Текст книги "Сноха"

Автор книги: Виктория Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Твою мать, Вадик! – всплескивает руками и возмущенно смотрит на собственного шефа. – У тебя ангина, придурок.

Косогоров приоткрывает глаза и непонимающе смотрит на друга.

– Вы тут совсем рассобачились. Одна майки рвет, другой пациента ругает. Напишу на тебя в Минздрав жалобу, Вася.

– Ты лучше подумай, где мог подхватить? А я пока Гену за антибиотиками отправлю.

– В аптечке есть сумамед и еще что-то жаропонижающее, – еле слышно фыркает Косогоров.

– А почему тогда тебя лечат примитивными методами? – непонимающе чешет репу Егорцев.

– А меня никто не спрашивал, – хмыкает Вадим Петрович и переводит на меня испытующий взгляд.

– Зато температура спала, – бурчу недовольно и демонстративно выхожу из комнаты.

«Вот что за человек такой? – в сердцах думаю я. – Стало легче, а поблагодарить даже не подумал. Я отгоняю от себя обиду и горечь. Тщательно мою руки и умываюсь. И прежде чем лечь спать рядом с Робертом, достаю из дорожной сумки таблетки от боли в горле и одну кладу на язык. Антибактериальное средство в целях профилактики. Я не успеваю даже дойти до кровати, где посередине, раскинув руки и ноги, спит мой дорогой сынок, когда от двери слышится едва различимый стук. Ничего другого не остается, как выйти навстречу.

Анечка глядит на меня встревоженно и бормочет чуть слышно.

– Ольга Николаевна, вас Вадим Петрович вызывает.

«Нашел, блин, девочку по вызову, – ворчу я и, подавив тяжелый вздох, поднимаюсь на третий этаж.

10.3

Доктор Вася старательно мнет Косогорову живот, щупает лимфоузлы и после парочки загадочных манипуляций, наконец, решает заглянуть в горло.

– Твою мать, Вадик! – всплескивает руками и возмущенно смотрит на собственного шефа. – У тебя ангина, придурок.

Косогоров приоткрывает глаза и непонимающе смотрит на друга.

– Вы тут совсем рассобачились. Одна майки рвет, другой пациента ругает. Напишу на тебя в Минздрав жалобу, Егорцев.

– Ты лучше подумай, где мог подхватить? А я пока Гену за антибиотиками отправлю.

– В аптечке есть сумамед и еще что-то жаропонижающее. Я в Швейцарии покупал, – еле слышно фыркает Косогоров.

– А почему тогда тебя лечат примитивными методами? – непонимающе чешет репу Егорцев.

– А меня никто не спрашивал, – хмыкает Вадим Петрович и переводит на меня испытующий взгляд.

– Зато температура спала, – бурчу недовольно и демонстративно выхожу из комнаты.

«Вот что за человек такой, – в сердцах думаю я. – Стало легче, а поблагодарить даже не подумал. Я отгоняю от себя обиду и горечь. Тщательно мою руки и умываюсь. И прежде чем лечь спать рядом с Робертом, достаю из дорожной сумки таблетки от боли в горле и одну кладу на язык. Антибактериальное средство в целях профилактики. Но не успеваю даже дойти до кровати, где посередине, раскинув руки и ноги, спит мой дорогой сынок, когда от двери слышится едва различимый стук. Ничего другого не остается, как выйти навстречу.

Анечка глядит на меня встревоженно и бормочет чуть слышно.

– Ольга Николаевна, вас Вадим Петрович вызывает.

«Нашел, блин, девочку по вызову, – ворчу я и, подавив тяжелый вздох, поднимаюсь на третий этаж.

Бледный и осунувшийся Косогоров лежит на высоких подушках и повторяет еле слышно «как же меня угораздило?». В его руку уже воткнули капельницу и, вероятно, выдали снадобье посильнее уксусной растирки. Но откуда мне было знать! Я вообще-то в этом доме гостья…

«Ну, не только, – хмыкает моя совесть. – Гостьи не шарахаются по чужим спальням. Не валяются в обнимку с хозяином дома.

– Оля, – бурчит Косогоров, и я вижу, как на его губах появляется легкая улыбка. – Спасибо тебе. Спасла меня.

– На здоровье, – лепечу я, не в силах поверить, что великий Вадим Петрович снизошел до благодарности.

– Ольга Николаевна, – уважительно бубнит Егорцев. – Я так понял, что в этом доме вы – единственный совершеннолетний член семьи Вадима Петровича. Поэтому мне нужно объяснить вам основные принципы лечения вашего родственника.

– Зачем? – непонимающе пожимаю плечами я. – Вадим Петрович в сознании. И сам прекрасно сможет все проконтролировать. Да еще и назначения сделает.

Косогоров прикрывает веки, будто от яркого света. И мне не понять, то ли я его снова разозлила, то ли, наоборот, сыграла за его команду.

Егорцев кивает на дверь. Дескать «Выйдем!». И я замечаю, как с коротким кивком колышутся пухлые щеки и двойной подбородок.

«Наверное, они ровесники, – думаю я, выходя в холл. – Вот только Васька выглядит как старший брат или папа Косогорова. Это же надо так себя запустить. А еще доктор называется».

– Ольга Николаевна, – заявляет Василий официально. – Если вы не сможете принять участие в судьбе Вадима Петровича, я буду вынужден забрать его в клинику.

«И там его снова накормят гадким супом», – мысленно хмыкаю я.

– Утром приедет терапевт. Да и медсестру я вызову. Но должен кто-то координировать действия медперсонала. А кроме вас некому. Галину я вызвать не смогу. Вадим категорически против.

– А другие родственники? – блею я, заранее зная ответ.

– Вадим Петрович по сути очень одинокий человек, – со вздохом сообщает мне Егорцев. Помогите поднять его на ноги.

– Конечно, – шепчу я и понимаю, что при любом раскладе не оставила бы Вадима.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, – кивает Егорцев и быстро спускается вниз. А я возвращаюсь в спальню к Косогорову и, наклонившись над больным, осторожно прикасаюсь к его лбу. Жар спал, и на лице даже румянец появился.

– Не уходи, – просит меня Вадим чуть слышно. – Посиди со мной.

– Гляну на Роберта и Бимку и вернусь, – шепчу я, невольно проводя ладонью по щеке Косогорова. – Но вам лучше подремать, Вадим Петрович.

– Возвращайся быстрее, – шепчет он, не принимая возражений. И я как дурочка срываюсь с места и несусь вниз к сыну. Роберт спит как ни в чем не бывало.

«Посижу с Вадимом немножко и вернусь», – думаю я и вновь взлетаю по лестнице в личные апартаменты Косогорова. Он, казалось, дремлет, но стоит мне ступить в комнату, как Вадим открывает глаза, а на бледном изможденном лице снова появляется слабая улыбка.

– Полежи со мной, кукленок, – просит он, откидывая в сторону покрывало. – Погрей меня, пожалуйста!

Удивительно, но меня дважды просить не надо. Юркнув в кровать, я прижимаюсь к горячему телу Вадима и снова утыкаюсь лицом ему в грудь. Чувствую, как слабая рука скользит по моим волосам, и вновь слышу над ухом хриплый шепот.

– Любушка моя. Ты вернулась…

И каждый из нас понимает, что речь идет не о тех двух минутах, когда я бегала к Роберту.

От жара рук Косогорова плавятся мозги. Здравый смысл, устав от увещеваний, забился куда-то подальше и молчит. Зато сердце готово выскочить из груди от радости. Я прекрасно понимаю, что с таким мужчиной, как Вадим, нет никакой уверенности. И нужно проявить осторожность и держать дистанцию. Но я отметаю прочь все предостережения и страхи. И честно признаюсь себе, что до сих пор люблю этого мужчину.

– Ты моя, – то ли спрашивает, то ли утверждает Вадим, горячей сухой рукой оглаживая мои плечи и шею. – Моя? – рычит слабым голосом.

Я киваю и, не в силах сдержаться, всхлипываю.

– Ну-ну, кукленок, все хорошо, – бухтит еле слышно Вадим. – Как же вовремя я заболел, а?

Я приподнимаюсь на локте, слыша в последнем вопросе явную издевку. Внимательно вглядываюсь в бледное, но очень довольное лицо. И уже хочу сказать что-нибудь резкое, когда Косогоров, окинув меня ехидным взглядом, снова притягивает меня к себе и заявляет с добродушной усмешкой.

– Целоваться пока не будем, Олюшка.

Глава 11

Вадим

Я просыпаюсь поздним утром от яркого света, пробивающегося сквозь тонкие занавески. Ощущаю Ольгин запах на своих подушках. Вспоминаю, как совершенно спокойно заснул, обнимая ее. Что я чувствовал в тот момент, когда ее голова лежала на моем здоровом плече? О чем думал, шепча ей чепуху и нежности?

«Олюшка… Любушка моя!» – повторяю про себя навязавшиеся слова. В душе нарастает легкое раздражение, переходящее в панику.

«Где она? Куда ушла? Наверное, с Робертом и этим барбосом… Бимкой», – думаю я, решая встать. Но дикая слабость снова приковывает меня к постели. Неимоверно хочется есть. Сейчас бы быка сожрал. Вот только сил спуститься в столовую совершенно не осталось. Я тянусь за айфоном, чтобы позвонить Ольге. И словно осязаю ту единственную ниточку, связывающую меня с любимой женщиной. Хотя неимоверно хочется догнать, прижать к себе и на весь мир объявить ее своей.

Закрыв глаза, я пытаюсь понять, где именно налажал. В тот момент, когда попросил девушку за стойкой регистрации дать нам места в разных частях самолета? Или когда ушел, даже не попрощавшись? Почему я так поступил, не доходит до сих пор. Обычно я прощаюсь с девушками галантно. Сразу даю понять, что продолжения не последует, но и не бросаю, словно использованный презерватив, посреди спешащей толпы. Я пытаюсь вспомнить, о чем думал, когда летел из Бангкока домой. Кажется, о работе. Весь полет я гнал мысли об Ольге и старательно размышлял о проведенных операциях на Маврикии. Променять на несколько дней размеренную жизнь мегаполиса и оборудованную по последнему слову техники клинику на полевую операционную, слабо освещенную чахлыми люминесцентными бестеневыми лампами. Я снова вижу на операционном столе мужчину, которого мне удалось выцарапать из лап смерти.

«Только руки, скальпель и божье провидение, – думаю я, прекрасно понимая, чем влечет меня военная хирургия. Никаких современных аппаратов, помогающих во время операции. – Никакого да Винчи, твою мать. Только обострившаяся чуйка, когда точно знаешь, в каком месте сделать надрез, а другое обходишь стороной.

На самом деле, и только сейчас я нахожу в себе силы признаться, тогда в самолете, да и все последующие дни до знакомства с женой сына, я гнал от себя мысли и воспоминания об Ольге. Она потрясла меня своей наивностью и страстью. Вымотала без остатка.

В который раз я задумываюсь о превратностях судьбы. Останься я дома, то навряд ли бы познакомился в аэропорту Бангкока с Ольгой. Эта женщина с первого взгляда выбила у меня почву из-под ног и заставила мечтать о себе. Сколько я эротических фантазий перевидел, пока, наконец, решился подойти познакомиться. И откуда я мог знать, кто она такая и как в дальнейшем сложится жизнь сына и моя собственная? Почему меня притянуло именно к ней? И почему все эти годы я так и не смог забыть о ней?

«Кому я вру, твою мать? – морщусь я, усаживаясь в постели. – Я влюбился в нее. Там, в душном номере транзит-отеля, даже не понял, какой подарок подготовила мне судьба. Потом, конечно, дошло! И поджидая сына с молодой женой, я прикидываю варианты, какие ресурсы задействовать, чтобы найти Ольгу. А повернув голову на шум шагов, замираю в ужасе. Сердце готово выскочить от боли и предательства. Обида за себя и за Кирилла гнойником пульсирует в душе. Мне хочется оказаться в другом месте и, если можно, то и в другом времени. Только не видеть радостного Кирилла и улыбающуюся как ни в чем не бывало Ольгу. Только не слышать этот голос. Не смотреть в глаза сыну.

Мне хватает духу подняться с места и чуть ли ни силой вывести ничего не подозревающего сына из зала ресторана. Краем глаза я замечаю, как Ольга, потрясающая и желанная, в обтягивающих джинсиках и белом свитерке, смотрит нам вслед напряженным взглядом. И чувствую, что еще минута, и я не сдержусь. Вернусь к ней и вытрушу всю душу. Ее и свою.

«Может, так и следовало поступить? Как взрослому самодостаточному мужчине, а не придурковатому подростку, пребывавшему в эйфории от первого секса, – думаю я. – Может, именно тогда я должен был расставить все точки над «ё», а не сбегать обиженно. А еще и деньги… Сын молча выслушал меня, кивнул, бросив дежурное «ну, я понял», и настойчиво напомнил.

– Ты хотел подарить нам деньги. Мы на них рассчитываем.

– Да, возьми, – обалдело кивнул я, доставая из кармана конверт. – Чем быстрее ты разведешься с этой сукой…

– Мы сами все решим, пап, – пресек мои «пожелания» Кирилл и добавил с усмешкой. – Тебя это не касается.

– Да ну? – ухмыльнулся я и в тот момент даже решил забрать у сына деньги. Но что-то меня остановило. Чуйка или нежелание устраивать скандал в кабаке. Раненая гордость гонит меня прочь. Хотелось уехать на край света и там вдарить себя по башке за собственное безрассудство и всеядность. Но усевшись за руль Аудихи, я не смог двинуться с места. Почувствовал, как ноет в левом подреберье и, бездумно уставившись на дверь ресторана, постарался выровнять дыхание. И как только мне это удалось, стеклянная дверь с нарисованным грузином в кепке распахнулась, выпуская на морозную улицу Кирилла и Ольгу. Она вроде обескуражена, а сын не похож на расстроенного человека. Без шапки, в распахнутой куртке, розовощекий… малыш. Я словно наяву вижу картинку, прочно засевшую у меня в памяти. Кирилл одной рукой обнимает за плечи Ольгу, а в другой держит фирменный пакет ресторана, где тоже нарисован мужик в «аэродроме».

– Запасливые молодые люди, – подумал я тогда, наблюдая, как сын с женой усаживаются в подъехавшее такси. И как только машина отъезжает, не задумываясь, пристраиваюсь следом.

Помнится, я пришел в себя только через несколько кварталов и усилием воли свернул на каком-то перекрестке. Остановился около первого попавшегося супермаркета и уже хотел выйти, чтобы купить бутылку водки. Самой простой и зубодробительной. Такой, чтоб сразу сшибла с ног.

«Нельзя, – осадил я сам себя, тупо наблюдая, как открываются и закрываются автоматические двери. – Тебе оперировать завтра. Две ринопластики, едреный пень. Возьми себя в руки!»

– Да, – бурчу я себе под нос. – Я облажался там, в ресторане. А нужно было объяснить Кириллу, что он пролетает. Взять Ольгу за руку и увести с собой. Я снимаю айфон с блокировки и сразу же нажимаю последний вызов.

– Олюшка, – ворчу в трубку. – Ты где?

– Кормлю Роберта, – звонко заявляет она. – А вы проснулись? Пришла медсестра, чтобы взять анализы, и доктор.

– Ну, и где же они? – удивленно спрашиваю я.

– Сидят и ждут, когда вы проснетесь, – бубнит Ольга. – Сейчас чай допьют и придут.

– А почему ты меня сразу не разбудила? – в недоумении изумляюсь я. – Люди-то на работе…

– Вы спали, Вадим Петрович. Да и ночь была напряженная.

Я бурчу что-то нечленораздельное, а сам насмешливо думаю.

«Ну, погоди, милая, погоди! Следующей ночкой я не дам тебе заснуть!»

Тяжело поднявшись, я бреду в ванную. Чищу зубы, раздумывая о новой командирше, поселившейся в моем доме, и совершенно четко осознаю, что безумно рад этому. Как я вообще жил без Ольги и ее придирок? Существовал!

Накинув свежую майку и широкие тренировочные штаны, я устало выхожу в холл. Усевшись в кресло, терпеливо жду своих собственных сотрудников, распивающих чаи у меня дома. Они бодро шагают вслед за Ольгой, а впереди несется Роберт, держа в ручонках Бимку.

«Целая процессия, твою мать!» – мысленно усмехаюсь я, но до чертиков рад, что Ольга и пацанчик стали моей семьей.

– Дедушка, ты заболел? – негодующе говорит маленький начальник. – К тебе вот целая стая врачей прилетела.

– Врачи не летают, малыш, – улыбаюсь я и, вставая из кресла, пожимаю руку Сергею Ивановичу, нашему лучшему терапевту, и киваю лаборанту Тамаре.

– Мы с Тамарой ходим парой, – хмыкает Сергей, высокий и худой как жердь, и косится на маленькую и толстенькую коллегу.

Трудно представить себе совершенно разных людей, но лично меня еще со школьных лет такие шутки не развлекают. Я во все глаза смотрю на Ольгу в слегка обтягивающем спортивном платье, замечаю волосы, убранные в строгую дульку, и за малым не тянусь к ней, желая выкинуть все шпильки к едреной фене.

– А почему вы не в постели? – так же требовательно, как и Роберт, спрашивает меня Ольга. – Вам, кажется, постельный режим прописали.

– Кто прописал? Василий у нас хирург, а не терапевт, – отмахиваюсь я и, улыбаясь, киваю внуку. – Ты пришел посмотреть, как у меня будут кровь брать?

– Нет, – пугается малыш, но не убегает, а осторожно подходит к журнальному столику, где Тамара раскладывает пробирки.

Я искоса наблюдаю за ребенком. Замечаю любопытный взгляд и то самое задумчивое выражение лица, что в детстве иногда появлялось у Кирилла. Где мы с Галкой его упустили и в чем? Я работал как проклятый, она воспитывала. Он же ни в чем не знал отказа. Брендовое шмотье, кружки английского и художественная школа…

«Может, в консерватории что-то подправить?» – проносится в башке цитата Жванецкого.

– Роберт, – строго зовет сына Ольга, – ты собирался поздороваться с дедушкой и помочь мне выбрать домик для Бимки, – замечает она, забирая у ребенка собаку.

– Сейчас меня доктор посмотрит, и приходи поболтать, – стараюсь утешить расстроенного Роберта.

– Вы заразный, – на ходу бросает сноха и, взяв сына за руку, уводит прочь. – Через пару дней дедушка пойдет на поправку, и ты сможешь с ним поболтать, – уверяет она Роберта, спускаясь по лестнице. Умом я понимаю, что Ольга права. Еще не хватало наградить ребенка гнойной ангиной. Но в башке словно мультик мелькают картинки семейной идиллии. Мы с Ольгой в обнимку валяемся на кровати, а вокруг носятся дети. Роберт и еще двое мелких спиногрызов.

Она приходит ко мне сразу после ухода медицинского десанта. Вернее, сначала в комнату вплывает Анечка с завтраком. И поставив полный поднос на комод, прикатывает поближе к кровати тумбочку и выдвигает из пазов небольшой столик. Ставит сверху поднос со всякими вкусняшками и тактично удаляется.

Ольга садится на самый краешек кровати и привычным жестом кладет ладошку на мою ногу.

«Ну, и как прикажете есть?» – мысленно усмехаюсь я и в то же время боюсь пошелохнуться.

– Не спугни! – вопит моя чуйка.

– Что там, на воле, делается? – спрашиваю, пытаясь шутить, и тут же ощущаю, как одноглазый Джо приходит в движение. Может, и нужно сделать дыхательные упражнения, чтобы привести негодника в лежачее положение, но мне до жути хочется обнять Ольгу, и впервые за несколько лет я понимаю, что непреодолимо хочу женщину. Вот эту самую, сидящую рядом на кровати и болтающую чепуху о Бимке. Схватить в охапку, притянуть к себе, утащить в ванную…

«Та-а-а-к, – останавливаю сам себя и, обмакнув оладью в малиновый сироп, спрашиваю добродушно.

– Я никак не пойму, Олюшка. Кирилл рассказывал, что приезжал к тебе в Эдинбург. А ты уверяешь, что вы не встречались.

– Когда именно он приезжал? – поднимает она на меня свои зеленые глазищи. – До рождения Роберта? Или после?

– Галина уверяет, что после. Вроде как и тест на отцовство делали… И тут кроется вторая загадка. Меня эти девяносто два процента сильно смущают…

– Вадим Петрович, – вздыхает Ольга, вставая. – Я понятия не имею, куда ездил Кирилл, с кем он встречался и какие тесты делал. А девяносто два процента он, наверное, разглядел на этикетке Гленморанджи. Кажется, они запустили самый крепкий виски в мире.

– Оля, – прошу я, отставив завтрак в сторону. – Не уходи. Может, сейчас не время разбираться с этой хренью. Но я задал тебе вопросы, мучающие меня уже который год. Давай разберемся вместе.

Она замирает лишь на секунду в нерешительности, а потом снова садится у меня в ногах. Вот только руку мне на лодыжки не опускает.

– Вадим Петрович, – заявляет Ольга, подавив вздох. – Я уехала в Шотландию через месяц после нашей знаменательной встречи в ресторане. И с тех пор не видела Кирилла и не общалась с ним.

– А как же тест? – вскидываюсь я, окончательно забыв о завтраке.

– Я неотлучно нахожусь с Робертом со дня его рождения. И мы ни разу не предоставляли биоматериал для теста ДНК. Да и Кирилл точно знал, что я ни за что не стану с ним встречаться. Мы плохо расстались, – с трудом сглатывает она. – И я официально оформила отказ от алиментов.

– Но, – пытаюсь разобраться я, но моя сноха резко обрывает.

– Я сказала вам все. И больше не желаю возвращаться к этой теме.

– А от кого Роберт, можешь мне сказать? – спрашиваю, заранее зная, что услышу в ответ.

– Нет, – мотает она головой и, подхватившись, несется к выходу. Лишь на минуту останавливается в дверном проеме и сквозь слезы бросает мне с упреком. – Я никогда не стану проходить этот тест. Только когда Роберт вырастет и сам захочет… Это невыносимо, как же вы не понимаете! – кричит она и, топнув ногой, убегает прочь.

«А ты опять все испортил, – понурив голову, пеняет мне одноглазый Джо. – Теряешь сноровку, Вадик. Завел бы девушку в ванную, а там бы я и сам справился. Оттянулись бы по полной. А так… читай научные статьи о любимой ринопластике или спи!»

«Как бы ни так! – думаю сердито. – Мне разобраться надо. Ты еще не знаешь, милая, какой я дотошный!»

Прикрыв глаза, я мысленно рисую схему. Большой кружок посередине листа – Это Кирилл. Рядом два других поменьше – мы с Ольгой. От «Кирилла» веду стрелочки в сторону, а сам думаю, как бы мне точно узнать, куда мое чадо моталось сразу после рождения Роберта. И кто же все-таки врет? Кирилл или Ольга? Как жаль, что нельзя провести очную ставку.

«Загранпаспорт, твою мать! Его никто не подумал сдать! – спохватываюсь я и, резко сев на кровати, звоню Галке. Но моя бывшая не берет трубку.

«Наверное, ведет прием, или на планерке», – думаю я и, поразмыслив с минуту, звоню знакомому пограничнику. Он у меня так и записан в телефоне – «Джульбарс». Когда-то давно я ему делал репозицию – соединял кости после открытого перелома. И, кажется, вправлял перелом запястья. Лучевая кость – ее особо не загипсуешь.

Разговор ни о чем с матерком и воспоминаниями о лихой молодости заканчивается получением точной информации. За последние пять лет мой сын из России выезжал только в Турцию, в Испанию и в Штаты. Вот только зачем соврал матери? Или Галка что-то не так поняла?

Но, честно говоря, мне положить болт на поездки сына. Главное, что он соврал! И никакие тесты не проводились.

«Кто молодец? Я молодец, – мысленно размышляю я. – Без особого напряга выяснил правду. Можно, конечно, без Ольгиного ведома сделать тест. Вот только она не простит, когда узнает. И тогда я точно потеряю и ее, и Роберта. Да и какая разница, сын он мне или внук? Растить ребенка все равно мне. И уж если Олюшка против, то и я настаивать не собираюсь!»

– Дедушка, – раздается от двери голос Роберта. – Ты покушал? Мы пришли тебя проведать.

– Кто это мы? – спрашиваю я с напускной строгостью.

– Я и Бимка! – широко улыбается мальчик. – Мама его сейчас приучала писать на улице. А он бегал, как глупыш, а потом заскочил в дом и напудил. Представляешь?

«Хана паркету, – по привычке ужасаюсь я, а вслух замечаю.

– Он постепенно поймет, твой Бимка. Ты же тоже не сразу научился горшком пользоваться.

– Сразу как родился! – азартно уверяет меня Роберт и в подтверждение слов кивает головой. И заслышав голос матери, выбегает из комнаты. А я всего лишь на минуту задумываюсь, пытаясь представить новорожденного внука. Хочу ощутить тяжесть маленького тельца в своих руках, почувствовать нежный запах ребенка и угадывать в его личике черты любимой женщины.

«Осуществить эту мечту много ума не надо, – хмыкаю про себя. – Достаточно только уложить любушку в постель!»

Одноглазый Джо тут же просыпается и пытается воспрять духом.

– Спи-спи, – говорю я своему члену, обретшему в одночасье право голоса. – Спи, дорогой!

Глава 12

Ольга

Завтрак с любимым закончился полным провалом. И мне не совсем ясно, чего именно добивается Косогоров. С одной стороны – блеет «любушка» несчастным голосом, а с другой – все пытается докопаться до истины. Но тут я тебе точно не помощник, Вадим Петрович!

Я стараюсь не показать виду, как обескуражена и сбита с толку. Виню себя, что так быстро раскисла и поддалась на провокации.

«Он тебя по спинке погладил, в ушко ласково прошептал, а ты и раскисла», – ругаю себя бабушкиным голосом. Умом понимаю, что такие люди, как Косогоров, ни за что не упустят своего. Поимеют в прямом и переносном смысле. А я снова как дура останусь ни с чем. А если еще и вспомнить его угрозы насчет Роберта, то и костей не соберу.

«Будь осторожней, – говорю сама себе и, как только мой ненаглядный сынок засыпает, утомленный дневной жарой и играми со щенком, я тоже укладываюсь рядом. Бимка – наш маленький дружочек – прыгает рядом, но пока никак не может достать до кровати.

– Иди сюда, малыш, – протягиваю к нему руки, а сама проваливаюсь в не самые веселые воспоминания.

Ту ночь после ресторана я запомню навсегда. Многие детали моя память благополучно заблокировала, а какие-то моменты до сих пор встают перед глазами, хоть и старалась о них забыть. Я будто снова проваливаюсь в прошлое и как на машине времени откатываюсь на пять лет назад. Слышу глухой стук и внезапно просыпаюсь в нашей с Кириллом спальне. Закутавшись в банный халат, иду на звук. И хоть воссоединение с мужем прошло на ура, я чувствую, как меня охватывает странная, совершенно беспочвенная паника.

«Уходи отсюда, Оля, – бьется в висках тревожная мысль. – Уходи!»

Но я не собираюсь никуда бежать среди ночи. Глупости какие! Кирилл не чужой мне человек. Он и мухи не обидит! Муж сидит за кухонным столом и прямо из горла хлещет виски.

– Возвращайся в спальню и запри дверь, – рычит он, оглядывая меня злющими глазами-буравчиками. И вот тут моя чуйка вопит! Я разворачиваюсь и несусь И не успеваю я добежать до спальни, как Кирилл кидается следом, подставляет подножку и валит меня на пол в коридоре.

Прикрывая голову, я стараюсь свернуться клубком, чтобы мощные кулаки мужа не задели внутренние органы. Чувствую, как удары, один за другим, сыплются на ребра. В ноздри впивается страшный перегар. Сколько он выпил, что потерял человеческое обличье? Я не успеваю даже задуматься, как голову сотрясает страшная боль. Кажется, кулак Кирилла пришелся по уху и голове. Он бьет тихо и расчетливо. Точно зная, куда нужно ударить для наибольшего эффекта. А я, стиснув зубы, молчу. Не желаю заводить его плачем. И прекрасно понимаю свою ошибку. Ни в коем случае нельзя было бежать. Уйти ровным шагом. А мое стремительное отступление пробудило в Кирилле дух охотника.

– Какая же ты сука, Ольга! – рычит он, лишь на минуту отвлекаясь от битья. Лениво подходит к кладовке и, открыв дверь, лихорадочно ищет там что-то. Но тут мне подсказки ни к чему! Я и так прекрасно знаю, зачем Кириллу срочно понадобилось остановиться. Бейсбольная бита! И если я помедлю, то живой и здоровой мне из этой квартиры не выйти. Превозмогая боль, я ползу в спальню, не смея встать на ноги и привлечь внимание Кира. И лишь закрыв за собой дверь, рывком встаю и закрываюсь на задвижку. Дверь надежная. Дубовая. Но и она с трудом останавливает Кирилла.

– Открой дверь, сука! Я тебя сейчас убивать буду! – орет он дурниной. Но это мне и на руку. Дом у нас элитный. Жильцы нежные и легкоранимые. Сейчас кто-нибудь из них вызовет полицию. Или, пожалуй, я сама.

Набираю номер экстренной помощи и говорю, как есть. Муж напился и убивает. Спасите-помогите.

Группа приезжает примерно через полчаса. И к этому времени я успеваю собраться. Еще раз разглядываю синяки, разбросанные по всему телу. И прихожу к выводу, что легко отделалась. Кирилл продолжает ломиться в спальню, но у него никак не получается сорвать дверь с петель.

Он в совершенно невменяемом состоянии, и таким я его вижу впервые. И когда все-таки приезжает полиция, он громко и радостно встречает их.

– Хорошо, что вы приехали, ребята, – буровит заплетающимся языком. Арестуйте эту проститутку, мою жену!

Те посмеиваются и даже не стремятся надеть на буяна наручники.

– Выходите, Ольга Николаевна, – басит кто-то из них, совершенно не подумав о Кирилле. Я открываю дверь, ни о чем не подозревая. И не успеваю сделать даже шага к полицейским, как от всего сердца получаю кулаком в глаз. И весь мир разбивается от боли на мелкие части. Я падаю плашмя. Ну, и как итог примирения с Кириллом – сотрясение мозга, бланш под глазом и множественные гематомы. В больнице я, свернувшись калачиком, реву белугой. Но самое интересное начинается утром, когда в палату с букетом роз входит Кирилл и убеждает меня во вселенской любви.

– Давай все забудем, малыш, – улыбается он, словно в дешевой мелодраме. – Это первый и последний раз…

– Убирайся, – шепчу я, в глубине души благодаря бога, что этот вурдалак не выбил мне зубы. А синяки сойдут быстро. Глотаю слезы, силясь не разреветься.

– Что? Не понял? – рычит Кирилл. – Что ты сказала, дура?

– Пошел вон, – ясно и отчетливо добавляю я. – Вали по холодку!

– Да ты знаешь хоть, с кем связалась, гнида? – наклоняется надо мной Кирилл. – Даю тебе время подумать…

– А тут и думать нечего? – раздается сзади голос бабули. – Уходи, Кирилл, – заявляет она с ходу, а увидев меня, расписанную под хохлому, свирепеет. В гневе бабуля страшна. Даже дед старался обойти ее стороной. Любая безделица в ее руках превращалась в грозное оружие. Вот и сейчас, подхватив с тумбочки нарядный букет из двадцати с лишним роз, моя любимая бабушка пошла в наступление. Я вижу, как осыпаются бледно-розовые лепестки, как крепкие упругие стебли бьются по спине и плечам Кирилла.

– Сучье отродье, – рычит он, выбегая из палаты. – Я вас с землей сравняю, твари!

А бабушка как ни в чем не бывало садится рядом со мной на скамейку. Гладит по голове морщинистой рукой и о чем-то раздумывает. И только намного позже я узнаю, что она звонила отцу. А тот, не посмев отказать некогда любимой теще, попросил Терезу предоставить мне убежище.

Я чувствую, как моей ладошки касается маленький шершавый язычок, и как на скоростном лифте попадаю из прошлого в настоящее. Бимка облизывает мне руку и преданно смотрит в глаза, а Роберт, хитро улыбаясь, наблюдает за щенком.

– Он тебя любит больше, чем меня, – ноет сын.

– Да нет же, малыш, – улыбаюсь я. В глубине души я надеюсь, что Роберт все-таки от Вадима. Но тест делать боюсь. Каково это – знать, что родила ребенка от человеконенавистника? Наверное, хуже только родить от свекра! И тот и другой варианты поставят точку в этой запутанной истории. Но я совершенно не представляю, как жить тогда? Ежедневно и ежечасно вглядываться в любимое личико и находить там черты лица Кирилла или его папы…

Я гоню прочь непрошенные грустные мысли и вскрикиваю от от неожиданности.

– Мама, что? – испуганно смотрит на меня ребенок, а щенок просто присел на маленькие лапки.

– Сон страшный увидела, – улыбаюсь я. – Будто я в лесу и убегаю от медведя.

– А он злой?

– Конечно!

– Большой? – сын включился в игру и, подняв ручонки с растопыренными пальчиками, рычит, изображая медведя.

– Очень, – киваю я, а про себя думаю, кто же все-таки толкнул бабушку. И по чьему приказу?

Пытаюсь взять себя в руки. Еще раз напоминаю самой себе, что Кирилл погиб, и никто через пять лет мстить мне не будет. И тут же вздрагиваю, вспомнив вчерашние выстрелы. В меня целились? Или все-таки в Вадима?