Текст книги "Музей нашей жизни"

Автор книги: Виктория Эйлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Виктория Эйлер
Музей нашей жизни

Часть 1

Глава 1

Медленно падал снег, покрывая старинные булыжные улицы столицы французской Бретани. Накануне стояла сухая ветряная погода, пришедшая на смену долгим и холодным осенним дождям. Снегопад в начале ноября 1919 года выдался в Рене особенно впечатляющим. Пушистый снег запорошил фасады домов, прошёлся по окнам и крышам. Он продолжал идти третий час к ряду, опускаясь с неба большими рыхлыми хлопьями.

Прохожие шли медленно, очарованные моментом. Всё в городе дышало чистотой первого, долгожданного снега и вызывало тихую радость обновления.

Звонкие, восторженные детские голоса доносились с улицы в открытое окно.

– Такого снега уже не будет!

– Такого не будет! Будет ещё лучше!

Массимо присмотрелся внимательнее. Свежий воздух с улицы пришёлся весьма кстати. Он наклонил голову до упора вправо, затем влево и раздался громкий щелчок.

Этот день начался для него на редкость суетливо. Внезапная просительница своим появлением нарушила запланированный распорядок дня. После её ухода он подошёл к окну. На улице в снежки играли брат и сестра. В стороне за ними наблюдала женщина, видимо их мать. Вдруг открылась дверь в доме напротив, и показалась фигура крепкого, крупного мужчины. Радостные приветствия донеслись до Массимо.

– Mon Dieu, Luisa! Qu'est-ce que tu fais?!11
  Боже мой, Луиза! Что ты делаешь?


[Закрыть] – воскликнула мать, одергивая дочь.

Луиза прятала за спину снежок в надежде попасть им в брата.

– Alles Philippe!22
  Фр. Иди Филип!


[Закрыть] – громко скомандовал отец нашкодившему сыну.

Вскоре всё семейство скрылось из виду. Массимо успел заметить, что со спины девочка пошла фигурой в мать. Она шла такой же походкой, словно слегка подпрыгивая и пружиня. Впрочем, в кого ещё быть детям как ни в родителей или близкую родню.

Какое-то время Массимо продолжал вглядываться в уходящую вдаль rue Victor Hugo, ведущую к зданию Дворца парламента Бретани. Почти ничего не было видно, кроме едва различимых фигур на крыше старинного красивого здания. Сила и Закон, Красноречие и Правосудие, а точнее их скульптурные воплощения, известные каждому бретонцу с детства.

Падающий снег зачаровывал, напоминая о главном. На белом, чистом листе пишется история каждого человека. Какой историю про себя придумаешь, такой станет в итоге твоя жизнь. Какой нарисуешь кистью из желаний, слов и действий, той будешь жить. Что такое судьба? Неотвратимое предписание, проведение, фатум, или предопределение, которое складывается из каждого нашего действия. Или что-то другое, находящееся за пределами понимания человека.

Всё сошлось в это субботнее ноябрьское утро для Мари Арно с дочерью. Мадам появилась в банке с самого утра. После вежливого отказа клерка в кредите в общем зале для посетителей, она решилась действовать. Со знанием дела, Мари стремительно поднялась на второй этаж, и решительно открыла дверь.

– У банка новый управляющий! – воскликнула она, краснея от удивления. Она ожидала увидеть совсем другого человека. Впрочем, Массимо сам немного оторопел от неожиданности. Двое служащих банка, вбежавшие следом в кабинет, пожимали плечами.

Одним взглядом он указал им на дверь и слегка сдвинул брови. Затем приветливо улыбнулся, сохраняя равнодушно-холодный взгляд. Он внимательно выслушал столь решительную женщину и ответил. Дипломатично и обходительно. Так он вёл любую беседу.

Умение оставаться спокойным и сохранять достоинство в любой ситуации он вырабатывал в себе с детства. В отличие от деда, уже вероятно родившегося с хладнокровием и безразличием, он сам воспитал их в себе.

Наблюдая за мадам Арно, Массимо в очередной раз вспомнил высказывание своего друга. “Все женщины как сингулярная точка, в которой не работают законы физики”, – сказал однажды Эмиль о Полине. Подтверждение справедливости этих слов находилось нескольку раз на день. Впрочем, в отношении не только женщин. Среди служащих банка за год работы никто не произвёл на него впечатления.

– Ах! Вот как! – заявила Мари в своей старой шубке, парируя на его объяснение. – Женщины-изобретатели подарили миру циркулярную пилу, складной шкаф-кровать, ещё детские кубики с буквами и мусорное ведро с педалями!

– Совершенно очаровательные изобретения!

– Игра “Монополия”, посудомоечная машина и стеклоочистители для машин. Они не возникли сами по себе! – добавила она торопливо. – И Мадам Клико!

– Мадам Клико? – скрывая насмешку на лице, он немного подвинулся на кресле вперёд.

– Она основала этот винодельческий дом, – пояснила Мари, внимательно вглядываясь в него.

– Хорошее вино! – он учтиво изрёк после минуты молчания.

Всю беседу ему приходилось одобрительно кивать головой. Сильное волнение не ускользнуло от него. Именно так выглядит неуверенность сильно заинтересованного человека. Он слушал её отвлечённо и обдумывал свои дела. Вскоре ему предстояла поездка в Рим. Неделю назад оттуда пришло письмо от его матери. После Италии предстояло заехать в Мюнхен. Курфюрст Оберхайль ждал его к четвертому Адвенту.

Наконец, мадам Арно полностью выговорилась и замолчала. Пришло время закончить затянувшееся представление. Долгие разговоры верный признак неудачи. Стоящие дела решаются в несколько минут. Он обосновал свой отказ решительно и твёрдо, а затем попросил Мари более не отвлекать его от срочных дел.

Улица опустела, а в кабинете стало почти холодно.

Максимилиан Бонэ закрыл окно и подошёл к своему столу, мельком посмотрел на чёрно-белую фотографию с маленьким мальчиком. Затем достал из ящика стола новую машинку для заточки карандашей и приступил к делу. “In due parole: tutto è andato alla grande!”33
  Итал. В двух словах: Всё прошло отлично!


[Закрыть] – приговаривал Массимо, оценивая острые грифели красного цвета. Приятная мелочь эта машинка! Весьма удачный подарок сестры Эмиля по случаю заманчивого предложения в Женеве.

В этой машинке была заметна каждая деталь, видно как лезвие тонкой стружкой идёт по дереву. Всё работает так слаженно. Одно колёсико запускает другое. Никакой случайности. Куда чаще детали скрыты от глаз, и виден уже готовый результат.

Короткий перерыв слегка затянулся. Теперь предстояло заниматься векселями и не отвлекаться. Профиль с благородными чертами приобретал особую притягательность в момент увлечённости делом. Он не был слишком упрям и чрезмерно упорен, но в такие минуты, как эта, его лицо воплощало в себе целеустремлённость.

Доктор Эмиль Поль Дюбуа, слегка циничный с жизненных историй своих пациентов, довольно добродушный и во многом сведущий, с детства подмечал за людьми черты разных животных.

Врач-невролог, широко известный в Рене, имел большую практику. В пациентах он часто обнаруживал признаки зверей и птиц. Один напоминал ему росомаху, другой выдру, кто-то страуса, порой попадались дятлы, кошки и лисицы, один явно походил на выхухоль. Сосед из квартиры этажом выше, смахивал на бобра и входил в состав руководящей комиссии Комитета Национального союза, назначенной 21 июня 1919 года. Ренская газета “Le Nouvelliste de Bretagne” освещала общественно-политическую жизнь города и Эмиль редко её читал. Все городские события и сплетни от пациентов, приятелей и соседа сверху он узнавал одним из первых.

Его новый друг, возглавивший отделение банка, отличался от местных жителей Рена. Нетипичный француз. Высокий, статный, нордический профиль, но смягченный приветливым взглядом и улыбкой. Временами, Эмиль находил его неотразимо красивым. Было в нём что-то от тигра, готового к прыжку.

Сильнейший за сто лет снегопад в Рене ожидаемо превратился в главную новость. Его появление обсуждали дома, покупая хлеб, здороваясь с почтальоном, и соседями. Все, удивлялись капризу природы.

На улице усилился ветер. Становилось всё холоднее и холоднее. Прошла забавная пара, наверное, влюблённые.

– Вот дела Марго! Весьма забавно и трагично. В ноябре уже падает снег. Видимо через сто лет, станет падать в августе.

– Скажешь тоже! Через сто лет уже и мира не будет. В 2000 году будет конец света.

– Да откуда ты знаешь-то?

– Так мой дедушка говорит. Всё говорит, последний век мир живёт.

– Слушай его больше! А я вот думаю, что будет снег идти. Вот как сейчас и через сто лет. Он же раньше шёл. По всему выходит, мы временное явление, а он постоянное.

Следом быстро прошла пара знакомых, обсуждавших общую приятельницу.

– Это её дело! Я даже слегка ей завидую!

– Клэр! Ну, ты как всегда, скажешь тоже!

– Так разве не так? Для себя почти совсем не живёшь! Всё для кого-то и чего-то.

– Madam! Le temps des châtaignes grillées!44
  Фр. Мадам! Время жареных каштанов!


[Закрыть] – послышался сиплый голос слева.

– Как она всё это пережила? – перешептывание смешалось с вздохами.

– Я нашёл эту конфетку, я её и съем! – уверенно твердил детский голос.

Ветер устремился вперед, проносясь мимо прохожих. Старики в Рене не помнили настолько сильного снегопада и пеняли ему на сильные боли в суставах.

– Кому она нужна?! Ей уже 30 лет! – надменный голос звучал громче остальных.

Переминаясь с ноги на ногу, справа от большой тяжелой двери в банк, стояла девушка. Она немного подмерзла в своём легком зеленом пальтишке из тонкой ткани. Такие годятся только на первые дни осени. Ожидание затянулось.

Наконец, дверь открылась и появилась женщина.

Куцая шуба была сшита по моде начала века. Мех слинял, обнажив потёртости.

Он утратил белизну, приобретя желтоватый грязный оттенок. Такие шубки прежде одевали для вечернего выхода в театр. Слишком вычурно, неуместно смотрелась она в утреннее время. Длинная серая юбка промокла и обвисла от летящего снега.

Порой всё настолько ясно, что нет необходимости в словах. Поравнявшись с лавкой молочника, Натали тоскливо посмотрела на витрину и отвела свой взгляд. Какое-то время они шли молча. Пройдя площадь Парламента, замедлили шаг. Мари пересказала дочери свой разговор с управляющим банком. Говорила она спокойным голосом, скрывая раздражение и краснея от распирающего негодования.

– Мы бедные, но гордые! – заключила мадам Арно, резко вскинув голову.

Натали взглянула на мать. Утренние мечты о мягком козьем сыре из лавки молочника оказались напрасными. Чем можно гордиться в этих обстоятельствах? В бедности сложно вести достойную жизнь. Говорят, что счастье не в деньгах. Верно. Оно не в деньгах, а в покупках. Сыр из лавки точно бы сделал Натали счастливой. Желудок подтвердил мысли своей хозяйки, издав странный звук вроде недовольного бурчания. Она улыбнулась, бросив ещё один взгляд на витрину.

Шубка матери давно вышла из моды. Зелёное пальтишко выглядело заношенным. Когда-то оно принадлежало Мари. Рукава на локтях истерлись почти до дыр. Их старательно штопали уже несколько раз. Никакого повода для гордости. Не было даже возможности вдоволь поесть. Оставалось только с горечью рассматривать витрины магазинов.

– Бедные не могут быть гордыми, мама! – возразила Натали, поёжившись от зябкости. Как бы не заболеть в этот снегопад окончательно.

Мадам Арно поджала губы. Она решительно протестовала внутри себя. Ещё как могут! Она всё собиралась сказать в ответ, но запас сил и красноречия был истрачен на напрасное дело. Ветер стал ещё сильнее.

Они пошли чуть быстрее, направляясь в лавку за мукой. Пока Мари стояла в очереди, Натали разглядывала прохожих через стеклышки магазинного витража.

Снегопад приносит с собой умиротворение. Мягкий падающий снег зачаровывает. В этом мудрость и надежда в любой ситуации. Всё меняется. Однажды наступает время перевернуть страницу с прошлым. Сменить сезон холодных ветров и длинных дождей на очарование нового времени. Испытание в жизни человека похоже на осень, за которой последует снегопад. Радость нового начала под летящий снег. Так устроена жизнь. Стоит только подождать нового сезона и перемен.

Перемены в этом мире составляют его основу. Постоянство запечатлено в кружении осенних листьев в парке и майском громе, в утреннем луче солнца, и в этом мягком, пушистом снеге. Им нет дела до власти, революций, войн и сменяющих друг друга поколений людей. Мелькают дни, что-то становится старомодным, а затем вновь модным. Современность – отпечаток эпохи, обреченный постоянно устаревать и бежать вслед за моховиком смены поколений, движущимся вперед.

Эмиль засмотрелся на заснеженный город из своего домашнего кабинета. Большое окно выходило на Площадь парламента Бретани. Он гордился своей семьёй и предками. Ему нравились фигуры на крыше самого известного здания в Рене и размеренная жизнь.

Массимо лишь равнодушно пожал плечами, когда его друг с воодушевлением рассказывал историю этих мест. Приезжему человеку не свойственна сентиментальность местных и нежная привязанность детских лет.

Доктора Дюбуа не прельщало сменить уют Бретани, близость к Атлантическому океану, на проспекты и узкие улочки Парижа. Ему нравился солёный бриз, и чувство принадлежности к потомкам древних кельтов, переселившихся из Британии.

Бретань, ставшая частью Франции в результате заключенного соглашения, ему казалась самой загадочной, самобытной и привлекательной в Республике. Если верить легенде, то король Артур и его рыцари, и волшебник Мерлин обитали в бретонских землях.

Брак герцогини Анны Бретонской с французским королём в 1491 году, ознаменовался первым белым платьем, одетым европейской принцессой на собственную свадьбу.

– Белый цвет одежды тогда означал траур, и это были слёзы по утраченной независимости от Франции, – заметила в начале октября Селин замечтавшейся Полине, снимая пресс с книги.

– Может у тебя есть как-то другая, хорошая история?

– Одна есть! Я очень рада, что ты тут. До сих пор удивляюсь, что так получилось.

– Да! Нет особой разницы, какие планы человек строит. Он ничего не знает. О будущем у него весьма ограниченные собственные представления.

– Звучит как приговор!

– Так ведь я не про это! Устремление куда важнее планов и праздных рассуждений. Я за мечты, которые осуществляются и заканчиваются триумфом.

– А всё-таки мой дядя прав, есть между тобой и Эмилем что-то похожее.

– Мы рано потеряли своих родителей и не более. Просто любопытно, а может ли человек достичь больше, чем ему положено по судьбе?

– Судя по всему, даже достичь то, что предписано задача не из лёгких, – рассмеялась Селин. В этот день у неё было приподнятое, праздничное настроение.

– А знаешь, насчёт белого платья на свадьбу. Мне нравится этот цвет. Он такой же чистый как снег!

– Пусть бы он уже выпал. Вторую неделю подряд идёт дождь. В доме такая сырость!

Глава 2

Прохожие шли через площадь Бретани медленно, преодолевая высокие сугробы. Во всём Рене, к окнам прильнули люди, всматриваясь в идущий снег. Огромные белые хлопья кружились в своём танце. Эмиль открыл раму окна и вытянул в проём руку. Летящий снег оставил на ладони свои следы.

– Ты не понимаешь про себя самого главного! – сказала ему как-то Соланж.

– Поделишься своим наблюдением?

– Если ты будешь продолжать как сейчас, то тебе не стать видным учёным. Ты полагаешь, что наука – слуга и в этом минус. Ты предпочтёшь человека. Настоящий учёный предпочтёт эксперимент!

– Предлагаешь перестать быть человеком?

– Служение науке и есть искусство, так говорят в нашей семье. А то искусство, которым увлекаешься ты, имеет весьма спорную репутацию.

– Твой отец мне часто говорит об этом. Что ты думаешь сама?

– Нужно быть более собранным. Я не против книг и картин. Просто не понимаю, зачем ты тратишь на это время.

Кабинет известного в городе врача-невролога производил на гостей впечатление особого умиротворения.

Всё чаще к нему ехали из разных уголков Франции. После войны многих привозили родственники. Изувеченные тела и души. Первая мировая война отняла не только прежнюю жизнь, близких людей и дома. Она отвоёвывала у людей их личность. Безумие после пережитого лечилось с трудом.

Расстройство личности никогда прежде не становилось основанием для назначения военных пенсий. Теперь таких людей официально признавали больными, а не симулянтами. Основным диагнозом многих стал “снарядный шок”, за которым стояло описание посттравматического стрессового расстройства. Ошеломлённый, застывший взгляд. Отойти от такого без последствий, задача по силам единицам.

Английский психиатр Майерс ввёл новый термин в оборот этой Великой войной, тогда её звали совсем недавно. Медицина далека от математики. Тут нет точных схем. Всегда есть вариант плюс один.

Эмилю временами нравилась такая непредсказуемость. Она давала надежду и желание продолжать работу в самых безнадёжных случаях.

Отдых от чужих несчастий он находил в искусстве и роскоши. Он не был согласен с едкими мнениями Соланж, хотя привык к ним с детства.

Как наука может объяснить человеку уровень выше собственных знаний и его понимания? Она способна сделать предположение, выстроить теорию и сформировать гипотезу. Многие из них ошибочны. Собственно, само всё знание человека – это предположения, которые временами обретают подтверждение. Впрочем, даже подтверждения оказываются преждевременными выводами.

Мир всегда становился комфортнее для следующих поколений именно за счёт научных достижений, но не науки самой по себе, а по мере развития человека. Наука ради науки способна уничтожить мир, в котором самому человеку может быть отказано в праве жить, и это не находило у него одобрения. Публикации про евгенику вызывали у него настороженное отношение, на людях он не позволял себе пускать в комментарии, предпочитая шутливо-легкую беседу.

Напротив окна в кабинете Эмиля размещался большой трехместный диван, обитый ярким малиновым велюром. На диване лежали подушки из шёлка в персидском синем и коралловом цвете. Самая большая из всех, цвета фиалки особенно выделялась белым львом, вышитым длинными ровными стежками глади. Подарок от сестры Элен.

Символ силы, мужества и великодушия. Эти качества необходимы каждому, в том числе врачу. За мягким тембром голоса доктора Дюбуа скрывалось огромное терпение и желание удержать в себе человека. Как бы не стать формуляром. Это он отчасти опасался. На вышивку на подушке он смотрел в иные минуты врачебной консультации, когда усталость от людей давала знать о себе.

Пациенты часто вызывали в нём чувство сострадания, куда реже уважение и расположение. Недавний пациент из Леона с маской в половину лица приглянулся Эмилю умением держаться после пережитого.

Хирургия и пересадка кожи после войны стала для многих шансом вернуть утраченную на войне внешность. В некоторых случаях, медицина оказывалась бессильна. Тогда бывшие солдаты прибегали к маскам, скрывавшим изуродованные лица. Скульптор Дервент Вуд, владевший студией “Магазин оловянных носов” помогал британским военным, чьи лица получили увечья во время войны. Он первый занялся этим благородным делом, а затем в Париже открылась студия Анны Коулман.

Там восстанавливают лица и его части. Сначала создают гипсовый слепок с изувеченного лица. Потом Анна изучает довоенные фотографии и плёнки, затем изготавливают гуттаперчевую маску. Её выдерживают в меди и затем наносят краску. Выходит вполне естественный тон кожи лица. Средняя цена маски около 18 долларов. Многие благотворительные организации и Красный Крест спонсируют салон. По желанию к маске можно добавить усы. Если затрагивается зона губ, то могут сделать отверстие для папиросы. Большинство закрепляют маску с помощью очков, в других случаях используют проволоку или ленту. Эмиль впервые столкнулся с первым вариантом и с трудом скрыл, насколько его поразило лицо под маской пациента из Леона.

Его работа напрямую не касалась телесных увечий. Он лишь соприкоснулся и ужаснулся последствиям. Он занимался невидимым миром, который определял дальнейший жизненный путь человека. Попытки разобраться с психологическим миром внутри человека, становились актуальны как никогда прежде.

В это субботнее утро, Эмиль был одет в зелёный бархатный халат, наброшенный поверх шёлковой пижамы. Частная практика врача-невролога делала его частную жизнь довольно комфортной. Утро пяти дней принадлежало ему в полной мере. Лишь два раза в неделю выходил он на дневное дежурство в больницу. В другие дни его можно было застать там только в случае срочной консультации.

С левой стороны дивана, лежал белый шерстяной плед, перекинутый через подлокотник. Над диваном весела картина в японском стиле, купленная в Париже на “Вернисаже молодых художников” 1913 года. Это был тетерев с синей головой и оранжевой шеей. Он сидел на ветке дерева с распустившимися лилиями. Одни слегка оранжевые, другие красные. Эмиль ожидал увеличения стоимости картины в будущем. С этой же целью приобреталось первое французское издание японского поэта 17 века Мацуро Басё. Он никогда не объяснял Соланж своих решений и предпочтений, и не видел в этом необходимости.

В это утро он держал эту редкую книгу в руках и размышлял о своём будущем, обдумывая, каким оно будет. Кресло в тон дивану находилось слева от рабочего стола, у окна. Алая шёлковая закладка лежала в книге на хокку: “Сыплются льдинки. Снега белая занавесь в белых узорах”.

“Каких-то три столетия назад также шёл снег, – сказал он вслух. – Qui, le temps file comme une flèche”55
  Да! Жизнь летит как выпущенная стрела


[Закрыть].

Доктор Дюбуа создавал о себе благоприятное впечатление, легко заводил полезные знакомства и трезво оценивал свои перспективы. Женитьба на Соланж предполагала получение места главного врача l’hôpital Pontchaillou66
  Фр. Больница Понтшайу


[Закрыть].

Книге Басё явно требовался новый переплёт. Эмиль всё собирался занести её в мастерскую Поля и его племянницы Селин.

Потрепанный раритет лежал с края рабочего стола, напоминая про Полину. В Бретани русских эмигрантов почти не было. Они оседали в Париже и на юге Франции. Её семья оказалась единственной из России, встретившейся ему в Рене. Соланж избегала с отцом разговоров о будущей свадьбе, призывая ждать и не настаивать. Она предпочитала молчать про ещё одну черту Эмиля.

Ещё в детстве его продуманная инициативность удивляла её. Столь капризная с другими людьми, для доктора Дюбуа она оборачивалась улыбкой фортуны.

Эмиля всегда поддерживали и помогали. Сначала отзывались, видя задор, присущий юности. Затем всех очаровывал живой глубокий взгляд. Сила обаяния идёт от равновесия логики и эмоций. Она пленяет тем сильнее, чем крепче подчинена. Обаяние не спутаешь с привлекательностью. Это не удача новичка, познавшего вкус первой победы. Более весомое обнаруживается куда реже. Оно оставляет неизгладимый след и запоминается на всю жизнь. Обаяние баланса в человеке всплывает как воспоминание раз за разом. Редкое явление.

Словом, он обладал потенциалом ярко проявить себя в Париже и получить место куда солиднее местной больницы. Но Эмиль по своим причинам предпочёл держаться в стороне. Ему хватило впечатления от площади Кампо-де-Фьори в Риме, где на месте казни Джордано Бруно установлен памятник. Он решительно не собирался пасть в борьбе за истину, ставя под угрозу своё благополучие. В науке сложно удержаться в стороне от большинства мнений, и он не разделял многие принятые взгляды в научном мире. Поэтому предпочитал без лишних волнений заниматься своей частной жизнью и радовался, что она вполне отвечает его вкусам и позволяет знакомиться с интересными людьми.

Он запомнил, как его отец иногда повторял: “за амбарной дверью порой бывает не урожай, а навоз”. Выбирая между вариантами, он предпочитал тот, что сулил меньше хлопот. Умение превращать всё происходящее в жизни в прекрасную возможность даётся не всем. Доктор Дюбуа предпочитал следовать этому направлению.

Он ещё раз окинул взглядом заснеженную Площадь парламента Бретани и заметил на улице Полину. От неожиданности у него слегка сдвинулись брови.

Спустя минуту, она исчезла из поля его зрения.

Иногда люди входят в нашу жизнь как подарок, иногда как наказание. Они внезапно возникают в размеренном потоке дней. Сама судьба выходит на рандеву. Порой новое знакомство важнее всего старого в привычном, окружающем мире. Два человека обретают друг друга. Мир замирает от любопытства. Судьба вглядывается в каждого. Интересуется немногими.

Полина спешно пересекла площадь, сокращая себе путь. Она надеялась успеть вовремя.

– Ни в коем случае не опаздывай! – предупредила Селин накануне. – У мадам Жужу день расписан по часам.

– Я заранее выйду из дома, – кивая головой на брата, заверила Полина. Владимир составил о себе рекомендацию пунктуального человека.

Коварные слова – всегда и никогда. Стоит их произнести и жизнь преподносит урок человеку.

– Я никогда не стану узнавать судьбу! – зареклась она в начале 1914 года. Тот зарок в Санкт-Петербурге превратилось в эту заснеженную субботу в Рене.

Пять с лишним лет назад, в холодный январский день, посторонняя женщина остановила Полину на Невском проспекте. Она сходу сказала о несчастливых днях в прошлом. Затем поведала о своём приезде из Киева по делам сына. Кроме того, добавила очень тихо: “Я смотрю, рядом с барышней её бабушка идёт. Она мне сказала к тебе подойти”.

– Бабушки уже давно нет! – удивилась Полина. Среди белого дня незнакомая женщина говорит про рано ушедших из жизни родителей. Разные факты сыпались один за другим.

– Вот только шепнула мне про тебя и отошла! – сказала убедительно эта женщина, затем потянула Полину за рукав. – Давай-ка, мы отойдем с тобой!

– Откуда вы знаете про родителей?!

– У меня дар! Почему бабушку давно не поминали?! – серьёзным голосом прозвучало нарекание.

– Дядя обычно заказывает поминовение сразу на год, – немного растеряно ответила Полина.

– Расстроила ты Богородицу девонька! – стал отчитывать строгий голос. – Завтра иди с утра и купи пшено.

– Пшено?

– Выйдешь с ним к голубям. Будешь разбрасывать и приговаривать: “Много тут пшена, много мне добра!”.

– Зачем?

– Для денег разумеется! Или у тебя проблем с деньгами нет?

– Нет! – сказала Полина.

Её старший брат подоспел как раз к этому моменту. Минут десять назад им с сестрой случайно встретился старый знакомый из Москвы.

Полина поздоровалась и оставив их наедине, направилась в оказавшуюся рядом аптеку, но так в неё не попала.

Георгий оценивающе смерил незнакомую женщину взглядом, затем взял сестру за руку и повёл за собой. Вечером много раз ей сделали наказ не быть столь наивной.

– Савва дело тебе говорит! Ты всё-таки ты в гимназии учишься!

– Дядя прав, я ведь не спорю. Но это так любопытно! По её словам, у тебя будет много медалей.