Текст книги "В стране перепутанных сказок"
Автор книги: Виктор Биллевич
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
В мешке с хлебом, в котором сидел Даня, было душно. Зато была дырка, в которую он мог наблюдать всё, что происходило вокруг.
Вот Горошек, тяжело ступая, прошёл через дремучий лес. Вот подошёл к медным воротам. Вот шарахнул ногой по воротам, срывая их с петель. Ворота с грохотом упали. Горошек вошёл во двор замка.
– Кого там нечистая принесла? – рявкнул Змей семикратным голосом, да так, что кирпичи из стен начали сыпаться. Он вышел на крыльцо своего дворца и встал, широко расставив ноги.
– Здравствуй, Змей! – сказал Горошек. – Это я пришёл к тебе. Сестру и братьев хочу вернуть. Мама с папой скучают очень. И Красную Шапочку.
– Вот молокосос! – прогремел Змей. – Ещё молоко материнское на губах не обсохло, а туда же, в герои решил записаться. Смешной ты, как я посмотрю. Ну заходи, коли пришёл.
Змей пододвинул гостю крепкую железную лавку. Горошек сел на лавку, и та сразу же треснула пополам.
– Чего же это у тебя лавки такие худые? – спросил Горошек. – Покрепче сделать некому?
Семиглавый Змей ухмыльнулся:
– А ты нахал! Давай подвигайся к столу – пообедаешь напоследок.
– Это дело я люблю, – сказал Горошек.
Змей швырнул на стол решето с железными бобами и медные хлебы.
– Извольте откушать, чем богаты!
– А я и безо всякой просьбы буду кушать – нагулял аппетит, пока шёл к тебе!
И стал бобы щёлкать, как орешки, и хлеб жевать.
– Ну что, доволен ты обедом?
– Доволен не доволен, а коли больше нечего дать, так и спрашивать нечего. Пойдём-ка выйдем на двор, поговорить надо серьёзно.
– Ой, напугал! Ишь какой шустрый! Ну, пойдём выйдем!
Спускаясь с крыльца, Горошек мешок свой оставил у перил, чтобы не мешал, и Даниил всё наблюдал, как в кино.
– Сейчас мы с тобой будем биться не на жизнь, а на смерть! – грозно сказал Горошек.
– Ой, какие страшные слова выучил! – засмеялись Змеевы головы и передразнили Горошка: – «Не на жизнь, а на смерть»!
Змей ударил первым и вбил Горошка в землю по лодыжки.
– Я забыл тебя предупредить, – сказал Горошек. – Я боюсь щекотки.
И ударил изо всех сил своей булавой, да так, что вбил Змея сразу по пояс.
– Сейчас ты мне знаешь что напоминаешь, Змеюка? – спросил он.
– Что?
– Памятник Змею Горынычу на кладбище, вот что!
– Ах, вот ты как?! – Видно было, что Змей рассердился не на шутку. – Сейчас я тебя сожгу, и дело с концом! Будет из Горошка гороховый суп.
Змей напрягся, жилы на шеях вздулись, глаза выпучились. Изо всех семи голов пошёл сначала дым, а потом полыхнуло огнём.
Горошек увернулся.
Даня выглянул из мешка и крикнул Горошку:
– Горошек! Лови! – И бросил ему автомобильный огнетушитель.
Горошек поймал огнетушитель и нажал на клапан. Мощная струя пены ударила по головам Змея.
Огонь пропал.
– Что это у тебя? – удивлённо спросил Змей.
– Одеколон, – ответил Горошек. – Освежает?
– Гадость какая! – с отвращением отплёвываясь, ответил Змей. – Ну всё, деревенщина! Тебе не жить! – И Змей занёс над Горошком свою безразмерную лапу.
К этому моменту Даня уже зарядил мощную рогатку приготовленным для этого камнем. Он прицелился и выстрелил.
Камень попал точно в глаз крайней седьмой голове.
– Это ещё что за дела?! – взревел Змей.
А седьмая голова заныла жалобно:
– Мне в глаз что-то попало! Ой, больно! Ой, не могу!
– Не ной! – сказали остальные головы. – Мы тебе очки выпишем!
Горошек воспользовался удачным моментом и ударил Змея своей палицей что есть мочи.
По самую шею Змеевы головы в землю ушли.
– Ты меня так угробишь! – притворно взмолился Змей.
– А я за этим и пришёл, – сказал Горошек и своей булавой снёс все семь голов разом.
Откуда ни возьмись, налетело шумное вороньё – клевать падаль.
Даниил вылез из мешка.
– Здесь должна быть темница, где сидят твои братья и сестра, – сказал он Горошку. – И Красная Шапочка.
Богатырь подошёл к кованой двери и одним ударом сбил огромный замок.
Из темницы выбежали радостные братья Покатигорошка, сестрица-красавица и Красная Шапочка. Все живые и здоровые. Они обнимали братца, висли на его огромных ручищах и галдели, как дети.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯРано утром следующего дня мама Красной Шапочки напекла целый противень пирогов и сказала дочке:
– Красная Шапочка, бабушка заболела. Не отнесёшь ли ты ей пирожков и горшочек свежесбитого масла?
– Конечно, мамуля! С удовольствием проведаю бабушку! – сказала Красная Шапочка.
Она положила пироги и горшочек с маслом в корзинку и отправилась в путь.
В лесу, на развилке, её ждал Волк.
– Здравствуйте, Волк! – сказала Красная Шапочка. – Сегодня вы неважно выглядите. Болеете?
– Болею, кхе, кхе, – сказал Волк.
– Куда ты идёшь, моя крошка? – как суфлёр в театре, зашептал из кустов Мока.
– Куда ты идёшь, моя, кхе, кхе, крошка? – спросил Волк.
– Я иду повидать свою бабушку, – сказала Красная Шапочка. – У меня есть для неё гостинцы: горшочек свежесбитого масла и пирожки.
– И далеко тебе идти? – зашептал голос из кустов.
– И далеко тебе, кхе, идти? – вяло повторил Волк.
– Далеко, – ответила Красная Шапочка. – Бабушкин дом довольно далеко отсюда, первый с той стороны леса.
Волк молчал.
– Говорите! – прошептал голос из кустов. – «Я тоже хочу навестить бабушку!»
– Если честно, кхе, никакого желания, – грустно сказал Волк.
– Что вы говорите? – спросила Красная Шапочка.
– Я говорю, кхе, что у меня тоже есть желание навестить бабушку.
– Так это же хорошо! – обрадовалась Красная Шапочка. – Там и встретимся!
– В этом-то и весь ужас ситуации, – пробурчал Волк.
– Я пойду этой тропинкой, – подсказал голос из кустов.
– Я пойду этой тропинкой, – обречённо повторил Волк.
– А ты – вот этой, – сказал голос.
– А ты – вот этой, – сказал Волк. – Хотя не понимаю, какая разница.
– Отлично! – сказала Красная Шапочка. – Посмотрим, кто из нас первым туда доберётся.
– Кто, кто! – буркнул Волк. – Конечно, я! Наивняк!
И Волк не торопясь направился по короткой тропинке, прекрасно зная, что в любом случае придёт первым. А Красная Шапочка пошла длинной дорогой.
По дороге она напевала весёлые песенки, собирала цветы и играла с красивыми бабочками.
У дома бабушки на окраине леса Волка уже поджидали наши спасатели. Было слышно, как стучат неподалёку топорами лесорубы.
– Ну вы и идёте! – возмутился кот Гарольд. – Нога за ногу. Мы уже полчаса вас ждём.
– Я предупреждал, – сказал Волк. – У меня ревматизм. А теперь выкладывайте, какое предложение вы хотели мне сделать?
– Я своё слово сдержу, – сказал Даня. – Слушайте. Сейчас вы съедите бабушку…
– За что мне такое наказание?! – ныл Волк.
– …Наденете её платье и чепец, а потом ляжете под одеяло.
– А платье обязательно надевать? – спросил Волк.
– Обязательно. Иначе Красная Шапочка вас сразу узнает, – сказал Мока.
– А по лицу она не узнает? – съязвил Волк. – Мы с бабулей, честно говоря, не сильно похожи. Только ка– кие-то отдельные неуловимые черты лица выдают наше сходство.
– Не философствуйте, пожалуйста, – сказал кот Гарольд. – Думаете, Красная Шапочка помнит, как выглядит её бабушка? Вы знаете, когда она видела её в последний раз? То-то же!
Даня продолжал:
– Придёт Красная Шапочка. Скажет «здрасте» и начнёт задавать вам всякие вопросы.
– Вопросы будут, мягко говоря, неожиданные, – добавил Мока.
– Дурацкие, я бы сказал, – заметил Кот. – Поэтому и ответы ваши могут быть дурацкие.
– В это время я буду сидеть в шкафу, – сказал Даня. – И подсказывать вам, что отвечать. И тут настаёт кульминационный момент. Вы заглатываете Красную Шапочку!
– Да мне столько не съесть, ребята, – взмолился Волк. – Я же на диете, кхе. У меня будет расстройство желудка.
– Ничего не будет, – сказал Даня.
– Желудок не успеет расстроиться, – убеждал Кот. – Потому что прибегут дровосеки, которые, слышите, работают неподалёку и, как говорят японцы, сделают вам харакири!
– Так! Стоп! – закричал Волк и даже перестал кашлять. – Хорошенькая перспектива! Вы что, с ума сошли? Зачем мне это надо? Я жить хочу! Я не хочу харакири! Нет, я пошёл! – И Волк стал пятиться от дома в сторону леса.
– Подождите, – сказал Даня. – Во-первых, сказку уже не изменишь. Как говорится, чему быть, того не миновать. Это судьба. Так придумал французский сказочник Шарль Перро, и тут уже ничего не поделаешь. Вас убивают, и из вашего живота выпрыгивают бабушка и Красная Шапочка. Живые и невредимые. Все танцуют и поют, а вас бросают воронам. Мы же предлагаем другой вариант.
– Какой? – Волк остановился.
– Мы хотим сделать из вас настоящую «звезду». О вас будут писать научные статьи, вас будут показывать людям, как диковину. Вы будете стоять, как памятник самому себе, и гордо смотреть на окружающих людей.
– Где это я буду стоять и гордо смотреть? – недоверчиво спросил Волк.
– В краеведческом музее. Сделают из вас чучело, вас поставят на видное место в главном зале и напишут табличку:
«Серый Волк из сказки «Красная Шапочка».
Спасён группой отважных следопытов-исследователей летом 2004 года».
– А шрам останется? – спросил Волк.
– Никакого шрама, – успокоил его Мока. – Над вами будут работать мастера высочайшего класса. Вы будете выглядеть как огурчик. Вы помолодеете на десять лет.
Вас будут всё время фотографировать. Вокруг будут говорить: «Какой красавец! Какая мощь! Какая стать! Какая сила!»
– Детям разрешат вас погладить, – невпопад добавил Тутукин.
– Вот этого не надо! – сказал Волк. – Я не любитель телячьих нежностей. Всё-таки я волк, хищник! – Видно было, что ребята его убедили.
– Ну и, наконец, у вас ничего не будет болеть. Ни-че-го! Никогда! – сказал Даня.
– Да, это здорово, – сказал Волк. – А то я уже измучился.
– И не надо будет заботиться о пропитании, – добавил Мока.
– Это называется – бессмертие! – сказал Тутукин.
– Будете, как огурчик, – с чувством добавил кот Гарольд.
– Согласен! – сказал Волк решительно. – Что я должен делать?
– Стучите в дверь и входите, – сказал Даня. – Я под шумок заберусь в шкаф. Дальше по плану.
– Ну, я пошёл, – сказал Волк.
– Ни пуха ни пера, – сказал Кот.
Волк не ответил и смело шагнул к двери бабушкиного дома.
Он дважды постучал.
– Кто там? – спросила бабушка.
Волк вопросительно обернулся.
– «Кто там», спрашивает, – сказал он.
– Это я, твоя внучка Красная Шапочка, – пропищал Мока за Волка. – Принесла тебе пирожков и горшочек свежесбитого масла!
– Заходи, – сказала бабушка.
Волк вошёл, и вместе с ним в дверь прошмыгнул Даня.
В доме сразу же начался какой-то кавардак. Гремела посуда, раздавались крики, сопение, с грохотом упало что-то тяжёлое.
– Ест, кажется, – сказал Мока.
– Какая гадость! – послышался крик Волка. – Это подвиг! Чего не сделаешь ради бессмертия!
Потом наступила тишина.
– Может, он и Даню схрумкал в неразберихе, – испуганно предположил Тутукин.
– Типун… э-э… вам на язык, – сказал Гарольд Модестович.
И тут они, услышав, что приближается Красная Шапочка, спрятались за кустом.
Девочка постучала в дверь.
– Кто там, кхе, кхе, кхе? – спросил Волк хриплым голосом и закашлялся.
– Это я, Красная Шапочка, – сказала девочка. – Я принесла тебе пирожков и горшочек свежесбитого масла.
– Заходи, открыто, – как только мог ласково сказал Волк.
Красная Шапочка вошла.
Волк натянул одеяло до самых глаз, чтобы она его не узнала.
Красная Шапочка поставила свою корзинку на стол и подошла к кровати.
– Ой! – удивилась она. – Какие у вас, бабушка, длинные руки чего-то!
– А это… это чтобы было легче лазить по деревьям. – Ничего лучше Волк придумать не смог.
– А ты разве лазаешь по деревьям? Ты же старая, бабушка! – удивилась Красная Шапочка.
– Это чтобы крепче обнимать тебя, моя дорогая, – шёпотом подсказал из шкафа Даня.
– Я пошутила, девочка, – исправился Волк. – Это чтобы крепче обнимать тебя, дорогая. Ты веришь мне?
– Верю, – сказала Красная Шапочка. – А почему у тебя такие большие уши, бабушка?
– А у меня, внученька, они от рождения такие. В нашем роду у всех были такие уши. И у мамы, и у папы, и у бабушки моей, и у дедушки… У всех! И у тебя такие будут, когда вырастешь, – сказал Волк и добавил: – Если успеешь.
– Дурак! – прошептал в шкафу Даня.
Красная Шапочка удивлённо пощупала свои маленькие ушки.
– А глаза-то какие у тебя большие! – сказала она удивлённо.
– Кашляю я очень, – сказала «бабушка». – Вот глаза на лоб и лезут.
– Понятно, – сказала Красная Шапочка. – А зубы– то, зубы какие огромные!
– А это, внученька, чтобы было легче съесть тебя в конце концов! – крикнул Волк и проглотил Красную Шапочку.
У него сразу так сильно заболел живот, что он с воплем выскочил из избушки на улицу, даже не успев снять бабушкино платье и чепец.
А тут уже дежурили дровосеки с длинными топорами. Они ловко, в три удара, разделались с Волком.
Из волчьего живота выскочили испуганная бабушка в ночной рубашке и Красная Шапочка, обе живые
и невредимые. Потом выскочили, тоже живые и невредимые, три зайца, удивлённо оглянулись по сторонам и зигзагами помчались к лесу. Потом выскочил всклокоченный петух, сказал: «Спасибо!», звонко закукарекал, от счастья попытался взлететь, понял, что из этого ничего не получится, и быстро-быстро побежал прочь.
– Вот обжора! – сказал кот Гарольд. – «Я ничего не ем! У меня больной желудок»! Ничего святого!
– А мне его немного жаль, – грустно сказал писатель Тутукин. – Всё-таки он был, в сущности, больной и несчастный.
– Да, – сказал Даня, – Волк оказался довольно покладистый. Но ничего не поделаешь. Зато теперь в этой сказке полный порядок. Всё встало на свои места.
– А если завтра бабушка опять заболеет и Красная Шапочка пойдёт к ней с гостинцами? – спросил Тутукин.
– Значит, придёт другой волк, – предположил Мока. – В этом дремучем лесу волков пруд пруди. И всё повторится сначала. Это закон любой сказки.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯКогда участники экспедиции выбрались из колодца, опять было раннее утро. Опять на траве ещё лежала роса и был сильный туман.
– Надо же! – удивился писатель Тутукин. – Такая же погода, как несколько дней назад.
– А это то же самое утро, – пояснил Даня. – Это в сказке мы были несколько дней, а здесь ничего не изменилось – когда вышли, тогда и пришли. Секунды не прошло.
– Поразительно! – удивился Тутукин.
Они тащили Волка по сырой траве.
– Вот отдадим Волка Николаю Спиридоновичу, – сказал Даня. – И он сделает из него чучело. Николай Спиридонович – классный таксидермист.
– Кто, кто? – переспросил Кот. – Он таксист, этот Николай Спиротехнович?
– Не таксист, а таксидермист – это человек, который изготавливает чучела животных и птиц. И такси тут ни при чем. Волка поставят в краеведческом музее, и будет у него вторая жизнь.
– Как у Тутанхамона, – добавил Мока. – Того тоже по всем странам возят, показывают публике.
– Главное, что мы своё обещание выполнили, – сказал Даня.
Около дома с беседкой путешественников ждала бабушка Ксения Эдуардовна.
– Ай да молодцы! – сказала она. – Быстро вы управились. Ставлю всем пятёрки. Давайте свои дневники.
Тут она увидела, что ребята пришли не с пустыми руками.
– О! Да у вас трофей! – Она всплеснула руками. – Молодцы!
– Трофей пойдёт в музей, – скаламбурил Мока.
– Умницы! Какой красавец! В нашем краеведческом музее волка нет, – сказала бабушка. – А теперь тщательно мыть руки и за стол! – И она зазвонила в маленький колокольчик, как на первое сентября.
– Я прошу прощения, Ксения Эдуардовна, но я, пожалуй, пойду домой, – сказал писатель Тутукин. – Там у меня хомяк некормленый и мама, наверное, волнуется…
Тутукин пришёл домой, попил компота, покормил своего хомяка, который шелестел в клетке опилками, и сел за стол.
Он положил перед собой лист бумаги, взял ручку и уставился в стену.
Тут он увидел, что от стены отошёл кусок обоев. Тутукин зацепил оторванный лоскут и потянул. Весь лист обоев отделился от стены и упал на стол.
Тутукин хотел было продолжить своё занятие и отодрать все обои на веранде, но вовремя спохватился, надавал себе по рукам и снова взял ручку.
Он начал писать, испытывая при этом незнакомое ощущение.
Легко получилась первая фраза. И вторая. И третья. И пошло, и пошло.
Он исписывал мелким почерком страницу за страницей. Мысли прыгали и скакали в его голове, опережали руку, и он торопливо писал строчку за строчкой, страницу за страницей, счастливо улыбаясь каждой хорошей фразе.
Его звали на обед, но он только отмахивался: «Я работаю!»
Его звали на ужин, но и тут он не встал из-за стола: «Не мешайте мне работать!»
К концу следующего дня вся веранда была завалена исписанной им бумагой.
Тутукин сделал из одного листа самолётик и запустил его. Потом уже никак не мог остановиться, и все исписанные им листки стали самолётиками, которые кружили по веранде и плавно ложились на пол.
Тутукин был счастлив. Хорошая повесть для детей у него получалась.
Когда уже начало темнеть, он потянулся и вышел во двор. Вечер был тёплый, как парное молоко.
Тутукин открыл калитку и пошёл в сторону Крапивной улицы, где жил Даниил.
Уже в начале Крапивной он услышал пронзительный свист и увидел какое-то яркое мигающее свечение. До дома Даниила было ещё метров пятьдесят.
И тут Тутукин встал, заворожённый зрелищем, которое перед ним разворачивалось.
Над посёлком медленно взлетала уже знакомая ему беседка. Три сопла извергали синие огненные струи. Беседка уходила всё выше и выше в небо и скоро превратилась в еле заметную яркую звёздочку.
Тутукин долго махал рукой ей вслед, счастливо улыбаясь.
Часть вторая
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯВозвращаясь домой, Тутукин думал только об одном: как он вытянется на диване, подложив под голову мягкую подушку, накроется тёплым одеялом из верблюжьей шерсти и будет сладко спать три дня и три ночи.
Он открыл скрипучую калитку и увидел, как на веранде метнулась какая-то странная тень.
В доме кто-то был.
«Мама? – подумал Тутукин. – Нет, не мама. Она днём уехала в город… Уходя, ещё отругала меня, что в такую погоду не встаю из-за стола… Значит, воры!»
В животе у него противно похолодело.
Дрожащими руками Тутукин подобрал с земли палку и неслышно поднялся по ступенькам крыльца. Прислушался. За дверью что-то шуршало и хлопало, как бельё на ветру.
Вспотев от страха, Тутукин сделал глубокий вдох, от которого потемнело в глазах, и с криком «Вот я вас!!!» рывком распахнул дверь…
За столом сидел высокий бородатый седой старик в лохмотьях и, разглаживая ладонью бумажные самолётики, складывал их в стопку, что-то при этом бормоча.
По веранде шумно летала чёрная Ворона, ловко подбирая клювом новые самолётики.
– Ага! – мельком взглянув на Тутукина, сказал старик. – Явился, не запылился.
Ворона с грохотом приземлилась на стол, выплюнула очередной самолётик и, склонив голову набок, уставилась на Тутукина единственным глазом.
– Стучаться надо! Перепугал до смерти! – недовольно заметила Ворона.
– Что здесь происходит? – спросил Тутукин, от неожиданности нелепо размахивая перед собой палкой. – Кто вы такие?!
– Палку брось, – сказал старик, невозмутимо продолжая перекладывать мятые листочки на столе. – Мы к тебе по делу.
Тутукин на всякий случай убрал палку за спину.
И тут он увидел, что полоса обоев, днём раньше упавшая со стены, уже не длинный лист плотной бумаги, а мосток, кое-как сколоченный из досок. Деревянный настил уходил прямо сквозь стену веранды вдаль и там терялся в тумане.
– Да брось ты палку-то наконец! – рассердился старик. – Нам тебя убивать резона нет. Ты нам нужон живой. Оставь палку и садись.
Тутукин послушался. Он бросил палку в угол и сел на диван.
Ворона перешла на другой край стола и опять уставилась на Тутукина.
– Это всё твоя работа? – спросил старик, помахав в воздухе стопкой мятых листочков.
– Его, его, чья ж ещё, – сказала Ворона, шумно взмахнув крыльями.
– Ну, допустим, моя. – Тутукин, почувствовав, что гости не очень опасны, немного расслабился. Он откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу. – Вы сначала представьтесь, а то я что-то не понимаю, в чём дело!
– «Представьтесь»! – передразнил его старик. – Сейчас…
Он зашуршал бумагой, перебирая листочки.
– Вот, пожалуйте! Читаю специально медленно: «МИМО НЕГО ПРОШЁЛ ВЫСОКИЙ БОРОДАТЫЙ
СЕДОЙ СТАРИК В ЛОХМОТЬЯХ, НА ПЛЕЧЕ КОТОРОГО СИДЕЛА ЧЁРНАЯ ОДНОГЛАЗАЯ ВОРОНА. «КТО ЭТОТ СТАРИК?» – СПРОСИЛ КОРОЛЕВИЧ. «ЭТО БЕЛЫЙ ПОЛЯНИН, – ОТВЕТИЛ ДЯДЬКА. – БЫВШИЙ НЕПОБЕДИМЫЙ БОГАТЫРЬ. МОЙ ТЕБЕ СОВЕТ – С НИМ ЛУЧШЕ НЕ СВЯЗЫВАТЬСЯ».
– Узнаёшь? – Старик взглянул на Тутукина.
Тутукин растерялся. Это был эпизод из его повести.
– А за одноглазую ответишь, – пригрозила Ворона.
– Чего вы от меня хотите? – спросил Тутукин.
– Вот! – сказал Белый Полянин. – Это уже мужской разговор. А хотим мы, добрый молодец, чтобы ты довёл дело до конца, уж коли начал. А начал ты за здравие, ничего не скажешь. Здорово описал наше Королевство и Короля нашего, в общем-то неплохого мужика. Как будто с натуры писано. Молодец!
– Спасибо, – робко поблагодарил Тутукин.
– Не за что, – ответил бывший богатырь. – И дальше всё у тебя ладно получилось. Королевич провинился перед отцом. Что было, то было. Хорошо, что папаша его не убил. Вовремя догадался, что его неправильно поймут. Как же, сына собственного казнить, у кого рука подымется! И что просто выгнал его вон из дворца на все четыре стороны. Иди, мол, гуляй, уму-разуму учись. Всё так и было, правда это. И что приставил к нему дядьку, чтоб тот смотрел за мальцом, – тоже правда.
– Лучше бы дядьку одноглазым сделал, – заметила Ворона.
– Не мешай, Карамба! – Белый Полянин отмахнулся от Вороны. – А ты знаешь, что это за человек – дядька?
– Да нет, – сказал Тутукин. – Просто так написал. Дядька и дядька. Меня в детстве родители всегда дядькой пугали. Вот, мол, не будешь есть кашу – придёт дядька. Вот не будешь слушаться – дядька придёт. Я этого дядьки страшно боялся, когда маленький был.
– В том-то и дело! Надо думать, когда пишешь. Вот ты, к примеру, написал, что Королевич полез в колодец воды испить.
– Ну?
– А дядька возьми и захлопни крышку на колодце! И на замок!
– Так, минуточку! – Тутукин вскочил с места. – Я такого не писал!
– Правильно, не писал. Вот твой последний листочек, мы его тоже нашли. Читаем:
«ПОДОШЛИ ОНИ К КОЛОДЦУ. «ХОРОШО БЫ ВОДЫ НАПИТЬСЯ», – СКАЗАЛ КОРОЛЕВИЧ. «НАПЕЙСЯ, КОЛЬ ХОЧЕШЬ», – РАВНОДУШНО ОТВЕТИЛ ДЯДЬКА. ВЕДРА У КОЛОДЦА НЕ ОКАЗАЛОСЬ, ТОЛЬКО ВЕРЁВКА НА ВОРОТЕ БОЛТАЛАСЬ. КОРОЛЕВИЧ УХВАТИЛСЯ ЗА ВЕРЁВКУ И СТАЛ СПУСКАТЬСЯ К ВОДЕ»… Всё.
– Ну-ка дайте сюда. – Тутукин схватил листочек. – И правда, всё. Я так обрадовался тому, что написал… Очень хорошо получилось… Раньше не писалось, а тут пошло, пошло…
– И ты на радостях бросил в беде Королевича, стал пускать самолётики, а потом пошёл гулять.
– А ещё писатель называется! – съязвила Ворона.
– Я никого в беде не бросал! – возразил Тутукин. – Я просто устал и сделал перерыв.
– Ага! – Белый Полянин покачал головой. – Ты думаешь, Королевич вечно может на мокрой верёвке в колодце висеть?
– Сейчас допишу. – Тутукин стал шарить по столу. – Где моя ручка? Вы здесь не видели ручку?
Ворона прицелилась и больно клюнула его в палец.
Писатель взвыл от боли.
– Вы что?! – захныкал Тутукин. – Зачем вы меня клюнули? Вот глупая птица!
Он стал дуть на больной палец.
– Она на тебя в обиде за то, что ты её одноглазой сделал, – сказал старик.
– Вот-вот, – подтвердила Ворона.
– Нет проблем! Сейчас перепишем! Сделаем ей хоть три глаза! – заторопился Тутукин. – Вот только ручку найду.
– Дописывать сейчас ничего не надо. И исправлять ничего нельзя. Что написано пером, того не вырубишь топором, слышал, наверное. Ибо нарушится взаимосвязь времён, – загадочно сказал бывший богатырь, вставая. – Вернёшься – тогда допишешь. А сейчас одевайся и пойдём с нами!
– Зачем это? Куда это я пойду с вами?
– Туда, – сказал Белый Полянин и указал пальцем в сторону мостков. – Пока туда не сходишь – ничего не сможешь дописать. Сам будешь мучиться и нас загубишь. Понял меня? Только накинь чего-нибудь. У нас ночи похолоднее будут, чем у вас.
