Текст книги "Полудочка"
Автор книги: Виктор Улин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Летний день катился дальше и продолжал казаться прекрасным.
Еле слышно шуршали березы, которые росли между ручьем и сенокосным лугом.
Среди бело сияющих стволов торчали кочки с тонкой длинной травой.
Оглушительно пахло грибами; казалось, их тут целое море.
Но Ганцев знал, что это лишь дух лесного гнилья: весенние грибы отошли, для осенних не настало время.
Он шагал по краю березняка и вдыхал ароматы, забытые при нынешнем образе жизни.
Вспомнилось другое лето и сокурсница-москвичка, будущая бывшая жены.
Они гуляли по подмосковным перелескам, избранница всегда шагала впереди. Она дразнила телом, одетым в сарафан на лямочках, и читала наизусть Пастернака, даром, что была не лириком, а таким же физиком, как и Ганцев.
Но все-таки в перерыв между стихотворениями ему удавалось коснуться то голого плеча, то талии под шуршащим поплином, то чего-то более существенного.
Эти прикосновения – как показала жизнь – не значили ничего, но стоили всё.
Юность давно ушла в канализацию и бесследно растворилась в Каспийском море, жизнь не оставила сантиментов.
Но бродить по лесу в одиночестве оказалось неожиданно хорошо.
Среди травянистых кочек нашелся-таки один гриб – упорно выросший подберезовик.
Небольшой и идеально круглый, он просился на сковородку, чтобы через пятнадцать минут стать закуской. Но один гриб ничего не решал, Ганцев не стал его трогать.
Он остановился, бездумно глядя на огромный – высотой в колесо «Хаммера» – муравейник и подумал о полуголой девчонке, которая бродила сейчас черт знает где.
Словно включившись от мысли, откуда-то прозвучало:
– Дядя Слава-ааа!..
– Я тут! – крикнул он. – А ты где?
– Я тоже тут! Идите сюда!
– Где «тут»? – Ганцев перевел дыхание. – Точнее?
– Тут – это тут!
Ксенькин недалекий голос родил эхо, хотя по всем законам физики в лесу, среди зелени и травы, его быть не могло.
– Тут я, недалеко, на сене!
Ганцев пошел назад.
Березы шуршали над головой, о чем-то предупреждая, несколько раз вскрикнула незнакомая лесная птица.
Черноземная дорожка, обегающая луг, была утоптана до угольного блеска. Вдоль нее на границе смешанного перелеска желтело несколько разваленных копенок.
На самой большой раскинулась Ксенька. По ее телу, покрытому россыпью мелких родинок, перебегали тени листьев.
Фигурой, лишенной выпуклостей, изгибов, уширений и утоньшений, она напоминала длинноволосого мальчишку в купальнике.
– Садитесь, дядя Слава, тут хорошо! – позвала она.
– Сесть я всегда успею, – усмехнулся Ганцев. – А вот присяду с удовольствием.
– Извините, не так выразилась, тьфу-тьфу-тьфу.
– Чем ты тут занимаешься? – поинтересовался он.
– Принимаю воздушную ванну, – беззаботно ответила девчонка.
– Ты нашла ягоды?
– Не-а. Нет ягод нифига. А вы грибы нашли?
– Тоже нет.
Молчание упало с деревьев, воцарилась громкая тишина, только где-то в траве на опушке остервенело строчил кузнечик.
– Я типа расслабляюсь, дядя Слава, – добавила она.
– Я это понял, – подтвердил Ганцев.
– На самом деле я так перессалась там, когда чуть не угробила вашу машину…
– Успокойся, Ксеня, – сказал он. – Все прошло, забудь и не вспоминай. Лежи на сене и релаксируй. Скоро пойдем есть шашлыки.
Здесь было лучше, чем когда-то в Подмосковье.
Тогда он трепетал рядом невестой, чего-то ждал и на что-то надеялся, а сейчас просто отдыхал от сует.
Умиротворенно вздохнув, Ганцев опустился рядом с Ксенькой.
Сено сладко хрустело и пахло покоем.
Из-за верхушек леса выплыла огромная хищная птица. С размахом крыльев в Ксенькину ногу она не парила, а стояла в воздухе над лугом.
В этих краях все поля были изрыты сусликами, везде мельтешили желтые тени, слышались шуршание и попискивания.
– Дядя Слава!
– Да, слушаю, – ответил он.
Когда-то давно Ганцев видел по телевизору передачу про крылатых хищников. Там объяснялось, как летает коршун, как ястреб, а как сокол, у какого какой хвост: вырезанный вилкой или полукруглый. Ганцев ничего не запомнил, сейчас бы те знания пригодились.
– Как вы думаете, у меня когда-нибудь титьки вырастут, или останутся такими же, как у мамы?
– Вырастут, Ксеня, вырастут, – рассеянно ответил он, наблюдая за эволюциями птицы. – Будут большими. Как у мамы. То есть нет, как у тети Риты. Ну, то есть…
Запутавшись в словах, Ганцев замолчал.
– А мне кажется, не вырастут, останутся прыщиками. Не быть мне королевой бала.
– Не в титьках смысл жизни, – возразил он. – А королев бала выдумали американцы, у которых в голове только жвачка и бейсбол. В Америке нет ничего хорошего, кроме машин.
– Ну ладно, успокоили, – легко вздохнула девчонка. – Большие титьки тоже не фонтан, я слышала, тетя Рита жаловалась маме, как ей бывает тяжело, особенно в жару.
Кого-то высмотрев, коршун резко пошел вниз. С луга донесся пронзительный свист, хищник выровнялся у земли и снова набрал высоту.
Суслики бдили, сторожевой подал сигнал и все попрятались по норам.
Сено зашуршало, Ганцев почувствовал прикосновение в своему боку.
– Ты что, Ксеня? – спросил он.
– Тут мыши, я боюсь.
– Нет тут никаких мышей, – возразил Ганцев, не выпуская птицу из глаз.
– Есть. И полно. Пока вы искали грибы, они тут шастали.
– Ну и что? Чего их бояться? Они маленькие, ты большая.
– Все равно с вами лучше. Это ничего, что я к вам прилезла?
– Ничего, Ксеня, ничего, – ответил он и протянул руку, давая ей устроиться поближе. – Прилезай, если тебе так спокойнее. А я защи…тю тебя от всего на свете, ты же знаешь.
От разогретого солнцем Ксенькиного тела шел жар. Она пахла кремом – вероятно, таким же, как у матери и у Маргариты.
И еще – молодостью, которая у Ганцева прошла. Точнее, юностью, еще точнее – отрочеством, которого он уже не помнил.
Ему подумалось, что он совершил ошибку.
Им с Маргаритой давным-давно стоило взять бесприютного ребенка, усыновить и растить как своего.
Поступиться какими-то благами и покоем, но теперь иметь рядом существо, которое любит не за блага и покой, а просто так.
Но было поздно рассуждать о несовершенном.
Стоило радоваться тому, что у него есть полудочка.
Ганцев обнял Ксенькино плечо.
Она положила тонкую руку поперек его груди.
Коршун, высматривающий сусликов, видел их двоих и не сомневался, что на душистом сене лежат настоящие отец с дочерью.
Узким сложением Ксенька больше походила на «дядю Славу», чем на своего отца. Среднего роста и крепкий, Виктор уже обзавелся солидным брюшком, а высокий Ганцев оставался тощим, как в студенческие времена, поскольку все ресурсы организма пожирал бизнес.
– Как я тебя люблю, Ксеня, знала бы ты! – проговорил он, притянув ее к себе, поцеловав в лоб, в глаза, в нос. – Знала бы ты, как я тебя люблю…
Погладив девчонку по волосам, Ганцев поднял ее ладонь со своей груди и по очереди поцеловал тонкие пальцы, наманикюренные зеленым.
Ощущение отцовства лилось лавиной и было сильнее, чем во времена Ксенькиного детства. Тогда Ганцев с ней просто возился, сейчас мог что-то дать.
– Как я тебя люблю, Ксеня! – повторил он. – Как я люблю тебя, моя хорошая!
– Я тоже люблю вас, дядя Слава, – ответила девчонка, приподнялась и поцеловала его в щеку.
– Когда ты выйдешь замуж…
– А когда я выйду замуж? – перебила она, потершись носом о его плечо.
– Ну, не знаю, об этом еще рано думать. Но, должно быть, лет через десять, когда закончишь институт и станешь самостоятельной.
– И что будет, когда я выйду замуж?
– Я подарю тебе «Кадиллак Эльдорадо». Красный, как твое бикини.
– У меня есть еще голубое бикини и черное. И даже белое – оно самое прикольное, через него все-все видно. Надела сегодня красное под цвет вашего «Хаммера».
– Надо же… Красный цвет тебе идет, а такая машина и подавно.
Глядя в небо, он пожелал коршуну успеха.
– Их уже сняли с производства, но в Америке полно подержанных, стоят в гаражах с минимальным пробегом. При их сухом климате это практически новые машины. Найду, закажу, подарю тебе прямо перед ЗАГСом.
– А за что мне такой подарок?
– Ни за что. За то, что ты есть на свете и я тебя люблю как дочь, какой у меня никогда не было и не будет.
В сене прошуршала невидимая мышь. Ксенька не врала.
– Дядя Слава, а можно, спрошу у вас одну вещь?
– Спрашивай.
– У вас с мамой что-нибудь было?
– С чьей?
– С моей, ясное дело, других тут нет.
– В каком смысле «было»? – переспросил Ганцев.
– В том самом, – спокойно пояснила полудочка.
– А с чего ты взяла, что у меня с твоей мамой что-то было?
– Вы так пялитесь на ее коленки…
– Ксеня, я мужчина, а твоя мама – женщина, – помолчав, ответил он. – А ее коленки – самые красивые из мною виденных. А видел я немало, уж поверь.
– И не только видели, – предположила она.
– И не только, – подтвердил Ганцев.
– Значит, у вас с мамой ничего не было?
– Не было, не было, успокойся.
– Значит, я не ваша дочь?
– Не моя, не моя. К сожалению.
Мышь появилась откуда-то снизу, пробежала через дорожку и исчезла в стерне. Природа жила по своим правилам, не обращая внимания на людей.
– Ты моя полудочка. «По-лу», прекрасно знаешь. Ты появилась на свет при мне. Я даже забирал тебя из роддома, потому что у твоего папы не было машины. Ты выросла у меня на руках, я люблю тебя больше всех на свете…
– Я это давно поняла, – перебила Ксенька.
–…Я отношусь к тебе как к родной, но ты не моя дочь. К твоей маме я не прикасался. Даже за коленку ни разу не потрогал.
– А хотелось?
– А ты как думаешь?
Она не ответила,
Разговор смешил, хотя цель расспросов оставалась непонятной.
– Это хорошо, что я не ваша дочь.
– Почему? – спросил Ганцев.
– Потому, – лаконично ответила девчонка.
Из-за ручья раздался зычный крик Виктора:
– Ребята-ааа! Ксения, Слава!.. Идите к нам, шашлыки горят и арака стынет!..
– Идем, идем, уже идем, – в ответ прокричал он.
Коршуну – или кем он был – осталось ловить сусликов в одиночестве.
Не без труда поднявшись, он протянув Ксеньке руку.
Та вскочила легко, обтряхнула с себя сено.
И вдруг одним молниеносным движением освободилась от трусиков-лоскутка.
– Ты что делаешь? – воскликнул Ганцев. – Хочешь в туалет?
Мгновенно отвернувшись, он успел заметить, что причинное место у Ксеньки выбрито до блеска.
– Дядя Слава, пожалуйста, снимите рубашку, – не отвечая, попросила она. – Надо под нас подстелить, а то мне набьется полная писька трухи.
5«Хаммер» ехал спокойно, ему было некуда спешить.
Доселе непьющий Артемий, в которого Виктор насильно влил стакан водки, переваливался в багажном отсеке под грудой кое-как сложенных шезлонгов и сдавленно стонал во сне.
Взрослые блаженствовали на заднем диване.
Виктор обнимал пьяноватую Маргариту, приложив голову к ее обильной груди, Элла сияла своими фарами и даже не бросала замечаний.
Ксенька сидела на пассажирском месте, раскидав ноги, и дух ее жарких подмышек перекрывал запах нового кожаного салона.
Она не спрашивала разрешения сюда сесть, пользуясь новым статусом – просто залезла в машину первой и расположилась с комфортом.
Ганцев молча правил, глядел вперед и уже не мог понять, как все получилось.
Отпусти он бороду, та оказалась бы черной, на коротко стриженной голове еще не имелось седины и все ребра оставались целыми.
Но бес ударил так, как не бывало никогда.
Под березами их встретили привычными усмешками, ни о чем не спросили, посадили за еду. Ни Элла, ни Маргарита, ни Виктор с Артемием ничего не заметили, ни о чем не догадались. Вероятно, происшедшее настолько выходило за рамки допустимого, что нормальному человеку сама возможность такого не пришла бы в голову.
Ганцева томили мысли.
Маргарита съязвила насчет голливудского кастинга. Он пропустил слова мимо ушей, слушать такое было смешно.
Сейчас смешно уже не было.
Держа руль и глядя на виляющий проселок, Ганцев ощущал себя Гумбертом, везущим Лолиту. Хотя Ксенька ни при каких обстоятельствах не могла считаться Лолитой; их роли были диаметрально противоположны выведенным в романе.
Девчонка оказалась недевственной, это было в порядке вещей: девственница не устроила бы подобного кунштюка. Но Ганцева удивило, что как женщина малолетняя Войтович оказалась более опытной, чем холодновато-сдержанная Маргарита и более нежной, чем страстная Наташа, его первая неудачная жена.
И, кажется, она получила больше удовольствия, чем он.
Однако эти детали ничего не значили. Поступать так, как поступил, уступив ее домогательствам, Ганцев не имел права. И, вероятно, завтра утром предстояло стыдиться себя самого в зеркале при бритье.
Косясь на полудочку, сделавшуюся неизвестно кем, он пытался увидеть синеву под ее глазами, мучительный излом бровей, усталость губ, изможденность тонких ног.
Ничего подобного он не увидел. Поколение «next» жило по своим правилам. Ганцев переживал и грыз себя, а Ксенька сидела с гордым видом той самой королевы бала, о которой глупо тарахтела за несколько минут до случившегося.
Деревня осталась позади, он вывернул на асфальтовую дорогу, прижался к краю, остановился и включил трансмиссионный тормоз.
Ксенькины глаза были зелеными, но она смотрела непроницаемо – как та белка, которой он сулил недозволенную женитьбу шефа Главного Управления Имперской Безопасности.
Превозмогая что-то в себе, Ганцев выдержал несколько секунд, упираясь взглядом в ее черные зрачки, потом спросил:
– Рулить будешь?
– Спасибо, нарулилась так, что все поджилки трясутся, – она встряхнула осветленными волосами. – Больше не хочу, дядя Слава.
– А я хочу, – заявил Виктор.
– И я, – поддакнула Элла.
Маргарита насмешливо промолчала.
– Вам только рулить, – ответил Ганцев. – Пьяные, как извозчики. Сидите тихо и радуйтесь, что вас куда-то везут. И не ты ли, Витюша, еще недавно предупреждал про свою машину и свою жену?
– Так я и не предлагаю тебе свою жену, – Войтович усмехнулся. – Я всего лишь прошу твою машину.
Ганцев промолчал; шуточки друга начинали утомлять.
Положив правую руку на селектор, он невольно взглянул на Ксенькины ноги.
Они остались теми же, что были на пути сюда: тонкими и неизящными. Но казались другими.
Прежде, чем тронуться, Ганцев подумал, успеет ли девчонка незаметно выстирать свои красные треугольники прежде, чем Элла учует запах мужчины.
– Дядя Слава! – услышал он, поехав дальше.
– Что, Ксеня?
– Да так, ничего, – ответила та и зажала ладони между коленок.
Сейчас она выглядела как девчонка, девчонкой она и была.
У выезда на трассу пришлось долго стоять: мимо одна за другой тащились фуры, Ганцев не хотел рисковать, встраиваясь в промежуток.
Вывернув и быстро набрав скорость, он неожиданно для себя сказал:
– Ксеня, какие характеристики у твоего компьютера?
– Ты бы еще спросил у нее, какое расстояние по суше от Москвы до Вальпараисо! – с привычной едкостью ответила за дочь Элла. – Думаешь, она хоть что-то знает? Ничего не знает и не умеет работать, только сутками порется в мессенджере с такими же безмозглыми подростками!
Войтович пьяненько захохотал.
Ганцев вдруг ощутил тоску.
По всему получалось, что он возил друзей на пикник, тратил бензин и ресурс «Хаммера». Сейчас, пьяные и сытые, они покачивались в уютном кондиционированном салоне и знали, что он, стеклянно трезвый, доставит всех обратно: завезет куда-то Артемия, спящего, как мешок с навозом, потом высадит Войтовичей у подъезда и примет прощальный поцелуй Виктора.
А сам окажется дома в таком усталом состоянии, что не расхочется даже выпивать.
От таких мыслей стало грустно.
Похоже, он вошел в пору мужского климакса, еще более деструктивного, чем женский.
– Дядя Слава, а причем мой компьютер? – вырывая из невеселого оцепенения, спросила Ксенька. – Вам он не по барабану, как папе?
– Не по барабану. В твоем возрасте надо иметь хороший комп. Завтра, ну то есть, в понедельник, подберу конфигурацию и тебе подарю.
– С какого перепуга ты будешь дарить этой звезде новый компьютер? – возмущенно спросила Элла.
– Вместо «Эльдорадо»? – уточнила Ксенька.
– Нет, – ответил Ганцев. – «Эльдорадо» – через десять лет. Компьютер – сейчас.
– Типа в честь моей конфирмации?
Оторвавшись от дороги, Ганцев быстро взглянул на полудочку.
– Типа того, – он кивнул и снова уставился вперед.
Они перебрасывались фразами, понятными только двоим, да еще коршуну, который видел все происшедшее.
Но пассажиры были слишком пьяны и довольны жизнью, чтобы вникать в чужие загадки.
– Нет, «Эльдорадо» не пойдет, – сказал Ганцев через километр, обогнав на кик-дауне пылевое облако, внутри которого ехал автопоезд. – Кабриолет – машина для цивилизованной страны, а в России можно ездить, только задраив все люки.
«Хаммер» ревел уверенно, он был полностью доволен и хозяином и жизнью.
– На самом деле я тебя вижу в вишневой «Шевроле Импала» шестьдесят второго, года моего рождения. Твои пропорции, вообще ты, только на колесах. Но, увы, на такой старой машине ездить нельзя, только любоваться. Я подарю тебе трехсотый «Крайслер», тоже красный.
Ксенька не ответила, она думала о чем-то своем.
Воровато оглянувшись и убедившись, что сзади все заняты собой, Ганцев протянул правую руку, положил ее на широчайшую консоль за селектором.
Почти сразу ладонь ощутила прикосновение тонких пальцев. Они уже понимали друг друга без слов.
6– Рит, ты прости меня, пожалуйста, – сказал Ганцев, прижавшись щекой к Маргаритиной груди, спрятанной вискозной рубашкой.
– За что? – спросила она, не реагируя на прикосновение.
– За все, – ответил он, не вдаваясь в подробности.
В памяти промелькнул плотный солнечный свет, вкрадчивый запах сена и миг высшего блаженства, достигнутый одновременно – чего с другими женщинами не случалось.
Обо всем том никто не мог узнать.
Но Ганцев знал и вина – перед самой Ксенькой, перед Виктором и Эллой, даже перед услужливым Артемием, а прежде всего перед женой – жгла до такой степени, что ее следовало выжечь дотла неясными признаниями.
– За то, что устроил это шоу Нарциссо на дороге, – пояснил он, переводя стрелки на известное. – Глупо, трижды глупо. Но…
Жена молчала.
–…Захотелось доставить девчонке удовольствие. Возвысить ее над этим Артемием. Витька, лишенец, не думает о том, что дочери нужен не только быт, но имидж. Прости меня, Рита.
– Ты помнишь, что сказал Иоанн Предтеча, когда Христос подошел к Иордану? – спросила жена.
– Не помню. То есть не знаю. Библию не читал, не было времени.
– Я тоже не читала, но это знаю.
Маргарита повернулась на бок, грудь ускользнула.
– «Не тебе креститься от меня, а мне креститься от тебя.»
– Ты это к чему? – уточнил он.
– К тому, что у нас то же самое. Не тебе виниться передо мной, а совсем наоборот.
– Почему?
– Потому, что я спокойно сижу в белом халате у себя в поликлинике, принимаю даунов и энцефалопатов, говорю глубокомысленно и назначаю перинки Фрейка, которые ничему не помогают. Отрабатываю зарплату и больше ничего. А ты работаешь, как волк…
– Работает вол, тупая парнокопытная скотина, – поправил Ганцев. – А волк бегает, высунув язык. Я ни тот, ни другой. Я медведь, который ломится вперед, невзирая ни на что.
– Ну ладно, – согласилась она. – Ты медведь с турбиной в попе, крутишься круглыми сутками, рискуешь, как не знаю кто. А я – растение, ничего не могу.
– Зато я могу все, – возразил он. – И скоро куплю тебе «Ягуар».
– Зачем мне зверь? Я его не прокормлю, еще одна гиря на твою шею.
– Не зверь. Культовый аппарат, серии «XJ», черного цвета, с двумя парами фар и серебряным хищником на капоте. Подъедешь к своей утлой ДП – и все парни будут твои.
Решение подарить жене машину пришло внезапно и виделось единственно верным.
Им он мог расплатиться за измену с Ксенькой, которая случилась практически без его воли.
– Слава, мне не нужна машина. Давай лучше купим квартиру побольше.
Жена повернулась к нему.
– Я так устала, Слава… Я так устала от жизни и ничего не могу с собой поделать.
– Понимаю тебя.
– Мне хорошо с тобой, Слава, и очень надежно. Но…
Помолчав, Маргарита продолжила:
– Мне тесно в этой двухкомнатной квартире. У меня тут нет личного пространства. Мне хочется иметь свою отдельную спальню, как это заведено в нормальных странах, где супруги могут уединиться.
– Рита, у нас будет все. И твоя машина и наша новая квартира, – искренне заверил Ганцев. – У нас с тобой все будет. Все-все-все и даже больше. Ты знаешь, на той неделе я выиграл тендер областного отдела образования.
– Какой?
– Компьютеризация школ, по городам и деревням области. Все поставки железа теперь мои.
– Я рада.
– У нас все будет, и квартира и машина и дача в Испании, – повторил он. – Только…
– Что «только»? – уточнила она, не дождавшись продолжения.
Не отвечая, он проник под подол рубашки, попытался раздвинуть ладонью ее сомкнутые сухие бедра.
– Нет, Слава, нет, не сегодня, – мягко ответила жена. – Я устала. В другой раз.
– Хорошо, Риточка, – покорно сказал Ганцев. – Я тебя люблю.
– Я тоже люблю тебя, Слава, – сказала она, отворачиваясь. – Спокойной ночи.
– И тебе спокойной ночи.
– А твоя полудочка – просто… не буду говорить кто. Ты зря тратишь на нее свои силы и средства.
– Сил я не трачу, – невольно возразил он. – А средств тем более. При моих накрутках каждый третий компьютер оказывается бесплатным. И подарок Ксеньке мне ничего не будет стоить.
Жена глубоко вздохнула, потом продолжила:
– Своих слов назад не заберу. Ксению я никогда не любила, потому что… Потому что не любила, и все. Но тем не менее твое желание красит тебя как мужчину. Подарить девчонке компьютер – это достойно, кем бы она ни была. У Эллы нет своих денег, а Виктор такой жопень, что никогда ей ничего не купит. Только принесет с работы какой-нибудь списанный металлолом.
Ганцев не ответил.
Он ощущал желанное тело жены, повернувшейся к нему спиной.
И с этим ничего нельзя было поделать.
