Текст книги "Газета День Литературы 141 (5 2008) "

Автор книги: Виктор Смирнов

Соавторы: Николай Коняев,Алексей Варламов,Юрий Петухов,Борис Екимов,Александр Городницкий,Владимир Винников,Михаил Шемякин,Сергей Угольников,Елена Родченкова,Ольга Гринева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Сергей Угольников
МАТЬ КРИТЕРИЯ

Кинокритика в современных технологических условиях – сфера деятельности гораздо менее рациональная, чем литературоведение.

Мнение кинокритиков – практически никак не влияет на посещаемость сеансов (обмен мнениями в интернете, с этой точки зрения, – гораздо эффективнее), да и сама "демократичность" (хотя можно избрать и термин "инфантильность") процесса просмотра – размывает критерий истинности, ценности продукта. Пассивный просмотр кино, в отличие от прочтения книги, – не требует никаких усилий от наблюдателя, что способствует не только шизофрении "плюрализма", но и доминированию архаично-инфантильных принципов финансирования производства иллюзий. В литературной критике, несмотря на все конъюнктурные изменения последних лет, никто не считает собственно "литературой" – женские романы и прочую макулатуру, тогда как в кинокритике предложения считать фильмом любое смонтированное изображение – на сегодняшний день поступают достаточно часто.

Не слишком адекватной является и современная ситуация в РФ, при которой возможность для съёмок появляется в ходе буржуазно-политических интриг и принадлежности к определённым кланам без учёта объективных показателей.

Такое состояние всеобщего недовольства, конфликта между доступными ощущениями в кинозале и непрозрачными схемами дотирования самого капиталоёмкого из искусств – приводит к занятию кинокритиками единственно доступной для них ниши и способу восстановления статус-кво – выпуску энциклопедий. Действительно, составление больших сводных описаний кинофильмов – отделяет мнение профанное от мнения профессионального – исходя из объективного параметра количества. Зрителю "с улицы" – физически сложно просмотреть столько же фильмов, сколько и кинокритику, – просто из-за отсутствия достаточного времени (не говоря уж о факторах редкости или меньшей информированности, которые не позволят конвертировать частное мнение наблюдателя – в нечто, востребованное окружающими).

Реакционные попытки вернуть утраченную иерархию – могли бы стать благотворными, если бы не векторы эстетического и идеологического размежевания, заданные и поддерживаемые с перестроечного периода.

Если в литературном процессе разлом по линии "буржуазно-актуального" и "социально-устойчивого" продолжает поддерживаться только благодаря усилиям политической рекламы, то в кинопроизодстве – давление оказывается и по линии сложных коррупционных экономико-политических связей, в консервации которых заинтересованы очень влиятельные группы лиц. Поэтому энциклопедии, выпускаемые кинокритиками, и имеющие явные информационные достоинства, несвободны от существенного недостатка – сводного критерия, объединяющего сиюминутные и устойчивые параметры.

Декларация устойчивости, как ни удивительно, для "актуальных" режиссёров очень важна, ведь свой полный и повторяемый провал в прокате – они пытаются списывать на "грядущую оценку благодарными потомками" (писатели, к их чести – демонстрируют более адекватный уровень притязаний).

И в принципе, сводный параметр проверки алгеброй гармонии (сравнимый в книжном бизнесе – с количеством переизданий) – есть, и должен активно применяться (потому что киноискусство на сегодняшний момент – во многом алгебра, продукт чётких расчётов).

Рейтинг фильмов можно начислять – опираясь на коэффициент цитируемости (параметр, слабо применимый в литературе, но часто применяемый при оценке философии, наукой, собственно, не являющейся). Даже шарж, пародия – в кино имеют другой оттенок, не свойственный живописи или прозе с поэзией.

В живописи вообще всё попроще – всякий портрет изначально имеет в себе черты шаржа, и Врубель-крайний или "Синие носы" – эксплуатируют этот, понятный для любого разбирающегося в вопросе, элемент – используя душевные переживания неискушённого потребительского охлоса ("галеристок, кураторов, продюсеров", конвертирующих средства и влияние опекунов – в иллюзию самостоятельности).

В литературе, где объектом для пародии используют чаще всего редкостную тупость (что относит пародию – к подвиду литературной критики) – бывают и другие филологические эксперименты, а талантливые современные реинтерпретации – можно счесть на пальцах. Я навскидку могу вспомнить только: "Россия, лето, два еврея", от Емелина, ну так на то он – и гений.

В кино же – принципиально другой подход.

Пародию на невесть кого и чего – снимать не будут, цитируемое произведение должно быть узнаваемо или хотя бы известно продюсеру. Даже за сиквел, римейк или другой вид повтора – уже можно исходной версии начислять баллы, а не только за синефильские фенечки. Хорош рейтинг такого плана не только в силу субъективного волюнтаризма, а и в силу меньшей объективности других исчисляемых показателей.

Премия "Оскар", например, – полная муть. То есть могут дать и вполне чудненько, как в этом году, а могут – за "Отступников", как в прошлом. Могут дать за то, что Шарлиз Стерон – испортили гримом до отвращения, а могут – по национальным причинам ("Бен Гур" вместо "В джазе только девушки").

Кассовые сборы – тоже не самый объективный критерий. Это относится не только ко временам СССР с прокатной монополией, но и к "другим цивилизованным странам", ведь реклама, да и прокатчики – могут множество отклонений изобрести. Самый наглядный пример – Орсон Уэллс с "Гражданином Кейном", который нормальных денег в прокате не собрал, но отсылки к которому мастерили во множественных количествах.

При этом единственный раз, когда это получилось чудненько – "Криминальное чтиво". Тарантино – он вообще любитель перевести цивилизационные веяния на другой уровень, но при этом – не открещивается от первоначального источника заимствования.

В общем, хороший фильм – почти всегда со временем тем или иным способом реинкарнируют, не обязательно пародийным способом. Фильм "Таксист" – по другому переснял в "Брате" Балабанов (в продолжение саги – прихватив и "Чапаева"), да и поляки в комедии "Киллер" тоже очень забавно отцитировались. На исходной "Волге – Волге" поднялся не только Эльдар Рязанов с цитатной "Карнавальной ночью", но и недавно – пустил по ней слюнки, перемонтировав, – "застенчиво-голубой" гражданин с римейковым псевдонимом.

Но, как раз – "советско-антисоветским кинотворцам" (самой бессмысленной и тормозящей развитие "культурной" прослойке) попасть в индекс цитируемости – будет сложно.

Ну, дождался на старости лет Рязанов – сиквела. Ну – поспешествовал Балабанов – Пичулу, пересняв "Маленькую Веру" с другим центральным персонажем. Но дальше – тишина и кошмар, бродит Чебурашка под надзором Успенского (по чьему-то правильному мнению – фильм ужасов для адвокатов), и покрываются мхом картины, в горячечном бреду перестройки "снятые с полки".

Никогда не дождётся усугубления индекса цитируемости Сурикова – с грандиозным блокбастером "Человек с бульвара Капуцинов" (вот до чего монополия и отсутствие интернета советских людей доводила – чемпионом кассовых сборов за последний год застоя – именно это произведение было).

Ничего не обломится Абдрашитову с Миндадзей, Астрахану и многовекторному Параджанову.

Соловьёв с Германом, Учитель с политизированным Вайдой – плавно перейдут из разряда "недопонятых недогениев в своём антропологическом конгломерате" – в разряд тех, чьи творческие кинопоиски – изначально никому не нужны. "Мани для нафик" они – по объективному показателю, а не субъективному мнению "палачей-цензоров-душителей свободы", местечковая версия МТВ для слабослышащих.

Может, конечно, кому и взбредёт в голову рассказ про то, что у Сокурова объектив – загажен мухами так же, как у Балабанова в "Груз-двести", или сподобится кто-нибудь, откусивший свой кусок ельцинского пирога от приватизации, – выплюнуть денежек на "Самый Лучший Фильм – два", но для большинства зрителей объект цитирования или пародирования – будет бесполезным.

Выстраивание объективных критериев в кино – может косвенным образом повлиять и на более взвешенный подход к литературе.

В настоящее время – множество книг создаётся по "перестроечному" образцу, без всякой надежды на успех у читателей, но с "тайным знанием" о коммерческом успехе экранизации в телесериалах (результат исключительно административно-коммерческих сделок).

Но все понимают, что экранизации сегодняшнего дня – не смогут микроскопически приблизиться по коэффициенту цитируемости с эпопеей про "Штирлица" не только на уровне экранных изображений, но и в полуфольклоре.

Применение доступного коэффициента – позволит в дальнейшем избежать "поездок в булочную на такси" и переориентировать интересы критики – в сторону собственно творчества, оставив статистическую функцию – в качестве теста на профессиональную пригодность.

И, исходя из такого малозаметного на сегодня индикатора, – можно с достаточной определённостью утверждать, что лица, отменяющие экзамены по литературе – заимствуют свои пожелания и устремления не из русской культуры, а из иностранных комиксов.

4-ая полоса
КРИТИКА:

Александр Токарев В ЗАЩИТУ ШАРИКОВА

Юрий Павлов ХРИСТОВ ВОИН

Александр Токарев
В ЗАЩИТУ ШАРИКОВА

Пожалуй, нет в русской литературе столь многострадального персонажа как Шариков. Талантливая, без сомнения, книга Булгакова, давно уже стала объектом всевозможных манипуляций общественным сознанием. Фильм Владимира Бортко, прогремевший в конце 80-х на советском телеэкране, сыграл не менее, а может, и более деструктивную роль. За всё это время, пожалуй, только ленивый не пнул в живот несчастного человека-пса. И почти никто не выступил в защиту этого трагического образа. За редким исключением, быть может. Ну, Виктор Анпилов, затюканный со всех сторон сравнениями с булгакосвким героем, осмелился открыто заявить о своей симпатии к Полиграфу Полиграфовичу. Ну, Эдуард Лимонов, назвал «Собачье сердце» гнусной антипролетарской пародией. Вот и всё. Критикующая публика, надо сказать, весьма разношерстная: от либералов до суперпатриотов, от интелигенствующих витий до подсобных рабочих. Всем им почему то захотелось противопоставить себя этому герою. И если либеральную интеллигенцию понять можно (как была, так и осталась страшно далека от народа, как была, так и осталась «жидким г…ом»), то представители, скажем так, простого народа, явно не осознают сути проблемы. Я полагаю, что образ Шарикова позволяет любому ничтожеству и любой посредственности возвыситься в собственных глазах. Но это всего лишь иллюзия, притом, иллюзия весьма вредная.

Глашатаи перестройки из кожи вон лезли, когда пытались шельмовать русский народ и русскую историю. А тут и повод подходящий нашёлся. И стали мы с вами с их лёгкой руки нацией шариковых. Двадцать с лишним лет уже прошло, многое было переосмыслено, многое отвергнуто, но продолжаются иронические замечания, а то и презрительные выпады против замученного изуверами литературного персонажа. Любимым приёмом всех и всяческих манипуляторов стало противопоставление Шарикова его создателю – профессору Преображенскому. Набило оскомину упоминаемое к месту и не к месту крылатое выражение: "Взять всё и поделить". В 2003 году партия Союз правых сил вышла на выборы с лозунгом: "Мы хотим не взять и поделить, а работать и зарабатывать". И с треском провалилась. В разорённой, нищей, раздираемой социальными противоречиями стране, пожалуй, только невменяемый политик мог взять на вооружение подобное идеологическое убожество. Во время предвыборных дебатов политический фантом Жириновский бросал в лицо Зюганову: "Вы из партии шариковых, вы хотите взять всё и поделить. А мы вот из партии профессоров Преображенских". Хотя в ЛДПР профессором является, пожалуй, только сам вождь, остальные – просто бычары.

Хватит издеваться и ёрничать! Думаю, что пришло время выступить в защиту Шарикова. Прежде всего, следует сказать о том, что само противопоставление профессора Преображенского и Шарикова, по меньшей мере, некорректно. Куда более уместно было бы сравнивать Преображенского со Швондером. Но этого, почему-то не происходит. И неясно, по какой причине. Может, национальность последнего смущает? Хотя мне кажется, что причина в другом. Неприязнь к Шарикову со стороны интеллигенции – это показатель непонимания и презрения по отношению к собственному народу. И здесь есть о чём задуматься.

Строго говоря, Шариков не является личностью. Шариков – это жертва бесчеловечного биологического эксперимента, проведённого изувером-профессором, не сумевшим предвидеть последствий своего опасного опыта. И вся ответственность за поступки и высказывания появившегося на свет существа ложится на плечи его создателя. Преображенский и есть красный Франкенштейн, под водочку с селёдочкой критикующий советскую власть…

Мировосприятие Шарикова – по-детски наивное. У него не сформированы чёткие представления о добре и зле, о допустимом и запретном, о нравственном и безнравственном. Отсюда все его глупости и гнусности, совершаемые Полиграфом Полиграфовичем. Шариков видит мир таким, какой он есть: где-то прекрасным, где-то безобразным. Его понимание справедливости и выражено формулой: "Взять всё и поделить!" Это понимание, конечно, утопическое, но честное. Шариков действительно не может понять, почему в обстановке разрухи и нищеты, когда народ терпит тяготы и лишения, один человек живёт в семи комнатах! И наплевать ему, Шарикову, что человек этот – профессор. Пусть даже Господь Бог, в которого он не верит. Несправедливость налицо, и он не может с ней смириться. Конечно, Шариков собирается жить, прежде всего, для себя, любимого, а не для народа. Но опять таки, по причине биологической и социальной незрелости. Шариков – амбициозен. Он желает иметь имя, отчество и фамилию, хочет занять серьёзную должность, иметь социальный вес, так сказать. Он любит выпить и вкусно поесть, его тянет к женщинам. А почему бы и нет? Сделали против воли человеком – так дайте всё, что человеку положено!

В фильме Бортко есть потрясающая сцена, на мой взгляд, лучшая в картине. Среди ночи Шариков со свечой в руке подходит к зеркалу и начинает всматриваться. В СЕБЯ. Глаза Шарикова, устремлённые в зеркальное отражение, выражают ту муку, которую испытывает главный герой. Он ищет ответы на те самые вопросы, которые задавал себе несчастный монстр Франкенштейна: кто я, зачем я, откуда я? Нашёл ли он ответы? Не знаю. Как не знаю, хотел ли передать этот внутренний конфликт режиссёр фильма. Может быть, произведение киноискусства, по мере своего возникновения и развития, зажило своей жизнью?

Рафинированные интеллигенты Преображенский и Борменталь не смогли совершить чудо. Не сумели из человека-собаки сформировать полноценную личность. Прекрасно осведомлённые в области химии, биологии и медицины, они оказались никудышными психологами и педагогами. Из обуреваемого пороками существа не смогли сделать полноценного человека, созидателя. Не оттого ли, что сами противопоставили себя новому, рождаемому в муках, обществу. При соответствующем воспитании из Шарикова мог бы выйти образцовый советский гражданин, строитель Новой Реальности, которая была не за горами. Не вышло. Горе-экспериментаторы оказались не на высоте поставленных самой историей задач.

Русская интеллигенция на протяжении десятилетий выла о любви к собственному народу, совершенно не понимая его. Готова была фрондировать и вольнодумствовать, когда ей самой ничего не угрожало. Разглагольствовала о революции, представляя её в образе доброй феи, исполняющей заветные желания. И ужаснулась, когда революция вдруг грянула, обнажив свой чудовищный оскал. И попряталась по углам, и завыла от отчаяния. Но ведь по-другому и быть не могло.

Революция – это вовсе не ослепительная молния, как её представлял писатель-интеллигент Аверченко и ему подобные, вонзавшие в спину революции свои отточенные ножи. Революция – это беспощадный акт насилия! Но вместе с тем – это и рождение нового мира, Новой Реальности. И Реальность эту должны будут строить как раз те самые шариковы, которых интеллигенция презирала и презирает до сих пор. Именно они пахали, сеяли и собирали хлеб для страны. Именно они строили Магнитку и Днепрогэс, создавая индустриальную мощь будущей сверхдержавы. А те, кто, так или иначе, противопоставили себя общему делу, были вычеркнуты из действительности в конце 30-х. И мне кажется, что Полиграф Полиграфович Шариков не вошёл бы в их число. Уж больно любил он жизнь во всех её проявлениях.

Не будем унижать свой народ, называя его быдлом и нацией шариковых. Либеральные умники, побрызгав в своё время ядовитой слюной, оказались, в конечном счете, у разбитого корыта, отвергнутые собственным народом, не желающим терпеть издевательства на свой счёт.

Нынешняя российская власть это прекрасно поняла. Пора понять и всем нам.

Юрий Павлов
ХРИСТОВ ВОИН

За последние полгода вышли три книги Владимира Бондаренко «Трудно быть русским» (М.: Метагалактика, 2007), «Трубадуры имперской России» (М.: Яуза, Эксмо, 2007), «Поколение одиночек» (М.: ИТРК, 2008). Этой «тройней» Бондаренко в очередной раз подтвердил, что он остаётся, процитирую самого себя, «ударником критического труда» («День литературы», 2006, № 2). Скажу кратко о первой книге.

Название не комментирую и потому, что любое название всегда в большей или меньшей степени условно, и потому, что сложившаяся традиция меня не устраивает. То есть довольно часто разговор о предыдущих книгах Бондаренко ограничивался спорами и рассуждениями об их названии: «Дети 1937 года», «Последние поэты империи»… Так, Владимир Винников в статье «Тайная Россия Владимира Бондаренко» («Завтра», 2005, № 40) собственно содержания книги «Последние поэты империи» практически не заметил. Его рецензия свелась к демонстрации собственных знаний и понимания проблемы, а также к «вышиванию на краях» книги критика.

Но куда более непрофессионально и абсолютно безнравственно ведут себя те авторы, которые несколькими сверхнесправедливыми оценками пытаются "размазать" Бондаренко. Вот одно из двух предложений, составляющих аннотацию Анны Кузнецовой на книгу "Трудно быть русским": "Владимир Бондаренко продолжает свой трудный путь в окружении верных соратников с незапятнанной кровью – узок круг этих революционеров, весь он очерчен в открывающей юбилейную (к 60-летию) книгу переписке с Александром Прохановым на неисчерпаемую тему мессианства" ("Знамя, 2008, № 1).

Трудно сказать, все ли обозреваемые источники так "внимательно" читает А.Кузнецова, ясно другое: её характеристики не имеют никакого отношения к Владимиру Бондаренко. С каких это пор интервью, впервые опубликованное в "Завтра" (2006, № 7), стали называть перепиской? Это не просто помутнение зрения, это затмение ума…

Конечно, ни в "Трудно быть русским", ни в других книгах речи о чистоте крови не идёт и идти не может. Для Кузнецовой и её вечнолгущих подобным образом либеральных собратьев приведу большую цитату из статьи Бондаренко "Трудно быть русским", давшей название книге и являющейся одной из ключевых в "Трубадурах имперской России": "Я никогда не увлекался этнорасизмом и не собираюсь подсчитывать процент русской крови ни у Пушкина, ни у Лермонтова, ни у Фета, ни у Левитана. В конце концов я и сам с фамилией своей рискую не попасть в этнически чистые русские, так же как мои друзья и единомышленники: Игорь Шафаревич, Станислав Куняев, Александр Проханов, Анатолий Салуцкий, Леонид Бородин и так далее. Вообще, среди видных деятелей в русском патриотическом движении, в русской национальной культуре я не назову ни одного, увлечённого этническим национализмом. Как ни парадоксально, но подсчитывать процент нашей крови больше любят наши яростные оппоненты…"

Ирония же Кузнецовой в отношении трудного пути Бондаренко и его единомышленников неуместна. Куда более достоин иронии Сергей Чупринин, в журнале которого Анна Кузнецова "наблюдает" (её рубрика называется "Наблюдатель") за литературными новинками. Взять хотя бы "трудное" прошлое Чупринина – в "застойные" годы "литератора" в "Литературной газете".

Сей сюжет с Чуприниным неоднократно возникает в публикациях Владимира Бондаренко. Вот как это происходит в статье "Тяжесть свободы или сытость подневолья" (1993): "Ну как, скажем, требовать чувства свободы от Сергея Чупринина, который одной рукой писал изысканные тексты об изящной словесности, а другой в то же самое время строчил литературные доносы под псевдонимом "литератор" на партийной полосе "Литературки". За свои "литературные" заслуги Сергей Чупринин, единственный из нашей когорты молодых критиков 80-х годов, был награждён партийным орденом. Где хранишь сейчас орден, Сережа?"

С уверенностью можно сказать: один урок из "трудного" прошлого С.Чупринина А.Кузнецова усвоила хорошо. Она, например, в своей аннотации на книги Юрия Петухова ("Знамя", 2007, № 2) сигнализирует властям о "неблагонадежном" авторе… И судя по заведённому на писателя делу по 282-ой – "русской" – статье, "стук" кузнецовых достиг цели. А это ещё одно подтверждение правоты Владимира Бондаренко: в России трудно быть русским.

Данная мысль, лейтмотивом проходящая через многие статьи критика, иллюстрируется примерами разного уровня. Приведу некоторые из них.

В статье "Взгляд из другого тысячелетия" (2007) В. Бондаренко справедливо говорит о той государственной политике в области культуры и литературы, которая проводится уже в XXI веке. На государственном телевидении востребованы сериалы, снятые по протухшим "хитам" времен перестройки: "Детям Арбата" А.Рыбакова и "Московской саге" В.Аксёнова. Мне казалось, что многочисленные публикации (начиная со статей Вадима Кожинова "Правда и истина" и Анатолия Ланщикова "Мы все глядим в Наполеоны…") и время всё давно расставили по своим местам, справедливо оценив историческую и художественную несостоятельность этих и им подобных "шедевров". Однако сегодня очевидно, такая "правда" о времени и человеке оказалась востребована теми, кто заказывает "музыку" в культуре, кто формирует сознание, мировоззрение, нравственность современного россиянина.

Владимир Бондаренко справедливо утверждает, что не отстают от вышеупомянутых подделок-поделок сериалы "Штрафбат" по сценарию Э.Володарского и "Диверсант" по сценарию А.Азольского… Характеризуя общую, тотальную тенденцию в кино и литературе, критик приходит к выводу, что на смену социалистическому реализму пришёл литературный социально-тенденциозный реализм, пришла либерально-номенклатурная литература, которую он именует "линолитом". А все остальные, политически или национально не вписывающиеся в данную "парадигму", остались на обочине… Все, уточняю, русские писатели, деятели культуры. В этой и других статьях В.Бондаренко их называет: В.Распутин, В.Белов, В.Личутин, Л.Бородин, Ю.Кузнецов, Ст. Куняев и многие другие авторы.

В статье "Опираясь на империю" (2007) из книги "Трубадуры имперской России" критик задаётся закономерными вопросами: какое государство собирается строить нынешняя власть, на каком национальном фундаменте новая Россия будет возводиться. Суждения Владимира Бондаренко в этой связи, думаю, стопроцентно точны, выражают мысли и надежды многих русских. Приведу большую цитату из статьи как пример того голоса, который до сих пор не услышан президентом и (добавлю от себя), "Единой Россией", "Справедливой Россией", КПРФ и другими государственно-политическими силами страны: "Меня, к примеру, поразила фраза президента из послания: "Забота о русском языке и рост влияния российской культуры – это важнейший социальный и политический вопрос". И снова в окончании речи о гражданах России, и ни слова о русском народе. Это что – чекистская скрытность? Или небрежение интересами того народа, который и способен осуществить имперские преобразования? <…> Но, может быть, не надо ждать… народного взрыва русского национализма, всенародной Кондопоги, а самому президенту России, руководствуясь державным чувством, не стесняясь (как это делают во всех странах, от Китая до Франции), опираться… на такой системообразующий фактор, как русский народ? Не безликие "граждане России", не нелепые "россияне", а создавший эту империю и составляющий подавляющее большинство в стране (свыше 80 %) русский народ. Всё-таки нашему президенту пора бы перестать бояться слова "русский"".

Автор книги "Трудно быть русским" настойчиво проводит следующую мысль – писатель, критик с любыми взглядами должен иметь возможность высказаться, инакомыслие не должно преследоваться законом по надуманным обвинениям по статьям 74-ой (как это было в начале 90-х годов) или 282-ой (как это происходит в наши дни). В статье "Камерная музыка" (1991) В.Бондаренко вспоминает о "золотом веке" начала перестройки, когда на страницах "Литературки" дискутировали критики разных направлений. Они, не поступаясь принципами, уважали оппонентов, признавая их право на иную точку зрения. На рубеже 80-90-х годов эта ситуация изменилась принципиально: с подачи "левых" (Н.Ивановой, С.Чупринина, Б.Окуджавы, Ю.Нагибина, называемых в статье Бондаренко) началась "охота на ведьм"… Многие русские писатели (В.Распутин, В.Белов, Ст. Куняев, В.Личутин, А.Проханов и т. д.), критики (В.Кожинов, М.Лобанов, В.Бондаренко и другие) попали в разряд "фашистов", "красно-коричневых"…

Прогноз Бондаренко, высказанный в этой связи, прогноз, неоднократно повторяемый и в других его публикациях, думаю, не сбудется. Приведу его современный вариант из второго постскриптума 2007 года к статье "Камерная музыка": "Запрещаются книги Юрия Петухова, под закон об экстремизме попадают любые русские движения, само слово русский становится почти запретным. Но колесо вертится, и если сегодня мы не отстоим книги Юрия Петухова, то завтра запретят и книги Натальи Ивановой".

Думаю, книги ивановых, быковых, ерофеевых и других рубиных не запретят никогда. Они обречены быть лауреатами разных премий – от Государственной до "Большой книги". Почему обречены – ясно и без объяснений… К тому же часть ответа на данный вопрос содержится в статье В.Бондаренко "Любимое чтение Путина" (2006). В ней критик кратко характеризует тех русскоязычных писателей, которые за государственный счет представляли русскую литературу на книжной выставке в Париже, встречались с президентом России и Франции. В.Бондаренко обращает внимание на то, что из этих сорока писателей тридцать шесть – евреи. Факт показательный и не случайный. Хотя суть, конечно, в ином: книги Т.Толстой, Л.Рубинштейна, Д.Пригова, В.Ерофеева и других участников салона – это "в основном запредельно русофобская, издевательская по отношению к России, матерная или непонятно-экспериментальная литература".

Не знаю почему Александр Самоваров в рецензии на книгу В.Бондаренко, ведя речь о данной статье, подобные ударные характеристики критика не замечает и переводит разговор в иную плоскость: "Я знаю, что не Путин отбирал этих литераторов, а пиарщики. А те отобрали тех, кого более или менее знают на Западе как "современных русских писателей"". И нужно учитывать, что господин Путин – очень ироничный человек" ("Завтра", 2007, № 46). Здесь всё звучит неубедительно: и пиарщики, и Запад, и ироничный человек. Глава государства обязан знать русскую литературу, отличать Ю.Кузнецова от Д.Пригова, В.Личутина от В.Ерофеева, В.Белова от Т.Толстой. Тогда и пиарщиков, и советников, и Швыдкого, и руководителей телевидения можно будет поставить на место. Ну а пока – уже двадцать лет – в государственном фаворе одни русскоязычные, и как следствие этого – катастрофическая духовно-нравственная деградация, дебилизация, денационализация миллионов россиян.

Итак, что бы ни говорил А.Самоваров, по книжному салону во Франции, как по лакмусовой бумаге, В.Бондаренко точно определяет некоторые черты Путина. Во-первых, эстетический уровень президента – уровень "литературной помойки". Во-вторых, восхищение Путина передачами Радзинского – это саморазоблачение президента, смысл которого он "даже не понимает". То есть, события, подобные салону в Париже, свидетельствуют о степени "русскости" В.Путина, и поэтому надежды многих русских патриотов на "обрусение" президента оказались напрасными.

Как человек политически чуткий В.Бондаренко в статье "Русский мир" (2006) фиксирует новые нотки, зазвучавшие на уровне государственно-личностной риторики. Наряду с прежней политикой игнорирования или запрещения, преследования "русского" и русских, "наконец, в конце 2006 года из уст президента России мы услышали о "русском мире". О том, что он – типичный русский человек". Однако, добавлю от себя, в государственной идеологии за последние два года так ничего и не изменилось. Русская составляющая её, о необходимости которой справедливо пишет Бондаренко в статьях "Культура как окончание" (2004), "Русский мир" (2006), всё же не появилась. Эпизодические, формальные "экивоки" в сторону русских писателей – поздравительные телеграммы в связи с юбилеями В.Белова, Ст. Куняева, А.Проханова, Л.Бородина – тонут в очередных списках "левых" награждённых, в прежней культурной политике, направленной на расчеловечивание, оскотинивание человека, в убийстве литературы как предмета в школе, в речи при открытии памятника Б.Ельцину и многом другом. Тем же, кто составляет тексты поздравительных телеграмм, которые подписывает президент России, следует знать творчество лучших современных русских писателей и не допускать фактические ошибки: Ст. Куняев – автор только одной книги в серии "ЖЗЛ"…

Завершая сюжет о власти, замечу: статья В.Бондаренко "По медвежьей тропе" ("День литературы", 2007, № 5), не вошедшая ни в одну из трех книг, принципиально отличается от аналогичных публикаций критика тем, что в ней впервые даются высокие оценки одному из представителей верховной власти – Дмитрию Медведеву. Отношение Бондаренко к "тихому русскому в Кремле" очень напоминает первоначальную реакцию некоторых русских патриотов на явление Путина. Думаю, критика ожидают разочарования, если президент Медведев не поймёт очевидного: необходимости появления русской, имперской государственной идеологии. Об этом так много и часто говорит Владимир Бондаренко в своих статьях. На уровне культуры это выглядит так: "Народ, не имеющий своей народной культуры, или уже мёртвый народ, или обречён на вымирание или мутацию в недалёком будущем"; "Национальный мелос должен господствовать на радио и телевидении <…>. Книжные издательства должны быть строго ориентированы на национальную классику <…>. В государственных советах по культуре не должны господствовать лишь космополиты и либералы" ("Культура как ополчение", 2004).

Немалое место в книге Бондаренко занимает полемика со "своими", с теми, кого традиционно относят к "правым", "патриотам"… В статьях "Импотенция непротивления" (1995), "Христианские постмодернисты" (2002), "Тщета гуманитарных амбиций" (2006) оппонентами критика являются П.Палиевский, В.Крупин, К.Кокшенёва, В.Хатюшин, Н.Дорошенко, А.Сегень, А.Шорохов. Споры ведутся по самым разным вопросам – от восприятия творчества Ю.Кузнецова, И.Бродского, А.Проханова, Т.Глушковой и других современных писателей до человеческого и творческого поведения.