Текст книги "Куколка для монстра"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Нужны документы (я думала об этом трезво, так же, как, наверное, думала Анна), возможно, здесь поможет Эрик. Но что толку от документов? Легче всего вернуться в клинику и продолжать разыгрывать полную амнезию. Но я не знаю, хватит ли у меня сил притворяться перед этим иезуитом-капитаном.

Боже мой, я даже не знаю, что это за клиника… Уехать с первым встречным было верхом легкомыслия. Позволить узнать о себе такие страшные подробности тоже было верхом легкомыслия… Выхода нет. Ты уже не сможешь никем стать до конца – ни Анной, которая все знала о себе, ни той девочкой в больнице, которая не знала о себе ничего. Единственной правдой было только то, что ты ждала ребенка. Но тебе сделали аборт… Невыносимо. Это невыносимо… Знал ли о ребенке Эрик?..

Это состояние полузнания-полуправды изматывало меня. Но мне необходимо на чем-то остановиться. Анна совпадала с моими внутренними ощущениями, она подошла ко мне достаточно близко. Да нет, я и есть она…

Скорее всего. Интересно, что по этому поводу думают «занюханные хиппи»?.. От нервного напряжения я почувствовала, что проваливаюсь в сон. Неплохая защитная реакция, поздравляю…

Нет, это не было ни сном, ни дремой, скорее – обрывки воспоминаний: развороченная выстрелами грудь, гильзы, выскакивающие из обоймы, – и это как-то связано со мной… И обрывки фразы, от которой стынет в жилах засыпающая кровь: беги до конца. Беги, кролик, беги. Бег зайца через поля.

Одиночество бегуна на длинную дистанцию…Пробуждение не было похоже ни на что. Еще никто так бесцеремонно не обращался со мной, даже санитары в больнице. В первый момент мне даже показалось, что это раскаявшийся Эрик забрался в постель и настойчиво касается моего лица. Но секундное ожидание и секундное наваждение сразу же прошло.

Это были чужие руки. Они обхватили меня за шею – так, что хрустнули позвонки, – и резко подняли в постели. От неожиданности я уперлась в чью-то грудь.

– А ты, я смотрю, совсем потеряла осторожность. Стареешь, что ли? Хотя на твоем месте я бы состарился и умер поскорее. Это было бы лучшим выходом. И ты могла бы избежать крупных неприятностей… – услышала я бесцветный тихий голос. – С возвращеньицем, дорогуша!..

И почти сразу же зажегся свет. Пустая еще несколько минут назад комната оказалась заполненной людьми. У дверей стояли двое с непроницаемыми лицами, гладкими и блестящими, как туши тюленей. Один из двоих, видимо, и включил свет. А прямо передо мной, на кровати, сидел обладатель бесцветного голоса – пугающе интеллигентного вида человек в добротном костюме, Я уже видела его на пленке со дня рождения Анны.

Со своего дня рождения.

Ни единой лишней складки на брюках, ни единого лишнего волоска в прическе, ни единого изъяна в стильной оправе очков – ни дать ни взять профессор математики из Беркли, обладатель породистой собаки и породистой любовницы.

Я инстинктивно запахнула халат, а два шкафа, подпиравшие дверной косяк, синхронно хмыкнули.

– Ну, здравствуй, здравствуй, красавица, – тем же бесцветным голосом произнес профессор математики, и ни один мускул не дрогнул на его холеном пергаментном лице. – Тебя и не узнать. Скажи, кто так мастерски изменил тебе фасад, и я направлю к нему свою постылую жену.

– Кардинально изменилась, – вставил реплику один из стоявших у двери.

– Но, надеюсь, твоя паскудная сущность осталась не потревоженной… Или я ошибаюсь, Анна? – Профессор даже не обратил внимания на постороннюю оценку, он привык прислушиваться только к себе.

– Я не знаю вас, – я старалась сохранить достоинство, насколько это было возможно, сидя с растрепанными волосами и в выцветшем больничном халате, – кто вы?

И снова – синхронный, все понимающий смешок истуканов-телохранителей. Ничего хорошего он не сулит, разве что контрольный выстрел в голову или удар бритвой по беззащитному горлу. Но даже не это смертельно испугало меня, нет: отсутствие какой бы то ни было реакции у моего собеседника. Неважно начинается жизнь за стенами клиники.

– Вот теперь я тебя узнаю, – удовлетворенно констатировал профессор. – Такая же изворотливая сучка, какой была всегда. Ни одна пластическая операция этого не исправит.

– Кто вы? – Я попыталась вложить в вопрос все то вежливое отчаяние, которое комом стояло в горле.

– Всегда подозревал, что ты хорошая актриса. И в мужестве тебе не откажешь… Что ж, если ты решила пойти до конца, то должна была предположить, что мы поджидаем тебя на конечной остановке. Или совсем потеряла нюх, дорогуша?

– Я действительно не знаю… Не помню. Должно быть, мы были знакомы… Я не исключаю этого… Но в таком случае Эрик должен был сказать вам…

– Твой изворотливый гаденыш-братец уже ничего не скажет. В отличие от тебя, – он приподнял мой подбородок тонким указательным пальцем. – Так что собирайся, поехали.

Я почувствовала, что мой подбородок, насаженный на кол этого властно-вялого пальца, задрожал. Он тоже почувствовал это и впервые улыбнулся, если можно было назвать улыбкой косметическую растяжку рта.

– Да ты, кажется, слегка струхнула, сучка? О чем же ты раньше думала? Это взрослые игры, и играть в них нужно по-взрослому. И отвечать за все, что натворила, тоже.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – я решила придерживаться единственно верной линии. В конце концов, я так не похожа на прежнюю Анну, что можно попытаться убедить его в моей полной непричастности к ней.

– Заткнись и не зли меня.

Он наконец отпустил меня, легко поднялся с кровати и вышел, не оборачиваясь. Его телохранители даже не дали мне переодеться. Я и сама бы не стала делать этого, – слишком уж плотоядными были их жгуче-любопытные взгляды.

…То, что я увидела в соседней комнате, повергло меня в шок: посреди комнаты, в груде развороченных коробок, лежал мертвый Эрик.

Если бы не один из телохранителей, поддержавший меня, я бы упала рядом с Эриком. Труп человека, который всего лишь час назад ласкал мое изменившееся лицо, был так несправедлив, так нелеп, так не правдоподобен, что я отказалась верить в реальность происходящего. Молча освободившись от телохранителя, даже не соображая, что делаю, я присела перед Эриком на корточки и требовательно затрясла его за плечо:

– Эрик, Эрик, что с тобой? Вставай, Эрик…

– А как ты думаешь, что с ним? – как сквозь вату услышала я голос своего интеллигентного мучителя. – И считай, что ему повезло. Ты так легко не отделаешься. Так что готовься к худшему.

Боже мой, только теперь я поняла, чего мне так не хватало, чего я хотела все это время – легкой смерти, с аккуратной дыркой в яблочке мозга. Точно такой же, которая торчала сейчас во впалом смуглом виске Эрика. Я коснулась ее, пытаясь стереть, пытаясь вернуть виску его первозданную чистоту. Ничего не получается, ничего нельзя вернуть…

– По-моему, наша девонька взволнована? – ни к кому не обращаясь, сказал человек в очках. – Кто бы мог подумать, что вид мертвого тела повергнет ее в такое уныние… А как же насчет бедолаги-банкира, которого вы подстрелили как куропатку? Тоже рефлексировала у трупа? Забирайте ее, ребята. Пора сматываться…

Он произнес это деловитым тоном, но так и не сдвинулся с места, а взял со стола недопитую бутылку водки и плеснул ее в рюмку.

– Твоя? – спросил он.

– Что? – не поняла я.

– Рюмка – твоя или покойника? Мне-то его мыслишки не нужны, а вот в твоей голове не мешало бы покопаться…

– Я никуда не пойду, – с тихим отчаянием сказала я, все еще не отнимая ладони от холодеющего виска Эрика.

– Неужели останешься с трупом до приезда доблестных органов? Или будешь наблюдать, как он разлагается, этот твой герой-любовник?.. Твое здоровье, в следующей жизни оно может тебе пригодиться.

– Я никуда не пойду.

Мужчина ничем не выявил нетерпения, он аккуратно достал из кармана кусочек мягкой ткани, снял очки и протер их.

Этого оказалось достаточно.

Телохранители сгребли меня и завернули в шубу. Ту самую, которую я вытянула из пакета на заднем сиденье машины. Ту самую, в которой была Анна… Мужчина, не закусывая, выпил водку, плеснул ее остатки на тело Эрика и обратился к одному из спутников:

» – Дай-ка пушку, Витек.

Парень, который накинул на меня шубу, молча достал внушительных размеров пистолет и так же молча протянул его своему боссу.

Тот поднялся с кресла и, расставив ноги, стал над трупом Эрика.

– Запачкаешься, Илья, – с сомнением сказал владелец пистолета. – Нужно бы отойти…

Илья, Илья… Это имя упоминал Эрик. И моя послушная, как дрессированный тюлень, память тотчас же подсказала фамилию – Авраменко. Илья Авраменко, владелец казино…

– Заткнись, – процедил Илья. – Я знаю, что делаю.

Подведите ее сюда. Ближе.

Меня бесцеремонно подтолкнули к Илье и к трупу Эрика.

– Становись на колени, – приказал мне Илья. Его бесцветный голос обрел силу, стал мускулистым и угрожающим. – Ближе к нему. Еще ближе. Ну!..

Страх исчез. Я упала на колени и даже почувствовала облегчение.

Симона де Бовуар. «Очень легкая смерть». Одна из множества книг, которую читала медсестра Эллочка…

– А теперь смотри!

Я подняла голову и посмотрела на Илью. Его лицо завораживало меня, очковая змея, да и только. Очковая змея с ничем не потревоженной прической – волосок к волоску…

– Не на меня, на него! Смотри внимательно. Если закроешь глаза, пристрелю, как собаку.

Но мне не нужно было ничего говорить – лицо Эрика было совсем рядом; лицо, все части которого жили своей собственной, отличной друг от друга жизнью. Теперь, в смерти, они наконец соединились, сложились в цельную картину. И губы не выглядели такими бесстыжими – скорее обиженными, как у Иисуса Христа в алтаре готического собора… И полоска белков еще не подернулась мутной пеленой. Он был красив, он был красив по-настоящему: целомудренный цыганский Христос с немецкой фамилией… И когда я наконец-то поняла всю его красоту, раздался выстрел, разнесший эту прекрасную голову в клочья. Кусочки лобных костей, измазанные тем, что еще совсем недавно было мозгом Эрика, – его неуклюжим юмором, его воспоминаниями о черносливе и женщинах, которых он любил, – впились в мое тело, как шипы тернового венца…

– Грязновато получилось, босс, – глухим голосом сказал тот, кого Илья называл Витьком.

Это было последним, что я услышала, прежде чем потерять сознание…

* * *

…Они ехали молча. Они ничем не выдавали своего присутствия.

Так что когда я пришла в себя, то даже не сообразила, где нахожусь. Прихотливая память попыталась защитить меня – темный салон машины может быть чем угодно. Сейчас ты снова заснешь, и окружающая тебя действительность снова поменяется, примет более невинные очертания.

Но невинных очертаний не получилось – это была машина Ильи или кого-то из его подельников. Я сразу же поняла это – сразу же, стоило только посмотреть на аккуратную прическу этой очковой змеи, которая сидела на переднем сиденье, рядом с водителем.

Рядом со мной расположился меланхолично-обстоятельный Витек.

Я ничем не выдала себя, больше всего мне хотелось оставаться без сознания. И хотя бы еще некоторое время быть избавленной от ужаса вялых полудопросов-полубесед, по сравнению с которыми все ухищрения капитана Лапицкого казались детским лепетом. Но очковая змея, видимо, ловила ультразвук и обладала фантастическим чутьем.

– Очухалась, – тихо сказала она.

– Да не похоже. – Сквозь плотно прикрытые веки я почувствовала, что ко мне приблизились губы Витька, принеся с собой удушающий запах маринованного чеснока, смешанный с жевательной резинкой. Витек все время жевал жвачку, черт бы его побрал.

Маринованный чеснок… Видишь, Анна, какие кулинарные тонкости подвластны твоей памяти…

– Очухалась, очухалась… Разве по дыханию не ощущаешь? Ну-ка, растолкай ее, скоро приедем. Витек непочтительно ткнул меня в бок.

– Убери лапы, – с ненавистью прошептала я ему. – От тебя воняет. Ненавижу этот запах.

– Я тоже его ненавижу, – засмеялся Илья коротким дребезжащим смехом, – но считаю, что ценным сотрудникам нужно прощать маленькие слабости. Это же твой тезис, Анна!

– Я не Анна. Я не знаю, о ком вы говорите, – мне вдруг пришла в голову спасительная мысль отказаться от своей вновь приобретенной личины. У меня нет ничего общего со своей прошлой внешностью, они не могут этого не видеть. – Судя по всему, вы ищете какую-то Анну. Но я не имею ничего общего с ней. Я даже не похожа на нее…

– А кто здесь хоть слово сказал о похожести? – Очковая змея повернулась ко мне и пронзила своими холодными глазами.

Прокол, действительно прокол. Зачем я вообще упомянула о каком-то внешнем сходстве с какой-то Анной? Но теперь нужно было идти до конца.

– Я не Анна, – упрямо повторила я.

– Не Анна, – задумчиво произнес Илья. – Тогда кто же ты?

– Произошла ошибка, – измученный мозг пытался подсказать мне выход из положения. – Я не знаю, в чем вы меня подозреваете. Я знакомая Эрика. Близкая знакомая.

– Бывшая близкая знакомая. Хотя я и предполагал, что ты будешь выворачиваться именно так: близкая знакомая, случайная любовница, которую он подснял в ресторане гостиницы «Турист»… Подруга детства, родственница из провинциального города Калязина, сестра жены отчима брата…

– Куда вы меня везете? – спросила я напрямую, выкручиваться было бесполезно.

– Да ты знаешь куда. Отлично знаешь. Сейчас уточним происхождение твоего нового личика и приступим к игре в вопросы и ответы. К викторине «Счастливый случай». И хорошо подготовься, от этого зависит, как легко ты умрешь…

…Видимо, мы уже были за городом. Мощная иномарка Ильи легко прошила остаток февральской ночи и на самом ее исходе остановилась у ограды маленького уютного особнячка в дачном поселке.

Круг замкнулся, ситуация повторяется, сказала я себе, сейчас двое из них пойдут в дом, а один останется со мной…

Так и произошло.

Вот только в дом направились двое телохранителей Ильи. Сам же Илья остался со мной. Я видела, как мгновенно открылась дверь, видимо, здесь нас уже ждали. Парни, с трудом протиснув в проем громоздкие тела, скрылись внутри.

Несколько секунд мы с Ильей сидели молча. Потом он повернулся ко мне, и в бесстрастных глазах змеи промелькнуло что-то похожее на сочувствие:

– Зачем ты это сделала, Анна?

– Что?

– Мне можно сказать. Я же в свое время вытащил тебя… Вспомни, кем ты была. Валютная проститутка средней руки, сто баксов в час…

– Лучше бы я ею и оставалась, – вполне искренне вырвалось у меня.

– А семь лет назад ты так не думала. Что тебе светило? Ранняя старость, если останешься жива… Выпотрошенные внутренности в районном морге, если подохнешь… В тридцать лет – полная руина. Конечно, со временем ты бы перескочила с маковой соломки на кокаин, завела бы мундштук и египетскую кошку. Но это максимум из того, что бы ты поимела при самом удачном раскладе. Я был твоим единственным шансом, и ты им воспользовалась.

– Ничего себе, единственный шанс, – я вспомнила развалившуюся на куски голову Эрика.

– Я тебя сделал… Из плебейки с жалкой кукольной внешностью я сотворил аристократку фантастической красоты, роскошную женщину, которая могла запросто взять любого мужика, стоило ей только опустить ресницы. Ты помнишь, как я тебя делал?

– Не помню, – искренне сказала я.

– Ты всегда была неблагодарной сукой. Ты все забыла. Ты так и осталась плебейкой. Даже этого своего безмозглого дурака Эрика не смогла скроить получше. Пусть бы оставался безобидным мелким альфонсом, дольше бы прожил… Он на твоей совести. О чем я говорю, какая совесть…

– А я думала – на вашей. Ведь это же не я убила его, – неожиданно ко мне вернулось спокойствие. Бывшей валютной проститутке, которая успела побыть аристократкой, уже не о чем жалеть в жизни…

– Ты не меняешься, – в его голосе даже проскользнули нотки восхищения. – Мне искренне жаль, что ты оказалась такой неумной, такой жадной стервой. Я думал, что в тебе есть еще что-нибудь, кроме этого скотского желания обладать всем и сразу. К счастью, ты не смогла всем этим распорядиться… Хотя и подставила – и меня, и людей, которые стоят за мной. Даже последняя собака не кусает руку, которая дает ей жратву…

– А я, стало быть, укусила, – близость неотвратимой развязки, расплата за грехи, которых я не помнила, вызвали во мне чувства, о которых я даже не подозревала. Если крайняя степень цинизма достойна уважения, то я, несомненно, тоже достойна уважения…

– А ты не помнишь?

– Нет. Я не помню. Я ничего не помню. Если вы так легко нашли этого человека… Эрика… То должны были знать, что я два месяца провалялась в коме и потеряла память. Я не знаю, видела ли его раньше. Я не знаю, кто я…

– Тогда почему ты поехала с ним?

– Я поехала бы с любым, кто пообещал мне вспомнить себя.

– Рассказывай об этом сопливым экспертам, – насмешливо перебил меня Илья. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить во всю эту чушь. Ты ведь и сейчас надеешься выйти сухой из воды.

– Нет, – теперь я была искренней, – нет, я не надеюсь. Вы не будете слушать меня. А мне нечем доказать свою непричастность ко всему тому, о чем вы говорите.

– Ну что ж, это очень трезвый взгляд на вещи. В самообладании тебе не откажешь, это всегда меня восхищало, Анна… Жаль, что ты оказалась такой алчной сукой…

Он не успел договорить. На крыльцо дома вышел Витек и нетерпеливо помахал рукой.

– Пойдем. Нас ждут, – сказал мне Илья…Я никогда не была в этом доме. Впрочем, я нигде не была, в этом была особенность моей памяти. В отличие от дачи Кудрявцева, дом был обжит, уютно обставлен и заполнен не манекенами, а живыми людьми. Кроме спутников Ильи, в комнате находился еще один человек, Он не принадлежал к вассалам Ильи, я сразу это поняла: слишком уж был напуган.

Ворот его рубахи был порван, а под глазом красовался свежий синяк.

– Ну что, ребята, истина восстановлена? – спросил Илья. Он уже справился с собой, и его голос, лишенный интонаций, снова стал бесцветным.

– Вполне, – ответил за мужчину, затравленно сидящего на стуле, Витек.

– Тогда приступим, – Илья подтолкнул меня вперед. – Вы знаете эту женщину, Николай Станиславович?

Подчеркнутая вежливость Ильи совершенно не гармонировала с синяком под глазом человека, которого назвали Николаем Станиславовичем. Но тем не менее Николай Станиславович услужливо дернул кадыком и просипел:

– Да.

– Кто это?

– Она назвалась Ольгой… Я не уточнял… В нашей профессии, вы сами понимаете… Я знал ее как Ольгу.

– При каких обстоятельствах вы познакомились?

– Мне ее рекомендовал коллега…

– Зачем?

– Ей необходима была пластическая операция, – Николай Станиславович с недоумением посмотрел на Илью. – Пластическая операция, которая бы полностью изменила лицо.

Илья подтолкнул меня к хирургу-пластику. Витек бесцеремонно взял лампу, стоящую на столике рядом с Николаем Станиславовичем, и поднес к моему лицу.

– Ваша работа? – спросил Илья и ухватил мой подбородок змеиными пальцами.

– Зачем этот свет? – Хирург поморщился. – Это излишне… Конечно же, моя работа… Это то лицо, которое я сделал…

– Поздравляю, у вас большой талант.

– Если честно, мне было непонятно, почему вдруг такая эффектная девушка решила расстаться со своей внешностью… Я редко встречал таких красавиц, а я знаю толк в женщинах, поверьте мне.

– Дай-ка сюда фотографии, – приказал Илья своему верному Витьку.

Тот с готовностью протянул хирургу альбом. Я уже знала этот альбом – щенки и котята с китайским разрезом глаз.

– Посмотрите, это та самая эффектная девушка, которая так вас поразила?

Хирург мельком полистал альбом.

– Да. Да, конечно… Такая внешность не забывается. Вы даже не представляете, как мне было жаль уничтожать такое лицо.

– Значит, вы утверждаете, что девушка, стоящая перед вами, и девушка, которая изображена на снимках, – один и тот же человек?

– Ну конечно, я ведь делал операцию. Скрепя сердце… Мне было очень жаль…

– Помолчите, – досадливо поморщился Илья и обернулся ко мне. – Что скажешь, Анна?

Я молчала. Мне нечего было сказать. Вот все и стало на свои места. Если до этого момента у меня еще были сомнения, то теперь они полностью исчезли. Неблагодарная сука, хладнокровная убийца, зарвавшаяся алчная бабенка, на счету которой несколько жизней, – это и есть я…

– Мне нечего сказать. – Сколько вам заплатили за операцию?

– Это коммерческая тайна, – Николай Станиславович, видимо, почувствовал себя в относительной безопасности, но кулак Витька уверил его в обратном. Согнувшись пополам, хирург просипел:

– Пятьдесят… Пятьдесят тысяч долларов.

Витек присвистнул, а Илья покачал головой:

– Не многовато?

– Сами понимаете, – переводя дух, заволновался хирург, – операция нелегальная… Большой риск. Полная конфиденциальность. Видимо, это связано с крайне важными обстоятельствами… Я не вдавался в подробности. Существует такса – вот и все.

– Да вы семь шкур содрать можете, – укоризненно сказал Илья. – И ваша клиентка не торговалась?

– Нет. Она не торговалась. Она выложила наличными.

– Да ты у нас зажиточная женщина, – обратился Илья ко мне. – Пятьдесят тонн как с куста. Интересно, откуда такие деньги? Не от щедрот ли твоего банкира?.. Ладно. Спасибо за информацию, Николай Станиславович… Хочу предупредить вас, что не стоит больше ввязываться в сомнительные аферы…

– Я не понимаю… Я… Я должен вернуть сумму? Дело в том, что ее нет… Мой сын. Он учится в Англии. За это нужно платить.

– Да пусть себе учится. Вот еще какой вопрос – у вас ведь наверняка существуют данные по каждой пластической операции?

– Несомненно, – хирург заметно приободрился. – Они вносятся в компьютер. Мой домашний компьютер, я имею в виду.

– Вот и отлично. Можем ли мы получить информацию?

– Именно по этому случаю? – Чертов продажный врач, наплевавший на клятву Гиппократа, он даже не смотрел на меня. – Конечно, конечно…

– А разве всякое упоминание о нелегальных операциях не должно быть уничтожено? – отомстил за меня Илья. – Так сказать, для подстраховки… Чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов…

– Ну-у… У каждого свое понятие о подстраховке, вы же не будете этого отрицать. Нужно сказать, что ваша визави оказалась мужественной женщиной: так легко расстаться с броской внешностью ради весьма сомнительного результата.

– Ну, в ее мужественности у меня была возможность убедиться.

– Сейчас я принесу вам дискету.

– Витек, проводи нашего дорогого Айболита, – приказал Илья.

Хирург в сопровождении телохранителя скрылся на втором этаже дома. Но я даже не заметила этого, – я пыталась ухватить ускользающее воспоминание: маска, сковывающая лицо, надгробная плита прошлой жизни…

– Ну, как себя чувствуешь? – вывел меня из оцепенения голос Ильи.

– Отвратительно.

– Будет еще хуже, – пообещал он.

– Не сомневаюсь.

Наконец вернулся хирург. В руках он держал дискету.

– Вот. Здесь вся информация. Надеюсь, больше у вас вопросов нет.

– Нет. Большое спасибо, Николай Станиславович. Мы вас больше не задерживаем. О нашем визите, естественно, ни слова.

– Я понимаю, – успокоил Илью хирург. – Никому не нужны лишние проблемы.

Илья двинулся к двери. Второй телохранитель подтолкнул меня в бок. Замыкал шествие Витек. Неожиданно у самой двери Илья остановился и резко обернулся.

– Вот еще, Николай Станиславович…

– Слушаю вас, – трусоватым голосом промямлил хирург.

– Не посчитайте нас невежливыми…

– Что вы, что вы…

– И примите в качестве гонорара. Витек! – обратился Илья к Витьку.

То, что произошло потом и заняло несколько секунд, было похоже на третьесортное кино, где ходы просчитываются всеми, кому не лень, за исключением ничего не подозревающих жертв.

Витек вполне буднично достал тяжелый пистолет (тот самый, который разнес голову Эрику) и выстрелил в хирурга. Он рухнул, как сноп, с выражением удивленного ожидания на залитом кровью лице. Опустив пистолет, Витек подвигал губами, вынул изо рта жвачку и прилепил ее к дверному косяку.

– Так-то лучше, – констатировал Илья, брезгливо разглядывая дергающееся в предсмертных конвульсиях тело. – Будем считать, что твои пятьдесят тысяч он отработал с лихвой. Идем.

Меня не нужно было уговаривать. Я готова была бежать из этого дома куда угодно. Мы сели в машину в полном молчании. Лишь спустя несколько минут я решилась его нарушить.

– Зачем вы это сделали? – спросила я.

– Заметь, все это произошло с твоей подачи, – Илья по-прежнему был спокоен. – Я только выступил в роли ассенизатора. Будем надеяться, что его сын все-таки доучится в Англии. Наш доктор был заботливым папой, ничего не скажешь.

– Вы страшный человек.

– Да нет же, дорогуша. Ну подумай сама: трусоватый доктор мог бы запросто заложить нас, даже без особого нажима. Так же, как заложил тебя. Этого бы мне не хотелось. Мне вообще не хотелось этой смерти. Несмотря ни на что, он был симпатичным человеком. И неплохим специалистом, судя по твоему новому личику. Он мог бы расширить практику и доработать до седых мудей… Если бы тебе не пришло в голову воспользоваться его услугами. Так кто виноват?

Мне нечего было ответить.

У самого въезда в Москву, недалеко от поста ГАИ, водитель остановился и съехал на обочину. Недалеко от нас уже стоял «Мерседес».

– Ну что, меняем перекладных? – ни к кому не обращаясь, произнес Илья.

Мы выбрались из машины и направились к «Мерседесу», который при нашем приближении мигнул фарами. Витек сопровождал нас. Второй телохранитель остался в машине.

– Ну как тебе акция устрашения? – спросил меня Илья, когда мы сели в «Мерседес». – Ничего не напоминает?

– Мне ничто ничего не напоминает. В декабре я попала в автокатастрофу и два месяца пролежала в коме. С последующей потерей памяти. У меня и сейчас амнезия. Мне ничто ничего не напоминает.

Илья поморщился:

– Ты опять за свое. Посмотрим, что ты запоешь через час.

– Акция устрашения?

– Нет, акция устрашения – это слишком просто. Предлагаю договориться сейчас.

– О чем?

– Где документы, которые ты достала у Дамскера? Куда ты их дела? Я не бросаю слов на ветер. Если ты все честно расскажешь, тебя ждет легкая смерть. Как я и обещал. Ты меня знаешь.

– Не знаю… Я вас не знаю…

Теперь, в «Мерседесе», мы сидели рядом, на заднем сиденье. И Илья воспользовался моментом – он ударил меня по лицу. Удар получился почти профессиональным и неожиданно сильным: моя голова дернулась и откинулась на спинку сиденья, а в глазах поплыли красные круги.

– Давно я тебя не бил. С тех самых пор, как отучал делать минет кому не попадя, – со сладострастием прошептал он. – Не разучился, ты смотри. А кожа у тебя такая же бархатистая. Сменила шкурку, а все равно хороша, сучка.

– Шкурка-то хорошая, точно, – поддержал Витек, сосредоточенно жуя вечную резинку, – жаль портить, а придется.

– Может быть, не придется. Если будет умненькой-благоразумненькой девонькой, – сладким голосом пропел Илья.

Витек коротко хохотнул, а я с тоской подумала о его пистолете: если бы только я могла до него добраться…

С каким наслаждением я разнесла бы все эти гнусные головы, так не похожие на идеально вылепленную голову Эрика. Вот только раскололись бы они точно так же… Если бы я могла добраться!.. Но я никогда не доберусь, чудес не бывает. Можно быть уверенной только в одном – любая прошлая жизнь, о которой ты напрочь забыла, все равно приводит к смерти…

Илья и Витек привезли меня в самый центр Москвы, в один из переулков, название которого ничего не говорило мне.

Спустя пятнадцать минут мы уже были в роскошной пустой квартире, отделанной под евростандарт, с джакузи и навесными потолками. В квартире еще пахло недавно законченным ремонтом, в ней не было ничего, кроме пары стульев, соломенного кресла-качалки и широкой низкой тахты: видимо, на ней периодически спал кто-то из строителей.

Витек включил маленький магнитофон, стоящий прямо на полу. Мелодия, которая отразилась в пустых стенах, была мне неизвестна.

– Узнаешь? – спросил у меня Илья, усаживаясь в кресло-качалку. – Твоя любимая.

– Никогда ее не слышала.

– Неужели? «Затанцуй меня до конца любви». Леонард Коэн. До конца любви. До конца. Вполне подходяще к случаю, ты не находишь? Не слишком громко, я надеюсь?

– Нет. – Этот хрипловатый голос внес в мою беспросветную ситуацию элементы гиньоля, он делал происходящее не таким страшным. Наваждение должно исчезнуть вместе с музыкой, не станут же меня пытать с музыкальным сопровождением, да еще таким томным…

– Ну что ж, самое время поговорить. – Я не могла оторваться от качающегося в кресле Ильи, очковая змея по-прежнему гипнотизировала меня. – Что у нас с документами?

Те самые документы, о которых говорил Эрик и ради которых я пошла на все.

– Я не знаю.

– Давай, Витек.

Витек неторопливо подошел ко мне, все так же жуя жвачку, неторопливо достал пистолет и ударил меня рукояткой в подбородок. Это был беспощадный удар – пощечина Ильи в машине показалась мне легким флиртом. Не удержавшись на стуле, я упала навзничь. Рот сразу же наполнился соленой кровью. Я осталась лежать на полу, стараясь, чтобы собравшаяся в глотке кровь не вытекла на этот девственно-чистый, только что отремонтированный пол. Не хватало еще оставить здесь метку… Крови было так много, что пришлось вогнать ее внутрь организма несколькими глотками.

– Вставай! – властно приказал Илья. От его гуттаперчевой иронической благостности не осталось и следа. – Вставай, сука!

Голова кружилась. Подняться я не могла. Витек ухватил меня за подмышки и снова усадил на стул.

– Думаю, маленькая встряска пошла тебе на пользу. Где бумаги?

– Не знаю, – упрямо повторила я. Я почувствовала такую ярость, такую глухую ненависть к этому лощеному убийце, что не сказала бы о бумагах, даже если бы знала.

– Повторим, – Илья попытался взять себя в руки. – Давай, Витек!

И снова громила-телохранитель ударил меня рукояткой пистолета. И снова мой рот наполнился кровью. Если так будет продолжаться дальше, через полчаса от моей челюсти ничего не останется…

Как же все-таки хорошо укладывают паркет в этих квартирах с евроремонтом!.. Я лежала на полу и тупо думала о том, кто будет ходить по этому паркету через несколько дней. Может быть, голые мужские обветренные пятки, которые обязательно принесут гладким женским пяткам кофе в постель. Может быть, ножки ребенка, который будет возиться на полу с плюшевой сороконожкой… Во всяком случае, они никогда не узнают, что здесь забили насмерть бывшую валютную проститутку, фартовую шлюху, так не вовремя вышедшую из комы.

– Подними эту тварь, Витек. Отдохнет на том свете, – голос Ильи отскакивал от моей пустой, раскалывающейся от боли головы.

Витек снова приподнял меня и снова усадил на стул. Но сидеть я уже не могла. Я все время заваливалась на бок. Витьку пришлось меня поддержать за ломающуюся спину.

– Слушай, дорогуша, – кресло под Ильей мерно поскрипывало. – Вычислить твоего идиота-подельника, этого Эрика, не составило труда – ты слишком плохо его выдрессировала. Найти гребаного хирурга-пластика – тоже; немец засветился там один раз – и этого оказалось достаточно. Но мы следили за твоим альфонсом столько времени вовсе не за тем, чтобы ты сейчас молчала, как Олег Кошевой на допросе. Мы и так потеряли два месяца. А это стоит очень дорого. И если люди, которые стоят за мной, не получат бумаг, боюсь, мне тоже придется сделать пластическую операцию и распрощаться со своим казино. А я очень люблю свою работу. Так что ты сейчас мне все расскажешь, иначе Витек забьет тебя до смерти. Он превратит в кашу все твои хрупкие косточки, которые так любили мужчины… Не стоило вбухивать такие бабки в пластическую операцию только для того, чтобы оно перестало существовать в каком-нибудь виде… Где бумаги?