Текст книги "Возвращение. Танец страсти"
Автор книги: Виктория Хислоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Виктория Хислоп
Возвращение
Танец страсти
Эмили и Уильяму, с любовью
Предисловие
Виктория Хислоп – довольно известная в Англии журналистка. Первый ее роман «Остров. Тайна Софии» был продан тиражом более чем 1,5 миллиона только в Англии и переведен на двадцать пять языков. Книга занимала первую строчку рейтинга бестселлеров в течение почти двух месяцев. Вероятно, новый роман Виктории Хислоп «Возвращение. Танец страсти», который мы представляем вашему вниманию, ожидает не менее замечательная судьба и заслуженное признание читателей.
Действие романа разворачивается в двух временных пластах, которые сообщаются друг с другом посредством памяти и эмоций героев. Молодая англичанка Соня отправляется путешествовать в Испанию, точнее, бежит туда. Бежит от опостылевшего мужа, от его косных представлений о семейных ценностях и, наверное, от самой себя. Еще дома, в Англии, Соня пыталась преодолеть «серость будней», начав заниматься испанскими народными танцами. Именно это увлечение и послужило толчком всем дальнейшим событиям.
Нужно отметить, что Виктория Хислоп чуть ли не впервые в литературе так глубоко раскрыла сущность испанского танца. До мельчайших деталей писательница описала его движения – так, что некоторые страницы романа можно использовать чуть ли не в качестве пособия. Но главное в танце все же – эмоциональная, духовная составляющая. Испанский национальный танец, по мнению Виктории Хислоп, – это подлинное выражение свободы, протеста против любой формы диктатуры и насилия, концентрированное воплощение всего самого ценного, что есть в человеческой жизни. Героиня романа Соня инстинктивно ощущает все это. Искреннее желание девушки как можно более глубоко проникнуть в сущность танца дарит ей все новые и новые знакомства. И одно из них становится знаковым. Пожилой владелец кафе, разглядев в Соне не просто праздную искательницу приключений, раскрывает перед ней одну из самых трагических страниц истории Испании.
…Гражданская война 30-х годов прошлого столетия поломала судьбы сотен тысяч простых испанцев. И семья Рамирес не стала исключением. Виктория Хислоп на примере этой семьи раскрывает антигуманную сущность любой, а особенно гражданской войны – когда брат идет на брата, а сын на отца, когда рушатся личные, семейные отношения, голодают дети, льется невинная кровь. Обращает на себя внимание не только мастерское владение словом, которым наделена писательница, – в описаниях военных тягот нет ни излишнего натурализма, ни ненужной патетики, – но и глубокое знание предмета с исторической точки зрения. Впечатляющие описания войны заставляют вспомнить произведения таких признанных мастеров, как Эрих Мария Ремарк и Эрнест Хемингуэй. Но Виктория Хислоп – женщина. И было бы странно, если бы в книге, написанной женщиной, не было ни слова о любви. История любви танцовщицы Мерседес и гитариста Хавьера красной нитью проходит через весь роман. Здесь вновь всплывает тема испанского национального танца, его протестности и свободолюбия. Не зря же во времена Франко на увлечение танцами смотрели, мягко говоря, косо.
Главная героиня Соня как бы пропускает через себя события всех этих далеких и трагических дней. И тем неожиданнее для нее и для читателя становится развязка…
Новая книга Виктории Хислоп, несомненно, стала очередным творческим достижением писательницы, ее очередной ступенькой на пути к заслуженной славе. Роман будет интересен самым разным читателям: и тем, кто увлекается историей, и любителям путешествий, и почитателям классического «женского романа».
Приятного вам чтения!
Все персонажи, за исключением исторических, в этом романе вымышлены, любое сходство с реальными людьми является случайным.
Выражаю благодарность Яну Хислопу, Дэвиду Миллеру, Флоре Риз, Натали Беньямин, Эмме Кантонс, профессору Хуану Антонио Диасу, Рейчел Даймонд, Трейси Хей, Гельвесии Идальго, Джеральду Хоусону, Майклу Джейкобсу, Эрминио Мартинесу, Элеоноре Мортимер, Виктору Овису, Яну Пейджу, Крису Стюарту, Джозефине Стаббз и Иоланде Уриос.
Карта Испании, 1931 год
Часть первая
Глава первая
Гранада, 2001 год
Не успели последние зрители – две женщины – занять свои места, как угрюмый gitano[1]1
Испанский цыган (исп.). (Здесь и далее примеч. пер.).
[Закрыть] с решительным видом задвинул дверной засов.
На сцену вышли пять жгучих брюнеток в широких и длинных юбках. Узкие лифы платьев – огненно-красного, оранжевого, ярко-зеленого, желтого – облегали их тела. Эти пестрые цвета, смесь густых ароматов, внезапное появление и уверенная походка девушек были невероятно эффектными. За девушками вышли трое мужчин – все в черном, как на похоронах, от напомаженных волос до кожаных туфель ручной работы.
Потом от одного легкого, едва слышного хлопка, разорвавшего тишину, – одна ладонь лишь коснулась другой ладони – атмосфера изменилась. Один мужчина начал перебирать струны гитары, второй низким голосом завел протяжную мелодию-стон, которая вскоре вылилась в песню. Резкий звук его голоса лишь подчеркивал суровость обстановки и грубые черты его тронутого оспой лица. Только сам исполнитель и его труппа понимали слова загадочной песни на местном наречии, но публика уловила общий смысл – неразделенная любовь.
Так прошло пять минут; все пятьдесят зрителей сидели в темноте у входа в одну из сырых cuevas[2]2
Подвалы, пещеры (исп.).
[Закрыть] Гранады, почти не дыша. Никто не уловил заключительного аккорда – песня как-то незаметно стихла. Для девушек это послужило сигналом к повторному выходу – каждое движение исполнено неприкрытой чувственности, взгляд прикован к двери, и ни намека на то, что в помещении есть кто-либо, кроме них самих. В зале повисло напряжение.
– Это оно? – шепотом спросила одна из опоздавших.
– Надеюсь, нет, – ответила ее подруга.
Несколько минут стояла оглушительная тишина, затем зрители уловили непрерывный мелодичный звук: это была еще не музыка, а неторопливое, размеренное постукивание – щелканье кастаньет.
Одна из девушек возвращалась, идя по узкому коридору, притопывая в такт; оборки ее юбок задевали пыльную обувь сидящих в первом ряду туристов. Платье, ярко-оранжевое с большими черными разводами, туго, едва не лопаясь по швам, обтягивало ее живот и грудь. Ноги ритмично – раз-два, раз-два, раз-два-три, раз-два-три, раз-два – выбивали дробь на деревянных половицах, которыми была выложена сцена.
Потом ее руки взметнулись вверх, звуки кастаньет слились в низкую радостную трель, девушка медленно закружилась в танце. Все время; пока она кружилась, ее пальцы с надетыми на них деревянными пластинками, скрепленными попарно, производили резкие щелкающие звуки. Публика завороженно смотрела на танцовщицу.
Аккомпанементом ей служила заунывная песня, исполнитель которой стоял, потупив взор. Танцовщица продолжала свой чарующий танец. Даже если она и слышала музыку, то не осознавала этого, пребывая в состоянии некоего транса, и даже если она и ощущала присутствие публики, то никак не давала этого понять зрителям. Выражение ее чувственного лица было сосредоточенным, взгляд обращен в иные, лишь ей доступные миры. Платье под мышками потемнело, а на бровях выступили капельки пота, когда она закружилась еще быстрее, быстрее и быстрее.
Танец закончился так же, как и начался: девушка решительно топнула ногой – все. Руки подняты над головой, взгляд обращен к низкому сводчатому потолку. Никаких аплодисментов от благодарной публики. А если бы они и раздались, девушка, вероятно, их бы и не заметила. В помещении стало жарко, и зрители на передних рядах чувствовали исходивший от танцовщицы резкий запах – смесь благовоний и пота.
Не успела одна сойти со сцены, как другая уже заняла ее место. Вторая танцовщица горела каким-то нетерпением, хотя и боролась с ним. Еще больше черных пятен заплясало перед глазами у публики – на этот раз на алом фоне. Вьющиеся черные волосы каскадом ниспадали на лицо цыганки, на котором сияли четко очерченные арабские глаза. На этот раз не было никаких кастаньет, лишь бесконечная чечетка: тра-та-та, тра-та-та-та, тра-та-та-та…
Движения с пятки на носок и обратно казались невероятно быстрыми. От ударов тяжелых черных туфель, их прочных каблуков и стальных носков сцена вибрировала. Вероятно, колени танцовщицы поглотили тысячу ударных волн. На какое-то мгновение певец замолчал, опустив глаза, как будто взгляд этих прекрасных черных очей превратил его в камень. Невозможно было определить, кто задает ритм – гитарист или танцовщица. Они исполняли свои партии в унисон, как одну. Словно дразня его, она рывком подняла тяжелый подол своей юбки, выставив напоказ стройные ноги в черных чулках, чтобы стали заметны скорость и ритм их движения. Музыка взлетела в крещендо, девушка закружилась волчком, словно арабский пляшущий дервиш. Роза, небрежно заправленная в волосы, полетела в зал, к зрителям. Девушка даже не попыталась ее вернуть – она ушла со сцены, едва цветок коснулся пола. Во время выступления танцовщица была полностью погружена в себя, однако в танце было столько неприкрытой самонадеянности, сколько зрителям еще не приходилось видеть. Первая танцовщица и гитарист вышли вслед за ней из пещеры, их лица, несмотря на бурю оваций, ничего не выражали – разве что полное равнодушие к публике.
Прежде чем представление закончилось, выступили еще шесть танцовщиков, и каждый показывал те же волнующие чувства: страсть, гнев, печаль. Среди них – мужчина, движения которого были откровенно дразнящими, как у проститутки; девушка, изобразившая сильную боль, никак не вяжущуюся с ее молодостью; старуха, на чьем морщинистом лице были запечатлены семьдесят лет страданий.
Наконец, когда все исполнители покинули сцену, вспыхнул свет. Направляясь к выходу, зрители могли видеть артистов, сидевших в маленькой задней комнатке: они ругались, курили, пили дешевый виски из наполненных до краев высоких бокалов. У них оставалось еще сорок пять минут до следующего выступления.
В помещении с низким потолком уже было не продохнуть, оно пропахло винными парами, а потом и удушливым ароматом сигар, так что зрители с наслаждением вдохнули прохладный ночной воздух, чистота и прозрачность которого напомнили им, что совсем недалеко отсюда находятся горы.
– Удивительное зрелище! – сказала Соня своей подруге. Она не могла подобрать слов, чтобы описать переполнявшие ее чувства, поэтому «удивительное» показалось ей наиболее подходящим эпитетом.
– Да, – согласилась Мэгги, – и такое возбуждающее!
– Ты верно подметила, – подхватила Соня. – Именно возбуждающее. Я ожидала совсем другого.
– А эти девушки – они казались не очень-то счастливыми, согласна?
Соня не стала отвечать. Фламенко, безусловно, имеет мало общего со счастьем. Уж это-то за последние два часа она поняла.
Они возвращались по вымощенным булыжником улочкам к центру Гранады и оказались в старом мусульманском квартале – Альбайсине. От карты было мало толку: маленькие переулки вряд ли имели названия, а иногда даже заканчивались несколькими узкими ступенями.
Подружки вновь воспрянули духом, когда повернули за угол и вышли прямо к крепости Альгамбра. И хотя уже перевалило за полночь, мягкое янтарное свечение, заливавшее дома, едва не заставило их поверить, будто солнце еще не спряталось за горизонт. Зубчатые башенки, чернеющие на фоне безоблачного неба, делали Альгамбру похожей на дворец из «Тысячи и одной ночи».
Взявшись за руки, женщины молча спускались по холму. Черноволосая полная Мэгги замедляла шаг, чтобы идти в ногу с Соней. Так уж было заведено у этих закадычных подруг, внешне совершенно не похожих друг на друга. Слова были лишними. Сейчас стук их каблуков по гравию, четкий, как хлопок в ладоши и треск кастаньет танцовщиц фламенко, больше соответствовал моменту, чем звук человеческого голоса.
Была среда, конец февраля. Соня и Мэгги приехали всего несколько часов назад, но уже по пути из аэропорта Гранада околдовала Соню. Зимний закат придал городу отчетливые очертания, оставив видневшиеся вдали заснеженные пики в загадочной полутьме. Когда такси неслось по автостраде, женщины мельком увидели геометрический узор Альгамбры. Казалось, крепость царит над всем городом.
Наконец они въехали в центр Гранады. Таксист чуть сбавил скорость, и теперь пассажирки могли любоваться великолепными площадями, роскошными зданиями и редкими величественными фонтанами, пока машина не свернула на узкую, мощенную брусчаткой улицу, которая тянулась через весь город.
Несмотря на то что мать Сони родилась в Испании, она лишь дважды бывала в этой стране, и оба раза на морских курортах Коста-дель-Соль, загорала на бескрайних пляжах, где пенился прибой. Там круглый год было лето, а в ресторанчиках подавали блюда, привычные для англичан и немцев, которых там было множество. Расположенные неподалеку и очень гармонирующие друг с другом виллы с богато украшенными колоннами и причудливыми коваными перилами казались такими близкими и в то же время такими далекими от города с его запутанными улочками и диковинными зданиями, построенными много веков назад.
Гранада была городом, насыщенным неизвестными запахами, где причудливо смешивалось древнее и современное. Кафе были переполнены местными жителями, в витринах лежали горы маленьких блестящих булочек, которыми торговали серьезные мужчины, с достоинством предлагая свой товар, на окнах маленьких квартир жилых домов висели грязные занавески, а на балконах – мокрые простыни. «Тут все настоящее, – подумала Соня, – ничего наносного».
Они то и дело поворачивали – налево, направо, направо, налево и опять налево, – как будто стремились приехать именно в то место, откуда начали свой путь. Движение на узеньких улочках было односторонним, и им чудом удалось избежать столкновения с мопедом, который на большой скорости несся навстречу. Пешеходы, явно подвергая себя опасности, шли не по тротуару, а по проезжей части. Только водителю такси было под силу преодолеть этот сложный лабиринт. На зеркале заднего вида болтались четки, которые стучали о ветровое стекло, а Дева Мария кротко взирала на них с иконки на лобовом стекле. За все время пути они не попали в аварию – значит, икона действительно хранила их.
От дурманящего приторно-сладкого запаха освежителя воздуха, который только усугублял последствия перелета, у обеих женщин кружилась голова и подступала к горлу тошнота. Они с искренним облегчением вздохнули, когда машина наконец притормозила и они услышали, как шофер переключил ручной тормоз с резким щелчком. Двухзвездочная гостиница «Санта Анна» располагалась на маленькой грязной площади, ютясь между книжным магазином и сапожной мастерской. Вдоль тротуара стояли торговые палатки, они как раз закрывались. Гладкие золотистые батоны и горы плоского, нашпигованного оливками хлеба продавцы упаковывали в бумагу, а остатки пирогов с фруктовой начинкой, которые первоначально были размером с вагонное колесо, сейчас складывали в вощеные пакеты.
– Я голодна как волк, – сказала Мэгги, наблюдая за тем, как торговцы нагружают свои фургончики. – Перехвачу что-нибудь здесь, пока они не исчезли.
Со свойственной ей непосредственностью Мэгги перебежала через дорогу, оставив Соню расплачиваться с таксистом. Вернулась она с большим батоном, который уже разорвала на куски, спеша утолить голод.
– Хлеб вкуснейший. Возьми, попробуй.
Она сунула кусок хрустящего батона в руку Соне, и обе они остановились на тротуаре, поставили чемоданы у ног и стали есть хлеб, щедро усыпая крошками булыжную мостовую. Настал час paseo[3]3
Прогулка, гуляние (исп.).
[Закрыть]. Люди выходили из домов на вечерний променад. Мужчины с женщинами, женщины под руку с женщинами, мужчины по двое – все нарядно одетые и словно занятые каким-то важным делом, несмотря на то что прогулка доставляла им явное удовольствие.
– Так и манит, правда? – сказала Мэгги. – Что?
– Жизнь в Гранаде! Только посмотри на них! – Мэгги кивнула на угловое кафе, переполненное посетителями. – Как ты думаешь, о чем они говорят за бокалом красненького?
– Думаю, обо всем понемногу, – улыбнулась Соня. – О семье, скандалах, политике, футболе…
– Пойдем в гостиницу, зарегистрируемся, – предложила Мэгги, отряхивая последние крошки. – А потом можем отправиться куда-нибудь и пропустить по стаканчику.
За стеклянной дверью гостиницы им открылся ярко освещенный холл, оформленный с претензией на роскошь: здесь было несколько красивых, но блеклых композиций из шелковых цветов да еще несколько старинных тяжелых кресел в стиле барокко. Сидевший за высокой стойкой администратора молодой мужчина с приятной улыбкой протянул им бланки регистрации. Сделав ксерокопии паспортов и сообщив, в котором часу завтрак, он передал им ключ от номера. Деревянный брелок, размером, формой и цветом напоминавший настоящий апельсин, являлся полной гарантией того, что они не покинут гостиницу, не сдав ключ, который водворится на свое законное место на доске за спиной администратора.
За исключением холла, все убранство гостиницы было кричаще безвкусным. Прижавшись друг к другу и поставив чемоданы один на другой, подруги поднялись в крошечном лифте на третий этаж и оказались в узком коридоре. В полутьме они, цокая каблуками, с чемоданами в руках побрели по коридору, пока не разглядели огромные, тускло поблескивающие цифры на двери номера: «301».
Вид из окон здесь был весьма живописным, и отнюдь не на Альгамбру. Они выходили на глухую стену, и тут же висел кондиционер.
– Ладно, мы же не собираемся наслаждаться видами из окна, так ведь? – заметила Соня, задергивая тонкую занавеску.
– И даже если бы в номере был балкон с шикарной мебелью и видом на простирающиеся до самого горизонта горные вершины, мы бы все равно там не сидели, – засмеялась Мэгги. – Не слишком-то и жарко.
Соня распахнула свой чемодан, засунула пару футболок в маленькую прикроватную тумбочку, остальную одежду развесила в узком платяном шкафу. От скрежета металлических плечиков у нее заломило зубы. В ванной комнате, как и в самом номере, негде было повернуться, поэтому даже стройной Соне пришлось протиснуться за раковину, чтобы закрыть дверь. Почистив зубы, она бросила зубную щетку в единственный имеющийся стакан и вернулась в комнату.
Мэгги валялась на красном покрывале, а нераспакованный чемодан так и стоял на полу.
– А разбирать чемодан ты что, не будешь? – спросила Соня, которая по опыту знала, что Мэгги скорее всю неделю будет вынимать слежавшиеся вещи из чемодана, набитого кокетливыми кружевными вещицами и сбившимися в клубок мятыми блузами, чем развесит все на плечики.
– Что-что? – рассеянно переспросила Мэгги, поглощенная чтением.
– Чемодан!
– А, чемодан… Потом разберу.
– Что читаешь?
– Да вот, валялось с брошюрами на столе, – ответила Мэгги из-за рекламного буклета, который поднесла поближе к глазам, чтобы разобрать текст.
Света тусклой лампочки как раз хватало на то, чтобы слегка рассеять сумрак комнаты, оформленной в темно-бежевых тонах, так что было можно читать.
– Реклама театра фламенко, представление дают где-то в Лос-Фандангос. Это в цыганском квартале, насколько я понимаю по-испански. Пойдем?
– Конечно. Почему бы и нет? Портье нам объяснит, как туда добраться, верно?
– Представление начинается в половине одиннадцатого, у нас есть время на то, чтобы перекусить.
Вскоре они уже были на улице, вооруженные картой города. Они бродили по лабиринту извилистых улочек, отчасти следуя своему чутью, отчасти ориентирам на карте: Хардинес, Мира-соль, Крус, Пуэнтесуэлас, Капучинас[4]4
Букв.: Сады, Подсолнух, Крест, Мост башмачников, Капуцины (монашеский орден) (исп.).
[Закрыть]…
Соня помнила значение этих слов со школьной скамьи. Каждое обладало собственной тайной. Они были похожи на взмахи кисти, рисовавшей городской пейзаж, каждое вносило свою лепту в копилку единого целого. Когда они приблизились к центру Гранады, названия улиц стали явно указывать на то, что здесь главенствует римско-католическая церковь.
Подруги направились к собору – самому сердцу города. Судя по карте, собор являлся отправной точкой. Казалось, по узким улочкам никогда не доберешься до собора, и, лишь когда Соня увидела перила и двух нищенок перед резным порталом, она впервые подняла голову. Возвышающаяся над ней громада казалась настоящей цитаделью, она заслоняла собой небо и напоминала каменную крепость. Она не устремлялась ввысь, как соборы Святого Павла, Святого Петра или Сакре-Кер. Соне казалось, что этот собор, наоборот, закрывает собой весь небосвод. К тому же и вокруг него не было обширного свободного пространства, которое бы выгодно подчеркивало его величие. Он притаился за обыденными улочками с их кафе и магазинчиками, и с большинства точек на этих узких улочках собор невозможно было увидеть.
Однако в начале каждого часа собор напоминал всему миру о своем существовании. Когда подруги остановились у портала, раздался колокольный звон, такой громкий, что они обе вздрогнули от неожиданности. Оглушительный звон металла, казалось, проникал прямо в мозг. Соня закрыла уши ладонями и последовала за Мэгги прочь от нестерпимого грохота.
В восемь вечера тапас-бары[5]5
Бары, где подают острую испанскую закуску – тапас.
[Закрыть], расположенные вокруг собора, были переполнены. Мэгги тут же приняла решение и повернула в тот бар, в дверях которого стоял и курил официант.
Подруги взгромоздились на высокие деревянные табуреты, заказали вина. Его подали в маленьких пузатых бокалах вместе со щедрой закуской – огромным блюдом ветчины, и всякий раз, когда они делали очередной заказ, словно по волшебству снова появлялась тапас. И как бы ни были голодны две туристки, этих небольших порций оливок, сыра и рубленой ветчины оказалось достаточно, чтобы подруги наелись.
Соне очень понравилось кафе, которое выбрала Мэгги. За баром прямо с потолка свисали рядами огромные окорока, словно гигантские летучие мыши на ветках деревьев. Жир капал с них в маленькие пластмассовые формы-конусы. Рядом с ними висели филейные части, а на полках позади этого изобилия стояли огромные банки с оливками и тунцом. Там же высились целые ряды бутылок, до которых невозможно было дотянуться. Соне понравились этот пыльный беспорядок, густой сладковатый запах ветчины и та праздничная атмосфера, которая окутывала сейчас молодую женщину, словно любимое пальто.
Мэгги вывела ее из задумчивости.
– Ну, как жизнь?
Это было так похоже на ее подругу. Многозначительный вопрос! Соня нанизала на коктейльную палочку две оливки и темно-пурпурный помидор.
– Все хорошо, – ответила Соня, прекрасно зная, что подобный ответ не удовлетворит подругу. Иногда эта привычка Мэгги – говорить прямо, без обиняков – вызывала раздражение. С того момента, когда они встретились в аэропорту Станстед сегодня утром, они болтали лишь о пустяках, но Соня понимала, что рано или поздно Мэгги захочет большей откровенности. Она вздохнула. Именно эта черта подруги одновременно и нравилась Соне, и отталкивала ее.
– Как там твой старый потрепанный муженек? – От подобного прямого вопроса уже не отделаешься односложным ответом, особенно таким, как «все хорошо».
Когда пробило девять вечера, в баре внезапно прибавилось людей. До этого его посетителями в основном были пожилые мужчины, державшиеся обособленными группками. Соня заметила, что эти мужчины были стройными, невысокого роста, нарядно одетыми, в начищенных до блеска туфлях. После девяти в бар потянулся народ помоложе. Эти весело болтали, примостившись за узкой стойкой с бокалами вина и тарелками тапас, – стойку расположили по периметру помещения именно для этих целей. Из-за шума стало труднее разговаривать. Соня придвинула свой стул поближе к Мэгги, так что деревянные спинки соприкоснулись.
– Еще более потрепанный, чем обычно, – ответила она прямо в ухо подруге. – Не хотел, чтобы я уезжала, но, думаю, переживет.
Соня взглянула на часы над баром. До начала представления, на которое они собирались, оставалось менее получаса.
– Уже пора идти. Пойдем? – Она соскользнула со стула. Несмотря на любовь к Мэгги, в настоящее время она хотела уклониться от ответа на личные вопросы. По мнению ее лучшей подруги, ни один мужчина не стоил того, чтобы выходить за него замуж, но Соня частенько подозревала, что Мэгги так считает, потому что сама никогда не была замужем.
Им только что подали кофе, и Мэгги не собиралась никуда идти, пока не допьет его.
– У нас есть еще время допить кофе, – сказала она. – В Испании все начинается позже.
Обе женщины выпили по большой чашке черного кофе без сахара и стали пробираться сквозь толпу к выходу. На улицах тоже было многолюдно – до самого Сакро-Монте. Там они вскоре увидели указатель с надписью «Лос-Фандангос». Указатель висел на побеленном, грубо оштукатуренном здании, стоявшем на склоне холма. Здесь, по-видимому, они и будут смотреть фламенко. Уже на подходе к зданию они услышали завораживающие звуки гитары – кто-то подбирал аккорды.
