Текст книги "Полудочка"
Автор книги: Виктор Улин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Глава вторая
1Принтер отжужжал свое и выбросил горячий листок.
Ганцев поднес его к глазам и тут же отодвинул. Кажется, начала проявляться дальнозоркость, которой прежде не было. Возраст брал свое и это не подлежало коррекции.
Нажав кнопку на селекторе, он вызвал Газинура, технического директора.
– Когда передавать на сборку? – поинтересовался тот, внимательно прочитав спецификацию. – После оплаты или сразу начинать?
– Насчет оплаты я с Фридрихом разберусь сам, – ответил Ганцев. – Собирать прямо сейчас, по готовности отправить.
– Курьером?
– Самим. Поручи кому-нибудь из сборщиков, у кого есть машина. Пусть доставит, установит, включит, проверит на месте. Я заплачу наличными.
– Эта Ксения Викторовна Войтова…
– Войтович.
– Эта Ксения Викторовна Войтович – наша новая ВИП-клиентка?
– Типа того, – он кивнул, не вдаваясь в подробности. – В общем, так, Газинур. Собрать по высшему разряду и доставить.
– Доставить, доставить… – пробормотал подчиненный. – Адрес есть, я вижу… Домашний или офис в квартире?
– Домашний.
– А телефон у Ксении Викторовны есть? А то вдруг приедут, а она на работе.
– Телефон есть, – ответил Ганцев и тут же сообразил, что на самом деле его нет.
С Ксенькой они никогда не перезванивались; им было не о чем говорить.
Узнать ее номер не представляло проблем. Нужно было позвонить Виктору или Элле.
В просьбе не нашлось бы ничего двусмысленного. В субботу они обо всем договорились, с Войтовичами расстались тепло, как всегда. У подъезда Ганцев крепко обнял полупьяного Виктора и поцеловал в губы Эллу, которая обняла его в ответ и не отпускала чуть дольше, чем следовало жене друга. С Ксенькой они обменялись рукопожатиями, глядя глаза в глаза. Но лишних жестов не было, для окружающих отношения не вышли из привычного формата.
Однако звонить сейчас Войтовичам и просить Ксенькин номер вдруг стало невозможным.
Ганцеву казалось, что он скатится в какую-то ненужную колею, начнет юлить и оправдываться там, где без происшедшего на куче сена не требовалось оправданий.
Случившееся было необратимым; этот крест совести предстояло тащить всю оставшуюся жизнь.
– Телефон есть, Газинур, – повторил он. – Но в ежедневнике, а ежедневник я забыл в машине. Сейчас спущусь и принесу. А ты начинай собирать.
– Окей, Вячеслав Константинович.
– Это ведь займет немало времени, я полагаю?
– Думаю, как минимум до вечера, доставим завтра. Допустимо?
– Допустимо, – ответил Ганцев. – И вот еще, Газинур.
– Слушаю, Вячеслав Константинович.
– Подбери из того, что у нас в наличии, монитор – побольше и получше. И лазерный принтер. «Эйч-Пи», если нет – передай Георгию от моего имени, пусть закажет. Это фактически для меня.
– Хотел бы я быть на месте нашего нового ВИП-клиента, – усмехнулся технический директор.
– Как говорилось в «Бриллиантовой руке» – «Напьешься – будешь!» – ответил Ганцев и пошел из кабинета.
2Сняв джип с сигнализации, он распахнул водительскую дверь, но тут же захлопнул и перешел на другую сторону.
Вдруг подумалось, что на пассажирском кресле, где сидела оплодотворенная им Ксенька, могло остаться пятно, позавчера незамеченное.
Ганцев просунулся в салон.
Там пахло дорогой кожей оригинального американского производства и больше ничем. Черная подушка сиденья была девственно чистой, опасался он зря.
Начавшееся после возвращения с того берега прошло в тумане.
Елись какие-то шашлыки… впрочем, не «какие-то», а великолепные, поскольку он сам выбирал мясо в кэш-энд-кэрри «Метро», куда допускали лишь избранных. Сладенько подъелдыкивал Виктор, напролом дерзила Элла, насмешливо щурилась жена, что-то булькал насильно поимый Артемий.
Что делала все это время Ксенька, шло мимо сознания.
Ганцев был кристально трезв, но в лоскуты пьян от воспоминаний о том, что произошло под шорох мышей. Его мотало из стороны в сторону, колотило затылком об невидимую стену. Он был здесь и не здесь, изо всех сил старался не замечать Ксеньку, с которой свел бог Приап… Но сейчас вспомнил, что полудочка куда-то отлучалась, зажав в кулаке салфетки.
В отличие от «дяди Славы», она знала, что делает и умела ликвидировать следы.
Ганцев забрался на пассажирское сиденье.
Ксенька сидела и слева, за рулем. Но там она была невинной девчонкой, к которой он не испытывал никаких чувств, кроме отеческих.
А на этом ее тонкие ноги стали ногами любовницы – не любовницы, совратительницы – не совратительницы, кого-то непонятного, но тревожащего душу.
– Черт бы тебя побрал, Лолита недоделанная! – вслух произнес он.
Машина молчала, только на панели управления гаджетами помигивали какие-то лампочки, в назначении которых он еще не до конца разобрался.
Ганцев глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Потом вытащил телефон, открыл список контактов, нашел Войтовичей и задумался, кому из них звонить.
Не дав подумать, телефон ожил – завибрировал, потом зазвонил.
Цифры номера не вызывали ассоциаций.
– Компания «Комплайн», – ответил он, приняв вызов. – Ганцев слушает.
– Дядя Слава, это я… – виновато пропищал наушник Ксенькиным голосом.
– Ксеня, ты молодец, – искренне сказал Ганцев. – Я как раз думал о тебе, и…
Взять Ксенькин мобильный номер из памяти входящих было в тысячу раз проще, чем звонить ее родителям, изворачиваться ужом на сковородке своих знаний и опасаться, что те догадаются о лишнем.
– Я и говорю, дядя Слава, – подтвердила девчонка. – Мы с вами одной крови и на той же самой волне. Я дома одна, предки на работе до вечера… Приезжайте наконец.
– Ксенька…
Он замолчал.
Девчонка, которую он аттестовал «полудочкой», сверлила глубины подсознания.
– Все, что случилось вчера…
– Позавчера, если точно, – мелодичным голоском поправила Ксенька.
– Все, что было позавчера, было не с нами. Нас попутали черти. О том надо забыть. Забыть навсегда. И жить дальше.
Ганцев рубил фразами в духе коротко обритого Маяковского, который сожительствовал с чужой женой в ее же семье.
– Забудь все это. И дай бог, чтобы обошлось без последствий.
– Так и я о том, дядя Слава! – ласково ответила она. – Сегодня у меня последний безопасный день. Можно без презера. Завтра уже нельзя. Кайф не тот.
– Ксенька! – сказал он. – Я звоню тебе…
– Не вы, это я вам звоню, дядя Слава.
Проклятая девчонка одурманила так, что он перестал адекватно воспринимать реальность.
– Неважно! – выкрикнул Ганцев. – Хочу сказать, что твой компьютер собирается и завтра тебе его привезут. Всё. О прочем забудь навсегда.
Не дожидаясь Ксенькиного ответа, он дал отбой.
Жизнь возвращалась в нормальное русло, «Хаммер» не пах ничем лишним.
Не давая успокоиться до конца, телефон опять ожил. Звонила не Ксенька, а Георгий, коммерческий директор.
– Вячеслав Константинович, – вкрадчиво заговорил тот. – Не нашел вас на месте, хочу напомнить, через пятнадцать минут у нас скайп-конференция с узкоглазыми. Вы появитесь, или мне вести самому?
Ганцев вздохнул свободно. Вопросы бизнеса отрезвили.
Решение вопроса следовало держать своей рукой, не передоверяя никому.
– Появлюсь, Георгий, сейчас приду, – сказал Ганцев. – Я тут, во дворе, спускался в машину, уже поднимаюсь. Ты пока готовь все.
Не успев затихнуть, телефон заверещал вновь. Теперь звонила жена.
Слегка успокоившись, он ответил без дрожи в голосе.
– Слава, ты можешь подъехать и свозить меня в Жиглино? – без предисловий спросила Маргарита. – Там девочка с дисплазией тазобедренного сустава, родители вздумали, что я врач-гуру, просят посмотреть.
– Рита, я не могу, – ответил Ганцев. – Хотел бы, но не могу, поверь. У меня через полчаса беседа с китайцами, ее нельзя перенести.
Жена молчала; в наушнике плавали гулкие звуки детской поликлиники, где-то близко плакал ребенок.
– Риточка, ты меня пойми. Ты помнишь, две недели назад я выиграл тендер по информационному обеспечению сельских школ. Через несколько дней буду подписывать контракт.
– Да, ты говорил.
– Ты знаешь, как проходят эти тендеры?
– Нет, откуда. Ты же раньше в них не участвовал.
– Я выиграл лишь потому, что пообещал самый высокий процент отката чиновникам из областного управления образования, которые все решают. По итогам я заработаю примерно столько же, как если бы просто торговал компьютерами. Конечно, быстрее из-за объема, но и мороки на порядок больше. И потому я должен переиграть все в свою пользу. Немедленно, пока не подписан договор.
– Как?
– Найти самых дешевых поставщиков и поставить товар не той спецификации, какая оговорена. Тот хлам, которое я буду слать фурами в школы Хуюргазинского, Дрочетлинского, Захерактамакского и прочих районов, на входе должен стоить столько, чтобы на выходе давать четыреста процентов прибыли. И тогда у нас с тобой будет куча денег.
– То есть ты поставишь технику более низкого качества?
– А ты как думаешь. По своим туфлям знаешь, что цена и качество находятся во взаимно обратном соответствии.
– А это законно, Слава?
– Рита, не будь ребенком, – он вздохнул. – Бизнес и обман суть синонимы. «Честных успешных бизнесменов» не существует в природе вещей – это химера, раздутая депутатами Госдумы, которые наворовали столько, что мне не приснится даже спьяну. Законно живет учитель пения из деревни Верхние Елдыши. Но и тот по воскресеньям приторговывает на автостанции кроликами, которых кормит объедками из школьной столовой. Бог не выдаст, свинья не съест. Кто не рискует…
– Но эти школы, Слава…
– Понял, что ты хочешь сказать. Но кто будет учиться на этих компьютерах?
Он помолчал, Маргарита слушала.
Ребенок продолжал плакать; видимо, у него что-то болело всерьез.
– Ты представляешь контингент деревенских школ? Им все равно, что поставлять: системники «Делл» или колоды для колки дров. На моих компьютерах учителя будут лупиться в пасьянс, а ученики – серфить по порносайтам, больше ни для чего они использоваться не будут.
– Я понимаю тебя, Слава, – наконец ответила жена.
– А мы с тобой заработаем и черный «Ягуар» и квартиру с отдельной спальней для тебя. Каждому – свое, это тысячу раз верно, понимаешь?
Ганцев перевел дыхание и продолжил, не дожидаясь ответа:
– И потому я не могу перенести конференцию с желторожими! На данный момент от них зависит наша дальнейшая жизнь.
– Понимаю, Слава, – повторила Маргарита.
– К своим ТБСникам поезжай на такси. У тебя есть наличные? Если нет, заедь по дороге в банкомат.
– Хорошо, заеду.
– Подожди, а у тебя есть на карте деньги? – спохватился он. – Ведь прошла, кажется, целая неделя с тех пор, как я перевел тебе последние пятьдесят тысяч! Сейчас кину еще, прямо тут, с телефона…
– Слава, успокойся, – перебила жена. – Я не успеваю тратить десятую часть того, что ты мне переводишь. Наличные у меня есть, больше, чем достаточно. Все нормально, извини, что побеспокоила.
– Я тебя люблю, – привычно сказал Ганцев.
Не ответив, жена дала отбой.
Он сидел с угомонившимся телефоном в руке и смотрел вперед.
Наружная парковка бизнес-центра, где «Комплайн» арендовал целый этаж, смотрела на оживленную улицу.
Там сновали прохожие, сверкали голыми ногами девушки в шортах, там кто-то кого-то любил и на что-то надеялся – или хотя бы возжелал на остаток дня, который мог оказаться последним.
У каждого текла жизнь.
Ганцеву подумалось, что его собственная жизнь – единственная и неповторимая – идет как-то не так.
3«Хаммер» не сверкал, а скромно сиял под окном, как и положено машине такого класса.
Около правого борта стояли два мальчишки, махали руками и указывали на колеса.
Вчера – точнее, позавчера – случилась небольшая неприятность. Отвозя чертова Артемия домой, он заехал в убогий двор хрущевской пятиэтажки, предназначенный для столь же убогих автовазовских машин. Ксенькиного обожателя следовало выкинуть на улице, но перфекционист по жизни, Ганцев довез его до указанного подъезда.
Разворачиваясь в обратный путь, еще не привыкнув к габаритам «Хаммера», он задел задним бампером какую-то бетонную надолбу.
Сейчас на богатом красном фоне зияла уродливая царапина – прочерченная до белой грунтовки и напоминающая ссадину на душе невинной девственницы, соприкоснувшейся с реальной жизнью.
Ксенька таковой не являлась… впрочем, она тут была не при чем.
Царапину следовало устранить, пока она не пошла глубже.
Все подобные проблемы Ганцев решал в автосалоне «Опель», где был лучший в городе цех кузовного ремонта. Страховая компания отправляла туда неохотно из-за расценок, вдвое превышавших средние, приходилось решать вопросы через начальство.
Сейчас ремонт предстоял небольшой, Ганцев решил, что его можно сделать за свой счет, минуя КАСКО.
Встреча с китайцами – умноженная на утренние хлопоты вокруг обещанного Ксеньке компьютера – отодвинула решение вопроса на день.
Мальчишки видели эту царапину и сейчас смеялись над Ганцевской неумелостью.
Подумав об этом, он усмехнулся. Россияне водили машины, как питекантропы, ежедневно оббивали их обо все, что можно. Никого не интересовала царапина, они просто разглядывали джип, единственный в городе.
На асфальте перед парковкой можно было прочитать полузатертую надпись белой краской:
С ДНЮХОЙ, КСЮХА !
Кругом стояла тишина, лишь за спиной на торцовой стене глупо щелкали китайские часы в виде тарелки с парой нарисованных рыб.
Ганцев вздрогнул, ощутив тепло чужого тела.
– Ксеня, – строго проговорил он. – Прекрати.
В ответ что-то зашуршало.
– Ксения, ты поняла, или нет?
– Поняла, дядя Слава.
Окно слабо отражало обоих.
В коротком цветастом халатике Ксенька казалась наивной.
А он – бруталом, каким не был.
И, самое главное, Ганцев не мог понять, каким образом вместо того, чтобы возвращаться в офис, он позвонил коммерческому директору Георгию, велел разбираться с китайцами самостоятельно, пересел на водительское место и приехал сюда.
– Ксеня, тебе шестнадцать лет, – устало сказал он. – После того, что произошло, я являюсь уголовным преступником. Если кто-то об этом узнает, мне светит статья.
– Фигня, дядя Слава, – возразила полудочка. – Вы отстали от жизни и в ней не ориентируетесь. Если сегодня сажать всех, кто занимается сексом раньше восемнадцати лет, город опустеет, а тюрьмы лопнут.
Он не ответил, не зная, чем крыть Ксенькину аргументацию. Возможно, она в чем-то была права.
– Мы живем в троглодитской пещере, дядя Слава. Законы тут пишут школьные кошелки в вязаных кофтах. А в американских колледжах все трахаются с двенадцати лет и еще никто не умер.
С подоконника ему заглядывали в глаза нежные, звездчатые белые цветы.
Элла обожала домашние растения, ухаживала за ними любовно и у нее круглый год что-нибудь цвело или здесь, на кухне, или в Ксенькиной комнатке или в большой общей.
– И вообще, дядя Слава, все гораздо проще. Тетя Рита позавчера обозвала меня Лолитой и была права, потому что сейчас я в самом деле развратная малолетка.
– Ты не развратная, – перебил Ганцев. – Ты…
– Это так, – не давая говорить, возразила Ксенька. – Так и есть. Но я где-то читала, что нельзя остановить время, даже если сломать часы. Жизнь бежит вперед и не зависит от нас. Пройдет три года – всего три года, какая-то тысяча дней! – и мне исполнится восемнадцать. Станет плевать на все эти глупые законы, со мной можно будет трахаться хоть на ресепшен «Президент-отеля», и никто слова не скажет!
– А причем тут ресепшен?
– Кожаные диваны, на них удобнее, чем дома на кровати.
– Ты что, там бывала?! – ужаснулся он. – Как тебя занесло в отель?
– Никак, – коротко ответила Ксенька. – Эту тему развивать не будем. Если вы узнаете, где я бывала, отвернетесь от меня и больше ко мне не приедете.
– Ксеня, я и сегодня не собирался приезжать к тебе, – соврал Ганцев. – Я поехал домой, потому что забыл кое-какие документы, но…
– Но все вышло к лучшему, – продолжила она и обняла его из-за спины.
– Я… – возразил он, пытаясь расцепить ее руки. – Скажи хотя бы, тебе… тогда не было больно?
– Да ну вас, дядя Слава…
Сцепление стало еще более крепким.
– Вы такой нежный… никакого сравнения с моими озабоченными ровесниками. С вами…
Ксенькин голос прервался.
Ганцев смотрел на свой джип и ощущал томление.
Все являлось категорически недопустимым. Маргарита, Элла, Виктор и даже отключившийся Артемий – которого жестоко вырвало на крыльце подъезда, когда Ганцев тащил его к лифту – молча кричали, что происходящее лежит за рамками.
Но рамки устанавливал неизвестно кто, и он понимал, что сопротивление бесполезно.
– Что вы замолчали, дядя Слава, – сказала девчонка, прижавшись головой к его плечу. – Мне так нравится слушать ваш голос.
– А мне – твой, – признался Ганцев и повернулся к ней.
В этом чертовом халатике, кокетливом домашнем платье, Войтович-младшая была очень женственной.
И было незачем жить, не обладая ею.
– Дядя Слава… – заговорила Ксенька.
Не давая ей говорить, в кармане халата закукарекало.
– Извините, – сказала она и вынула телефон.
– Извиняю, – ответил он, не понимая себя.
– Да. Нет. Нет, говорю тебе, – жестко бросила Ксенька в ответ на глухо булькающий голос. – Ты что, не понял? Нет, я сказала, я занята. Вообще занята. Ты понимаешь по-русски, вообще? Все, отвянь, мне некогда.
Дав отбой, она выключила аппарат и бросила его на кухонный стол.
Стекло было разбито, Ганцев подумал, что после компьютера следует подарить девчонке хороший мобильник.
– Теперь все, дядя Слава, я в вашем распоряжении, – сказала она.
– Ксенька, Ксенька, – обреченно сказал он. – Зачем я тебе нужен? Я старше тебя на тридцать лет.
– Прямо так и ровно на тридцать? – девчонка усмехнулась. – А не на двадцать девять или тридцать два? Вы ведь, дядя Слава еще в субботу не помнили сколько реально мне сейчас?
– Если честно, Ксеня, я не помню сколько реально мне самому, приходится считать. О том, сколько тебе, лучше не думать. Но то, что я старше тебя ровно на тридцать лет, с точностью до нескольких недель – это точнее точного. Помню железно.
– А почему?
– Я не всегда был таким, как сейчас. Начало взрослой жизни у меня было, скажем так, не безоблачным. Так вот, свой день рождения я впервые по-настоящему отметил в тридцать лет. Круглая дата, с тетей Ритой отложили немного и пошли в ресторан, чтобы…
– В какой? – перебила Ксенька.
– В «Лидо».
– Это где?
– Уже нигде, ты его знать не можешь. Был на проспекте Октября, около Госцирка, на краю парка Гафури. Сгорел лет десять назад, подожгли конкуренты.
– Надо же…
– А это «Лидо» было легендой города, – добавил Ганцев. – Однажды там старший бармен скрылся с выручкой за всю смену.
– Ничего себе!
– Это было в добанковские времена. Ни карт, ни терминалов, один лишь чистый нал. Представляешь?
– Примерно, – ответила она. – Бармен молодец. Я бы тоже украла все, что можно. Жалко, нечего пока.
– Все впереди, Ксеня, – серьезно возразил он. – Будет и у тебя «что». Мы в России. А тут если не красть – лучше не жить.
– И вы тоже крадете, дядя Слава?
Ксенька смотрела доверчиво.
– А как ты думаешь, Ксеня? – со вздохом ответил Ганцев. – Я мог честным трудом заработать на новый «Хаммер»?..
–…Который я вам чуть не угондошила, – перебила она.
– Ксенька, что у тебя за лексикон…
Он вздохнул еще раз.
–…Ну неважно, мы отклонились от темы. В общем, Ксеня, мне стукнуло тридцать лет и мы с тетей Ритой и твоими папой-мамой пошли в ресторан.
– И что там было?
– Ничего особенного, я же сказал, не шиковали. Просто сидели под музыку, закусывали салатами – отвратительные, кстати, были салаты, трава непромытая с песком, оливки кислые, не зря это «Лидо» сожгли… Так вот, мы с твоим папой пили водку, уже не помню какую, а тетя Рита – белое вино. Кажется, «Ркацители», настоящее грузинское. А твоя мама сидела и завидовала, потому что была очень сильно беременна тобой и ей нельзя было ничего, кроме минералки, и то без газа.
– Круто, – кивнула Ксенька. – Вы меня убедили, дядя Слава. Верю. Значит, если мне шестнадцать, то вам сорок шесть. Но эти тридцать лет – полная ерунда.
Потянувшись, она стала ослаблять узел его галстука.
Кругом сомкнулись темноватые стены маленькой кухни Войтовичей. Чуть колебались раздернутые тюлевые занавески. Пестрел в углу старообразный «уголок», на котором Ганцев тысячу раз сидел между женой и другом, пил водку и под общий смех преувеличенно нежно целовался с Эллой. Холодно молчала смешанная: с горелками и электрической духовкой – плита, за которой в магазин ездили на Ганцевской машине, тогдашней белой «Соренто», поскольку у Виктора сломался «Запорожец», купленный по ветеранской очереди отца. Нависал мрачный серо-желтый кухонный гарнитур, над холодильником поблескивала кичевая лазерная картинка в вычурной рамке. Пахло застарелым подсолнечным маслом, землей из цветка и недавно заваривавшимся растворимым кофе.
Перебивая кухонные ароматы, струился запах Ксенькиного дезодоранта и еще чего-то – непонятного, женского.
– Ксенька, мы с тобой жуткие грешники, – пробормотал Ганцев, нежно сжав ее пальцы у своей шеи. – Я знаю, что я должен сделать в данной ситуации.
– Что, дядя Слава? – по-синичьи прозвенела девчонка, глядя ему в лицо.
Зеленые-презеленые, ее глаза одновременно и плавились и пробивали насквозь.
– То, что положено взрослому мужчине, который тебя вырастил и всю жизнь носил на руках. Нашлепать по попе, закрыть за собой дверь, садиться в джип и спешить в офис, пока на другом краю света не разбежались чертовы китайцы. Но.
– Что «но»? – нежно уточнила Ксенька, справившись с галстуком, расстегнув несколько верхних пуговиц и шаря пальчиками по его груди.
– Но это сильнее меня.
– И меня тоже.
– И черт бы меня драл, но те мне все-таки не дочь.
– О чем я и говорю, дядя Слава. Я же позавчера на том берегу, перед тем, как… ну, в общем, заранее выяснила, что вы мне не отец. То есть нам как бы ничего нельзя, но на самом деле все можно.
Светло улыбнувшись, она взялась за его брючный ремень.
– Ты не Лолита, Ксенька, тетя Рита была не права, – сказал Ганцев. – Знаешь, кто ты?
– Кто?
– Ты – Лилит.
– Кто-кто?..
– Лилит, первая жена Адама. Исчадие ада, порождение дьявола, которую устрашился сам бог и обратил обратно в прах, потом создал послушную Еву из подкопченного ребра.
– И меня вы тоже обратите в прах, да?
– Нет. В прах обратишь ты, потому что я не могу тебе сопротивляться.
Щелкнул и загудел холодильник. Он пытался о чем-то предупредить.
– Пойдемте в комнату, дядя Слава, – предложила девчонка.
– Подожди, – возразил он, взял Ксенькино лицо двумя руками и нашел ее умелые губы.
Холодильник гудел и гудел, его никто не слушал.
– Ты заблокировала дверь? – спросил Ганцев, когда они яростно целуясь, очутились в передней, куда открывались двери комнат.
– Конечно, – она кивнула. – С этого и начала, не первый год живу на свете.
Девичья комнатка порозовела от стыда за хозяйку. Картинки на стенах пытались отвернуться, на столе рядом с гробоподобным монитором сидел белый слон без хобота, он тоже закрыл глаза.
– Раздевайтесь, дядя Слава, покидайте одежду здесь, – сказала Ксенька. – И пойдем в комнату к папахенам-мамахенам. Разложим диван, он шире, чем моя кровать.
– Но… – пробормотал он.
Все подошло к краю, но еще не перешло.
Еще можно было застегнуться и уехать.
– Не волнуйтесь, я застелю своим, они ничего не заметят.
Опустив глаза Ганцев заметил, что ноготки на Ксенькиных узеньких ступнях накрашены фиолетовым. Кажется, в субботу такого не было.
Но, возможно, и было: в тот день он не рассматривал полудочку как женщину и ничего не заметил. А после того, как рассмотрел, началось такое, что не замечал уже ничего.
– Выдай мне, пожалуйста, какое-нибудь полотенце, – попросил Ганцев, обреченно снимая пиджак. – Пока ты стелешь, приму душ. Если уж на то пошло, чему быть – того не миновать.
– Ну наконец-то вы мыслите здраво, дядя Слава, – усталым голосом ответила полудочка.
