Текст книги "Полудочка"
Автор книги: Виктор Улин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Виктор Улин
Полудочка
Маргарите М.
«О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника.»
(Песн. П. 7:2)
Часть 1
Глава первая
1– Дядя Слава, а порулить?..
Голос Ксеньки Войтович из-за спины раздался неожиданно.
–…Дадите?
– Дядя Слава, не вздумай давать, – мягонько сказал ее отец Виктор. – Она на той неделе сожгла сцепление у моей «четверки», от твоего «Хаммера» оставит груду обломков.
Элла Войтович язвительно хмыкнула.
Ксенькин ухажер – не то Арсений, не то Аркадий – оставался невидимым на коврике в багажном отделении, где ютился всю дорогу. Несмотря на пароходную широту американского джипа, ДПС запрещала возить четверых пассажиров на заднем сиденье.
Проблему можно было решить простейшим способом. Но Ганцев предпочитал купить в гипермаркете бутылку водки «Чайковский», нежели отдать ту же сумму сержанту в зеленом жилете за то, чтобы юный прыщавец ехал с комфортом.
Аркадий не вызывал положительных эмоций, его уделом оставалась поза эмбриона.
Жена Маргарита выразительно безмолвствовала.
– «Хаммер» – не «четверка» Жигулей, – ответил Ганцев. – У автомата нет сцепления, он ничего не боится.
– Ты ее не знаешь, дядя Слава! – возразил Войтович. – Она включит трансмиссионный тормоз на скорости сто километров в час.
– Не болтай, Витя, – отмахнулся он. – Твоя дочь…
– Твоя полудочка, – едко вставила Маргарита.
–…Моя полудочка не сможет ему навредить. Скорее Луна упадет на Землю или Кальтенбруннер женится на еврейке.
– Кто такой Кательбунер? – подал голос Арсений.
– Подрастешь – узнаешь, – бросил Виктор.
Ганцев нажал на тормоз, остановился и поставил автоматическую коробку переключения передач в парковочное положение.
– Мы что, уже приехали? – поинтересовалась Элла.
– Нет, приплыли, – ответил он. – Рита, пожалуйста, перейди назад.
– Зачем? – недовольно уточнила жена.
– Ксения Викторовна сядет за руль, я буду ее подстраховывать.
– Ну ты даешь, дядя Слава, – воскликнул Войтович и добавил: – Твою мать!
– Лучше твою, дядя Витя, – парировал Ганцев на правах владельца самого дорогого джипа. – Извини, погорячился.
Виктор обиженно промолчал.
С семейством и будущим зятем он ютился на правах бедного родственника и не имел права голоса.
Ганцев сидел неподвижно, положив руку на селектор.
– Совсем потерял голову со своей полудочкой, – раздраженно проговорила Маргарита и толкнула свою дверцу.
В кондиционированный, поддержанный климат-контролем салон ворвался дух летнего деревенского дня.
Пахнуло свежим навозом, подсыхающим сеном, вспаханной под озимые землей, далекими костерками – и еще чем-то, неизменно бередящим душу.
– Не потерял, – миролюбиво возразил Ганцев. – Девчонка просит порулить, и кто же удовлетворит ее желания, если не любящий дядька!
– Смотри, смотри, Вячеслав Константинович, – с глубоко запрятанным ядом проговорила Элла. – У Ксении Викторовны столько желаний, что как бы ты не загнулся, пытаясь их удовлетворить.
Аркадий кашлянул, но ничего не сказал.
– Не волнуйся, Элла Эдуардовна, – парировал Ганцев. – Я не согнусь, не такие не сгибали.
Ксенька благодарно приникла щекой к его виску.
Открыв водительскую дверь, он спрыгнул на землю и едва не подвернул ногу.
В сравнении с предыдущей «Киа-Соренто» новенький красный «Хаммер» был огромен, как скала. Он казался надежным, как «Титаник», покачивающийся у стенки в Саутгемптоне – еще не знающий, что вахтенные офицеры потеряли бинокль, а марсовые матросы балуются «Белой Лошадью» и болтают о девках.
К этой машине предстояло привыкать.
Жизнь Вячеслава Константиновича Ганцева – сорока-с-чем-то-летнего бизнесмена, владельца процветающей компьютерной фирмы – шла вверх, вверх и только вверх.
В нынешнем статусе следовало полагать, что через некоторое время этот брендовый джип, прибывший из Америки, станет машиной для путешествий, а по городу он будет ездить на «Шевроле Камаро» – столь же низком, сколь «Хаммер» высок.
– Ксеня, дай руку, – позвал Ганцев, открыв заднюю дверь. – Не то расшибешься.
Войтович-младшая перебралась через материны коленки и показалась в проеме.
Кремовые шорты были короче трусиков его молодости.
Тонкая белая футболка с поддельной надписью «Гоа» ничего не скрывала.
Как и у Эллы, у Ксеньки была маленькая грудь. Но если мать носила лифчик, то дочь мелочами пренебрегала. Так делали все нынешние подростки, «полудочка» не выбивалась из разряда.
Еще год назад девчонка находилась в состоянии, когда ее хотелось невинно гладить по головке. Этим летом Ганцев смотрел на новую Ксенькину прическу – осветленную в верхнем слое, темную в глубине – и констатировал, что она выросла. Арсений появился недаром.
– Ловите меня, дядя Слава, – сказала Ксенька и прыгнула с высоты семьдесят пять сантиметров.
Ганцев поймал ее руки – крепкие, с сильными пальцами – и приземлил около себя.
Затем, подсадив на место и бесшумно закрыв водительскую дверь, он обежал машину сзади и молодым рывком впрыгнул на пассажирское место.
– Ну вы сладкая парочка! – проговорила из-за спины Маргарита. – Вам бы только в Голливуд. Я слышала, там начался кастинг на новый римейк «Лолиты».
Элла фыркнула.
Мужчины: друг Виктор и припущеник Аркадий – глухо молчали.
– В общем так, Ксеня, – заговорил Ганцев. – Опыта вождения на автомате у тебя нет?
– Откуда! – грустно ответила девчонка. – У папы «пятерка».
– «Четверка»! – отозвался Виктор.
– Один пес разница, – возразил он. – В этой стране никогда не было реальных автомобилей, только средства передвижения. Если из «Волги» не течет масло – значит, оно вытекло совсем.
– Это ты ловко сказал, – подтвердила Элла.
– Это не я, народная мудрость.
– Все равно здорово, – сказала Маргарита.
– Ну, слушай дальше, Ксеня, – продолжил Ганцев. – Автоматом управлять – как нечего делать. Легче, чем открыть бутылку водки с винтовой крышкой. Единственное опасное отличие – если на механике бросить педали, двигатель заглохнет и машина встанет, а если на автомате, то она все равно будет ехать. Поняла?
– Поняла.
– Хорошо. Сейчас коробка на «Паркинге». Машина стоит. Устройся поудобнее. Педали не далеко? Подвинуть сиденье?
– Не надо, у меня ноги такие же длинные, как у вас, – Ксенька хихикнула. – Готова ко всему, дядя Слава.
– Дядя Слава, имей в виду, она всегда готова ко всему! – зловеще вклинилась Элла. – Ты поплатишься за свою слепоту!
– Ну хорошо, Ксеня, – сказал Ганцев, игнорируя предупреждение. – Прежде всего, поставь правую ногу на тормоз.
– А которая у меня правая?
– Вот эта, – ответил он и похлопал Ксеньку по горячему бедру. – Правая нога на автомате ведущая.
– А что делать левой?
– Левой ничего. Она не участвует в процессе, у стенки есть площадка для удобства, поставь туда и про нее забудь. Поняла?
– Примерно, – ответила девчонка. – Пойму в процессе.
Арсений крякнул и что-то пробормотал.
– Что дальше? Которая педаль тормоз?
– Левая. Широкая, как… – Ганцев на секунду задумался. – Как айфон, положенный набок. Видишь?
– Вижу.
– Жми до упора.
– Жму.
– Молодец, – сказал он. – Теперь клади руку на селектор.
– Это что?
– Ручка, справа от тебя.
Взяв девчонку за тонкие пальцы, Ганцев перенес ее ладонь на длинную рукоятку.
– Нифига себе. Как у мясорубки, – прокомментировала Ксенька.
– Примерно так, – согласился он. – А что с них взять? Американцы они и есть американцы.
– Слава, ты идешь против главной истины, – опять вступил Виктор. – Никому не доверяй свою машину и свою жену!
– Слева с торца есть круглая кнопка, – не обращая внимания, продолжил Ганцев. – Это фиксатор. Найди и почувствуй, положи на нее большой палец.
– Нашла и почувствовала, – послушно ответила Ксенька. – И положила.
– Не убираешь ногу с тормоза, нажимаешь кнопку, ручку двигаешь на себя, смотришь на шкалу, до буквы «D», то есть «Драйв». Потом можно ехать.
– Передвинула.
Железное тело автомобиля напряглось в ожидании.
– Сели в машину сердитые янки, хвост прищемили своей обезьянке! – раздался язвительный голос Эллы.
– Теперь крепко держишь руль, снимаешь ногу с тормоза, переставляешь на газ, и вперед!
– Так просто?! – воскликнула она. – Без всякого сцепления, не как на папкиной телеге?!
– Без, – подтвердил он. – Отпустила тормоз и вперед. Только следи за дорогой. Полноприводная машина юркая.
– Отпускаю!
Тяжелый джип вздохнул и тронулся.
– Поехали!!!
– Этот Гагарин в юбке тебе покажет полет вокруг Луны! – бросила Элла.
– Ты еще об этом пожалеешь, дядя Слава, – ехидно добавил Виктор Войтович.
– А вот дуля тебе, – ответил Ганцев.
Джип вилял по дороге, как трактор, ведомый пьяным механизатором. Скорость нарастала.
– Ксенька, не жми так сильно! – воскликнул он.
– То ли еще будет, – сладким голосом известила Элла.
Левое колесо чиркнуло по обочине, салон по-утиному накренился влево.
– Ксеня!– сказал Ганцев. – Притормози!
– Не могу! – жалобно воскликнула она. – Забыла, как!
– Ксеня!!!..
Он схватил ее узкое колено и нажал вниз.
Трехсотсильный V-образник взревел зверем, «Хаммер» прыгнул вперед. Бестолковая девчонка не перенесла ногу с педали на педаль, сейчас давила на газ.
В боковом зрении блеснул перстенек на ее пальце, двигающийся вперед.
– Не трогай селектор!!! – закричал Ганцев. – Тормози!!!
Вывернув руль влево, он съехал с обочины по трансверсальной траектории. По дверцам оглушительно хлестали жесткие стебли травы, земная твердь переваливалась из стороны в сторону быстрее, чем воспринимал мозг.
Что-то гремело и трещало, сзади что-то кричали – Ганцев не слышал ничего, только выруливал одной рукой, держа Ксенькину ногу, которая, кажется, все-таки переместилась на тормоз.
Когда «Хаммер» замер, он очнулся.
Селектор стоял в положении «нейтрали». Ксенька остановилась вовремя, ничего непоправимого не произошло.
Двигатель рокотал на холостых оборотах, ожидая дальнейших действий.
– Ксеня, держи ногу на тормозе, не снимай, – приказал Ганцев.
Девчонка несколько раз кивнула, судорожно сглатывая. На нее было больно смотреть.
Неловко взяв с непривычной стороны Г-образную рукоятку, он нажал кнопку, перещелкнул селектор на безопасный «Р» и перевел дух.
Места были заливными, насыпь дороги поднималась до небес. Тяжелый джип стоял, опасно накренившись под углом к горизонту. Было страшно думать о возможных последствиях.
– Ксенька… – выдохнул Ганцев. – Ты больше так не делай!
– Дядя Слава, я… – заговорила девчонка плачущим голосом.
– Мы тебя предупреждали, – сладко проговорила Войтович-старшая.
– Элка, не будь – как говорил один мой друг, мудрый старый еврей – «умной, как моя жена потом», – ответил он. – Твоя дочь ни в чем не виновата.
– Ну конечно, – ответил Виктор. – Ведь твой «Хаммер» не перевернулся!
– Но мог только так, – констатировала Маргарита. – Ганцев, я тебе поражаюсь. Чем дальше живешь, тем больше дуреешь.
– Дядя Слава… – опять заговорила Ксенька.
– А если бы мы перевернулись и грохнулись бошками о крышу?! – неожиданно перебил Аркадий. – Меня и так чуть шезлонгами не задавило.
– Но ведь не задавило же! – возразил Ганцев.
– Дядя Славочка, – дрожащим голосом повторила девчонка. – А что мне теперь делать? Я чуть не разбила вашу новую машину…
– Ничего, Ксеня, – ласково ответил он. – Ничего. С кем не бывает? Сейчас выну тебя из кабины и сяду сам. Выедем отсюда и поедем дальше.
Полудочка молчала и всхлипывала.
Ганцев протянул руку, погладил ее по искусственно состаренной голове.
– Мы вам не мешаем? – раздался сзади голос жены.
Не отвечая, он полез наружу.
Когда Ганцев принимал Ксеньку с водительского места, та обняла его за плечи, приникла всем телом.
Это было смешно. И почему-то грустно.
2В сосняке пахло старой хвоей. Тут могли водиться маслята, не будь эти края чрезмерно посещаемы горожанами, рвущимися на природу.
Правда, мусора, бумажек, бутылок и пивных банок кругом не валялось, отдыхавшие прибирались за собой.
Наверху яростно сияло субботнее солнце, внизу было приемлемо, хоть и по-летнему тепло.
Жужжали земляные осы, тихонько скрипели ветки – стучали, задевая друг о друга – но в целом тут стояла тишина.
Время от времени где-то неподалеку постукивал дятел, на душе у Ганцева дрожал тихий уют.
Он сидел в шезлонге между чешуйчатыми стволами и наслаждался ощущением одиночества неподалеку от людей.
На краю сосняка зеленели сумрачные папоротники, дальше колыхалось белопенистое море – там цвели зонтичные растения, ветер гнал волны сладкого аромата.
За зонтиками вздымался пригорок, поросший низкой травой и мелкими фиолетовым цветами.
Это было излюбленным местом их пикников.
На пригорке стояли еще два шезлонга. Маргарита Ганцева и Элла Войтович, намазанные кремом то ли против, то ли для загара, раскинулись под солнцем и о чем-то тихо переговаривались.
Ближе к распадку, по дну которого тек извилистый ручей, росло несколько высоких раскидистых берез. Сосновые стволы заслоняли обзор, но Ганцев знал, что там разложен стол, а у одноразового мангала колдует над шашлыками Виктор.
Жизнь была прекрасной, хотя и слегка удивительной.
Сейчас он уже не понимал, как мог доверить девчонке новенькую машину стоимостью в три миллиона. «Хаммер» оставался «Хаммером», но обочина – обочиной; при быстром спуске по касательной даже культовый джип мог опрокинуться. И, будучи честным перед собой, Ганцев помнил, что после того, как он выбрался обратно на дорогу, под рубашкой между лопаток тех нехороший пот.
Но все обошлось, красный «Титаник» – несокрушимый и без единой царапины – стоял у берез, отдыхая в тени.
Не стоило сожалеть о том, что было – тем более, о том, чего не было. Он никогда не смотрел назад.
Пикник с друзьями обещал радость. Она не омрачалась даже тем, что остальным предстояла выпивка, а Ганцева сковывал руль. Тут тоже все оставалось впереди.
Сам он не имел склонности ни к чему, кроме бизнеса и автомобилей, но Виктор который год перестраивал дачу, доставшуюся от тестя, и божился, что следующим летом она будет готова ко всему. Под «всем» подразумевалась возможность приезжать семьями, есть шашлыки, париться в бане, пить водку, а потом ночевать со всеми удобствами.
Маргарита с Эллой были лучшими школьными подругами, Войтовичи и Ганцевы жили в соседних кварталах, на смежных улицах: Академика Королева и Космонавта Юрия Гагарина.
Виктор считался его другом, других близких друзей не имелось.
Элла не очень любила Ганцева, в разговоре подсыпала колкости. Но он терпел ее общество, поскольку был снисходителен ко всему белому свету. Кроме того, ему нравились Эллины колени. Большие, гладкие, полушаровидные – как фары грузовика «ЗиЛ-150», скопированного с американского «Студебеккера». Ганцев не строил планов, но эстетическое удовольствие от женского тела было одной из приятных составляющих жизни.
Сама Маргарита – высокая, прекрасно сложенная – могла дать кому угодно сто очков вперед. Ее большая крепкая грудь была предметом гордости и зависти; Войтович засматривался на нее точно так же, как Ганцев – на коленки Эллы.
Вероятно, в том заключалось мировое равновесие.
На природу они выезжали по инициативе Ганцева; Виктор не проявлял активности, только присоединялся. Впрочем, все его машины были одинаково непригодными для вылазок в полудикие места.
Войтович всю жизнь суетился на подхвате, ездил на ржавых колымагах российского производства, которые покупал за полцены подержанными у своих начальников. Он вызывал сочувствие, порою даже жалость.
Брак Ганцевых был вторым у обоих.
Энергичная и открытая на первый взгляд, Маргарита жестко отъединилась от прошлого и не любила рассказывать о себе прежней. Ее родители давно развелись, с новыми семьями разъехались по разным городам – Маргарита не общалась с ними и даже не поздравляла с праздниками. О первом муже своей второй жены Ганцев ничего не знал.
Первый, весьма короткий, его брак вспоминался, как тряска по булыжной мостовой. Нынешний оказался спокойным. Правда, в покое иногда ощущалось равнодушие, но иного не могло быть у людей, которые прожили вместе двадцать лет. Сексом они занимались редко, в последние годы жена стала спать в ночной рубашке. Но это не мешало признавать главное качество Маргариты: с ней было надежно.
Горький опыт молодости не оставил непоправимого в Ганцевской жизни: с первой женой они не успели завести детей. Маргарита имела проблемы по женской части, оба ее брака остались бездетными. Обделенная природой, она была лишена материнского инстинкта, о приемных детях не мечтала, к чужим не тянулась, хоть и работала педиатром в районной поликлинике.
Ганцев время от времени испытывал вспышки отцовских чувств, их удавалось удовлетворять без труда: Ксенька Войтович росла на его руках.
Жена называла младшую Войтович его «полудочкой» и была права. Ганцев имел от Ксеньки все радости, но «полу» избавляло от ответственности.
Приходя в гости к Войтовичам, он погружался в иллюзорное отцовство. Маргарита с Эллой накрывали стол, Виктор откупоривал бутылку и периодически кричал с кухни, что «аракА стынет», а Ганцев не мог оторваться от девчонки – сидел с ней в комнате, ласкал, целовал, называл нежными словами.
В такие минуты он чувствовал, что сам становится светлее.
Когда Ксенька подросла, Ганцев стал играть с ней в шашки и разговаривать о жизни. Играла полудочка хорошо и почти всегда оставляла его в лузерах.
Маргарита дочку одноклассницы недолюбливала и относилась к ней скептически. С некоторых пор Ганцеву стало казаться, что жена даже ревнует его. Это казалось смешным, поскольку никаких чувств, кроме отцовских, к девчонке он не испытывал.
Впрочем, в последнее время Маргарита стала необоснованно раздражительной, придиралась и вспыхивала по пустякам.
Должно быть, она приблизилась к возрасту глобального недовольства, жизнью. Ганцев прощал жене все и на ее настроения смотрел сквозь пальцы, поскольку сам был успешен, как тысяча чертей.
Издали донесся звонкий Ксенькин голос. Слова оставались неразборчивыми, но она была счастлива со своим Арсением.
Подумав о том, Ганцев решил, что на обратном пути опять даст ей порулить. Упражняться на неровной грунтовке, извивающейся между обочинами, было неразумно. После выезда из деревни Воздвиженка, за которой они отдыхали на земляничных холмах, до региональной трассы оставалось четыре километра по прямому асфальтированному проселку, рассекающему плоские поля. Те места были идеальными для учебной езды. Там и следовало все повторить.
Полудочке нравилась его новая машина, он был готов на что угодно ради ее радости.
Поблизости раздался шорох.
Ганцев поднял голову.
Среди зеленой хвои мелькнул рыжий хвост, за ним показалась белка. Винтообразно пробежав во стволу, она замерла вниз головой в метре над землей и внимательно посмотрела непроницаемо черным глазом.
Ее мордочка напоминала миниатюрную лошадиную.
– А Кальтенбруннер возьмет и женится не еврейке! – сказал ей Ганцев. – Что бы они там ни… говорили.
Белка не ответила, дятел за спиной постучал в знак согласия.
3-…Дядя Слава!..
– А?..
Ганцев вздрогнул, заморгал и понял, что незаметно уснул.
– Дядя Слава, вы меня простите, пожалуйста.
Полудочка стояла перед ним.
На ней было красное стринг-бикини из трех лоскутков минимальной площади, соединенных шнурками.
– За что, Ксеня? – спросил он, подавив зевок.
– За то, что я чуть не угробила вашу новую машину.
– Но ведь не угробила. Да если бы и угробила – она под КАСКО, я бы восстановил как новую, твоя мама и тетя Рита зря начали разоряться.
– Значит, вы на меня не сердитесь?
– А когда я на тебя сердился?
– Никогда.
Кивнув, Ксенька помолчала.
– Дядя Слава…
Она заговорила вкрадчиво, присела на корточки рядом с шезлонгом.
В такой позе полудочка выглядела котенком-переростком. Ксенькины ноги были длинными, но неизящными; узким коленям вряд ли предстояло развиться до студебеккерного совершенства Эллы.
– Что, Ксеня? – ласково сказал Ганцев.
– А пойдемте с вами на луг за речку сходим!
– За какую речку?
– Ну, не за речку, за ручей, который в ущелье. На луг, который за ним.
– Что ты там потеряла? – поинтересовался он, пытаясь все-таки не зевнуть.
– Ягод хочу набрать.
– Каких?
– Земляники.
– Она давно отошла.
– Ну тогда ежевики. Или малины. Или черники, что там еще есть?
Ганцев не ответил. Ему хотелось лишь сидеть и дремать, ощущая себя наяву.
– Ну пойдемте, дядя Слава, ну сходимте…
Полудочка прижалась щекой к его колену.
–…Там хорошо, но я одна боюсь. Всякие сельчане ходят.
– Ксеня… – он потянулся, хрустнул суставами. – Сходи со своим Афанасием, какие проблемы?
– Он, вообще-то, Артемий, но это без разницы. С ним не могу, он прислуживает папе на шашлыках.
Слово «прислуживает» погладило душу.
У Арсения-Аркадия-Акакия все было впереди: от познания женщины до поднебесных высей. А у него в жизни не осталось неизведанностей.
Да и сама жизнь сделалась бизнесом ради бизнеса. Бытие скрашивали только автомобили.
Однозначно, Ксеньке стоило дать порулить еще раз.
Белка убежала по своим делам; дятел неодобрительно молчал.
– Ксеня, я когда-нибудь в чем-нибудь тебе отказывал? – вздохнув, спросил Ганцев.
– Нет, дядя Слава. Ни в чем и никогда. Так сходите со мной?
– Схожу, что с тобой делать. Идем.
Ксенька поднялась, побежала вперед, раздвигая узким телом душистые зонтики.
На пригорке слоился зной.
Жены таяли в шезлонгах.
Ганцев подошел к Маргарите. Он не был ни в чем виноват перед ней, но попросил прощения, поцеловал в лоб.
– А меня? – спросила Элла.
– Тебя, когда вернемся с того берега, – ответил Ганцев.
– Должно быть, в Африке сейчас ужасная жарища! – произнесла она.
– Ты это к чему? Мне кажется, и тут не холодно.
– Ни к чему. Это из Чехова.
– А при чем тут Чехов?
– Куда тебя зовет эта дурочка? – не отвечая, спросила Элла. – Я тебя предупреждаю еще раз, дядя Слава, она еще никого не доводила до добра.
– Мы с дядей Славой идем гулять на луг за ручей, – за Ганцева ответила Ксенька. – Пока вы тут жарите шашлыки-машлыки. Изжарите – позовете.
Дернув за руку, она развернула его за собой.
– Удачи тебе, сыщик, – донесся вслед насмешливый голос Маргариты. – Изображай дальше Джеймса Бонда в роли Шона Коннери.
– И не забудь усадить ее пописинькать под кустик, – добавила Элла.
«Хаммер» стоял, как скала. Над мангалом вился угольный дымок, напоминающий запах железной дороги – путешествий в новую реальность, которая казалась лучше старой.
– Вячеслав Константинович, – вежливо обратился Артемий. – Пока вы отдыхали, Элла Эдуардовна хотела послушать музыку, но Маргарита Анатольевна не знает, как открыть вашу машину!
– Виктор Андреевич! – позвал Ганцев.
– Слушаю! – ответил Войтович.
– Машина открыта, чип-карта в слоте. Надеюсь, твоего инженерного образования хватит, чтобы разобраться в кнопках и включить Элле Эдуардовне ту музыку, какую она хочет?
– Аккумулятор сядет, – нежно возразил друг.
– Мой – не сядет, – отрезал Ганцев. – Только встанет тверже.
– Ну мы идем или не идем, дядя Слава?.. – уточнила Ксенька.
– Идем, конечно, идем, моя сладкая!
Последние эпитеты он почти выкрикнул.
В данный момент ему захотелось досадить женам.
– Ходил по Уралу Чапаев-герой,
Он соколом рвался с врагами на бой!
– выразительно пропел Виктор.
Он любил напевать, всегда находил что-то подобающее моменту.
Ганцев отмахнулся, не обращая внимания на подковырки.
Пригорок, стекающий к ручью, был глинистым. Тут росли отдельные кусты полыни, подчеркивающие общую безжизненность почвы.
Ксенька скользила впереди, он шел следом, неожиданно ощущая немолодость.
– Дядя Слава! – крикнула девчонка, достигнув русла. – Блин, тут такие камни. Скользкие, как лягушки, я шандарахнусь в сланцах, не переберусь.
– Может, пойдем назад? – предложил Ганцев, спустившись к ней. – Пес с ними, с этими ягодами, которых нет.
– А вы можете меня туда перенести? Взять на руки и на ту сторону?
– На руки?
– Ну да. Я же ваша полудочка, вы меня всю жизнь носите на руках. Правда, сейчас я стала тяжелая. Но вы ведь сильный, как не знаю кто?
– Сильный, сильный, – подтвердил он.
– Ну так несите меня, дядя Слава!
Сияло равнодушное солнце, в разливе мелководного ручья мельтешили оранжевые бабочки с черными крапинками. Ничтожное русло Ганцев преодолел в три шага.
На противоположном низком берегу росла густая, по-нехорошему зеленая трава. Посвященный в некоторые детали, он знал, что будущей женщине вредно ходить по холодной сырости, и пронес Ксеньку еще метров двадцать до сухого места.
– Ну все, мы тут, – сказал он, опустив ее на дорожку у края луга.
– Вы не устали, дядя Слава, меня тащить? – спросила она.
– Нет, – ответил Ганцев и вдруг обнаружил в себе нечто ненужное.
Всю жизнь он позиционировал Ксению Войтович полудочкой – то есть ребенком.
Но в радикальном купальнике она была практически голой, крепко прижималась и обвивала его шею руками, помогая себя нести…
В итоге выяснилось, что Ганцеву не стоит поворачиваться к ней в профиль.
Вероятно, это было нормальным, ведь в нем еще не умер мужчина.
– Ксенька, ты как-то вдруг выросла, – сказал он. – Тебе сколько лет, я запутался?
– Сейчас шестнадцать, – ответила она, поправляя на себе веревочки. – А что?
– Да ничего…
Он вздохнул.
–…В общем, мы на месте. Ищи свои ягоды, а я пойду посмотрю грибы вон в том березняке. Мы в пределах звуковой видимости – зови, если что.
– Хорошо, дядя Слава, – мелодично сказала Ксенька. – Если что, позову.
Отсюда был виден пригорок, оставшийся за ручьем.
«Хаммер» краснел, дымок завивался высоко.
Вероятно, Виктор уже принял водки и сейчас хозяйничал, понукая Арсения, который был Артемием.
