Текст книги "Куколка для монстра"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Я смотрела на Эрика и никак не могла взять в толк, о ком это он говорит. А он с воодушевлением продолжал:

– Ну так вот. Смотрю я в эти глаза – искоса, конечно, чтобы не возбуждать впечатлительного папика, она тоже бросает на меня взгляд. И что же я вижу в этих неземных глазах, а?

– Не знаю.

– А вижу я в этих глазах самую обыкновенную сучью течку. И течка эта относится ко мне, скромному Эрику Моргенштерну. И все это несмотря на папика. Вот где кайф!..

– Что же было дальше?

– Ты действительно ничего не помнишь? Вот оно что – и дивные глаза, и сучья течка в них относились ко мне. Так же как и длинные светлые волосы. Я недоверчиво провела рукой по своим беспорядочно отросшим темным прядям. Эрик перехватил мой взгляд.

– Но, тогда ты красилась, но, нужно сказать, это занимало много времени, хотя игра стоила свеч.

– Ты отвлекся, – властно сказала я. В конце концов, женщина с дивными глазами может позволить себе властность. – Что было дальше?

– А дальше ты поднимаешься и уходишь. Совершенно естественная штука – девушка отлучилась в туалет, а лох папик заказал шампанское и стал терпеливо ждать. Но я-то ждать не стал и отправился за тобой. И точно – ты меня окликнула. Ты сказала таким невинным голосом, ты неподражаемо разговариваешь с такими интонациями до сих пор: «Бэби (ты так и проворковала – «бэби», и это сразило меня наповал), я потеряла сережку с бриллиантом. Ты не поможешь мне ее найти?» Никакой потерянной серьги, конечно, не было. Но знаешь, что мы сделали потом? Мы забились в какую-то подсобку – она вся провоняла бараниной и черносливом – и так оттрахали друг друга, что я кончил три раза за пятнадцать минут. Потому что больше времени у нас не было. Веришь, это был сногсшибательный спонтанный трах. Самый лучший в моей жизни, а я знаю в этом толк, уж поверь мне…

Я смотрела в его удлиненные, чуть поднятые к вискам глаза, в бесстыжие губы, в загеленные волосы, в сильные плечи, скрытые под пиджаком, и верила всему безусловно. У меня даже начала кружиться голова. Похоже, это натренированное тело знает толк в сексе. Похоже, что в прошлой жизни я была женщиной-вамп, поздравляю…

– Ну и что было дальше?

– Дальше ты отряхнула платье, привела волосы в порядок, заново накрасила губы, – ты делаешь это безошибочно, даже зеркало тебе не нужно… И назначила мне свидание. В тот же вечер, тремя часами позже.

– Надеюсь, не обманула?

– Ну, как сказать… С сексом вышел полный облом, но во всем остальном… – Эрик растянул губы в улыбке. – Словом, мы поехали ко мне. Ты запретила мне тратиться на всякие коньяки и прочие дорогие штуки. Взяла можжевеловой водки и соленых огурцов, и тогда я влюбился в тебя окончательно, бедный Эрик Моргенштерн. Ты, правда, сразу поставила меня на место, стоило только входной двери закрыться и я полез к тебе со своими мокрыми губами.

– Что же я сделала?

– Напоила меня. А потом сказала, что видишь меня насквозь, маленького альфонсика.

– Жиголо, – поморщившись, поправила я.

– Пардон, ма шер, конечно же, жиголо… Сказала еще, что я дрянь человек… Сладострастная дрянь, подонок, сибарит и дешевка. Это так возбудило меня, что, если бы не водка, я бы тебя просто изнасиловал.

– Неужели я бы тебе позволила? – Я вдруг почувствовала какой-то странный азарт, я даже понравилась себе в качестве Анны Александровой.

– Конечно же, нет, – погрустнел Эрик. – Ты все такая же, хотя говоришь, что ничего не помнишь… Так вот, после того, как ты вылила все эти помои мне на голову, ты сказала, что только я могу тебя устроить, потому что мы чертовски похожи. А для всех твоих дел тебе не хватает компаньона, подельника, такого же дрянного, как и ты. Что ж, черт возьми, интуиция у тебя звериная, впрочем, как и все остальное…

– И что?

– Я пошел у тебя на поводу. Я был готов идти за тобой куда угодно. И ты это знала, потому что ни с одной другой женщиной я не испытал такого кайфа, ни с одной другой женщиной я не кончал три раза в течение пятнадцати минут… Ведь я был в тебя влюблен. Но нужно отдать тебе должное, после этого фантастического траха в подсобке ресторана мы больше ни разу не были вместе. Но я понимаю, чем ты можешь взять любого мужика, крутая сексапилка.

– Чем же?

– Мозгами, красотой и темпераментом. Как будто ты знаешь что-то такое в мужской сути, чего не знает никто. Ты завораживаешь. Ты как разновидность экзотической болезни, да еще в хронической форме. Я до сих пор не выздоровел. И до сих пор люблю чернослив…

Я криво усмехнулась. Неужели все это относится ко мне? Ничего в моей спящей душе не говорило об этом. Но и особого протеста не было.

– Неужели это я?

– Ты, – радостно подтвердил Эрик. – Ты, правда, в моем бледном изложении…

– Похоже, я была редкостной сукой.

– Именно.

– Фантастической стервой.

– Именно.

– Потаскухой, да к тому же еще циничной.

– Именно-именно!

Что-то сдвинулось во мне, как будто блуждающий айсберг случайно попал в теплое течение и стал таять. Я поднялась со стула и, подойдя к Эрику, поцеловала его в лоб.

– Вот-вот, – сказал Эрик, – твой любимый целомудренный поцелуй, будь он проклят. Теперь-то вспоминаешь?

– Нет. Но не теряю надежды, – я не могла ему не верить, ведь именно я, по своей инициативе, поцеловала его целомудренным поцелуем. И именно в лоб, а не в глаза, например. – Что же было дальше?

– Сплошная фантастика. Ты оказалась тертой штучкой. Мы канали под брата и сестру, тусовались на светских раутах, презентациях и в продвинутых казино. И это было еще одним поводом, чтобы не спать вместе: ты сказала, что ненавидишь инцест. И молочному братцу Эрику Моргенштерну пришлось согласиться. А потом пошло-поехало… Мне доставались дамочки помельче, тебе – мужички покрупнее. Управляющие банков, президенты компаний, директора фирм. Не только наших, между прочим. Ты же помнишь, какое время было и сколько китов-убийц плавало в мутной воде… В общем, все эти хреновы воротилы передавали тебя из рук в руки. Похоже, ты была чем-то вроде визитной карточки, вопросом престижа…

– Дорогой собакой или дипломированной гейшей?

– Именно, – Эрик прищурил глаза, – но тебя не очень-то это устраивало, ты ведь привыкла грести под себя, в хватке тебе нельзя было отказать. Ты выполняла всякие деликатные поручения…

– Что-то вроде промышленного шпионажа? – поддела я Эрика.

– Нет;.. Промышленный шпионаж был бы для тебя слишком скучен, – высказал осторожное предположение Эрик. – Но вот любые другие рискованные игры… Только ты меня в это не посвящала.

– Тогда что же делал ты, бедный мой Эрик? Если все партии вела только я?

– Ну-у… Там, где попадались крепкие орешки с нестандартной сексуальной ориентацией, бросали в бой легкую кавалерию, а именно: младшего братца, как две капли воды похожего на тебя. Такую же дрянь, как и ты сама. Такое же орудие шантажа, как и ты сама.

– Шантаж, вот как… Мы вытягивали деньги таким пошлым образом?

– Ну-у… Теперь вижу, что ты пережила тяжелую болезнь. Деньги были важной составляющей. Но не главной. Информация, любовь моя, – Эрик поднял ухоженный палец, – информация!.. У нас было маленькое семейное дельце по торговле информацией. И грязную работу делала не только ты. Меня тошнило от богатых педиков, я их ненавижу, я же воинствующий гетеросексуал. Но чего не сделаешь ради любимого человека. Я тебя имею в виду, Анька.

– Представляю, как ты должен меня ненавидеть!

– Да ты с ума сошла, Анька! Ты мне открыла стольких людей и такую власть над ними – пусть минутную, но власть… Ты дала мне такой кайф от ощущения полноты жизни, который я бы никогда не получил, массируя высохшие груди своих зажиточных старух. За тебя, любовь моя…

…Мы быстро напились. Слишком быстро, чтобы Эрик смог досказать конец истории, а я – выслушать его. Я смутно помнила, как он отнес меня в комнату, аккуратно раздел, стараясь не касаться моего тела, и укрыл одеялом. И хотя мне вдруг захотелось, чтобы он остался со мной, также аккуратно вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

…Это был первый сон, приснившийся мне за все то время, когда я пришла в себя. Он состоял из обрывков рассказанного мне Лапицким и Эриком, в нем я была лишь деталью общего плана фотографий. Погибший майор, погибшая девушка с короткой стрижкой; смазанные лица людей, которых я никогда не видела; небесная униформа хирургов, которые делали мне аборт… Легкая пронзительная боль в низу живота.

От этой фантомной боли я и проснулась. Голова раскалывалась, в пересохшем горле неслись по песку спутанные шары высохших растений, сердце неприятно подрагивало. Сон, наполненный застывшими фотографическими изображениями и сам похожий на фотографию, не принес мне облегчения.

Я резко поднялась. Фотографии. – Конечно же, должны быть фотографии, связанные с моей прошлой жизнью. Должны быть какие-то материальные свидетельства, подтверждающие мое существование. В моей комнате ничего, кроме вещей, не было. Я набросила на себя халат, в который накануне, после ванны, завернул меня Эрик, и отправилась к нему.

…В комнате Эрика горел маленький ночник. Не выключенный телевизор мигал белесым экраном. Сам Эрик спал, свернувшись клубком на кушетке. Большой ребенок, больше ничего не скажешь. Это было так трогательно, что я не решилась его будить.

Разберусь сама.

Стараясь не шуметь, я начала рыться в коробках. И спустя пятнадцать минут нашла то, что искала, – несколько маленьких альбомов с забавными зверюшками на обложках. У всех этих прилизанных кошечек и щенков был китайский разрез глаз. Стараясь унять дрожь в пальцах, я открыла первый альбом, заполненный стандартными, уныло-цветными снимками – девять на двенадцать.

Снимки были забиты массой людей, лица которых я никогда прежде не видела. Видимо, они были сделаны на каких-то презентациях, потому что все мужчины (на фотографиях были засняты преимущественно мужчины) были либо в отлично сшитых костюмах, либо во фрачных парах.

И обязательный фужер шампанского. И обязательный низкий бокал коньяка. И обязательные улыбки, демонстрирующие удачно вставленные зубы.

Массовка периодически менялась, неизменными персонажами были только двое – Эрик и роскошная блондинка с длинными волосами. Блондинка победительно улыбалась, ее обнимали за плечи и за талию, она держала в руках шампанское, или цветы, или кончик галстука покоренного соседа. Нет, она не выглядела шлюхой, но как магнит притягивала и людей, и объектив фотоаппарата. Я мелко позавидовала ее красоте, потому что это была не я…

Из альбомов периодически выпадали полароидные снимки, и там тоже была эта роскошная не-шлюха. Одна, в окружении мужчин, в окружении Эрика. Она пила водку (действительно, можжевеловую), цепляла на вилку кусочек огурца, пряталась от объектива, откровенно заглядывала в него – она умела себя подать.

Потом пошли сезонные и домашние снимки. Роскошная блондинка была зимней и летней, всегда стильно одетой или стильно раздетой. На фоне экзотических и индустриальных пейзажей, с мощным ротвейлером, сидящим у ее ног (не тот ли это Микушка, о котором говорил Эрик?). Из множества людей вокруг нее нельзя было выделить кого-то конкретно, даже Эрика, даже черного с рыжими подпалинами пса.

Блондинка никому не принадлежала. Но ей, похоже, принадлежало все окружение.

Но это была не я. Ни одного моего изображения. Никогда еще за все последнее время разочарование не было таким горьким. Стройный замок воспоминаний, возведенный Эриком, разрушился как карточный домик. Я попыталась успокоить себя: цыганистый жиголо проснется и все объяснит. И, чтобы чем-то занять себя, перебрала несколько кассет, валяющихся под видеомагнитофоном: Эрик не соврал – это действительно был Хичкок, и все эти фильмы я видела. Или знала. Или думала, что знаю. Или думала, что видела. Во всяком случае, к каждому из них я могла бы составить аннотацию… Спать не хотелось, будить вероломного лгунишку Эрика – тоже. Я уже почти остановилась на «Завороженном» (его потерявший память герой вполне мог бы быть моим однояйцевым близнецом), когда на глаза мне попалась кассета с неровной надписью – «День рождения Аньки».

Я умела включать видео – еще один привет из прошлой жизни, во всяком случае, затруднений с этим я не испытала.

…Это была обычная бытовая съемка с тягостными ненужными подробностями, со случайными планами и примесью посторонних фоновых шумов. Народу было немного: кроме Эрика и оператора – еще два молодых человека и мужчина в очках в тонкой оправе. Мужчина сидел в кресле, а молодые люди суетились в дурацких бумажных колпаках, с обсыпанными конфетти плечами, суетились возле стола, расставляли тарелки, рюмки, бокалы, иногда воровато хватая куски мяса и колбасы с блюд. Наконец, когда приготовления закончились, Эрик погасил свет, и несколько долгих минут камера жужжала в полной темноте. – Кто-то попытался щелкнуть зажигалкой, но голос Эрика пресек эту попытку:

– Никакого курева! Пять минут потерпите, она сейчас появится.

Эрик не соврал. Послышался звук поворачиваемого в ключе замка, и в полоске света от двери появился силуэт женщины в шубе. Она бросила ключи и сумку на полку, прошла в комнату и зажгла свет.

Камера, которая следила за ней, поймала выражение ожидаемого удовольствия на лице. Это была все та же блондинка.

– Так и знала, – снисходительно улыбнувшись, сказала она. – Ничего новенького придумать не можете. Эрик налетел на блондинку и обнял ее:

– С днем рождения, любовь моя!.. Я остановила кассету. Все ясно. «Любовь моя» – это Анна. С днем рождения, любовь моя! С днем рождения, Анна… Это было невыносимо.

Я бросилась к Эрику и затрясла его за плечи. Через несколько секунд он наконец-то разлепил глаза и с удивлением уставился на меня.

– Что случилось? – спросил он хриплым от сна голосом.

– Кто я?!

– С ума сошла, что ли? У тебя по ночам обострение, да? Вот черт, сушняк долбит, и во рту, как замполит нагадил… Это все твоя порочная практика, любовь моя…

Я ударила его по щеке:

– Не смей так говорить обо мне! Я не твоя любовь. Твоя любовь – вот она, – не выпуская из пальцев сонное плечо Эрика, я обернулась и пустила остановленную запись. – Видимо, это и есть Анна, о которой ты так художественно плел мне целый вечер. Только при чем здесь я?! Зачем ты привез меня сюда?

– Потому что ты и есть она!

– Ты держишь меня за идиотку? У меня, может быть, не все в порядке с головой, но глаза еще не отказали.

– Я же не виноват, что ты срубилась от водовки и не дослушала самое печальное. Я ведь оставил его на минорный финал.

– Хорошо, – я немного успокоилась, я получила передышку, – хорошо, я слушаю. Только придумай историю поневероятнее, чтобы я в нее поверила.

– Не нужно ничего придумывать. Осенью прошлого года ты сделала пластическую операцию. Ты полностью изменила свою внешность. Знаешь, сколько денег мы в нее вгрохали? Лично я был против, но такой ты мне тоже нравишься, Анька. На самом деле к этому быстро приспосабливаешься. Я думал, что не смирюсь, а, поди ж ты, привык. А ты от этого тащилась. Ты поймала в этом свой кайф. Ты называла себя человеком-невидимкой. Тебе нравилось заново знакомиться с людьми, которые были влюблены в тебя прежде. К сожалению, развернуться ты не могла, обстоятельства не позволяли. После всего, что произошло, даже пластическая операция могла спасти тебя только на время…

Мои руки разжались. Я наконец-то отпустила плечо Эрика и машинально потянулась ладонями к своему лицу.

Пластическая операция. Ну конечно, как можно было забыть о том, что говорил мне капитан Лапицкий, – почти незаметные подтяжки и рубчики за ушами. Но если принять условия игры Эрика, зачем нужно было такой фантастической красотке, как Анна, менять внешность? Так легко расстаться с оружием, которое бьет без промаха с расстояния пятидесяти шагов, наповал сражая заросшие грубой шерстью сердца финансовых воротил?..

– Но зачем она… Зачем я это сделала?

– Табуля раза, что и говорить… Намучаюсь я с тобой. Но раз уж проснулись, выпьем чего-нибудь?

– Нет. Рассказывай.

– Ну ладно, – Эрик все-таки плеснул себе водки и залпом выпил, не закусывая. – Есть две новости – хорошая и плохая.

– Начни с плохой.

– Иди сюда, – он усадил меня спиной к себе, обнял и прижался губами к моему затылку. – А теперь закрой глаза и слушай. Ты убила двух человек.

Если бы Эрик не поддерживал меня, я бы потеряла сознание. Два человека – я знала об убийстве двоих на даче в подмосковных Бронницах. Именно в этом пытался обвинить меня Лапицкий и, как оказалось, был не так уж не прав. Так что появление Эрика можно было считать появлением бога из машины, который разрешил мои трудности. Но, когда первый шок прошел, я подумала об этом с пугающей отстраненностью, как будто все эти убийства не касались меня.

– Да, – медленно произнесла я, – о чем-то таком меня спрашивал капитан, он даже вывозил меня на место преступления. Оба убиты из «браунинга», и в том доме тоже были собаки… Ротвейлеры, как и Микушка.

– Какие собаки, любовь моя? Жена Дамскера терпеть не могла собак. У нее была аллергия на собачью шерсть.

– Кудрявцев и Сикора, тебе ни о чем не говорят эти фамилии?

– Нет. Ты никогда о них не упоминала.

– Это люди, к убийству которых я причастна. Во всяком случае, так утверждает капитан, который допрашивал меня.

– Господи, когда ты только успеваешь? – Эрик зарылся лицом в мои волосы. – Ты просто многостаночница. Я имел в виду совсем другое.

– Другое?

– Ну да. Прошлой весной твои крутые друзья вывели тебя на этого ушлого еврея – Дамскера. Унылая морда провинциального закройщика, но при этом – светлейшая голова и офигительные связи. У него был банк, через который прокачивались бешеные бабки из нашего тухлого госбюджета, они же уходили за рубеж и оседали там на счетах. Лакомый кусок, одним словом. Я не очень-то силен в подробностях, ты старалась меня в них не посвящать… Это была целая структура, а концы были спрятаны наверху. На самом верху. А все нити держал в руках Дамскер, светлейшая голова. И кому-то из твоих цивильных бандитов это очень не нравилось, кому-то очень хотелось наложить лапу и на эти счета, и на этот банк, и на эту структуру. Война мафиозно-интеллектуальных кланов, со всеми вытекающими… И поскольку ты за эти годы заимела репутацию Маты Хари…

– Маты Хари?

– Именно, любовь моя. Они решили запустить тебя в курятник к Дамскеру, чтобы ты занялась ощипыванием перьев с бюджетных курей. Компромат не проходил, шантаж тоже. Этот Дамскер был очень пуглив, как старый раввин после погрома, и не наследил ни в одном злачном месте. И даже не оставил своей спермы ни на одном сомнительном платье. Ангел с крыльями, а не, человек.

– И что, мне это удалось? – Я со жгучим любопытством посмотрела на Эрика.

– Не сразу, не сразу, любовь моя… Пришлось попотеть. Пришлось пойти через жену, потому что неожиданного появления рядом с собой красивой бабы Дамскер никогда бы не допустил. У него даже любовницы не было, все боялся, что любовница может подсыпать ему цианиду в кофей… Или вытащить дискету с данными из персонального компьютера.

– Через жену? Почему через жену?

– Ага. Тривиальное знакомство у косметички. Ну, ты же знаешь этих не в меру темпераментных евреек. Она так хотела обмануть климакс, она больше всего боялась постареть, Ася Дамскер. А тут появляешься ты в образе наивной простушки и говоришь ей все то, что она хочет услышать. Это было в твоем стиле – исподтишка собрать о человеке информацию, а потом вывалить ее ему на голову… Пара-тройка действенных рецептов омоложения, пара-тройка походов к твоему дружку-подонку Илье Авраменко в это продвинутое казино. «Монте-Кассино», кажется, так оно называется… Там выдали ей выиграть пару-тройку тысяч баксов. Ну и так далее… Приобщили пугливую одомашненную дрофу к радостям светской жизни. Уйма людей работала на тебя и на эту вашу операцию. Ты меня с ней тоже знакомила, любимого младшего братца, но она не клюнула. Словом, ты аккуратненько втираешься в дом на правах гуру и лучшей подруги, ничего подозрительного. И происходит то, что обычно и происходит: стареющий еврей влюбляется в тебя со всем пылом стареющего еврея. Ну а дальше дело техники. Через две недели ты у него в постели, через месяц ты у него в компьютере. Только там что-то не задалось. Дамскер не доверял компьютерам так же, как вокзальным потаскухам… Но кое-что ты все-таки узнала. Похоже, в койке он распустил перья и нашептал тебе лишнего о своих делишках.

– Начало мне нравится.

– Финал был не таким жизнеутверждающим. Тебя приглашают на день рождения хозяина дома. На правах гуру, близкой подруги и сногсшибательной любовницы. Отличный повод, чтобы покопаться в домашнем сейфе. Что ты и делаешь. И даже выуживаешь все необходимые тебе документы.

– Интересно, как я подобрала код сейфа?

– Об этом ты ничего не говорила. Что-то сопоставила и вычислила. Дамскер, судя по твоим рассказам, был чудовищно сентиментален и привязан к датам… – Ты был так осведомлен обо всем? – насмешливо спросила я Эрика, прислушиваясь к его губам, которые целовали мои волосы.

– Я тоже был там. На правах младшего братца. Мне поручено было развлекать его жену… Не очень-то удался этот план, скажу я тебе, она оказалась примерной хранительницей очага и чуть с ума не сошла, когда я зажал ее в ванной, где она подкрашивала свои бледные губы.

Словом, я не уследил за ней… Прости. Я просто оказался не в ее вкусе. Прости.

– Ничего.

– Да, я знаю… Ты и тогда простила. И даже в лицах продемонстрировала мне, что произошло потом. Ты же всегда была отличной актрисой, Анька. Высококлассные шлюхи всегда хорошие актрисы… А актрисам необходим зритель. Хотя бы один. Я и был этим благодарным зрителем и даже дарил тебе розы каждую пятницу…

Розы. Смутно, как сквозь толщу воды, всплыло ощущение упругих змеиных головок цветов под пальцами…

Прикосновение к нежным лепесткам… Несомненно, в моей жизни уже были розы. Много роз.

– Судя по началу и двум трупам, этот культпоход в сейф не сошел мне с рук? – спокойно спросила я.

– Не сошел, – вздохнул Эрик. – Он застукал тебя в самый ответственный момент. Поднялся в кабинет, когда никто его там не ожидал. Разборки в присутствии высокопоставленных гостей и охраны никак не входили в твои планы, это был бы полный крах. И твоей удачной карьеры в частности. А в сейфе, ко всем несчастьям, лежал пистолет… ;

– Ну и?.. – Я поощрила Эрика, удивляясь своему внутреннему спокойствию. Циничная сучка, что и говорить. Как раз в моем стиле. В стиле Анны Александровой…

– В общем, ты убила его, – просто сказал Эрик, – пристрелила как собаку. А заодно и свою несчастную подругу Асю, которую я упустил, как дурак. Но я ничего не мог поделать, я оказался не в ее вкусе. Да она и сама начала подозревать что-то неладное, что касалось вас обоих. Трудно было не заподозрить. Ты даже говорила, что Юлик Дамскер… Пардон, пардон, Юлий Моисеевич…

Что он готов бросить свою клячу и жениться на тебе! Она следила за вами, она думала, что вы поднялись в кабинет потрахаться, пока гости увлечены шведским столом и струнным оркестром… Дамскер был большим любителем классической музыки.

– И никто не слышал выстрелов? – вполне резонно спросила я.

– Струнный оркестр, «Венская кровь» Штрауса и звон бокалов. Никто…

– И что потом?

– Потом начинается самое интересное… Давай-ка выпьем по этому поводу.

– Давай, – от всего рассказанного у меня начала кружиться голова, самое время выставить уставшему мозгу двухсотграммовый стакан…

Эрик принес мне водки, и мы выпили не чокаясь.

– Словом, мы быстренько свалили со всеми бумажками и пистолетом, от греха подальше. А потом сидели с тобой до самого утра и разбирали их. Там было много чего интересного. Помимо материалов по корсчетам в швейцарских, английских и бельгийских банках, гора компромата на очень влиятельных людей, колоссальный материал, который, без всяких счетов, стоил не один миллион долларов, – Дамскер имел тенденцию подстраховываться… И ты решила воспользоваться всем этим. Сразу прыгнуть в дамки. Ни с кем не делиться. Только ты сама. Ну и я, твоя правая рука, твой мелкий альфонсик…

– Жиголо, – устало поправила я.

– Именно… Твой подонок-братец, который никогда тебя не продаст.

– Интересно, сколько же денег мне предложили за удачно проведенную операцию?

– Ты никогда не говорила об этом. Во всяком случае, это не идет ни в какое сравнение с суммами, которыми ты могла обладать.

– Значит, меня обуяла жадность?

– Не жадность, а стремление получить все и сразу. Поэтому-то ты и решила свалить из страны. А перед этим сделать пластическую операцию… Помимо всего прочего, засвеченную Анну Александрову легко могли обвинить в убийстве двух человек, наши доблестные органы не дремлют… Ты и меня в это втянула. Для начала мы легли на дно: что-что, а запутывать следы ты умеешь, я в этом убедился. Тусовались у каких-то престарелых идейных хиппи, которые в молодости пилили из-за тебя вены, а в старости готовы были за тебя умереть…

Так вот откуда я знаю о «занюханных хиппи», черт возьми, так вот почему это лезло мне в голову. Я с размаху ударилась затылком о лицо Эрика. Почему, почему я ничего не помню?..

– Потом ты нашла отличного пластического хирурга, который изменил твое прелестное личико. За риск он потребовал такие бабки, которых нам бы хватило до конца жизни, даже если бы мы каждый год выбирались на Ибицу… И ты заплатила. Ведь те миллионы, которые «могли очутиться в наших руках, того стоили, во всяком случае, именно так ты об этом говорила. Оставались новые документы на новое лицо, и в декабре, когда все это произошло, ты уехала как раз за тем, чтобы о них договориться… И пропала на два месяца. Бросила меня, подставила и бросила. И оставила одного. Я месяц просидел в этой норе безвылазно… И питался одной гречей… Я чуть не помешался. Я такого страху натерпелся… Я думал, что ты умерла… А мне придется расхлебывать твои делишки до конца дней…

– Не умерла, как видишь, – успокоила я Эрика. – А куда делись те бесценные бумаги, о которых ты говорил? Остались у кого-то из «занюханных хиппи»?

Эрик разжал руки и замер. Недоверчивое отчаяние Исказило черты его лица.

– Ты не знаешь?

– Понятия не имею.

– Ты… Ты с ума сошла…

– Слава Богу. Наконец-то ты сообразил.

– Ты решила меня кинуть? – дернув кадыком, медленно спросил Эрик, – Ты ведь большая мастерица по кидалову…

– Нет, – я крепко прижалась к Эрику, испугавшись также, как и он, – нет, ты можешь не волноваться. Я не могу потерять тебя. Ты – единственное, что у меня есть…

Это было правдой. Сейчас только Эрик связывал меня с реальной жизнью, какой бы жуткой она ни была. Только он может взять меня за окоченевшую руку и вывести из темноты, в которой я пребываю все это время.

– Ты тоже… Ты тоже – единственное, что у меня есть. Хотя ты и сломала всю мою жизнь.

Лицо его исказила гримаса отчаяния, восхищения и жалости – то ли ко мне, то ли к себе: Я почувствовала, как тело его мелко вибрирует. Он так крепко сжал меня в объятьях, что у меня хрустнули атрофировавшиеся за время болезни сонные кости.

– Полегче, полегче, Эрик, – прошептала я ему. – Не забывай, откуда ты меня выудил…

– Да… Прости меня, пожалуйста… Я буду предельно нежен.

– Нежен?..

Интересно, тот человек, от которого я ждала ребенка, был ли он предельно нежен со мной? Эрик должен знать, ведь он всегда был рядом…

– Эрик, скажи мне, как звали человека, которого я любила?

– Разве ты кого-нибудь когда-нибудь любила?.. Он стал покрывать мое лицо беспорядочными поцелуями. Легкие вначале, они становились все тяжелее и тяжелее, накрывая меня прозрачной волной страсти. Халат, символически поддерживаемый поясом, был сомнительным укрытием, он пал первым, и руки Эрика углубились в мое тело. Они входили в него с двух сторон, действуя совершенно независимо друг от друга. Так вот почему «жиголо», успела подумать я… Такое умение обольщать кончиками пальцев должно хорошо оплачиваться. С ним нужно выступать на базарных площадях и собирать толпы зевак, которые не знают о любовных играх ничего, кроме запаха пота и баранины с черносливом, съеденной за ужином… Черт возьми, баранина и чернослив, спутники нашей единственной связи, если верить Эрику… «Браунинг» вполне может поместиться в дамский концертный ридикюль, если верить капитану Лапицкому… Память может вернуться внезапно, если верить нейрохирургу Теймури… Почему я все должна принимать на веру?

…Эрик не спешил. Судя по всему, он слишком долго ждал этого, чтобы спешить. Первый мальчишеский порыв прошел, и теперь его руки укачивали меня, усыпляли бдительность, они готовы были отступить, но не отступали.

Теперь мое тело существовало вне зависимости от меня, оно прислушивалось к рукам Эрика, оно было не против… Видимо, двухмесячная кома подкосила боевой дух Анны и сломала все ее установки насчет инцеста.

– Анна, Анна, – его пальцы пробежали по моему лицу и неожиданно замерли. В самый неподходящий момент. Когда я уже была готова принять его…

Когда я была уже готова принять его, что-то остановило Эрика. Он уперся руками в мою голую грудь и откинул голову, тяжело дыша.

– Нет… Я не могу. Нет. Мне нужно привыкнуть к тебе нынешней…

– Ты же говорил, что привык, – на секунду мне стало даже обидно. Похоже, Эрик мелко сводил счеты с той прежней Анной.

– Я-то привык… Мне даже нравится твоя нынешняя мордашка, она не такая циничная, и вполне-вполне… Я привык. Вот только он… – Эрик скосил глаза вниз, в пах, – вот только он, похоже, не совсем адаптировался. Он же столько лет хотел совсем другую…

– Совсем другую? Разве я сегодняшняя так уж отличаюсь от себя прежней?

– Да нет, – Эрик досадливо поморщился. – Но ему-то это не объяснишь…

– У тебя был шанс, Эрик Моргенштерн, – сказала я. – У тебя был шанс, и ты его упустил. А теперь закончим наши прения. Мне нужно побыть одной и переварить все то, о чем ты мне сказал. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, любовь моя, – Эрик все еще дрожал, но старался выглядеть спокойным. Какая-то мысль все еще точила, все еще грызла его. И это не было связано с жалкой попыткой романтической ночной любви. Но мне некогда было разбираться в чувствах Эрика, мне нужно было привести в порядок свои.

Если это еще возможно.

Я вернулась к себе в комнату. Чужой махровый халат, еще несколько минут назад казавшийся таким уютным, жег мне тело. Я сбросила его и облачилась в старый, больничный, который еще помнил блаженное неведение прошлой жизни: милого Теймури, милую Настю… И даже капитана Лапицкого с его милыми и вполне щадящими мою психику следственными экспериментами. Но успокоение, которого я так ждала, не пришло… Если все, что рассказал Эрик, – правда, мне не позавидуешь. Мне не у кого искать защиты, да и он не может защитить меня. То, ради чего Анна затеяла всю эту рискованную игру, потеряно. И даже если не безвозвратно (я все еще надеялась, что ко мне вернется память), то неизвестно, как всем этим распорядиться… Я не помню ни одного человека, который мог бы реально помочь Анне (помочь мне, черт возьми, ведь я же и есть Анна!), и если у нее (у меня!) был до катастрофы какой-то стройный план, то я в моем нынешнем состоянии этого плана лишена.