Текст книги "Чапаев-Чапаев"
Автор книги: Виктор Тихомиров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
64
В конце дороги ведущей мимо дома Раисы к лагерю, показался огромный клуб пыли. В центре этого клуба находился движущийся и грохочущий легкий танк. А внутри танка расселись по местам три танкиста в грязных комбинезонах и тряпочных промасленных шлемах. Танкисты хором распевали песню, соответственно, про танкистов.
– А хорошо мы отстрелялись нынче?! – прокричал водитель, не прерывая пения, – а, товарищ командир?!
– Да не то слово! – отозвался командир, не меняя мелодии и с энтузиазмом в голосе, – Отстрелялись – дай Бог каждому!
– И все бы такие стрельбы, что ни одной промашки! – заливисто поддержал песенный разговор стрелок-радист.
– Ну так ить… – кивнул командир, продолжая песню.
Поговорив таким образом, они продолжили распевать просто, обыкновенным образом. На словах: «…По танку вдарила болванка-а-а…» экипаж заметил на пути следования двоих бегущих навстречу мелких девчонок. Девчонки стремительно приближались и, кажется, готовы были броситься прямо под гусеницы. Мало того, одна из них запустила по танку какой-то корягой, чтобы привлечь внимание и чуть не повредила оптический прицел. При этом девчонки пронзительно кричали, так что и броня не могла заслонить ушей от этого крика:
– Дяденьки танкисты! Дяденьки танкисты! Родненькие! Спасите помогите!!!
– Шо, шо случимши?! – забеспокоился командир, велел заглушить мотор и вылез из люка, обнаруживая закопченное лицо с яркими белками глаз, и такие же белые зубы из под щетинистых, блестящих от машинного масла усов. Следом высунулась голова стрелка-радиста без усов, но с грязно-рыжим чубом. Оба на секунду были приняты за негров. В смотровой щели сверкал зеленым глазом водитель.
– Там бандиты и разбойники убивают Пал Палыча! – закричали девочки с новой силой и нетерпеливо захлопали ладонями по крепкой стали.
– Это якого же Пал Палычу? – пытливо переспросил командир, вылезая уже по пояс, – не комполка ли?! А ну прыг-скок на броню и по коням! – скомандовал он командирским голосом, и пионерки тотчас исполнили, что велено.
Танк взревев, резко сорвался с места вместе со всей компанией, и ствол его пушки, руководимый указаньями девочек, сразу развернулся в сторону дачи Шторм.
– Ай да молодцы мы! – весело размышлял командир, – счас ребяткам поможем, кого-то там, может самого комполка, глядишь, выручим, и хорошо нам будет. Похвалят нас все. Возможное дело, что и перед строем объявят и поблагодарят, – расправил он еще больше грудь. – Всегда надо так поступать, тогда будет всем хорошо, и даже из грехов, может быть, кое-что спишется.
…
Тем временем освобожденная девушка Соня тоже вбежала в помещение с черного хода и оказалась в одной из комнат, откуда только что откатилось сражение вместе с действующими лицами, и Пашей Перцем в том числе, оставив на полу оглушенных и битую посуду.
– Семен Семенович! Семен Семенович! – жалобно причитала она, мечась меж обломками мебели и натыкаясь на разбросанные предметы обихода. Кусок картины с нимфою без одной груди и без головы поразил ее на мгновение красочностью колорита.
Переступая через поверженных, она с надеждой заглядывала в некоторые лица.
Тут жалобно скрипнула дверца шкафа, а может и человеческий голос раздался. Обернувшись на звук, Соня увидала, как медленно сам собой отворился шкаф, обнаружив внутри замершего в нелепой, полусогнутой позе Семена Семеновича Ворона, собственной персоной и в надвинутой глубоко на уши милицейской фуражке.
– Семен Семенович, вы живы!? – бросилась на шею к артисту девушка, – Слава тебе, Господи! – принялась она покрывать его поцелуями.
– Далеко не уверен, Соня, – скорбно произнес Ворон, оседая в шкафу, – откуда вы здесь?
Фуражка с его головы упала и долго катилась через всю комнату, подскакивая на козырьке, пока не скрылась за горизонтом.
Рухнула еще одна полка, и на обоих посыпались стопки накрахмаленного белья.
…
Верно говорят, что брачные союзы складываются на небесах. Чем уж насолил высшим силам Перец непонятно, но они явно не хотели способствовать его сближению с Соней. Даже очевидное самопожертвование и совершаемый в одном шаге от возлюбленной, и прямо в честь нее, героический подвиг, остались совершенно не замечены, будто глаза ей отвел кто-то. Уж не Матрена ли Спиридонова нечаянно как-нибудь или по ошибке? Не чудом ли, именно в тот самый миг, когда Соня входила в комнату, чтобы найти Ворона, Паша, в процессе боевых действий, отступал в следующую и наоборот.
В то же самое время мелкое, ничтожное письмецо звезде экрана, не только не потерялось на почте и не сгорело в огне камина, но и возымело свое судьбоносное действие на весь ход событий.
Не исключено, что такие загадки или «зигзаги удачи» нарочно подсовывает провидение людям и сочинителям, чтоб они дополнительно напрягали свои рассудительные способности, не закисали бы на обыденном, а беспрестанно искали вокруг себя что-либо наиболее заковыристое.
Нельзя исключить и вероятности того, что в другой какой-нибудь жизни или ином измерении Павел прожил бесконечно длинную и гармоничную жизнь со своей возлюбленной Соней, совершенно не зная горя, а эпизод с Вороном был всего лишь минутным и, быстро забытым ею, заблуждением. Ворон же вечно оставался без ума от ученой Раисы или народной артистки Незвановой.
Но такая вероятность другого измерения не может служить утешением пострадавшему от любви. Ему подавай назад возлюбленную! И непременно, чтоб в прежнем виде, сколько бы лет ни прошло. Потому что, если к нему вдруг вернется постаревшая и как бы побитая градом раскаявшаяся любовь, так он ее может и не захотеть узнать, как в случае с Наиной из «Руслана и Людмилы».
…
Там где проходил бой, перевес складывался явно не в пользу сержанта. Его окружили и пытались набросить сверху откуда-то взявшуюся сеть от футбольных ворот. Паша дважды увернулся, и ему даже удалось выскочить из дома на воздух. Но и преследователи не отставали.
В третий раз взлетела было сеть над его фигурой, но тут со страшным ревом в облаке пыли и копоти влетел во двор хоть и легкий, но все равно жутковатый танк, подцепивший сеть своим грозным стволом, направленным прямо на действующих лиц. Танк, снеся часть забора, повредил и калитку. Все против воли подняли руки к небу.
– Вот вкапались, армия! – в ужасе прошептал один из преследователей в галифе, уронив изо рта бесполезно дымящуюся папиросу.
Возникла немая сцена, которая оживилась выбежавшими из-за угла вставшими в недоумении пацанами, с носилками полными денег в руках.
Монеты мерно соскальзывали с края носилок по одной в траву совершенно беззвучно. Навстречу им тянулась струйка табачного дыма от оброненной бандитской папиросы.
Первыми опомнились девочки и, соскочив с брони, побежали к вожатому, чтобы прильнуть к нему и надежно заслонить собой от любых предстоящих опасностей. Заодно они принялись обматывать ему рану оторванными от подолов полосами. Подолы их сразу заметно укоротились, сделавшись модными, как в иностранном журнале.
Однако, замешательство преступников длилось недолго. Командир танка скрылся в люке, чтобы отдать распоряжения, но один из разбойников тотчас набросил на смотровую щель какую-то рогожу.
Когда танк двинулся с места, то взял неверное направление и сразу же заехал в глубокую канаву, шедшую вдоль забора, после чего, побыв немного в неустойчивом равновесии, перевернулся вверх гусеницами.
Не видя других армейских подразделений, бандиты для острастки пальнули по броне из пистолетов и вновь обернулись к сержанту. Танкисты же остались сидеть внутри в неудобных позах, поскольку совсем не имели запасных боеприпасов из-за момента мирного времени. Рация у них тоже не хотела работать, может повредилась, а, может, не рассчитана была на работу вверх ногами.
Угроза в очередной раз нависла над пионерами и вожатым.
– Быстро все за угол! – скомандовал Паша прильнувшим к нему детям и, едва ли не пинками, отпихнул не желавших покидать его защитников прочь от себя. Пионеры нехотя отступили пока за угол.
Преступники поспешно навели на сержанта свое оружие, прицеливаясь произвести залп. Павел решил, что погибать нужно красиво, особенно на глазах младших товарищей. Он расправил плечи, и с криком: «Врешь, не возьмешь!» грудью пошел на врагов.
Но произошло удивительное событие. Неожиданно все преступники, как по команде, повернули головы несколько вбок. Туда же направились и стволы их оружия.
Залп прозвучал, но пули ударили гораздо правей в голую стену. Изумленному взору вожатого предстал невесть откуда взявшийся полу-грузовик, на кабину которого водрузился вдруг настоящий, известный по революционным фильмам пулемет «максим», который, поведя для верности рыльцем, дал длинную очередь над самыми бандитскими головами, так что у некоторых снесло будто ветром головные уборы. Затем из-за щитка выглянуло торжествующее лицо старухи Спиридоновой Матрены со сверкающими глазами.
– Держись, Паша, я здесь! Что, не нравится?! – обратилась она к его преследователям, – А ну ложись, бандитские морды! – прокричала вдова хоть и надтреснутым, но все же громовым голосом.
Некоторые из преступников захотели стрельнуть по грузовику, но прицелы их и сами бандитские глаза были отведены вбок фантастическим вдовьим взором, так что залп опять прогремел мимо, по невинным кустам бузины и частично по беспомощно задранным гусеницам танка. Танкистам внутри ничего не оставалось, как только втянуть головы в плечи и обменяться вопросительными взглядами. Надежность брони, впрочем, не вызывала сомнений.
Бандитам казалось, что они смотрят и стреляют по грузовику, но сторонний наблюдатель сказал бы с уверенностью, что они смотрят и целятся куда-то вбок.
– Ложись, паразиты, кому сказано! – вновь прикрикнула женщина, и очередь прошила стену дома так низко, что если б названные паразитами не присели и не повалились на землю, то были бы скошены как трава. Теперь они залегли, прижавшись к земле, собираясь с новыми силами и соображая, что делать дальше. Никто из них на прозвище не обиделся, поскольку действительно осознавал себя паразитом или негодяем, так что давно уже не испытывал симпатии к порядочным людям, а только злобу.
Но не прошло и минуты, как послышалось фырканье мотора, и к дому подлетел милицейский автобус, из которого, как горох просыпались милиционеры в фиолетовой форме и черных начищенных сапогах. Милиционеры оцепили участок, а командир их, майор, закричал, вертя головой в пристегнутой ремнем фуражке, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Кто стрелял тут?! У кого оружие!?
Тут же к нему подбежал пригнувшись и с поднятыми руками один из гостей, тот что в галифе и, не опуская рук, принялся шептать что-то на ухо. Но и Павел Перец, передумавший героически погибать, тоже бросился к этому командиру с криком из последних сил:
– Я, сержант милиции Перец! Жулики они все, товарищ майор! Дети их на чистую воду вывели!
Выкрикнув это, он упал обессиленный потерей крови.
Тут и дети выбежали из-за угла, грохнули оземь носилками, рассыпав монеты.
– Еще какие жулики! Окружайте их скорее, не то мы их сами арестуем, чтоб вам стыдно было! – заорали они, заряжая рогатки и луки, одновременно беря врагов в кольцо собственными силами, пока до милицейских доходил смысл происходящего.
– Я, между прочим, внештатный корреспондент «Пионерской правды», «Ленинских искр» и «Костра», – строго пропищала девочка в очках и выхватила из-за спины блокнот.
Лицо майора еще посерьезнело против прежнего.
Подбежали на подмогу и все остальные пионеры. Двое из них бросились к носилкам, ссыпали остатки денег в траву и принялись устраивать на свободное место вожатого.
– Они Соню в повале заперли, Пал Палыча нашего кровь пролили! Наверняка среди них и шпионы есть! – звенели наперебой детские голоса.
– Повторяю вопрос! – нервно прокричал майор, опасливо озираясь по сторонам и отдельно на корреспондентку «Костра». – Кто стрелял? У кого оружие тут?!
– Эй ты, милицейский! Иди сюда! – прокричала ему старушка с грузовика несколько ироническим тоном, – я тебя вооружу, не то они одолеют тебя! У них оружия полные карманы! Мне на этих гадов патронов не жалко! Но если вы одной компании, то мне и на вас хватит! – шевельнула она зловеще пулеметным стволом. – Это из-за них я не увидала пока светлого будущего!
Майор пошел было на голос, но почти сразу стал заворачивать вбок, и вскоре его понесло совсем в сторону, поперек чужих огородов и тропинок. Это Матрена отвела ему глаза и направила, что называется, «куда подальше».
Тем временем подкатил еще один автобус, из которого появились несколько человек в строгих костюмчиках и быстренько принялись всех кого надо арестовывать, вежливо одевая всем наручники. Наблюдавшую это вдову с грузовиком они обошли, будто не заметив. Арестованные, в виду оцепления из милиционеров с автоматами, присмирели и понуро полезли во второй автобус.
Милицейский майор, помыкавшись где-то по чужим огородам и задворкам, вернулся наконец и кричал теперь в микрофон походной рации:
– Да я сам не пойму никак, чего происходит, товарищ генерал! Разберуся и сразу доложу, как положено. Прием, прием, прием!..
Раненого капсюлем капитана Корытина тоже подняли и заключили в оковы.
– Пацан ты еще – вот что, погоди, сам увидишь, чья опять возьмет! – огорченно пробурчал он Перцу, когда проходил тяжелой походкой, с руками за спиной мимо носилок.
– В коммунизм таких не возьмут, капитан, и не надейтесь, – прошептал сержант слабым голосом, – достроим как-нибудь без вас!
– Да я-то, как раз, не так уж и плох, получше некоторых! – попытался возразить Корытин, но твердая рука решительно втащила его в автобус, и дверь за ним, лязгнув, захлопнулась как-то окончательно.
Героическая вдова удовлетворенно и весело наблюдала за всем этим из грузовика, шевеля иногда стволом пулемета. Дети не без торжественности понесли Пал Палыча к полу-грузовичку. Матренин сосед молча помог им погрузить носилки в кузов.
– Откуда у вас пулемет? – спросил сержант слабым, но строгим голосом.
– Я сдам тебе «Максимку» завтра, не тужи. Ты прежде ранением займись, – посулила Матрена, не отпуская руки от оружия.
Еще трое товарищей в штатском, упругой походкой проникли в дом и нашли там почти сразу хозяйку Раису Шторм без чувств. Ее пришлось извлечь из судорожных объятий кудрявого молодого человека, пребывавшего тоже без сознания или в обмороке. Рядом валялся кружевной веер.
Хозяйка, понюхав нашатыря, пришла в себя и без возражений позволила себя арестовать.
Макаревич, продолжавший лежать, закатив глаза, с именем Раисы Поликарповны на устах, интереса у уполномоченных не вызвал.
Штатские товарищи поискали некоторое время еще кого-то, может субъекта в малиновом жилете, но конечно же не нашли.
Тогда они сняли свои пиджаки, закатали рукава сорочек и, найдя в сарае совковую лопату, аккуратно перегрузили все до одной блестящие монеты в специальные холщовые мешки с металлическими застежками, затем подошли к опрокинутому танку, и один из них постучал задумчиво ногтем по броне. Настороженной тишиной отозвалась внутренность стального коня. Товарищ удовлетворенно кивнул головой и присоединился к остальным своим.
– Как думаешь, лейтенант, – шепотом спросил командира стрелок-радист, поглядывая с надеждой на окружавшую их толстую броню, – смысл жизни в чем?
– И ты туда же! – огрызнулся командир тихо, – когда я слышу этот вопрос, рука моя тянется к пистолету. Но, ладно уже спрошу тебя встречно, за ради любопытства, сам-то ты, шо разумеешь?
– Я думал много и читал одного китайского писателя, имени не выговорю, и вот, когда стригся на бивуаке, то решил, – произнес радист каким-то не своим голосом, пытаясь одновременно принять более вертикальное положение, – что смысл жизни может на поверку оказаться, к примеру, в рассеянии ветром остриженных локонов… Или ногтей, – добавил он.
– С этим не поспорю, – вдумчиво обронил старший по званию, – но полагаю так, шо смысел тот же, шо и смысел армейской службы: коли хорошо стараешься служить, як положено и по совести, то на пенсию выйдешь генералом и заживешь, как в раю. А коли будешь вести себя, як свинья, то разжалуют тебя и уволят на старости лет в сторожа и жилплощадь отымут. И настигнет тебя где-либо под забором ад кромешный. Стараться надобно – вот тебе и смысл.
Третий член экипажа опасливо молчал, тем более он был рядовым, и голова его в этот момент находилась гораздо ниже сапог.
…
Погрузив все и всех в автобус, который окон не имел, но имел углубления в форме окон, по которым, в случае чего, можно было бы вырезать и натуральные окна, штатские лица дали милицейскому майору краткие разъяснения, со стороны похожие больше на наставления, и, скрывшись там же, отбыли в одним им известном направлении, оставив после себя долго не оседавшую в вечернем воздухе длинную змею пыли, толщиной с дом.
Когда след их простыл, обнаружились на всех дверях сургучные печати, повисшие поверх шпагата и бумажных этикеток.
Милиционеры потоптались еще и тоже отбыли, стараясь сохранять друг перед другом важный вид.
Некоторое время спустя, подъехали на место событий двое смышленого вида мужиков в малахаях и армяках на телеге, запряженной толстой лошадью в пятнах. Они выгрузили из телеги два различной конструкции домкрата, поддомкратили опрокинутую бронемашину, подсунули под нее два бревна, отчего танк сперва встал, как положено, затем сразу ожив, отплюнулся струей синего дыма, истерически взвизгнул и выполз на дорогу, чтобы тут же попылить прочь.
Танкисты внутри не озаботились поблагодарить спасителей, а сразу принялись за обсуждение вопроса, как оправдаться перед начальством за свое опоздание с учений.
…
Еще когда гремели выстрелы и звенела разбитая посуда под копытцами поросят, Ворон и Соня выбрались из-под стопок белья и окном проникли на задний двор. Тут на глаза им попался валявшийся на земле Пашин велосипед.
Артист, по привычке считая, что весь мир принадлежит ему, немедленно его поднял. Соня же велосипеда своего вздыхателя не признала. Мало ли в стране велосипедов, да и делались они все на одно лицо. Семен моментально оседлал машину, поскольку в отличие от верховой езды, велосипедом владел неплохо.
– Соня, по-моему нам лучше уехать. Хотя бы на этом транспорте. Садитесь на раму, – скомандовал он твердо, поскольку рядом с натурами беззащитными приобретал все же несколько черты мужественности.
Надо заметить, что в те, не особо отдаленные времена велосипеды были необычайно крепки, хоть и плохо собраны. После покупки каждый велосипед следовало полностью разобрать, смазать маслом составные части и вновь аккуратно собрать, заменив некоторые нестандартные гайки и бракованные подшипники. После этого велосипед делался надежной, прочной машиной. Прочность ее была так велика, что можно было сажать двоих разом и гонять на полной скорости. Если второй седок был мужчиной, то садился на багажник, если это была особа женского пола, то она присаживалась боком на раму, ощущая всю поездку дыхание водителя на затылке и находясь почти в его объятьях.
Все это таило в себе пропасть мелких наслаждений и неизъяснимого очарования, так что пассажирка, если ехала с нравящимся мужчиной, совершенно не замечала неудовольствия от врезавшейся в нее рамы. Стоило потерпеть, в видах укрепления и развития взаимоотношений.
Соня без лишних слов изящным образом впорхнула на раму, и, оказавшись в артистических объятьях, привычно в них замерла. Она чувствовала щетину его подбородка и какой-то волнующий легкий запах. Все невзгоды остались, кажется, навсегда позади.
Тут времени следовало бы остановить ход своего течения, замереть, ведь именно этот миг был по-настоящему счастливым. Такие моменты вспоминаются лишь задним числом, гораздо позже, когда и чувства ослабевают и отношения разлаживаются, воспоминания же, наоборот, делаются ярче.
Но не может остановить своего бега время, как не может быть и полностью взаимной любви. Может быть даже, что если явится на свет такая любовь, то и время замрет или, наоборот, устремит свой бег вспять, как во сне, затем лишь, чтобы когда-нибудь столкнуться в своем попятном течении с настоящей обоюдной любовью и тогда уже замереть, вместе со всей жизнью во вселенной, обратясь в какой-нибудь совершенный кристалл.
Ворон в этот момент с тревогой думал, что, пожалуй, слишком много испытаний и впечатлений обрушилось на него, и как бы это не отразилось отрицательным образом на его психическом здоровье и качестве исполнения предстоящих ему во множестве ролей. И еще он не переставал удивляться на себя, в том смысле, что столь ничтожное, хоть и очаровательное существо такое на него производит сильное впечатление. Вот ведь он даже совершает решительные поступки и командует. Даже запах, исходивший от Сони, артисту хотелось подвергнуть отдельному анализу. На дорогие духи у нее точно не могло быть средств, и вид ее был помят и растрепан, пахло же между тем восхитительно. От этого запаха хотелось совершать какие-нибудь бодрые или отчаянные действия. Ученым парфюмерам наверняка стоило обратить свое внимание на эту девичью особенность. Может быть, при случае, и Раисино внимание не мешает направить в это русло, раз она химик.
– Посоветую, когда все рассосется, и пусть она себе прославится в своем кругу. Может удастся и французских специалистов в области парфюмерии за пояс заткнуть, – рассеянно мечтал артист, вдыхая девичий запах.
Семен решительно нажал на педали, и машина покатила по лесной тропинке в сгущавшихся сумерках, перекатываясь через корни деревьев и огибая рытвины, в совершенно неизвестном направлении…
Сторонний наблюдатель без труда отметил бы сходство этой картины с картиной Васнецова «Иван Царевич на сером волке». Волк ведь отдаленно смахивал на советский велосипед.
