, то за нее будут требовать огромное приданое. Поэтому лучше ее пристроить сейчас, пока она еще ребенок. А сын Изабеллы, чем он ей не партия?
Эту новость Лукреции сообщили, когда она отдыхала после купания в ароматизированной ванне.
Анджела видела, как вздрогнули ее глаза и сжались губы. Когда они остались одни, она подбежала к кузине и обняла ее.
– Дорогая моя, вы так сильно огорчены?
– Я останавливалась у них, – ответила Лукреция. – Герцог был очень добр ко мне.
– Герцог – да. Но не герцогиня. Ненавистное создание. В своем черном бархатном платье и в черной шапочке она была похожа на старую озлобленную ворону.
– Он попросил дать ему пройти через Урбино, – сказала Лукреция, – и его пустили в город. А он вероломно напал на них… когда они не могли оказать никакого сопротивления. Ах, зачем он так поступает? Зачем заставляет меня сгорать от стыда?
– Вы слишком впечатлительны. Это война, а в войнах мы ничего не понимаем.
– Мой брат очень жестокий человек. Он никого не щадит – ни мужчин, ни женщин, ни детей… и тем самым губит нашу репутацию. Я больше никогда не приеду в Урбино.
– Герцог и герцогиня находятся в безопасном месте. Ваша золовка Изабелла позаботится о вашей драгоценной Элизабетте.
Лукреция велела запереть дверь и никого не впускать в ее апартаменты. Теперь здесь не было слышно ни смеха, ни музыки, ни песен. Она плакала.
Адриана, Анджела, Джиролама и Никола пытались утешить ее.
– Во всяком случае, они в безопасности, – повторяли они. – Им дали убежище в Мантуе. Там им ничего не грозит.
Они не знали, что герцог и герцогиня уже держали путь в Венецию. И не могли предположить, что маленького наследника Мантуи скоро помолвят с дочерью Чезаре Борджа.
Как раз в это время Изабелла стояла перед своим ночным столиком и любовалась изящной статуэткой работы Микеланджело.
Франческо тоже пришел посмотреть на нее. Он прошептал:
– И впрямь великолепна. Наслаждайся, Изабелла. Ты дорого заплатила за нее.
К середине июля установилась невыносимая жара.
В Ферраре вспыхнула чума, и вот, к ужасу всех обитателей замка, ею заразилась одна из многочисленных служанок герцога. Вскоре заболела Анджела Борджа – не очень тяжело, но Лукреция перепугалась.
В короткое время стали жертвами эпидемии и умерли две девушки из свиты Лукреции.
Затем, казалось, настала и ее очередь.
Когда эта новость достигла Рима, Ватикан охватила паника. Александр разве что в истерике не бился. Он метался из одной комнаты в другую, то взывая ко всем святым и умоляя их уберечь его возлюбленное чадо, то потрясая кулаками и грозя карательной экспедицией Ферраре, не удосужившейся вовремя переправить Лукрецию в какое-нибудь безопасное место. Правда, придя в себя, он направил к герцогу не гвардейцев, а надежных лекарей.
Кроме того, он послал письмо Чезаре, которого просил молиться вместе с ним и уповать на то, что величайшее из несчастий минует их многострадальную семью.
Между тем состояние Лукреции становилось все более серьезным. Лекари озабоченно качали головами и советовали готовиться к худшему.
«Продолжение беременности ей не под силу, – таков был их общий приговор. – Лучшим исходом были бы преждевременные роды – тогда мы бы смогли унять жар». Герцог вызвал в Феррару Альфонсо, который незадолго до того уехал по семейным делам в Павию. Примчавшись домой, тот опрометью побежал в апартаменты супруги.
Вид Лукреции, никого не узнававшей и метавшейся в беспамятстве по постели, привел его в отчаяние. Он упал на колени и схватил ее пылавшую жаром руку.
– Все будет хорошо, – зашептал он. – Ты поправишься. Мы заживем дружной семьей… ты родишь много детей… даже если потеряешь этого.
Но Лукреция только смотрела на него невидящими глазами, и Альфонсо, немного помолчав, встал на ноги.
Она умирала – так говорили во всем замке. Ее беременность с самого начала была не из легких, а теперь к ней присовокупилась лихорадка. Следовательно, шансов никаких.
От Папы приходили письма, полные отчаяния и гнева. Александр умолял спасти дочь и в то же время угрожал расправой. «Смерть моей дочери станет величайшим ударом для всех Борджа, – писал он. – Но и в семье Эсте его почувствует каждый, уверяю вас».
Тщетно старый герцог созывал лекарей и просил их сделать все возможное. Состояние Лукреции день ото дня ухудшалось. Наконец было сказано:
– Еще одну ночь она не переживет.
Она лежала без сознания и не понимала, что происходит вокруг, когда за высокими стенами замка послышался стук лошадиных копыт.
Перед воротами остановилась небольшая группа всадников. Один из них, высокий и стройный, спрыгнул с коня и крикнул:
– Эй, кто-нибудь! Срочно проведите меня к герцогине Феррарской!
Какой-то слуга бросился ему навстречу.
– Мой господин, это невозможно! Герцогиня лежит при смерти, а в городе чума! Не входите сюда, если дорожите своей жизнью!
– Прочь с дороги, – прозвучал ответ. – А если сам дорожишь жизнью, быстро веди меня в спальню твоей герцогини.
К ним подбежали другие слуги. Один из них узнал пришельца. Он упал на колени и воскликнул:
– Мой господин, в городе чума!
Через мгновение он кубарем отлетел в сторону, а вслед ему прогремело:
– С боем мне пробиваться к своей сестре, что ли? Все тотчас пали ниц, а пострадавший простонал:
– Следуйте за мной, господин герцог. Я проведу вас прямо к ней.
Весь замок содрогнулся от ужаса. У феррарцев перехватывало дыхание, когда они шептали друг другу:
– Здесь Валентино!..
Они ждали за дверями. Это чудо – говорили они; она была при смерти, а он возвращает ее к жизни.
Он велел принести вина – чтобы привести ее в чувство, сказал он, – а когда получил требуемое, лекари и прислуга изумились произошедшей с ней перемене. Казалось, этот человек вдохнул в нее новую жизнь.
Сверхъестественно и непостижимо – таково было их общее заключение. В этих Борджа есть что-то нечеловеческое. Они сеют смерть, и они же восстают из мертвых.
Те странные, непонятные слова, которые произносили двое людей в комнате за дверями – они говорили на валенсийском диалекте, – представлялись им какими-то варварскими заклинаниями. Слушатели вспоминали о нанесенных Лукреции оскорблениях и молили Бога, чтобы о них не узнал Валентино.
Лукреция говорила:
– Зря ты приехал, Чезаре. У тебя и так слишком много дел.
– Дела подождут. Сейчас самое важное – твое здоровье. Я хочу послать гонца к нашему отцу.
– Он будет счастлив узнать, что ты навестил меня.
– Он будет счастлив только тогда, когда узнает, что ты поправилась. Лукреция, тебе нельзя умирать! Ты слышишь меня? Что станет с нашим отцом… со мной… если мы лишимся тебя?
– Но у тебя своя жизнь, Чезаре. Тебя ждут новые битвы и новые победы.
– Зачем они мне, если я потеряю тебя? Он обнял ее, и она заплакала.
– Я постараюсь поправиться. Ох, Чезаре, я так много думала о тебе… и о нашем отце… Я знаю о том, что ты сделал в Урбино.
По ее голосу Чезаре понял, какое горе причинил ей своей победой.
– Лукреция, дорогая, – сказал он. – Мне необходимо основать свое королевство. Но не думай, что я это делаю для одного себя. Ты… наш отец… наши дети… мы все будем пожинать плоды моих побед. Один из своих новых городов я подарю нашему маленькому Джованни. Что ты на это скажешь? О нашем Романском младенце тоже нельзя забывать.
– Ты утешаешь меня, – сказала она. – Ах, я часто думаю о своих детях.
– Не тревожься, дорогая. С ними ничего не случится, пока рядом будем я и твой отец.
Он положил руку на ее лоб.
– Милая, тебе пора поспать, – добавил он. – Поспи, а я посижу возле твоей постели.
Вскоре она и вправду заснула. Он находился в ее комнате до утра, а когда сам пошел отдохнуть и выспаться, в замке все говорили о свершившемся чуде – теперь казалось, что Лукреция поправится.
Несколько недель спустя, когда Лукрецию, все еще слабую, служанки усадили на постели, она вдруг вскрикнула от боли.
– Кажется, у меня начались схватки, – чуть позже простонала она.
В ее комнате собрались лекари. Их страхи, рассеявшиеся с приездом Чезаре, снова ожили.
Разве могла она выдержать роды, не доносив ребенка оставшиеся два месяца и еще не оправившись после такой тяжелой болезни? Это казалось невозможным.
Возле ее изголовья стоял Альфонсо.
– Не расстраивайся, дорогой, – сказала она. – Если я умру, ты еще женишься… у тебя будут дети от другой женщины.
– Не говори о смерти! – воскликнул Альфонсо. – Тебе нужно выжить! Я… я люблю тебя, Лукреция.
Она уже не слышала его слов. По ее лбу катились крупные капли пота, схватки участились. Вскоре на свет появился ребенок – девочка. Она родилась мертвой.
Наутро Чезаре снова прискакал в замок. С его появлением воспрянули надежды – все уже верили в его сверхъестественные силы и ждали от него еще одного чуда.
У дверей в комнату Лукреции его встретили Эркюль и Альфонсо.
– Умоляю вас, – воскликнул Альфонсо, – спасите мою супругу! Мы все только на вас и уповаем.
Когда Чезаре приблизился к постели Лукреции, ее тусклый взгляд немного просветлел. Она узнала его, хотя до этого не замечала ни одного человека, кто бы ни подходил к ней.
Он встал на колени и обнял ее. Затем попросил оставить их наедине. Ему подчинились, а через некоторое время он позвал лекарей и велел пустить сестре кровь.
– Не надо, – простонала Лукреция. – Я устала от лекарств. Дайте мне отдохнуть.
Чезаре укоризненным тоном произнес что-то по-валенсийски и подал знак лекарям.
Они поставили пиявки. Когда кровь слили в небольшую серебряную чашу, Чезаре снова что-то произнес. И хотя никто не понял его слов, было ясно – сказал что-то смешное, потому что Лукреция вдруг засмеялась. Люди, стоявшие в комнате, переглянулись. Всего несколько мгновений назад они и подумать не могли, что когда-нибудь снова услышат смех Лукреции.
Глава 7
БЕДА
Когда Лукреция поправилась, ее снова стал посещать Строцци. Он разговаривал с ней о поэзии и читал стихи, а те зачастую оказывались сочинениями его приятеля, знаменитого венецианского поэта Пьетро Бембо.
– Мой бедный Бембо, – сказал однажды Строцци. – Он уединился на моей вилле в Остеллато и дни напролет проводит за письменным столом. Сейчас у него много работы. Впрочем, о вас он говорит довольно часто.
– Должно быть, это потому, что вы часто рассказываете ему обо мне.
– Угадали. Но могу я иначе? Почти все мои мысли заняты вами.
– Дорогой Эркюль, дружба с вами очень много значит для меня. Вы помогли мне по-новому взглянуть на жизнь.
– Кое-кому не нравятся мои слишком частые визиты к вам.
– Да, у меня здесь довольно много врагов… и завистников.
– Я знаю одного из них – он завидует больше, чем другие. Не догадываетесь, кто? По лицу вижу, что – нет. Это все тот же Пьетро Бембо. Я должен кое в чем признаться. Те стихи, которые я сегодня читал, – они посвящены вам.
– Но он никогда не видел меня! Как же ему удаются такие замечательные стихи?
– Я рассказывал ему так много, что теперь он ясно представляет вас. Если вы приедете к нему – он узнает вас с первого взгляда.
– Вот уж не поверю!
Эркюль Строцци лукаво улыбнулся.
– Хотите проверить?
– Пригласить его в Феррару?!
– Нет, в Ферраре вас всякий узнает. Я предлагаю навестить его в Остеллато.
– Но как я смогу это сделать?
– Очень просто. Небольшое путешествие по реке. Вилла моя – чудесный, уютный уголок. Почему бы вам не прокатиться на барке? То-то он удивится!
Лукреция засмеялась.
– Любопытно было бы повидать нашего поэта, – сказала она и внимательно посмотрела на Строцци. – По-моему, вам не терпится доставить мне такое удовольствие.
Строцци улыбнулся. Его приятель слыл поклонником платонической любви. Эркюлю тоже было бы любопытно увидеть их вместе.
Уставший от своих многочисленных поклонников и поклонниц, утомленный бременем собственной славы, Пьетро Бембо наслаждался тишиной и покоем на вилле, которую ему любезно предоставил его добрый приятель Эркюль Строцци.
Одиночество его не угнетало, и он ждал приезда Эркюля, чтобы попросить разрешения пожить в Остеллато еще две-три недели.
Пьетро отдыхал в тени и вспоминал родную Венецию, как вдруг услышал чьи-то голоса и женский смех. Звуки доносились с реки – должно быть, проплывала какая-нибудь барка. Пьетро поморщился. Он не любил шумных компаний и не стал выходить на берег – потому-то и вздрогнул от неожиданности, когда увидел женщину в белом парчовом платье, шедшую в его сторону. Ее золотистые волосы развевались на ветру.
Подойдя, она проговорила:
– Добрый день, поэт. Вы меня знаете?
Он улыбнулся, а затем встал на одно колено и поцеловал ее руку.
– Вас невозможно с кем-нибудь спутать, герцогиня.
– Строцци читал мне ваши стихи. Они мне понравились, и я не смогла отказать себе в удовольствии посмотреть на вас.
– Вы приехали с друзьями?
– С несколькими служанками и двумя-тремя слугами. Они остались на барке.
– Значит, свиту вы не взяли? Очень рад. Я люблю простые манеры.
– Знаю. Строцци мне говорил.
– И много он говорил обо мне?
– Настолько много, что сейчас я не могу поверить, что в первый раз вижу вас. А еще я знаю вас по вашим творениям.
– Простите, вы так ошеломили меня своим появлением, что я забыл обо всех законах гостеприимства. Не желаете освежиться?
– Кубок вина, если можно.
Он хлопнул в ладоши и велел слуге сходить в винный погреб. Затем они расположились за столиком, стоявшим в тени, и заговорили о поэзии.
Она очаровала его. В ней не было ничего такого, что заставило бы вспомнить о дурной славе, окружавшей ее. И сейчас, после перенесенной болезни, она казалась еще более хрупкой, чем обычно. А может быть, такой она выглядела на фоне всего, что приписывали семье Борджа.
Расставаясь с ней, он еще раз вспомнил своего доброго приятеля Эркюля Строцци. Уж не хотел ли тот испытать твердость его платонических убеждений?
Вскоре Пьетро Бембо приехал в Феррару и стал частым гостем в комнатках на балконе замка. Знаменитый на всю Италию, он одним своим присутствием привлекал внимание к вечерам, которые устраивала Лукреция. Он же не придавал большого значения ажиотажу, вызванному его приездом. К поклонению соотечественников Пьетро привык довольно давно, и сейчас его занимало другое. Дело в том, что он искренне верил в силу великого учения Платона, но впервые встретил женщину, казавшуюся достойной его эстетических воззрений. Ему хотелось предаться духовному общению с ней, насладиться их интеллектуальной близостью.
Лукреция понимала его и тоже желала испытать те возвышенные чувства, о которых так много читала в книгах и слышала от своего поклонника Эркюля Строцци. Она устала от прежних любовных связей. И ей нужно было найти средство, помогающее забыть дикий нрав ее супруга.
Строцци с удовольствием наблюдал за ними. Все происходило так, как он предполагал. Он свел их и теперь мог себе сказать: я помог им встретить друг друга, и я не ошибся в них. Интересно посмотреть, сколько будет длиться эта чистая, целомудренная дружба – скоро ли страсть возьмет верх и сбросит их с заоблачных высот, толкнув к земным наслаждениям. Двое красивых, чувственных людей, размышлял Строцци, – долго ли они будут своими разговорами заглушать зов плоти?
Дни, когда Лукреция готовилась расстаться с жизнью, были нелегкими и для Ипполита. Папа не делал секрета из своих подозрений, касавшихся семьи Эсте. Герцога тот ругал даже в присутствии Ипполита – явно хотел сорвать на нем свой гнев.
– Я начинаю сомневаться, – зловещим голосом сказал он однажды, – что в Ферраре к моей дочери относятся с должным уважением.
Услышав эти слова, Ипполит содрогнулся. Он не был трусом, но методы, с помощью которых Борджа избавлялись от своих врагов, кого угодно заставили бы трепетать от ужаса. Порошок со звучным названием кантарелла вовсе не относился к числу чьих-то досужих выдумок – слишком уж многие попробовали его за столом у Александра. Другие просто исчезали, и о них больше не было никаких известий. Третьих находили в Тибре. Недаром же остряки говорили, что Александр и впрямь шел по стопам Святого Петра – если судить по тому, что его следы всегда вели в сторону реки, протекавшей под семью римскими холмами. Правда, преемник библейского апостола ловил не рыбу, а людей.
Санча, любовница Ипполита, тревожилась не меньше, чем он.
– Если Лукреция умрет, тебе нельзя будет и часу оставаться в Риме, – говорила она.
– Какая им польза от моей смерти? – спросил он как-то раз. – Разве сможет она вернуть Лукрецию?
Санча пристально посмотрела на своего любовника.
– Если Лукреция умрет, – сказала она, – то семью Борджа уже никто не будет величать Пасущимся Быком, что изображен на их гербе. Уверяю тебя, на его месте окажется обезумевший от собственной ярости бык – и даже сам дьявол не защитит того человека, который случайно очутится на пути этого животного.
– Папа достаточно благоразумен. Он увидит, что моя гибель ему ничего не даст.
– Неужели ты ничего не знаешь об отношениях в их семье? Они ненормальны, говорю тебе – ненормальны! А сами эти люди – неразлучная троица… порочная, если угодно, но все равно неразлучная. Ты их почти не видел вместе и не можешь понять моих слов.
– Сдается мне, – легкомысленно заметил Ипполит, – ты устала от своего любовника и желала бы, чтобы он поскорее уехал из Рима, тогда ты смогла бы проводить время с другими.
– Дорогой мой, твое присутствие не помешало бы мне проводить время с другими.
– И не мешает, – улыбнулся он. Она засмеялась.
– Ты не настолько уникален, чтобы удовлетворить меня в одиночку. Но ты пришелся мне по душе, мой юный кардинал. Вот почему я предупреждаю тебя. Будь готов бежать отсюда.
Он редко воспринимал ее всерьез и не собирался следовать ее совету. К тому же вскоре из Феррары пришло сообщение о выздоровлении Лукреции.
Однако от его напускного благодушия не осталось и следа, когда в Рим вернулся Чезаре.
Ипполит был у Санчи, когда тот зашел к ней. Ситуация сложилась очень напряженная, и Санча, беззаботно болтавшая со своими двумя любовниками, превосходно это осознавала.
Ее он покинул вместе с Чезаре. Не из трусости. Просто ему не хотелось оставаться после ухода человека, с которым у него когда-то складывались приятельские отношения. Во всяком случае, так он говорил себе.
Несколько часов спустя Санча послала за ним, а когда он вновь появился, пылко обняла его.
– Ипполит, мой дорогой кардинал, – сказала она, – я буду тосковать без тебя, но тебе необходимо срочно исчезнуть из Рима.
– Но почему? – спросил Ипполит.
– Потому что я люблю твое красивое тело и не хочу, чтобы его разлучили с душой. Возьми с собой двух-трех надежных друзей и немедленно скачите прочь из Рима. Может быть, ты успеешь укрыться в Ферраре.
– От кого?
– Не трать времени на ненужные расспросы. Ты знаешь, от кого. Он уже не церемонится со своими жертвами, как раньше, – просто отдает приказ… и человека, который досаждал ему, больше нет в живых.
– Я ему ничем не досадил.
– Ты был моим любовником. А Чезаре не всегда нравятся мои увлечения.
Ипполит молча смотрел на нее.
– Ипполит! – закричала она. – Безмозглый кретин! Беги… беги, пока не поздно. Передай от меня привет Лукреции. Скажи, что я скучаю по ней. Но не мешкай ни минуты! Говорю тебе, твоя жизнь в опасности.
Ипполит вышел от нее и в двух кварталах от дома Санчи встретил своего грума и двух оруженосцев. Поджидая его, все трое заметно нервничали. С приездом Чезаре в Риме многие потеряли покой – а те, кто имел хоть какое-нибудь основание считать себя провинившимся перед ним, дрожали от страха.
Через час Ипполит уже скакал прочь из Рима.
Ожидания Эркюля Строцци оправдались через три месяца после выздоровления Лукреции.
Альфонсо в это время инспектировал военные укрепления на границе Феррары; Ипполита, недавно вернувшегося из Рима, старый герцог не отпускал от себя ни на шаг; Юлий всюду следовал за Лукрецией, но его интересовала не она, а Анджела.
Вот почему Лукреция воспользовалась приглашением Строцци и посетила его виллу в Меделане – менее удаленную, чем Остеллато, – где незадолго до этого поселился Пьетро Бембо.
Там, среди благоухающих цветников и тенистых садовых беседок, они смогли быть вдвоем, и только вдвоем. Им никто не мешал – Юлий и Анджела вернулись в Феррару, как только увидели встречавшего их Пьетро.
Те чудесные августовские дни они проводили, наслаждаясь сочетанием духовной близости с физической, и Лукреции казалось, что только сейчас она впервые в жизни была по-настоящему счастлива.
Прибыв в Рим, Чезаре объявил, что останется здесь вплоть до торжеств, которыми предстояло отметить двенадцатую годовщину пребывания Александра на папском престоле. На самом деле он покривил душой. Отношения Чезаре с французами были уже не такими теплыми, как прежде – сейчас в итальянской политике все большую роль начинала играть Испания. Она укрепляла свои позиции в южной части Италии, находившейся в руках арагонцев, и поэтому испанский король был заинтересован в приостановлении французского вторжения на юг полуострова.
Собираясь положить конец наступлению армии Луи, испанцы рассчитывали на то, что семья Борджа прервет свой затянувшийся альянс с Францией – как-никак Александр был выходцем из валенсийской провинции и в решающую минуту не мог отвернуться от родины. Разумеется, при таком шатком положении дел Чезаре уже не полагался на помощь французов в защите герцогства Романия, основание которого потребовало от него стольких усилий и жертв.
Это означало, что в ближайшее время ему могло понадобиться немало денег на оборону своих владений. Зная о его нуждах, Александр прибег к испытанному способу – увеличил число своих кардиналов за счет тех, кто был готов дорого заплатить за пурпурную мантию. Таким образом он в короткое время получил прибыль, превысившую сто пятьдесят тысяч дукатов.
Были у него и другие методы сбора денег. В Ватикане уже давно заметили – как только Борджа оказывались в стесненных условиях, так в городе начиналась эпидемия загадочных смертей.
Не удивительно, что в таких обстоятельствах многие богатые люди почувствовали себя очень неуверенно. Кардинала Джиана Баттиста Орсини неожиданно обвинили в покушении на жизнь Папы и заточили в замке Сант-Анджело. Там его подвергли пыткам, но признания так и не вырвали, а могущественный род Орсини пришел в ярость от такого обращения с одним из своих видных представителей.
В этой семье понимали, что именно требовалось Александру и Чезаре, а потому за освобождение кардинала был предложен огромный выкуп. За судьбу Джиана Баттиста переживала и его любовница. Случилось так, что эта женщина обладала жемчужиной, о несметной стоимости которой знала вся Италия. Свое сокровище она решила отдать за жизнь любовника.
Принимая у себя эту красивую женщину, Александр был как всегда галантен.
– Я завидую кардиналу, – сказал он. – Ему принадлежат ваши чувства, а вы владеете уникальной жемчужиной. Ведь вам известна ее стоимость.
– Верните мне его, и она будет ваша.
– Никогда не умел отказывать хорошеньким женщинам, – ответил Папа.
Узнав об отцовском поступке, Чезаре рассвирепел. Его громовой голос был слышен даже за дверями папских апартаментов.
– Он же всем расскажет о том, как его пытали! Опять пойдут слухи. От него нужно было избавиться!
Александр спокойно улыбался.
– Порой мне кажется, что ты не понимаешь своего отца, – пробормотал он.
– Я превосходно понимаю вас! – бушевал Чезаре. – Стоит вам услышать какую-нибудь просьбу из уст симпатичной женщины – и вы уже на все согласны.
– Мы завладели жемчужиной. Не забывай об этом.
– Мы могли бы получить и жемчужину, и его жизнь! Папа удовлетворенно хмыкнул.
– Вижу, мы с тобой мыслим одинаково. Эта очаровательная женщина должна была получить своего любовника – я дал ей слово. Но к тому времени он уже выпил вина из кубка, который поднесли ему в знак примирения с семьей Борджа. Я ведь не обещал, что она увидит его живым. Итак, мы завладели бесценной жемчужиной, а нашей юной подруге достанется труп кардинала.
Вскоре после этого были убиты и другие члены той же семьи – Паоло Орсини и герцог Гравинский. Оба пользовались благосклонностью короля Франции, и Луи пришел в ярость, когда узнал об их гибели. Он написал Папе гневное письмо и потребовал положить конец убийствам его друзей. Волю французского монарха Александр оставил без внимания.
В августе внезапно умер кардинал Джованни Борджа. Он слыл богатым человеком, а после смерти его состояние оказалось даже более внушительным, чем предполагалось. Папа и Чезаре не могли не обрадоваться доставшемуся им наследству.
Через несколько дней после его кончины Чезаре и Александр получили приглашение на ужин, который должен был состояться на загородной вилле кардинала Адриана Кастелли да Корнето.
Корнетто недаром считался одним из самых богатых кардиналов Александра Четвертого – его дворец в Борго-Нуово строил знаменитый архитектор Браманте. Достопримечательности этого дворца он и хотел показать гостям перед тем, как вместе с ними поехать на виллу.
Отец и сын Борджа с удовольствием приняли его приглашение. Они вынашивали свои планы на этот вечер.
У Чезаре были свои люди во всех важных домах Рима – в том числе и среди прислуги кардинала. Он приказал подсыпать порцию кантареллы в вино Адриана да Корнето. Не самую большую дозу, половину обычной. Кардинал должен был умереть через несколько дней после застолья.
В Борго Нуово они выехали вместе. Кардинал встретил их у входа в свой недостроенный дворец.
– Своим приездом вы оказали мне огромную честь, Ваше Святейшество, – сказал Адриан. – Проходите, я покажу вам новое творение нашего великого зодчего.
Чезаре оглядел фасад дворца и ухмыльнулся. Браманте потрудился на славу – и, вне всяких сомнений, закончит начатую работу. Вот только принадлежать она будет не Корнето, а семье Борджа.
Они обошли весь дворец и заглянули внутрь, где не могли не восхититься удобством и великолепной отделкой помещений. Александр и Чезаре проявляли интерес ко всем подробностям планировки здания.
– Ну, – наконец сказал кардинал, – теперь поедем на мою виллу. Осмотр недостроенного дворца – утомительное занятие. Тем более на такой жаре.
– Признаться, я бы не отказался от кубка доброго вина, – вздохнул Папа.
Через полчаса они прискакали на виллу, где уже был накрыт стол для гостей.
– Утолим-ка сначала жажду! – воскликнул Корнето. Тотчас принесли вина.
Вино было превосходное – выдержанное, из лучших виноградников Требии. Александр залпом осушил кубок и попросил налить еще. Чезаре только пригубил, а остальные сделали по глотку и принялись обсуждать предстоящий ужин.
