Текст книги "Музей нашей жизни"

Автор книги: Виктория Эйлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7

Массимо погрузился в векселя. Надо было изучить поручителей и сроки истребования. Его облик свидетельствовал о решительном и энергичном характере. С детства он занимался верховой ездой, улавливая на себе цепкий, взыскательный взгляд своего деда. Крепкое и гибкое тело в дорогом английском костюме, выдавало физическую силу и уверенность в себе. Решения по всем вопросам он принимал взвешенно и быстро.

– Lügen haben kurze Beine2222
  Нем. У лжи короткие ноги


[Закрыть] – говорил ему ненавистный дед напряжённым голосом,

крепко зажимая ухо внука за провинность.

– Lassen Sie mich los!2323
  Нем. Отпусти меня!


[Закрыть]

Ухо рдело алым цветом после таких нравоучений. В те дни он ненавидел этого сухого, противного старика и всю Германию. Впрочем, урок пошёл впрок. Он не врал никому: ни себе, ни остальным, обходясь молчанием в особых случаях.

Много лет назад, Аллегра с трудом отпустила от себя десятилетнего сына в Германию. Будущее молодого наследника курфюрста обеспечивалось ценой разлуки с матерью.

Спустя годы, причины сомневаться в принятом решении отсутствовали. Только одно тревожило. С той поры как он переехал в Германию, к ней он обращался только по имени. Дед обеспечил внуку детство, достойное будущего курфюрста. Он бы не взглянул в сторону своего внука от итальянки, имея других наследников. Отто Оберхайль считал Аллегру ошибкой в жизни своего сына. Об этом он сообщал внуку каждый раз, как только в нём прорывался решительный дух, полный страстности.

Максимилиан Бонэ появился после исправления имени на немецкий вариант. Дед с трудом мерился с французской фамилией, с итальянским именем он покончил сразу. Временами от этой перемены случались казусы. После телефонного разговора с матерью, он невольно забывался и мог представиться как Массимо. Так вышло при знакомстве с Эмилем Дюбуа. Впрочем, на радикальную перемену имени дед не пошёл. Немецкий вариант Макс в Мюнхене закрепился за его внуком с легкостью.

Мари Арно не понравилась ему с первого взгляда. Старая одежда, неухоженный внешний вид и злое отчаяние во взгляде. Она почти вломилась к нему в кабинет. Впрочем, её яростный взгляд, который она бросила на него перед уходом, напомнил ему себя. Отчаяние, ярость и злость теснились в груди десятилетнего внука при виде немецкого деда.

– Ordnung und ordnung!2424
  Нем. Порядок и порядок!


[Закрыть] – повторял старческий голос, напутствуя его при получении назначения в Рен.

Уверенность в себе сильнее обстоятельств. Тяжелые времена могут случиться с каждым. Нужно лишь держаться подальше от отчаяния. Оно делает многих людей жалкими или злыми. Оба случая легко оборачиваются бедой.

Лучший способ жить – постоянно продолжать действовать, сохраняя видимое безразличное отношение к ситуации и никогда не отчаиваться. Время близилось к четырём часам. Его желудок напоминал о себе жжением, требуя обратить внимание на изжогу. Другой бы бросил векселя, ощущая усиление неприятной горечи. Массимо доводил свои дела до конца наперекор всему.

Ближе к вечеру, с документами на подпись зашёл месье Оливье. Маленький, щупленький мужчина около 60 лет. Он бы смотрелся почти подростком, если заприметить его силуэт издалека. Только лысина, оставившая ему последние волосы по бокам головы, мешала этой иллюзии. Сохранив прямую спину, Оливье вступил в ряды тех, кто смотрит по утрам в зеркало с отвращением.

Он сравнивал свой морщинистый лоб с почти гладким лбом нового управляющего и задавался вопросом: “Какая радость видеть лоб, испещренный паутиной морщин?”. Какая радость в этом чувстве ушедшего времени? Как тяжело ощущать ход времени, наблюдая за опускающимися вниз когда-то упругими щеками. Какое разочарование обнаружить свои силы, отданными на погоню за иллюзиями. Прожил жизнь, не заметив, как время скользнуло от юности к старости.

Как шёлковый платок скользит время с каждой шеи при неумелом узле. Какая надобность молодости терять себя в пустых разговорах, наполнять жизнь суетой. Впрочем, остается опыт, или раздражение, если не удаётся осознать жизнь.

– Как Вы? – поинтересовался Массимо.

– С утра болят суставы, – ответил Оливье, не скрывая своего недовольства.

Дважды он намеривался стать управляющим банком. Прежде он держался куда резвее, даже не заикаясь о своих болячках. Назначение Массимо принесло горечь обмана в собственной важности. Оливье отлично годился на роль главного заместителя – главного исполнителя иными словами.

В качестве руководителя банка его никто не рассматривал. Никто не умолял ценности его опыта, но и поддержать его в назначении на место, желающих не нашлось.

– Сегодня такой снегопад, – задумчиво сказал Массимо. Он внимательно читал каждое подготовленное письмо.

– Будь он неладен. Мой ревматизм не даёт мне покоя! Какой ещё снегопад в начале ноября?! – выражая недоумение, возмущался Оливье. – Никогда такого не было!

– Может, это хороший знак?

– Я не верю в знаки, гораздо больше в то, что в жизни справедливости нет.

– Не могу сказать, что это тонкий намёк! Однако, он услышан и принят!

– Вот тут тоже надо подписать!

– Сейчас! Я просто ещё раз читаю! Кстати, я ценю вашу работу в банке!

Оливье промолчал. Отвечать на слова благодарности за безупречную работу, желания не было. Его исполнительность в банке ценили высоко, каждый раз назначая новых управляющих. В первый раз, это делалось как бы с извинением и обещанием последующей компенсации. При назначении месье Бонэ, с ним ничего не обсуждали. Забыли обо всём обещанном в первый раз.

Каждое утро с тех пор, он просыпался без удовольствия. Разбитый человек, уставший и больной. Его организм болезненно реагировал на назначение этого итальянского немца с французской фамилией.

После такой подлости по отношению к себе, Оливье куда больше интересовала собственная тазовая кость, чем мнение о его работе. Для её вправления требовалась особая ловкость. Надо максимально повернуться вправо, затем уйти влево, ощущая неприятный хруст. Затем щелчок и можно идти. Вот бы так налаживалась жизнь! Один поворот, второй и уже всё в полном порядке.

Если бы назначение на место имело другой расклад, то жилось бы теперь иначе. Ликование и опустошение – не синонимы друг другу. Выбор в Париж спровоцировал все болезни. Они появлялись одна за другой.

Вторую неделю подряд, Оливье постоянно мучила поясница и прострелы в ней. “Прострел в спине лишает дара речи, – говорил он младшему сыну. – Береги спину”. Наставление подобного рода давал ему собственный отец. Никакого толку. Пока сам не поймёшь, то ничего не будет.

– Оливье! Мне бы хотелось обсудить ситуацию. Она возникла сегодня утром в моём кабинете, – важно сказал Массимо.

– Вот как! – ответил Оливье, поправляя пенсне.

– Сегодня утром ко мне ворвалась одна мадам!

– Клиент банка?

– Да! Вы следите за клиентским залом?

– Разумеется! Только сегодня я по вашему заданию занимался ячейками, сверяя записи в двух книгах! – в ответе угадывался сарказм.

Этот человек-симбиоз европейских народов исключительно раздражал Оливье в отдельные моменты. Бестолковая работа по его поручению, отвлекала от общения с клиентами. Раньше, его бы затрясло от всего сказанного. Наверняка, пришлось бы бороться с собой. Теперь безразличие пришло на смену переживаниям.

Возможность уйти в любой момент радовала больше, чем призрачные перспективы в банке. Он смотрел на своего соперника почти сверлящим взглядом. Массимо присмирел от взгляда своего заместителя. В воздухе повис поток из несказанных слов.

– Ах да, ячейки! Помню-помню, – растерянно припомнил он.

Оливье Ксавье ликовал внутренним триумфом странного качества. Признание – вещь очень тонкая, рождающаяся из очевидной истины происходящего. Массимо уверенно занимал место управляющего в том числе, благодаря этому человеку, вновь поправлявшему пенсне. Эмиль однажды видел его и заметил схожесть с филином.

– Именно! – отозвался Оливье.

– Сегодня у меня была мадам Арно, – многозначительно сказал Массимо.

– Какая именно Арно? – Оливье посмотрел на Массимо поверх очков.

– Почти полный банкрот и наш клиент!

– Так было не всегда!

– Она зашла ко мне с видом ликующего триумфатора как к себе домой, – сказал Массимо, – следом зашёл Анри и дал мне записку.

– Вот как!– безразлично произнёс его заместитель.

– Именно! В записке указали размер прежних вложений в банке на её имя.

– Какая судьба! Самая богатая наследница и муж-игрок в казино.

– Она просила деньги на новое дело. Рассказывала мне про циркулярную пилу, кровать в стене, и дворники на автомобиле, – продолжал Массимо. – Я ей отказал.

– Любопытно! Почему она не интересуется облигациями своего отца? – ехидно улыбаясь глазами, спросил Оливье. Массимо почти ничего не знал про семейство Арно.

– Оливье! Какие облигации?

– Я совсем забыл про них!

– О чём Вы говорите?

– Она же хочет открыть своё дело?

– Я ей отказал. Нет поручителей и сбережений.

– Вы действовали согласно инструкциям!

– Конечно! Про какие облигации идёт речь?

– У отца мадам Арно имелись облигации. Он покупал и хранил их в нашем банке. Она ещё не истребовала их.

– Она имеет на них право?

– Вероятно. Я занимался делами этой семьи на протяжении ряда лет. Потом ими занимался Жак, впрочем, он переехал от нас в Нант ещё до вашего прибытия. В его бытность месье Арно купил облигации. На этой неделе, делая отчёт по вашему заданию, я наткнулся на его записи про облигации Мишеля Арно.

– Просто невероятно! Она осталась на фамилии отца? – немного растерянно ответил Массимо. – Выясняйте всё до конца!

– Разумеется, как скажите! Она его единственная дочь и видимо решила сохранить её. Что-то ещё?

– Она сможет обеспечить кредит облигациями?

– Вероятно! Только зачем ей тогда кредит?

– Хорошо! Тогда разберитесь с делом мадам Арно, – сухо отозвался Массимо. – Мне не понравилось внезапное вторжение в мой кабинет.

– Она попала под чары итальянского обаяния? – поинтересовался Оливье. Он смеялся про себя, видя управляющего банка слегка смутившимся.

– Простите!

– Вы прекрасно справились с ситуацией. Шум в банке ни к чему!

Слишком маленькое отделение и маленький город для создания проблемы на пустом месте. В крупном банке попасть к управляющему стоит больших усилий. В маленьком, препятствия больших городов отпадают сами собой.

Оливье добавил: “Небольшой кредит можно одобрить. Я порой так поступаю”.

– Без обеспечения? Вы действуете вне правил!

– В моём возрасте уже безразлично чужое мнение. Я лишь предлагаю, как можно поступать с подобными клиентами!

– У нас много таких кредиторов? – уточнил Массимо.

– 7 человек и все на моей ответственности! Вы не одобрили ещё ни одного из подобных.

– Вы находите это приемлемым?

– Почему нет? Наш банк уделяет внимание работе с разными клиентами!

– Удивительная самоуверенность, – резко ответил Массимо.

– Принимаю как комплимент, – парировал Оливье.

– Я не потерплю такого!

– Конечно! Я улажу это дело лучшим образом, – сказал Оливье и направился к выходу.

Он вернулся на своё новое место за деревянной перегородкой. Отсюда хорошо просматривался весь клиентский зал, при этом самого месье Ксавье оттуда не было видно.

Глава 8

Массимо ещё какое-то время посмотрел в закрывшуюся за ним дверь. Поведение Оливье казалось ему признаком недовольства и разрушенных амбиций. В отношении себя он был уверен: “Каждый человек сам себе озвучивает приговор и исполняет его”. Поступи с ним также, он бы ушёл сразу.

Субботнее утро, отличившееся внезапным снегопадом, началось для Владимира в больнице. В девять часов утра он только закончил ночное дежурство и стоял у окна, наблюдая за улицей. Больше года они жили в Рене. Город всё также ему не нравился. Выпавший снег мало интересовал уставшего и раздосадованного человека.

Полина уже поджидала брата, боясь опоздать к назначенному времени у мадам Жужу. “Явно переживает, – говорил он про себя, натягивая на руки кожаные перчатки. – Надо поторапливаться”.

Сегодня он задержался чуть дольше. Только закончилась его встреча с главным врачом больницы Леграном. Владимиру дали трое суток на отдых, поставив в замену других врачей на предстоящие дни. Работа в ночные дежурства отнимала силы. Дневные дежурства оставались недоступными.

Почти каждый день болела голова. Стали раздражать ненужные разговоры. Пустые, бесполезные и утомляющие. Он знал, что удачливее многих своих знакомых. Многих убили в ходе прошедшей войны и в дни Революции в России.

Во Франции жизнь имела преимущества и сулила свои тяготы. Отношение в стенах больницы оставалось подчеркнуто холодным.

Главный врач равнодушно ответил на просьбу Владимира: “Я повторяю! Я не мог отказать Полю. Поэтому взял вас в больницу”. Дурное дело быть обязанным и жить без разрешения на работу.

С утра на улице уже продавали жареные каштаны. Ему они совсем не нравились. Вкус поджаренных плодов напоминал подпорченную русскую картошку, подмороженную, противно сладкую и невкусную.

Всё дальше и дальше убегает время, пока однажды не оказывается далёким прошлым. Счастливые воспоминания становятся тем слаще, чем им больше лет. Разговоры по вечерам и прошлая жизнь в большой квартире в центре Санкт-Петербурга. Теперь, они жили в арендованной двухкомнатной квартире на rue Saint-Melaine. С поиском жилья им помог дядя Селин. Кто-то из его старых знакомых перебрался в Париж и сдал русской семье довольно приличное жильё. Действительно повезло, но ему радости это не прибавило.

В это утро Владимир получил деньги за три недели своих дежурств. Часть предназначалась Полине для визита к мадам Жужу. Георгий отговаривал обоих, считая пустой тратой и напрасной надеждой. Только Владимир с Полиной надеялись узнать про дядю, заменившего им родителей. Георгий сомневался в спасении Саввы.

Точнее совсем не верил, но не озвучивал вслух свои мрачные предположения. Благодаря брату матери они не столкнулись с самой тяжкой формой сиротства. Дядя окружил заботой, которую редко встретишь среди отцов по отношению к собственным детям. По дороге домой Владимир остановился рядом с нарядно оформленной витриной с надписью “Bienvenue en Bretagne”2525
  Фр. Добро пожаловать в Бретань!


[Закрыть].

Через дорогу продавали отличные багеты: довольно прожаренные и вкусные.

За ними часто была небольшая очередь, человека три-четыре. В это утро словно весь город устремился за багетами на завтрак. Видимо снегопад вызвал желание намазать густой мармелад на теплый пшеничный мякиш. Такое явное желание возникло у самого Владимира по дороге домой.

Пришлось ждать пока пройдут девять человек. Кто-то покупал багеты, кто-то булочки с шоколадом. Обычно расторопные продавцы показались медлительными. Усталость превращала минуты ожидания в настоящую муку.

Обычно приветливый Жан в этот раз лишь слегка улыбнулся. Бессонная ночь валит с ног утром. Одна деталь привлекла внимание Владимира. Через большое окно он наблюдал за девушками и женщинами. Они рассматривали нарядный текстиль в большой витрине.

Ничего не было для него желаннее возвращения домой. Как ему хотелось опустить голову на подушку и заснуть. Только тот, кто знает состояние ночей без сна, мог бы его понять. Все мечты и цели становятся неважными. Появляется одна самая важная цель. Иметь возможность спокойно уснуть и проснуться не от выстрелов, не шорохов от незнакомых людей, не от криков среди ночи. Спать сладким сном – великая привилегия. Этого часто не осознают, пока не столкнутся с этим в жизни.

Полина заждалась брата, опасаясь опоздать к мадам Жужу. Владимир вручил деньги и прилёг на большую софу, обитую бордовым толстым велюром. Он уснул мгновенно и проснулся от возвращения Полины. Она неловко уронила ключи на пол.

Он открыл глаза, прижимая правую руку к виску. Голова трещала.

– У меня для тебя сюрприз!

– Ещё один?– удивилась Полина. – Меня Селин зовёт поехать в Сан-Мало.

– Неожиданно! Ты заходила в мастерскую?

– Да! Не хотела мешать тебе.

Владимир заварил чай и нарезал сыр бри на несколько частей. Открыл новую упаковку густого мармелада с абрикосовым вкусом. Один багет был отломан с конца. Кусок от него он съел ещё на улице по дороге домой. После нескольких глотков крепкого чая, чуть легче стало переносить гудение в голове. Всё это время Полина пересказывала свою беседу с мадам Жужу.

– Закрой глаза и открой ладони! – объявил он торжественно сестре и вложил в руки жёлтую грушу.

– Ты заработал миллион и покупаешь груши зимой? – удивилась Полина сюрпризу.

Зимой их цена становилась очень высокой.

– Всего лишь зарплата почти за месяц работы. От груш зимой никто не разоряется!

Он смотрел на сестру, улыбаясь. Он был доволен произведённым эффектом неожиданности. Ему платили по-разному. Порой за месяц, порой за три недели. Первые деньги он ждал почти два месяца. К нему присматривались. Невероятное одолжение главного врача больницы. Про связи Владимира сплетничали в больнице.

– Вот так мадам Жужу! – сделал вывод Владимир.

– Она чётко видит только прошлое! – сказала поникшая Полина.

– Любопытно! Про прошлое мы сами всё знаем.

– Нельзя даже сказать про какой-то обман с её стороны! – сокрушалась его сестра. Она ведь так убеждала его в необходимости похода к мадам Жужу.

– Значит, она ничего не знает про Савву, – сказал серьёзно Владимир.

Он подпёр голову рукой. Глаза его предательски закрывались от усталости, хотя он старался смотреть и слушать сестру.

– Говорит, узнаем. Только не скоро!

– Про Георгия довольно любопытно!

– Расскажу ему. Хотя, я не понимаю, как это может помочь.

– Мадам Жужу он доверять не станет!

– К тому же, представь, я зачем-то одна уеду из Рена!

– Глупости! Никуда мы тебя не отпустим!

– Исключено! Я так и сказала! Потом она стала повторять про стулья.

Полина держала в руках дольку от груши.

– Почему при этом у тебя такой довольный вид? – уточнил Владимир. Его покачивало от усталости, но он старался не выдавать своего состояния.

– Я могу поехать на Ла-Манш во вторник!

– Не слишком там холодно в такое время года?

На этом вопросе он поднялся из-за стола.

– Как прошёл разговор в больнице? – уточнила Полина. – Я побоялась спрашивать про это утром.

– Без изменений! У нас нет документов.

– Это не мешает Георгию!

– В этом весь парадокс! Никто даже не поверит, что он с такой легкостью нашёл работу.

– К тому же она ему нравится! Всё-таки он так изменился после войны!

– Главное, что к нему относятся с уважением! А вот, что мне делать, это вопрос пока не имеет ответа.

Полина доедала свою грушу. Владимир пошёл к софе.

События в жизни способны превратить человека в подобие верблюда. Повторяя за ним, раз за разом пережевываешь какое-то событие. Жевание утомит в итоге челюсть. Бесполезная молотьба. Чем сильнее удар, тем сильнее надо отбивать его. Даже верблюд догадывается, выплевывая свою жвачку. Мысль, не дающую покоя, надо отбивать от себя из всех сил.

– Главное сохраняй довольное лицо, – сказал Владимир сам себе вслух.

Он накрылся пледом, подложив руку под голову. Невыразимое блаженство. Оно охватывает в секунды покоя прямо перед долгожданным сном. Не так уж плохо идут его дела. Через минуту он уснул глубоким сном измождённого человека.

Полина посмотрела на спящего брата. Затем переоделась и вышла на улицу. Ей предстояло пройти один квартал до почты. Она вспомнила, что накануне Георгий просил купить конверты. На улице сильно мело. Дорога проходила мимо любимого места многих жительниц города, магазина текстиля. Владимир посмеивался над желанием сестры накупить там безделушек в арендованную квартиру.

Каждую неделю декорации в витрине сменялись, появлялись новые подушки и забавные вещицы. Хоть какое-то удовольствие. Эта витрина воплощала уют и взывала к памяти. В уютной столовой из недавнего прошлого стоял похожий большой круглый стол.

Дядя имел привычку просыпаться рано. Утром читал газету “Петербургские Известия” и приветствовал племянников бодрым голосом. Его карие глаза смотрели с хитринкой. Каждое утро он интересовался их планами.

Он владел собственной лесопилкой и поставлял лес на флот. “Всё к добру”: произнесла Полина вслух, ловя языком хлопья летящего снега, пока никто не видел. Его любимая фраза и ей стало тоскливо. Так одиноко и холодно. Они втроём, а он там один.

Владимир стоял в степи с закрытыми глазами и ощущал на себе касание теплого весеннего воздуха. Он слегка играл его волосами, приподнимая их и опуская.

Как хорошо дышалось майской степью, покрытой молодой зеленой порослью. В это время тюльпаны еще не отцветают. Большие, ярко красные, они виднелись по всей степи. Никого рядом. Благословенная тишина, невероятная прозрачность чистого воздуха и огромное небо в нежном голубом цвете. Такой оттенок бывает только в мае. Так бы и стоять, не двигаясь, дышать и смотреть вдаль.

Линия горизонта в степи чистая и ясная как путь человека, освобожденный от преград. Как хотелось надышаться вперед свежестью утра, насладиться высотой неба и нежностью ветра на много лет вперёд. Такое происходило с ним впервые. Только вначале он внимательно вглядывался в сочную зелень степи, с трудом веря в реальность происходящего, а потом рассмеялся. Слишком устал и всё выглядит как прежде.

Как он хотел выйти в эту майскую степь, подышать, посмотреть на алеющие макушки тюльпанов, растущих без всякого ухода. Какая яркая их короткая жизнь. Владимир дышал свежим степным воздухом. Такой очищает разум человека, стирает все несчастья, унося за собой прошлое. Однажды приходит весна. Снова и снова появляется свежая зелень, яркие маки цветут во всю силу своей дикой природы, отражая мощь корней, переживших осень и зиму.

Пусть сон, зато такой отдых и как чудесно ветер касается лица. Так бы лежать на свежей траве, дышать теплым майским воздухом и смотреть в это высокое небо. Какое удовольствие и обновление сил, легкость и радость. Какое небо высокое и необъятное. Есть ли, более вечное на земле, чем его высота? Мальчиком он разглядывал летом облака, видя в них образы и фигуры. Более всего нравились ему перистые облака.

Ни конца, ни края у огромного неба. Летом можно лежать на спине, чувствуя горячую суглинистую почву, почти потрескавшуюся от жары. Иногда видел он в небе фигуры сердца, ангелов, каких-то людей, дома.

Как хорошо в степи летом, когда солнце слегка садится, обнаруживая убаюкивающий покой летнего вечера. Из деревенских бань идут клубы дыма. Они заметны из степи, когда идёшь в сторону деревенских дворов. Обернешься к солнцу, греющему спину закатными лучами и видишь, как солнце садится, наполняя тебя покоем. Потом в баню. Париться. Как пахнет березовый веник! Хорошо, душисто. Бак с водой кипит всё озорнее, бойчее. Чуть не свалишься с ног в иной раз от такой парилки. Баня счищает всю грязь с тела. Она гонит печаль из души.