Текст книги "Сноха"

Автор книги: Виктория Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ВИКТОРИЯ ВОЛКОВА

СНОХА

Аннотация к книге «Сноха»

Говорят, запретный плод сладок. Вадиму Косогорову, известному пластическому хирургу, пришлось лично убедиться в этом. И угораздило ж его влюбиться в сноху, когда любую другую бабенку помани, тут же прибежит сломя голову. А Ольга… Сноха. Вдова сына. Невыносимо желанная и такая же недосягаемая. Совершенно неподходящая женщина. Но стоит ей поселиться в доме Косогорова, как размеренная жизнь летит в тартарары. А когда все тайны и секреты снохи выплывают наружу, Вадим понимает, что налажал по полной.

Глава 1

Вадим

– Она возвращается, – заявляет с порога Емельянов, мой главный безопасник.

– Одна? – внутренне вздрагиваю я, мгновенно поняв, о ком идет речь. Я лишь на минуту отвлекаюсь от рентгеновского снимка. – Подожди, Владимир Васильевич, – морщусь, кивая на стул. А сам снова вглядываюсь в четкие линии носа после ринопластики. Никакой бульбы на кончике! Отличный результат!

Да, я тот самый доктор Косогоров! Известный в стране пластический хирург. Леплю из дурнушек красавиц. Могу снабдить шикарным бюстом и плоским животиком. Но, что ни говори, исправлять носы, уродующие своих хозяек, мне нравится больше всего. Это поэзия. Творчество, когда хирург уподобляется скульптору. Чуть-чуть исправить то, где слегка налажала мать-природа.

– Красиво сработано, – хвастаюсь снимком перед Емельяновым. Он вообще ничего не понимает ни в пластике, ни в медицине. Зато исправно несет службу. – Гляди, какой носик! Между прочим, убрать каплю на кончике – самая сложная операция, – довольно хмыкаю я и бросаю с неохотой: – Ну, что там у тебя, Васильич?

Емельянов, толстый румяный жизнерадостный мужик, придвигает ко мне папку с документами и фотографиями и бодро рапортует:

– Она возвращается, Вадим Петрович…

– Я расслышал с первого раза, – прерываю я. – Кнопка «повтор» заела? – спрашиваю чуть раздраженно. Настроение испортилось, стоило моему ВэВэ сказать два заветных слова: «Она. Возвращается!».

Слишком долго я ждал этого дня и даже уже перестал надеяться. Думал, эта гадина так до конца жизни и останется в Эдинбурге. Ан нет, принесла нелегкая на родину. Жить в одном городе… Дышать одним воздухом… с той самой женщиной, что разрушила жизнь моего сына. Можно, конечно, придумать тысячи отговорок. Поверить результатам следствия. Представить, как столбы перебегают дорогу и сами врезаются в одинокого мотоциклиста, на всех скоростях мчащегося по трассе дождливым вечером. Но мне хватает заключения судмедэксперта: травмы, несовместимые с жизнью. Следствие так и не установило, куда и зачем несся Кирилл в свой последний день. О чем задумался, когда не вписался в поворот?

Гибель единственного сына для меня, отца-паразита, не прошла бесследно. Что уж говорить о Галке, моей первой жене и матери Кирилла…

– Найди внука, умоляю, – попросила она меня после похорон. – Никого ведь кроме него у нас с тобой не осталось.

– А может, ребенок не от Кирилла? – усомнился я, прекрасно зная, что представляет собой жена сына – блудливая девка с ангельским личиком.

– От него, – сквозь слезы прошептала бывшая жена. – Как только ребенок родился, Кирилл потребовал провести экспертизу. Очень высокий результат. Девяносто два процента из ста. Хотел платить алименты, но эта дрянь отказалась. Даже видеться с ребенком не позволила.

«Сколько сейчас Роберту? – задумываюсь я и сам себе отвечаю: – Четыре года». За все это время я видел внука только на сделанных исподтишка фотографиях. Что произошло между Кириллом и Ольгой, я не знаю. Но, как оказалось, дамочке совершенно чужды моральные принципы. Наверняка мой сын поймал ее на горячем и выставил вон.

Честно говоря, мне нет дела до того зоопарка, когда самка норовит выбрать сильного партнера и зачать от него потомство. Эволюция шагнула далеко вперед, но, видимо, не коснулась некоторых давалок, прыгающих из одной постели в другую.

Я напряженно всматриваюсь в тонкое идеальное лицо и, как пластический хирург, не нахожу в нем изъяна. А как нормальный мужик чуть за сорок, немного завожусь от вида красавицы. Высокая грудь, тонкая талия и доброе наивное личико. Длинные светлые волосы откинуты чуть назад, а зеленые глаза уверяют всех и каждого, что их хозяйка просто не может врать. Соврала… Изменила… И увезла ребенка в страну с серьезным визовым режимом. Я внимательно разглядываю внука, идущего рядом с матерью и о чем-то довольно болтающего. Тут и без всякой экспертизы понятно, что это маленький Косогоров.

«Роберт… – прячу я тяжелый вздох и снова разглядываю его мать. Замечаю уверенный взгляд и понимаю, что уговорами и деньгами решить ничего не удастся. – Нужно сразу брать быка за рога».

– Почему она возвращается? – спрашиваю у Емельянова. – Думал, мы эту стерву вообще никогда не увидим. Мне кажется, она должна догадаться, что я взыщу с нее по полной.

– Прилетает завтра, – бубнит Емельянов. – Рейс в двадцать два тридцать. Отправить парней? Пусть проследят, где устроится?

– Нет, – морщусь я недовольно. – Мне надоело играть в кошки-мышки. Сам встречу.

– Но… – блеет Емельянов, – вы рискуете, Вадим Петрович…

– Нет никакого риска, – криво усмехаюсь я и потираю лоб от внезапно начавшейся головной боли. – Я безумно рад приезду снохи и внука. И, конечно же, лично смотаюсь в аэропорт. Даже цветов куплю по дороге.

– А-а-а, – тянет ничего не понимающий Емельянов.

– Не мычи, – бросаю устало, – а лучше подумай, как обеспечить поддержку. Наша мадам должна сразу понять, что шутки закончились.

– Сделаем, – легко отмахивается ВэВэ.

– Я не сомневаюсь в твоих талантах, – замечаю с сарказмом. – Времени мало, Владимир Васильевич. Займись подготовкой. Только, самое главное, не испугайте ребенка.

Емельянов кивает, понимая, что задание усложнилось в тысячу раз.

– А потом… – интересуется ошалело. – Из аэропорта куда едем?

– Ко мне, – улыбаюсь я довольно. – Мой внук должен жить со своей семьей и получать надлежащее воспитание. И так много времени упущено.

– А если эта… Ольга… воспротивится?

– Кто бы ее спрашивал, – хмыкаю я. – Не согласится, и хорошо. Пусть чешет по холодку на все четыре стороны. Одна. Без ребенка…

С огромным букетом белых роз наперевес я приезжаю в аэропорт загодя. Времени целый вагон. Но мне интересно осмотреться по сторонам. Кто еще явится встречать нашу кралю? Обеспечила ли она себе защиту? Догадалась ли, что ловушка вот-вот захлопнется? Мутным взглядом я смотрю на табло. Полчаса до прибытия рейса. Можно выпить кофе в выгороженном белым заборчиком кафе.

Правда, меня мутит. Опять смотреть в огромные честные глаза и понимать, что тебе лгут.

«Пытаться договориться с гнусью – дурацкая затея», – криво усмехаюсь я и заказываю смузи с черникой. Медленно потягивая напиток, пялюсь на толпу. Лениво высматриваю своих и Пироговских безопасников, изображающих из себя глупых зевак. Но, как ни крути, их видно сразу. По выправке и особому колючему взгляду. У меня доверенных лиц мало, да я и не авторитет какой-нибудь. Вот и пришлось попросить помощи у Игоря Пирогова, старинного друга моего отца. Тот серьезный мужик. Владеет в городе всем, что движется и не движется. Да и служба безопасности у него на высшем уровне.

В кармане вибрирует сотовый. Мой Емельянов решил руководить операцией дистанционно.

– Да, – усмехаюсь я. – Что-то непредвиденное?

– Гена мне сейчас звонил, Вадим Петрович, – бурчит он важно. – Говорит, что засек в аэропорту парочку бойцов Левы Шевелева. Львята, твою мать. Вроде как смотрели прибытие нашего рейса.

– Я понял, – коротко бросаю я и снова беспечно прощупываю глазами толпу. Но разобрать, кого именно прислал Шевелев, не могу. Лишь встречаюсь взглядом с Геной Мартыновым, одним из моих телохранителей. Он осторожно косится в сторону невысокого парнишки, похожего на подростка. Как опытный врач, я отмечаю крепкие мускулы, спрятанные под неброской джинсовой курткой.

«Внешность обманчива. Такой и кулаками забить сможет, – мысленно морщусь я, замечая сильные развитые ноги и холодный, почти не мигающий взгляд. – Вот и тебя срисовали, – усмехаюсь сам себе. – Но я ни от кого не прячусь. Встречаю родственников и радуюсь жизни».

Можно, конечно, позвонить Левке и узнать, за каким хреном приперся в аэропорт его орел.

«Зал прилетов, – читаю я бегущую строку, расположенную на стене напротив. – Вот и птицы слетаются, твою мать, – хмыкаю я, не собираясь никому звонить. Пусть Шевелев трижды авторитет, но и из его морщинистой задницы мне приходилось по молодости доставать пули. Штопать его самого и приближенных. Но, во-первых, прошли годы, превратившие криминального бригадира в солидного бизнесмена, а во-вторых, статус обязывает меня держаться подальше от подобных типов. А если и общаться, то только через посредников. – Но неужели Она как-то связана с самим Левой? Спала с ним? Или вот с этим зыркающим по сторонам парнем?» – задумываюсь я лишь на секунду. Слышу оповещение о прибывающем рейсе и, взяв цветы, не спеша бреду к месту выдачи багажа.

Ольга с Робертом выходит одной из первых. Длинные волосы собраны в хвост, бледное лицо, джинсы, майка. Очередная дерганая мамаша, прилетевшая с ребенком из-за моря. Я наблюдаю издалека, стараясь понять, у кого моя прекрасная сноха могла попросить помощи. Замечаю, как к ней направляется Левкин боец, и делаю решительный шаг вперед. Как ни в чем не бывало вручаю цветы и по-родственному целую в щеку.

И тут же сам себе хочу двинуть по лбу или по заднице. Эта женщина до сих пор действует на меня как магнит. Когда мы виделись в последний раз? Вспомнить нетрудно. Примерно через три месяца после их с Кириллом свадьбы. Торжественное мероприятие я пропустил, сославшись на командировки, из которых не вылезал. А сам укатил на Ибицу. Лучше уж оттянуться на пенных вечеринках, чем буровить какую-то чушь про счастье молодых и прыгать в мешках.

– Здравствуй, Оля, – улыбаюсь я самой благодушной из улыбок. И чувствую, как в штанах становится тесно. Хорошо хоть длинный свитер прикрывает восставшее безобразие.

– Здравствуйте, – бормочет она, явно не ожидая увидеть меня так скоро. – А откуда вы узнали о нашем приезде?

– В новостях передавали, – криво усмехаюсь я, вытаскивая из холодных пальцев багажные квитанции. – Гена, – поворачиваюсь к собственной охране, – забери чемоданы, пожалуйста…

– А вы кто? – требовательно интересуется маленький мальчик в очках и с мишкой в руках.

Я усаживаюсь на корточки, радостно смотрю на умненькую любопытную мордашку и, улыбаясь, говорю:

– Я – твой дедушка, Роберт.

– Мама, мама, – теребит малыш Ольгу за руку. – Это правда мой дедушка? Правда?!

– Да, милый, – напряженно улыбается моя сноха. – Ты же Косогоров. Вадим… Петрович – твой родственник, – нехотя объясняет она и смолкает на полуслове, будто забыв мое отчество.

– Это хорошо, – солидно кивает малыш. – А ты мне привез подарок, дедушка?

«Твою мать, – рычу я про себя. – Бабе – цветы, а детям – мороженое!» Забыл, эгоист хренов. Или не знал. Я давным-давно не имел дела с детьми и особо не вникаю в их потребности.

– Конечно, Роберт, – вру я, не поморщившись. – Просто я не стал тащить его в аэропорт. Тут же чемоданы, тележки… сам понимаешь, что могут поломать по неосторожности…

– А что ты мне купил? – хитро осведомляется мой внук. – Машинку? Или велосипед?

– Сам увидишь, – довольно хмыкаю я, поднимая ребенка на руки. – Мы с тобой подружимся, Роберт, – заявляю весело и с трудом стараюсь игнорировать Ольгу. Хотя больше всего на свете хочу ворваться к ней в рот требовательным поцелуем. Застолбить, пометить, назвать своей. Но нельзя… Опасно связываться с лживыми людьми. А с проститутками – тем более. Ольга Косогорова преуспела и в том, и в другом.

– Багаж весь забрали? – спрашиваю женщину, которую хочу и ненавижу одновременно.

– Да, – кивает она, осматривая чемоданы в руках охранников. – Все взяли.

– Тогда поедем, Оля, машина ждет, – заявляю непререкаемым тоном. Держа внука в одной руке, кладу другую на плечи снохе. Она не сбрасывает мою ладонь, но напрягается вся, словно пружина. Понимаю, что ей, должно быть, неприятно. Но какое мне дело до ее чувств?

– Куда вы нас собираетесь отвезти? – спрашивает Ольга по пути на парковку и выжидательно смотрит зелеными глазищами, больше напоминающими озера.

– Домой, – подергиваю я плечами и, усадив внука в детское креслице, помогаю его матери сесть рядом. А захлопнув дверцу, подхожу к Генке.

– Смотайся в круглосуточный супермаркет. Купи пацану железную дорогу или машину, – прошу я, протягивая карту оплаты. – И постарайся приехать раньше нас.

– Не волнуйтесь, шеф, – хмыкает заговорщицки мой телохранитель и садится во вторую машину.

И как только я занимаю место рядом с водителем, мой Гелендваген срывается с места.

Едем мы в тишине. Я отвлекаюсь, давая Генке указания по Ватсапу, малыш дремлет, опустив голову. Его мамаша, по всей видимости, тоже. Только на подъезде к моему коттеджному поселку Ольга спохватывается и возмущенно сипит:

– Куда вы нас везете, Вадим Петрович?

– Домой, Оленька, – криво усмехаюсь я. – Домой, милая.

– Мой дом в другой стороне, – отрезает она негодующе.

– А мой в конце квартала, – равнодушно объясняю я, даже не повернувшись.

– Да как вы смеете, – возмущенно выдыхает она. – Сейчас же остановите машину…

– Игорь, притормози, – велю я водителю, вглядываясь в тусклые фонари и знакомые заборы. – Леди хочет выйти.

– Вы с ума сошли, – вскрикивает она. – По какому праву…

– По праву сильного, – роняю я равнодушно. – Без спектаклей, пожалуйста, – добавляю, когда Гелендваген въезжает во двор. – Завтра решим все мирно и спокойно. Поняла?

– Да, – шипит она словно кобра.

Как только мой Гелик замирает около крыльца, я выскакиваю из машины и, обежав вокруг, достаю из детского кресла внука. Поднимаюсь по ступенькам и краем глаза отмечаю, что Ольга не отстает. Несется следом, позабыв про цветы и чемоданы. Я вношу Роберта в холл и сразу же натыкаюсь на встревоженную Галку.

– Вадечка, – плачет моя бывшая жена, – ты нашел его. Спасибо тебе. Маленькое солнышко, – лепечет она, глядя на спящего ребенка и растирая слезы по лицу.

– Не реви, Галка, – довольно хмыкаю я, поднимаясь с Робертом на второй этаж. Укладываю его на широкую двуспальную кровать и только сейчас поворачиваюсь к Ольге.

– Располагайся, – бурчу недовольно. – Это ваша с Робертом комната. Пока. Рядом сделаем детскую. Если что-то нужно, скажи.

Ольга смотрит возмущенным взглядом, всем своим видом выказывая негодование. Но когда бы меня интересовало чье-то мнение?

– Вы очень любезны, – едко замечает она, не двигаясь с места. Я смотрю на ее напряженную, будто струна, фигуру, на руки, сложенные под грудью, отчего сиськи кажутся больше. Поднимаю глаза выше и сталкиваюсь с испепеляющим взглядом. Больше всего мне сейчас хочется завалить эту красавицу в койку и самым древнейшим способом объяснить ей, где ее место. Но приходится держать себя в руках из-за спящего внука и его бабки, похожей на енота. Тушь размазана под глазами и растерта до самых висков.

– Ты бы умылась, а то испугаешь ребенка, – на ходу бросаю я, стремительно выходя из комнаты.

– Конечно, Вадечка, – соглашается жена, но, стоит мне выйти, сразу дает совет нашей невестке: – Не вздумай спорить с Вадимом Петровичем, Оля. И никогда не показывай ему своей заинтересованности. Так хоть есть вероятность, что получится по-твоему. А если он узнает о твоих мечтах и надеждах, обязательно обломает.

– Почему? – обалдело спрашивает Ольга.

– Такой человек, – вздыхает Галка.

Я слетаю по лестнице и от ярости готов стукнуть кулаком по стене. Со всей дури разбить штукатурку вдребезги. Но нельзя… Руки, твою мать. С ссадинами и порезами нельзя оперировать. Да и травмировать свои золотые пальцы из-за двух идиоток явно не хочется. Я вхожу в кабинет, рядом с которым топчется Гена, и, усевшись за стол, пытаюсь выровнять дыхание.

– Что купил? – интересуюсь лениво.

– Железную дорогу, – хмыкает Генка и серьезно заявляет: – Этот хмырь из Шевелевских никого не встречал. Пошел следом за вами. А потом позвонил самому Леве. Один из Пироговских пацанов слышал, как он в трубку сказал: «Лев Сергеевич, я даже не смог подойти!». И, кажется, срисовал номера нашего Гелика.

– Значит, Лева-Шевелева позвонит на днях, – киваю я, совершенно не подозревая, в какой переплет угодил. – Оля, девочка, во что же ты вляпалась? – подавляю я утробный вздох. Мое воображение тут же рисует худую фигуристую девицу в объятиях Шевелева. «Сноха, твою мать, – рычу я про себя. – Есть ли мужики, кому ты отказала?!»

Глава 2

Ольга

Ночью в чужом доме я даже не пытаюсь заснуть. Все ворочаюсь с боку на бок, еще раз прокручивая сцену в аэропорту. Честно говоря, я могла бы и увернуться от неискренних объятий свекра. Вызвать такси и поехать сразу домой. Но среди встречающих мелькнул один неприятный тип, явно явившийся по мою душу. А так как в совпадения я не верю, то решила не рисковать.

«Ничего, – думаю, проваливаясь в зыбкую дрему. – Завтра утром уеду к маме. Спасибо свекру, что встретил, но пора и честь знать. Наверняка они с Галиной захотят видеться с Робертом. Я не стану возражать, прекрасно понимая, что мой ребенок интересен только бывшей свекрови. Да и то первое время. Самому Косогорову даже собственный сын был до лампочки. Но он наверняка выдвинет какие-то требования и условия, – сквозь навалившийся сон отмахиваюсь я от глупых переживаний. – Война план покажет. Зачем заранее себя накручивать?»

– А почему Роберт такой бледный? – придирчиво спрашивает Вадим Петрович за завтраком. Настороженно косится на моего сына, затем снова смотрит на меня сурово. Если честно, я ненавижу этого человека. Терпеть не могу его самодовольную морду, взгляд победителя и замашки плейбоя. Такие, как мой бывший свекор, идут по жизни играючи, и плевать, если под ногами попадаются чьи-то головы. Мнение Вадима Петровича всегда правильное и обсуждению не подлежит. Если дал барин команду «исполнять!», то холопам спрашивать не велено. Я исподтишка пялюсь на Косогорова. Смотрю на длинные красивые пальцы, как у музыканта. Крупные сильные руки завораживают, притягивают внимание. Перевожу взгляд на широкие плечи, поднимаясь чуть выше. Худое лицо. Слегка впалые щеки, покрытые трехдневной щетиной и негодующие серые глаза, воззрившиеся на меня с немым укором .

– Ольга, – приводит меня в чувство свекор. – Я задал тебе вопрос.

– Думаю… – пожимаю я плечами. – Все в порядке… наверное.

– Ты очень легкомысленно подходишь к здоровью сына, – глухо бросает он. – Так… завтракайте побыстрее. Поедем вместе в клинику. Сразу пройдете комплексную диагностику. Ты тоже…

– Я ничем не болею, – пожимаю я плечами, но понимаю, что отвертеться не получится. Если Косогорову пришло в голову погнать меня на обследование, то противиться нет смысла. Вадим Петрович все равно заставит. Козел…

– Вот вместе и убедимся в этом, – отрывисто замечает он, не давая мне шанса отказаться. – Я – занятой человек, Оля, – сообщает всем известный факт. Даже за границей меня спрашивали, не прихожусь ли я родственницей этому типу. Знаменитость, блин.

– Хорошо, – киваю я. – Пока есть время, можно и сдать, – соглашаюсь нехотя. – Надеюсь, это не долго. Мне нужно к маме, – добавляю непринужденно. – Она меня вчера ждала, но вы так технично доставили нас к себе.

– Ну, ты же им позвонила? – весело отмахивается Галина, сидящая рядом с бывшим мужем, и довольно накладывает на тарелку сыр и салат с рукколой. Родители Кирилла совершенно разные люди. Высокий, подтянутый Косогоров не идет ни в какое сравнение с маленькой пышкой Галиной. За наш короткий брак с Кириллом я убедилась в ее отзывчивости и мудрости. Просто идеальная мама. В меру добрая, в меру чуткая. Ни разу не позволившая себе даже словом обидеть меня. Она трудится в районной поликлинике неврологом. Пьет чай с плюшками и особо не вникает в проблемы пациентов. Бывший муж до сих пор обеспечивает все ее хотелки. Поэтому работу Галина Андреевна воспринимает как своеобразный клуб общения. Чего не скажешь о самом Косогорове. Этот тип идет по головам и трупам к заветной цели. Кто еще пять лет назад слышал о его клинике? Просто талантливый хирург в лучшей больнице города, который, наплевав на семью и близких, делал карьеру во все лопатки. Зарабатывал большие бабки и водил дружбу с сильными мира сего. По сути, у Кирилла и отца-то не было.

– Оля, – мягко выдергивает меня из размышлений Галина.

– Да, конечно, – устало вздыхаю я. Моим свекрам не понять, как можно ждать дочку и внука, готовиться к их приезду, а вместо этого получить лишь утешительный звонок. Объяснять Косогоровым я ничего не намерена. Нужно умудриться вырваться из этой золотой клетки и умчать к себе. Зализать раны оскорбленного самолюбия, подумать, как быть дальше. А Вадим Петрович пусть до одури читает результаты наших анализов. – В моей семье проблемы. И мне пришлось специально приехать, – пытаюсь объяснить я, стараясь сохранить душевное равновесие. – Мы, конечно, благодарны вам за встречу и гостеприимство, но теперь нам нужно домой…

– Какого сорта проблемы? – резко бросает Косогоров и, очищая вареное яйцо, сначала смотрит на меня, потом кивает на Роберта, старательно доедающего кашу. – Ему яйцо можно? Нет аллергии?

– Да вроде нет, – бубню я, уже ощущая себя никудышной матерью. Наблюдаю, как Вадим Петрович протягивает очищенное яйцо Роберту.

– Будешь? – спрашивает, непринужденно улыбаясь. Малыш кивает и тут же загребает пятерней яичко из рук Косогорова.

– Наша порода, – довольно усмехается Вадим Петрович. – Сказано, мой внук.

Честно говоря, мне хочется надеть ему на голову тарелку с кашей или заткнуть рот румяным пирожком, испеченным поварихой к завтраку. Ну, или просто пнуть башкой в салат с рукколой и кедровыми орешками. Сделать хоть что-то, лишь бы стереть с лица бывшего свекра самодовольное выражение.

«Да ты моего ребенка только вчера вечером впервые увидел!» – хочется заорать мне. Но приходится сдерживаться. Я оглядываю столовую, больше похожую на операционную, поднимаю глаза к потолку и невольно засматриваюсь на хрустальную люстру, место которой явно в концертном зале, а не здесь. Хотя в уютной столовой Косогорова поместилась бы запросто мамина квартира.

– Ольга, – глухо рычит Вадим Петрович. – Ты не партизанка, а я не из гестапо. Будь добра отвечать сразу. Или такой простой вопрос ставит тебя в тупик?

– Повторите, пожалуйста, – с улыбкой переспрашиваю я. Изображать полную дуру я не собираюсь. Зная гада, сидящего напротив и жующего финики, я прекрасно понимаю, что он может объявить меня невменяемой. С его-то связями!

– Какие у тебя проблемы? – хмуро повторяет он и внимательно смотрит на меня, будто ищет подвоха в каждом моем движении.

– Бабушка упала на улице. Ее толкнули. Нога срослась неправильно. Она не может ходить. Нужно заново делать операцию. А мама одна не справляется. С работы ее уже не отпускают, грозят увольнением. А с бабулей сидеть надо. Хотя бы первое время после операции. Сиделок она не подпускает на пушечный выстрел.

– Что за перелом? Привези мне снимки, – велит он, реагируя на ходу. – Кто оперировал? И почему сразу не обратились ко мне? Галина? – выжидательно смотрит на бывшую жену.

– Я ничего не знала, Вадечка, – поспешно заявляет она, важно складывает губки бантиком и отмахивается пухлой ладошкой, словно изгоняя нечистую силу.

– Странно, – морщится Косогоров. – Тебе, наверное, проще и дешевле прилететь из Шотландии, чем снять трубку и позвонить Галине Андреевне. Мы бы помогли, Оля, – с кривой усмешкой замечает он и, откинув в сторону салфетку, встает из-за стола. Нависает над моим стулом, всем своим присутствием давая почувствовать его превосходство, а заодно заставляя ощутить себя букашкой и полным ничтожеством.

– Мне нужно сделать пару звонков. Это займет минут сорок. У тебя будет время доесть и собраться. В девять тридцать встречаемся в холле, – заявляет он и, даже не поинтересовавшись моим мнением, лениво направляется к выходу.

– А если я приду позже? – спрашиваю я с вызовом вслед, запоздало понимая полнейшую бесполезность дурацкой бравады.

– Поедешь в халате, – отрезает на ходу свекор. – Я никого не жду. Заруби это себе на носу.

– Мне нужно жить на Оборонной, – бросаю ему в спину совершенно нейтральную фразу. Но сейчас она звучит как вызов. Акт неповиновения, твою мать.

Вадим Петрович медленно разворачивается и лениво подходит ко мне.

– Запомни, девочка, – говорит он вкрадчиво, наклонившись и чуть сминая мое плечо крепкими пальцами. – Ты вообще-то можешь поселиться где угодно. Хоть в Нигерии. Меня твоя жизнь не касается. Но мой внук останется здесь. И тебе решать – согласиться со здравым смыслом и дать ребенку все самое лучшее или отчалить куда подальше. Ты, надеюсь, отдаешь себе отчет в происходящем. Понимаешь своей дырявой башкой, кто я и кто ты? Отсудить у тебя ребенка, дорогая, вопрос денег. Да и то небольших. Но это обернется для малыша психологической травмой. Поэтому я предлагаю тебе приемлемый вариант. Ты с сыном живешь в моем доме. А мы с Галиной принимаем участие в воспитании Роберта. Никто не собирается разлучать вас. Но после гибели Кирилла он – единственное, что у нас осталось. И я настроен решительно. Но окончательный выбор за тобой, – еле слышно шипит он прямо мне в ухо.

Я кошусь на Роберта, жующего пирожок и запивающего его чаем. Мой сын ест и одновременно наблюдает за кошкой, лежащей на подоконнике. И, кажется, ничего не слышит. А меня пробирает дрожь. От этого зловещего шепота и руки, несильно сдавливающей мое плечо, становится не по себе. Хочется сжаться в комок и стать невидимой. А от запаха чистого тела и какого-то геля с цитрусовой отдушкой где-то внизу живота возникает тягучее желание, но я немедленно прогоняю его, заставляя себя прислушаться к каждому слову свекра.

– Не желаю сейчас останавливаться на тех причинах, по которым ты увезла ребенка от нас и не давала видеться. Бог тебе судья, Ольга, – болезненно поморщившись, изрекает Косогоров. – Мне не интересно, какого хрена тебя носило в Эдинбург. Одно знаю точно, захочешь рыпнуться, мало не покажется, дорогая. Я и так долго терпел. Поняла? – сурово рыкает свекор в надежде сломить меня. Но я прямо смотрю в недобрые глаза цвета стали и цежу сквозь зубы:

– С трудом.

– И на том спасибо, – светски кивает он и показывает на часы на запястье. Ролекс в платине. Кажется, коллекционный выпуск. – Ровно в половине десятого, – стучит по хрустальному циферблату.

– Хорошо, – киваю я и, как только хозяин дома выходит из столовой, отодвигаю тарелку с недоеденной кашей.

– Доешь, – вздыхает Галина. – Силы тебе понадобятся.

– Я ни с кем воевать не собираюсь, – говорю я, наливая себе чай.

– Ну и правильно, – снова вздыхает свекровь. – Ты Вадику все бабушкины заключения и снимки отдай. Он позвонит кому надо. Прооперируют в лучшем виде.

– Там очередь, – бурчу я и, изловчившись, достаю из ладошки Роберта надкусанный пирожок, которым мой сын пытается приманить кошку.

– Матильда не ест такое, родненький, – воркует Галина, умильно глядя на малыша.

– А что она кушает? – спрашивает Роберт, высматривая еду, лежащую на тарелках и блюдах.

– У людей своя пища, у котов своя, – поясняю я, вставая из-за стола. – Мы сейчас с дедушкой съездим по делам и вернемся, – говорю я, смутно представляя, как можно у здорового ребенка просто так взять кровь из вены.

– Слишком Робинька бледный, Оля, – бормочет Галина. – Вадик никогда не ошибается. Если погнал в клинику, значит, что-то выплывет обязательно. Лучше предусмотреть заранее и пропить витамины, чем потом в больнице лежать.

Вот тут я готова согласиться. Если наш добрый дедушка проведет хоть мало-мальски важную диагностику, я возражать не стану. Только можно все обсудить заранее, а не гнать, понукая, словно скотину в загон.

Уже у себя в комнате я смотрю на свое отражение в зеркале. Вытаращенные от страха глаза никого не красят. Открытый рот и выбившиеся из хвоста волосы тем более. Мне хватает и получаса, чтобы из лахудры превратиться в красавицу. Надеваю на Роберта чистый костюмчик и выхожу с сыном в холл. И жду еще полчаса, пока Вадим Петрович Косогоров соизволит явиться. В ужасно дорогом костюме и с айфоном в руке, он быстро спускается с лестницы и, прихватив из кресла черный портфель от Луи Виттона, направляется к выходу.

– Прости, я опоздал, – пробегая мимо, сообщает он без тени раскаяния в голосе. Мне ничего не остается, как схватить Роберта за ручонку и семенить следом.

Свекор деловито подходит к цвета воронова крыла Мерсу. Намытая и отполированная машина отливает на солнце перламутром. Вадим Петрович открывает заднюю дверцу, поджидая нас с Робертом. И как только я усаживаю ребенка в детское креслице, обходит машину с другой стороны и садится за руль.

Я плюхаюсь на заднее сиденье рядом с сыном и замечаю с укором:

– Вы же просили не опаздывать…

– Я просил. Ну, ты-то ничего не сказала, – усмехается Косогоров, наблюдая за моим замешательством в зеркало заднего вида. Я ловлю холодный и пренебрежительный взгляд и негодующе отворачиваюсь. Кажется, или действительно слышу сказанное тихим шепотом «лохарня». Но не собираюсь обижаться или качать права. Признаю, я – лохушка, или набитая дура.

«Зачем ты, спрашивается, приперлась на родину, Оля? Из-за бабушки? Из-за маминого нежелания ссориться с ней и нанимать сиделку? Ты прекрасно знаешь о коварстве Косогорова. О его способности всегда добиваться своего. Кирилл же сотню раз говорил. А ты? Не поверила или просто не слушала. Вот и влипла! А еще парни в аэропорту. Как думаешь, они кого встречали? Решила, что все забылось? Навряд ли!»

Я закрываю глаза, делаю глубокие вдох и выдох, стараясь унять клокочущую внутри ярость. Только я, наивная дура, умудрилась провести ночь в доме врага, решив, что смогу спокойно уехать наутро.

«Кто тебя выпустит и куда?» – пыхчу я от злости и неожиданно открываю глаза, когда раздается истошный сигнал клаксона. Косогоров ведет машину агрессивно, не уступая дорогу и прогоняя в сторону каждого, кто зазевается у него на пути.

– Вы не могли бы сбавить скорость? Вы нас пугаете, – немного нервозно замечаю я, подозревая, что меня сейчас просто пошлют подальше.

Косогоров хмуро зыркает в зеркало, но скорость сбавляет.

– Мамочка, – говорит Роберт, задумчиво глядя в окно, – а мы, когда вернемся домой, сможем поиграть железной дорогой, которую подарил дедушка?

Я не успеваю открыть рот, чтобы ответить, когда с места водителя раздается уверенный голос:

– Конечно, малыш! Я приеду пораньше из клиники, и мы с тобой соберем рельсы, поставим вагоны и поиграем.

«Твою мать, – мысленно ору я свекру и со всей ясностью понимаю. Не будет «жили они долго и счастливо!», никогда не будет! Не наш случай! Конечно, растить ребенка в богатстве гораздо легче, чем в съемной квартире в чужом городе. А мой свекор сделает все возможное, но обязательно настроит ребенка против меня. Всякие насмешливые фразочки, недомолвки, шушуканье, и не пройдет и года, как я фактически лишусь сына. Уезжать надо, – твержу я себе, безотчетно проводя ладонью по кожаной обивке сиденья. – Ну, куда ты поедешь? – твердит мне внутренний голос. – Никто ничего не забыл. Они ждали тебя, Оля! Там, в аэропорту, мелькнул один из прихлебателей Шевелева. Только подойти не решился. Это тебя и спасло. Поэтому самое лучшее сейчас – укрыться за высоким забором Косогоровского особняка. Засунуть свои обидки в задницу и потерпеть. Иначе тебя просто грохнут, дорогая!»