Текст книги "Прикамская попытка – 2"

Автор книги: Виктор Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Чтобы избавиться от надоедливого учителя, пришлось дать ему в руки все карты, как говорится, инициатива наказуема. К немалому моему удивлению, Мефодий оказался неплохим организатором, быстро нашёл три бригады бурлаков за небольшие деньги. Потому при нашем плаванье по Каме скорость снизилась не принципиально, как я опасался. Есть ветер, нет его, наши кораблики монотонно двигались против течения, проходя до тридцати вёрст в день. Аккурат на восьмой день мы добрались до Елабуги, сразу свернув к противоположному от города берегу. Длинные хвосты дыма от разгоравшихся домов и сараев заметны были издалека, особых сомнений в том, кто хозяин в городе, не возникло даже у педагогов.

Три бригады бурлаков моментально исчезли в прибрежных зарослях, даже не заикнувшись об оплате последнего дня пути. Учитывая полное безветрие, нам пришлось встать на якоря почти на середине Камы. Спрятаться на Каме невозможно, наши корабли были слишком велики, чтобы укрыться в прибрежных кустах. Повернуть вниз по течению мы не пытались, безветрие могло нас развернуть и посадить на мель или выбросить на берег. Бросить груз и своих пассажиров, чтобы уйти по берегу, я не мог. Слишком много мы вложили в них сил и средств, одни прицелы чего стоили. Да и не ушли бы мы пешком от конных казаков далеко, порубили бы в поле на куски, два десятка ружей в таком деле не спасут. Зато я не сомневался, что Пугачёв спешит вниз по Каме к Казани, оставалась надежда, что разграбление наших кораблей он доверит небольшой банде, а основное войско двинется на запад.

День едва перевалил за полдень, как нас заметили из захваченного города. Наши неуклюжие манёвры не могли не заметить на берегу. Громкие крики радости разбойников при виде очередного купца, попавшего впросак, самого приплывшего им лапы, достигли наших ушей. Бледные лица напуганных женщин и учителей служили ярким доказательством их хорошего слуха. Отправив всех в каюты, мы принялись сооружать укрытия от стрел и пуль, наваливая вдоль бортов мешки с тканями и немногочисленную мебель. Опасаясь поджога, команда спешила полить всю палубу и надстройки водой. Я очередной раз инструктировал своих ребят, больше для гайдуков и Клааса. Повторяя, что вести огонь по нападающим будут только стрелки, вооружённые «Лушами», задача остальных бойцов – наблюдение.

К тому моменту, когда от берега к нашим кораблям устремились десятка три лодок различного калибра, парни успокоились и заняли свои места. Пришёл и мой черёд обнажить ствол Никитиной «Сайги», он давно доверил мне её, опасаясь показывать такое оружие в столице. Если на его ружейном заводе едва ли не каждый месяц вылавливали соглядатаев, да вербовщиков ружейных мастеров, страшно представить, что произойдёт с его домом, когда там появится карабин. Тогда оружие превратится из средства защиты в угрозу для своего владельца, приманку для всех, от Тайной канцелярии, до Демидовых, Строгановых и английских агентов. При наших встречах Никита, никогда не страдавший шпиономанией, только покачивал головой, рассказывая, как нагло ведут себя иностранные агенты в Петербурге.

Своим бойцам я запретил стрельбу залпами, приказав максимально экономить патроны и стрелять исключительно наверняка. Собственно, они и сами понимали, что наша жизнь продлится до окончания боеприпасов, не дольше. Поэтому первым открыл стрельбу я, с расстояния триста метров по ближайшим лодкам. Не трогая подвижные фигуры гребцов, мишенями выбрал рулевых и вооружённых разбойников, сидевших неподвижно. Подстрелив пару-тройку человек в одной лодке, переносил огонь на другое плавсредство, стараясь, навести страху на большее число новоявленных пиратов. После появления нескольких трупов в лодках, да ещё в за несколько секунд, разбойники начинали озираться, пытаясь узнать, как дела у соседей. Никто не предполагал, что стреляет один человек, скорострельность карабина была совершенно неприличной для аборигенов.

Самым логичным предположением разбойников стала уверенность, что на судах засели не меньше полусотни стрелков. Потому, не успел я расстрелять третий магазин, как любители лёгкой поживы развернули свои лодки к берегу. На наших корабликах установилась непривычная тишина, прерываемая доносившимися с берега криками, да мерным журчанием воды вдоль бортов. Самое время подкрепиться и определить караульных на ночь, чтобы отправились спать. Ради этого пришлось распечатать часть нашего неприкосновенного запаса – консервов. Неизвестно, сколько придётся просидеть в осаде, вдруг неделю или больше, потому после ужина все, кто умел, занялись рыбной ловлей. Соли у нас достаточно, запасёмся вяленой рыбой надолго.

Несмотря на продолжавшиеся в городе грабежи и поджоги, желающих добраться до наших кораблей не нашлось. Мы не сомневались, что наше потрошение отложили на ночь, когда моя дальнобойная «Сайга» лишится своего преимущества. К счастью, ночь обещала быть ясной, даже половины луны, появившейся на небе, хватит нашим стрелкам. По воде далеко разносятся звуки, потому с началом сумерек пассажиры были отправлены спать. Караульные замерли на постах, вслушиваясь в плеск речной волны, да осматривая свои сектора обзора. Я тоже забрался повыше, сон не шёл, тело не отошло от дневной духоты. Засмотревшись на лунную дорожку, едва не проворонил того момента, как подобрался Ван Дамме.

? Герре Андрей, – присел рядом голландец, – не удовлетворите моё любопытство?

? Нет, герре Клаас, не смогу.

? Вы даже не спросили, что меня интересует, – мой быстрый ответ стал неожиданным для капитана, – или не доверяете мне?

? Доверяю, господин капитан, потому и не хочу обманывать, – я всмотрелся в лицо собеседника, полускрытое тенью шляпы, – не спешите узнать все наши тайны. Их больше, чем хотелось бы. Давайте будем постепенно знакомиться друг с другом, тем более, что Вы тоже скрываете своё прошлое.

? Хорошо, не будем спешить, – кивнул Клаас, – каковы планы нашего спасения? Надеюсь, это не является тайной?

? От Вас нет, сидим в осаде, отстреливаемся, пороха и пуль хватит на тысячу врагов, еды достаточно, рыбы наловим сколько угодно. Однако, у меня предчувствие, что ждать нам придётся недолго, думаю, не больше пары дней.

? Ваше спокойствие меня удивляет, тридцать человек против десяти тысяч разбойников, это…., – голландец закашлялся, не подобрав сравнения.

? Слева, – прервал нас шипящее сообщение караульного на носу.

? Справа три лодки, – добавил часовой с кормы.

? Герре Клаас, поднимайте наших бойцов, только тихо, – отправил я капитана будить спящих парней.

У нас впереди многодневная осада, не будем изводить себя неуместным бодрствованием, опасность надо встречать в отличном самочувствии. Парни осторожно пробирались к своим местам, проверяя гранаты. Именно на них надеялся в ночном, на мои осколочные изделия. В темноте и суматохе ночного боя взрывы гранат наверняка воспримут орудийными выстрелами, нам такая реклама пригодится, пусть бунтовщики думают, что на корабликах есть пушки. На каждого из бойцов приходилось всего две гранаты, потому мы заранее оговорили команду для гранат и очерёдность. Нам нужно было поднять как можно больше шума минимальными средствами. Но, перед этим, стоило попробовать удержать нападавших вдали от кораблей. На сей раз, стрельбу мы начали, когда до первых лодок оставалось метров пятьдесят, не больше.

– Щёлк, щёлк, блюм, – сухо разлетался звук одиночных прицельных выстрелов, прерываясь шумом падавших в воду тел.

? А-а-а, – закричал раненый, захлёбываясь в тёмной воде реки. Его крик стал своеобразным сигналом для нападавших, начавших пальбу из подручных средств. Вскоре лодки затянуло густым дымом сгоревшего пороха, сработавшим не хуже дымовой завесы, позволившей самым юрким приблизиться к нашему паруснику вплотную.

? Гранаты, – выкрикнул я, подавая пример.

Один за другим грохнули два взрыва, удачно брошенных гранат. Одна попала в лодку, разметав сидевших там бунтовщиков, другая оторвала нос у соседней долблёнки, та быстро начала тонуть. Прячась от разлетавшихся осколков, я выглядывал, определяя степень опасности.

? Слева по борту, – закричали гайдуки, оставленные в тылу, чтобы не выставлялись в качестве мишеней.

? Лёха, за мной, – я перекатился к левому борту вместе с Алексеем Петуховым, отличным стрелком.

Действительно, отвлекая нас атакой со стороны города, пять больших лодок подобрались с противоположного берега почти вплотную. Как на грех, все гранаты только что вышли, оставались револьверы, ружья перезарядить мы уже не успеем, а тратить на близкие цели дефицитные патроны «Сайги» мне не хотелось. Укрывшись за мешками и скамейками, наваленными на борту, мы с Алёшей расстреляли по барабану своих револьверов. Судорожно перезаряжая их, я почувствовал спиной удары ног о палубу.

? Держи борт, – я передал свой снаряжённый револьвер Петухову, снимая карабин с плеча, деваться некуда, враги прорвались на палубу. Поздно жалеть патроны, пора жалеть себя и своих людей.

Следующие несколько минут слились в неразбериху ночного сражения. Я пинаю ногой ближайшего противника, сбрасывая его за борт. Увы, трое его приятелей уже успели забраться на корабль и дружно бросаются на меня. Нет, ребята, опыта группового сражения у вас маловато, я легко ухожу в сторону, прикрывая спину Алексея. Слышу, как он азартно опустошает барабаны револьверов. Молодец, парень, такому можно доверить свою спину, я не сомневался. Использую карабин, как палку и бью ближайшего врага в пах, прямо стволом, вы бы слышали его крик. Даже мне становится не по себе от такого неджентльменского приёма, какой я плохой. Его друзья на долю секунды замирают, опешив от такого воя. Использую эти мгновения и шагаю навстречу, перехватываю карабин в левую руку и опускаю его вниз, тем самым отвлекаю на него внимание противников. Они наверняка провожают взглядом движение моего оружия, старый трюк, его часто используют фокусники. Зря ребята, вы упустили из вида кулак моей правой руки, тот одновременно с подшагом вперёд врезается в челюсть стоящего справа от меня разбойника. Какой красивый удар вышел, классический нокаут боковым крюком справа. Кажется, что я слышу хруст сломанной челюсти, но, это самообман.

Ух ты, оказывается, на палубе остался не один, а два пугачёвца, способные сражаться. Со стороны кормы подбежал второй и чуть не пропорол мне бок своими вилами. Моему движению позавидовал бы тореадор, так я вытянулся на носочках, прогибаясь назад. Зубцы вил прошли вплотную к телу, зацепившись за одежду. Используя это, я разворачиваюсь на месте, вырывая древко вил из рук разбойника. Тот пытается удержать рукоятку и забывает про меня. Самое время ударить его с разворота ребром ладони по шее. Рука словно попадает по камню, а мужик даже не чувствует удара, выхватывает нож и замахивается. Едва успеваю отскочить в сторону и замечаю в руках второго противника саблю. Хватит, я не супермен, перехватываю карабин в обе руки. Дважды стреляю в упор из карабина, узкая палуба не даёт простора для манёвра. Скинув последнего противника с корабля в воду, я быстро приседаю за бортом, оглядывая палубу. Три неподвижных тела чужаков лежат в характерных позах, не свойственных живым людям. Судя по всему, я сломал одному из них не челюсть, а височную кость. Двоих я скинул за борт, похоже, что отделались легко.

? Эй, на правом борту, – крикнул я негромко, – как дела?

? Они уходят, – ответил капитан Ван Дамме.

? Круглов, проверь всех наших, есть ли раненые, – я принялся обыскивать убитых, всё равно руки в крови. Когда успел вывозить, вроде и не бил никого по лицу.

На соседних судах тоже стрельба прекратилась, ребята уточняли потери. Там нападавшие не успели прорваться на палубу, обошлись одной стрельбой. Наведение порядка, перевязка раненых и сбор гильз заняли часа два, до самого рассвета. Разгорячённые сражением бойцы засыпали уже под первыми лучами солнца. На всех трёх судах обошлось без потерь, раненых было всего пятеро, ранения неопасные, в основном отлетевшими при попадании пуль бунтовщиков щепками бортовых досок. Да я рассадил пальцы правой руки, надо мне перед такими атаками перчатки надевать, что ли. Отправив всех отдыхать, я выставил караульных из числа учителей, того же неуёмного Мефодия Хромова, первым поставил, до обеда.

Улёгся поспать сам, разбудило меня острое ощущение близкой опасности, в самый полдень. Я проверил корабль, всё в порядке, кашевары заканчивали с подготовкой обеда, рыбаки усердно пополняли запасы продуктов. На двух других парусниках всё оставалось в порядке, по докладам караульных. Однако, чувство близкой опасности не оставляло меня, что-то нас ожидало. Я рассеянно поглядел на Елабугу и не сразу понял, что произошло. Лишь присмотревшись к беспорядочному движению людей на берегу, понял, что они заканчивают устанавливать пушки. Честно признаюсь, такого от бунтовщиков я не ожидал

– Что, герре Андрей, будем поднимать якоря? – сзади уже стоял Клаас, – иного выхода нет, надо быстрее плыть по течению и попытаться миновать все мели.

– Нет, ждём, – такое странное решение вырвалось у меня непроизвольно, но, внутренний голос подсказывал не суетиться, сейчас что-то должно произойти.

Чтобы не мучиться в ожидании, я поднялся на своё наблюдательное место и приладил карабин, попробую подстрелить пушкарей, авось, напугаю. Я поставил прицел на максимальное расстояние и выбрал удобную мишень для пристрелки, выставленную поленницу дров вдоль забора. Удобно улёгся, затаил дыхание и нежно выбрал спусковой крючок, выстрел потонул в шуме паровозного гудка.

– Чёрт возьми, откуда здесь паровозы, – я единственный понял источник звука и посмотрел вверх по течению Камы, в сторону непривычного звука. После длинного гудка, морзянкой прогудела знакомая всем мелодия, «Дай, дай, закурить», или «Спартак – чемпион». Сомнений не оставалось, Володя прислал за нами пароход.

– Ребята, мы спасены, это наши плывут на помощь!

Глава пятая

– Из-за острова, на стрежень!

На простор речной волны!

Выплывали, расписные,

Стеньки Разина челны! – распевал я во всё горло, стоя на палубе своего парусника, когда два парохода буксировали нас от Елабуги вверх против течения Камы. Всего час назад наши спасители на двух пароходах, во главе с Сормовым выплыли на реку перед нами, избавив от вынужденного бегства или гибели под пушками восставших крестьян.

Приятно вспомнить, как были поражены бунтовщики дымящими пароходами, особенно двумя залпами бортовых пушек. Выстрелы не нанесли особого ущерба людям, но, эффектные взрывы снарядов на берегу сразу отучили восставших от мысли применить артиллерию против нас. Пользуясь замешательством врага, мы с Сормовым согласовали план эвакуации из столь неприятного положения. Мощности пароходов вполне хватило, чтобы буксировать три корабля против течения реки, хоть и с небольшой скоростью, не превышающей движения пешехода. Впрочем, выбора у нас не было, спасители пришли в самый критический момент. Теперь, любуясь скрывающимся за поворотами городом, я не сомневался в успешном окончании моего путешествия. Мысленно я уже разговаривал с Володей и Палычем, рассказывая удивительные новости.

– Может, пришло время нам рассказать о себе, наш воевода? – отвлёк меня от размышлений голос Мефодия Хромова, экий он настырный.

– О себе ещё рано, господа, – я невозмутимо развернулся к целой делегации своих пассажиров, возглавляемой Ван Дамме и Хромовым, – а вам могу лишь добавить, что на Дальний Восток мы обязательно отправимся, через пару месяцев. Путь будет тяжёлым и долгим, поэтому всем, даже женщинам придётся научиться стрелять из наших ружей и револьверов. Мужчинам, кто пожелает, найдём оружие более мощное, способное разогнать любое количество дикарей, что встретятся в тех диких местах. С этой целью и приглашены вы все, чтобы наша колония сохранила все черты цивилизации, не спустилась в дикость. А пароходы, которые нас с вами спасли и буксируют в безопасные места, созданы нашими механиками. Теми самыми, что придумали и сделали оружие, в том числе и замечательные пушки, способные стрелять по десять раз в минуту. Вопросы есть?

– Так мы не сможем вернуться домой?

– Сможете, после того, как отработаете срок по договору. Все получат денежное содержание и возможность вернуться в столицу, если захотят. Потому, как в тех местах волшебная природа, тёплый океан, низкие налоги и огромные перспективы. Не ошибусь, если скажу, что любой из вас сможет стать там богатейшим человеком. Но не сразу, а лет через десять, чтобы приплыть в Санкт-Петербург на своём корабле, в окружении многочисленных слуг, с золотыми украшениями, в дорогих мехах. Однако, для этого придётся трудиться, трудиться и трудиться, как завещал великий Ле…, в общем очень много трудиться и слушать меня. Теперь понятно?

– И я стану богатым? – не выдержал Ван Дамме.

– Если сможете провести караван наших судов до Европы и обратно, раза три, как минимум. И обучите десяток-другой молодых капитанов. В этом не сомневайтесь.

Остальные слушатели оказались более скромными, с глупыми вопросами не обращались. Так мы проплыли на буксире до позднего вечера, стараясь удалиться от войска Пугачёва на максимальное расстояние. На всякий случай, бивуак мы разбили на южном берегу Камы, чтобы между нами и возможными преследователями оказались вооружённые пушками пароходы. Только после ужина мне удалось подробно расспросить Сормова о новостях. Они превосходили все мои предположения.

Во-первых, Вовка с учеником Ползунова, построили сразу два парохода, один винтовой, другой колёсный. Эти суда и отправились за нами, по предложению Палыча, когда мы не успели вернуться домой до Пугачёва. Иван даже обиделся, когда пугачевское войско, к встрече которого готовился столько месяцев, прошло по южному берегу Камы мимо Таракановки и Прикамска, не пытаясь, напасть на нашу крепость. Только у Сарапула бунтовщики переправились на северный берег реки, чтобы второй раз пограбить уже поверженный город. Дальше движение крестьянского войска шло вдоль Камы в сторону Казани. К Прикамску ни один отряд бунтовщиков не повернул, словно боясь очередного поражения. Кожевников и Сормов не теряли времени даром в ожидании прихода самозванца, к концу июня они успели собрать оба парохода, испытать их и установить по две пушки на каждом. Пришлось их крепить на стальных кронштейнах, соединённых с металлическим каркасом кораблей, что значительно сужало сектор обстрела орудий, зато масса пароходов отлично поглощала отдачу выстрела. Полезная нагрузка пароходов оказалась невелика, кроме запаса топлива, боеприпасов и небольших кают для экипажа, места не оставалось. Всё занимали паровые машины.

Во-вторых, Палыч занимался не только вооружением, он таки собрал пару средневолновых передатчиков, один из которых установили на колёсном пароходе, для испытания рабочей дальности. Кстати, назвал их Палыч, пароходы, довольно странно, колёсный получил имя «Аскольд», винтовой – «Дир». По-моему, кроме легендарных правителей Киева, так звали военно-морские корабли, но не помню, в какое время. С такими пароходами наша торговля в Поволжье будет вдвое, втрое оборотистее конкурентов, использующих бурлаков. Наши инженеры заложили великолепную базу развития провинции, Поволжья и Приуралья, где большая часть торговых путей пролегала, как тысячу лет назад, по рекам. Дойдёт ли дело до железных дорог в ближайшее время, ещё вилами на воде писано. Зато пароходы, как минимум в Прикамье, богатом лесами и каменным углем, найдут своё применение.

Третьей, не менее интересной новостью, стало переселение на берега Камы сразу пяти родов вогулов, больше десяти тысяч человек. Причём, все пять старейшин согласились откочевать с нами на Восток. Своё решение они объяснили доверием только нам с Палычем, желанием находиться рядом с нами и нашими детьми. Иван уже привёл к присяге восемь сотен взрослых мужчин, приняв их на службу сроком три года. Берега Камы между деревнями Степаново и Бабкой, заселённые вогулами, сейчас кипели. Все свободные площади засадили картошкой, воины обучались стрельбе из ружей и револьверов. Женщины готовили патроны, вываривали целлюлозу. Мастера увеличивали производство повозок, а все наличные средства отправили в Башкирию, закупать коней. С Урала, разорённого пугачевским войском, приходили беглые крепостные крестьяне и горнозаводские рабочие, упрашивая взять с собой в Беловодье. Наша письменная агитация, начатая год назад, стала давать результаты. Пока рабочих и крестьян пришло мало, не больше сотни мужчин, из них два десятка семейных, с детьми и жёнами. Однако, поражение восстания неминуемо подстегнёт этот поток беглецов в лучшие, свободные края.

– Сколько же нам фургонов придётся делать, – покачал я головой, – никаких денег не хватит для производства двух тысяч повозок.

– Палыч говорит, хватит и пятисот, – заметил Сормов. – вогулы согласились отправить первыми молодых парней и девушек, по четыреста человек из каждого рода. Старики и дети отправятся через год, по накатаной дороге в готовые жилища. Володя найдёт им работу и обеспечит питанием, да и власти к старикам не привяжутся, взять с них нечего. Да, заболтали мы, пора антенну раскидывать, попробуем наладить связь.

Николай с помощником уверенно растянули проволоку антенны, подключили её в передатчику и принялись вызывать Таракановку. Позывных пока не придумали, попытка наладить связь шла открытым текстом, с перечислением имён и прозвищ, жаль, результатов не дала. Полчаса ушли на радиоконтакт, к этому времени стемнело окончательно, едва успели снять антенну. Впервые за всё время путешествия я заснул спокойно, практически уже дома. Что не помешало моему организму трижды проснуться, для проверки караульных. Рефлексы не знают отдыха, видимо, сказывается возраст. Как бы я не устал, не меньше двух раз просыпаюсь за ночь, причём, это не сказывается на моём самочувствии, высыпаюсь в любом случае.

До Таракановки мы добирались восемь дней, за это время наши учителя опять стали возмущаться медленным движением и отсутствием нормальных условий жизни. Сколько мы не объясняли существующую опасность встречи с отрядами разбойников или восставших, что, в принципе, без разницы, Мефодий Хромов продолжал отстаивать права своих коллег. Я даже думал рискнуть и отпустить наиболее горластых борцов за справедливость одних, пусть добираются пешком, если считают себя самыми умными. Потеряю выплаченный аванс, зато другим будет наука. Жизнь сама проучила горлопанов, недалеко от Сарапула. В тот день мы плыли долго, надеясь добраться до города и заночевать в подворье Лушникова. Увы, темнота стала сгущаться, когда нам оставалось не больше пяти вёрст до города. Что делать, быстро причалили к берегу, разжигая костры для горячей пищи и чая.

Наша группа, сложившаяся сама собой, уселась пить чай после проверки постов, караульная жизнь становилась привычкой. За время пути к Ване Попову, Алёше Петухову и Сергею Обухову, моим давнишним ученикам, ставшими первыми помощниками по хозяйству и обороне, примкнули командир гайдуков Ненил и учитель Хромов, капитана Клааса я пригласил сам. После Елабуги в нашей кампании обосновался Николай Сормов, благо мои ученики его уже знали. За чаем, заваренном из душистых цветов блошники, зверобоя, богородской травки, разговор переходил от бытовых проблем к нашему будущему, к моим рассказам о дальних странах. Всем полюбились мои лирические отступления по истории Китая, Японии и описание Юго-Восточной Азии. Иногда я буквально пересказывал романы Купера, Майн Рида и других авторов об индейцах и покорителях дикого Запада.

Так и сейчас, все увлечённо слушали мои рассказы о древних царствах, некогда существовавших на территории Монголии и северного Китая, о покорении Сибири русскими казаками двести лет назад. О том, что мы идём туда, где уже стояли остроги наших казаков и пахали землю русские крестьяне, но были вынуждены уйти или погибли.

– Чего же они ушли оттуда, коли там земля богатая, – не выдержал Ненил, тщательно скрывавший своё желание уйти с нами в Сибирь. Делал это он так неумело, что для меня его чувство не было секретом.

– Об этом и хочу рассказать, – задумался я, как выгоднее подать своё нравоучение, – в те времена на Россию с запада шведы напали, с юга турки поджимали, царю не до Сибири было. Подписали лет сто назад Албазинский договор с китайским императором, что русские уйдут на север из удобных мест, в тайгу. Сил у казаков, чтобы воевать с маньчжурами и китайцами, без помощи царя, не было.

– Почему тогда мы собираемся в те края? – удивился Хромов, – нас даже полка не наберётся, а солдат нам императрица тоже не дала, казаков с нами совсем нет. Судя по всему, никакой помощи до окончания войны с турками не будет. Мы же на верную гибель идём!

– Не паникуй, Мефодий, – перебил его Обухов, он не первый раз, как и все мои ученики слышал такие рассказы, давно знал мои объяснения, – слушай дальше.

– Уход русских из Манчжурии произошёл по двум основным причинам, – перешёл я к самому главному, – у казаков не было производства собственного оружия и припасов. Ружья и порох они получали из России, когда поставки прекратились, казаки перешли на луки со стрелами и свои сабли. Такого оружия было недостаточно, чтобы воевать с войсками маньчжуров. Самой большой ошибкой казаков я считаю их жадность, своими поборами ясака они вынудили местные племена принимать сторону маньчжур, уходить на юг, в китайские земли. Казаки стремились выслужиться перед царём, разбогатеть самим, без всякой совести грабили местных охотников, насиловали их жен и дочерей, убивали непослушных.

– Всё, как у нас, – не сдержался Ненил, поддержанный молчаливыми кивками остальных.

– В результате, – продолжил я, – казаки остались без поддержки местных племён. Более того, родовые князья вместе с китайцами нападали на казаков, убивали русских поселенцев. Так и бросили русские те богатейшие края.

– Так и с нами будут дикари воевать, нас мало, чтобы выжить в диких краях, – подал голос Мефодий.

– Потому всё вам и рассказываю, чтобы вывод сделали, с местными племенами надо дружить, а не грабить и насиловать. Кроме того, не забывайте, мы своё оружие и боеприпасы сами делаем и на Дальнем Востоке будем сами делать. Сколько патронов потратим, всё вернём с лихвой, пушки туда привезём, как на пароходах. Нам не придётся ждать оружия из Москвы и погибать безоружными. Более того, если получится подружиться с соседними племенами, они наши границы оберегать станут, будут нашей защитой. Не забывайте, мы туда не воевать идём, а жить и работать, торговать и богатеть. Там столько товара, что англичане или португальцы с одного корабля миллионерами становятся. Наши купцы за один раз мехов привозят из Охотска на триста тысяч рублей серебром. Вот они и грабят всех, злато неправедное глаза застилает.

Наши рассуждения прервали крики из глубины леса, среди которых особенно выделился громкий женский стон: «Помогите!!».

– Вот вам наглядный пример, как нам стоит поступать, – я подхватил лежащую рядом «Сайгу», проверил револьверы, – Обухов, остаёшься за главного, берегись нападения. Лёха и Ваня со мной.

Прикинув направление на шум, мы зашли в лес немного левее, чтобы подойти к месту, откуда кричала женщина, незаметно, не напороться бы на засаду. Судя по звуку, женщина находилась недалеко от нашей стоянки. Так и оказалось, едва наши костры заслонились ельником, впереди показались отблески другого огня. Как нас не заметили, непонятно, видимо, берег реки разбойники проверяли засветло, мы ещё не успели высадиться на нём. А густой смешанный лес поглотил шум наших пароходов, надо отметить, двигатели работали довольно тихо. На небольшой поляне, укрытой в логу, у родника горел костёр, вокруг которого резвились пьяные мужики, человек пять.

Они пытались раздеть нескольких связанных женщин, отчаянно сопротивлявшихся. Пока спасало жертв насилия то, что разбойники еле стояли на ногах, видимо, перебрали спиртного. Но, разъярённые мужики уже начали бить свои жертвы, пресекая попытки позвать на помощь или сопротивляться. Несколько минут отделяли нас от зрелища разнузданной оргии, в которую наверняка перейдёт эта потасовка. В кустах неподалёку лежали ещё несколько связанных женщин, других мужчин мы не разглядели. Учитывая опьянение разбойников, справиться с ними не составило труда, тем более, что мы не жалели насильников, оглушали прикладами ружей. После того, как мы связали потерявших сознание пятерых мужичков, пришёл черёд женщин. Не желая попасть в глупую ситуацию, я сразу объявил, что мы законопослушные путники, плывём вверх по Каме, к Таракановскому заводу.

Развязанные восемь женщин оказались монашенками и послушницами, бежавшими из разграбленного женского монастыря. Пытаясь пробраться в более спокойные места, женщины угодили в руки пятерых бродяг, запугавших их саблями и пистолями. Возраст бывших насельниц, так называют жителей монастырей, был от тридцати до сорока пяти лет, по крайней мере, так они выглядели. Что с ними делать, я откровенно не знал. Оставлять одних не хотелось, да и сами женщины просили не бросать их в лесу. Убедившись в том, что связанные разбойники смогут утром освободиться самостоятельно, мы собрали всё найденное на поляне оружие и повели женщин в наш лагерь. Поведение старшей из монашенок показалось мне неестественным, она несколько раз обернулась на оставленную поляну, словно кого-то забыла. Учитывая, что мы спасли женщин, как минимум от насилия, такая скрытность показалась мне более, чем подозрительной. «Неужели нас ждёт засада, а эти монашенки всего лишь приманка?»

В лагере бывшие пленницы поужинали и получили возможность немного поспать, до рассвета оставалось меньше часа. Я несколько раз уточнил у монашек, не ждут ли они кого-нибудь, не остались ли на поляне их вещи? Все, как одна отрицали, упрашивая помочь им добраться до Сарапула. Однако, параноидальная подозрительность не давала мне уснуть, я несколько ворочался под одеялом, картина внезапного нападения раз за разом вставала перед моими глазами, отбивая всякий сон. В конце-концов, предупредив караульных, я отправился на подозрительную поляну. Уже выпала густая роса, предсказывая жаркий солнечный день. Многочисленная паутина с капельками росы выделялась в темноте предрассветного леса не хуже дорожных знаков, поблёскивая отражённым светом. На этот раз я подошёл в поляне с другой стороны, опасаясь засады. Мои опасения были напрасными, связанные разбойники ещё не освободились, двое из них только начинали стонать, приходя в сознание.

Устроившись за деревом, я осмотрел место ночной схватки. Измятая трава не скрывала связанных разбойников, разбросанные шапки и обрывки верёвок великолепно просматривались с моего места. Нескольких минут мне хватило, чтобы убедиться в отсутствии засады. Кроме выделявшихся тропинок, оставленных разбойниками и нами, никаких следов в высокой траве опушки я не заметил. Однако, что скрывала старшая монахиня? Любопытство, связанное с опасениями засады, подвинуло меня рискнуть. Осторожно я начал обходить поляну по периметру, внимательно рассматривал обстановку, благо, рассвет позволял всё лучше разглядеть окружающую обстановку. Возле куста можжевельника меня удивила неестественно вертикальная трава, покрытая росой. Под ней оказался мешок, оставив его на месте, я продолжил подробный осмотр поляны.