355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Жигунов » Четыре солнца » Текст книги (страница 2)
Четыре солнца
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 04:24

Текст книги "Четыре солнца"


Автор книги: Виктор Жигунов


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Рукопись из огня

Кто сочинил «Слово о полку Игореве», неизвестно. Исследователями выдвигались в число возможных авторов поэт Митуса, книжник Тимофей, военачальник Рагуил Добрынич, один из 15 спасшихся при поражении Беловод Просович, летописец Пётр Бориславич и многие другие. В перечень попали жена князя Игоря и даже сам Игорь. Есть мнение, что авторов двое или трое, то есть поэт вставил в свой текст отрывки из ранее существовавших произведений: в ту эпоху считали важным, чтобы сделано было хорошо, а какая разница, кто именно сделал; над «Словом» тоже не стоит знак собственности, имя автора.

Время возникновения поэмы определяют по-разному, с разбросом лет в 25, а то и больше. Но обычно рассуждают так. Она выдержана главным образом в тревожных, скорбных тонах. Значит, Игорь ещё был в плену. Однако потом рассказано и о его возвращении, этот текст мог быть добавлен позже. Далее, трудно представить, чтобы поэт говорил, как о живых, о тех князьях, что умерли в 1187-м, и произнёс здравицу Владимиру раньше, чем тот осенью этого года вернулся на Русь. Получается, «Слово» начато сразу после поражения и завершено не позднее конца 1187-го.

Цитаты из поэмы, подражания ей находят в рукописях, относящихся к разным векам и к разным краям Русской земли. Предположительно в XVI столетии «Слово» скопировал безвестный переписчик где-то под Псковом или Новгородом.

Этот список увезли в Ярославль, и там его в 1787 году отыскал коллекционер, граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин. Он понял, какая ценность попала ему в руки, и принялся готовить поэму к изданию. Её переписали современными буквами, разбили на слова, расставили знаки препинания (древность не знала ни пробелов, ни нынешней пунктуации). Сняли также несколько упрощённую копию для императрицы Екатерины II.


Таким образом, обойдя по кругу, будто навестив, прежнюю территорию Киевской Руси, произведение прибыло из древней столицы в новую, Санкт-Петербург, где оставило копию, затем в Москву. В 1800 году увидело свет первое издание «Слова о полку Игореве».

Текст сопроводили переводом, который наука с тех пор без конца поправляет. Выполнившим его лучшим специалистам того времени оказался неизвестен, например, дед Игоря, а ведь речь о нём идёт, начиная с самого названия поэмы. В одном месте они провели такое разделение: му жа имеся – и сами не поняли, что вышло, а это «мужаемся». Хорса, бога солнца, превратили в город Херсон, кур в Курск. Розно ся имъ хоботы пашуть (врозь развеваются полотнища знамён) истолковали совсем нелепо: «Их носят на рогах, вспахивая землю».

В 1812 году Москву занял враг. Уезжая, граф не мог забрать коллекции, их сложили в подвале и заперли. Но лакей из числа оставшихся присматривать за домом подружился с наполеоновскими солдатами. Однажды те хвастались оружием, и он проболтался: «Такие ли ещё ружья есть у нашего графа!» – «Где?» – «Да вот здесь, за стеной». Хранилище взломали и разграбили. Потом большой пожар Москвы довершил уничтожение, единственный древний список «Слова» сгорел.

Поразительно, какая ненадёжная ниточка дотянулась до нас через восемь столетий! Книги погибали вместе с усадьбами при бунтах и войнах, сжигались церковью, стремившейся искоренить язычество (оно сильно сказалось в «Слове»). Не списали бы поэму под Псковом или не довезли до Ярославля, или не увидел бы её Мусин-Пушкин, или не успел напечатать, да мало ли могло быть случайностей, – и всё…

Поэма удивила читателей совершенством. Русь XII века тогда представляли дикой, в ней не ожидали открыть высокохудожественное произведение. Когда древний список пропал, стали громче голоса, будто «Слово» – подделка, изготовленная графом или кем-то другим. Хотя в споре поломано немало копий, обстоятельного разговора он не заслуживает: вопрос надуман, а подлинность подтверждена бесчисленными историческими и языковыми фактами, новыми находками древнерусских рукописей.

Теперь о поэме написано около 3000 научных работ (в ней слов меньше). Среди наших крупных филологов нет такого, кто бы её не исследовал. Не говоря о славянских странах, статьи и книги выходят в США, Китае, Индии… в общем, по всему свету.

Знакомство со «Словом» сказалось в стихотворении Жуковского «Певец во стане русских воинов», во вступлении к «Руслану и Людмиле» и ещё во многих сочинениях Пушкина, строками и оборотами из поэмы украшали свои стихи Радищев, Державин, Рылеев, Языков, Блок, Бунин, Багрицкий, Шевченко, Франко. То же влияние видно в пьесе Островского «Снегурочка». Бородин написал оперу «Князь Игорь». Известны полотна Перова «Плач Ярославны» и Васнецова «После побоища Игоря Святославича с половцами», этюды Рериха, гравюры Фаворского.

«Слово» более 40 раз переложено на современный русский язык. Существуют переводы на все европейские и на множество других языков. В мировой художественной литературе нет более знаменитого произведения.


* * * * *

Поэт и скоморохи

Никто никогда не сомневался в том, что «Слово» принадлежит именно к поэзии, а не к прозе. Хотя в нём нет ни рифм, ни сколько-нибудь строгого ритма.

Читаем: Чьрна земля подъ копыты костьми была посеяна, а кровью польяна, тугою (горем) взыдоша по Руской земли! В народных песнях и поныне слышится: распахано поле копытами, посеяно солдатскими головами, полито кровью…

Битва и гибель сравниваются в песнях со свадебным пиром: стала молодцу женой сырая земля, их сосватала сабля острая… В поэме: Ту (тут) кроваваго вина недоста (недостало), ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Причём автор имел горестное право назвать врагов Руси сватами, Кончак действительно состоял с Игорем в таких отношениях. На половчанках были женаты Юрий Долгорукий, Олег (дед Игоря), Рюрик (тот, что правил Русью вместе со Святославом) и другие князья.

Известны сравнения: град пуль, стрелы сыпались дождём. В «Слове» то же самое… только наоборот и лучше. Дружина ушла далеко от дома, поэт предрекает: Быти грому великому, итти дождю стрелами… В чужом краю всё враждебно русичам, природа тоже: дождь будет разить их, как стрелы!

Они упомянуты и в строках Той бо Олегъ мечемь крамолу коваше и стрелы по земли сеяше. Образ теперь кажется неестественным: меч не молот, крамола не железная. Но глагол ковати имел особый оттенок. Чтобы кузницы не роняли искр на село и не досаждали грохотом, их ставили на отшибе. На работавших там наши предки смотрели с суеверным страхом: уединился человек в отдалении, возится у огня, как колдун, гнёт и плющит металл, который никаким силам не поддаётся. Понятна окраска распространённого в ту пору выражения ковати крамолу. А поэт ещё добавил – мечемь. То есть священным оружием, которое носили князья, на котором клялись! Обнажать его без серьёзного повода не полагалось: скажем, если вспыхивал бунт, кровью смердов меч не оскверняли, на усмирение выступали с боевым топором. Удар мечом плашмя означал презрение к противнику и считался оскорблением. А Олег употреблял меч в нечистых целях, обращая против князей – своей родни! И то, что «стрелы по земле сеял», – не менее тяжкий проступок. Сеют зерно. Хлеб и земля священны.

Или вот похвала и упрёк, которые Святослав посылает Игорю и Всеволоду: «Ваши храбрые сердца из горячего булата скованы, а отвагой закалены. Что вы сотворили моей серебряной седине!». Каковы образы, сколько блеска в сопоставлении булата и серебра! Да ещё сказано «из горячего булата», у братьев и вправду были не холодные сердца.

Но произведение, полное поэзии, должно бы иметь и стихотворную форму. Особенно в те времена. Словесность у всех народов начинается со стихов. Когда-то сочинялись в стихах даже арифметические задачи, учебники, философские трактаты. Лишь впоследствии литература возвращается к прозе, но на новом уровне (по диалектической спирали) – не к разговорной прозе, а к художественной.

Тот же путь проходит почти каждый писатель – в юности сочиняет стихи. При первом обращении к творчеству естественно стремление создать нечто необыкновенное, украшенное созвучиями, совсем не похожее на обыденную речь. То же самое наблюдается не только в литературе. Когда люди стали заботиться о своей красоте, то принялись разрисовывать себя узорами, и лишь много позже поняли совершенство самого тела, если оно хорошо развито. Точно так же девушка-подросток изводит на себя короба румян и туши (ритмов и рифм), а у зрелой красавицы косметика малозаметна.

Так не родилась же наша литература сразу взрослой!

Исследователи примерили к «Слову» все известные системы стихосложения. Его перелагали на современный язык гекзаметром, хореем, анапестом и другими размерами. Поэму, дошедшую до нас записанной в виде прозы, разделили на сказания, главы, строфы. Но никакого стихотворного закона так и не обнаружили.

Однако не быть его тоже не может.

Наука пустилась на хитрости. В «Поэтическом словаре» Квятковского говорится: «Слово» выполнено по интонационно-фразовой системе. Попросту говоря, если в любом лиричном рассказе назвать предложения стихами, то и будет интонационно-фразовая поэма.

А. К. Югов утверждал: «Слово» написано песноречием. Он тонко чувствовал поэму и многое в ней разъяснил, но что такое песноречие, осталось понятно одному Югову.

Самым авторитетным считалось мнение академика Д. С. Лихачёва: в «Слове» ритм меняется в соответствии с содержанием. Князь волнуется перед бегством из плена, отсюда прерывистая речь: Игорь спить, Игорь бдить, Игорь мыслью поля мерить. А княгиня, молясь за него, обращается к вольному Днепру на широком дыхании: Ты пробилъ еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Академик, правда, не заметил: если бы фразы поменялись ритмами, вышло бы не менее обоснованно: княгиня волнуется за мужа, а он спит. И вообще по этой теории мы все поэты: рассуждаем длинно, когда спешить некуда. Спортивные комментаторы при атаках частят скороговоркой, в паузах тянут время. Ритм, изменяющийся вместе с содержанием, есть в таблице умножения: пока числа маленькие, фразы тоже короткие (дважды три – шесть), они растут вместе (восемью девять – семьдесят два).

Не так давно Андрей Чернов объявил «Слово» рифмованным. Он тогда был начинающим поэтом, и его идея понятна: стихи – это когда складно. Ещё бы ему знать, что в древности рифмы употреблялись только скоморохами для смеху: комичным казалось неожиданное сближение далёких по смыслу слов. Каламбуры смешат нас до сих пор. Героическая песнь не могла иметь ничего общего с балаганом. В ней однажды даже сказано «Ярослову», чтобы избежать рифмы с «Мстиславу». А случайные созвучия есть в любом тексте. Вот хоть в этом абзаце: «давно – но», «Андрей – в ней», «Чернов – слов», «объявил – был», «Слово – Ярослову», «тогда – когда», «ещё бы – чтобы», «поэтом – это», «его – ничего», «понятна – складно», «употреблялись – казалось». И если ещё учитывать приблизительные созвучия, как Чернов (у него «дружине – аминь», а здесь: «давно – Чернов», «есть – тексте», «вот – хоть»)…

Стихосложение «Слова» попало в число неразрешимых проблем. Если и можно было взяться за его поиск, то лишь по незнанию, что эта задача – вроде изобретения вечного двигателя.

Арифметика гармонии

Что такое стихосложение?

Для примера начало былины «Соловей Будимирович». Эти слова мы слышим в опере Н. А. Римского-Корсакова «Садко»:

 
Высота ль, высота поднебесная,
Глубота, глубота, океан-море,
Широко раздолье по всей земле,
Глубоки омуты днепровские!
 

Закон здесь такой: в каждой строке по три ударения (некоторые менее сильные не считаются). Запомним – поровну ударных гласных.

Вирши Симеона Полоцкого, XVII век:

 
О Константине граде! Зело веселися!
И святая София церква – просветися!
 

Имеется в виду православный храм, превращённый турками в мечеть после падения Византии. В Киеве и Новгороде есть храмы с тем же названием, они были возведены в противовес константинопольской Софии, когда Русь доказывала своё право на религиозную самостоятельность.

Правило этих виршей: в каждой строке по 13 слогов. То есть гласных поровну.

Е. Евтушенко:

 
Нам горько – веселим себя тальянками,
А пляшем так, что боже упаси!
От века дело делают талантливо,
Талантливо гуляют на Руси!
 

Любой, кто не забыл соответствующую главу школьного учебника, знает: в современных стихах соблюдаются оба предыдущих принципа (с отклонениями, если, например, рифмы не одинаковой длины). Причём ударные и безударные слоги ещё и чередуются равномерно.

Итак, известные у нас системы стихосложения требуют каких-либо равенств в области гласных. Арифметическая формула строки «Буря мглою небо кроет» – 2 х 4 (четыре раза по два слога).

Существуют языки, где ударения обозначаются не силой выдоха, а высотой тона (музыкальное ударение). С этой разницей, стихосложение там то же самое.

Древнегреческие поэты соблюдали равенства, учитывая долготу и краткость гласных. У греков такой язык. Два кратких считались за один долгий, каждый стих имел одну и ту же длину.

Но в «Слове» ничего перечисленного нет.

Как же ещё искать равенства между гласными? Ударность, долгота, высота рассмотрены. Какое различие осталось упущенным?

Самое главное. А не похоже на у, е на о. Посчитаем, сколько их во фразах поэмы.

Уже приводилась цитата Игорь спить, Игорь бдить, Игорь мыслью поля мерить. В ней 6 и, 4 о, 1 ы, 1 я, 1 е. Равенства не видно… Однако вспомним, что и и ы родственны, и сложим их. Во фразе 7 и-ы, 7 остальных гласных.

О, ветре, Ветрило! 3 е и 3 прочих. На землю Половецкую за землю Русьскую. 7 у-ю и 7 других. Ярославна рано плачеть въ Путивле на забрале, аркучи (говоря). 9 а-я и 9. И Двина болотомь течеть онымъ грознымъ полочаномъ подъ кликомь поганыхъ. 11 о и 11.

Не все фразы делятся пополам. Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя – 6 а-я, 6 и-ы, 6 прочих, стих распался натрое.

А вот на четыре части: Ты пробилъ еси каменныя горы сквозе землю Половецкую — по 5 о, е, и-ы, 5 других.

Всё, решение найдено?

Вероятность

Первое сомнение – не случайность ли…

Попробуем составить фразу с равенством. Для начала получим стих, в котором все звукотипы гласных встретятся по одному разу. То есть слогов в нём будет 5: в каком-то а или я, в другом о или ё, в остальных э-е, и-ы, у-ю.

В первый слог можно поставить любой гласный. Во втором нельзя повторить предыдущий, для второго осталось четыре варианта. Третий выбирается из трёх возможностей. Четвёртый – из двух.

Каждый из пяти видов первого слога может сочетаться с любым из четырёх видов второго. 5 умножаем на 4, будет 20 комбинаций. Добавим третий слог с его тремя вариантами. 20 х 3 = 60. С четвёртым число комбинаций ещё удвоится. А дальше на 1 умножать не обязательно. Итак, возможно 120 отрывков, в каких все звукотипы употреблены по разу.

А сколько вообще может быть отрезков такой же длины, но неважно какого состава?

Тут для каждого слога допустим любой выбор. То 5 надо умножить само на себя 5 раз. Получается 3125.

Вот из этого количества только 120 фраз для нас интересны. Округлённо – одна из каждых 26.

Для примера такой отрывок из «Слова»: Княже Игорю!

А какова вероятность стиха И несошася къ синему морю? Он вдвое длиннее, все звукотипы представлены по два раза.

Можно повторить те же вычисления, удлинив их вдвое: 5 х 5 х 4 х 4 х 3 х 3 х 2 х 2, потом 5 возвести в 10-ю степень и один результат разделить на другой. Но проще умножить 26 само на себя. Из полученного количества только одна фраза нас удовлетворит. Иными словами, если наугад составлять десятисложные комбинации, то в среднем на каждой седьмой их сотне будут встречаться отрывки требуемого состава. По одному почти на 7000 гласных.

В самом «Слове о полку Игореве», по изданию 1800 года, – 5825 гласных (не считая ъ, ь, й, и десятеричного – буквы, похожей на перевёрнутый восклицательный знак).

В стихе Комони ржуть за Сулою, звенить слава въ Кыеве – 3 а, 3 о, 3 е, 3 и-ы, 3 у-ю. Чтобы оценить его вероятность, надо возвести 26 в куб.

Список случайных комбинаций, содержащий одну подобную, должен быть почти из 18 000 пунктов. Он занял бы страниц 400.

Это при условии, что все фразы в нём точно по 15 слогов. А на каком десятке тысяч страниц равновесие 3 3 3 3 3 попалось бы в романе, где есть фразы и длиннее, и короче?

Вычисления проведены без учёта, что сам язык стремится отнюдь не к равновесию гласных. У встречается в нашей речи втрое реже а и вдвое реже и. На одно ю приходится 17 о.

Не только случайно, а даже нарочно добиться пятикратного равенства очень трудно. Ведь когда не хватает, скажем, одного гласного, то надо найти односложное слово с ним, подходящее по смыслу. Если же такого нет, то придётся вместе с нужным звуком ввести лишний. Тогда отстанут остальные, надо будет подтягивать их, искать уже четыре односложных слова. И так до бесконечности.

Неудивительно, что приведённая фраза уникальна в «Слове». Другие пятикратные равенства не вполне точны. О приближении половцев говорится: Земля тутнеть (гудит), рекы мутно текуть, пороси (пороша, пыль?) поля прикрывають, стязи глаголють (стяги шумят). Е отстало на единицу от остальных, а их по 5. Спала князю умъ похоти, и жалость ему знаменее заступи: «Искусити Дону великаго хощу бо», – рече. 7 7 7 7 7. Внесена поправка, знаменее вместо знаменье, но и без неё равенство очевидно.

Однако на вероятности подобные отклонения практически не отражаются. По случайности одно такое соотношение, как выписанное только что, может возникнуть… как вы думаете, на скольких страницах? Приблизительно на четырёх миллиардах! И то при условии, что все они заполнены фразами не длиннее 35 слогов.

«Золотое слово» Святослава начинается с равенства 15–15–15–15–4. Получить его непреднамеренно можно было бы, заполнив на пишущей машинке лист… площадью с Азовское море. То самое, к которому ходил Игорь.

Понятно, что равенства других типов (двукратные и прочие) тоже появляются сами по себе далеко не на каждом шагу. Длинные – по законам языка не появляются никогда.

А страниц в «Слове о полку Игореве», когда оно записано в виде прозы, – восемь или десять. Равенств – сотни. Так что для этой главки точнее было бы название «Невероятность».

«Приломити» или «преламати»?

В поэме есть ещё более удивительные доказательства. Почти в каждой фразе.

Два стиха подряд: Тогда пущашеть десять соколовъ на стадо лебедей – который дотечаше, та преди песь пояше старому Ярослову… В первой половине, до тире, – 5 о, 5 а-я, 6 остальных. Стремление к гармонии и так очевидно, однако обратим внимание на последнее е в лебедей. По-древнерусски полагалось бы лебедий, с и десятеричным. Оно в подсчёт гласных не входит, и гармония становится совершенной: 5 о, 5 а-я, 5 остальных. Очевидно, искажение допустил не слишком внимательный переписчик поэмы.

Вторая половина отрывка вроде бы изобилует явными ошибками. Её буквальный перевод: который (сокол) настигал, та (лебедь) пела песь Ярослову. Что за согласование: который… та? Почему песь, а не песнь? И нет такого имени – Ярослов.

Грамматика требует формы которые («которую» по-древнерусски) Но с этим изменением, как и с поправкой Ярославу, равенство нарушается. Оно здесь самого красивого типа из имеющихся в «Слове» (и пока не упомянутого): по 2 и-ы и у, по 5 а-я и е, 7 (два плюс пять) о.

Значит, было и такое осмысление имени – связанное не со славой, а со словом. Впрочем, они родственны. Кроме того, как уже говорилось, Ярослову написано, чтобы избежать рифмы с Мстиславу в следующем стихе. Одинаковые окончания допускались лишь для глаголов и причастий (как здесь дотечаше и пояше).

Даже песь верно. Из данного стиха это не видно, но в поэме есть ещё слово пестворца. Исследователи уверенно исправляют его на песнотворца… и тогда оно выпадает из равенства. Строгого правописания в XII веке не было, и поэт использовал вариант, сходный с нынешним «жись» вместо «жизнь».

Подобные загадки в поэме попадаются сплошь и рядом. К примеру, «воины» в винительном падеже (кого? – воинов) по-древнерусски вое, с «ятем» на конце. В диалектах были воее) и вои. По-старославянски (или по-церковнославянски, что то же самое) – воя. Любой вариант может встретиться в тексте, и надо установить, автор ли избрал одну из грамматических норм или он взял разговорную форму, или переписчик был неточен.

Это слово употреблено в отрывке А половци неготовами дорогами побегоша къ Дону великому; крычать телегы полунощы, рци, лебеди роспущени, – Игорь къ Дону вои ведеть. Обычно здесь видят три предложения, на месте тире даже делают абзац. Вдобавок о нескольких словах можно сказать примерно то же, что о вои. Более полутора лет пришлось считать и пересчитывать всю поэму, пока наконец пришла догадка, что это единая фраза. Только разговорное вои надо заменить нормативным вое. Равенство – по 5 а и у, по 11 е и и-ы, 16 (пять плюс одиннадцать) о.

И последний тип арифметических соотношений – сразу два равенства в стихе. О, стонати Руской земли, помянувше пьрвую годину и пьрвыхъ князей! – по 5 о, и-ы, у-ю, по 3 а-я и е. Пети слава Игорю Святъславлича, буй туру Всеволоде, Владимиру Игоревичу – по 6 а-я, и, у-ю, по 4 о и е (второе и во Владимиру – десятеричное).

В только что выписанном примере тоже много грамматических странностей: «петь слава», затем имя и отчество в разных падежах, наконец Всеволод, получивший в дательном немыслимое окончание «ять». Но таков дошедший до нас текст и только так выполняются равенства. Вероятно, поэт применил просторечные формы (вроде нынешней «Елены Петровной»). К тому же знаки препинания надо бы расставить иначе – Пети: «Слава…»

На сегодняшний взгляд странным кажется столь вольное обращение с языком. Но для древней поэзии оно обычно, и не только для нашей. У Гомера словами управлял стихотворный размер, согласно ему одни и те же предметы возникали то в единственном числе, то во множественном, в любом роде, глаголы оказывались в разных временах, существительные в неуместных падежах, а уж об орфографии в устном произведении даже говорить не приходится.

«Одиссею» Гомера попытался продолжить наш В. К. Тредиаковский в XVIII веке, сочинив громадную «Телемахиду» о сыне Одиссея, Телемаке. Из неё всей, и вообще из всего Тредиаковского, широкому читателю ныне известна одна-единственная строка. А. Н. Радищев взял эпиграф к своему «Путешествию из Петербурга в Москву» из 18-й книги поэмы: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» («обло» – тучно, а «лаяй» – лающее). Но даже этот стих у автора кончался иначе: «…с тризевной-и лаей» (то есть с пастью из трёх зевов). Радищев поправил, а то «-и» ничего не значило, стояло просто для ритма. Так бывало всегда при освоении строгих форм, начинающие поэты и сейчас многое пишут «для рифмы» (и Пушкин в этом признавался).

Кто возьмётся спорить с тем: что стихосложение действительно открыто, если его подтверждают даже грамматические ошибки? Тем более что это и не ошибки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю